Луна прерий

      Почти все были элегантно одеты, и Делла вдруг осознала, насколько провинциально выглядят они с Камероном. Эта мысль вызвала у нее улыбку. Ее дорожный костюм, крик моды в Ту-Криксе в Техасе, безнадежно устарел в Сент-Луисе, а ее зимняя шляпа была просто в плачевном состоянии. Она решила, что Камерон экипирован лучше, чем она, потому что мода для мужчин меняется медленнее, но его сапоги и ширина лацканов выводили и его за пределы нынешней моды.
      Наибольшее впечатление на Деллу произвело то, что как на вокзале, так и часом позже в отеле она не увидела ни одного мужчины с оружием на поясном ремне. Заметила, как несколько мужчин обменялись понимающими взглядами с Камероном, но в этом не было ничего личного. Скорее признание родственной души и попытка распознать оружие, спрятанное в сапоге или под сюртуком. Делла не заметила никого, кто носил бы на поясе револьверы в кобуре.
      – Вы сможете здесь отдохнуть и расслабиться? – спросила она с любопытством, когда Камерон пересек вестибюль и подошел туда, где оставил ее возле кадки с пальмой. – Или вы все еще опасаетесь, что кто-нибудь окликнет вас и выхватит пистолет?
      Камерон улыбнулся, но взгляд его ничуть не потеплел.
      – Об этом я не беспокоюсь.
      Слегка подталкивая ее ладонью в спину, он повел ее к застеленной ковром лестнице, где их уже поджидал коридорный с их багажом.
      – Нам на четвертый этаж.
      Конечно, он не беспокоился. Камерон никогда не дорожил жизнью. Делла подобрала юбки.
      – Я рада, что удалось получить комнаты. Тут везде столько народу. Я боялась, что отель переполнен.
      Они решили поселиться поближе к вокзалу и, последовав совету кучера, остановились в отеле «Ривер-Манс». Когда слуга открыл дверь в номер Деллы и она вошла в просторную комнату с высоким потолком и прекрасным видом из окна, Делла мысленно поблагодарила кучера.
      – Я загляну к джентльмену, мэм, потом вернусь и разожгу у вас огонь. – Слуга указал на дрова, аккуратно сложенные в облицованном изразцами камине.
      – Спасибо.
      Огонь пришелся бы весьма кстати в такую холодную сырую погоду.
      Но Делле показалось глупым, что слуга собирался вернуться, когда она и сама могла бы развести огонь. Однако тут все было по-другому. Женщины не занимались подобными делами. Пока Делла ждала возвращения коридорного, она обнаружила ватерклозет, а затем со вздохом облегчения бросилась на мягкую постель. Скамьи в поезде были короткими, узкими и жесткими; Делла решила, что куда удобнее спать на земле, чем в спальном вагоне.
      Последняя дверь, которую она исследовала, скрывала за собой еще одну дверь. Сначала Делла не поняла, что перед ней. Затем вторая дверь распахнулась, и она с удивлением увидела Камерона. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, затем Камерон резко повернулся к коридорному слуге.
      – Дежурный администратор сказал, что это последние свободные номера. Я хочу, чтобы вы спустились в вестибюль и выяснили, так ли это. Мы предпочли бы изолированные комнаты. Сообщите дежурному, что цена не имеет значения.
      – Да, сэр.
      Коридорный мельком взглянул на Деллу и поспешно вышел из номера Камерона через дверь, ведущую в коридор.
      – Дежурный не сказал, что номера смежные. Если нам не удастся переехать, естественно, я не нарушу вашего…
      – Я знаю, – поспешно сказала Делла, чувствуя, что краснеет. – Ничего страшного. Правда. – Она отступила назад. – Я просто запру свою дверь, а вы – свою.
      Делла закрыла дверь, прислонилась к ней и глубоко вздохнула. Ну что ж. То, что их номера сообщаются между собой, не имеет никакого значения. Если что и могло быть дурно истолковано, то это их совместные ночевки в прерии. Сон в походных постелях всего в нескольких футах друг от друга. Такое положение дел предоставляло гораздо больше возможностей для нарушения приличий.
      Послышался стук в соединяющую их номера дверь.
      – Делла, – Камерон нахмурился, когда она открыла. – Коридорный говорит, что это действительно последние свободные комнаты. Попробуем устроиться в другой гостинице.
      Делла даже не представляла себе, насколько устала, пока не задумалась о том, что придется расплатиться в этом отеле, найти карету для переезда, отыскать другую гостиницу, снова устраиваться.
      – Вам не кажется это глупым, а, Камерон? Мы ведь взрослые люди. Нет никаких проблем. – Раздался стук в дверь. – Должно быть, это коридорный пришел разжечь огонь.
      Прежде чем отворить коридорному, она плотно закрыла дверь в номер Камерона, прижала пальцы ко лбу и улыбнулась. Для взрослого человека, которого совершенно не заботит наличие двери в смежную комнату, она слишком поспешно закрыла эту дверь, чтобы коридорный не успел заметить, что она снова разговаривала с Камероном.
      Когда, растопив камин, коридорный ушел, она выпрямилась и легонько постучала в дверь Камерона. Он тотчас же открыл.
      – Что мы теперь будем делать? – спросила Делла. Она говорила нарочито бодрым голосом, словно для нее было совершенно естественно, что их комнаты так удачно соединены между собой. И она должна была признать, что это расположение создает определенные удобства.
      Камерон достал карманные часы.
      – Наш поезд отходит рано утром, в семь часов.
      – Тогда надо пораньше лечь спать. – Ей было видно, как за его спиной пляшут языки пламени в камине. – Я не особенно голодна. Меня вполне устроит легкий ужин, для которого не нужно специально переодеваться.
      – Я тоже так думаю. – Он вернул часы в карман жилета. – Встретимся через час или полтора. Этого достаточно, чтобы отдохнуть и слегка освежиться.
      – Превосходно.
      – Отлично. – Он и не подумал отступить, а так и стоял в дверном проеме, глядя на нее с тем непонятно напряженным выражением глаз, от которого все внутри у нее сжималось.
      – Ну что ж. – Делла облизнула губы. Она подумала, что будет нехорошо закрыть дверь прямо перед его носом. – До встречи.
      Она слегка подтолкнула дверь, надеясь, что он сделает то же самое. Когда оставалась щель величиной с дюйм, она украдкой заглянула в нее и увидела, что он уже закрыл свою дверь Прекрасно. Действительно, не было особой нужды снова открывать эти двери. Разве что.
      Делла отворила свою дверь и постучалась к нему Камерон открыл так быстро, что она вздрогнула Он уже снял сюртук и стоял перед ней в рубашке и жилете.
      – Я только… Я подумала, не вздремнуть ли мне немного. Не могли бы вы разбудить меня через час?
      Камерон откашлялся.
      – Буду рад.
      – Спасибо. – Она одарила его притворно радостной улыбкой и закрыла дверь прежде, чем успела подумать, кто из них сделает это раньше.
      Стоя перед комодом с большим зеркалом, она сняла шляпу и взглянула на отражение двери, соединяющей их номера. Следует ли ей запереть свою дверь? Но это означало бы отсутствие доверия. Однако если это доверие имеет под собой основание, то Камерон никогда не узнает, что она заперла свою дверь. Но если она действительно доверяет ему и убеждена, что он будет вести себя как джентльмен, то нет нужды даже и думать о том, чтобы запирать дверь.
      – Какой же ты бываешь дурой, – пробормотала она, снимая дорожный костюм и со вздохом облегчения и удовольствия устраиваясь на кровати.
      Если Джеймс Камерон не заслуживает доверия, значит, его не заслуживает ни один мужчине на земле. Вдруг Делла широко раскрыла глаза и села на кровати, уставившись на дверь в соседний номер.
      Камерон никогда бы не переступил порог этой двери.
      Он – человек чести, чистый и благородный. Ничто не могло вынудить его войти в эту дверь с непристойными мыслями. Втайне разочарованная, Делла уснула, жалея об упущенных возможностях.
      Что за чертовщина! Казалось, в комнате нет ничего, кроме этой проклятой двери.
      Камерон пытался заняться корреспонденцией, но поминутно застывал с пером в руке, поднимая голову и с ожиданием глядя на дверь в надежде, что Делла вновь постучит. Затем он взбил подушки и, взгромоздившись на постель, попытался читать. Но, прочитав несколько абзацев, вновь бросал взгляд на дверь, ждал, затем снова принимался читать те же строки и снова смотрел на дверь. В конце концов он отшвырнул книгу.
      Просто уму непостижимо, почему эта пресловутая дверь приобрела для него такую важность и стала таким искушением.
      Не много было такого, что Делла могла бы делать за этой дверью, чего он не видел на многочисленных ночевках в прерии. Он знал, что она засыпает, уткнувшись лицом в подушку, а когда погружается в глубокий сон, переворачивается на бок. Слышал, как она мирно и нежно посапывает во сне.
      Он знал, как эротично выглядят ее поднятые руки, когда она расчесывает волосы в конце дня. Как она заплетает косу.
      Он наблюдал, как она умывает лицо и шею, стараясь не глядеть на ее нижнее белье, развешанное после стирки на кустах.
      Он видел, как в конце дня она сбрасывает ботинки и с довольным видом шевелит пальцами ног.
      Ему знакомы были все изгибы и линии ее тела во всех положениях и позах.
      После довольно долгого разглядывания двери в смежную комнату Камерон сунул руки в рукава сюртука и нахлобучил на голову шляпу. Лучше уж он подождет внизу, в баре, пока не настанет время будить ее. И будет отчаянно пытаться не думать о том, какая ему предстоит долгая бессонная ночь и как он будет лежать в темноте, уставившись на злополучную дверь, и мечтать о чуде.
      Чертыхнувшись, Камерон вышел в коридор.
      Деллу разбудил стук Камерона. Но когда она отворила дверь, его дверь уже была закрыта. Что ж, прекрасно. По крайней мере он не увидел ее раскрасневшейся после сна, в рубашке и панталонах.
      Зевая и потягиваясь, Делла подошла к сундуку и вытащила то, что собиралась надеть к ужину. Зимний костюм из серой шерсти с отделкой в сине-серую клетку. В Ту-Криксе она надела бы этот костюм на торжественный ужин в церковном доме, если бы решила посетить подобное празднество, что с ней случалось редко.
      За несколько недель, проведенных с Камероном, она гораздо чаще обедала вне дома, чем за все десять лет, предшествовавших его появлению.
      – Моя жизнь полностью изменилась с тех пор, как вы появились у моего дома, – сказала Делла, когда они расположились в скромном ресторане, в квартале от «Ривер-Манс». – Иногда мне хочется себя ущипнуть, чтобы убедиться, что это не сон.
      Камерон улыбнулся, намазывая булочку маслом.
      – Надо же! Сегодня я как раз вспоминал, как вы стирали чулки в маленьком илистом пруду. Мне кажется, на равнинах бывали времена, когда вы предпочли бы, чтобы это был сон.
      – Всего раз или два, – согласилась она. – Не так уж это много. У себя на ферме я, бывало, просыпалась и просто лежала в постели, пытаясь придумать причину, чтобы встать. – Она выровняла свой столовый прибор. – Поэтому я и завела животных. Тут уж надо было вставать и кормить их.
      С тех пор как Камерон вошел в ее жизнь, Делла стремилась поскорее вскочить и узнать, что принесет ей грядущий день. Она словно стала другим человеком. Благодаря ему.
      Делла подняла голову и взглянула на хорошо знакомый упрямый подбородок. На губы, о которых мечтала. Заглянула в глаза, которые могли стать холодными, как зимние озера, или нежно скользнуть по ее щеке и шее.
      – Путешествие близится к концу, не так ли? – прошептала она.
      – Для меня большая честь сопровождать вас.
      Непрошеные слезы навернулись ей на глаза, она опустила голову и подняла ее, лишь когда они поели и официант поставил перед ними кофе и пирог.
      – После того как я увижу Клер и, может быть, поговорю с ней… когда придет время снова покинуть ее…
      – Тогда вы вернетесь в Санта-Фе. – Он отодвинул кофе и пирог в сторону. – Я найму кого-нибудь, кто отвезет вас в Ту-Крикс, если это то, чего вы хотите.
      – У меня нет выбора. Куда еще я могу отправиться? А вы не могли бы отвезти меня на ферму?
      – Нет.
      – Я знаю, – сказала она со слабой улыбкой. – Вы не станете объяснять почему. Но мне бы хотелось это услышать.
      Делла даже представить себе не могла, что можно остановиться на ночевку в прерии с кем-то, кроме Камерона. У них установился определенный порядок, они хорошо сработались. Знали, когда говорить, а когда помолчать. Когда составить друг другу компанию, а когда не нарушать уединения. Делла не желала отправляться в длительную верховую поездку с незнакомцем.
      – Камерон? Когда все это закончится, увижу ли я вас когда-нибудь снова?
      Он отвернулся и стал смотреть в окно на проезжавшие по улице экипажи, и Делла поняла, что ответ был «нет». И разочарованно подумала, что есть вещи, которых она так и не поняла.
      Делла закрыла глаза и потерла виски.
      – У меня болит голова с тех самых пор, как мы покинули Санта-Фе.
      И еще ночные кошмары. Катафалк, плантации Уордов, бесконечные ряды могильных плит, тыквы и младенцы в цветах.
      – Вы сказали, что я вернусь в Санта-Фе. А вы? Каковы ваши планы?
      Его взгляд стал непроницаемым.
      – Мы поговорим об этом, когда придет время, – сказал он.
      Делла промолчала, и он нахмурился.
      – Если случится что-то, что помешает мне отвезти вас в Санта-Фе, я организую вам сопровождение для безопасного возвращения домой.
      – Что может помешать вам сопровождать меня? – Она пристально посмотрела на него.
      – Все в свое время, – произнес он наконец.
      – Сейчас самое подходящее время.
      – Нет, Делла.
      Категоричность его тона подчеркнула то холодное, жесткое выражение лица, которое ей уже приходилось видеть у Камерона, когда он встречался с незнакомцами. Большинство людей при этом, взглянув на него, предпочитали отступить.
      Поскольку она не рассматривала Камерона как холодного, жестокого или неприступного, то была склонна пренебречь тем, что именно так оценивает его весь остальной мир и именно этого он и хочет. Этот великолепный мужчина, зверь, относился к ней с заботой и нежностью, но в то же время мог быть резким и беспощадным.
      Когда Делла осознала, что их глаза встретились и прикованы друг к другу и атмосфера вокруг них изменилась, у нее пересохло во рту. Обычно она относила напряженность, возникающую между ними, на счет раздражения или расстройства и разочарования, смотря по обстановке. Такое объяснение легче было принять, чем назвать напряженность ее настоящим именем. Но она почувствовала, как участилось ее дыхание, и поняла, что испытывает самое обычное вожделение. Она уже долгое время испытывала это чувство и безуспешно пыталась бороться с ним.
      – Я очень вспыльчива, и у меня скверный характер, – прошептала она, чувствуя настоятельную необходимость возвести преграду между ними.
      – Не имеет значения. – Он уставился на ее губы.
      – Я очень злопамятна. До сих пор ненавижу Уордов и не могу их простить. – Она смотрела, как на его скулах заходили желваки.
      – Это не важно.
      О Господи, влечение к нему взяло верх над рассудком. Они балансировали на краю пропасти, и ничто не могло помешать им сорваться вниз.
      – Я собираюсь отвести вас в отель, – процедил он сквозь зубы. – Потом зайду в мужской клуб покурить и выпить.
      Она ничего не понимала. Минуту назад она готова была поклясться, что он хочет ее так же сильно, как и она его.
      – Камерон, – прошептала она, – что случилось? – Она не могла ошибиться. Она видела желание в его тяжелом взгляде. – Эта недосказанность, этот секрет слишком долго стоят между нами. Во имя Господа, прошу вас, расскажите мне все, и давайте покончим с этим.
      На лице его отразилось страдание. Глаза наполнились болью. Она положила ладонь на его сжатый кулак.
      – О, Камерон, простите меня. Что бы там ни было – простите.
      Из его груди вырвался стон.
      – Ни слова больше. Ни слова.
      Он отдернул кулак и резко поднялся.
      – Я должен был сказать вам это очень давно. То, что я промолчал, пятнает мою честь.
      Он на мгновение закрыл глаза, затем пристально посмотрел на нее:
      – Клянусь вам. Я все расскажу после того, как вы Увидитесь с дочерью.
      Его боль и отчаяние испугали Деллу. Она полагала, что он не способен на подобные чувства. И не только она.
      Она молча встала и взяла его за руку. Страх победил, взяв верх над ее любопытством. Ей расхотелось узнать тайну, которую он так долго скрывал.

Глава 17

      Прошел уже час с тех пор, как Делла погасила лампы. Только огонь в камине освещал и согревал комнату. Сидя в постели, женщина медленными равномерными движениями расчесывала волосы, внимательно прислушиваясь к звукам, доносящимся из смежного номера.
      Камерон вернулся около получаса назад, она услышала звук захлопнувшейся двери, затем шаги. Несколькими минутами позже до нее донесся душистый аромат одной из его тонких сигар, и она представила себе, как он, расположившись в постели, курит в темноте. Должно быть, ему тоже не спалось нынешней ночью.
      Опустив расческу, она невидящими глазами уставилась на затухающие язычки пламени, мерцающие в камине. Разве так уж предосудительно, что двух одиноких людей влечет друг к другу?
      Она и Камерон уже взрослые зрелые люди, прекрасно понимающие, что плотские отношения ни к чему не обязывают. Тут не может возникнуть какого-либо недопонимания. И они не стали бы меньше уважать друг друга, если бы сошлись. Она в этом уверена, потому что знает себя и знает его. Возможно, завтра возникнет некоторая неловкость, но она рассеется, как утренний туман. Конечно, занятия любовью могут усложнить их отношения, которые и так уже достаточно запутаны, но с этими сложностями нетрудно справиться.
      Он хочет ее. Делла была уверена в этом.
      Но сам он ни за что не войдет в эту дверь. Не предаст свою дружбу с Кларенсом, будет всегда выступать в роли ее защитника.
      Если им суждено найти успокоение в объятиях друг друга, Делла должна сама пойти к нему. Она судорожно сглотнула и устремила взгляд на дверь. Может ли она, забыв стыд, сделать первый шаг? Может. Теперь она уже не та, что была прежде.
      Делла опустила расческу на колени. Руки ее дрожали. «Не думай об этом, просто делай».
      Соскользнув с кровати, она босиком подкралась к двери и открыла створку со своей стороны. Затем с сильно бьющимся сердцем глубоко вздохнула и осторожно вошла в его комнату.
      Огонь в камине почти погас, но свет из ее комнаты, проникавший через дверной проем, освещал кровать. Он лежал, откинувшись на подушки, с сигарой в руке.
      Делла облизнула губы, моля провидение, чтобы он хоть что-нибудь сказал. Она не видела выражения его лица.
      – Джеймс, – робко произнесла она, – если ты отошлешь меня обратно, я умру от унижения.
      Не отрывая от нее глаз, Камерон погасил сигару в пепельнице на прикроватной тумбочке. Она не догадывалась, что свет из ее комнаты, проникавший сквозь дверной проем, делает прозрачной ее ночную рубашку, позволяя видеть ее тонкую талию и стройные длинные ноги. У него пересохло в горле, и он мгновенно возбудился.
      Камерон понимал, как следует поступить по чести. Но также понимал, чего ей стоило прийти к нему. Он оскорбит ее, если отвергнет. Сначала он должен принять ее, а уж затем открыть ей всю правду. Видит Бог, сейчас не самый лучший момент для этого.
      Он протянул к ней руки:
      – Иди сюда.
      Она вздохнула с облегчением, быстро пробежала разделяющее их пространство и, поколебавшись, взобралась на кровать.
      – Слава Богу. Я боялась, ты можешь не…
      Он обхватил ладонями ее лицо, ощутив ее губы, нежные щеки и приоткрытые манящие губы.
      Он нежно обнял ее и прижал к себе, чувствуя сквозь рубашку теплоту ее грудей.
      – Нам нужно поговорить, – хриплым голосом сказал он.
      Почти с первого момента, как он увидел ее, ему хотелось зарыться руками в ее распущенные волосы, и теперь он сделал это, пропуская сквозь пальцы шелковые пряди. Ее волосы были гуще и роскошнее, чем он себе представлял, но столь же прекрасными и эротичными, какими он видел их в своих мечтах. Делла в его постели. Камерон испытал благоговейный восторг. Склонив голову, он вдыхал аромат ее кожи, и из груди его вырвался стон. Он должен отослать ее прочь. Сейчас же. Но он так давно любит ее. Так нуждается в ней. В это мгновение перед ним предстала его жизнь, какой она была раньше и какой будет всегда, – унылой и одинокой. Ни один человек не был так близок ему, как эта женщина, которую он сейчас обнимал. Как же он может отослать ее прочь?
      – Джеймс, поцелуй меня.
      Он с силой прижался губами к ее губам, словно наказывая ее за то, что она отдает ему нечто, чего он не может себе позволить. Он похищал и захватывал, брал все, что она предлагала, и даже больше. Когда они, разгоряченные, тяжело дыша, наконец отстранились друг от друга, он почувствовал, что никогда в жизни не желал женщину так сильно.
      – Боже мой, – прошептала она, широко раскрыв глаза. – Я и не представляла себе, что можно так целовать!
      – Делла, послушай меня. – Какой же он негодяй – целовал ее, не имея на это никакого права. Желая ее так, что у него тряслись руки. – Подожди. Нам надо поговорить.
      – Сейчас? – Она поцеловала его в шею.
      – О Господи! – Прежде чем она смогла снова обнять его, он сдержал стон, схватил ее за руки. – Именно сейчас.
      Она запрокинула голову, в глазах ее было желание.
      – Потом скажешь то, что хотел, не к спеху.
      Делла снова поцеловала Камерона и стала расстегивать его рубашку.
      Сгорая от страсти, он предпринял последнюю попытку:
      – Знала бы ты, что я собираюсь сказать.
      – Ш-ш… – Она стянула с него рубашку и положила руки ему на плечи. – Подожди еще немного.
      Дрожащими пальцами Камерон потянул завязку у ее шеи, затем следующую, открывая глубокий вырез, позволяющий в скудном свете огня видеть кремовую кожу. Он не мог больше сдерживаться, потому что ждал этого всю жизнь.
      – Подожди, – прошептал он у ее губ.
      Выскользнув из постели, он разжег огонь, чтобы лучше видеть ее. Затем снял брюки и улыбнулся, когда она Резко втянула в себя воздух.
      Взяв ее за руку, он вытащил ее из постели и, крепко прижав к себе, принялся страстно целовать.
      Он хотел сам снять с нее сорочку, медленно, дюйм за дюймом, стягивая ее и наблюдая, как кружевной край постепенно открывает ее ноги, бедра, блестящий каштановый треугольник, тонкую талию. Он снова покрыл ее лицо поцелуями, прежде чем подтянуть сорочку к ее полным, тяжелым грудям. Учащенно дыша, Делла заглянула ему в глаза и подняла руки. Он снял с нее сорочку и бросил на пол.
      – Нет, – сказал он, нежно отстраняя ее руки, когда она попыталась застенчиво прикрыться из скромности. – Позволь мне смотреть на тебя.
      Золотые и оранжевые тени играли на ее совершенных формах. Он не мог вообразить себе женщину более прекрасную.
      – До чего же ты хороша! – прошептал он в благоговейном восторге.
      – Ты тоже.
      Она пробежалась пальцами по шраму на его плече, коснулась свежего шрама на груди. Поднеся ладонь к шраму, оставленному Люком Эпплом, Делла закрыла глаза и покачнулась.
      Он подхватил ее на руки, ощущая прикосновение ее волос к руке и обнаженному плечу, пока укладывал ее на кровать. Она попыталась сесть, потянувшись к нему, но он покачал головой и нежно уложил ее на подушки.
      В первый раз, насколько он себя помнил, ему хотелось заниматься любовью, а не просто иметь женщину. Сегодняшняя ночь означала много больше, чем просто удовлетворение желания. Видеть ее с запрокинутой головой и трогательно изогнутой шеей, ласкать ее, любить ее было его сокровенной мечтой, которую он лелеял долгие годы и которой не суждено было осуществиться.
      Он целовал ее медленно, тщательно, ощущая вкус ее кожи, ласкал каждую грудь, прижимаясь ухом к ее телу, прислушиваясь к биению ее сердца, такому же громкому и учащенному, как и у него самого. Он провел языком по внутренней стороне ее руки, ладонями поглаживая бедра.
      Когда его пальцы достигли ее лона, Делла застонала и стала извиваться всем телом, воспламеняя его своим желанием. Впервые в жизни наслаждение, испытанное женщиной, было для Камерона гораздо важнее, чем его собственное.
      Движения его были неторопливы, несвойственная ему нежность захлестнула его. Наконец его язык проник в ее жаркое влажное лоно, доведя ее до исступления. Только тогда Камерон приподнялся и вошел в нее. У нее перехватило дыхание, и она изогнулась навстречу ему, сотрясаясь в конвульсиях. Он поцеловал ее и, не в силах сдерживаться, взорвался, испытав ни с чем не сравнимое наслаждение.
      Это было самое ужасное, что он когда-либо совершил.
      Глядя в ее сияющие глаза, он почувствовал отвращение к себе.
      – Я и представить себе не могла, что это так чудесно, – прошептала она, прикоснувшись к его губам. Изумление сияло в ее глазах. – Я думала, что знаю, но даже не имела понятия.
      – Не двигайся.
      Высвободившись из ее объятии, он выскользнул из кровати и налил воды в тазик, стоявший на комоде. Смочив полотенце, он вернулся и сел возле нее, отирая пот с ее лба и шеи.
      – Хочешь выпить? У меня есть виски.
      – Только воды, пожалуйста.
      Огонь в очаге почти погас, но он не стал его разжигать. Сознание недопустимости того, что он позволил себе по отношению к ней, заставляло его сердце сжиматься от стыда. Должно быть, это написано у него на лице, думал он, натягивая брюки. И позже, до мельчайших подробностей вспоминая прошедшую ночь, он признал, что ему следовало бы еще больше стыдиться, так как, испытывая ненависть к себе за совершенный поступок, он тем не менее ни на мгновение не раскаялся.
      Когда она выпила воды и затянула тесемки на своей ночной сорочке, Камерон отбросил к изголовью подушки и заключил Деллу в объятия. Она положила голову ему на плечо. Ему доставляло огромное удовольствие ощущать прикосновение ее шелковых волос и хотелось вот так, обнявшись, говорить о любви. Но время работало против них. В считанные минуты все должно было измениться. Он почувствовал, как она напряглась.
      – Не надо, – прошептала она. – Только не сегодня. Твой секрет может подождать до завтра. Пожалуйста, Джеймс.
      – Не сказав тебе правды с самого начала, я причинил нам обоим огромный вред.
      Он сжал ее в объятиях, вдыхая аромат ее волос и кожи. Еще мгновение – и она отшатнется от него.
      – Не верю, что ты способен кому-нибудь причинить зло. – Делла прижала ладонь к его сердцу.
      Ей придется в это поверить.
      – Я рассказывал тебе о войне, – начал он, устремив взгляд в темноту! Лучше бы ему отправиться под пули, чем признаться в том, что он сделал. – Но кое-что скрыл от тебя.
      – Я с самого начала знала, что ты чего-то не договариваешь, – произнесла она.
      Он рассказал ей о том дне в лесу, когда война для него закончилась. О том человеке в сером мундире, появившемся на краю оврага, и о том, как оба они выстрелили.
      Он почувствовал, что она замерла.
      – Подожди. Ты сказал – в сером мундире, но ты имел в виду синий.
      – Синий мундир был на мне, Делла.
      Она села, уставившись на него в замешательстве.
      – Не может быть, – прошептала она едва слышно. – Тогда бы ты был янки.
      – Мы оба выстрелили. – Глядя ей в лицо, он спрашивал себя, могла ли она почувствовать запах пороха или артиллерийские залпы в отдалении. Он мог, и это казалось так реально. – Солдат конфедератов скатился в овраг.
      Она впилась взглядом в его широко раскрытые темные глаза, не желая верить услышанному.
      – Нас обоих загнал в эту ловушку артиллерийский обстрел. Мне захотелось узнать, кто он, и я обшарил его карманы.
      – Это был тот человек, о котором ты мне говорил, солдат, благодаря которому враг для тебя обрел лицо.
      Он едва ли расслышал ее слова, но уловил суровость в ее тоне, увидел, как поднимается и опускается ее грудь.
      – Это ведь был последний человек, которого ты убил, Разве не так? Как его звали, Джеймс?
      Она задала вопрос, но отодвинулась от него на постели и замотала головой. Одинокая слезинка покатилась по ее Щеке, но она стряхнула ее.
      – Назови его имя!
      Он провел ладонью по лицу.
      – Ты знаешь, кто это был, Делла. Это был Кларенс Уорд.
      Она невольно зажала ладонью рот. Ее глаза широко раскрылись, лицо побелело. Она беззвучно пошевелила губами.
      – Не знаю, почему я взял ваши письма и свадебную фотографию.
      Приблизиться к ней или коснуться было бы кощунством. Но ему хотелось обнять и утешить ее.
      – Я пожалел, что взял эти вещи, потому что понял, что должен вернуть их тебе.
      – Я часто задумывалась над тем, как это случилось, видел ли Кларенс человека, убившего его. Но когда выпадал случай спросить об обстоятельствах, не решалась. – Она покачала головой. – О Господи. Ты сказал, что был с ним, когда он умер, и я полагала…
      Ему невыносимо было видеть ужас на ее лице, он спустил ноги с кровати и, наклонившись вперед и упершись локтями в колени, с силой потер подбородок. Больше нечего было сказать. Он вперил взгляд в мерцание тлеющих угольков и слушал.
      – Все, что со мной случилось, произошло из-за того, что ты выстрелил из винтовки в тот день. Я потеряла мужа, моя дочь потеряла отца. Уорды потеряли сына. Я вынуждена была жить на грязной ферме в Техасе, потому что ты застрял за линией фронта. Из-за тебя я десять лет не видела свою дочь. Я осталась одна, с запятнанной репутацией, за тысячи миль от всего, что мне дорого. И все из-за того, что ты убил моего мужа. В тот день изменилась вся моя жизнь. – Из ее груди вырвался стон. – О Боже! Я спала с тобой!
      Она отодвинулась в дальний конец кровати.
      – Я тебе отдалась!
      Ему нечего было сказать. Он повернулся к ней и увидел отвращение, исказившее ее черты.
      – Ты сукин сын! Как ты мог! Как ты посмел уложить в постель жену человека, которого убил?!
      Она бросилась на него, замахнувшись кулаком, но он не уклонился от удара. Она ударила его достаточно сильно, и его голова мотнулась в сторону. Когда он снова повернулся к ней, она ударила его еще раз, и у него из носа потекла тоненькая струйка крови. Но ничто не могло ранить его так глубоко, как отвращение и ненависть, пылавшие в ее глазах.