Темный ученик - Янтарь и железо

Кендеры никогда не плачут, ощущая раскаяние, подумал Рис. Кендеры не созданы для слез.
Он тяжело опустился на бочонок, закрыл лицо руками и прижал ладони к глазам, стараясь утешиться, мысленно увидеть зеленые пастбища, белых овец, черно-белую собаку, бегущую по холму. Но ничего этого не было. Рис не видел ничего, кроме дороги, холодного ветра, опустошения, деградации, смерти и отчаяния.
Его охватили стыд и отвращение к самому себе.
 
      — Я был таким самонадеянным, таким напыщенным, — произнес монах, и горькие слезы опалили ему веки. — Мне казалось, я могу просто флиртовать со злом, идя при этом своим путем. Могу делать вид, будто служу Зебоим, и она никогда не предъявит на меня права. Могу идти по дороге тьмы, не теряя из виду солнце. Но вот солнечный свет померк, и я заблудился. У меня нет ни фонаря, ни компаса, чтобы отыскать дорогу. Я спотыкаюсь на тропе, заросшей сорными травами, я не вижу, куда поставить ногу. И этому пути нет конца.
 
Посох Маджере, который он считал благословением, теперь показался ему живым укором.
«Подумай о том, чем ты мог бы стать, — словно говорил ему Маджере. — Подумай о том, что ты отринул. Всегда держи перед собой эммиду, пусть она напоминает тебе об этом, пусть станет для тебя источником вечной муки».
Рис услышал невнятный мотив, его напевал голос, который он узнал. Он устало поднял голову и увидел Ллеу, промелькнувшего у выхода из переулка, где уже было темно — близился вечер.
«Ллеу… он идет на встречу с какой-нибудь несчастной молодой женщиной».
У Риса не было выбора. Он протянул руку и потряс Паслена. Атта, встревоженная, вскочила и, уловив запах Ллеу, зарычала.
 
      — Нам пора идти, — сказал Рис.
 
Паслен кивнул, протирая глаза, распухшие от слез. Монах помог кендеру встать.
 
      — Паслен, — произнес он с раскаянием, — прости меня. Я не хотел кричать на тебя. И, видят Боги, я никоим образом не хотел тебя обидеть.
      — Все в порядке, — заверил Паслен, слабо улыбаясь. — Наверное, ты просто голоден. Вот, держи. — Он покопался в кармане, достал многострадальное мясо, сдул с него разный налипший в кармане мусор и убрал согнутый гвоздь.— Я поделюсь с тобой.
 
Рис не был голоден, но взял кусочек мяса. Он попробовал есть, но желудок сжался от одного запаха, и монах скормил свою долю Атте, пока Паслен не видел.
Все трое отправились в путь, следуя в ночь за Возлюбленным.
 

Глава 3

 
 
Они отправились вслед за Ллеу на верфи, где у него было назначено свидание с молодой женщиной. Однако та не пришла, и, прождав больше часа, Ллеу, проклиная ее на все лады, зашел в ближайшую таверну, которая попалась ему на пути. Рис по опыту знал, что брат останется здесь на всю ночь, и завтра он обнаружит его в таверне или рядом с ней. Они, с зевающим Пасленом и печальной Аттой, нашли укромный дверной проем и, прижавшись друг к другу, чтобы было теплее, собрались поспать, сколько получится.
Паслен уже негромко похрапывал, Рис сам начал дремать, когда услышал рычание Атты. Над ними возвышался человек в белых одеждах, переливающихся в свете его фонаря. Человек внимательно разглядывал их. У него было участливое и улыбчивое лицо, и Рис успокоил Атту.
 
      — Все хорошо, девочка, — сказал он. — Это же жрец Мишакаль.
      — А? — Паслен, вздрогнув, очнулся, моргая от света.
      — Прошу прощения, что потревожил вас, друзья,— произнес человек в белом,— но в этом месте опасно оставаться на ночь. Я могу предложить вам крышу над головой, теплую постель и горячий завтрак утром.
 
Подойдя ближе, он поднял свой фонарь.
 
      — Надо же! Монах! Брат, прошу принять мое предложение. Я Праведный Сын Патрик.
      — Горячий завтрак…— повторил Паслен и с надеждой взглянул на Риса.
      — Мы принимаем твое предложение, Праведный Сын, — благодарно произнес Рис. — Я Рис Каменотес. Это Паслен, а это Атта.
 
Жрец учтиво поклонился всем по очереди, даже Атте, и, хотя он с любопытством поглядывал на сине-зеленую рясу монаха, от вопросов вежливо удержался. Патрик повел их через город, освещая дорогу фонарем.
 
      — Боюсь, идти далеко,— сказал жрец извиняющимся тоном. — Но в конце пути вас ждет отдохновение и покой. Как и в конце жизни, — добавил он, улыбаясь Рису.
 
Пока они шли, он рассказал, что эта часть Нового Порта называется Старым Портом, поскольку является старейшей частью молодого города. Нового Порта еще не было, когда Катаклизм сотряс весь Ансалонский континент, поднимая одни участки земли и затопляя другие, разделяя одни части материка и сталкивая лоб в лоб другие. В результате одного из подобных сотрясений возникло большое затопленное водой пространство, названное Новым морем.
Первыми поселенцами, прибывшими в это место, были беженцы с раздираемого беспорядками севера, которые тут же поняли, насколько это удачное место для строительства. Сам ландшафт образовывал естественную гавань. Корабли, которые в скором времени начнут бороздить воды Нового моря, смогут приставать здесь, сгружать товары, производить ремонт — все, что нужно.
Сначала город представлял собой небольшой форт, выходящий на гавань, но вскоре быстро растущий Новый Порт выплеснулся за его границы, растянулся вдоль берега и начал строиться вглубь континента.
 
      — Как неблагодарное дитя, добившееся богатства и признания, не желает больше знать своих скромных родителей, которые привели его в этот мир, так богатые районы города сейчас расположены далеко от доков, благодаря которым стало возможно их появление, — пояснил Патрик, печально качая головой. — Процветающие торговцы, владеющие кораблями и верфями, живут подальше от рыбной вони. Бордели, игорные притоны и таверны вроде «Бригантины» вытеснили более приличные заведения с побережья. Жилье рядом с доками дешево, потому что никто не захочет жить здесь по доброй воле.
 
Они проходили ряд за рядом жалкие лачуги из досок, принесенных с заброшенных верфей, шли по убогим улицам, вымощенным грязью. Мимо них проходили пьяные моряки и неряшливого вида женщины. Хотя было уже далеко за полночь, к ним подбегали дети, выпрашивающие мелочь, малыши рылись в кучах отбросов, выискивая еду. Каждый раз, когда они проходили мимо таких детей, Патрик останавливался и говорил с ними, прежде чем отправиться дальше.
 
      — Мы с женой основали здесь, в доках, школу,— пояснил он.— Учим таких детей читать и писать, а домой они уходят, нормально поев хотя бы один раз в день. Надеюсь, мы сумеем помочь некоторым из них обрести для себя лучшую жизнь за пределами этого кошмарного места.
      — Да благословят Боги и дар, и дающего,— негромко произнес Рис.
      — Мы стараемся как можем, брат, — отозвался Патрик с улыбкой и вздохом. — Делаем что можем. Вот мы и пришли. Входите. Да, Атта, и ты тоже входи.
 
Храм Мишакаль вовсе не был грандиозной постройкой, напротив, очень скромной и явно недавно отремонтированной, потому что в помещении сильно пахло побелкой. Единственное, что выдавало в этом доме Храм, был священный символ Мишакаль, недавно изображенный на одной из стен.
Рис уже хотел войти, когда вдруг заметил в свете фонаря что-то такое, отчего резко затормозил, и Паслен врезался в него.
На одной стене маленького храма были написаны большими красными буквами слова: «Опасайся Возлюбленных Чемоша!»
Под этой строкой шел абзац текста с описанием Возлюбленных, призывом обращать внимание на отметину от поцелуя Мины и ни в коем случае ни при каких обстоятельствах не приносить клятву верности Богу Смерти.
 
      — А, — произнес Патрик, хмуро глядя на Риса,— вижу, вы что-то знаете о Возлюбленных Чемоша?
      — К сожалению, да, — ответил монах.
      — Вы полагаете, что подобное предупреждение поможет остановить Возлюбленных? — поинтересовался у жреца Паслен.
      — Нет, на самом деле не поможет, — печально ответил Патрик. — Очень немногие здесь умеют читать, хотя мы говорим с каждым, кто приходит в Храм, просим людей соблюдать осторожность.
      — И как они реагируют? — спросил Рис.
      — Как вы, наверное, и сами догадываетесь. Некоторые начинают подозревать всех и каждого в желании их убить. Некоторые считают все это заговором, попыткой заставить людей ходить в церковь. — Патрик криво улыбнулся и пожал плечами. — Большинство же просто смеется над этим. Но мы можем поговорить подробнее утром. А пока что я покажу вам ваши постели.
 
Он провел их дальше, в комнату, где стояли ряды раскладных походных кроватей, дал им одеяла и пожелал спокойной ночи.
 
      — И пусть благословенная Мишакаль оберегает вас всю ночь, друзья мои, — сказал Праведный Сын, уходя.
 
Рис лег на кровать, и, должно быть, Мишакаль в самом деле нежно коснулась его, потому что первый раз за много мучительных ночей ему не снился его несчастный брат.
Рису вообще ничего не снилось.
 
 
Рис проснулся с первым светом и обнаружил, что счастливый Паслен уплетает из миски размоченный в молоке хлеб в обществе приятного вида женщины, которая представилась Праведной Сестрой Галеной. Она пригласила Риса сесть и тоже заморить червячка. Он с радостью принял ее предложение, обнаружив, что необычайно проголодался.
 
      — Но только если вы позволите мне как-нибудь отработать угощение,— прибавил он с улыбкой.
      — В этом нет необходимости, брат, — сказала Галена. — Но я знаю, что для тебя «нет» не ответ, поэтому с благодарностью принимаю твое предложение. Мишакаль знает, что нам будет кстати любая помощь.
      — Теперь нам с кендером необходимо оправиться по кое-каким делам, — сказал Рис, когда мыл посуду после еды, — но после полудня мы вернемся.
      — А я не могу остаться, Рис? — с живостью поинтересовался Паслен. — Ведь на самом деле тебе не нужна моя помощь, а Праведная Сестра обещала научить меня белить стены!
 
Рис с сомнением взглянул на Галену. Она широко улыбнулась:
 
      — Конечно же, он может остаться.
      — Отлично, — сказал монах и, отведя Паслена в сторонку, объяснил ему: — Я отправляюсь на поиски Ллеу. Встретимся здесь. Не говори, что ты лично знаешь одного из Возлюбленных, — добавил он, понижая голос. — И не упоминай о Зебоим, о Мине, о том, что ты умеешь говорить с покойниками, и о том, что ты ночной бродяга…
      — Ничего ни о чем не говорить, — подытожил Паслен с мудрым видом.
      — Именно, — подтвердил Рис. Он знал, что в его совете нет пользы, но чувствовал себя обязанным дать его. — И держи руки при себе. Мне пора. Атта, стереги!
 
Он указал на кендера. Паслен уже принялся помогать Галене красить, и, разумеется, первые слова, вырвавшиеся из его рта, были:
 
      — Кстати, Праведная Сестра, нет ли в вашей семье кого-нибудь недавно усопшего? Если есть, то я мог бы…
 
Рис улыбнулся, покачал головой и отправился на поиски Ллеу.
Он обнаружил брата прогуливающимся в доках в обществе молодой женщины с ребенком на руках и маленьким мальчиком лет четырех, семенящим рядом с ней и цепляющимся за длинную юбку матери. Ллеу был само очарование. Молодая женщина глядела на него с обожанием, ловя каждое его слово.
Она была хорошенькая, хотя и слишком исхудавшая, и лицо ее, даже сейчас, в состоянии покоя, казалось изможденным. Улыбка была какая-то вымученная, а смех — натянутый, слишком громкий. У нее был такой вид, будто бы она твердо решила полюбить Ллеу и еще более твердо — заставить его полюбить себя.
 
      — Ты не пришла вчера, как мы уговорились, — произнес Ллеу.
      — Прости, — ответила женщина, заволновавшись. — Ты ведь не сердишься на меня? Просто та старая карга, которая обещала посидеть с детьми, не явилась.
 
Ллеу пожал плечами:
 
      — Я не сержусь. Я всегда могу найти какую-нибудь приятную компанию…
 
Женщина заволновалась ещё больше:
 
      — У меня есть мысль. Сегодня вечером ты сам приходи ко мне, когда я уложу детей спать.
      — Отлично, — сказал Ллеу. — Где ты живешь?
 
Она рассказала ему, как найти ее дом. Он поцеловал ее в щеку, погладил маленького мальчика по голове, пощекотал младенца под подбородком.
У Риса сжалось горло, когда он увидел, как Возлюбленный ласкает детей, он изо всех сил старался не проронить ни слова. Наконец Ллеу ушел, отправившись, без сомнения, в очередной бар. Рис последовал за молодой женщиной. Она зашла в одну из лачуг рядом с доками. Монах немного подождал, обдумывая, как лучше поступить, затем принял решение. Перейдя улицу, он постучал в дверь.
Дверь приоткрылась. Женщина выглянула на улицу.
Кажется, она была ошеломлена, увидев монаха, и открыла дверь немного шире.
 
      — О, брат. Чем я могу тебе помочь?
      — Меня зовут Рис Каменотес. Я хотел бы поговорить с тобой о Ллеу. Можно мне войти? — спросил Рис.
 
Молодая женщина холодно посмотрела на него:
 
      — Нет, нельзя. Что касается Ллеу, я знаю, что делаю. Мне не нужны твои проповеди, нечего рассказывать мне о моих грехах, ступай своей дорогой, брат, а я пойду своей.
 
Она начала закрывать дверь, но Рис успел сунуть посох в быстро уменьшающуюся щель.
 
      — То, что я должен сказать, очень важно, госпожа. Твоя жизнь в опасности.
 
Рис видел у нее за спиной младенца, лежащего на одеяле, наброшенном поверх соломенной подстилки в углу комнатки. Позади нее стоял мальчик и смотрел на монаха круглыми глазами. Женщина, проследив его взгляд, широко распахнула дверь.
 
      — Моя жизнь! — Она горько рассмеялась.— Вот моя жизнь! Грязь и убожество. Суди сам, брат. Я молодая вдова с двумя маленькими детьми, оставшаяся без средств к существованию. Я не могу пойти работать, потому что боюсь оставлять детей одних, поэтому беру на дом шитье. Денег едва хватает, чтобы платить за эту кошмарную лачугу.
      — Как тебя зовут, госпожа? — мягко спросил Рис.
      — Камилла, — мрачно ответила она.
      — Ты думаешь, Ллеу тебе поможет, Камилла?
      — Мне нужен муж, — сказала женщина твердо. — Моим детям требуется отец.
      — А что с твоими родителями? — продолжал выяснять Рис.
 
Камилла покачала головой:
 
      — Я одна на всем свете, брат, но осталось уже недолго. Ллеу обещал жениться на мне. Я сделаю все, чтобы удержать его. Что же касается опасности… — Она усмехнулась. — Может быть, он слишком много пьет, но в остальном совершенно безобиден.
 
Младенец у нее за спиной захныкал.
 
      — Мне нужно успокоить ребенка… — Камилла снова попыталась закрыть дверь.
      — Ллеу вовсе не безобиден, — с жаром произнес Рис. — Ты слышала о Чемоше, Боге Смерти?
      — Я ничего не знаю о Богах, брат, мне на них наплевать! Так ты уйдешь сам или мне позвать городскую стражу?
      — Ллеу не женится на тебе, Камилла. Он оплатил место на корабле, идущем в Устричный. Он покидает Новый Порт завтра.
 
Женщина пристально посмотрела на него. Ее лицо побледнело, губы задрожали.
 
      — Я тебе не верю. Он обещал! Уходи! Просто уходи!
 
Младенец уже надрывался вовсю. Мальчик как мог пытался его успокоить, но тот не желал успокаиваться.
 
      — Подумай о том, что я тебе сказал, госпожа Камилла, — умолял Рис. — Вы не одиноки. Недалеко отсюда находится Храм Мишакаль. Вы недавно проходили мимо него. Обратись к жрецам Целительницы. Они помогут тебе и твоим детям.
 
Но Камилла оттолкнула его и ударила ногой по посоху.
 
      — У Ллеу на груди знак, — продолжал Рис. — Отметина, похожая на выжженный отпечаток женских губ. Он попытается заставить тебя отдать душу Чемошу. Не делай этого, госпожа! Иначе ты будешь потеряна навеки! Загляни ему в глаза! — продолжал молить он.— Загляни в глаза!
 
Дверь с грохотом закрылась. Рис стоял посреди улицы, прислушиваясь к крикам младенца и женскому голосу, успокаивающему его. Он гадал, что теперь делать. Если эта женщина станет жертвой Ллеу, она бросит детей и отправится на поиски Повелителя Смерти.
Потом монах вспомнил предупреждение, написанное на стене храма, и ему стало легче. Он не один сражается с Возлюбленными. Уже не один. Он может попросить о помощи.
 
 
Рис вернулся к служителям Мишакаль в их скромный Храм. Паслен со счастливым видом белил стены, Атта лежала под столом, вгрызаясь в кость. Она завиляла хвостом, завидев Риса, но не решилась надолго оставить угощение, чтобы подойти к нему.
 
      — Смотри, Рис, я работаю! — гордо сообщил кендер, взмахнув кистью и окатив себя и пол вокруг брызгами побелки. — Я уже отработал ужин!
      — Я говорил ему, что мы даем пищу всем нуждающимся просто так, — сказал Патрик. —Но он настоял. Должен заметить, что он очень необычный кендер.
      — Да уж, точно, — согласился Рис. Он помолчал, а затем добавил: — Праведный Сын, я должен переговорить с тобой по очень важному делу.
      — Я так и подумал, — сказал Патрик. — Твой друг рассказал нам множество любопытных историй. Прошу, брат, садись.
 
Галена принесла Рису миску похлебки. Патрик сидел рядом, пока монах насыщался, но не позволил говорить о деле во время еды, пояснив, что это вредно для пищеварения.
Подумав о том, что собирался сообщить, Рис согласился с ним. Вместо этого он попросил Патрика рассказать о себе.
 
      — Мы с женой оба мистики из Цитадели Света. Когда Боги вернулись, главы Цитадели решили, что у всех мистиков должен быть выбор — служить Богам или же оставаться мистиками. Золотая Луна, основательница Цитадели, делала и то и другое, и все считали, что именно этого она хотела бы и от нас. Мы с женой помолились, прося наставить на истинный путь, и каждому из нас явилась во сне Белая Госпожа, она попросила нас следовать за ней, так мы и поступили.
 
Родом мы оба из Нового Порта. Мы знали, как живет город, и решили вернуться, чтобы помогать, чем сможем. Начали со школы для детей и с госпиталя. Скромное начало, но лучше, чем ничего. Храмов других Богов в городе нет, за исключением Зебоим, разумеется, — добавил Патрик, вздыхая и искоса поглядывая на Риса.
Тот ничего не сказал, занятый похлебкой.
 
      — Люди построили Храм Зебоим последним перед исчезновением Богов, и это был первый Храм, куда они потянулись после их возвращения. На самом деле некоторые и не прекращали туда ходить. Они продолжали нести подарки, год за годом. «Никогда не знаешь, чего ждать от Морской Ведьмы, — говорили они. — Может, она затеяла какую-нибудь игру. Нельзя пренебрегать подобной вероятностью».
 
Рис посмотрел на Паслена, радостно разбрызгивающего побелку, большая часть которой, тем не менее, все-таки попадала на стену, затем опустил руку и потрепал по голове Атту.
 
      — Прости, что задаю этот вопрос, брат, — сказал Патрик спустя миг,— ты явно монах, но только я не пойму, к какому ордену ты принадлежишь…
      — Я был монахом Маджере, — ответил Рис, — но отрекся от него. Очень вкусно, — сказал он Галене, когда она подошла, чтобы забрать миску. — Спасибо.
 
Патрик, кажется, хотел сказать что-то еще, но потом передумал. Галена отнесла посуду на кухню, потом вернулась и села рядом с мужем.
 
      — О чем же ты хотел поговорить с нами, брат? — спросил Патрик.
      — О Возлюбленных,— ответил Рис.
 
Лицо жреца потемнело.
 
      — Паслен рассказал, что ты преследуешь одного из них, что он здесь, в нашем городе. Это очень скверная новость, брат.
      — Будет еще хуже. Возлюбленный познакомился с молодой женщиной. Я опасаюсь за нее. Я пытался ее предупредить, но это вдова с двумя детьми, она в отчаянном положении. Ей кажется, он хочет жениться на ней, поэтому она отказалась слушать меня. Этой ночью он придет к ней. Мы должны его остановить.
      — Судя по тому, что нам сообщили из Цитадели, остановить его будет не так просто, — произнесла взволнованная Галена.
      — Но все равно надо что-то делать, — сказал Патрик. — У тебя есть какие-нибудь мысли по этому поводу, брат?
      — Мы можем попытаться опередить его. Запереть его в тюремную камеру. Он, вне всякого сомнения, сбежит из тюрьмы, — признал Рис. — Замки и железные засовы не смогут его удержать, но женщина с детьми хотя бы будет спасена. Вы могли бы взять их под свою опеку, не давать ей встречаться с ним, пока он не покинет город.
      — А когда он уедет?
      — Ллеу оплатил место на корабле, уходящем из Нового Порта. Он собирается уехать завтра.
      — Но тогда он нападет на кого-нибудь еще.— Патрик нахмурился.— Мне не хочется его отпускать.
      — Я постараюсь попасть на этот корабль. Я пойду за ним дальше и буду делать все, что в моих силах, чтобы Ллеу никому не навредил.
      — Но мне это все равно не нравится, — сказал жрец.
 
Галена положила руку ему на плечо:
 
      — Я понимаю, что ты чувствуешь, но подумай о бедной женщине! Мы обязаны спасти ее и детей!
      — Разумеется, — тут же согласился Патрик. — Наша главная забота — спасти ее. А потом мы решим, что делать с этим Возлюбленным. Где он сейчас?
      — Я оставил его в таверне. Он проведет там весь день, выйдет ближе к ночи.
      — А не лучше ли нам схватить его прямо там?
      — Я думал об этом, — признал Рис. — Но эта молодая женщина как раз из тех уязвимых людей, каких ищет Чемош. Мы можем остановить этого Возлюбленного, но что если ее найдет следующий? Ее необходимо заставить увидеть опасность своими глазами.
      — А эти чудовища действительно бродят целыми толпами? — спросила Галена, пораженная.
      — Этого мы не можем знать, — покачал головой Рис. — Но совершенно очевидно, что их число растет с каждым днем.
 
Паслен подошел к ним, оставляя за собой по всему полу дорожку из белых капель.
 
      — Вчера я видел десять, — сообщил он. — И в доках, и в самом городе.
      — Десять! — Галена была в ужасе. — Это просто кошмар!
      — Ллеу договорился прийти этой ночью в дом к женщине. Мы сможем схватить его, когда он появится.
      — А ты уверен, что он из числа Возлюбленных? — спросил Патрик, пристально глядя на Риса. — Прости, что задаю этот вопрос, брат, но мы опасаемся, как бы случайно не пострадал невинный человек.
      — Ллеу… был моим братом, — ответил монах. — Он убил наших родителей и братьев моего Ордена. Он пытался убить и меня.
 
Выражение лица Патрика смягчилось. Он посмотрел на Риса так, словно теперь многое понимал.
 
      — Мне искренне жаль, брат. И где живет эта женщина?
      — Недалеко отсюда. Я не смогу точно описать место. На той улице много домов, и все они совершенно одинаковы. Мне будет проще отвести вас туда. И захватите с собой городских стражников.
      — Мы будем наготове, брат.
      — Я вернусь с наступлением ночи. — Рис подхватил посох и поднялся на ноги. — Спасибо за обед.
      — Тебе не нужно никуда идти, брат. Лучше останься и отдохни. Ты выглядишь совсем измученным.
      — Мне бы очень этого хотелось,— сказал монах совершенно искренне. Покой, царящий в этом месте, был настоящим бальзамом для его израненной души. — Но я должен еще раз встретиться с капитаном корабля, попытаться убедить его взять нас на борт.
      — Он считает, что кендер на судне к несчастью, — бодро сообщил Паслен. — Я сказал ему, что со мной путешествие станет по-настоящему интересным. Я видел, как души нескольких покойных матросов бродят по кораблю, и сказал ему, что они хотят с ним поговорить. Но он почему-то не захотел их выслушать. И ужасно рассердился, когда я упомянул о мятеже и о том, что он приказал всех их вздернуть на рее. Мне кажется, они до сих пор испытывают к нему неприязнь.
 
Рис взглянул на Патрика и кашлянул:
 
      — Наверное, вы не захотите, чтобы кендер и дальше оставался с вами…
      — Напротив. Он очень помог нам сегодня.
      — Он может заодно побелить и пол, — добавила Галена, поглядев на белые следы.
 
Рис посвистел Атте, которая неохотно оставила кость.
 
      — Я сохраню ее для тебя, — пообещала жрица. Она подняла кость и положила на буфет. Собака проводила ее движение внимательным взглядом.
      — Брат, — сказал Патрик, идя с Рисом к двери, — может быть, тебе стоит попросить помощи у жреца Зебоим? Он обладает огромным влиянием среди капитанов. Они послушают его, а он более чем охотно послушает тебя.
      — Отличная мысль, Праведный Сын,— согласился Рис. — Благодарю тебя.
      — Мы будем молиться о тебе, брат, — произнес жрец, когда монах с собакой выходил.
      — Помолитесь об этой молодой женщине,— сказал Рис. — Ей ваши молитвы нужны больше.
 
Патрик стоял в дверном проеме, глядя, как Рис шагает по улице. Посох монаха стучал по булыжникам. Черно-белая собака бежала рядом.
Жрец в задумчивости вернулся в дом.
 
      — Куда ты идешь, дорогой? — спросила Галена.
      — Перемолвиться словечком с Мишакаль,— ответил он.
      — Об этой молодой женщине?
      — О ней мы и сами сможем позаботиться.— Патрик посмотрел в окно и увидел, как Рис с Аттой заворачивают за угол. — А вот другую проблему в силах разрешить только Богиня.
      — О чем ты говоришь? — удивилась его жена.
      — О потерянной душе, — сказал Патрик.
 

Глава 4

 
 
Рис серьезно обдумал совет Патрика навестить жреца Зебоим. Но в итоге решил идти к капитану сам. Ему не хотелось быть обязанным Зебоим еще сильнее, чем он уже был, — во всяком случае, по ее мнению. По правде говоря, он сделал для нее гораздо больше, чем она для него.
Ему пришлось прождать много часов, поскольку капитан судна, готового отправиться в путь, — человек занятой, у него нет времени на разговоры с возможными пассажирами, особенно такими, кто не в состоянии оплатить проезд. Полдень наступил и прошел. Наконец, гораздо ближе к вечеру, капитан сказал Рису, что может уделить ему несколько минут.
В итоге монах убедил капитана взять его с Аттой на борт корабля. Но в отношении Паслена тот был категоричен. Кендер на борту к несчастью. Все это знают.
Рис подозревал, что капитан только что сам выдумал этот предрассудок, но все его возражения пропали впустую. В конце концов, пришлось, хоть и с большой неохотой, согласиться оставить кендера на берегу.
 
      — Мы будем скучать по Паслену, верно, Атта? — сказал Рис собаке, когда они шли обратно к Храму.
 
Атта посмотрела на него теплыми карими глазами, махнула хвостом и придвинулась ближе. Она не понимала его слов, зато прекрасно чувствовала по тону, что хозяину грустно, и делала все, что могла, стараясь его утешить.
Рис действительно будет скучать по Паслену. Он трудно сходился с людьми, находил успокоение в обществе других монахов, но среди них у него не было ни одного настоящего друга. Он не нуждался в друзьях. У него были его собака и его Бог.
Рис потерял Бога, лишился братьев, зато нашел друга в кендере. Оглядываясь назад, на последние мрачные недели, монах вдруг отчетливо понял, что не сумел бы зайти так далеко, если бы не Паслен, чья жизнерадостность и нескончаемый оптимизм поддерживали его на плаву, когда черные воды уже были готовы сомкнуться над головой. Храбрость кендера и, как ни странно это звучит, если речь идет о кендере, его здравый смысл помогли им обоим остаться в живых.
 
      — Жрецы Мишакаль его приютят, — сказал Рис Атте. — Эта Богиня всегда питала слабость к кендерам. — Он глубоко вздохнул и покачал головой. — Тяжело будет убедить его остаться. Нам придется ускользнуть, пока он спит, сбежать раньше, чем он поймет, что происходит. К счастью, корабль уходит с приливом, а значит, рано на заре…
 
Задумавшись о Паслене, Рис не обращал особенного внимания, куда он идет, и вдруг понял, что свернул не в тот переулок. Эта часть города была совершенно ему незнакома. Ошибка обеспокоила его, и беспокойство переросло в настоящее волнение, когда он осознал, что уже довольно поздно, гораздо позже, чем он думал. Небо было залито розовым светом, солнце почти коснулось городских крыш. Люди вокруг спешили по домам к ужину.
Испугавшись, что опоздает на встречу со жрецами и городской стражей, Рис поспешно зашагал обратно тем же путем, которым пришел. Ему несколько раз пришлось спрашивать дорогу и у прохожих, но потом они с Аттой снова оказались на улице, ведущей к Храму.
Монах быстро шагал вперед, Атта трусила следом. Рис почти не смотрел, куда идет. Он понял, что не заметил чего-то, когда Атта попыталась заставить его свернуть с дороги, всем весом, навалившись ему на ногу. Собака часто так делала, потому что монах, погруженный в медитацию, запросто мог наткнуться на дерево или свалиться в ручей, если бы она его не пасла.
Ощутив, как собака прижалась к ноге, Рис поднял голову и взглянул прямо на яркий фонарь. Свет его ослепил, он не сразу рассмотрел, в кого только что едва не врезался, увидел только, что это группа человек из шести.
Он неловко шагнул в сторону, чтобы не столкнуться с возглавлявшим шествие человеком, произнеся сокрушенно:
 
      — Прошу прощения, сударь. Я очень спешу, поэтому не заметил…
 
Его голос затих. Дыхание перехватило. Глаза привыкли к свету, и он совершенно ясно увидел ярко-оранжевые монашеские рясы и розы, символ Маджере.
Идущий первым поднял фонарь так, чтобы свет падал на Риса, который не мог поверить в такое несчастье. Он так старательно избегал встреч с монахами Маджере и вот теперь буквально нарвался на шестерых из них. Хуже того, возглавлявший процессию монах, тот, у которого в руке был фонарь, судя по его рясе, был сам старший настоятель.
Настоятель в изумлении глядел на Риса, он не верил своим глазам: перед ним стоял монах в рясе Маджере, но почему-то сине-зеленого цвета Зебоим. Изумление переросло в неодобрение и, хуже того, в узнавание. Настоятель поднес фонарь к самому лицу Риса, так что ему пришлось заслонить глаза рукой от яркого сияния.