Колодец тьмы

      Не зная, как ответить на услышанные слова, Сильвит вновь поклонился, избавив себя от необходимости что-либо сказать. Помимо Защитника, в кедровой роще находился и господин Мабретон, муж Вэлуры.
      Защитник провел Сильвита в рощу. Господин Мабретон поднялся со стула. Младший Страж поклонился и ему, получив в ответ уважительный поклон Стража. Сильвит никогда прежде не встречал Мабретона. Тот не являлся властителем Сильвита, а происходил из другой части империи. Властителем молодого эльфа, которому он поклялся хранить верность, был господин Данат. Однако Данат пребывал уже в весьма почтенном возрасте: ему было почти двести семьдесят пять лет. Тело этого хрупкого старика высохло и представляло собой кости, обтянутые мягкой, упругой кожей. Почти все время господин Данат проводил в обществе кисти и чернил, слагая длинные стихотворения о славных днях своей молодости.
      Сильвит с любопытством взирал на господина Мабретона. Любопытство это усиливалось недавней встречей с прекрасной женой Стража. У эльфов большинство браков заключалось по расчету и нередко — еще до появления на свет будущих супругов. Во многих случаях у супругов просыпалась любовь друг к другу. Сильвит мгновенно понял, что с четой Мабретонов этого не произошло.
      Господин Мабретон был на целую сотню лет старше своей жены. Скорее всего, брак с нею являлся его вторым, а может, и третьим браком. Мабретон оказался высоким и крепко сложенным. Глаза Стража были холодными и тусклыми. Рот его умел смеяться только над несчастьем других. Про таких эльфов говорили: «Телом дуб, головой — чурбан». Неудивительно, что Мабретон до безумия ревновал свою жену, которую считал чем-то вроде боевого трофея. Сильвит сразу же невзлюбил этого эльфа.
      Защитник пригласил гостей сесть. Мабретона он усадил по правую руку от себя, а Сильвита — по левую, оставив между молодым эльфом и собой пустой стул. Пустой стул был данью уважения отсутствующему здесь господину Данату.
      Слуги подали кувшин белого вина, предварительно охлажденного в ведерке со снегом, принесенным с горной вершины. Вслед за вином появились тарелки с изысканным угощением: фруктами, несколькими сортами хлеба и сахарными вафлями. Все это выглядело весьма аппетитно. Расставив вино и яства на специальном столике, слуги, как того требовали правила, удалились. Сильвит, будучи младшим по возрасту и положению, налил вина Защитнику и Мабретону.
      Говорить о делах во время вкушения вина было не принято. Допускались только определенные темы для разговора. Следовало восхвалять дом и предков хозяина, а также с похвалой отзываться о его семье. Хозяин, в свою очередь, говорил похвальные слова о семьях своих гостей. Все это облачалось в форму повествований. Эльфы страстно любят различные истории, особенно те, что говорят о славе их предков. Эти истории они готовы рассказывать при каждом удобном случае. Каждый эльф стремится совершить в своей жизни какой-нибудь храбрый, доблестный, достойный похвалы поступок, о котором его потомки могли бы рассказывать с гордостью.
      Господин Мабретон начал с хорошо известной истории о мужестве госпожи Амват, проявленном в сражении с убийцами ее мужа. Сильвит заранее тщательно изучил истории, связанные с семьей Защитника, на случай, если ему придется рассказать одну из них. Поначалу он выбрал именно эту историю, но затем передумал. История была очень уж известной, и Сильвит не сомневался, что кто-нибудь из приглашенных обязательно ее вспомнит.
      Сильвит обрадовался тому, что выбрал другую историю, и сейчас мысленно ее повторял. При этом он вполуха слушал господина Мабретона и понимал, какую грубейшую ошибку допускает надменный Страж.
      Думая польстить Защитнику, который в момент нападения находился в материнском чреве, Мабретон намекнул, что это именно он придал своей матери мужества для расправы с убийцами. Слабая женщина, говорил он, сама никогда не отважилась бы на столь храбрый поступок.
      Защитник почтительно выслушал историю и ответил на нее другой, рассказанной в честь господина Мабретона. Один Сильвит слышал сердитое постукивание обутой в сандалию ноги Защитника, которую скрывали полы его одеяния с вышитой нижней кромкой. Защитник очень гордился своей матерью. Сильвиту подумалось, что рассказанная история обернется для Мабретона дурными последствиями.
      Но какими именно? И насколько это окажется благоприятным для него самого?
      Теперь настал черед Сильвита рассказывать. Молодой эльф был усерден в поисках. Он выбрал историю, услышанную им от своего предка-наставника — давным-давно умершего деда. Отличавшийся весьма несносным характером, дед Сильвита не удовлетворялся игрой в маджонг. Он завидовал живущим и постоянно вмешивался в их дела, объявляя им «волю богов» по меньшей мере трижды в день. Было похоже, что Отец и Мать проявляют громадный интерес к повседневным мелочам, поскольку предок-наставник всегда говорил только об этом. Однако покойный дед являлся горячим сторонником Защитника и его Дома и потому согласился найти для Сильвита подходящую историю, предварительно с горечью пожаловавшись, что никто и никогда не прислушивается к его советам.
      История понравилась Защитнику, хотя судить об этом мог только Сильвит. Да, только он, а уж никак не тупой господин Мабретон. Страж не обратил внимание на рассказ Сильвита. Вино привело его в полусонное состояние. Мабретон развалился на стуле, нетерпеливо ожидая окончания церемониальной части встречи и перехода к обсуждению дел. Но нога Защитника ни разу не ударила по полу. Проницательные глаза остановились на Сильвите. За время рассказа Защитник не отводил от него взгляда.
      — Мне не приходилось слышать этой истории, Младший Страж, — признался Защитник, когда Сильвит закончил повествование. — Благодарю тебя за рассказ. Уверен, что ты еще не раз расскажешь ее в моем присутствии.
      Сильвит осознал возможные последствия такого заявления и почувствовал волнение. Это могло означать, что он войдет в личную свиту Стража. Господин Мабретон подавил зевок.
      Время, отведенное для вкушения вина, прошло. Появились слуги, чтобы убрать кувшин, ведерко со снегом и пустые тарелки. Настал час обсуждения дел. Господин Мабретон оживился. Защитник обратился к своему секретарю, пришедшему после окончания церемониальной части. Секретарь вышел вперед и подал Защитнику два свитка. Один из них был перетянут темно-зеленой лентой, другой — лентой более светлого оттенка зеленого. Первый предназначался господину Мабретону, второй — Сильвиту.
      Оба развязали свитки и прочли приказы, вышедшие из-под кисти самого Божественного. Приказы были составлены в изысканной стихотворной форме, а их суть таилась где-то в глубине цветистых фраз. Сильвит постарался прочесть свиток с вежливым вниманием. Настоящие приказы Защитник отдаст им устно.
      Завершив чтение, Сильвит поднял глаза. Защитник смотрел на вершины кедров. Складки на лбу говорили о том, что он сосредоточенно размышляет. Защитнику было сто пятьдесят лет, и по меркам эльфов он находился в расцвете сил. Он отличался мужеством и свирепостью воина, громадным честолюбием, любовью ко власти и решимостью удержать эту власть. Уже около года ходили слухи, что Божественный завидует могуществу Защитника. Поскольку Защитник командовал сильной армией, его власть превосходила власть Божественного. Божественный делал все, что только в его силах, чтобы заключить союз с другими Домами. Возможно, он даже плел нити заговора с целью свергнуть нынешнего Защитника и посадить на это место другого эльфа, в чьей верности он не сомневался бы.
      Защитник перевел задумчивый взгляд на Сильвита. Глаза их встретились. Молодой эльф выдержал этот взгляд. Сейчас был момент, когда требовалось наряду со скромностью показать и свою внутреннюю силу. Похоже, Защитник остался доволен увиденным, ибо он слегка кивнул.
      После этого он обратился к Мабретону.
      — Господин Мабретон, как явствует из приказа Божественного, нашего Верховного Властителя (эти слова он произнес, чуть скривив губы), вам надлежит отправиться в Виннингэль — столицу королевства людей, и занять там должность посла.
      Мабретон выразил радость, благодарность и готовность выполнить приказ. Впрочем, приказ его не удивил, поскольку он с женой и слугами уже направлялся в Виннингэль.
      Защитник повернулся к Сильвиту.
      — Ты, Младший Страж, Сильвит из дома Киннотов, будешь сопровождать господина Мабретона. Тебе крупно повезло, молодой господин. Твое прошение о занятиях в большой библиотеке короля Тамароса удовлетворено.
      Так вот о чем шла речь в витиеватом стихотворении! Сильвит был не в состоянии понять скрытый смысл, в особенности, когда он не подавал подобного прошения. Он выразил искреннюю благодарность Защитнику, а также господину Мабретону за позволение путешествовать вместе со столь высокопоставленным лицом.
      По нахмуренному лицу Мабретона было видно, что он впервые слышит об этом. Итак, ему и его жене предстоит путешествовать вместе с попутчиком, да еще с молодым и не лишенным обаяния. Он не осмелился спорить с Защитником, хотя был слишком высокого мнения о себе, чтобы скрыть недовольство. Вторая ошибка.
      Разговор о делах завершился. Защитник поднялся и жестом позволил гостям удалиться. Мабретон и Сильвит произнесли слова прощания, поблагодарив за выпавшую им честь провести некоторое время в присутствии столь могущественного вельможи. Защитник также сделал прощальные комплименты гостям. Повернувшись к Сильвиту, Защитник едва заметно опустил веки и приподнял одну бровь.
      Сильвит с Мабретоном, пятясь задом, удалились за кольцо кедров, где, продвинувшись подобным образом еще на требуемое число шагов, они, наконец, смогли повернуться спиной, не нанеся оскорбление хозяину.
      — Полагаю, что нам теперь придется задержаться с отъездом. Ведь вам нужно вернуться домой и собраться, — недовольно произнес Мабретон.
      Это были первые слова, вырвавшиеся из уст господина Мабретона, когда они с Сильвитом шли в сопровождении слуг через сады.
      Сильвит рассердился: таким тоном было позволительно говорить с крестьянином, но не с эльфом благородного происхождения. Однако он предпочел не показывать своего гнева. Кто знает: вдруг Мабретон намеренно подбивает его на спор, надеясь уговорить Защитника изменить распоряжение?
      — Я привык путешествовать налегке. Все, что требуется в дорогу, находится при мне. Вам не придется задерживаться из-за меня, ваша милость, — ответил Сильвит.
      Отвечая Мабретону, он наступил на плохо закрепленную в земле каменную плитку, потерял равновесие и упал.
      Ошеломленный, Сильвит поспешил встать. Он попытался сделать вид, что ничего не случилось, и продолжить путь, но не смог. Сильвит повредил лодыжку, и теперь каждый шаг отзывался болью в ноге. Закусив губу, он опустился на каменную скамью.
      — Что там у вас случилось? — спросил остановившийся Мабретон, обжигая молодого эльфа сердитым взглядом.
      — Всего-навсего растянул лодыжку, ваша милость, — объяснил Сильвит. — Прошу вас, не задерживайтесь из-за меня. Я немного посижу здесь, пока утихнет боль.
      — Я видел солдат, которые поднимали меньше шума, когда стрела пробивала им кишки, — криво усмехнулся Мабретон. — А теперь нам придется возиться с калекой. Я покидаю вас, господин. Надеюсь, что больше вы не оступитесь!
      Он резко зашагал прочь, бормоча что-то себе под нос и наступая на цветы.
      Сильвит остался сидеть на скамейке. Проворные и заботливые слуги принесли ему горячей воды с эвкалиптовым маслом и ткань для наложения повязки. Он молча опустил ногу в воду и стал ждать. Так прошел почти целый час, пока не стемнело. В конце концов, он не допустил серьезной оплошности, и вряд ли это будет иметь какие-либо последствия.
      Сильвит едва успел перевязать вывихнутую лодыжку, как перед ним появился Защитник.
      — Я слышал, что ты поскользнулся на незакрепленной плитке, уважаемый гость, — сказал Защитник. — Сожалею, что это окончилось для тебя столь печальным образом. Плитку немедленно укрепят, а смотрителя должным образом накажут.
      — Не следует наказывать смотрителя из-за меня, ваша милость, — скромно возразил Сильвит. — Дело вовсе не в плитке. Я сам виноват. Не смотрел, куда иду.
      Защитник опустился на скамейку рядом с ним. Сильвит был рад темноте, позволявшей ему надлежащим образом скрыть свое ликование.
      — Что ж, это было счастливое происшествие, — произнес Защитник с едва уловимой усмешкой в голосе. — Мне хотелось найти случай побеседовать с тобой наедине. Я решил разузнать о тебе, Младший Страж. Мне рассказали о твоей смышлености.
      Сильвит, не вставая, поклонился.
      — Да я и сам вижу, что ты проницателен, осторожен и сообразителен, — сдержанно добавил Защитник. — Мне также сообщили, что ты неплохо умеешь ладить с людьми.
      Он бросил на Сильвита задумчивый взгляд, предлагая рассказать о себе.
      — Одно из наших семейных владений, ваша милость, находится на границе Тромека и Виннингэля. Неподалеку от нашего жилища есть селение людей. Между эльфами и людьми сложились определенные отношения. Кое-кто из людей работал у нас. Разумеется, они выполняли только внешние работы. Им не позволялось входить внутрь.
      Защитник понимающе кивнул. Подобная грубая, неуправляемая сила нарушила бы тщательно оберегаемое спокойствие жилища эльфов на целый месяц!
      — По правде говоря, ваша милость...
      Сильвит умолк, не решаясь сделать ошеломляющее признание — признание, которое могло либо возвысить его в глазах Защитника, либо полностью уничтожить.
      — Говори откровенно, Младший Страж, — ободрил его Защитник. — Кстати, прости меня, что забыл спросить. Лодыжка по-прежнему болит?
      В голосе Защитника ощущалось лукавство.
      — Уже не слишком, ваша светлость, — ответил Сильвит, не боясь под покровом темноты улыбнуться. — Поскольку вы просите меня говорить откровенно, ваша милость, должен вам сказать, что мне понравилось находиться среди людей. Разумеется, у них много недостатков: они грубы, дурно пахнут, невосприимчивы к языку природы, а также слишком часто и громко смеются. Однако я обнаружил, что их живость меня восхищает. В их присутствии мой разум обостряется; я начинаю думать и творить. Зачастую я ощущаю себя похожим на этот пруд с рыбками, ваша милость. Мысли текут сонно и лениво, обитая где-то на дне и поднимаясь на поверхность лишь во время кормления. А люди подобны яростно несущейся реке, в которую я ныряю и испытываю огромную радость оттого, что поток бросает меня, крутит во все стороны и стремительно увлекает за собой.
      Сильвит замолчал, испугавшись своей откровенности. Он позволил этому ликующему чувству овладеть собой. Вряд ли Защитнику интересно выслушивать потаенные мысли какого-то Младшего Стража. Сильвит опустил голову и сложил на коленях руки, ожидая выговора.
      — Да, — произнес Защитник. — Я был прав. Ты действительно являешься подходящей кандидатурой.
      — О чем вы, ваша милость? — вскинул голову обрадованный и польщенный Сильвит.
      — Насколько тебе известна нынешняя политическая обстановка? — спросил Защитник, бросая на Младшего Стража внимательный, пронизывающий взгляд, видимый даже в темноте. — Известно ли тебе о разногласиях, существующих между Божественным и мною?
      — Я знаю, ваша честь, что вы преданы Божественному и что он доверяет вам как своему Защитнику, — ответил Сильвит.
      — Да ты еще и дипломат, — сдержанно улыбнувшись, произнес Защитник. — Тебе, Младший Страж, достаточно знать следующее. У меня есть веские основания считать, что Божественный стремится увеличить собственное могущество, захватив часть моего. Не довольствуясь изданием указов, разрешением земельных споров и брачными соглашениями, он вопреки традициям хочет вмешаться в сбор податей и, что еще хуже, — в вопросы объявления войны. С этой целью, — продолжил Защитник, кладя руку на предплечье Сильвита, что считалось проявлением большого доверия и заставило молодого эльфа буквально трепетать от оказанной ему чести, — так вот, с этой целью Божественный направил мне приказ. По его мнению, которое он считает взвешенным и продуманным, охрану входа в Портал следует поручить его солдатам. Солдаты нашего Дома, Дома Киннотов, которые с самого момента создания Портала охраняли и охраняют вход, должны уступить им место.
      Сильвит ужаснулся. Ему было трудно поверить, чтобы Божественный действительно мог отважиться на такую дерзость и предъявить Защитнику подобные требования. Это расценивалось как смертельное оскорбление. Сильвит удивился, как Дома еще не начали войну.
      — Вскоре после издания этого приказа Божественный отменил его, — сказал Защитник, отвечая на молчаливый вопрос Сильвита. — Он сообразил, что зашел слишком далеко. Но от своего замысла не отказался. Этот господин Мабретон, которого ты сегодня видел, — один из сподвижников Божественного. Его рука. А ты, — продолжал Защитник, сжимая плечо Сильвита, — будешь моей рукой.
      — Ваша милость, я недостоин такой чести, — ответил Сильвит, как того требовал этикет.
      — Ты ее достоин, Сильвит, — сказал Защитник, назвав Младшего Стража по имени и выказав ему тем самым еще большее расположение. — Я давно слежу за тобой, помня, что ты как раз годишься для подобного дела.
      — Что требуется от меня, ваша честь?
      — Перед господином Мабретоном и другими послами от эльфов стоит задача: убедить короля Тамароса в том, что Божественный имеет все права взять охрану Портала в свои руки. Для человека, король Тамарос мудр. Он не захочет вмешиваться в междоусобные дела эльфов. Божественный рассчитывает, что сумеет убедить короля послать человеческих солдат для охраны нашего входа в Портал.
      — Неужели Божественный обезумел? — забыв всякую осторожность, откровенно и громко спросил Сильвит.
      Поймав в темноте короткий взгляд Защитника, он прикусил язык. Слуг поблизости не было, но почти наверняка в окружении Защитника находились платные доносчики, которые сейчас вполне могли прятаться в тени деревьев и подслушивать. Защитник конечно же попытается разузнать, кто они, станет за ними следить и перехватывать их донесения. Однако осторожность и благоразумие еще никогда не мешали.
      — Нет, на самом деле Божественный весьма умен, — сказал Защитник. — Если Тамарос поверит, что война между эльфами будет угрожать и Виннингэльской империи, и подумает, что, допустим, я имею свои виды на Портал, поскольку намереваюсь переправить по туннелю армию эльфов и начать с ним войну, у человеческого короля не будет иного выбора, как послать своих солдат для охраны входа. Когда тебя, меня и остальных эльфов из Дома Киннотов перестанут пускать в Портал, когда наши купцы не смогут отправиться в Виннингэль для продажи своих товаров, и наша казна опустеет, Божественный сможет, не потеряв лица, заявить нам, что во всем виноваты люди, стремящиеся нас ослабить.
      — Ваша милость, разве Божественный хочет войны с людьми?
      — Да, Младший Страж, он хочет, чтобы Дом Киннотов начал войну против людей. Ослабив наш Дом, он сможет захватить власть, которой мы сейчас обладаем.
      — А что заставляет его думать, будто человеческие армии станут делать различия между двумя нашими Домами?
      — Ты попал в точку, — сказал Защитник. — Люди похожи на блох. Стоит им проникнуть в жилище, как от них бывает трудно избавиться. Божественный этого не понимает. Он вообще не способен видеть дальше своего носа.
      — Какова ваша воля относительно меня? — спросил Сильвит, кровь которого бурлила от волнения.
      — Разумеется, у тебя не будет никакой официальной должности. Ты отправляешься туда как ученый и потому представляешь сам себя. Тамарос — тоже ученый; он приблизит тебя к себе, допустит в свою громадную библиотеку, что находится прямо в королевском замке. Добейся его расположения, Сильвит. Стань для него приятным спутником, заслужи его доверие. Если только у тебя появится возможность войти в число королевских придворных, хватайся за нее обеими руками. Тогда ты сможешь сообщать мне обо всем, что говорят и делают посланники Божественного. Если ты окажешься способным и удачливым, то займешь при дворе такое положение, которое позволит тебе их раздавить.
      — Вы оказываете мне столь высокое доверие, что испытываемую мною радость невозможно передать словами, — сказал Сильвит.
      Он встал и низко поклонился, почти коснувшись лбом коленей.
      — Я смотрю, что радость действует на тебя целительным образом. Она способна даже вылечить растянутую лодыжку.
      Защитник широко улыбнулся. Встав, он протянул Сильвиту руку.
      — Идем, Младший Страж. Думаю, лодыжка все же еще болит. Держись за мою руку. Я отведу тебя в дом. Скорее всего, несколько дней тебе придется похромать.
      — Вы правы, мой господин. Я ощущаю сильную боль. Благодарю вашу милость за помощь.
      Опираясь на руку Защитника, Младший Страж проковылял через сад и вошел в дом, где горничная расстелила ему матрас и приготовила постель.
      Сильвит хромал и на следующий день, когда он вместе с господином Мабретоном и госпожой Вэлурой оказался у входа в Портал, ведущий в город Виннингэль.

Глава 3
Урок чтения

      Жизнь во дворце сильно отличалась от прежней жизни Гарета. В той жизни он целыми днями слонялся по пустым комнатам родительского дома, завистливо глядя из окна на шумные игры и потасовки крестьянских детей, или сидел, держа на руках нянину пряжу, которую она сматывала в большие клубки. Прошло несколько недель, прежде чем Гарет начал делать попытки хоть как-то разобраться в окружающей его новой жизни и приспособиться к ней. Никто не потрудился ему объяснить, что он должен и чего не должен делать, и это лишь усугубляло трудности мальчика. Взрослые думали, будто все это он впитает сам, как растение впитывает солнечный свет.
      Выходило так, что наказания Гарет получал преимущественно по своей вине, а не из-за провинностей принца. В первые дни после появления мальчика во дворце Дагнарус, обычно бурно протестовавший против учебы и зевавший на уроках, вел себя безупречно. Эваристо, долготерпеливый учитель принца, гордился тем, что его замысел наказывать вместо Дагнаруса другого ребенка возымел столь большой успех. Поведение принца исправилось, ибо он не хотел видеть, как наказывают его маленького друга. Таково было восторженное заключение Эваристо, которым он поделился с их величествами. Правда, очень скоро взрослым пришлось расстаться с подобными иллюзиями.
      Первые ночи, оказываясь в своей каморке, расположенной рядом с просторной спальней принца, Гарет, прежде чем уснуть, плакал навзрыд. Его одеревеневшее тело болело от многочисленных ударов, призванных научить мальчика учтивому придворному поведению. Гарет тосковал по дому и няне. Тоска была настолько сильной, что мальчику всерьез думалось: еще немного, и он умрет от этой тоски. Пусть родительский дом был скучным и одиноким, пустым и холодным — зато там все было знакомым, и Гарет знал, чего от него ждут.
      Многого от него не ожидали. Как-никак, он был еще ребенком.
      Попав во дворец, Гарет перестал быть ребенком. Здесь его считали взрослым или почти взрослым. От Гарета ждали, что и вести себя он будет, как взрослый. По правде говоря, камергер и учитель своими наказаниями не собирались замучить его насмерть. Они пытались помочь девятилетнему мальчишке как можно скорее повзрослеть.
      В первый раз Гарета наказали на следующий же день после его появления во дворце.
      В обязанности мальчика для битья входило каждое утро появляться в спальне его высочества и присутствовать при вставании принца с постели. Дома Гарет привык спать сколько хотел; чем дольше он спал, тем меньше хлопот доставлял слугам. Вылезать в ранний час из теплой постели казалось ему верхом жестокости. Но принц Дагнарус не выносил долгого сна. Он поднимался рано, стремясь взять все от наступившего дня, и поздно ложился, не желая упускать того, что можно взять от ночи.
      После напряженного дня и затянувшейся заполночь стрельбы горохом по сложенной из книг крепости, Гарет провалился в сон и проспал до самого колокольчика, созывавшего слуг в спальню его высочества. Какой-то слуга шлепнул Гарета по голому заду и вышиб мальчика из сладких снов. Слуга с такой поспешностью натянул на него одежду, что нижнее белье сбилось под панталонами в комок, а блуза оказалась надетой задом наперед. Гарета передали камергеру, который как следует встряхнул заспанного мальчика для битья и потащил его в спальню королевского отпрыска.
      Стоя рядом со слугами, Гарет наблюдал, как его высочество завтракал в постели. Дагнарус пил горячий шоколад, заедая его теплыми сахарными булочками. От еды исходил божественный аромат, в особенности мучительный для Гарета, если учесть, что во вчерашней суматохе взрослые как-то позабыли его накормить. Его голодный желудок громко заурчал в торжественной тишине спальни, заставив одного из слуг с удивительной поспешностью дать хозяину желудка затрещину.
      Моргая от боли, Гарет попытался чем-нибудь себя отвлечь от дразнящего запаха горячего шоколада. Он стал разглядывать спальню: огромную резную деревянную кровать под тяжелым бархатным балдахином, шкафы и комоды, заполненные одеждой. Мальчик смотрел на выстроившиеся рядами пары остроносых башмаков принца, на шпалеры, заботливо вышитые рукой самой королевы.
      Дагнарус восседал среди груды подушек. На кровати лежало бархатное покрывало, украшенное фамильным гербом с изображением двух грифонов, держащих солнце. Все это было вышито золотыми нитями. Дагнарус с изяществом и аккуратностью доел последнюю булочку и выпил остатки шоколада. Он позволил вымыть себе лицо и руки и расчесать волосы. После этого принц выбрался из постели.
      Вопреки всем стараниям Гарета, ему отчаянно хотелось спать.
      Мальчик зевнул, и не просто зевнул, а зевнул во весь рот, отчего хрустнули челюсти.
      Камергер с холодным и надменным видом обернулся и так сильно ударил Гарета по лицу, что тот упал и покатился прямо в шкаф.
      Принц мельком взглянул на Гарета и отвел глаза. Гарет, держащийся за поцарапанную и саднящую жгучей болью щеку, надеялся, что принц отчитает камергера за подобную жестокость, но напрасно. Дагнарус не сказал ни слова. Он скрылся в отхожем месте, примыкавшем непосредственно к спальне, чтобы исторгнуть из тела накопившиеся за ночь ненужности.
      Поскольку дворец находился у реки, в нем был устроен водопровод. Дворец снабжался водой при помощи хитроумной системы желобов и колес. Вода уносила и все высочайшие нечистоты. Гарет еще никогда не видел ничего подобного. Он привык, что отхожие места находятся вне дома. Так было там, где он жил. Мальчик не мог отделаться от ощущения, что справлять естественные надобности внутри дворца грязно и неприлично. Ему было никак не побороть это чувство, что в первую ночь доставило ему немало страданий. Он мучился до тех пор, пока не обнаружил, что может незаметно сбегать в отхожие места для слуг, располагавшиеся с внешней стены двора.
      Облегчившись, его высочество вернулся в спальню и позволил слугам его одеть. Гарет стоял тихо, словно кролик, заслышавший лай гончих. Он боялся даже дышать, лишь бы не совершить новой провинности.
      После того, как принца одели, Дагнарус отправился пожелать доброго утра своему отцу, королю Тамаросу, который тоже вставал рано. Гарета быстро отвели назад в его каморку, где слуга бросил ему черствый огрызок сахарной булочки и дал чашку снятого молока. После этого мальчика препроводили в комнату для игр, велев дожидаться его высочество.
      Дагнарус не заставил себя ждать.
      — Наконец-то освободился, — объявил он и сразу же подбежал к катапульте. — Ты не представляешь, что это за скука — ежедневно желать отцу доброго утра.
      Гарет пододвинул свой стул поближе к принцу, рассчитывая, что его высочество заметит поцарапанную щеку и выскажет хоть какое-то сожаление. Увы, и здесь мальчика для битья ожидало разочарование. Внимание Дагнаруса целиком было приковано к боевому орудию.
      Слова принца удивили Гарета.
      — Почему вы так сказали? Ваш отец гневается на вас?
      — Ну и болван же ты! — воскликнул Дагнарус, недовольно покосившись на Гарета. — Он и не думает гневаться на меня. Мой отец вообще ни на кого не гневается, даже на тех, кто этого заслуживает. Скучное это дело, вот и все. Каждый день одно и то же. Они с моим братом сидят, обложившись книгами и свитками. Тут же околачиваются их советники. И все обсуждают какое-нибудь очередное соглашение о налогах, когда на свете есть множество куда более интересных дел, которыми они могли бы заняться.
      — Мой отец говорит: Виннингэль — это центр мира, — сказал Гарет, весьма туманно понимавший смысл произнесенных слов. — Мне кажется, что вашему отцу приходится много работать, чтобы управлять миром.
      — Он мог бы поручить это другим, — возразил Дагнарус. — Как-никак, он же король.
      Катапульта наскучила принцу и он оттолкнул ее в сторону. Дагнарус походил из угла в угол, высмеял предложение почитать книгу и, наконец, поволок Гарета в громадную песочницу, занимавшую добрую четверть комнаты. Там принц начал выстраивать своих оловянных солдатиков в шеренгу.
      — Усаживайся, Меченый. Ты будешь генералом вражеской армии.
      — Однажды я видел вашего брата на параде, — сообщил Гарет, послушно занимая место в противоположном конце песочницы.
      Мальчик не имел ни малейшего представления о том, как должен себя вести и что должен делать генерал вражеской армии. Он с некоторым изумлением рассматривал фигурки солдатиков, боясь до них дотронуться. Они казались ему очень хрупкими.
      — Брат намного старше вас, правда?
      — На двенадцать лет, — ответил Дагнарус. — Вообще-то он мне не родной брат, а сводный. Он меня ненавидит, — с оттенком небрежности добавил принц.
      — Неужели? — удивленно поднял голову Гарет
      — Чистая правда. Он меня ревнует.
      — Почему?
      — Потому что я — отцовский любимец.
      Гарет поверил принцу. В те дни, если бы Дагнарус сказал, что замок сейчас поднимется с фундамента и повиснет над водопадами, мальчик для битья поверил бы и этому.
      Камергер широко распахнул дверь.
      — Ваше высочество, ваш учитель Эваристо просит позволения войти.
      Дагнарус скорчил гримасу, закатил глаза и вздохнул.
      — Тащи его сюда, — сказал принц, продолжая расставлять свое войско.