Муншаез (№3) - Темный источник

— Тристан? Что случилось? Что…

И тут он совершенно протрезвел, увидев потрясение и боль на лице друиды. Робин медленно опустила факел, но страдание в ее зеленых глазах стало еще заметнее в пляшущих желтых отблесках огня. Тристан попытался сесть, но запутался в простынях и снова упал на женщину, которая весело рассмеялась.

Дверь в его комнату захлопнулась с такой силой, что, казалось, содрогнулись древние стены замка, а в сердце Тристана отозвалось одинокое тоскливое эхо…

Над Ясаллой скользили тени, мрачно-зеленые на фоне багрового моря: длинная цепочка темных, покрытых чешуей существ, бесшумно плывущих сквозь толщу воды. Все это время Ясалла стояла, подняв голову, следя за тем, как собирается армия сахуагинов. В ее полураскрытой пасти нетерпеливо метался раздвоенный язык.

Словно тучи, собиралась армия морских чудовищ, закрыв своими телами тот неяркий солнечный свет, которому удавалось проникнуть сюда, на морские глубины. Ясалла радовалась наступившей тьме. Море охватила пульсирующая мощь Песни Глубин и наполнила душу жрицы неуемным ликованием.

Под ней, на дне большого подводного ущелья медленно собиралась другая армия, которая не обладала ни скоростью, ни легкостью передвижения в воде, свойственными сахуагинам, — но эта армия, тем не менее, была способна внушить настоящий ужас своим врагам, поскольку состояла из мертвецов. Разложившиеся трупы, оживленные темной силой ее Бога, молча и тупо ждали приказа.

Теперь Ясалла и Ситиссалл собрали такую большую армию, какой еще не знала история их народа. Кроме отрядов кровожадных сахуагинов, им подчинялись мертвецы — моряки, когда-то утонувшие в морях и океанах Муншаез. Они должны были бездумно служить злу. А теперь к ним присоединились еще и погибшие солдаты черного волшебника Синдра, получившие некое подобие жизни как дар жрицы Ясаллы.

А над ними, по-прежнему, проплывали легионы сахуагинов, готовые в любую минуту прорезать поверхность моря своими скользкими чешуйчатыми телами и принести смерть и опустошение землям северян или ффолков — чудовищам было совершенно все равно, кто станет их следующей жертвой. Они только ждали приказа.

Их призвала Песнь Глубин и они все собрались в Крессилаке — далеко от земель, населенных людьми. Проплывая мимо башен и куполов огромного города, они черпали из Песни Глубин силы и ярость, готовясь к схватке на земле.

На востоке они потерпели поражение и понесли немалые потери, а причиной их неудач был новый король и могущество Матери-Земли. Ясалла чувствовала, что Богиня больше не представляет прежней опасности, а вот король стал серьезным врагом. Из-за этого короля Баал и направил свои силы и свою жрицу на запад, в сторону Корвелла.

Ясалла призвала жриц в храм, расположенный высоко на стене ущелья. А в это время Ситиссалл собрал все свои армии, и они начали марш на запад. Подчиняясь воле Баала, они выйдут на сушу и уничтожат все живое, что попадется на пути.

Бог смерти пообещал им хорошую награду. Если они расправятся с людьми, живущими в прибрежных районах, и разрушат порты Гвиннета, Баал даст им то, о чем Ясалла могла только мечтать.

Он пообещал утопить остров Гвиннет, а вместе с ним и королевство Корвелл окажется навечно во власти сахуагинов.

Мать-Земля начала заботиться об островах Муншаез задолго до того, как там поселились люди. Даже изящные и легкие ллевирры — эльфы, населявшие когда-то эти острова — пришли сюда, уже когда Богиня правила здесь многие века.

Богиня видела, как рождаются уродливые, противоестественные существа. Она пережила ужасные эпидемии, во время которых погибали животные и растения. Слишком часто она страдала от ран, нанесенных войнами, которых можно было избежать. И это делало ее муки еще более невыносимыми. Ее леса не раз горели, а целые деревни погибали под ударами вражеских мечей и топоров, или ффолки становились жертвами черной магии сил зла.

Но никогда не видела она ничего ужаснее и непристойнее, чем Дети Баала. Само их существование представляло угрозу Равновесию, а их появление на свет благодаря колдовству Темного Источника неизлечимо ранило ее душу.

Богиня считала всех, кто населял острова, своими детьми и, может быть, именно поэтому так негодовала. Больше всего ее сердце болело за Гранта, который верно служил ей и всегда охранял Генну Мунсингер. Поэтому убийство медведя и превращение его в страшное злобное чудовище было самой страшной раной, нанесенной ее душе.

Богиня постепенно становилась все слабее, ее ярость, боль и страдание утихали. И вот разверзлась черная пропасть смерти и поглотила ее.

Больше Богиня ничего не чувствовала.

НА КРЫЛЬЯХ ВЕТРА

Дрожа от горя и изумления — гнев придет значительно позже — Робин вернулась в свою комнату. Она разложила перед собой свитки Аркануса, надеясь найти хоть какое-то утешение.

Тихий голос в ее душе без конца задавал один и тот же вопрос: почему? Почему он меня предал? А потом холодный гнев сменил этот повторяющийся вопрос. Ярость разъедала ее душу, как страшный яд, наполняя ненавистью к молодому королю, который всего несколько часов назад клялся ей в любви.

Дверь в комнату Робин застонала под тяжелыми ударами, и до нее смутно донесся голос Тристана, выкрикивающего ее имя. Она ничего не ответила, и через некоторое время он ушел, а Робин снова обратилась к свиткам.

Каждая полоса хрупкого пергамента начиналась с символического рисунка — цветущая роза в круге пылающего солнца; спускаясь по краям свитка изящные стебли роз составляли витиеватый орнамент, выполненный, по-видимому, зелеными чернилами, которые от времени стали блекло-коричневыми.

Текст был написан удивительными знаками изысканнейшей формы — Робин еще никогда таких не видела. Девушка стала рассматривать их рисунок, и знаки, казалось, закружились перед ее глазами в замысловатом танце. Ее взгляд затуманился, в висках заломило, но она не сдавалась. Шум в голове превратился в рев, руны заскакали по странице, словно пытаясь ускользнуть от друиды.

Постепенно, собрав всю свою волю, Робин начала разбираться в тексте. Руки перестали дрожать, шум в голове почти стих, и до девушки стал медленно доходить смысл написанного.

Она читала, и перед ней открывались удивительные тайны. Хотя свитки были невероятно древними, они прекрасно сохранились. Робин была уверена, что пергаменты были исписаны искусной рукой задолго до появления самого Симрика Хью, когда народ ффолков еще только зарождался…

«Я верила, что ты, Тристан Кендрик, станешь таким же великим, как Симрик Хью; думала, что ты сможешь объединить под своим началом всех ффолков. Надеялась, что ты будешь тем светом, что навсегда изгонит зло с нашей земли. Как же ты мог так предать меня?..»

Первый свиток рассказал ей о Богах далекого эфира и о хрупком равновесии добра и зла, порядка и хаоса. Робин поняла, что ее собственная вера друиды была отражением этой бесконечной борьбы, и почувствовала, что учение новых Богов не так уж сильно отличалось от того, что проповедовала Мать-Земля. Робин уже знала о власти над четырьмя стихиями: водой, землей, огнем и воздухом, — свитки же обещали открыть тайны ветра и камня, океана и пламени.

Записи в свитках, сделанные священниками, были непривычны для ее глаз. Некоторые символы — те, в которых она чувствовала самую большую мощь — по-прежнему заставляли ее глаза слезиться. Какое-то сильное заклятье скрывалось за этими знаками, но Робин заставляла себя забыть о боли и усталости. Если бы друида была слабее, эти символы могли бы ослепить или свести ее с ума, но ее внутренняя дисциплина и терпение, которым она вооружилась за год служения у Генны, помогли ей подчинить свитки своей воле. Теперь они уже не несли для Робин угрозы, а являлись источником духовной силы и мудрости…

«Как я хотела выносить твоего ребенка… нашего ребенка. Он был бы таким сильным! Таким мудрым! Вместе мы могли бы сделать так много — ты и я. Как же ты мог предать меня?..»

В этом же свитке она узнала о первоэлементах и о том, как Боги создавали из них Миры. Первейшим из всех было море. Вечное, невозмутимое, неизменное море, которое от начала времен отмечало границу вселенной. Чуть дыша от волнения, Робин узнала, что Боги произошли из моря, из бесконечной беспредельности океана…

«Ты тоже, Тристан, мог бы стать одной из первородных сил. Твой след был бы велик, как океан! Твое могущество, поддержанное мною, было бы почти безграничным, как само море!..»

Потом она взялась за свиток, который рассказывал о тайнах камня. Она читала, как со дна моря поднималась земля — тусклая и безжизненная, но твердая и надежная. Так родились Миры, дав основание всему, что затем последовало. Камень был плотью вселенной — и в овладении его секретами, обещанном в свитке, Робин увидела надежду для своих друзей-друидов…

«Камень, ты был в основании всего сущего. Ты — та твердыня, на которую опираются мои надежды, не только для нас, но и для всей земли и народов Муншаез! Ты можешь стать прочной основой для многих поколений, живущих в мире я покое!..»

Следующий пергамент рассказал историю огня — горячего при прикосновении, убивающего и очищающего своим жаром, из искр которого произошла жизнь на островах во всевозможных формах…

«И жар страсти, что горит внутри этой жизни. Как этот огонь смог так легко поглотить тебя? Почему ты оказался таким слабым?..»

И последней она прочитала легенду о ветре, чье дыхание вселило в мир жизнь. Она узнала, что именно ветер несет жизнь, вселяя здоровье и унося гниение и порчу. Ветер, такой легкий и неощутимый, — и в то же время, такой настойчивый и сильный. Без воздуха ничто не могло бы существовать…

«Разве была наша любовь столь же легкой и слабой? Неужели она была такой хрупкой, что одного прикосновения этой странной женщины оказалось достаточно, чтобы оторвать тебя от меня? Или удержать тебя так же невозможно, как удержать воздух… удержать дыхание?..»

Когда небо на востоке порозовело, скорбь девушки уже сменилась холодным огнем гнева. Она поняла, что не в силах простить предательство Тристана.

Она не видела ауры, которую излучало ее тело, налившееся удивительной силой. Волшебство свитков овладело ее душой.

Робин подошла к окну и посмотрела на запад, в сторону далекой Долины Мурлок. Там, в ожидании избавления, стояли ее друзья-друиды. Она больше не нуждалась в помощи меча, тем более, когда меч лежал в столь неверной руке ее короля. Сила пульсировала в ней, и друида, шагнув за окно, легким ветром пронеслась над двором замка — она летела в Долину Мурлок.

Ястреб снова поднялся над Кер Корвеллом — на сей раз он полетел в сторону моря. Блестящие глаза птицы были устремлены на запад — ведь именно туда, откуда наступала тьма, направлялась птица. Два дня, без устали, летела она, пока не достигла черных опустевших земель.

Генна, друида — но в то же время и Казгорот, верный приспешник Баала, — появилась в центре царства своего господина, у Темного Источника. Ее тело снова стало телом друиды, и она спокойно доложила Хобарту, что исполнила его задание.

Тристан в ярости вернулся в свою комнату. Робин так и не ответила ему, и теперь весь его стыд и досада переплавились в гнев, направленный против женщины, которая, он чувствовал, была виновницей всех его бед. Он распахнул дверь, готовый на все. Он выкинет ее из замка, выкинет с позором!

Но женщины в комнате не было.

Тристан присел на кровать. Теперь, когда опьянение прошло, он начал думать о женщине. Ему не показалось странным, что раньше он никогда ее не видел. Даже будучи принцем, он никогда не путешествовал по всему Корвеллу. Тем не менее, женщина вроде бы знала его. Ее глаза и тело действовали на него, как крепкий наркотик.

Постепенно Тристан убедил себя, что ей каким-то образом удалось приворожить его, чтобы он предал свою возлюбленную. Его разум отказывался признать, что предательство было следствием его собственной слабости.

Тристан подумал о праздновании, которое продолжалось в стенах замка. К полуночи пирушка была в самом разгаре. Горькие воспоминания о собственном позоре заставили Тристана оставаться в комнате. Он не мог вынести укоряющих взглядов друзей и подданных. Тристан не мог забыть горящего взгляда Даруса.

Чем дольше он сидел и думал, тем мрачнее становилось его настроение. Он вскочил на ноги и начал, как затравленный зверь, ходить из угла в угол по своей большой спальне. Он должен любой ценой помириться с Робин! Он отправится в Мурлок и мечом Симрика Хью победит обитающее там зло! Тогда она поймет, как сильно он ее любит.

Эта мысль сделала его стыд чуточку менее непереносимым. Он вышел из спальни и направился к двери Робин. Тихо подойдя к двери, он прислушался — из спальни друиды не доносилось ни звука.

Тогда он отправился в большую парадную залу. Тэвиш продолжала играть на лютне, и большинство гостей сидели тихо, зачарованные балладой о юных влюбленных. Осторожно ступая, король вернулся на свое место за столом.

Полдо избегал смотреть ему в глаза, а на лице Даруса промелькнуло выражение разочарования и даже гнева. Еще больше разозлила Тристана усмешка Понтсвейна. Грюннарх приветственно помахал ему рукой, явно не понимая, что произошло с королем ффолков.

Тристан с вызовом посмотрел на своих друзей, но тут же почувствовал, как краска стыда заливает его лицо. Не имеет значения! Друзья простят его, когда он расскажет им о плане дальнейших действий. А уж что думает Понтсвейн, Тристана беспокоило меньше всего.

Тэвиш вернулась за стол, и Тристан, наклонившись вперед, начал говорить с друзьями, сидящими вокруг него. Ффолки за соседними столами перестали обращать на них внимание, занятые собственными разговорами. Рыжей женщины нигде не было видно, и Тристан вздохнул с облегчением.

— Завтра утром Робин и я отправимся в долину Мурлок. Там мы сразимся с отвратительным священником и уничтожим его — вот когда мы вернемся оттуда, можно будет отпраздновать все по-настоящему!

Брови Даруса удивленно поползли вверх, но лицо, по-прежнему, оставалось хмурым. Полдо кивнул, а Тэвиш поклонилась.

— На этот раз я отправляюсь вместе с вами, — заявила она. — Потом я смогу сочинить песню, которая останется в веках, можете не сомневаться!

— Я тоже отдаю свой топор в твое распоряжение! — неожиданно заявил Грюннарх, порядком удивив молодого короля.

— Спасибо тебе, Грюннарх, но я не могу позволить тебе участвовать в нашем походе. Мы будем сражаться в самом сердце Корвелла, ффолки сами должны победить врага.

Рыжий Король нахмурился, и Тристан подумал, что его гость мог затаить обиду.

— Тебе, Грюннарх, предстоит решить гораздо более сложную задачу, если ты, конечно, согласишься. — Тристан вздохнул и торопливо продолжил: — Сможешь ли ты вернуться в Норландию и рассказать о мире, который мы заключили? Объявить, что война между северянами и ффолками закончена?

— Это дело, мало подходящее для короля-воина!

— Возможно, ты прав, но я ведь только спрашиваю, сможешь ли ты это сделать? Наши враги существуют не только в центре Гвиннета. Сахуагины, напавшие на наши корабли, прекрасное тому доказательство. Расскажи о нашем союзе северянам, и, объединив наши силы, мы сможем победить любого врага!

На лице Рыжего Короля отразилось сомнение, но спорить он больше не стал.

— Мне придется оставить управление замком еще на некоторое время в твоих руках, — сказал Тристан, обращаясь к Рэндольфу.

— Я пойду с тобой, — заявил Дарус, хотя мрачное выражение не покидало его лица.

— Ну, кому-то нужно присмотреть за вами, — проворчал Полдо. — Кто сможет это сделать лучше, чем я?

Тристан почувствовал облегчение, когда два его старых друга собрались идти вместе с ним. Только сейчас он понял, какое огромное значение имеет для него их поддержка. Теперь, когда они активно начали обсуждать план кампании, воспоминания о его позоре уже не преследовали короля с прежней силой. Но тут он заметил сверкающую Корону островов Муншаез, которую он в начале пира поместил в центре стола. Чистое сияние, испускаемое ею, казалось, дразнило его, причиняя боль глазам. Тристан резко вскочил на ноги.

— До тех пор, пока зло не будет изгнано с нашей земли, мое правление не начнется по-настоящему! — заявил он всем собравшимся, и в зале сразу стало тихо. — Я оставлю корону, символ моих прошлых побед, здесь, в Корвелле. Пусть она ждет моего триумфального возвращения! Тогда и только тогда будет произведена коронация в моем наследном замке — здесь, перед вами, я стану Высоким Королем ффолков!

Поднялись оглушительные аплодисменты, которые, казалось, смыли с короля чувство вины. Это, действительно, будет замечательным событием, когда он, вместе с Робин, вернется в Кер Корвелл, покончив со всеми злыми силами!

В возбуждении, Тристан не заметил на лице Тэвиш тревогу, которая появилась после его столь эффектного заявления. Она с беспокойством посмотрела на корону, а потом снова на короля. Она восхищалась им, даже любила его, но сейчас ей показалось, что он совершает ошибку.

Тристан снова сел, и они продолжили обсуждение предстоящего путешествия. Тэвиш рассказала, что вернулась в Корвелл из Кингсби на могучем королевском жеребце — Авалоне. Там, несколькими месяцами ранее, Тристан оставил его. Узнав об этом, король ужасно обрадовался.

Наконец, все проблемы были решены. Пир завершился, и гуляки разбрелись по домам. Его короткое увлечение рыжеволосой красоткой было забыто. Возможно, это просто был дурной сон. Теперь Тристану уже казалось совершенно естественным, если бы Робин тоже все забыла.

Ему удалось полностью убедить себя в этом, когда на рассвете он поднимался по лестнице к комнате Робин. Прежде чем лечь и немного поспать, ему хотелось поделиться с ней своими планами. Тристан знал, что она будет рада их услышать.

Однако, когда он постучал в двери ее спальни, ответа не последовало, и молодого короля охватило страшное предчувствие. В панике, он изо всех сил налег на дверь плечом. Дверь с треском распахнулась, и Тристан ворвался в комнату девушки, — но Робин не было; вместе с ней исчезли ее посох и свитки, лишь легкий ветерок, залетевший в комнату через открытое окно, шевелил покрывало на нетронутой кровати.

Друида, тем временем, наслаждалась несказанным ощущением свободы. Как ветер, она то стремительно летела вперед, то зависала в свободном полете. Освободившись от тяжести своего тела, она чувствовала себя чудесно. Ее чувства проникали повсюду, мир раскрывался перед ней пленительными радужными красками и разнообразными запахами.

Весь день и всю ночь она летела вперед, забыв обо всем на свете. Усталость была ей теперь незнакома. Обширные, заросшие вереском долины и болота, остались позади, и теперь она подлетала к горным массивам. Робин притормозила над маленькой деревушкой, и запахи простой пищи показались ей вдруг необычайно приятными.

Белая лента Корвелльской дороги вилась внизу, и друида полетела над ней к центру острова Гвиннет. Вскоре пришло время поворачивать на север, в Долину Мурлок.

Могущество свитков стало подвластно Робин. Слова — вернее, таинственные знаки — пульсировали небывалой силой. Теперь это волшебство, освященное Богами много веков назад, стало послушным инструментом Робин. Она использовала его легко и уверенно, приближаясь к намеченной цели.

Друида перелетела через горные хребты, вихрем промчалась по узкому проходу. Теперь Робин стала холодным ветром бури, проносясь над обнаженными просторами.

Лесистые холмы Корвелла продолжали зеленеть — здесь, в основном, росли ели и сосны. В лесах почти не осталось животных: они спустились вниз, где было легче пережить зиму.

Она стала подниматься выше, и деревья сменились голыми каменистыми склонами. Местами, на горных отрогах лежал снег. Далеко внизу крутые обрывы переходили в теплые зеленые долины. Тут друида почувствовала, что волшебство начинает терять силу — хотя оно и было очень мощным, действие его было ограниченным во времени.

Когда Робин перелетела горный хребет, отделявший королевство Корвелл от Долины Мурлок, в воздухе заплясали снежинки.

И здесь ее глазам предстал полнейший хаос.

Робин оказалась перед таким могущественным злом, будто натолкнулась на каменную стену, и ее свободный полет прекратился. Там, где раньше расстилалась прекрасная долина, — все теперь дышало смертью, гниением и распадом. И все это начиналось сразу за перевалом и уходило далеко в бескрайние просторы Долины Мурлок.

Даже само озеро Мурлок — огромное, с кристальной водой, каким оно запечатлелось в памяти девушки, — зацвело и покрылось зеленой ряской. Его вода потемнела, а само озеро теперь больше походило на обмелевшее болото. Вокруг озера стоял мрачный черный лес, сбросивший побуревшую листву.

Волшебство, принесшее ее сюда, исчезло перед этой магией, сильной и безжалостной. В одно мгновение Робин вновь обрела телесную оболочку. Она упала среди скал на вершине высокой горы и, оглушенная, осталась лежать, вся исцарапанная и дрожащая от холода.

Но самую страшную рану получила ее душа. Осквернение столь огромных пространств подорвали ее веру в собственные силы. Как она сможет противостоять такому страшному злу?

Робин ощутила, что ее рука вывернута под неестественным углом. Она слегка пошевелилась, и острая боль пронзила ей плечо.

Физические страдания заставили девушку сосредоточиться на себе. Преодолевая боль, она села и поняла, что рука сломана, возможно даже в нескольких местах. Облизнув окровавленные распухшие губы, Робин выплюнула мелкие осколки зубов.

Она посмотрела вокруг — оскверненная Долина вновь предстала перед ее глазами, и друида не смогла сдержать стона отчаяния. Холодный ветер, ставший вдруг совсем чужим, отбрасывал в стороны ее разодранный плащ, отнимал тепло ее и так продрогшего тела. Снег продолжал кружиться над девушкой, залепляя лицо и руки.

«Мама, я ничего не смогла сделать!»— в отчаянии подумала Робин. Она даже не знала, к кому обращалась — к своей духовной матери, Богине, или к настоящей матери — друиде, которую она никогда не видела. Теперь это уже не имело значения.

«Я умру здесь, на этой скале. Мой гнев заставил меня совершить дурацкую ошибку, но почему наказание должно быть таким жестоким?»

Боль стала медленно уходить из ее тела, но руку и плечо продолжало ломить. То ли холод притупил чувства Робин, то ли боль действительно ослабела.

Девушка снова повернулась среди острых камней, стараясь отодвинуться от корня, впившегося ей в спину, и тут ее сознание вновь заработало. Там, где нет растений, не может быть корней. Значит, кусок беспокоившего ее дерева — нечто иное.

Закусив губу, чтобы не закричать, она обернулась и увидела свой посох, застрявший между камнями. Неловко она протянула здоровую руку и, с трудом вытащив его из расщелины, положила к себе на колени. У девушки не осталось сил, чтобы воззвать к его волшебству, но присутствие посоха немного успокоило ее.

Тут на глаза друиды попалась трубка из слоновой кости со свитками Аркануса, и она с облегчением вздохнула. Футляр лежал прямо у ее ног, и Робин сразу убедилась в том, что все свитки на месте.

Присутствие могущественного знания вернуло ей надежду. Возможно, теперь ей удастся избежать смерти. Нескольких синяков недостаточно, чтобы сломить дух друиды Гвиннета!

Она закрыла глаза и мысленно повторила слова простого заклинания. Друида сильно ослабела, ее рот разбит — а заклинание нужно произнести без единой ошибки!

— Матро, карелус, донити… арум!

Она прошептала слова заклятия и почувствовала, как целящее волшебство распространяется по ее плечу и руке. Разорванные мышцы зажили, и Робин даже почувствовала, как сращиваются сломанные кости.

Но очень скоро действие заклинания кончилось, и Робин вновь почувствовала слабость и бесконечную усталость. Она откинулась на своем каменном ложе. На короткое время все вокруг почернело, но сознание тут же вернулось к ней. Девушка попробовала пошевелить поврежденной рукой, и боль вновь пронзила ей плечо, но теперь Робин стала терпеливой, а рука стала ей повиноваться, хотя и немного неохотно.

Целительное заклинание друидов было не очень сильным, но оно помогло. Немного помолившись, она сможет использовать его еще раз. Закрыв глаза и заставив себя не обращать внимания на боль, Робин постаралась расслабиться. Знакомое ощущение мира и покоя охватило ее, и она призвала Богиню восстановить целительное заклинание.

Она ждала, что в ответ на молитву могучий поток энергии напоит ее тело, но ничего не произошло. Снова и снова молилась Робин, но Мать-Земля не отвечала. Холодный страх и чувство одиночества охватили Робин, и она уже не могла больше молиться. Друида попыталась встать, и вопреки ожиданиям, ей это удалось. Собрав свитки в футляр, она стала искать подходящее место на своей одежде, где их можно было бы спрятать. Оторвав кусок плаща, она тщательно завернула футляр и привязала себе на спину. Робин обнаружила на себе ту же одежду, что была на ней в момент волшебного превращения, — свободное платье, пояс, сапоги и плащ.

Но больше ничего у нее не было: ни кремней, чтобы разжечь огонь, ни кинжала для защиты. Ее одежда мало подходила для ночевки на холодных камнях, усыпанных снегом.

Напоследок она обернулась, чтобы посмотреть на зеленеющие долины центрального Корвелла. Солнце, пробиваясь сквозь облака, еще освещало пологие холмы и луга, сверкавшие яркими красками осени. Но над головой у девушки нависали тяжелые мрачные тучи, снег с каждой минутой усиливался, устилая белым покрывалом черную, мертвую землю и голые скалы. Тучи свинцовым пологом укрыли всю Долину Мурлок, и тяжелая тень окутала землю. Хотя казалось, что снег идет только над самыми высокими горами, Робин нигде в Долине не могла найти уголка, радующего глаз.

Тут ей в голову пришла идея. Робин достала трубку со свитками, чтобы найти пергамент, в котором рассказывалось, как обуздать ветер, — но этого свитка не было. Робин не слишком удивилась: она знала, что заклинания друидов, записанные на пергаменте, исчезали после того, как произносилось заклятие. «Наверное, — подумала друида, — с этим свитком произошло то же самое».

Однако, она могла воспользоваться и другими заклятиями, чтобы избежать тяжелого спуска в долину. Однажды она, превратившись в орла, перелетела из Гвиннета в Каллидирр, и сейчас именно такое обличье ей будет весьма кстати.

Друида закрыла глаза и сконцентрировалась, вызывая в памяти образ могучей птицы и готовясь принять ее обличье. И тут обжигающая боль пронзила все ее существо, и девушка тяжело осела на холодный камень. Робин вытянула в стороны руки, которые так и не стали крыльями, и открыла глаза. Ее охватила такая же слабость, как после произнесения целительного заклинания, голова кружилась.

На миг паника и отчаяние охватили девушку. Что произошло с ее способностями друиды? Она потрясла головой, отталкивая от себя страх, и попыталась найти этому логическое объяснение. «Усталость всему причина, — сказала она себе, — слабость, вызванная ранами и недостатком сна. Со временем это пройдет».

Друида встала и решительно зашагала на север. Опираясь на посох, она стала осторожно спускаться вниз по крутому опасному склону.

Больше часа Робин упорно продвигалась вперед. Ходьба помогла ей согреться, а необходимость внимательно следить за дорогой заставила девушку на время забыть обо всех неприятностях.

Крутой спуск вывел ее на более ровный участок. Воздух здесь стал заметно теплее, снег почти прекратился. Она посмотрела на небо, и ей показалось, что среди серых туч шевелятся странные уродливые фигуры.

И тут Робин в страхе остановилась — что-то, действительно, двигалось меж низких угрюмых облаков. Вот она снова заметила парящее в вышине странное существо, тут же скрывшееся за темной тучей. Это могла быть огромная птица или нечто другое. Так или иначе, но размерами существо напоминало человека.

Девушка покрепче сжала посох. Инстинктивно найдя камень, обеспечивающий надежную опору, она не спускала глаз с громоздящихся над головой туч. Так она долго простояла на месте, внимательно наблюдая за небом. Только почувствовав, что снова мерзнет, Робин продолжила спускаться. Теперь она шла еще осторожнее, тщательно выбирая место, куда поставить ногу, и все время с опаской поглядывая на небо.

Вскоре она вновь оказалась перед крутым склоном. Робин скользнула по узкому каменному скату, не обращая внимания на страшные обрывы справа и слева. Внизу она заметила два небольших озера. Одно из них было покрыто льдом, слегка присыпанным снегом.

Другое озеро лежало к северу, сразу за узким проходом в скале, отмечающей границу между Корвеллом и Долиной. Это озеро не замерзало, да и снега вокруг него не было. Устилающие землю булыжники от времени и воды стали гладкими и округлыми. Вся поверхность озера была покрыта зеленой гнилью и плесенью. Длинные щупальца водорослей только что не вылезали на берег.

Робин осторожно приблизилась к крутому обрыву. Футах в двадцати внизу простирался широкий карниз. Она стала прикидывать, не разобьется ли, если спрыгнет. В противном случае, ей придется ползти по длинной дуге, и все это время она будет беззащитна перед нападением сверху Девушка еще раз посмотрела вниз и поняла, что даже малейшая ошибка приведет ее к верной гибели.

Тучи продолжали угрожающе нависать над головой, но теперь, когда Робин уже заметно спустилась вниз, они перестали казаться такими близкими. Несколько минут девушка внимательно смотрела вверх, но ничего не сумела разглядеть. Засунув посох за пояс и передвинув его за спину, она повернулась лицом к скале и стала медленно спускаться.

Найдя одной ногой удобную трещину в камне, Робин осторожно встала на нее и, пошарив по скале рукой, нашла подходящий выступ и ухватилась за него. Потом она опустила другую ногу и оперлась ею на небольшой выступ — и в этот самый момент Робин почувствовала за спиной чье-то присутствие.

В тот же миг она спрыгнула на карниз.

Робин приземлилась на ноги и, чтобы смягчить падение, повалилась на бок. Перевернувшись на спину, она сразу посмотрела наверх.

Неожиданно послышался глухой удар, и в скалу — туда, где еще мгновение назад была ее спина, — врезалось какое-то существо. Раздался хруст костей, и оно безмолвно упало к ее ногам. Робин мигом вскочила и вытащила из-за спины посох. Отчаянный прыжок друиды спас ей жизнь: если бы она осталась на склоне, существо несомненно раздробило бы ей спину.