Муншаез (№3) - Темный источник

— Вы поссорились, а потом ты прогнал его? — Слова звучали холодно и обвиняюще.

— Нет! — Отрицание вылетело у него почти инстинктивно, и Тристан тут же пожалел об этом. — Да… я прогнал его.

— Что произошло с человеком, которого я так любила? — Робин казалась искренне удивленной. — Почему ты это делаешь? У тебя есть друзья, соратники, люди, которые любят тебя и хотят помочь! А ты одного за другим прогоняешь нас!

— Я этого не хотел! Что-то околдовало меня, какая-то сила, сущности которой я не понимаю. Я только знаю, что ужасно боялся за тебя, когда ты исчезла. Если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы не смог жить дальше!

— Можете не волноваться, сир. Если со мной что-то и произойдет, вы здесь будете ни при чем! Я сама хозяйка своей судьбы, я сама выбрала этот путь. И если мне придется пострадать из-за этого, так тому и быть. Я сама за себя отвечу!

— Очень хорошо, — спокойно ответил король. — Но разрешишь ли ты помочь тебе?

— Да, — так же негромко сказала друида. Она повернулась и посмотрела в ночь, окружающую лагерь. — Где сейчас Дарус?..

Таггар, шаман Норландии, отбросил посыпанную пеплом оленью шкуру. Он вынужден был признать, что все знамения оказались плохими.

Во-первых, король уже должен был вернуться. Грюннарх Рыжий, конечно, мог задержаться с набегами, но приближалась зима, а кораблей Рыжего Короля все не было.

Во-вторых, уже две недели через день над Норландией проносились жестокие бури. Каждый шаман знает, что семь бурь за четырнадцать дней предсказывают страшные беды.

И третье, самое ужасное — новость, принесенная жалким фермером, который до сих пор стоит возле дома шамана. Несчастный потерял девять овец за одну ночь!

Каждое из этих предзнаменований, по отдельности, могло бы заставить Таггара ожидать больших бед от наступающей зимы. Но все три вместе… — это было уже слишком!

Действительно, Темпус был ужасно разгневан. И Таггар, казалось, знал, почему. Темпус, могучий Бог войны, которого почитали почти все северяне, наслаждался звуками сражения, пролитой кровью и криками в ужасе бегущего с поля битвы врага. И всегда северяне были верными почитателями Темпуса. С тех пор, как они стали ему поклоняться. Бог войны им неизменно покровительствовал.

Но на последней войне северяне сражались при содействии другого Бога, хотя сами воины даже и не догадывались об этом. Темпус был определенно этим недоволен, однако северяне не сделали ничего, чтобы вернуть его расположение. Теперь Таггар был убежден, что Темпус обрушит свой гнев на северян именно зимой, когда они особенно уязвимы.

Бог войны никогда не был терпеливым божеством.

ПОСЛЕДНЯЯ СХВАТКА

Довольно долго Дарус, не шевелясь и не отводя взгляда, смотрел в холодные желтые глаза хищника, изо всех сил стараясь не моргнуть, — он понимал, что стоит ему закрыть глаза хоть на мгновение, чудовище тут же бросится на него.

Он пытался понять, как этому страшному существу удалось взобраться на вершину скалы. Зверь появился откуда-то сбоку — видимо, ему удалось найти место, где подъем был не очень крутым.

Неожиданно существо шевельнулось. Желтые круги исчезли за стволом дерева, потом появились снова и, словно два буравчика, впились в глаза Даруса. Затем зверь прошел несколько раз перед калишитом, не приближаясь к нему ни на шаг.

— Почему ты не нападаешь, тварь? — прошипел Дарус, чувствуя, что у него от напряжения начинает кружиться голова. — Ты что, боишься? И правильно делаешь, мой Кошачий Коготь не знает промаха.

Услышав эти слова, существо подобралось поближе, и Дарусу вдруг отчаянно захотелось, чтобы это страшилище наконец бросилось на него, он больше не мог выносить этого напряженного ожидания. Зверь играл с ним, как кот с раненой мышью. Такое сравнение показалось калишиту очень точным и отвратительным.

И тут он заметил, что вокруг начало сереть: это был еще не рассвет, скорее темнота стала не такой непроницаемой. Высокие деревья обволокло дымкой, и то, что Дарус увидел, очень было похоже на следы страшного пожара.

Становилось все светлее, и Дарус понял, что день будет холодным и туманным: все небо затянули тяжелые черные тучи. Но даже и небольшого света было достаточно, чтобы в Дарусе возродилась надежда. Теперь калишит решил, что был неправ, когда считал, что главное для него — дожить хотя бы до рассвета.

Наконец, он сумел рассмотреть это черное существо — порождение страшного бредового кошмара, — его широкие плечи и массивные, ступающие совершенно бесшумно лапы. Громадные, острые, как клинки, зубы чудовища, казалось, целились прямо в сердце Даруса. А когда он увидел длинные, омерзительно извивающиеся щупальца на спине невероятного зверя, он окончательно убедился, что перед ним не просто очень большая пантера.

Теперь, при свете начинающегося дня Дарус решил, что он обязательно должен убить это злобное страшилище. Он еще не знал, как это сделает, поскольку физически зверь намного превосходил его. Дарусу оставалось рассчитывать только на собственную голову, а он всегда гордился своей способностью соображать. Он решил, что перехитрит врага и покончит с ним.

Но вот как? «Естественно, — сказал себе калишит, — надо заманить его в ловушку». Придумыванию ловушек уделяли очень много внимания в Академии Хитрости, по этой части Дарус был просто мастером. Вообще-то, ему ни разу не приходилось заманивать в ловушку подобное существо, но ведь это не имело никакого значения. Главное правило в этой области гласит: ни одну, даже самую лучшую ловушку нельзя использовать дважды, иначе этот способ борьбы с врагом перестанет быть столь эффективным.

Дарус снова взглянул на чудовище. Желтые глаза смотрели на него в упор, но зверь не двигался с места. Он весь сжался между деревом и большим камнем, словно готовился к прыжку. Змееподобные щупальца, как бесформенные змеи, извивались и дергались над спиной и головой странной пантеры.

Сначала надо решить, какая это будет ловушка: смертельная или Дарус сначала должен поймать зверя. Естественно, чудовище надо убить. Или, по крайней мере, если ловушка не окажется смертельной, она должна так ранить зверя, чтобы Дарус смог добить его.

Ну, а теперь посмотрим, чем он располагает: у него, конечно же, есть Кошачий Коготь и кинжал, а еще веревка… так… инструменты для разжигания огня и множество деревьев. «И крутая скала», — напомнил себе Дарус.

Немного подумав, он решил, что лучше всего было бы воспользоваться возможностями, предоставляемыми скалами и крутым склоном, хотя, конечно, неплохо было бы заманить громадную кошку под какое-нибудь большое дерево и…

Однако ничего подходящего не пришло в голову. Лес здесь был негустой, а весь кустарник высох или сгнил, так что «кошка» легко передвигалась между деревьями. Да и глядя на скалу, Дарус не мог вот так сразу придумать, как бы устроить там ловушку. Он не представлял себе, что нужно сделать, чтобы заманить врага на самый край, а потом столкнуть вниз.

Дарус снова посмотрел на зверя — тот по-прежнему не сводил с него немигающих желтых глаз. Казалось, он с интересом наблюдает за человеком и вовсе не торопится на него нападать. Очень медленно Дарус поднялся на ноги — ему необходимо было определить, сможет ли он передвигаться.

Ужасная пульсирующая боль вспыхнула в правой ноге, едва он только коснулся ею земли. Мгновенно обессилев, калишит прислонился к дереву и тихонько сполз на землю. Ему необходимо что-нибудь вроде костыля! Он огляделся по сторонам, поднял большую ветку и, положив на колени, начал остругивать ее кинжалом, время от времени взглядывая на страшное существо. Вскоре он выстругал нечто отдаленно напоминавшее костыль и, переложив Кошачий Коготь в левую руку, медленно встал на ноги. Неуклюже подпрыгивая на одной ноге и упираясь костылем в землю, Дарус попытался отойти подальше от страшного чудовища и подыскать место, где он мог бы устроить ему ловушку.

Боль продолжала пульсировать в раненой ноге, но тут Дарус ничего не мог поделать и поэтому старался не обращать на нее внимания. Он продвинулся немного вперед и прислонился к дереву: у него вдруг опять закружилась голова.

И тут впервые за все время Дарус услышал, как животное сделало шаг… прямо за спиной калишита. Дарус удивленно повернулся и, отпустив костыль, перехватил Кошачий Коготь в правую руку. Кошмарное чудовище сумело за несколько секунд перенестись на сотню футов! Теперь оно злобно рычало всего в нескольких шагах от Даруса.

Дарус крепко прижался к дереву, и на землю посылалась сгнившая кора. Схватив ятаган обеими руками, он не сводя глаз, в упор, стал смотреть на чудовище. Человек больше не боялся этого дикого зверя, порождения необузданных и злобных фантазий Бога убийств — его охватила ярость против этого чудовища, которая затмила все остальные чувства и мысли.

Громадная кошка подошла поближе, и с каждым очередным ее шагом Дарусу казалось, что вот сейчас она бросится на него. С отвращением Дарус заметил, что щупальца чудовища усеяны влажными присосками, которые то раскрывались, то снова сжимались, словно им не терпелось прикоснуться к телу жертвы.

Калишит не заметил, как взошло солнце, которое, наконец, пробилось сквозь утреннюю дымку и осветило долину и горную гряду. Хотя лес по-прежнему прятался в тумане, небольшая площадка на вершине скалы была освещена лучами утреннего солнца. Глухое, леденящее душу рычание вырвалось из груди страшного существа, но даже и этот звук не смог вселить ужаса в сердце Даруса и заставить дрогнуть руки, сжимавшие ятаган. Калишит внимательно наблюдал за приближающимся чудовищем, собираясь с силами, чтобы нанести ему удар.

Глядя на лоб громадной кошки, Дарус решил, что именно туда он постарается ударить как можно сильнее. Он понял, что единственная возможность расправиться со страшным зверем — это размозжить ему голову…

Очень медленно и осторожно Дарус поднял ятаган, но существо продолжало приближаться, словно совершенно не испытывало страха. Вот оно уже почти подобралось к нему. Теперь каждый вдох зверя сопровождался длинным воинственным рычанием.

И тут серебристый клинок молниеносно рассек воздух, направляясь точно в цель. Калишит вложил в этот удар всю силу тела и души.

Клинок попал как раз в то место, куда Дарус и собирался нанести удар… но оружие прошло сквозь воздух, и Дарус потерял равновесие и упал.

Калишит тут же резко сел и протянул руку, чтобы потрогать чудовище, которое стояло рядом и грозно рычало. Но рука, ничего не ощутив, прошла сквозь гладкий черный бок, и Дарус понял, что существо перед ним сотворено из воздуха!

Чудовище зарычало снова, и по спине калишита пробежал холодок. Рычание доносилось сзади! Теперь Дарус понял страшное колдовское свойство этого зверя: казалось, что он находится в одном месте, когда на самом деле готовится напасть на ничего не подозревающую жертву совсем с другой стороны. Сильный и верный удар Даруса был нанесен изображению чудовища, а в действительности же зверь прятался у него за спиной!

Это открытие заставило Даруса резко откатиться в сторону, и в этот момент громадная пантера приземлилась рядом с ним.

Калишит быстро сел, не обращая внимания на боль. А затем, крепко зажав в руке сияющий Кошачий Коготь, с силой ударил — и клинок вошел в тело врага. Чудовище завопило, словно раненая кошка, и отскочило на несколько шагов. Одновременно изображение зверя рядом с Дарусом шарахнулось в сторону.

Калишита охватило такое сильное возбуждение, что он даже сумел подняться на ноги. Снова Дарус взмахнул ятаганом, но на этот раз рассек лишь воздух; однако калишит продолжал нападать на страшное порождение зла. Теперь каждый раз, прежде, чем нанести удар, он смотрел, кто перед ним — фантом или существо из крови и плоти. Зверь отступил, оглушенный безжалостными атаками, но это длилось всего несколько мгновений. Со свистом одно из щупалец зацепилось за ноги Даруса и, повалив его на землю, начало обвиваться вокруг тела. Дарус поднял Кошачий Коготь, но тут другое щупальце крепко сжало его горло; влажные, словно голодные, присоски облепили лицо, и калишит громко захрипел. Из последних сил пытался Дарус вырваться. Но чудовище одним резким движением вырвало сердце из груди калишита.

— Северный Мыс! Мы почти дома!

Услышав крик впередсмотрящего, Грюннарх бегом бросился на нос корабля. Он смотрел на родной берег и наслаждался представшим его глазам видом. Хвойные леса, растущие по берегам Норландии, придавали этим местам веселый и живописный вид, особенно после бесконечно серых холодных вод моря Муншаез.

Возвращаясь домой после летних военных походов, Грюннарх всегда возносил хвалебные молитвы Темпусу. Но теперь короля охватило небывалое чувство благодарности провидению и радость возвращения.

Сегодня во многих домах будут литься слезы и объявят траур, когда станет известно, что один корабль со всей командой уже никогда не вернется домой. Но в этом году горе от потери людей будет не столь тяжелым, как в прошлые годы, — ведь он привез своим согражданам то, чего ему еще ни разу не удавалось добыть во время своих летних набегов. Он всегда возвращался с добычей, иногда привозил рабов — и всегда позади у него оставались новые враги.

Теперь же впервые Грюннарх Рыжий вернулся домой, заключив союз. Он знал, что эта новость будет встречена его народом по-разному, но Грюннарх пользовался достаточным авторитетом и готов был убедить всех в правильности и целесообразности заключенного с Корвеллом мира.

Он наблюдал за тем, как капитан провел стройное судно мимо Северного Мыса и направился в Норландский Залив. Прямо по курсу расположился его родной город, и король уже видел, как сторожевые посты посылают сигналы об их приближении; очень скоро на берегу соберется толпа встречающих, где, конечно же, будет и его жена. Ингра все поймет. Нет никакой необходимости воевать с ффолками. А с ее помощью он сумеет убедить и всех остальных.

Еще не стемнело, а корабль уже вошел в порт и причалил у каменной пристани. Как Грюннарх и ожидал, громадная толпа собралась встретить своего короля. Люди молча следили за маневрами флагманского судна. Семь месяцев назад от этой самой пристани отошли два корабля, на которых отправлялись в летние набеги восемьдесят человек. Лишь половина из них вернулась домой, и в толпе послышались безутешные рыдания. Не обращая внимания на плачущих женщин, Грюннарх Рыжий гордо ступил на родную землю.

Из толпы ему навстречу вышла Ингра, и король подхватил ее на руки, с наслаждением прижав к себе ее теплое, нежное тело. Она не плакала, потому что жене короля не пристало показывать свои чувства на людях, но Грюннарх понял, что она счастлива видеть его живым и невредимым.

Король осторожно опустил жену на землю и повернулся к тем, кто собрался на пристани. Люди смотрели на него со смесью надежды и страха, в то время как король широко развел руки в стороны и громовым голосом провозгласил:

— Созовите всех старейшин Норландии на совет, который состоится в моем замке через пять дней! Я созываю Совет Зимней Ночи! Мы вернулись с сокровищами и сможем позаботиться о тех, кто осиротел. Остальное мы разделим вместе со старейшинами кланов.

Объявив это, он позволил людям разойтись, посеяв в их душах смутную надежду. Совет Зимней Ночи собирался очень редко, поскольку путешествие по Норландии в это время года было опасным делом. Северяне понимали, что на совете будет обсуждаться дело огромной важности и что король ничего не скажет им раньше времени.

Приказ короля понесся в горные деревушки и города, расположенные вдоль побережья. Старейшины кланов быстро собрались и — кто на корабле, а кто на лошади — отправились в замок короля Грюннарха Рыжего.

Четыре существа осторожно пробирались вперед, оставив позади ненадежную защиту мертвого леса. Они медленно шли, утопая в зловонной коричневой грязи, в сторону пруда с черной водой. На каждом был надет толстый меховой плащ, впрочем, руки оставались свободными. У двоих были мечи, двое других, казалось, были не вооружены. Одно из существ махнуло рукой самому маленькому из отряда, которое тут же остановилось, — из-под капюшона выбилась прядь золотых волос, и существо, сердито сверкая карими глазами, замахало руками. Наконец, с очевидным неудовольствием, оно направилось назад в лес и укрылось под высохшими серы и деревьями.

Трое остальных, пройдя между белыми статуями, подошли к черной воде. Одно из существ немного задержалось около каменного изваяния молодой женщины, одетой как воин, а затем быстро догнало своих спутников, которые были уже почти у самой кромки воды.

ПОДОЙДИТЕ БЛИЖЕ… ЕЩЕ БЛИЖЕ. Баал внушал незнакомцам, что они должны подойти и коснуться воды. Баалу невыносимо хотелось нанести им смертельный удар, но он не мог выбраться из Источника, и поэтому ему приходилось ждать, когда жертвы сами придут к нему. Баал чувствовал, что перед ним древние существа, в чьих душах властвуют мир и покой. Очень похожие на людей и полные жизненных сил, они тем не менее не были людьми. Они были мягче и нежнее людей, и Темный Бог понимал, что от их смерти он получит такое наслаждение, какое не сравнится ни с чем, испытанным им до сих пор.

Наконец, одно из существ, встав на колени, протянуло руку и коснулось тонкими пальцами поверхности воды.

Тут же из середины Источника с зловещим шипением вырвалось ослепительно яркое синее пламя и осветило ставшую вдруг неподвижной фигуру. Вспышка синего огня, словно молния, пронеслась в воздухе и коснулась второго, а потом и третьего существа. Серебряные мечи почернели, а мех на плащах новых жертв Баала обгорел.

Затем огонь исчез, и на берегу остались три фигуры, обожженные и уродливые, убитые, но не умершие. Их телесные оболочки медленно разбрелись вокруг Источника и вскоре заняли свои посты, став стражниками Баала. Он не слышал, как четвертое существо, пронзительно вскрикнув, помчалось прочь от Источника.

Баал был доволен, но напряжение, с которым он ожидал приближения жертв, все еще не спало. Темный Источник становился скорее закрытой дверью, чем открытым окном в мир. Отнимая силы у Матери-Земли, используя их в собственных целях, Баал очень захотел сам принять участие в исполнении своего плана. А для этого ему придется придумать что-нибудь, чтоб иметь возможность выйти из Источника.

Тристан проснулся от охватившей его вдруг тревоги. Он вскочил, держа в руке сияющий меч Симрика Хью, и приготовился отразить нападение любого врага. Но в лагере было тихо, в тусклом свете раннего невеселого утра Тристан увидел, что его спутники тоже ворочаются в беспокойном сне. Тэвиш, которая стояла прислонившись к дереву, — была ее очередь охранять лагерь, — удивленно посмотрела на короля.

— Нервничаете, сир? Да уж, спали вы ужасно. Мне еще не доводилось видеть столь темпераментных танцоров и горластых певцов, каким вы оказались сегодня ночью.

— Да… как-то мне не по себе, — мрачно согласился Тристан, глядя на уродливые деревья и неестественно густой туман, окутавший лес. — Впрочем, у меня на это есть причины. Дарус не вернулся?

— Нет, сир, — ответила Тэвиш, помрачнев. — Я очень волнуюсь.

— И я тоже, — прошептал король. Теперь он уже не столько тревожился, сколько боялся, что с Дарусом случилось что-нибудь ужасное. — Я отправлю Кантуса по его следу. Мы найдем его. В этом лесу нельзя бродить в одиночку.

— У меня от одного только его вида по спине начинают мурашки бегать, — согласилась Тэвиш. — Правда, вот вы проснулись, и мне стало не так противно и одиноко. За час до рассвета я без конца оглядывалась, мне все казалось, что сзади кто-то стоит.

— Дело не во времени, — вмешалась Робин, выходя на поляну. — Это место просто отвратительно.

— Долина Мурлок? — спросил Тристан.

— Такая, какой она стала. Долину подчинило себе очень могущественное зло — конечно же, гораздо более страшное, чем просто священник. Возможно, этот священник тесно связан со своим Богом. Темная сила, должно быть, сосредоточена в роще Верховной Друиды, потому что именно оттуда поддерживался порядок во всей Долине.

— И именно там остались друиды, превращенные в каменные изваяния? — спросила Тэвиш.

— Да, и я собираюсь отправиться туда и сразиться с Богом зла!

Тристану было весьма любопытно, как она собирается это сделать, но он не осмелился спросить. Тэвиш, казалось, тоже интересовали подробности, но она только пожала плечами.

— Ну, что ж, я с вами. Мне кажется, я бы сочинила несколько прекрасных баллад, если бы осталась с вами в Каллидирре. Теперь я намерена пройти с вами весь путь до конца.

— Я умираю от голода! — послышался сонный голос Полдо. — Мне, пожалуйста, три яйца всмятку.

— Яйца? С беконом, естественно… и пироги. Ну, давайте же скорее, завтракать! — Ньют высунулся из-под седла, служившего ему палаткой.

— Только хлеб, — резко сказал король, которого вдруг разозлило такое легкомыслие спутников. — А через десять минут отправляемся в путь.

Тристан потянулся, чтоб окончательно скинуть ночной сон, сковавший мышцы, и надел кольчугу. Даже сквозь шерстяную рубашку он почувствовал холодное прикосновение металла.

Он оседлал Авалона и лошадь Даруса. А Робин принесла спальный мешок калишита и привязала его к седлу.

— Дарус ушел по тропинке в Долину, — объяснил Тристан. — Я хочу пустить Кантуса по его следу. Если он отклонился от тропинки, попытаюсь отыскать его. Я догоню вас позже.

— Конечно, — согласилась девушка. — Только мы все вместе отправимся на поиски. — В глазах Робин уже не было гнева, она спокойно смотрела на Тристана. — Главное сейчас — найти его.

К тому моменту, когда все были готовы отправиться в путь, Тристан уже нашел след Даруса и показал его Кантусу. Мурхаунд мгновенно все понял и легко помчался по тропинке, принюхиваясь к земле, чтобы не потерять след.

Тристан на Авалоне скакал следом, а за ним Робин на лошади Даруса. Ньют, как заправский всадник, уселся на седле рядом с ней, а Язиликлик устроился перед королем на Авалоне. Полдо и Тэвиш замыкали их небольшой отряд.

Путешественников по-прежнему окружал мертвый лес. Когда-то здесь росли древние сосны, но теперь лишь высокие голые стволы с высохшими ветками да усыпанная сухими иголками земля остались от былой красоты этих мест. Тропинка, по которой ехали Тристан и его спутники, бывшая когда-то звериной тропой, змеилась между громадных сосен, затем постепенно спускалась, все приближаясь к Долине Мурлок.

Король положил руку на плечо Язиликлика, чтоб тот не свалился с лошади, когда Авалон перескочил через упавшее дерево. Тристан дотронулся до эльфа очень осторожно, чтобы не помять его прозрачные крылышки, и почувствовал, что тот весь дрожит.

— Что случилось, Яз? — тихо спросил он, наклонившись к эльфу.

— Это… ну, все это! — пропищал Язиликлик, в отчаянии размахивая руками. — Из всех мест в мире — в целом мире — эта Долина была ближе всего к Волшебной Стране! А теперь Долина умерла — совсем умерла, ничего не осталось!

— Волшебная Страна? Я слышал, что эта страна не похожа ни на какое другое королевство. Это правда?

— О, да, д-да! — Язиликлик оживился и как-то даже просветлел. — Там красота и волшебство — и еще п-покой, там так чудесно!

— А где она, эта Волшебная Страна?

— Я не знаю точно. Чтоб попасть туда, надо пройти через ворота. Это очень л-легко, легко. Ворот очень много, особенно здесь, в Долине.

— И ты вышел через такие ворота и оказался среди нас? — Тристан старался отвлечь эльфа от грустных мыслей.

— Д-да! Д-давным-давно. Я пришел в эту Долину. Она была почти так же прекрасна, как Волшебная Страна. Зачем им понадобилось убивать красоту?

— Долина возродится, вот увидишь. Тот, кто принес смерть в Долину, наверняка не всесилен — у него тоже, я уверен, есть слабое место. Мы победим его.

— Все вокруг мертвое, — заплакал эльф, его совсем не утешили слова Тристана.

Король смотрел на изуродованный пустой лес совсем другими глазами и впервые задумался о природе зла, с которым он собирался сразиться. Он всегда знал Долину, как заповедник дикой природы, где обитало огромное количество зверей и птиц. В то же время он понимал, что для Робин Долина была больше, чем просто лес, населенный диким зверьем. Долина была средоточием ее веры, местом, где обитала душа Богини. И, наконец, он понял — впрочем не до конца, — что значило для Робин осквернение этих священных мест.

Кантус, не сворачивая и не останавливаясь, вел маленький отряд вперед. Каким-то образом Дарусу удалось не потерять тропинку в ночной тьме, и король — уже в который раз — восхитился способностями калишита: любой другой был бы ослеплен темнотой и давно потерял бы способность ориентироваться.

Неожиданно след привел в скалистое ущелье, и тут Тристан придержал Кантуса, потому что лошади с трудом пробирались по крутой каменистой тропе. Мурхаунд бросился было вперед, но потом остановился, нетерпеливо поджидая всадников. Он не мог устоять на месте и начал бегать кругами, а когда Авалон оказался рядом, словно молния метнулся вперед.

Вскоре Тристан потерял его из виду: мурхаунд скрылся за очередным поворотом. Как всегда, пес бежал молча, не издавая ни звука, поэтому было невозможно определить, где он сейчас находится.

Осторожно, поторапливая Авалона, Тристан свернул за тот же поворот, за которым скрылся мурхаунд. Конь отшатнулся, ноздри его начали раздуваться, и Тристан инстинктивно потянулся к оружию.

Но тут он понял, что здесь им ничего не угрожает, — просто зрелище, представшее их глазам, было очень странным: Кантус остановился у подножия почти совершенно вертикальной гранитной стены. Они были на дне пропасти! Мурхаунд встал на задние лапы, упираясь передними в стену, — теперь пес стал выше человеческого роста.

Проследив за взглядом собаки, Тристан заметил страшный кровавый след, который тянулся вверх по стене. Кровь уже подсохла и стала буро-коричневой, но ошибки быть не могло.

Из-за поворота появилась Робин, и Тристан увидел, как она мгновенно побледнела. Она осмотрелась по сторонам и скомандовала:

— Возвращаемся на тропу! Можно обойти эту пропасть стороной и подняться наверх.

Она резко развернула жеребца и поскакала назад.

Кактус пронесся между ног Авалона и в долю секунды обогнал Робин. Похоже, мурхаунд понял, что калишит где-то рядом, и помчался к нему навстречу — щемящий страх, мучивший Тристана все утро, превратился в холодный ужас, который сковал все его существо. Полдо и Тэвиш тоже развернулись — теперь они возглавляли отряд — и поспешили вслед за Кантусом.

Всадники мчались вперед, стараясь не думать о том, что ждет их на вершине скалы.

Хобарт бродил по небольшим селениям с крытыми шкурами животных домиками, ютившимися среди бесконечных хвойных лесов северного Гвиннета. Эти земли совсем не походили на Корвелл, расположившийся на южной оконечности острова. В то время как Корвелл был открытым для всех мирным королевством, где жили фермеры, возделывавшие свои поля, — эти районы населяли охотники и воины. В то время как ффолки считали, что главное в их жизни — земля, северяне чтили море. «Но они тоже умрут», — со злорадством подумал священник. И их смерть доставит громадное удовольствие его Богу, так же как и уничтожение мирных ффолков, живущих на юге.

Наконец священник вышел на берег, где он смог как следует полюбоваться темными деяниями Баала. Остров Оман был отделен от северного берега Гвиннета Оманским проливом. На этом острове находилась знаменитая крепость, которая называлась Железной — когда-то там жил король северян Телгаар Железная Рука. Оман с хорошо защищенным заливом и, в особенности. Железная Крепость были средоточием власти северян на островах Муншаез.

Но эта цитадель, уже заметно потерявшая свое влияние из-за войны прошлого года, вскоре и вовсе перестанет существовать. Воды пролива уже потемнели и словно налились силой. Глазам священника предстал скалистый берег острова, однако внимание Хобарта было сосредоточено на море.

На воде плавали клочья пены и вонючая темная грязь. Оставаясь невидимым, Хобарт наблюдал как расстроенные деревенские рыбаки с изумлением взирают на неожиданно сгнившие лодки и, морщась, принюхиваются к отвратительному запаху, который, казалось, издает сама море.

Он обрадовался, увидев потрясенные лица мужчин, которые вытаскивали из пролива сети с разлагающейся рыбой. Священник удовлетворенно потер руки, когда вдруг из воды на берег вынесло раздувшийся посиневший труп, который напугал женщин до полусмерти. Очень скоро северяне перестанут обращать внимание на эти мелкие неудобства, потому что Баал приступил к выполнению своего плана. И тогда грязная вода и плохие уловы или отвратительный запах перестанут занимать людей. Им придется столкнуться со свирепыми сахуагинами. А может быть, с чем-нибудь и похуже.

Камеринн скакал по болоту, без труда вытаскивая копыта из чавкающей жижи. Под ногами у него пенилась и бурлила грязная коричневая вода, во все стороны летели брызги, которые, попадая на его белоснежную шкуру, оставляли на ней темные подтеки. Пропитавшаяся мерзкой вонючей жидкостью шерсть прилипла к бокам и животу.

Но он мчался вперед, высоко подняв голову, а за ним летела, развеваясь на ветру, его шелковистая белая грива. И как вызов окружающему опустошению и разорению — на лбу гордо сиял рог.

Скоро Камеринн взобрался по пологому склону и снова оказался на участке сухой земли. Раньше он остановился бы, чтобы пощипать клевера или молодой травы, но теперь здесь не осталось ни единой травинки. С каждым днем единорог продвигался все дальше вглубь погибшей долины. И с каждым днем пейзаж вокруг становился мрачнее и безрадостнее. Теперь уже сквозь заляпанную грязью шкуру единорога явственно проступали ребра, однако, он по-прежнему высоко держал гордую голову. Вот он снова легким галопом устремился вперед — он мог бежать так хоть целый день. Камеринн мчался по холмам, перепрыгивая кучи погибших сухих деревьев, которые для многих были бы непреодолимым препятствием. Вскоре он оказался в низине, в каменистом русле высохшей реки. Здесь не было деревьев, и он побежал быстрее. Наконец единорог остановился и начал принюхиваться, ноздри его дрожали от возбуждения. Он беспокойно огляделся по сторонам, а потом стал внимательно всматриваться в землю под ногами.

След! Он пересекал тропинку, на которой находился Камеринн. След был совершенно не заметен, поскольку существо, прошедшее неподалеку, не задело ни камешка, не сломало даже самой небольшой веточки. И тем не менее единорог ясно видел, что прошло чужое существо, он знал, где ступали громадные лапы.