Монета встанет на ребро

      Хранящая едва глянула в шкатулку и улыбнулась:
      – Это щепки похоронного креста, разбитого о голову покойника.
      – Что?!! – удивилась и даже как-то обиделась Тилорь. – Зачем они вам?
      – Мне? Незачем. Будь здесь Таирна – она бы вам, может, что-нибудь и объяснила. По ее словам, этими щепками нужно мешать какие-то зелья, чтобы… Даже не помню, признаться, зачем. Зелья – не моя стихия. Но, если хотите, я могу ее позвать.
      – Нет, спасибо, – торопливо отказалась чародейка, смутившись своего недоверия. Действительно, почему бы в подземельях летающего Храма и не быть щепкам похоронного креста, разбитого о голову покойника? Даже если они ни для чего и не нужны, стиль-то заведения так или иначе создавать надо.
      Ворон, глухо каркавший где-то в темноте, пугал Тилорь суетливым хлопаньем крыльев. Руки окоченели (чародейке даже пришло в голову, что риль Иньярра специально привела их в самое холодное подземелье, чтобы не слишком-то задерживались), а глаза слезились от дыма. Тилорь отошла от полок, заверив Гридъяра, что с зельями все в полном порядке. Ей не терпелось уйти отсюда. Сколько же можно бродить по темноте и холоду?!
      Она увязалась за Хранящей, направившейся к нетерпеливо приплясывающей возле чего-то Таррэ.
      – Вас что-то заинтересовало, риль? – мягко спросила ведьма тоном мамочки, тысячу первый раз объясняющей ребенку, что это дядя в сказке может прыгать из окна двадцатого этажа и спешить к своей возлюбленной. В жизни финал будет печальней, хотя красивее и трагичней.
      – Что это за гребень?
      Ведьма осторожно приняла гребень из рук чародейки и тонко улыбнулась, проведя пальцами по его ровным деревянным зубчикам.
      – Это гребень Сиямова дерева.
      – Ну и что? – не поняла чародейка. – За какие заслуги он здесь-то оказался?
      Мечтательное выражение скользнуло по лицу Хранящей и улетело быстро, как облачко после грозы.
      – Вы когда-нибудь слышали о Сияме? – Чародейки дружно покачали головами. – Это маг десятого уровня. На некоторых Ветках его называли Вицлипуцли. Он специализировался на исполнении желаний. Полном исполнении. Например, хотел человек всегда молодо выглядеть – Сиям убивал его в двадцать лет и бальзамировал тело. Желание было полностью исполнено, но, боюсь, человек не был счастлив.
      – Но это же… Мерзко!
      Ведьма философски пожала плечами:
      – Смотря с какой точки зрения. Ведь не зря же мудрые говорят: «Бойтесь своих желаний, ибо они исполняются». Люди – странные существа, им нужно доказать и показать, чтобы они поверили. Именно этим – убеждением неверующих – и занимался Сиям.
      – А при чем здесь этот гребень? – негромко спросила Тилорь. Ей вдруг показалось, что эта восьмидесятилетняя ведьма старше нее не на два года, а по меньшей мере в два раза.
      – Этот гребень он подарил одной женщине, которая очень хотела иметь длинные густые волосы.
      – И что?
      – И ничего. Расчесываетесь гребнем – и вашим волосам станет завидовать любая красавица. Хотите попробовать?
      Ведьма лукаво прищурилась, и Тилорь торопливо отодвинула гребень от протянувшейся руки Таррэ.
      – Нет, спасибо!
      – Мудро, – улыбнулась Хранящая, убирая гребень на место. – Абсолютно ВСЕ волосы на вашем теле стали бы длинными и густыми. В том числе брови, ресницы и все прочее.
      Таррэ перекосилась, когда поняла, какой участи едва избежала.
      – Риль Иньярра! – негромко позвал Гридъяр с другой стороны скрытого темнотой подземелья.
      Ведьма слегка кивнула головой, словно извиняясь перед собеседницами, и мягкими неслышными шагами отошла от чародеек. Не сговариваясь, Тилорь и Таррэ направились за ней.
      Было в этой ведьме что-то… этакое. Что-то такое, из-за чего хотелось стоять рядом с ней и слушать, даже если она иронизировала или насмехалась над тобой же. Словно рядом с ней колыхалась аура вселенского спокойствия, уверенности и какой-то снисходительной мудрости. Мудрости не лет, приходящей рано или поздно к любому магу, а мудрости жизни, которая слилась с ней так естественно, словно была впитана, как греховная красота, с молоком родной матери.
      – Вы меня звали, рильт?
      Гридъяр без слов повертел в руках полотняный мешочек без опознавательных знаков. Ведьма протянула тонкую, унизанную кольцами руку:
      – Можно?
      – Разумеется, – маг осторожно – мало ли что там внутри – передал Хранящей мешочек.
      Та бережно сжала его в теплой ладони, помолчала, закрыв глаза, словно вслушиваясь в самое себя, и понимающе улыбнулась.
      – Что это? – тут же влезла Таррэ, подозрительно косясь на ее ладонь.
      – Клыки дракона, – спокойно ответила Хранящая.
      – А почему без подписи? – придралась чародейка. Ведьма посмотрела на нее с удивлением и повторила:
      – Но ведь это – клыки дракона!
      – Большая редкость, я знаю, – нетерпеливо перебила Таррэ. – Но это же не причина держать мешочек без подписи! Как можно проверять опись при таком положении вещей?
      – Единственное, что не могут прорезать драконьи клыки, – это шкура дракона, – терпеливо объяснила Хранящая. Чародейка по всем признакам ей уже изрядно надоела, и, хотя она пока сдерживалась, играть с огнем на месте Таррэ не стоило. – А на ней, да будет вам известно, невозможно ни писать, ни оставлять каких-либо пометок.
      Щелкнутая по носу чародейка нуждалась в реванше. Она никак не хотела признать победу этой черноволосой, по-драконьи спокойной, независимо держащей себя Иньярры, будь последняя хоть Хранящей, хоть еще кем-нибудь.
      – А вдруг там совсем не то, что вы говорите?! – влезла она.
      Глаза ведьмы нехорошо, по-змеиному сузились. Чаша терпения плеснула через край, приняв в себя последнюю каплю яда. Но незамедлительного взрыва, как случилось бы, будь на месте ведьмы Тилорь или сама Таррэ, не последовало. Она почти насильно вложила в руку чародейки мешочек с клыками.
      – Что ж, проверьте!
      – Как? – тут же попалась на крючок Таррэ.
      – Помнится, клыки дракона вступают в качественную реакцию с концентратом каштановой вытяжки, – с непроницаемым лицом заметила Хранящая. – Вон на той полке была склянка. Риль, если вас не затруднит…
      Не дожидаясь окончания фразы, Тилорь кивнула и принесла концентрат.
      Таррэ, вдруг заподозрившая какой-то подвох со стороны Хранящей, засомневалась:
      – А такая реакция точно существует?
      – Вам методичку зельеварения предъявить? – не выдержала ведьма, впервые сорвавшись на чисто человеческие раздраженные нотки. – Или смешивайте – или верните ингредиенты на место.
      Таррэ, независимо тряхнув головой, отобрала у Тилори склянку, осторожно распустила шнурок, стягивающий горловину мешочка из драконьей кожи, и, вытащив оттуда один желтоватый, в потеках багровой крови, клык, бросила его в склянку.
      Грохнуло, бухнуло, вспыхнуло. Огненная струя с тихим воем пронеслась под потолком и распустилась вихрем хвостатых зеленоватых искр. Лицо Таррэ, изрядно подкопченное взрывом, выражало животный ужас. По губам Гридъяра скользнула тонкая улыбка. Тилори вдруг подумалось, что он, вполне возможно, знал, к каким последствиям приведет подобный опыт, но промолчал. Старый маг нередко совершал странные поступки, особенно рядом с теми, кто почему-то был ему симпатичен. А ведьма, похоже, вот-вот могла войти в этот список.
      – Что ж, реакция прошла, – невозмутимо подытожила она, мягко отнимая драконьи клыки у оцепеневшей Таррэ и аккуратно затягивая шнурок. – Думаю, больше сомнений у вас нет?
      – Их и не было, риль, что вы! Как мы могли в вас сомневаться, – непринужденно ответил маг. – Просто риль Таррэ хотела убедиться, что… ингредиенты ваших зелий не отсырели и готовы к использованию. Не так ли, риль?
      – Разумеется, – вынужденно буркнула чародейка.
      – Я рада, что вы в этом убедились, – вежливо ответила ей ведьма. – Желаете ли осмотреть еще что-нибудь?
      Маги заозирались.
      – Кажется, никто из нас еще не был у дальнего стенда, – с сомнением протянул Гридъяр, оглядывая подчиненных. – Не так ли?
      – Да.
      – Что ж, пойдемте посмотрим, что интересного есть там.
      Ведьма безмолвно развернулась и неслышно заскользила вперед, указывая дорогу. Черный плащ певуче шептал, касаясь полами гранитных плит. Ворон уселся Хранящей на плечо и неприязненно косился зеленым глазом на незваных гостей.
      – Прошу! – Широким жестом Хранящая обвела содержимое широких дубовых и – надо заметить отдельно – совершенно не пыльных полок. Расширенный к запястью черный рукав лизнул шелком выложенные артефакты, оружие и амуницию. Видя замешательство гостей, не знающих, с чего начать, она принялась перечислять: – Проклятые фолианты и гримуары…
      Книги величественно мерцали во тьме инкрустированными переплетами и чуть слышно шипели, перебирая смертоносными, пожелтевшими от времени и кое-где покрывшимися зеленоватой плесенью страницами. Изредка та или другая книга гневно вспыхивала и выстреливала в потолок снопом серебрящихся искр или пыхала едким тяжелым дымом.
      – Кто их проклял? – услышала Тилорь собственный голос и искренне удивилась: так ровно он прозвучал. В душе она далеко не была уверена, что стоит записывать на свой счет еще один дурацкий вопрос. Впрочем, у Таррэ ее пальмовую ветвь первенства все равно уже не отнять…
      Ведьма равнодушно пожала плечами:
      – Не знаю. Иногда проклятие поражало и самого заклинателя, затягивая его внутрь или выпивая силы. Иногда книги проклинают себя сами. Иногда срабатывает одно из древних отсроченных заклинаний. Во всяком случае, с повинной ко мне никто пока не приходил.
      – А это что? – спросила Таррэ, опасливо кивнув на особо отгороженный уголок на полке.
      – Это так называемая «вампирья зона», – усмехнулась Хранящая. – По крайней мере, именно так ее прозвали малыши, когда их водили сюда на экскурсию. Это – схема строения вампирьего крыла, это – слепок челюсти: нижние клыки не слишком длинные, а вот верхние похуже вурдалачьих будут… А здесь – кольца вечного союза.
      – То есть?
      – Если их использовать при бракосочетании, то вступившие в брак никогда уже не разлучатся.
      Тилорь удивленно вскинула левую бровь:
      – Тогда почему они лежат здесь, а не выдираются друг у друга брачующимися парочками? Ведь перспектива-то более чем заманчивая!
      – Во-первых, мало кто знает, что они здесь лежат, – резонно заметила ведьма. – А во-вторых, у этих колец есть и оборотная сторона: они ведь не обещают вечной любви. Лишь гарантируют вечность и неразрывность союза. Предположим, вы надеваете друг другу на палец эти кольца. Это все равно как если бы священник взял цепь и сковал ею вас друг с другом. Быть может, через пару лет вы поймете, что ошиблись в выборе и этот человек вам не нужен, а уйти не сможете. Потеряется заявление о разводе, родится ребенок, которому нужна полная семья, ваш муж тяжело заболеет, и вам совесть не позволит бросить его без помощи. Кольцам наплевать, каким именно образом они удержат вас друг возле друга. Они просто энергетически неразрывны и подстраивают окружающую реальность под это свойство. Так что, подарить вам колечки на день рождения?
      – Нет, спасибо!
      – Вечный двигатель, если я не ошибаюсь? – перебил беседу Гридъяр.
      – Да уж, – усмехнулась Хранящая. – Удивительная конструкция, которую создатель назвал вечным двигателем.
      – Так это неправда? – разочарованно протянула Тилорь, заглядевшаяся было на статуэтку с вращающимися лопастями.
      – Спорный вопрос. Этот двигатель не останавливается ни на миг, пока рядом с ним находится хоть один человек. Он питается нашими эмоциями, мыслями, аурой – словом, энергией в любом ее проявлении. Но стоит нам уйти – или просто поставить достаточно сильный блок – и он остановится. Его создатель бессознательно умел так напитать его своей верой в его вечность и детским восторгом разгаданной загадки, что бедная статуэтка едва не взлетала!
      – Жалко, что он ненастоящий, – с сожалением вздохнула Таррэ.
      – Ну почему же сразу ненастоящий? Он вечен для всякого, кто захочет верить в его вечность.
      Они помолчали. Каждый так и этак пробовал на зуб историю вечного двигателя, стараясь или окончательно ее опровергнуть, или окончательно убедиться. Но старые магические легенды мало кому открываются сразу и полностью. Их бессмертие длится ровно до тех пор, пока не поставлена последняя точка, пока не рассеялось облако двусмысленности.
      Тилорь в задумчивости взяла с полки лошадиную уздечку. Узда и узда: металлические кольца удил, прочные, но узкие кожаные ремни – и за что она сюда попала?
      – Узда Пегаса, – не дожидаясь вопроса, пояснила Хранящая. – Позволяет владельцу поймать вдохновение и оставлять его у себя столько, сколько он захочет.
      – А что в ней плохого? – Тилорь уже привыкла к тому, что у всякой вещи, какой бы прекрасной она ни казалась на первый взгляд, есть свои недостатки. Двойственность мира, чтоб ее…
      – Подвоха нет, – покачала головой ведьма. – Муза действительно трепещет крылышками над плечом столько, сколько ты хочешь. Но переизбыток вдохновения тоже ведь вреден: от него ломаются перья и путаются в голове слова. Да и к тому же, если творческий процесс не прекращается ни на день, если нет той щемящей тоски ожидания вдохновения и упоения – то творчество, созидание превращается просто в работу. Искусство становится ремеслом.
      – Грустно, – признала Тилорь, с сожалением возвращая уздечку на место.
      Темь в подземельях стояла такая, что различить что-то дальше, чем на два шага, не позволял даже свет шэрита. Поэтому, пройдя еще немного вперед и буквально нос к носу столкнувшись с каким-то непотребно обросшим мужиком с ржавой алебардой в руке, Тилорь не сумела воздержаться от пронзительного визга, услужливо подхваченного и на все лады повторенного дразнящимся эхом.
      – Доброе утро, Джанг, – вежливо кивнула гному Хранящая и улыбнулась. – Зачем вы мне пугаете комиссию?
      – Я?! – возмутился тот. – Да туть вобче ничаво… Стою вот, охраняю, как вы велели…
      – А что вы охраняете? – спросила покрасневшая от стыда Тилорь, смутившаяся от своего крика и спешащая замять инцидент.
      – Как чаво? – вскинулся гном, явно стосковавшийся без собеседников. – Да ведь токмо оставь на минутку – и фьють, уперли, выхлюпали! Оправдывайся потом!
      – Что уперли-то? – непонимающе нахмурился Гридъяр.
      – Как что? – Мужик уставился на них, как на кроманьольцев, хвастающихся только что добытым огнем. – Спирт, конечно!
      – Не поняла, – нахмурилась Тилорь, оглядываясь на Хранящую, стоявшую неподвижно и с каким-то озорством в глазах глядящую на гнома и пораженных магов. – Драконья кровь – один из самых дорогих эликсиров в наши дни – стоит спокойно на полке среди ромашки и дубовой коры; концентратом каштановой вытяжки вы без раздумий пожертвовали, чтобы… мм… развеять сомнения риль Таррэ; а какая-то бочка со спиртом стоит под отдельной охраной?!
      Ведьма мягко улыбнулась и развела руками:
      – Что поделаешь, боюсь, студентам восемнадцать лет, а не восемьдесят, так что их куда больше интересует спирт, чем драконья кровь…
      Гридъяр понимающе тихонько рассмеялся:
      – Да уж, как меняются жизненные приоритеты с годами!
      – Ух ты! – восторженно раздалось за их спинами и тут же сменилось обиженным: – АЙ!
      Голубоватые искры (в который уже раз за это утро!) с язвительным шипением взвились над чем-то, выпавшим из обожженных рук чародейки.
      – Философский камень, – не оборачиваясь, определила Хранящая. – Он очень не любит чужих рук.
      Таррэ оскорбленно передернула плечами, но промолчала.
      – Это тот, что дает бессмертие и обращает любой металл в золото? – неверяще воззрилась на тускло облитый серебристым сиянием гладкогранный камень Тилорь. – Быть не может!
      – Может. Смотрите.
      Ведьма смело взяла в руки послушно засветившийся игривой белой искоркой где-то в глубине камень и, сняв с тонких пальцев одно из колец, ловко приложила его к гладкому боку камня. Тот чуть нагрелся, искорка разрослась, охватывая белым внутренним пламенем весь камень, – и серебряное кольцо в пальцах Хранящей окуталось багровым облаком. Когда же камень потух и облако развеялось, кольцо в свете шэрита сверкнуло золотыми гранями. Ведьма невозмутимо надела его на палец.
      – Но тогда почему…
      – Потому что этот камень не служит никому, кроме своего хозяина, – перебила, не дослушав, Хранящая. – А хозяином его может быть только истинный философ. Но философы ни во что не ставят ни богатство, ни жизнь, поэтому им не нужно золото или эликсир бессмертия, да и сам камень не нужен… Философский камень – это артефакт, обреченный на вечное одиночество…
      – Но ведь вы… – заспорила было Таррэ, но смолкла, перехватив снисходительно-насмешливый взгляд Хранящей.
      – Что я? Я могу брать камень только потому, что меня охраняет защитная магия Храма, да и то только ради демонстрации. Вздумай я и вправду разбогатеть за счет камня – и в этих подземельях впервые появилась бы уборщица с совком и веником.
      Ведьма осторожно положила на место дымящийся и явно уже обжигающий ей пальцы камень.
      Тилорь вдруг начала стучать зубами. Холод, отступивший было перед увлекательными легендами, сладким вином струящимися из уст Хранящей, набросился на нее с невиданной силой.
      – Быть может, мы перейдем к осмотру оставшегося Храма? – спросила-взмолилась она.
      Ничуть не меньше замерзшие маги с готовностью подтвердили, что в этих подземельях они уже осмотрели все, что хотели, и Хранящая, невозмутимо кивнув на прощание остававшемуся Джангу, повела комиссию к выходу, скрытому в мареве дыма и темноты. Стены прощально целовали Тилорь холодным дыханием.
      Чародейка задумчиво шла рядом с Хранящей, внимательно глядя по сторонам и говоря словно самой себе:
      – Странное место этот Храм. Вроде бы появился недавно. Но почему тогда от этих стен, пола и всех артефактов веет такой незапамятной древностью?
      – Храмы – это средоточие магии, – отозвалась ведьма. – А что на всем Древе может быть изменчивее, непостояннее и необъяснимее магии? Она сама пишет свою историю, мало обращая внимания на человеческие представления о времени и древности.
      – Я бы хотела узнать этот Храм не так, – задумчиво протянула Тилорь. – Не как ревизор, а как человек. Без проверок и дурацких вопросов…
      Хранящая смерила ее долгим, проницательным испытующим взглядом и, ничего не сказав, пошла дальше.
 
      «Работа не волк, но что-то звериное в ней определенно есть!» – мысленно решила я и, сплавив уже порядком поднадоевшую комиссию на удачно подвернувшуюся Ильянту, которая, хоть и без особого энтузиазма, но все же подхватила эстафету, отправилась на поиски Таи. Проклятый висок болел все сильней и сильней, причем все увеличивающуюся припухлость уже не скрывали ни пудра (щедрым полувершковым слоем наложенная перед отлетом), ни волосы, и Гридъяр начинал поглядывать на меня как минимум подозрительно. Как на жизнерадостно улыбающегося и машущего ручкой волкодлака с серебряным клинком, застрявшим в груди.
      В общежитиях Таи не оказалось, этажи сиротливо пустели добросовестно посещающими лекции или безудержно прогуливающими студентами. Пораскинув мозгами, я направилась к столовой, тихо радуясь возможности идти спокойно, а не следя за любым своим жестом, движением, шагом и взглядом. Честно признаться, меня порядком притомило кормить комиссию свежепридуманными байками (частью я придумала сама, частью помог Храм). С Тилорью все было вроде бы более-менее понятно. Эта если и не по мою сторону баррикад, то и не на противоположной. Таррэ тем более загадкой не казалась. Хотя нынче она вообще словно с цепи сорвалась. Маленьким утешением служил мне только случай с драконьими клыками и концентратом каштановой вытяжки. Как ни крути, а рвануло знатно…
      Что же касается Гридъяра, то он был для меня сплошным вопросительным знаком. Единственное, в чем сомневаться не приходилось, – именно от него зависит, пройдет мой Храм проверку или нет. У него решающее право голоса. Но кто он такой? Как ко мне относится? Чего хочет? Вопросов много, а ответ один: леший его знает!
      Из-за угла показалась теряющая терпение Ильянта во главе клятой комиссии (и принесла же их нелегкая!), и я поспешила скрыться за лестницей, дабы меня не припрягли объяснять что-нибудь малопонятное, но зело для комиссии интересное.
      Тая попадаться на моем пути не спешила, висок ломило все с новой силой, и я, перебрав в уме дюжину вариантов, куда могла удалиться досточтимая ведьма, и плюнув на каждый по отдельности и на все вместе, решила в кои-то веки воспользоваться кристаллом связи.
      – Тай?
      – Иньярра? А почему на заднем плане не виднеются обезображенные интеллектом лица комиссии?
      – Я их сплавила Ильянте, – беспечно призналась я.
      – Ильянте?! А сама ты работать когда-нибудь будешь? – язвительно поинтересовалась подруга.
      Я отмахнулась:
      – Если людей ценить по работе, то лошадь лучше всякого человека: возит и молчит! Тай, мне нужна твоя помощь. В профессиональном плане.
      Я уверена, что Тая подозрительно прищурилась:
      – И куда ты опять успела влипнуть?
      – Тай, неважно: у меня мало времени. Так ты где?
      – Ох горе ты мое луковое… Ладно, иди в свою комнату – сейчас приду.
      – Я жду, – кивнула я на прощание (как будто это кто-то по звуковой связи мог увидеть!) и стала подниматься вверх по лестнице.
 
      Как следует рассмотрев ранку на моем виске, Тая только руками всплеснула:
      – Ну и где ты, чадо, измудрилось так шарахнуться?
      – С дракона нырнуть решила, – мрачно отшутилась я.
      – Иньярра, я не шучу! Так же и убиться можно!
      Можно. И еще как можно. Но разве я пришла к подруге за тем, чтобы мне устроили промывку мозгов?
      – Тай, знаешь, за что я тебя люблю? – лукаво прищурилась я. – За то, что ты ворчишь раза в три меньше, чем Ильянта. Давай не будем нарушать традиций, а?
      Тая напоказ нахмурилась, довольно улыбнувшись внутри. Уж я-то знаю!
      – Будет больно, – строго предупредила она и подошла вплотную. Тонкие холодные пальцы невесомо коснулись кожи, легкий шепоток рассеялся заволакивающим дымком по сознанию – Тая почти никогда не работала без обезболивающих, цинично объясняя это тем, что, когда пациент дергается, как потерпевший, она не может сосредоточиться. Но мои рационализаторские предложения типа: «Хорошо привязанный пациент в анестезии не нуждается!» – удостаивались только возмущенного взгляда и презрительного фырканья.
      Тягучее марево тумана в голове пронзила долгая, томительная, тупая, но несильная боль. По сравнению с тем, как меня ломало при утренней попытке самолечения, это было укусом комара на фоне пропоровших грудь упыриных когтей.
      – И это все? – спросила я, опасливо приоткрывая один глаз. Левый.
      – А тебе мало? – удивилась ведьма, отходя и брезгливо сбрасывая с пальцев остатки магии.
      – Вполне достаточно! – торопливо заверила я, соскакивая с подлокотника кресла и собираясь отправиться на поиски добровольно-принудительно развлекающей комиссию Ильянты.
      – Постой-ка, – Тая подцепила меня за широкий рукав и насильно посадила назад. – Ты что, пыталась лечить свой висок сама? Он выглядел каким-то… полузалеченным.
      – Ну… да, – осторожно призналась я. – А что?
      – Что?! И она еще спрашивает!!! – возмущенно взвилась Тая, нависая надо мной карающим мечом. – Ты вообще, прежде чем что-нибудь сделать, имеешь привычку подумать? Ну хоть немножко?!
      – Когда как, – честно ответила я, мало понимая, с чего она так взъелась.
      – Не «когда как», а вообще никогда! – отрезала ведьма. – Тебя чему в Храме десять лет учили?! Одно из первых правил знахаря: нельзя самому пытаться залечивать раны на голове, груди и запястьях! В девяноста девяти процентах случаев – смерть от болевого шока! Чем ты думала, скажи мне? А?!
      Я покаянно молчала, мысленно костеря себя на чем свет стоит. Это ж надо было так глупо вляпаться! Ну сказала бы, что ей кажется, и уже забавляла бы комиссию, а не сидела здесь, с трудом припоминая, как скорчить виноватую рожицу – после окончания Храма практики на этот счет мне явно не хватало.
      – Иньярра, хватит отмалчиваться как первокурсница! – наконец взмолилась Тая. – Объясни мне уже хоть что-нибудь.
      Я тяжело вздохнула:
      – Хорошо. Только сядь. Меня нервирует, когда ты тут носишься взад-вперед. Это моя привилегия. – Тая презрительно фыркнула, но села. – Вот так гораздо лучше. Слушай.
      Я помолчала, подбирая слова, повертела кольца на пальцах.
      – Где-то месяца три назад я у себя обнаружила новую… способность, что ли… В общем, когда мне очень больно – больно до потери сознания, – у меня происходит как бы… раздвоение личности. В смысле, как будто сознание вылетает из тела и смотрит, как его ломает и корчит, со стороны. Если очень уж постараться, я могу даже им управлять: например, биться с пробитым легким.
      – Врешь! – пораженно вырвалось у Таи. Не столько из недоверия, сколько от удивления.
      Я отрицательно покачала головой:
      – Нет. Только колдовать не могу: нужно единение души и тела, силы и движения. Но смерть от болевого шока или потеря сознания от боли мне не грозят.
      Тая ошарашенно смотрела на меня, уронив подбородок на переплетенные колыбелькой пальцы. То, о чем я говорила, было мечтой практически любого мага, ибо единственное, что выставляет нам пределы магии, – это боль. Боль в разрывающихся от нехватки воздуха легких при чтении заклинаний, боль, с которой уходит из ауры сила, боль, взрывающаяся огненным шаром в голове при магической атаке со стороны. Если же предположить, что с ней можно справляться, то… пределов магическому всесилию вообще не будет… Хотя нет, это нереально. Именно на этой нереальности и зиждутся все магические законы. Не мне их ломать.
      – И с чего это у тебя?
      – Да чтоб я знала!
      Мы помолчали.
      – Ладно, Тай, я пойду. А не то боюсь, на Ильянту нам потом никакого антиозверина не хватит!
      – Иди, – отрешенно кивнула подруга, но тут же встрепенулась: – Хотя постой: объясни мне, откуда ты Масмеда так вовремя взяла?
      Я довольно улыбнулась:
      – А что, понравилось?
      – Да уж, знакомство было эффектным. На магов это явно произвело впечатление.
      – Что ж, тем лучше: не мытьем, так катаньем достанем.
      И, так и не удовлетворив Таиного любопытства, я вылетела за дверь.
 
      «Заблуждения заблуждениям рознь, взять того же Сусанина!» – мысленно ворчала Тилорь, припоминая историю Миденмы.
      Предоставленная Ильянте, а фактически самой себе, комиссия забрела в какие-то холодные каменные лабиринты Храма, причем ни для чего они здесь есть, ни как отсюда выйти, ведьма не знала, на все вопросы реагируя одинаково: раздраженно передергивая плечами и отмалчиваясь.
      Маги уже начинали тихонько ворчать себе под нос, когда из-за очередного поворота вынырнула знакомая тоненькая фигурка в плаще и, удивленно вскинув брови, направилась к ним.
      – Вижу, предоставленные сами себе, события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему, – тихонько съязвила ведьма, обращаясь к Ильянте. Тилорь, случайно услышавшая не предназначавшееся для ее ушей, с усилием подавила улыбку.
      – А я тебе не затейник-экскурсовод! – так же негромко, чтобы не услышали маги, огрызнулась Ильянта. – Объясняй сама, с какой радости в твоем Храме завелись эти лабиринты. Мне фантазии не хватает! Ну чего ты кривишься?
      – Я не кривлюсь, я улыбаюсь без энтузиазма, – отрезала ведьма. – Ладно, спасибо и на том, что есть.
      Ильянта молча кивнула и удалилась. Ведьма, подумав пару секунд, развернулась к комиссии.
      – Как вы смотрите на то, чтобы осмотреть общежития?
      – Неплохо, – кивнул Гридъяр, порядком подуставший таскаться в этом каменном чреве змия. – Если только туда идти не дольше получаса.
      – Что вы, рильт! – разубедила ведьма. – Идемте!
      Общежития (а точнее – несколько этажей, отведенных под комнаты студентов) как раз были многолюдны и шумны: утренние лекции уже закончились, послеобеденные практические занятия еще не начались. Студенты, деловито снующие по своим делам, загадочно кучкующиеся в углах или демонстративно отрабатывающие новые заклинания, бросали на непрошеных гостей любопытные взгляды, но, завидев рядом Хранящую, от вопросов воздерживались. Заклинания даром не проходили: по коридорам то и дело проносились ветвистые, как десятисвечные канделябры, молнии и с глухим «шуххф» разбивались о заговоренные стены или блоки более опытных магов. От снующих над плечами студентов шэритов мельтешило в глазах, стены тонули в огненных кругах.
      – Быть может, лучше вернуться сюда попозже, когда ребята разойдутся на занятия? – неуверенно предложил Гридъяр.
      «Ребята», подпиравшие стены широкими молодыми плечами, уставились на мага, как обожравшаяся колбасы мышь на засохший кусочек сыра в мышеловке: «Ну как дети, ей-Хранящие!» Ведьма удивленно посмотрела на мага:
      – А какой смысл бродить в пустых коридорах? – начала было она, но, тут же перебив саму себя, согласилась: – Хотя как вам угодно…
      – Нет-нет! – сразу запротестовала Тилорь. – В коридорах и правда очень шумно и неуютно, но, быть может, мы можем осмотреть какую-нибудь комнату?
      Ведьма на секунду задумалась и кивнула:
      – Пожалуй.
      Ловко лавируя в слегка расступающейся перед ней толпе, ведьма продвигалась по коридору. Студенты, как показалось Тилори, вели себя странно. Вот и этот парень, увидев ведьму, кинулся было к ней с явной радостью в глазах, но, завидев комиссию, смешался, и приветствие, готовое уже сорваться с губ, хрипло застыло, модифицируясь в скомканное:
      – Здравствуйте, риль.
      Ведьма только кивнула ему, озорные искорки блеснули в черных глазах, но промолчала. Следующая комната оказалась наконец-то той, что была им нужна, и Хранящая, постучав, смело распахнула дверь, пропуская вперед Гридъяра, Тилорь и Таррэ.
      Комнатка была небольшой, но довольно уютной, хотя и типовой. Три кровати: две одна напротив другой, третья вдоль стены с дверным проемом. Письменный стол, комод, высокий шкаф, несколько заваленных всяким барахлом стульев. Широкий подоконник окна был занят раскиданными, как попало, выдранными из разных конспектов листами.
      – Здравствуйте, – удивленно обронила рыжеволосая девушка, с ногами взобравшаяся на кровать и занимающаяся нелегким ведьминским делом: перекрашиванием ногтей из огненно-багряных в синюшно-фиолетовые.