Гвендолин покачала головой. У нее нет времени на терпение, и она боялась, что после ее ухода другие женщины будут страдать от диких методов Элспет. Прежде чем уйти, ей нужно убедиться, что Макдан положит конец жестокости Элспет.
– Тебе известно, что Элспет привязывает рожениц к кровати и они бьются в агонии, не имея возможности повернуться так, чтобы им было легче произвести на свет своих детей? – спросила она. – Ты мужчина и можешь подумать, что так нужно. Но Марджори родила шестерых, и она говорит, что в этом нет необходимости. Летти тоже сказала мне, что ей было плохо связанной и что она чувствовала себя пленницей. А еще Элспет убеждает бедных измученных женщин, что боль – это наказание Господне за их грехи, что они не должны кричать, а молча терпеть, и они поверили, что совершат смертный грех, если с их губ сорвется хотя бы слабый стон. А если с ребенком что-то не так или он рождается мертвым, она обвиняет бедную мать, как будто истерзанная женщина могла каким-то образом предотвратить это!
Алекс на мгновение от ужаса лишился дара речи. Он совсем немного знал о родах, но то, что рассказала Гвендолин, было просто возмутительным. Элспет помогала Флоре во время всех ее родов, и двое младенцев родились мертвыми. Но ни разу Флора даже не намекнула, что Элспет мучила ее. Возможно, его милая жена была слишком наивна, чтобы понимать весь ужас того, что с ней происходило. А может, шок от смерти младенцев стер все воспоминания о том, что ее связывали, как животное, и обвиняли в смерти ребенка. Его охватило чувство вины, и голова его, казалось, расколется от внезапной резкой боли.
– Я… я этого не знал, – пробормотал он, удивляясь, почему такие вещи скрывали от него. – Мне никто об этом не говорил.
– Большинство женщин слишком застенчивы, чтобы обсуждать такие деликатные подробности не только с лэрдом, но даже с собственными мужьями, – объяснила Гвендолин. – А многие, конечно, поверили, что Элспет права и что им нужно молча терпеть ее жестокие правила. Но какова бы ни была причина их молчания, ты обязан поговорить с Элспет. Ты лэрд тех женщин, которые уже перенесли страдания, и тех, кто еще попадет в руки Элспет. Твоя обязанность – защитить их от подобного варварского обращения.
В ее широко раскрытых серых глазах застыла мольба, нижняя губа слегка дрожала, и он понял, насколько важна для нее эта просьба. Алекса глубоко тронуло ее стремление защитить женщин его клана.
– Завтра я поговорю с Элспет, – пообещал он, останавливаясь перед дверью в комнату Гвендолин. – Я позабочусь о том, чтобы она отказалась от подобных методов.
– Спасибо.
Черные волосы девушки в беспорядке разметались по плечам, ее платье было сильно помято, и этот милый беспорядок делал ее еще дороже для него. От воспоминаний о том, как она прошлой ночью лежала обнаженная рядом с ним, чувства его забурлили, по телу пробежала дрожь, кровь вскипела. Ему захотелось подхватить Гвендолин на руки, отнести в кровать, обнимать, целовать и ласкать ее, пока наконец страсть не захватит их обоих. Но под глазами ее залегли полукружия теней, а лицо выглядело еще бледнее – если это возможно, – чем обычно. Он чувствовал ее глубокую грусть, но приписывал это чрезмерной усталости девушки. Прошлой ночью он не давал ей заснуть до самого рассвета, а затем у нее был день, измотавший ее духовно и физически. Ее изможденный вид беспокоил его.
– Ты останешься в постели, пока не исчезнут синяки под глазами, – приказал он, касаясь их пальцем. – Если я увижу тебя до того, как это произойдет, то сам оттащу тебя в кровать. Понятно?
Гвендолин кивнула и подняла на него взгляд. Она больше никогда не увидит его, поскольку уйдет задолго до того, как замок начнет просыпаться. Ей так много хотелось сказать ему, но она обнаружила, что не плакать она не может, а слезы выдадут ее, возбудят в нем подозрения. Молча страдая, она смотрела на него и пыталась запомнить огненное золото его бровей и волос, сверкающую голубизну глаз, изящную линию скул и милую ямочку на подбородке, унаследованную сыном. «Я позабочусь о твоей безопасности», – поклялся недавно он, и она знала, что Макдан будет верен своим словам, даже если для этого ему придется умереть. Но у него был сын, который нуждался в нем, и клан, который от него зависел. Она не могла позволить, чтобы они страдали из-за ее собственной жизни, которую она ставила гораздо ниже.
– Спокойной ночи, Гвендолин. – Алекс склонился и запечатлел поцелуй на ее лбу. Он не осмелился поцеловать ее в губы, зная, что страсть тут же переполнит его, вытеснив все остальные чувства. – Приятных снов.
Она нерешительно подняла руку и медленно провела пальцами по его лицу, как совсем недавно по лицу его сына: вниз по шершавой, бронзовой от солнца щеке, остановившись в ямочке на подбородке.
«Я люблю тебя, – мысленно произнесла она, страстно желая, чтобы он понял это по ее прикосновениям. – И всегда буду любить».
– Что случилось? – спросил Алекс, почувствовав ее страдания.
Гвендолин резко убрала руку.
– Ничего, – прошептала она, отворачиваясь. – Спокойной ночи, Макдан.
Проскользнув в свою комнату, Гвендолин закрыла дверь и прислушалась. Она слышала, как он топтался в нерешительности, вероятно, ожидая, что она может появиться снова.
Наконец он ушел к себе. Звук его неторопливых уверенных шагов затих.
На подгибающихся ногах Гвендолин побрела к кровати, освещая себе дорогу свечкой. Что-то лежало на ее подушке. Подозревая, что это очередной талисман: кусок железа, лошадиная кость или даже камень кровавик, который, как считалось, обладает способностью разрушать чары, – она приблизилась к нему с усталым безразличием. Но, подойдя ближе, она увидела блестящую рукоятку кинжала. Гвендолин остановилась и нервно оглянулась, подумав, что тот, кто оставил кинжал, может все еще прятаться в темноте. Затем она протянула руку и выдернула кинжал из подушки, освободив клочок бумаги, приколотый его острым как бритва лезвием.
«Гвендолин!
Какова бы ни была цена, камень будет моим. Ты принесешь мне его на заре на южную опушку леса перед замком, или, клянусь, я не успокоюсь до тех пор, пока все мужчины, женщины и дети клана Макданов не упадут мертвыми на землю, а голова этого безумного глупца не будет отделена от туловища и вручена его драгоценному сыну.
Их судьба в твоих руках, Гвендолин.
Роберт».
Темная, липкая волна страха начала подниматься откуда-то изнутри. Нужно показать это Макдану. Она бросилась к двери, сжимая в руке страшную записку, но затем остановилась. А что может сделать Макдан, беспомощно подумала она. Он не в состоянии помешать Роберту поджечь дома и взять в осаду замок. И он не может вечно прятать своих людей за стенами замка. В конце концов Макданы будут вынуждены выйти, чтобы запастись продовольствием или сразиться с войском Роберта. И как только они это сделают, Роберт изрубит их на куски. Будет много невообразимых страданий и смертей, потому что Макдан поклялся защищать ее и он будет биться до самого конца, ужасного и кровавого, пытаясь сдержать свое слово.
Она не может позволить ему это сделать.
Гвендолин сделала глубокий вдох, пытаясь побороть панику. Она собиралась уйти сегодня ночью, рассчитывая увести Роберта при помощи переданной через Макданов записки, в которой сообщалось бы, что она возвращается во владения Максуинов, чтобы забрать камень. Тогда Роберт со своей армией последовал бы за ней. Теперь это стало невозможным. Роберт предъявляет ей ультиматум, и он не согласится на другие условия. У нее не оставалось выбора – она должна идти к нему. Как только он узнает, что камень спрятан на земле Максуинов, он не станет терять время здесь. Он выступит в путь еще до рассвета, подгоняемый ее обещанием, что она даст ему наконец завладеть могущественным амулетом. Вне всякого сомнения, Роберт верит, что, после того как камень даст ему неодолимую силу, он все равно расправится с Макданом и его людьми.
Но как только камень окажется у нее в руках, она использует его силу, чтобы уничтожить Роберта.
Глава 13
– Что значит ушла? – Голос Алекса был убийственно спокоен.
Нед мрачно протянул ему мокрый, измятый листок бумаги. Переполненный страхом, Алекс заставил себя взять его.
«Макдан!
Я вечно буду тебе благодарна за то, что ты вытащил меня из костра и привел к себе.
На один кроткий миг я почти обрела дом.
Гвендолин».
Страх сжал его грудь так, что стало почти невозможно дышать. Он отвернулся от занятых тренировкой воинов, бросился в замок и помчался по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки и торопясь быстрее добраться до комнаты Гвендолин. С грохотом распахнув дверь, он ворвался внутрь, абсолютно уверенный, что найдет ее послушно лежащей в постели.
Комната была пуста, кровать не тронута, и только несколько перьев прилипли к пледу. Нахмурившись, Алекс наклонился и принялся разглядывать подушку. Из небольшого разреза в центре наволочки тоже торчали перья.
– Где ты нашел эту записку? – спросил он, когда Нед, Бродик и Камерон вошли в комнату.
– Должно быть, она дала ее мне, – ответил Нед. – Этой ночью.
– Что значит «должно быть»? – спросил Камерон, вместе с Бродиком быстро пробежав глазами записку. – Разве ты не помнишь?
Нед расстроенно покачал головой и произнес:
– Этой ночью я увидел, как она вышла из своей комнаты, закутанная в темный плащ. Она сказала, что хочет нарвать особой травы, которую видела во дворе замка, и приготовить из нее отвар, чтобы снять боли у Кларинды. Я спросил ее, нельзя ли подождать до утра, а она ответила, что эту траву следует собирать ночью, иначе она потеряет свои целебные свойства. Поэтому я согласился пойти с ней. Она обыскала весь двор, но ничего не нашла, а затем сказала, что видела заросли травы прямо за стеной замка. Я предупредил ее, что покидать двор опасно, но она принялась умолять меня, говоря, что Кларинда сильно страдала во время родов и что, будь на моем месте Камерон, он не стал бы так бессердечно отвергать ее просьбу. Потом она добавила, что из-за непрекращающейся бури Роберт со своими воинами, вероятно, находится уже на полпути к владениям Максуинов. Наконец, я сдался и приказал Гаррику пропустить нас через ворота. – По лицу его пробежала тень раскаяния. – Я знал, что был не прав, Алекс.
– Продолжай, – коротко бросил Алекс, не склонный тратить время на поиски виновных.
– Когда мы оказались снаружи, она вытащила из-под плаща мех с вином и спросила, не хочу ли я глотнуть капельку, чтобы согреться. Клянусь, я сделал не больше одного-двух глотков, но в вино, наверное, было что-то подсыпано, потому что совсем скоро мои глаза стали слипаться. Она предложила мне присесть под деревом и отдохнуть, пока будет собирать траву. – Он растерянно пожал плечами. – А потом, когда я проснулся, солнце светило мне в лицо, и Гвендолин нигде не было. Вероятно, она сунула записку мне в рубашку, пока я спал.
Боль тисками сжимала голову Алекса, вызывая слабость и мешая сосредоточиться. Ушла. Она ушла. Но куда? И почему? Он потер виски и вновь пробежал глазами письмо, ища ключ к разгадке, объяснение, почему она внезапно ушла в самый разгар бури.
«На один краткий миг я почти обрела дом».
Неужели она так считает, беспомощно размышлял он. Его сын обожал ее. Кларинда не желала видеть рядом с собой во время родов никого, кроме нее, и хотя многие из членов клана нередко пытались сделать так, чтобы она ушла, в конце концов они были готовы насмерть биться с Робертом ради нее. Какие могут быть сомнения в том, что она обрела здесь дом?
– Кларинда очень расстроится, когда узнает, что Гвендолин исчезла, – заметил Камерон. – Она стала для нее как сестра.
И Дэвид будет убит горем, с тоской подумал Алекс. Разумеется, Гвендолин знала это. Он вспомнил, как она прошлой ночью выходила из комнаты Дэвида и ее серые глаза блестели от слез. Тогда он приписал ее печаль усталости и пережитому всплеску эмоций, которые должна была испытать женщина, помогая появиться на свет новой жизни. Какой глупец! Он должен был сразу же узнать отчаяние в глазах Гвендолин – такой взгляд он часто замечал у умирающей Флоры. Это был полный муки взгляд женщины, вынужденной покинуть тех, кого она любит. Поэтому она так настаивала, чтобы он поговорил с Элспет по поводу ее жестоких методов обращения с роженицами. Гвендолин знала, что ее не будет здесь, чтобы помочь ему в этом деле. Он закрыл глаза, проклиная себя за слепоту и вспоминая, как она ласково провела пальцами по его щеке.
Она прощалась с ним, а он был слишком поглощен плотскими желаниями, чтобы понять это.
– Очень странно, что она решила бежать в самый разгар бури, – нахмурившись, сказал Бродик. – Я хочу сказать, почему она не подождала день или два, пока шторм утихнет?
– Гвендолин сама вызвала бурю, чтобы не дать Роберту поджечь наши дома, – заметил Нед. – Не думаю, что непогода, вызванная собственным заклинанием, особенно беспокоит ее.
– А еще непонятно, почему Роберт не нанес нам визит сейчас, когда буря утихла, – добавил Бродик. – Думаешь, он действительно возвращается домой?
Леденящий душу смысл ее поступка постепенно стал доходить до Алекса.
– Насколько я его знаю, Роберт не тот человек, который так легко сдается, – сказал Камерон. – Девушка должна была понимать, что он и его люди разбили лагерь где-то в лесу. Неужели она не боялась, что ее схватят?
– Она хотела, чтобы ее схватили, – упавшим голосом ответил Алекс. – Вот почему она ушла.
– В этом нет никакого смысла, Алекс, – запротестовал Бродик. – Она знает, что Роберт сожжет ее и что здесь она в безопасности. Зачем, ради всего святого, ей хотеть, чтобы ее поймали?
Алекс безучастно смотрел на записку: «Я почти обрела дом». За несколько минут до нападения Роберта она рассказывала о том, какой была ее жизнь, когда все вокруг ненавидели ее. Но когда Роберт подступил к замку Макдана, его люди не выдали ее, как она, вероятно, боялась, а стали сражаться, чтобы защитить. Похоже, Гвендолин не хотела, чтобы ради нее Макданы рисковали своими жизнями. Поэтому она взобралась на стену и провоцировала Роберта выстрелить в нее, надеясь положить конец сражению. Именно поэтому она пожертвовала своей жизнью сейчас.
Она пыталась защитить людей Алекса.
– Взгляни на это, – сказал Бродик, выуживая из потухшего очага клочок бумаги.
Записка сильно обгорела, но отсыревшие угли погасили пламя, прежде чем оно полностью уничтожило бумагу. Осторожно зажав ее между пальцами, Алекс прочитал:
«…голова этого безумного глупца не будет отделена от туловища и вручена его драгоценному сыну.
Их судьба в твоих руках, Гвендолин.
Роберт».
– Боже, – прошептал он, и его страх сменился слепой яростью. – Роберт угрожал, что убьет меня, если она откажется уйти с ним.
Дрожащими пальцами он скомкал записку и швырнул ее в очаг.
– Разделите людей на два отряда. Половина останется здесь для защиты замка. Остальные поедут со мной.
Камерон погладил бороду и задумчиво посмотрел на обгоревший клочок бумаги.
– Интересно, каким образом эта записка попала в ее комнату?
– Хороший вопрос, – бросил Алекс, выходя из комнаты, – и я, черт возьми, намерен выяснить это.
– Ушла? – растерянно повторил Оуэн. – Куда ушла?
– Она не могла уйти, – сказал Лахлан, и вид у него при этом был совершенно расстроенный. – Я приготовил для нее особое вино.
Алекс заткнул кинжал за пояс.
– Сохрани вино, Лахлан, пока я не верну ее домой.
– Но почему девочка захотела покинуть нас? – спросил Оуэн. – Мне казалось, что мы прекрасно поладили.
– Я нашел в ее комнате записку, в которой Роберт угрожал убить меня, если она не сдастся ему, – объяснил Алекс.
Реджинальд схватился за меч и закричал:
– Клянусь всем святым, я так изрублю эту свинью, что лягушкам придется слизывать его останки с земли!
– Ты хочешь сказать, что мой дядя был здесь, в замке? – побледнев, спросила Изабелла.
На мгновение все ошеломленно умолкли.
Фаркар рыгнул и обвел туманным взглядом большой зал.
– Я не помню, что видел здесь крадущегося Роберта, – сказал он, вздохнул и снова уткнулся носом в кубок.
– Если один из этих чертовых Максуинов и проник сюда, то не через ворота, – заверил Гаррик Алекса. – Мы с Квентином смотрели в оба, и единственными, кто проходил мимо нас этой ночью, были Нед и Гвендолин.
– А днем? – спросил Бродик. – Ворота были открыты, пока мы осматривали внешнюю стену.
– Ну, это правда, – согласился Гаррик. – Но вы не можете требовать от меня, чтобы я запомнил каждого, кто проходил через ворота в течение всего дня. Особенно если учесть, что многие из вас прикрывали голову от дождя.
– Я и не требую этого, Гаррик, – заверил его Алекс. – Я только хочу знать, не заметил ли ты вчера, кто входил и выходил из комнаты Гвендолин.
Он обвел испытующим взглядом лица собравшихся вокруг него людей, наблюдая за их реакцией. Его глаза задержались на Элспет, поскольку он знал, что у нее были причины желать ухода Гвендолин. Но выражение ее лица оставалось бесстрастным, по нему не пробежало ни тени вины или злорадства.
– Алиса? – спросил он, внезапно заметив промелькнувшую на лице кухарки неуверенность.
Алиса с беспокойством смотрела на него.
– Ты видела кого-нибудь в комнате Гвендолин?
– Я принесла ей поднос с едой, – сказала Алиса, комкая в руках фартук. – Девочка весь день помогала Кларинде разрешиться от бремени, и я подумала, что ей нужно хотя бы немного поесть.
– Это было очень предусмотрительно с твоей стороны, – заметил Алекс. – Значит, ты вошла к ней в комнату?
Она отрицательно покачала головой.
– Ты оставила поднос под дверью?
Алиса опять покачала головой.
– Тогда что ты сделала с подносом? – спросил Алекс, с трудом сохраняя спокойствие.
– Я отдала его Ровене, – выпалила Алиса. – Она как раз выходила из комнаты Гвендолин. Ровена сказала, что сама внесет поднос в комнату. Она очень настаивала.
Раздался всеобщий вздох, и глаза всех собравшихся в зале людей устремились на стоящую рядом с Алексом Ровену.
– Неужели ты поверишь, что я имею какое-нибудь отношение к бегству Гвендолин, Алекс? – небрежно фыркнула она. – Я просто поставила поднос в ее комнате и вышла. Понятия не имею, как эта записка оказалась на ее подушке.
Алекс замер, на мгновение лишившись дара речи. Они с Ровеной дружили с детства, и он отказывался верить, что она каким-то образом связана с исчезновением Гвендолин. Но неумолимая логика заставила его наконец задать вопрос:
– Откуда ты знаешь, Ровена, что ее оставили на подушке?
– Я… ты сам это сказал, – пробормотала Ровена. – Точно.
– Нет, Ровена, – ответил он, стараясь справиться с охватившим его ужасом. – Я этого не говорил.
Она смотрела на него широко раскрытыми и застывшими, как у пойманного животного, глазами. Алекс хотел бы разозлиться на нее, но вместо этого ощутил лишь слабость и пустоту внутри. Когда Флора заболела, Ровена служила для него неиссякаемым источником силы и мужества, а во время последовавшей за этим черной полосы безумия она ни разу не поколебалась в своей безграничной преданности ему и уверенности, что он непременно снова будет здоров. Теперь, когда она стояла перед ним с дрожащими губами и глазами, в которых застыло отчаяние, он внезапно понял, почему она все эти годы была так беззаветно верна ему.
Она любила его.
– Эта записка действительно была от Роберта? – тихо спросил Алекс. – Или ты написала ее сама?
Она покачала головой:
– Об этой записке мне ничего не известно…
– Ровена, – оборвал ее Алекс. – Я хочу услышать от тебя правду.
Она опустила глаза.
– От Роберта. – Ее голос был тихим и дрожал. – Я знала, что он собирается сжечь наши дома, а нас самих уморить голодом. Поэтому я выскользнула за ворота, пока вы осматривали стену, и нашла его в лесу. Я спросила, что ему нужно, чтобы он оставил нас в покое. Роберт ответил мне, что уйдет, если получит ведьму. И тогда я согласилась передать его записку.
Она смотрела на Алекса широко раскрытыми умоляющими глазами.
– Она бы убила тебя, Алекс, а я этого не смогла бы перенести, – с жаром сказала Ровена. – Эта ведьма околдовала тебя, чтобы ты был неспособен увидеть ужасные беды, которые она приносит клану. С каждым днем заклятие становилось все сильнее, и все больше людей поддавались ему. Я должна была заставить ее уйти, пока она не уничтожила нас всех.
Алекс задумался над ее словами. Как бы ему хотелось поверить ей. Наконец он покачал головой.
– Ты с самого первого дня пыталась избавиться от нее, Ровена, – сказал он, почему-то не в силах вызвать в себе гнев. – Это ты натянула шнурок поперек ступенек, рассчитывая, что она упадет и разобьется. Когда это не сработало, ты заперла ее в комнате и подожгла кровать, надеясь убить ее или по крайней мере заставить уйти. И это тоже я должен считать твоей попыткой защитить клан?
– Она – ведьма! – отчаянно защищалась Ровена. – Она пришла сюда, чтобы творить зло. Она хотела заставить нас служить дьяволу!
– Нет, Ровена. Она оказалась здесь, потому что я заставил ее. И осталась, потому что хотела вылечить моего сына. Вот и все.
В глазах женщины сверкнули слезы.
– Она околдовала тебя, Алекс, – повторила Ровена прерывающимся голосом.
Алекс медленно приближался к ней.
– Она изменила тебя. Ты по-прежнему находишься под действием ее чар и не замечаешь этого. Но когда-нибудь тебе станет лучше, и ты поймешь, что я поступила правильно. Теперь, когда она ушла, все будет как прежде.
Алекс протянул руку и коснулся ее щеки.
– Прости, Ровена, – ласково произнес он, – но нам не суждено быть вместе.
– Ты этого не можешь знать, – покачала головой Ровена. – Сейчас ты сердишься на меня. Но со временем…
– Нет, Ровена. Ни теперь, ни потом. Ты понимаешь меня? Этого не будет никогда.
Ровена посмотрела на него так, как будто он ударил ее.
Затем она повернулась и выбежала из зала. Неловкое молчание нарушалось лишь звуками ее рыданий.
– Боже мой, – произнес наконец Оуэн, почесывая седую голову. – Прошу прощения, Макдан, но, кажется, эта девушка влюблена в тебя.
Алекс закрыл глаза и помассировал виски. Головная боль усилилась.
– Камерон и Бродик, выведите людей и разделите их на два отряда, – приказал он. – Один останется здесь для защиты замка, а другой отправится со мной. Выступаем через десять минут.
– Превосходно, – сказал Лахлан, потирая руки. – Мне как раз хватит времени, чтобы приготовить свежую порцию моего винца.
– Я готов выступить в любую секунду, – заявил Реджинальд, радостно похлопывая по мечу. – Только захвачу немного эликсира, который приготовила Гвендолин для моего живота. Превосходная штука. Когда-нибудь ты должен попробовать его от головной боли, Макдан.
– Мне непонятно, как лекарство от живота может вылечить голову парня, – усмехнулся Оуэн. – Он должен попробовать мазь, что она приготовила для моих рук, – решил он, протягивая ладони и гордо сгибая и разгибая пальцы, чтобы продемонстрировать их вновь обретенную гибкость. – Я принесу тебе немного мази, Алекс, и ты можешь попытаться втирать ее в голову.
– Глупейшее предложение, какое я когда-либо слышал, – фыркнул Лахлан. – Как, интересно, он появится перед Робертом со стекающей с его головы вонючей мазью? Когда ты в первый раз намазался этой противной штукой, я не мог находиться с тобой в одной комнате.
Белые брови Оуэна сдвинулись.
– Прошу прощения, Лахлан, но мне кажется, не тебе жаловаться на запах.
– Знаешь, он прав, – добавил Реджинальд. – Ты хоть представляешь, какой аромат исходит от тебя, когда ты варишь свои отвратительные зелья?
Лахлан задохнулся от гнева.
– Это зелье является смертельным оружием…
Алекс в полной растерянности смотрел на ссорящихся стариков. Оуэн, Лахлан и Реджинальд редко выходили наружу, и он не мог вспомнить, когда последний раз они отваживались оставлять надежные стены замка.
– Вы рассчитываете пойти со мной? – смущенно спросил он.
Трое стариков прекратили спор и посмотрели на него.
– Разумеется, парень, – заверил его Оуэн. – Мы должны помочь тебе спасти нашу ведьму.
– Ты сам знаешь, что у этих Максуинов нет на нее никаких прав, – добавил Реджинальд. – Мы обязаны заставить их понять это.
– Девушка принадлежит нам, – закончил Лахлан. – Я говорил это с самого начала.
Алекс заморгал, не веря своим ушам. Каким образом сумела Гвендолин так околдовать этих стариков, что они были готовы покинуть безопасный замок и вступить в бой, чтобы вернуть ее?
Точно так же, как она околдовала его, здраво рассудил он. Своей силой, честностью, состраданием. Само ее присутствие излечивало тех, кто в ней нуждался. Она приняла умирающего мальчика и вернула его к жизни, не прибегая к кровопусканиям, слабительному и другим ужасным пыткам, а всего лишь добротой и терпением и, возможно, немножко магией. Гвендолин открыла ставни и наполнила их мир светом, разогнав мрак и несчастье, душным облаком обволакивающие замок после смерти Флоры. Он понял, что, сделав это, она одержала победу и в своей собственной битве. Ей наконец удалось преодолеть страх и подозрительность остальных и заставить их увидеть ее истинное лицо.
Женщина необыкновенной смелости, готовая отдать все ради тех, кого она любит.
Он говорил ей, что она принадлежит ему. Теперь он со смирением признал, что ошибался. Гвендолин была слишком прекрасна и необычна, чтобы принадлежать кому бы то ни было. Она была неразрывно связана и с ним, и с этими людьми, которые были готовы умереть за нее. Когда он вырвет ее из рук Роберта, то сделает все, что в его силах, чтобы заставить ее понять это.
Но пускаться на поиски Гвендолин, таща за собой этих трех неуклюжих стариков, он не намерен.
– Меня радует ваше желание отправиться в такой долгий и трудный поход, чтобы вернуть домой Гвендолин, – сказал Алекс. – Только даже самым молодым и сильным из моих воинов будет трудно выдержать многочасовую скачку, краткие минуты отдыха на сырой и твердой земле и яростную битву, которая ждет нас впереди…
Старейшины заморгали.
– …и хотя мне вас будет не хватать в этом тяжелом походе, я надеюсь, что хотя бы один из вас останется, чтобы помочь защитить клан от возможного нападения…
– Я с радостью останусь, чтобы заняться делом здесь, – предложил Оуэн и добавил: – Но только потому, что ты настаиваешь.
– И я останусь, – решил Реджинальд. – Нельзя сказать, чтобы твои молодые парни были плохими солдатами, но тебе здесь тоже понадобится воин, который кое-что понимает в битвах.
– Может, дать вам с собой немного моего зелья? – спросил Лахлан. – Чтобы пользоваться им, я вам не нужен. Просто обрызгайте их и убегайте.
Алекс с притворным удивлением взглянул на них.
– Вы уверены?
– Абсолютно уверены, парень, – сказал Оуэн. – Только пообещай, что скажешь Гвендолин, что мы обязательно пошли бы с тобой, если бы не дела здесь.
– Точно, – согласился с ним Реджинальд. – Мне не хочется, чтобы она думала, будто мы равнодушны к тому, что она оказалась в руках этого негодяя.
– Я обязательно скажу ей, – пообещал Алекс, направляясь к двери.
– И скажи этому Роберту, что Гвендолин не какая-нибудь вещь и с ней нельзя так обращаться, – сердито добавил Лахлан, вспоминая слова Роберта: «Все равно это будет моим». – Что происходит сегодня с молодыми воинами? Совсем не знают, что такое хорошие манеры.
Его замечание достигло ушей Алекса, когда тот уже был у двери. Макдан нахмурился.
– Что ты сказал, Лахлан?
– Скажи этому невежественному грубияну, что…
– Дальше, – перебил его Алекс. – Как Роберт обращался к Гвендолин?
– Как к вещи, – ответил Лахлан. – Я отчетливо слышал его. Это было как раз перед тем, как он и его люди отступили. «Это будет моим!» – крикнул он, как будто она тарелка или стул. Я никогда в жизни не слышал такой бесстыдной грубости.
Теперь и Алекс вспомнил последние слова Роберта.
«Будь ты проклят, Макдан. Это будет моим».
В тот момент Алекс был так переполнен страхом за Гвендолин, что не обратил внимания на странные слова Роберта. Но теперь он ощутил внезапное беспокойство. Гвендолин представляла собой прекрасную мишень, когда стояла на стене и предлагала Максуинам пронзить ее горящей стрелой. Тем не менее Роберт приказал своим воинам не стрелять. Если его единственным желанием было сжечь ведьму, почему он отверг такую прекрасную возможность сделать это? «Это будет моим». Что, черт побери, имел в виду Роберт?
Полный решимости выяснить это, он отправился на поиски единственного человека, который мог рассказать ему правду.
– Я ждала тебя. – Мораг, не поднимая головы, продолжала наливать темно-красную жидкость в дымящийся котелок. В воздух поднялось облачко пара, и густой сладкий аромат, наполнявший комнату, сделался еще более насыщенным.
– Гвендолин сдалась Роберту, – мрачно сообщил ей Алекс.
Мораг кивнула и помешала в котелке тяжелым железным черпаком.
– Так было нужно.
– Черта с два! – закричал он, разъяренный ее спокойствием. – Это ее дом.
Мораг перестала мешать жидкость в котелке и удивленно взглянула на него:
– Откуда ты знаешь?
Алекс обессиленно покачал головой, внутри которой пульсировала боль.
– У меня нет времени на игры, Мораг. Мне нужно знать, почему Роберт так хочет захватить ее. Судя по его действиям прошлой ночью, она нужна ему живой, а не мертвой. Этот подонок хочет использовать ее магическую силу в своих целях, ведь так?
– И чем же он в этом смысле отличается от тебя? – тихо спросила она.
– Я не требовал от нее, чтобы она дала мне богатство или власть. Я только просил спасти сына.
– Ты не просил. Ты просто не оставил ей выбора. Ты сказал, что сохранишь ей жизнь, если она спасет Дэвида, но она все равно останется твоей пленницей. Помнишь?
