Преодолевая течение, воевода доплыл до сотника и ухватил за волосы.
— Кончай орать, а то русалок накличешь…
Течение несло их дальше и дальше, и Избор крутанулся в воде, отыскивая Гаврилу, но вместо него на глаза попалась куча досок — все, что осталось от летающей лодки. Ни них лежал колдун. Течение несло его прочь от Избора, и отсюда он не мог определить, жив тот или нет.
А ведь жив, подумал Избор, по нашей везучести наверняка жив, может даже здоровее стал. Он повернулся на бок, и, загребая под себя воду, поплыл к ближайшему берегу.
Колени коснулись дна, вода понесла песок, поднятый первыми шагами, позади пыхтел Исин. Гаврила уже стоял на берегу и из-под ладони смотрел, как скрывается за перекатом остатки летучего корабля. Воевода вытащил хазарина на берег и бросил на песок. Тот попробовал встать на колени, но ноги разъезжались, и он снова упал, только теперь на спину.
— Что ты наделал?!
Слова вылетали из Исина пополам с водой.
— Что это с ним? — спросил Гаврила ладонями отжимавший из одежды воду. — Опять водорослей нажрался?
Избор отмахнулся от него и спокойно объяснил хазарину:
— Я нас спас. А ты, между прочим, мне опять жизнь должен.
Скрюченный приступом кашля Исин лежал в ногах у воеводы и ничего не мог возразить.
— Русь — она большая, рек много. Если так будешь через каждую переправляться, то никогда не расплатишься…. Лучше уж плавать учись.
— Зачем ковчежец открыл? — прохрипел он. — Теперь остроголовые….
— Это еще когда случится…
Избор снял сапоги и слил воду.
— Я человек разумный. Из двух зол всегда выбираю меньшее. Муря в трех шагах для нас страшнее, чем остроголовые за десять поприщ… Пока они нас искать будут, пока доберутся, пока долетят… А этот гад из нас, может, уже веников понаделал бы…
Гаврила у него за спиной озабочено произнес.
— На счет десяти поприщ это ты загнул. Самое большое в трех-четырех…
В голосе Гаврилы было что-то такое, что заставило их поверить его словам. Исин и тот прекратил кашлять и задрал голову к небу.
Ковер выглядел на чистом голубом небе неопрятной заплаткой, блохой, что скачет по чистой скатерти, навозной мухой, что ползет по чисто выбеленной стене. Он, хоть и направлялся к ним, но был еще далеко.
— В лес! — крикнул Гаврила. — Бегом!
Когда небо над ними скрыли листья, они остановились.
— Помоги, — сказал Избор. — Погляжу на них…
Гаврила подошел к березе и подставил руки. Рывком приподняв Избора, он подбросил его вверх. Тот, ухватившись за нижние ветки, полез к небу. Он быстро проскользнул за густую листву и теперь на оставшихся внизу посыпались листья, мелкие сухие веточки, а потом послышалась приглушенная ругань и разом грохнулось старое гнездо. Когда шуршание наверху прекратилось, Исин спросил:
— Что там?
Избор долго молчал. Гаврила, нашедший на земле кусочек его тени увидел, как тот вертит головой разглядывая что-то перед собой.
— Они одни, — наконец сообщил он.
— Кто они?
Избор свесился вниз и объяснил.
— На ковре двое остроголовых.
Голова убралась, и из-за листьев донеслось:
— Всего….
— И не думай! — остановил его Гаврила. — И в мыслях не держи! Им только этого и надо. Сейчас, небось, по всей округе пеших, конных да летающих таких целая орава, все нас ищут!
Избор ответил незамедлительно.
— На земле, может и есть, а в небе они одни. Других не видно…
Голодный Исин сказал:
— Там у них, верно и еда и вино…
— А еду ты откуда увидел?
— Учуял. Не могут же они там без еды обходится? Целый день на ветру…
Гаврила погрозил ему кулаком.
— Слюни вытри.
Несколько мгновений они молчали, соображая как поступить. Смерть как хотелось подстрелить этих мерзавцев. Во первых потому что это просто уменьшило бы общее число их врагов, а во вторых — тем, наверху, просто было лучше, чем им. Каждый представил себе их дальнейший путь через лес, сквозь кусты и засады, сквозь комариные облака и муравьиные кучи….
Исин даже лицом покривился, но Гаврила взял себя в руки.
— Слезай, давай. Нечего там торчать.
Он в раздражении пнул оброненное Избором гнездо и добавил:
— Все одно ничего там не высидишь…
Избор замолчал и Гаврила не стал его торопить.
— Не они в небе хозяева, — донеслось, наконец, сверху. — Тут свои хозяева есть
Рядом с ковром возникла черная точка, через минуту превратившаяся в орла. Птица, доселе не встречавшая в своем небе достойных противников, присматриваясь, облетела ковер раз и другой… Она не спешила нападать но и улетать тоже не хотела. Ковер остроголовых теперь был совсем близко, и Избор увидел, как один из них погрозил птице кулаком. Орла это ничуть не испугало. Он словно чувствовал разницу между собой, птицей, созданной для полета Богами и куском тряпки, закинутым в небо людским колдовством. Все так же медленно кружа рядом с ковром он едва шевелил огромными крыльями. В его неподвижности читалось угроза, смешанная с презрением. Чего в этой смеси было больше, знал только сам орел, но остроголовые уловили в ней только угрозу. Кто знает, как повернулось бы дело дальше, если б не они. Избор увидел, как на ковре натянули лук. Ослепленный солнцем он не увидел стрелы, но орел вдруг прервав плавное скольжение, нырнул под ковер. Остроголовые на нем свесились вниз, отыскивая пропавшего противника.
— А коврик бы был бы кстати…. — сказал Гаврила, охваченный приступом мародерства. — Мы бы на нем до самого Киева!
— Там слова знать надо… — вздохнул Исин. — Это тебе не летучий корабль — с вороной договорился — и полетел…
Его слова не прозвучали запретом. В них звучала надежда, что может быть как-нибудь все само собой образуется и кто-то сообщит им заветные слова. Все понимали, что будь в их распоряжении такой коврик, то все станет просто. Маги остроголовых взялись за них всерьез, и теперь каждый шаг на пути к Киеву станет таким же интересным, каким в прошлый раз оказался их путь до Булгара и обратно.
— Будет вам ковер…. — сказал Избор и достал две стрелы. Взяв одну в зубы, он устроился в развилке поудобнее. — Лететь не получится, так хоть выспимся на мягком.
— Ты чего? — попытался остановить его Гаврила.
— Терпенья больше нет, — ответил Избор. — Они там летают, а мы тут как….
Он не договорил. Терпение у орла кончилось на мгновение раньше, чем у него. Распластав крылья, птица вынырнула из-под ковра и, перевернувшись в воздухе, упала прямо на людей. Такого остроголовые не ждали. Они шарахнулись в стороны. Избор услышал короткий шелестящий звук — это орел ударил их крыльями, и тут же отчаянный крик. Один из летунов не удержавшись на ходуном ходившей поверхности, выпал с ковра. Орел, поднявшись, кружился над ними, словно раздумывал не добавить ли врагам еще чего-нибудь. Выпавший остроголовый болтался за ковром, словно мокрый прапорец. Его товарищ не давая ему пропасть держал его за руку
— Что за птица? — удивленно спросил Гаврила. — Никогда о такой не слышал.
Похоже, что остроголовые в небе поняли, что к чему. Ковер резко изменил направление, и, стелясь над вершинами деревьев, рванулся в сторону.
— Уйдут! — против воли вскрикнул Гаврила. — Уйдут же….
Он не хотел их смерти, но азарт бойца взял верх. Избор натянул тетиву, но отпустить ее не успел. Орел и в этот раз опередил его. Развернувшись боком он описал круг над ковром и, опустившись чуть пониже, крылом чиркнул по висящему в воздухе остроголовому. От этого движения тот словно гнилой сухарь распался на две части, и его нижняя часть под истошный крик вцепившейся в ковер верхней части упала на березы в сотне шагов перед ними.
— Что там? — крикнул Гаврила. — Что?
— Орел….
Избор не захотел пропускать ничего из того, что собирался сделать с их врагами остроклювый защитник и замолчал, наблюдая за его полетом.
— Что орел? — переспросил Гаврила.
Ковер стремительно удалялся и орел, прогнав соперника, потерял к нему интерес.
— Орел разрубил его. Надвое…
Глава 25
Жара, которую они проклинали еще вчера, теперь казалась им недостижимым блаженством. Небо, продырявленное в тысяче мест, сочилось дождем, словно губка, сжатая рукой великана, но дождь не приносил облегчения. Казалось, что там, за облаками солнце продолжало жарить с той же силой, что и раньше и от того капли дождя падали на лица почти горячими. Воды было столько, что дорога раскисла, а глинистые берега рек превратились в кисель, липнущий к ногам.
Три человека, бредущих под дождем через лес двигались осторожно, не столько опасаясь засады, сколько боясь упасть и поломать себе ноги.
Дорогу одолевали молча. Все ругательства были произнесены, все проклятья были обрушены на головы остроголовых и их магов, но дело это не меняло
Капли стучали по голове, собирались в ручейки, стекали в по лицу вниз и там затекали в сапоги.
— Хорошо не кипяток… — сказал Исин, которого молчание друзей злило больше, чем дождь.
— Не догадались… — отозвался Избор. — Погоди, догадаются еще… Или подслушают…
Избор поскользнулся, ноги разъехались и он сел на дорогу. Он не стал от жэтого грязнее, но Гаврила остановился, ожидая нового взрыва проклятий. Вместо этого неожиданно для всех Избор рассмеялся. Исин и Гаврила не говоря ни слова стояли над ним, слушая как смех покидает его.
— Хорошо дождь, — отсмеявшись, сказал он, — а могли бы камнями…
— Погоди еще, допросишься… — почти теми же словами, что только что говорил он сам ответил Гаврила. Он брезгливо тряхнул грязными руками. — Ни костра разжечь, ни умыться….
Мутный лесной ручей жался у них под ногами, словно грязный дворовый пес.
— Зачем они все это? — спросил Исин. — Не растаем же мы в самом деле… Не сахарные…
Он понимал, что все, что происходит вокруг них, происходит не просто так. Тут был замысел, была цель. Он мог бы понять, если бы на голову им начал литься кипяток или посыпались камни, но этот моросящий дождь…
— Не мы им нужны, а талисман. Нас для них вообще нет…
— Это как? — удивился Исин. — Как это нет, когда стольких их слуг положили? Я лично…
— Мы только ноги для «Паучьей лапки». Чем грязнее, тем тяжелее идти. Ноги остановятся, и талисман никуда не денется.
Гаврила протянул Избору руку и поднял его из грязи. Небрежно отряхиваясь на ходу, он пошел вперед, а Исин, осененной какой-то внезапной мыслью остался стоять. Сдвинув брови к переносице, он уже не обращал внимания на дождь. Не слыша ставшего уже привычным чавканья позади себя, Гаврила оглянулся и окликнул его:
— Примерз что ли?
Исин сорвался с места и подбежал к нему.
— Подожди. Выходит сейчас над всей Русью дождь?
Избор усмехнулся. Хазарин мог развеселить кого угодно.
— Почему над всей? Над всей Русью дождь держать — воды не хватит, да и пупок у любого мага треснет…
Бледный от непонятного волнения хазарин от его слов побледнел еще больше. Избор посмотрел на Гаврилу, но тот с хазарской серьезностью смотрел на Исина.
— Голова хазарская… — наконец произнес он. — Как же это мы раньше — то…
Он прислонился к дереву и вытер воду с лица. Избор смотрел на то на одного, то на другого, чувствуя, что не понимает чего-то главного.
— Он прав, — произнес Гаврила. — Они держат дождь не везде, а только там, где надеются нас задержать.
— Верно! Ну и что?
— Пока над нами тучи — значит, мы идем там, где нас ждут….
Избор прикрыл глаза. Он молчал, молчали и Гаврила с Исином.
— Вот уж действительно, — сказал, наконец, Избор. — Ума нет — считай калека… Как же это мы?
— Но Исин-то! — воодушевлено воскликнул Гаврила. — Каков сотник-то! Молчит, молчит, а как скажет!
Осознав повисшую над головой опасность, Избор обрел деловитость.
— Раз уж он такой умный сделался, то пусть за одно и скажет, что дальше делать.
Гаврила передернул плечами и ответил за хазарина.
— Тут Исинова ума не нужно. Это я и сам тебе скажу. Сухое место надо искать, и чтоб голубое небо над головой…
Избор поднял с земли шишку, и она развалилась у него в руках на мокрые чешуйки.
— Назад идти глупо, хоть там и не ждут. Вперед — не умнее. Видно поперек придется….
— Это куда «поперек»? — полюбопытствовал хазарин. Избор махнул рукой направо от тропы.
— Туда, или туда… — рука его описала полукруг и показала налево.
— Поперек той дороги, что нас вела.
Ни слова не говоря, Исин сбросил мешок и полез на старую березу, что тянула соки из земли в десятке шагов от них. Уверенно ставя ноги в трещины в коре, он добрался до нижних ветвей, а там дело пошло.
— Вешаться полез, — предположил Избор. — Этот дождь он кого хочешь до ручки доведет…
— Нет, — не согласился Гаврила. — До верху доберется и головой вниз.
Избор смерил взглядом дерево, которое оседлал хазарин, оглядел грязный ручей, что жался к его корням и покачал головой.
— Нет. Он же плавать не умеет. А если б он утопиться захотел, тогда бы из реки бы не вылез.
Гаврила засмеялся.
— Нет, правда… Как мы-то с тобой не догадались?
— Стареем….
Исин задержался на дереве не долго. За листьями они не видели, что он там делал, но вскоре послышался деревянный скрип и сдавленное дыхание хазарина. Ему не терпелось поделиться увиденным, и он еще сидя на дереве крикнул:
— Направо надо!
— А что там?
— Я налево посмотрел — так там тучи до самого виднокрая… А справа — по самому краю голубую полоску видно. Небо!
С земли до голубого неба оказалось не так близко, как с верхушки дерева. Только через час облака стали реже, и сквозь них стало просвечивать долгожданная голубизна.
Дождь кончился резко, словно отсеченный ударом ножа. На одной стороне поляны он был, а другую сторону заливало солнце и горячий ветер, долетавший оттуда, шевелил дождевые струи перед путниками. Увидев конец пути, они, не сговариваясь, остановились. Зная, что в любую секунду они смогут прекратить дождь люди наслаждались этим ощущением.
— Ну, хватит! — сказал Гаврила. — Надо еще город найти….
Он перешел поляну и вломился в кусты. Теперь, когда сверху не капало, они впервые почувствовали себя мокрыми. Когда все кругом было мокрым, обижаться на это было бы глупостью, но теперь, когда с веток вместо капель падали зрелые ягоды мокрая одежда, что липла к телу, раздражала. Под ней все чесалось, словно все муравьи истомившегося под солнцем малинника залезли ему за пазуху. Первым не выдержал Избор.
— Все. Вышли!
Он сел на землю и стал срывать с себя одежду.
— Подсохнем, и в город….
Исин, оглядывая кусты, сказал:
— Знать бы куда занесло…
Избор уже стащил сапоги, и теперь жмурясь от удовольствия, шевелил белыми, как у утопленника пальцами.
— Кто бы спрашивал… Ты же впереди шел.
Исин уселся рядом и тоже снял сапоги.
— Вот именно. Я вперед шел, а не к городу. Найдешь его теперь….
— Найдем.
Гаврила лег на теплую землю, чувствуя, как уходит из тела усталость. Сухой жар прогревал отвыкшие за сутки от солнечного жара кости.
— Тропинки, дорожки… Нам бы хоть одну найти. Другим-то концом она наверняка в город упирается. А уж там…
Избор сунул руку в кучу мокрого тряпья, над которой дрожал воздух, вынул оттуда мешочек с деньгами.
— Коней купим… — сказал Гаврила.
— Купим, — подтвердил Избор. — Вот оно золото-то. Оно тебя и накормит и напоит, и спать уложит…
— Поедим…
Исин сглотнул. Его кадык дернулся, провожая в желудок несуществующий кусок мяса.
— Пива выпью….
— Один?
— Могу и один, если откажетесь…
— Ага…
К городу они вышли раньше, чем рассчитывали.
Гаврила оказался прав. Первая же попавшаяся под ноги дорога вывела их на вырубку. Там ошалелые от жары углежоги рассказали, как добраться до города.
Избор помнил города разных стран. В памяти остались и Царьград, и Булгар, и Пинск, и многое, многое другое. Города Империй поражали своей мощью — стенами, что были видны издалека, башнями, что подпирали небо, воротами, что могли выдержать любой натиск и тут же легко выпустить из города сотню всадников. И Булгар и Пинск также были городами не маленькими, но этот…
То, что они увидели, не было похоже не только на Царьград, но даже и на половину Пинска. Скорее всего, это было еще одно Фофаново, может быть только чуть побольше.
— Княжеский город? — на всякий случай спросил Исин.
— Ты еще спроси, как тут князя зовут, — проворчал Гаврила, измеряя взглядом высоту стен.
— А как?
Избор засмеялся.
— Это нам у тебя спрашивать нужно… Что ж ты ничего с ветки-то не разглядел?
— Да. Ты, между прочим, единственный, кто из нас этот город раньше видел.
Исин помолчал, а потом объяснил:
— Так это же как было — издалека, да еще с дерева…
— А у нас и этого не было.
Стены, ворота, стража около них — все тут было так же, как и в нормальном городе, только хуже: криво, косо, ветхо…
То ли князь здешний был свирепым воином и одно имя его защищало город от набегов неприятелей, то ли он был дураком, а может быть у него просто денег не было, что бы все тут устроить по-человечески, но даже на первый взгляд тут было что подправить. Ворота рассохлись, железные полосы, что скрепляли створки, насквозь выржавели и кое-где недоставало болтов.
Избор небрежно стукнул по створке ворот, проверяя их на прочность. Сверху посыпалась труха, словно внутри их еще вдобавок изъели мыши.
— Что стучишь? Нешто дверь? Проходи давай…
Страж, злой от жары и недоступного дождя, что бестолково поливал недалекий лес, ткнул его рукой в спину и воевода Пинского князя безропотно проглотив обиду, пошел вперед.
— Зачем тебе это? — спросил Гаврила, понимая, что неспроста Избор щупал ворота.
— Как думаешь, найдут нас остроголовые?
Не секунды не колеблясь, Гаврила кивнул.
— А то как же? А если не они, так песиголовцы. А уж если не те и не другие, так голубевские дружинники достанут… У нас доброхотов нынче множество. Вот волхвы, опять же…
Избор ногой поддел кучу пыли, и ветер понес ее вдоль улицы. Жухлая трава поклонилась вслед пыльному облаку.
— Значит, до ночи нужно будет уйти отсюда.
Гаврила покачал головой.
— Куда торопиться? Не думаю, что нас найдут так быстро.
— Все равно. Этим воротам и таран не нужен. Плевка достаточно…. Наведем беду на людей.
Гаврила с Исином легко поняли, что он имел ввиду. Если из-за них песиголовцы напали на Пинск, и сожгли Фофаново, то почему бы им все это не проделать еще раз с этим городишкой? Гаврила поглядел на заходящее солнце. Оно висело над крышами так низко, словно собиралось не дожидаясь песиголовцев поджечь город. Масленников тяжело вздохнул, прощаясь с ночлегом под крышей.
— Что ж… Раз так, то пошли деньги тратить.
Гаврила, шедший впереди свернул и ткнул рукой в первую попавшуюся дверь и приглашающе кивнул.
— Это не конюшня, — сказал Исин. Лестница перед ними круто спускалась вниз и там, словно ручей в озеро впадала в большой зал уставленный столами. Оттуда вместе с запахом разгоряченных тел выносились восхитительные ароматы только что приготовленной снеди.
— Странно… — сказал Гаврила. — Я по запаху шел. Ну, да ошибка не большая.
…Пряный запах шалфея обвивался вокруг тонкого запаха мясной подливки. Топленый жир, в котором плавали птичьи тушки и жареное мясо дразнили носы сидевших внизу людей, а все эти тонкие запахи сшивала грубая нить запаха горелого мяса, но над всем этим царил хлебный дух. Похоже, что его недавно достали из печи, и теперь все кругом пахло хлебом.
Узкие оконца не пропускали в зал много света, но там горело несколько факелов и этого света хотя и оказалось достаточно, что бы разглядеть простую обстановку корчмы, но недоставало что бы увидеть сидевших там людей.
За широкими длинными столами, на лавках, сработанных из половинок сосновых стволов сидело человек тридцать местных. С первого взгляда нелегко было понять кто тут кто.
Под низкими сводами стоял шум.
— Ни одного волхва, — сказал хазарин — Все простые люди.
— Наверняка с вечера гуляют, — заметил Избор. — Как начали, так никак остановиться не могут…
Это было похоже на правду. Народу тут было так много, что пока одна половина, упившись и уевшись, спала, другие бражничали и распевали песни. Проходило какое-то время и они менялись местами: те, кто пел и бражничал, засыпали, а отоспавшиеся гуляки набрасывались на брагу и закуски с новой силой. Все, что тут творилось походило на песочные часы, что могли идти вечно, только вместо песка в них пересыпалась с одного края на другой тяжелая хмельная дремота.
Не желая привлекать к себе внимания, они выбрали стол на сонной половине корчмы подальше от входа, оттащили от него пьяных, оставив только одного — неподъемно-громадного. Исин попробовал его поднять, но это оказалось не под силу не только ему, но и пришедшему ему на помощь Гавриле. Посмотрев на громадную фигуру, Избор махнул рукой.
— Пускай спит. Не помешает…
Глава 26
Гаврила знаком подозвал хозяина.
— Еды.
— И пива… — добавил хазарин.
Хозяин поклонился еще раз и Избор, что бы все пошло своим чередом бросил ему золотой. Корчма в его представлении была единственным местом, где еще можно было платить вперед без боязни, что обманут.
Тот куснул монету, подбросил ее, поймал. Покосившись на спящего, спросил.
— Вы, я вижу нездешние…
— И что теперь? — мрачно спросил Гаврила. — Неужто у вас тут пришлых не кормят?
Хозяин ухмыльнулся.
— Тех, кто платит, кормят… Я о другом. Вы гулять-то гуляйте, только потише. Кузьму не трогайте.
Он кивнул в сторону звероподобного мужика, спящего за столом. Гаврила наклонился над ним и приподняв его за волосы спросил:
— Это еще почему?
Лицо у мужика было нормальное — с синяком под глазом и царапинами. Не найдя в нем ничего интересного, Гаврила опустил его обратно на стол. Хозяин, затаив дыхание смотревший за ним, осторожно выпустил воздух из груди.
— Страшный человек, — серьезно ответил хозяин. — Буйный.
— Я и сам не красная девица, — ответил Гаврила. — Пива не забудь.
Им успели принести только первую перемену, как вокруг стола закружили какие-то мужики. Избор, поглядывавший на них искоса, негромко сказал.
— Все. Пошли отсюда. Лошади заждались…
— Как пошли? — удивился Исин. — Ты же пива еще не выпил!
— В другой раз… Пошли. Сейчас тут не хорошо будет…
Он не успел объяснить свое предчувствие, как над их головами пролетел кувшин и грохотом раскололся о длинный стол, за которым гуляла большая компания. От удара гуляки вскочили.
— Вон он! — заорал кто-то. — Вот он паскудник!
Несколько рук показало в противоположный конец зала и весь стол, каждый, кто еще мог ходить бросились туда. Избор привстал и увидел, как там какой-то человек бросился в дверь, что наверняка вела на задний двор, но преследователи его опередили. Ловкие руки подхватили мужичка, вбросили в круг и он волчком завертелся, уворачиваясь от кулаков. Гаврила дернулся, что бы встать, но Избор удержал его.
— Сиди. Они тут все свои. Сперва подерутся, а потом помирятся.
— Так ведь….
Избор только сильнее сжал его колено.
— Остынь. Может быть еще и подерешься… Сам не лезь. Если это твоя драка, то она тебя найдет.
Он тревожно оглянулся. У обиженного нашлись защитники, и теперь драка крутилась уже по всему залу…
Их пока не трогали. То ли потому что они были чужаками, то ли еще почему-то. Несколько минут они спокойно глядели на веселое побоище, а потом Масленников не выдержал.
— Пойду! — решил Гаврила. — Потешусь… А то все колдовство, да волшба…. И подраться-то по-человечески не с кем….
Нескольких минут ему хватило, что бы разобраться, что люди тут дерутся не из-за чего-то, а просто так. Вроде как стенка на стенку. Он вдохнул пропитанный копотью и запахами еды воздух, и сбросив Изборову руку, ринулся в кучу дерущихся. Он выбрал себе в противники крепкого мужичка в волчевке. Бородач принял вызов. Он слегка попятился, отводя руку для удара. Гаврила успел рассмотреть, что рукав испачкан чем-то жирным, и, опережая противника, нанес удар первым. Тот покачнулся, но устоял на ногах и нанес ответный удар….
Постепенно вокруг Гаврилы собралось человек восемь. Больше мешая друг другу, чем помогая они все-таки приперли его к стене. Масленников вертелся, отбиваясь и пока все было неплохо.
Бритоголовый широко размахнулся, и. надеясь уложить Гаврилу одним ударом, метнул свой кулак в богатыря. Все остальные словно по команде отступили, желая увидеть, чем все это кончится, но кончилось все иначе, чем рассчитывал бритоголовый.
Гаврила отпрыгнул в сторону, перехватил его руку и, дернув к себе, завернул ее за спину. Тому пришлось наклониться, по лысой голове от лба до затылка пробежал световой зайчик и Гаврила аккуратно прижал его кулаком. У него не было намерения убивать кого-то из них, и от удара из ноздрей бритоголового выхлестнули всего лишь две тяжелые зеленые сопли и, замотав головой, то ли от восторга, то ли от изнеможения он опустился на пол.
А носы-то них слабые, подумал Гаврила.
Избор хладнокровно наблюдавший за дракой не беспокоился за Гаврилу. Достойных соперников тут не было, да и видно было, что дерутся тут люди не ради смертоубийства, а ради удовольствия — ножами никто не размахивал, в спину не били, да и лежачих не трогали.
Исин же смотрел на все это с большим интересом. Гаврила стоял в середине кружка, нанося противникам короткие резкие удары от которых те разлетались в разные стороны. Кто бы ни были эти люди, среди них не было ни наемников, ни княжеских дружинников. По ухватке было видно. Что тут собрались обычные селяне, что махали кулаками, как попало, ахая и ухая при каждом ударе так, словно рубили дрова. Гаврила смотрелся среди них чужаком — он дрался не как поселянин, а как воин.
Исин подумал о Гавриловом кулаке, и тут же молнией в голове мелькнула мысль о другой его странности.
— Он же вспотеет!
Что произойдет после этого, ему не нужно было напоминать — разорванный год назад в клочья разбойник все еще стоял у него перед глазами.
Подумав об этом, он сам покрылся потом. Он поднялся, чтобы закричать, но чьи-то руки, по подлому, сзади, подхватили его и выдернули из-за стола.
Избор не заметил этого. Все его внимание было поглощено схваткой Гаврилы с местными драчунами. Богатыря прижали к стенке, и дел ему хватало.
Гаврила подхватил пролетавший мимо табурет и несильно, в ползамаха, обрушил его на голову ближнего своего. Тот шарахнулся в сторону, но рука Масленникова оказалась быстрее. Табурет ударился о голову и раскололся. Оставшись с пустыми руками, Гаврила недоуменно смотрел на обломки. Обрадованные враги вновь надвинулись тучей и тогда богатырь, подхватив лысого, бросил его в толпу. Сбитые своим товарищем, нападавшие покатились в разные стороны, а Гаврила рассмеялся. Он повернулся к Избору, и смех застрял у него в горле. Он увидел, что за его спиной возник мужичок с тяжелой глиняной кружкой в руках. Кружка уже летела вниз, и Гаврила сообразил, что даже не успеет крикнуть, что бы предупредить. Глаза его раскрылись, словно два окна и этого оказалось достаточным для Избора. Увидев изменившееся лицо друга, воевода не стал долго разбираться, и попросту нырнул вниз. Кружка грохнулась о стол рядом с ухом спавшего за столом мужика. Он зачмокал во сне губами, замычал спросонья и поднял голову.
— Кузьма проснулся! — проорал кто-то рядом с Избором. В голосе звучал страх. — Кузьма встает!
Мужик, только что так неудачно разбивший кружку заметался хватаясь то за табурет, то за кружку, ухватил, наконец, лавку и с оттяжкой, со всего маху опустил его на кудрявую голову Кузьмы.
Вместо того чтобы упасть под стол, тот затряс головой и начал привставать. Открыв глаза, он посмотрел на покусителя. Тот стоял перед ним парализованный удивлением.
Кузьма медленно, словно раздумывая правильно ли он делает или нет, протянул к нему руку. Оторопь, что овладела покусителем, соскочила с него, он отшатнулся назад, но пальцы Кузьмы, ухватив обидчика за ворот уже тащили его к себе. В предчувствии того, что сейчас должно произойти тот заорал тонким, переходящим в визг голосом:
— Что же ты, Кузьма меня уродуешь? Я ведь тебя лавкой только слегка потрогал.
Избор содрогнулся, увидев как загорелись глаза Кузьмы, и тот потянулся зубами к горлу кричавшего.
Неизвестно, что произошло бы, но тут двери корчмы широко раскрылись и воздух насыщенный «аханьем» и «уханьем» прорезал крик:
— Кузьма!
Люди, только что с ожесточением лупившие друг друга чем попадя, остановились. Казалось, что в раскрывшееся настежь двери корчмы вместе со свежим воздухом и светом заходящего солнца вливаются здравый смысл и отрезвление.
— Кузьма! — снова заорали от двери. — Кузьма!
В дверь полетел табурет, но эта попытка втянуть незнакомца в драку не удалась. Кто другой просто закрыл бы дверь, загородился ей от летящего табурета, но он поступил иначе. Он просто схватил табурет из воздуха и продолжив его движение по кругу крутанул и расколол его об пол… Звук получился при этом очень внушительный. После этого драка остановилась вовсе.
— Кузьма, мыша тебе в задницу! — еще более громко и решительно позвал незнакомец. — Убили тебя там, что ли?
— Кто там? — откликнулся наконец Кузьма, выпуская из зубов клок рубахи. Голос его звучал хрипло от злобы и еще не рассеявшегося сна…
Избор, оглянувшийся на дверной проем так же не узнал кричавшего. Этого не мог бы сделать и трезвый — свет с улицы лился как раз в спину незнакомца и не давал разглядеть ни лица, ни фигуры — а уж пьяный-то, да еще и с подбитым глазом и подавно. Главным тут был голос.
