Луна прерий

      Камерон не смотрел на нее, неотрывно следя за дорогой в город. Может, боялся, что Делла расплачется, но в ее глазах не было слез. Она плакала прошлой ночью. А обычно просыпалась после своих кошмаров с влажными глазами, но еще много лет назад выплакала все слезы.
      – И знаете, что самое худшее? Я не помню лица Кларенса.
      Увидев его на свадебной фотографии, Делла глазам своим не поверила. Она могла бы поклясться, что он был намного выше и что лицо его было квадратным, а вовсе не круглым. Собирались ли в уголках его глаз морщинки, когда он улыбался? А какой у него был голос? Она все начисто забыла и, устыдившись, отвернулась.
      – Прошло много лет, – проговорил через некоторое время Камерон.
      – Порой мне кажется, что все это было только вчера. Делла догадывалась, что мистер Камерон испытывает те же чувства. Что война для него еще не закончилась. Об этом говорили его настороженный взгляд, твердо сжатые губы, напряженная поза, когда он сидел верхом, и постоянная настороженность.
      – К нам скачут двое мужчин, – резко проговорил он, поднявшись и пристально глядя на дорогу.
      Вот оно, доказательство ее догадок. Прикрыв рукой глаза от солнца, Делла напрягла зрение и наконец заметила вдалеке облачко пыли. Прошло бы еще минут пять или даже десять, прежде чем она сама увидела бы незваных гостей.
      – А откуда вы знаете, что их двое?
      – Вы кого-нибудь ждете?
      Его вопрос заставил Деллу улыбнуться.
      – Сюда никто не приезжает. Что им тут делать?
      Камерон кивнул, после чего быстро зашел в дом. Вернулся со старым ружьем, которое Делла хранила за дверью.
      – Вы умеете этим пользоваться?
      – Да. – Она нахмурилась, глядя на оружие.
      Сколько лет прошло с тех пор, как она последний раз стреляла из него? Делла подняла голову.
      – А кого вы ждете?
      В его взгляде она увидела усталость. Резче обозначились морщинки на лбу.
      – Никого. Но они сюда едут.
      Он пожал плечами. Потом коснулся револьверов, висящих на поясе.
      – Оставайтесь на веранде, – бросил он через плечо и стал спускаться с крыльца. – Узнаю, что им нужно.
      Делла стояла у перил веранды, держа в руках ружье. Мужчины подъехали ближе, Делла узнала их и облегченно вздохнула.
      – Это всего лишь Хэнк Марли и Билл Уэстон, – крикнула она Камерону. – Они так же опасны, как степные псы.
      А кого, интересно, ожидал увидеть Камерон? Камерон кивнул, не сводя глаз с мужчин. Махнув рукой, он приказал:
      – Стойте там! Оружие на землю!
      – Это и правда он! Джеймс Камерон!
      – У нас и оружия-то нет, мистер Камерон.
      Хэнк Марли покачал головой:
      – Мы услышали, что вы в городе, спрашиваете, где живет миссис Уорд. И приехали, чтобы увидеть вас. Когда-нибудь мы сможем сказать своим детям, что пожимали вам руку!
      – Медленно повернитесь.
      Камерон держал правую руку на рукояти револьвера, внимательно рассматривая поворачивающихся вокруг своей оси мужчин.
      Деллу обуяло любопытство. Она отложила ружье в сторону и спустилась во двор. Хэнк Марли и Билл Уэстон лишь кивнули в ее сторону. Она не представляла для них никакого интереса, как если бы была простым пугалом на кукурузном поле. Оба разглядывали Камерона, словно пытаясь запечатлеть в памяти его лицо и позу.
      – Это правда, то, что написано в той книге о перестрелке в Додж-Сити?
      – Вы в самом деле уложили Кида Крайдера одним выстрелом?
      Их голоса дрожали от возбуждения, вопросы сыпались один за другим.
      – Вы поймали банду Мартина в Дейдвуде до того, как начал и охоту на преступников, объявленных в розыск за вознаграждение, или после?
      – Что вы предпочитаете: быть шерифом или гоняться за преступниками?
      – Вы нервничали, когда встретились лицом к лицу с братьями Кольт в Ларами?
      Изумленная, Делла постепенно начала понимать, что Джеймс Камерон – человек известный. И известность эта не очень-то ему нравится. Он сухо смотрел на засыпающих его вопросами парней, не произнося ни слова. Его лицо было напряжено, мысли витали где-то далеко. Когда у Хэнка Марли и Билла Уэстона иссякли вопросы, на которые они так и не получили ответов, Камерон вытянул руку вперед, по очереди потряс их ладони, потом молча повернулся и быстрым шагом направился к амбару.
      – Боже ж ты мой! – пролепетал Хэнк Марли, возбужденно разглядывая свою ладонь. – Мы только что пожали руку самому Джеймсу Камерону!
      – Никто нам не поверит! Мы стояли рядом с ним! И он даже пожал нам руки!
      – Прошу прощения, – проговорила Делла, когда они направились к своим лошадям. – Я… Вы говорите, кто-то написал о мистере Камероне книгу?
      Они посмотрели на нее с нескрываемым недоверием.
      – А вы что, не знаете, кто он?! – Они видели ее замешательство. – Джеймс Камерон – чуть ли не самый знаменитый законник на всем Западе!
      – Он вычистил не меньше дюжины городов и поймал больше преступников, чем вы можете себе представить. Про него и вправду написали книгу. И не одну. У меня не хватило смелости привезти сюда свой экземпляр и попросить его автограф.
      Мужчины охотно поведали Делле о сотнях закоренелых преступников, пойманных или даже убитых Джеймсом Камероном. О его легендарной храбрости и бесшабашности, готовности прийти на помощь закону и законопослушным гражданам. Они говорили и говорили, и женщине стало казаться, что этому не будет конца. У нее голова пошла кругом.
      – Джеймс Камерон не дорожит жизнью, – восторженно говорил Хэнк Марли. – Поэтому он непобедим!
      Билл Уэстон кивнул.
      Они уставились на крышу амбара, где Камерон усердно махал молотком, вгоняя гвозди один за другим. Солнечный свет матово поблескивал на его обнаженных предплечьях.
      Мужчины переглянулись, после чего Уэстон таинственным шепотом проговорил:
      – Если он задержится здесь, предупредите его относительно Джо Хаскера.
      Делла смотрела, как они выезжали со двора, и, как только скрылись из виду, повернулась к амбару и принялась изучать профиль Камерона, темнеющий на фоне ослепительно светлого неба. Она обдумывала услышанное. Его имя Джеймс. Он легендарная личность. Каждый мечтает пожать ему руку.
      Покачав головой, она вернулась на кухню.
      Теперь она знала, чем он занимался со времени окончания войны. Джеймс Камерон был шерифом и охотником за преступниками.
      Жители Запада почитали стрелков и убийц, будь то законник или правонарушитель. Журналисты воспевали головорезов, рыскавших по округе, убивавших и калечивших людей, и в то же время восхваляли охотившихся за ними людей, называя их «героями».
      Делла все еще не могла упорядочить свои мысли, а Камерон тем временем спустился с крыши и пошел к дому, видимо, собираясь поесть. Со лба у него стекал пот. Он остановился напротив ее огородика, окинув взглядом старое выцветшее платье Деллы и ее потрепанную мужскую шляпу с полями.
      – Тыквы?
      Делла воткнула садовый нож в землю и поднялась. На земле лежала большая куча выполотых сорняков.
      – Вообще-то мне не особенно нужны тыквы. Но вырастить что-либо на этой почве не так-то просто. Поэтому мне нравится выращивать что-нибудь крупное, чтобы было что показать в конце сезона.
      Впервые она увидела на его губах улыбку. И замерла от удивления. Он буквально преобразился. До чего красив! У Деллы замерло сердце. Она даже представить себе не могла, что его губы могут расслабиться, а глаза – потеплеть.
      – И что вы делаете со всеми этими тыквами?
      Делла пожала плечами:
      – Отдаю в школу, а еще в церковь. Думаю, они готовят из нее пироги или хлеб. А что остается, скармливаю своей свинье Бетси. Хотя она не очень любит тыкву.
      Всю зиму Делла питалась выращенными в огороде овощами: помидорами, кукурузой, картошкой, луком, горохом, морковью и бобами. Однако большую часть времени потела над этими проклятыми тыквами, и выращивать их ей нравилось больше всего.
      – В прошлом году в одной тыкве оказалось почти сорок фунтов весу! – сказала Делла, направляясь к бочке с Дождевой водой. Умывшись и сполоснув руки, она отошла в сторонку, уступив место Камерону. – А я не знала, что вы – знаменитость. – Делла поведала ему о тех историях, которые рассказывали ей Марли и Уэстон. – Это правда? Он взял из ее руки полотенце и вытер лицо.
      – В основном да. В книге многое приукрашено, чтобы увеличить спрос на нее.
      – А вы получаете деньги от продажи этих книг? – Поняв, что задала бестактный вопрос, Делла поспешно добавила: – Прошу прощения. Мне не следовало об этом спрашивать.
      – Издатель посылает мне банковский чек пару раз в год, – ответил Камерон, заметив, что Делла залилась румянцем. – Я никогда не просил, чтобы эти книги писали или публиковали. И ни разу в жизни не встречался с тем лживым сукиным сыном, что сочинил их.
      Возможно, другим знаменитым стрелкам и нравилась слава, но Джеймс Камерон был явно не из их числа.
      Они молча вошли в дом, и Делла выложила на тарелки ветчину и бобы, которые поставила вариться еще утром. Краешком глаза она наблюдала за Камероном. Он прошел в уголок, где Делла занималась шитьем, и разглядывал кукольное платьице, которое лежало в корзинке для рукоделия. Потом подошел к маленькой книжной полке и взял один из лежавших на ней школьных учебников.
      – Обед готов, – сказала Делла, поставив тарелку у того стула, который про себя уже называла местом Камерона.
      Джеймс застелил колени салфеткой и принялся за еду. Делла решила рассказать ему о Джо Хаскере.
      – Он настоящий смутьян, мистер Камерон. Потому что все время сиди г в тюрьме, а когда выходит, принимается за старое и снова попадает за решетку. Уверена, он окончит свои дни на виселице. – Камерон слушал совершенно спокойно. – Марли и Уэстон просили меня предупредить вас, что Джо Хаскер хвастает на каждом углу, что непременно покончит с Джеймсом Камероном.
      Кивнув, он намазал большой кусок хлеба маслом.
      – Мистер Камерон, я знаю Джо Хаскера. Он очень опасен. – Его равнодушие расстроило Деллу. – Марли и Уэстон считают, что Хаскер задумал убить вас.
      От его улыбки Делла чуть было не поперхнулась.
      – В каждом городе найдется хотя бы один Джо Хаскер, миссис Уорд.
      Взволнованная его улыбкой, Делла нахмурилась и опустила глаза.
      – Вас это нисколько не беспокоит? Поверьте, мистер Камерон, от Джо Хаскера могут быть большие проблемы.
      – Большие проблемы начались бы, если бы в Ту-Крикс приехал Монах Ловкач.
      – Кто такой Монах Ловкач? – Делла совершенно забыла о еде. Она не могла говорить об убийствах и при этом спокойно есть, словно речь идет о погоде.
      – Монах Ловкач убил двоих мужчин и женщину в Форт-Уэрте. Ловкач поклялся прикончить меня прежде, чем я сумею схватить его и отправить на виселицу.
      Делла всплеснула руками, недоверчиво глядя на Камерона.
      – Значит, здесь поблизости бродят двое, которые только и мечтают убить вас? – Неудивительно, что он не оставлял револьверов даже за едой.
      Может, он и спит с ними? Это нисколько не удивило бы Деллу.
      Камерон покачал головой:
      – Я поймал Ловкача. Он сидит в тюрьме в Форт-Уэрте. Мне очень не хотелось бы, чтобы он сбежал оттуда. – Он пожал плечами и снова приступил к еде.
      Делла ушам своим не верила. Значит, Марли и Уэстон правы! Камерон действительно не дорожит жизнью.
      Пораженная до глубины души, Делла задумалась. А сама она дорожит? Ведь впереди никакой радости. Только одиночество и каторжный труд. У нее нет будущего. Только прошлое. Так она и состарится, сидя вечерами на крыльце, глядя с тоской на дорогу. Ее судьба чем-то напоминала судьбу Камерона.
      – Как долго вы пробудете в Ту-Криксе?
      – Еще некоторое время. Надо закончить кое-какие дела, – неохотно ответил он. – Как только починю крышу амбара, отправлюсь в город.
      Делла собрала посуду. Она была разочарована, что Камерон приехал в северный Техас не только ради нее.
      – Если хотите, оставайтесь здесь, – произнесла она с деланным безразличием. – Сюда никто не проедет незамеченным. Ни Джо Хаскер, ни кто-либо другой.
      Сказав это, Делла почувствовала, что ему совершенно безразлично, появится здесь Джо Хаскер или нет. Он полагался на свое чутье и боевое мастерство, а главное, на волю судьбы.
      – Очень великодушно с вашей стороны предложить это, миссис Уорд, – спустя несколько минут проговорил он.
      – Думаю, спать на кровати гораздо удобнее, чем на стоге сена в амбаре. Что же до гостиничной еды, то я ее пробовала и могу вас заверить, что готовлю гораздо лучше тамошней кухарки.
      Она слышала, как скрипнул его стул за ее спиной, и почувствовала на себе взгляд Камерона.
      – Никак не ожидал, что вы умеете готовить.
      – Когда мы с Кларенсом поженились, – проговорила она, накачивая воду в бадью для мытья посуды, – я даже кофе не умела сварить. Но после того как наши рабы сбежали, мне пришлось быстро всему учиться, чтобы не умереть с голоду. Впрочем, голодать нам все же пришлось.
      Она выглянула в окно.
      – Был один старик по имени Доу, который не сбежал вместе со всеми, да благословит его Господь. Он очень помог нам, когда мы думали, что мистер Уорд умирает. Доу регулярно приносил нам мясо. Одному Богу известно, что это было за мясо. Я никогда не спрашивала. Не хотела знать. Еще он отыскивал для нас дикий лук. Доу научил меня готовить жаркое, и мы не умерли с голоду.
      – Нужно добавить побольше соли, и тогда любое блюдо станет съедобным.
      Делла кивнула.
      – После войны мы переехали в город, и миссис Уорд наняла нам служанку. Эта девушка почти ничего не умела делать, только готовить. Зато готовила замечательно. К тому времени я поняла, как это важно. – Она покачала головой, погрузила руки в мыльную воду. – Оказалось, что мне очень нравится готовить. – Но готовить для себя одной – все равно что актеру выступать перед пустым зрительным залом. – Поэтому если вы останетесь, то окажете мне большую услугу. Я смогу попрактиковаться в приготовлении некоторых блюд.
      Камерон сказал, что ему нужно закончить починку крыши, и откланялся. Неудивительно. Делла наверняка надоела ему своей болтовней. Ему совершенно неинтересно, как и когда она научилась готовить. Не хватало только рассказать ему о рецептах. Злясь на себя, Делла вымыла тарелки, после чего поставила на плиту жаркое, предназначенное на ужин. Днем она испечет ореховый пирог с ванильной глазурью.
      Добравшись до спальни, она откинула занавеску и уставилась на амбар, надеясь, что Камерон ее не видит. Он снова был на крыше, стуча молотком Как хорошо, что он побудет еще несколько дней.
      И она вознесла благодарственную молитву. Небеса не ниспослали ей прощения Кларенса. Зато ниспослали Камерона. Это было хоть каким-то утешением для ее измученного сердца.

Глава 3

      Артиллерия обстреливала заросшее травой поле, в воздух взлетали куски земли. Его отбросило назад, в заросли деревьев и кустарника Отрезанный от своих людей, в полном замешательстве, он всматривался во всполошенное взрывами поле. Его шансы на выживание, если он попытается перебраться через поле на север, невелики.
      Он не знал, какая из сторон обстреливает поляну, в любом случае это решение трудно было попять. Видимо, какому-то чересчур рьяному офицеру вздумалось приказать своим людям уничтожить пустое поле.
      Попытка перехитрить артиллерию была бы самоубийством. Он переждет бомбардировку, после чего попытается угадать, в каком направлении движется сражение и где сейчас его подразделение.
      Разразившись проклятиями, он углубился в заросли, высматривая какой-нибудь овражек или яму, где можно было бы в безопасности скоротать несколько часов. Наконец он обнаружил небольшой, поросший мхом овражек, подобравшись к склону, привалился к нему спиной и, отложив в сторону винтовку, принялся рыться в карманах, надеясь отыскать окурок сигары, который взял без спроса у ротного повара.
      Прежде чем зажечь сигару, он поднялся и внимательно осмотрелся, пытаясь обнаружить продирающуюся сквозь кустарник пехоту. Насколько ему было известно, поле боя смещалось, и теперь он вполне мог оказаться на вражеской территории. Снаряд попал вросшее на самом краю поля дерево, и оно с треском рухнуло на землю. Однако он так и не заметил какого-либо движения в подлеске.
      Он зажег сигару и оперся затылком о мшистый склон Вокруг гремели взрывы. Все говорили, что война скоро кончится. Останутся лишь воспоминания. Все они вернутся домой. Он представлял себе, как целый день будет блаженствовать в горячей ванне, а потом целый месяц – отсыпаться.
      Земля под ним содрогнулась – взрывом повалило еще одно огромное дерево. Как глупо, если его убьют или покалечат сейчас, когда война почти закончилась, и это после того, как ему удалось так долго участвовать в боях, не получив при этом сколько-нибудь серьезных ранений Такую смерть тяжелее всего перенести семье погибшего, ведь она наиболее бессмысленна – перед самым концом войны, когда исход уже предрешен. Но из семьи бостонских Камеронов он один остался в живых. Родители умерли. А в прошлом году умерла во время родов и его сестра Селия.
      Он вспоминал, как выглядела его сестра, и вдруг краем глаза уловил какое-то движение.
      Все эти годы Камерон часами рассматривал свадебную фотографию Кларенса и Деллы Уорд. Делла Уорд владела его мыслями, когда Джеймс скакал по бескрайним прериям Запада и когда сидел у одинокого ночного костра.
      Эта фотография всегда была с ним. Она побывала во всех шумных городках, где он работал шерифом. В последние годы Камерон иногда представлял себе, что Делла принадлежит ему, ему одному, и сейчас ждет, когда он вернется домой.
      Он так долго смотрел на молоденькую девушку на фотографии, что запомнил каждую черточку ее лица, каждую складочку платья, плавные изгибы ее высоких скул и нежной груди Он точно знал, в каких местах свет от вспышки попал на ее волосы, мог с точностью описать, во что она была одета в тот день. Ее красиво очерченные губы, казалось, только и ждали, когда страстный поцелуй разбудит их, вернет к жизни то, как она наклонилась к Кларенсу, говорило о том, какой Делла была уязвимой и как нуждалась в его защите – кроткая женщина-ребенок, требующая мужской заботы и внимания. Ее вырастили, чтобы она стала верной и нежной женой.
      Письмо Деллы к мужу лишь укрепило его мнение о ней.
      В каждой строчке – смятение и отчаяние. Он видел ее, молоденькую новобрачную, мечущуюся между долгом, страхом, ответственностью. Уже после первого прочтения письма Камерон понял всю импульсивность ее мольбы о помощи и кратковременность ее негодования и даже ненависти к человеку, посмевшему бросить ее в таких трудных обстоятельствах. Он догадался, что Делла почти сразу же пожалела о поспешно написанных строчках.
      Звон колокольчика, зовущего к обеду, прервал его мысли, и Камерон вбил последний гвоздь, после чего спустился с крыши амбара. Работа заняла у него три дня Камерон с удивлением осознал, что ему нравится физический труд под жарким техасским солнцем, нравится обливаться потом Он даже подумал, что когда-нибудь купит себе домик в этих местах, и улыбнулся при мысли об этом.
      Такие, как он, никогда не ведут оседлого образа жизни Он вспомнил мужчин, приехавших сюда лишь для того, чтобы пожать ему руку. На этот раз они приехали с миром, но Камерон прекрасно осознавал, что в будущем здесь может появиться меткий стрелок, которому удастся всадить пулю в Джеймса Камерона.
      – Тут жарко, – окликнула его Делла из кухни – Сегодня, наверное, сорок градусов, да еще весь день горит плита.
      Вода из бочки показалась Джеймсу приятно прохладной, и он с удовольствием ополоснул лицо и шею.
      – Что бы вы ни готовили – запах божественный.
      – Черепаший суп и картофельная запеканка с мясом. На сладкое – печеные яблоки. Думаю, мы поужинаем на веранде. Там все же прохладнее.
      Делла смущенно улыбнулась ему. Влажный локон прилип к ее щеке, она раскраснелась.
      Делла лишь отдаленно напоминала молоденькую девушку, смотревшую на него все эти годы с фотографии.
      Черты ее лица стали резкими, но это делало ее еще более привлекательной. Камерон не сомневался, что ее темные волосы уже много лет не видели щипцов для завивки. Делла завязывала их на затылке в большой пучок. Солнце и погода оставили вокруг ее губ и над бровями легкие следы, мягкие нежные руки стали красными и покрылись мозолями.
      Ее губы по-прежнему казались чувственными и немного загадочными, но она не скупилась на колкие грубые словечки. Она больше не была юной девушкой, нуждающейся в мужской защите. Однако самой заметной переменой было выражение ее светло-карих глаз, глубоких и выразительных.
      Юная красавица с фотографии исчезла. Ее место заняла независимая суровая женщина. В глазах ее затаилась печаль, сердце наполнилось горечью и гневом. Однако женского обаяния она не утратила.
      Камерону было больно, что ее мечты не сбылись. Если бы не война, Делла жила бы в роскоши, выезжала на балы с любимым мужем, имела огромный дом, многочисленных слуг, играла на фортепиано, вышивала, рисовала изящные миниатюры на китайских фарфоровых чашках, читала любовные романы, принимала гостей.
      А сейчас она трудилась с рассвета до заката, не зная отдыха, ни на что не надеясь.
      И все из-за этой проклятой войны. Войны и Джеймса Камерона.
      – Ужин будет готов через минуту, – объявила Делла, когда он поднялся на крыльцо.
      Стол на веранде был накрыт скатертью, на нем стояла ваза с веточками ивы.
      Когда только Делла успела их сорвать? Камерон повесил шляпу на гвоздь и, прислонившись к дверному косяку, наблюдал за суетившейся Деллой. Потом спохватился, что слишком пристально смотрит на нее, и быстро отвел взгляд.
      Вдруг он заметил на дверном косяке несколько меток и, наклонившись, разглядел начертанные карандашом надписи и поднимающиеся вверх горизонтальные черточки. Три года. Пять лет. Восемь лет. Девять лет. Нахмурившись, Камерон повернулся к книжной полке, где лежали школьные учебники.
      – Помогите мне, пожалуйста, донести миски с супом. – Делла сняла фартук и бросила на стул. – Все уже готово, я понесу вот эту.
      Все в комнате говорило о том, что здесь жил ребенок. То тут, то там попадались на глаза детские вещи, в амбаре он видел пару маленьких перчаток. На ветке дерева во дворе висели качели. Но где же ребенок? Камерон надеялся, что Делла скажет о нем что-нибудь, но этого не случилось.
      – Вы, кажется, уже закончили чинить крышу, – сказала она, пробуя суп.
      Интересно, что она чувствует при мысли о том, что он скоро уедет? Облегчение, разочарование?
      Отодвинув пустую миску, Камерон хмуро уставился на тарелку с картофельной запеканкой. Ему нужно закончить здесь дела и убираться подальше. Но прежде он должен сказать ей всю правду.
      Черт побери! За всю свою жизнь он соверши ч всего один трусливый поступок: несколько лет назад приехал сюда, в Ту-Крикс, и так и уехал, не сказав Делле правды. Но на этот раз он все ей скажет. И сделает это завтра.
      Но сегодня он еще будет наслаждаться ее редкими улыбками и звуком ее голоса. Камерон посмотрел на нее и вдруг представил себе, какой могла бы быть его жизнь, сложись все иначе.
      – Вы что-то не очень разговорчивы, – сказала она, когда они доедали печеные яблоки.
      – Просто отвык общаться с людьми.
      – То же самое могу сказать о себе, но у меня все немного по-другому. Я без умолку болтаю всякую ерунду. Заговорила вас до полусмерти.
      Он смотрел, как она разливает кофе по кружкам.
      – Вы позволите задать вам несколько вопросов?
      Она удивленно вскинула брови, и Камерон почувствовал, что краснеет.
      – Все эти годы… Есть много такого, что меня очень удивляет…
      – Например?
      – Например, почему вы живете в северном Техасе? Я целый год после войны искал вас в Джорджии.
      – Целый год?
      – От случая к случаю. Вы, наверное, знаете, какой хаос царил там после войны. А может, не знаете, потому что уже были здесь. Никто понятия не имел о том, что случилось с друзьями или соседями, люди умирали, переезжали, их переселяли в другие места.
      – Это долгая история, – проговорила она наконец, помешивая кофе.
      – Я нашел то, что осталось от плантации Уордов. И там была женщина, которая сказала, что вроде бы Уорды переехали куда-то в Атланту. На это ушло некоторое время, но мне все же удалось отыскать то место в Пичсайде. Через несколько недель я нашел людей, которые жили через дорогу. Семью по фамилии Бичер. Миссис Бичер сказала, что Уорды снова переехали, но была уверена, что вы отправились на Запад, в Техас.
      – Вы читали мое письмо Кларенсу, – проговорила она, устремив взгляд на ползущие по дороге длинные тени. – У меня с мистером и миссис Уорд были несколько натянутые отношения.
      – Потому что вы были северянкой?
      – Думаю, именно так они считали, однако ошибались. Я вовсе не была янки. Лишь по рождению, но думала совсем иначе. – Она тяжело вздохнула. – Мама отправила меня в Атланту навестить кузину, мне тогда было тринадцать. Спустя полгода, когда я уже собиралась домой, начались разговоры о войне. Путешествовать становилось опасно. Кузина предложила мне остаться в Атланте, пока все не уляжется, и моя мама согласилась. – Делла отпила глоток кофе. – Те годы произвели на меня сильное впечатление. Когда я вышла замуж за Кларенса, мне было шестнадцать. Все юноши, которых я знала, были южанами. Вообще все люди, с которыми я общалась, были южанами. Я была предана Югу. Именно там я видела свою будущую жизнь.
      – А проблемы с Уордами… они были против вашего с Кларенсом брака?
      Она сцепила руки на коленях.
      – Кларенс никогда не говорил об этом прямо, но потом я поняла, что его выбор ужаснул его родителей. Они сделали все, чтобы отговорить его от этого шага. Для них я всегда была янки. Особенно страдала миссис Уорд – ее сын женился на северянке. После войны я приехала сюда, потому что старалась как можно дальше убраться от Атланты, а тех денег, которые у меня были, хватило лишь до Техаса.
      – Если мои расспросы вас расстраивают… Поднявшись, она подошла к перилам, чтобы Камерон не мог видеть ее лица. Ее стройная фигурка была напряжена.
      – Кларенс ухаживал за мной, потом мы поженились. Те дни были самыми счастливыми в моей жизни, мистер Камерон Война свирепствовала на Юге, и все только об этом и говорили Мы давали солдатам провизию и лошадей, продавали украшения, чтобы сшить им форму. Читали о том, что рабы устраивают восстания и бунты, сжигают города. Но для меня все это не имело значения. Главным было то, что я влюблена и любима.
      Она взглянула ему в лицо.
      – Вокруг обсуждали сражения, а я говорила только о свадьбе. Вместо газет, изобилующих фамилиями генералов обеих сторон, читала романтическую поэзию. Глядя на луну, все представляли кровавые битвы, а я – лицо любимого. Расстраивают ли меня разговоры о военном времени? Нет, мистер Камерон Я была в те годы счастливой. Почти до конца воины. Мы с Кларенсом провели вместе всею неделю, после чего он вернулся в полк, а я отправилась на плантацию Уордов. Вот когда война стала для меня реальностью, грустно об этом вспоминать. Пока от нас не сбежали рабы, мы боялись, что они прирежут нас, когда мы будем спать. А если не рабы, то янки. Прирежут всех, кроме меня, разумеется, думала миссис Уорд, – янки признают во мне свою и заберут с собой. Еще мы очень боялись болезней. Дизентерия и лихорадка буквально косили истощенных людей. И мы понимали, что если хворь нас минует, то уж голод точно убьет.
      Камерон знал, что тогда творилось в деревнях и городах. Но никогда не слышал подобного описания тех событий – безучастного, монотонного.
      Не зная, как прореагировать на ее слова, он сказал:
      – Пожалуй, завтра начну ремонтировать ограду. Она тоже вышла из строя.
      – Миссис Уорд потеряла дом и имущество из-за янки, мистер Камерон. Янки убили ее единственного сына. А в доме у нее – северянка. Не нуждайся она так отчаянно в моей помощи, прикончила бы меня из охотничьего ружья своего мужа. Ничего, кроме ненависти, я у нее не вызывала.
      Поднявшись, Камерон поставил кружку на стол.
      – Благодарю вас за прекрасный ужин. Ее руки дрожали, лицо пылало.
      – Уорды не взяли меня в свой новый дом. Мистер Уорд дал мне документы на этот домик и денег, чтобы я смогла доехать сюда. Вот почему я оказалась в северном Техасе.
      – Прошу простить меня, я не имел права вторгаться на эту территорию.
      Делла задумчиво посмотрела на него, шумно выдохнула, и плечи ее поникли, когда она откинула со лба влажную прядь волос.
      – Нет, – она покачала головой, – вы просто задали мне конкретный вопрос. Это я вторглась на давно забытую территорию. Пожалуйста, сядьте и допейте кофе.
      Камерон неуверенно опустился на стул и не стал протестовать, когда она налила ему еще одну чашку крепкого дымящегося напитка.
      – Какая сегодня жара!
      Банальность собственных слов вызвала у Джеймса острый приступ отвращения к самому себе.
      – А вы часто говорите о войне, мистер Камерон?
      – Нет.
      – Думаю, так поступают почти все, пережившие этот ад. Но забыть о ней нельзя. Война перевернула всю жизнь.
      Наступило молчание. Они сидели, окутанные летними сумерками. Тени становились все длиннее. То и дело один из них лениво отгонял назойливого москита или мошку. Делла зашла в дом и, вернувшись с большим веером из пальмового листа, принялась им обмахиваться Камерон заметил влажные пятна у нее под мышками и под грудью и почувствовал, что и его рубашка прилипла к мокрой от пота спине. – В такие вечера я обычно ходила к ручью поболтать ногами в воде, – сказала она, нарушив молчание.
      Всплывший перед глазами образ заставил Камерона улыбнуться.
      – Я не делал ничего такого с тех самых пор, как был мальчишкой.
      – Я так и думала. Подобные действия напрочь порушили бы ваш образ бесстрашного шерифа и легендарного охотника за преступниками.
      Он, прищурившись, посмотрел на Деллу и понял, что она попросту его поддразнивает. Никто еще не шутил с Джеймсом Камероном. Просидев несколько мгновении в полном изумлении, он вдруг расхохотался:
      – Ну хорошо, зажигайте фонарь, и пойдем болтать ногами в воде.