Гавайи Миссионеры

      -Мерзость! Прекратите эту мерзость!
      Прежде чем собравшиеся смогли оправиться от испуга и сообразить, в чем дело, он пронесся к алтарю и могучим уда ром палки сбросил священный камень в пыль. В ярости он на чал топтать ногами ветви маиле и имбиря. Затем, отшвырнув в сторону трость, он с мрачным видом подошел к только что сочетавшейся браком паре, сорвал с их плеч черную тапу и снова прокричал:
      -Мерзость!
      К этому времени гавайцы успели прийти в себя от потрясения, и Келоло в сопровождении двух кахун тут же схватил Эб-нера. Правда, они старались обращаться с преподобным Хей-лом крайне осторожно, поскольку понимали, что он является священником другого бога, и все то, что он натворил, диктовалось его обязанностями. Келоло взмолился:
      -Мой дорогой маленький друг! Сегодня ночью мы разго вариваем с другими богами.
      Эбнер вырвался из рук кахун и, указывая пальцем на Кеоки, воскликнул:
      -В глазах Бога этот поступок возмутителен! Это надруга тельство над Господом! - Но Кеоки смотрел на него стеклян ными, невидящими глазами, и тогда Эбнер, уже более спокой но, спросил его: - Что случилось?
      Огромный алии еще раз всмотрелся в своего старого друга и пробормотал:
      Я умолял вас, преподобный Хейл, сделать меня священ ником. Но если вашей церкви я не нужен...
      Священником?! - заорал Эбнер, и в тот же миг весь ужас этой ночи хула, воскресший идол, барабаны и кахуны - пе реполнил миссионера, и он истерично расхохотался. - Священ ником? - Он повторял это слово много раз, пока Келоло не за крыл ему рот своей могучей рукой и не увел сторону. Однако взбесившийся маленький миссионер снова каким-то чудом вы рвался и бросился назад к новобрачным, чуть не сбив их с ног.
      Кеоки! - закричал он. - И ты согласен на такой брак? Как ты можешь так поступить?
      Так же, как и мой отец до меня.
      Позор! - застонал Эбнер. - Это же выходит за границы любого цивилизованного...
      Тихо! - раздался вдруг властный голос, и Эбнер отсту пил от неожиданности. К нему вплотную подошла Ноелани и тихо произнесла: - Любимый Макуа Хейл, мы делаем это во все не потому, что хотим обидеть вас.
      Эбнер посмотрел на эту красивую молодую женщину с цветами в волосах и так же спокойно ответил:
      -Ноелани, эти злые люди хотят, чтобы ты совершила большой грех, а ты просто попала под их влияние.
      Алии Нуи не стала спорить, а только указала в сторону темных холмов:
      В давние времена мы слушались только своих богов, и наши долины были полны людей. Мы попробовали принять других богов, и теперь наши острова гибнут в отчаянии. Смерть, страшные болезни, пушки и страх - вот что вы при несли с собой, Макуа Хейл, хотя мы все знаем, что вы не хоте ли этого. Я являюсь Алии Нуи, и если я умру, не успев родить ребенка, кто будет поддерживать жизнь и ману Гавайев?
      Ноелани, девочка моей надежды, но ведь существуют де сятки прекрасных молодых людей, здесь, рядом с тобой, кото рые сочли бы за честь стать твоим мужем и гордились бы этим.
      Но будут ли потом их дети назначены Алии Нуи? - возра зила Ноелани, и это языческое объяснение настолько обозлило Эбнера, что он подался назад и закричал страшным голосом:
      -Мерзость! Малама прокляла бы тебя прямо из могилы! Позднее Келоло признался в том, что тогда должен был
      промолчать, но он не смог, и поэтому насмешливо спросил:
      -Как ты думаешь, какие указания дала мне Малама, ког да прошептала что-то на ухо перед самой смертью?
      Маленький священник в ужасе уставился на вождя. Его бледное лицо и жидкие светлые волосы неестественно белели в огне факелов. Неужели то, что сказал сейчас алии, было правдой? Могла ли Малама приказать совершить такую страшную, оскорбительную для Господа вещь? Это было выше сил Эбнера, и он, пошатываясь, ушел прочь от этого места, а кахуны тем временем восстановили камень Кейна на алтаре, и барабаны принялись выстукивать свадебные ритмы.
      Сраженный происшедшим, Хейл брел по темной пыльной дороге, где каждый камень за последние годы стал свидетелем многих перемен. Он проходил мимо каменного дома короля и деревянных магазинов американцев, которые оставили Бога и миссионерство. Вдали виднелись пришвартованные китобойные суда, его вечные враги, а в винной лавке Мэрфи кто-то наигрывал грустную мелодию на концертино. Каким чужим казалось все вокруг измученному духу преподобного Хейла!
      Глубокой ночью он покинул город и забрался на пустое по ле, усыпанное крупными камнями, а затем, наткнувшись на группу карликовых деревьев, присел у их корней и оглянулся на свой притихший приход так, словно уже не нес за него ни какой ответственности. Чуть южнее виднелись чудовищные костры язычников. В море мерцали ночные огни китобоев, а где-то посередине расположились крытые травой хижины
      простых гавайцев. Каким жалким и неприглядным на самом деле был этот городок, каким несчастным! Какое мизерное впечатление смог произвести на Лахайну сам Эбнер, и какими ничтожными сейчас выглядели все его достижения! Малама обманула его. Кеоки предал его. А Илики находилась теперь Бог знает где. И даже самая любимая из всех, Ноелани, отвернулась от него и восстала против церкви.
      За десять лет Эбнер ни разу не поменял свой фрак, Господь ни разу не прислал ему брюки, которые подошли бы по размеру. За все это время ему посчастливилось прочитать только те научные книги, которые удавалось выпросить из далекого Бостона. Его жена трудилась, как рабыня, в жалкой лачуге. И он сам не смог добиться ровным счетом ничего. Теперь, когда над этим маленьким городком начинала заниматься заря, Эбнер молча изучал переливающуюся поверхность моря, насмешливых китобоев и территорию дворца, где уже начали тушить факелы. Дух преподобного Хейла был унижен. И он страстно желал навлечь на все это общество, кроме, конечно, миссионерского дома и его обитателей, какое-нибудь жуткое разрушение библейского масштаба.
      - Наводнение! Ветер с гор! Эпидемия! Уничтожьте это место, разрушьте его!
      Но когда Эбнер умолял Господа наказать город, языческие маленькие местные боги уже готовили свое возмездие, которое стало для преподобного Хейла вершиной его унижения. В следующую ночь богиня Пеле сама навестила своего преданного Келоло, и результат этого призрачного свидания впоследствии мучил Эбнера Хейла еще долгие месяцы.
      * * *
      Когда Джон Уиппл, поднявшись пораньше, чтобы подмести пол в магазине, увидел Эбнера, возвращавшегося с холмов в город, он выбежал на улицу и, схватив маленького миссионера за руку, поинтересовался:
      - Эбнер, что случилось?
      Хейл попробовал объяснить, но язык не повиновался, и свя щеннику никак не удавалось произнести гневные слова. Тогда он замолчал совсем. Глаза отказывались служить ему, но все же, как в тумане, он заметил нескольких гавайцев, идущих по дороге с территории дворца. Волосы женщин были украшены
      цветами маиле, они не шли, а словно парили над землей. Мужчины несли барабан, и в глазах их читалось торжество, как это было за тысячу лет до них. Эбнер тихо произнес:
      -Спроси сам вот у них.
      Затем, пошатываясь и спотыкаясь, он медленно побрел в сторону своего дома.
      Позднее в тот же день миссионер отправил отчет в Гонолулу, где, в частности, писал: "В четыре часа утра января года в старом дворце Маламы кахуны восторжествовали, и была проведена отвратительная языческая церемония".
      При дневном свете кахуны внимательно изучили все знамения и сошлись на том, что брак заключен прочный. Они обратились к Кеоки и заявили:
      -В эту ночь ты совершил хорошее дело для всех Гавай ских островов. Боги этого не забудут, а когда родится твой ре бенок, ты будешь снова свободен и сможешь вернуться в свою церковь и даже стать священником.
      Но молодой алии, дрожащий от тяжести бремени, которое возложили на его плечи боги, понимал, что этому никогда не суждено свершиться.
      На следующий день при наступлении сумерек Келоло, сча стливый и благодарный богам за то, что его род будет продол жать свое существование на этих чудесных островах, прогули вался по окрестностям в тени деревьев и встретил, в последний раз в жизни, молчаливую и изящную Пеле, хранительницу вулканов. Она была одета в шелковые наряды, а ее таинствен ные волосы, напоминающие стеклянные локоны, поблескива ли в полумраке. Пеле преградила путь Келоло и ждала, когда он приблизится. Вождь сразу обратил внимание на то, что лицо богини светилось от удовольствия и радости. Она встала рядом со своим почитателем, они зашагали дальше вместе, при этом Пеле проходила сквозь деревья, попадавшиеся у нее на пути на узкой тропинке. Келоло испытал в эти минуты невероятное успокоение. Так шли они бок о бок несколько миль, и каждый находил удовольствие от компании соседа, но когда тропинка закончилась, Пеле сделала то, что никогда раньше не сверша лось. Она резко остановилась, затем подняла левую руку и ука зала на юг, туда, где находился пролив Кеала-и-каики, прямо на мыс Кеала-и-каики. Так она простояла несколько минут, как будто отдавая приказ Келоло своим огненным и в то же вре мя успокаивающим взглядом.
      Впервые Келоло отважился заговорить с богиней и спросил:
      - Что ты требуешь от меня, Пеле?
      Но ей показалось достаточным просто указать ему направление на Кеала-и-каики, и, словно желая попрощаться с этим величественным алии, своим дорогим и верным другом, она прошла мимо него, задев Келоло своим воздушным телом, на ходу поцеловала его огненными губами и тут же растворилась в сумерках, оставив после себя серебристую струйку дыма.
      Келоло стоял на месте еще долгое время, вспоминая в подробностях каждую встречу с богиней. В ту ночь, когда он вернулся в свою хижину, выстроенную за пределами дворцовой территории, он вынул два своих самых дорогих сокровища: побелевший череп своей жены Маламы и очень древний камень, размером с человеческий кулак, странной формы и необычной расцветки, и принялся созерцать их. Этот камень Келоло передал его отец более сорока лет назад. Он уверял сына, что все оккультные силы семейства Канакоа исходят от этого камня, а привез его сюда, на острова, один из их предков, когда отплыл с Бора-Бора. Отец поклялся, что камень не только считался священным и символизировал богиню Пеле, он сам являлся этой богиней. Ведь Пеле могла свободно путешествовать по острову и предупреждать свой народ о готовящихся извержениях вулканов, но дух ее отдыхал именно в этом камне. Так было всегда, на протяжении бесчисленного количества поколений, даже еще до тех времен, когда предки Келоло жили на Бора-Бора. Всю ночь просидел Келоло рядом со своими сокровищами, пытаясь постичь ту божественную тайну, частью которой они являлись. К утру он все успел прояснить для себя. К тому же в Лахайну уже прибыл корабль с тревожной вестью. Огромный вулкан начал свое извержение на острове Гавайи и угрожал столице Хило. Горожане умоляли Алии Нуи Ноелани взойти на их быстрое судно и приплыть к ним, чтобы остановить поток лавы, который неумолимо приближался к городу, грозя полностью уничтожить его.
      Когда новость достигла Ноелани, первым порывом ее было послать на остров отца, поскольку он считался другом Пеле. Более того, она успела переговорить с доктором Уипплом, и эта беседа убедила ее в том, что извержение вулканов являет ся результатом действия сил природы, и его можно даже пред сказать с помощью науки. Она поняла также и то, что расска зы о Пеле были обычной выдумкой островитян. Но прежде
      чем она смогла переговорить обо всем этом с посланцами из Хило, к ней пришел Келоло и заявил:
      Ты должна ехать, Ноелани. Если Пеле задумала разру шить Хило, наверное, она хочет наказать город. Тебе же сле дует дойти до того места, где лава раскалена добела, и напом нить ей, что Хило любит и почитает ее.
      Но ведь ты друг Пеле, - возразила Ноелани. - И ехать должен ты.
      Я не являюсь Алии Нуи, - серьезно произнес отец. - А тебе предоставляется прекрасная возможность привлечь на свою сторону весь народ.
      Я не верю в то, что Пеле имеет какое-то отношение к это му извержению, - начала противиться девушка.
      Я видел ее сам прошлой ночью, - просто ответил Кело ло. - И разговаривал с ней.
      Ноелани посмотрела на отца с удивлением:
      Ты видел Пеле? - недоуменно переспросила она.
      Мы прошли с ней около двух миль, - подтвердил вождь.
      Она что-нибудь передала тебе? - все еще недоверчиво продолжала Ноелани.
      Нет, - солгал Келоло. - Но, разумеется, она предупре дила меня о том, что на острове Гавайи будет извержение. Да, она указала именно в ту сторону. - Правда, Келоло не стал уточнять, что Пеле указывала ему совсем другое направление.
      И ты хочешь, чтобы я отправилась в Хило?
      Да. Кроме того, я доверю тебе один камень, который на делит тебя силой останавливать лаву, - убедил дочь Келоло.
      Таким образом, в году Алии Нуи Ноелани Канакоа с проклятием Эбнера Хейла, звенящим в ее ушах ("Это самое настоящее безумие! - кричал он, мерзость, оскорбление Господа!"), неся с собой священный камень, отправилась на корабле в портовый город Хило. Когда корабль еще только приближался к заливу, молодая женщина увидела, насколько успела продвинуться страшная лава. Она накатывалась сама на себя, сокрушая в огненных объятиях все, что попадалось ей на пути. Было вполне очевидно, что город обречен. К следующему вечеру лава должна была окружить столицу и пожрать ее. С борта корабля казалось, что бесполезно пытаться какой-то молоденькой девушке остановить этот смертоносный поток.
      Однако все местные кахуны вздохнули с облегчением, ког да увидели Ноелани, светящуюся маной, способной не только
      исцелять, но и творить чудеса. И вот, Ноелани начала подъем в гору, навстречу лаве. За ней робко передвигались люди. Казалось, сейчас в городе не осталось ни единого человека: все они высыпали из своих домов и внимательно следили за Алии Нуи. Не пришли к горе только миссионеры, посчитав появление и действия отважной женщины очередным языческим надругательством над истинным Богом. Процессия медленно перемещалась мимо пальмовой рощицы у самой окраины города, через заросли кустарника хау, затем мимо диких трав самых разнообразных видов. Люди шли молча, некоторые даже сдерживали дыхание. До ползущей, шипящей границы лавы оставалось всего несколько ярдов. С каждым новым своим наступлением по горным склонам лава стремительно наползала на старые слои, которые уже успели застыть, используя их как дорогу к нижней части горы. Когда живой, раскаленный белый поток достигал конца окаменевшего пути, он задерживался на долю секунды, а затем стремительно вырывался вперед сразу в нескольких направлениях, уничтожая деревья, хижины и свинарники, которые мешали его спокойному продвижению. Раздавалось ужасное шипение, потрескивал огонь, будто обреченное дерево или дом, сжигаемые на месте, успевали издать предсмертный стон. Затем лава остывала и образовывала дорогу для прохождения следующей порции разрушительного потока.
      Именно к этому ползущему и пожирающему все на своем пути краю лавы и приближалась сейчас молодая женщина Ноелани. Когда она дошла до огненного края, внезапно с ней произошла какая-то невероятная перемена. Ей предстояло бросить вызов самой богине огня, и противостоять ей. Ноела ни должна была остановить то, что свершалось здесь еще до того, как на острова прибыли полинезийцы. И в таинстве этих последний мгновений, в огне, который сжигал все разумные и логичные доводы, Ноелани успела позабыть о том, что была когда-то примерной христианкой. Сейчас она оставалась лишь дочерью Пеле, она была представительницей рода, хра нившего реликвию, в которой и отдыхал дух богини. И в это мгновение, вернувшись на роль посредницы между людьми и богиней огня, Ноелани твердо встала у границы огненной ла вы, решив для себя, что не сдвинется с этого места, пока не по бедит или не умрет. Подняв высоко в руках камень Пеле, Но елани выкрикнула:
      - О Пеле! Великая богиня огня! Ты хочешь разрушить город, который любит и чтит тебя! Я молю тебя: остановись!
      Застыв на месте и продолжая держать камень в поднятых ладонях, женщина наблюдала за тем, как страшный край лавы начал медленно наползать вперед, в сторону города. Пока эта дрожащая масса, шипя, продвигалась вперед, Ноелани бросила в нее табак, две бутылки бренди, которые тут же сгорели в пламени, четыре красных шарфа, потому что Пеле любила этот цвет, красного петуха и, наконец, локон собственных волос.
      И пламя Пеле застыло в самом начале потока лавы, пожирая табак, а затем масса начала медленно застывать. Огненная граница замерла почти у самых ног Ноелани, извержение вулкана прекратилось. Но никаких радостных криков не последовало, только было слышно, как кто-то тихо произносит молитвы и заклинания. Люди всегда знали и верили, что Пеле не станет разрушать Хило. Огонь утих. Страшные наползающие пальцы лавы больше не шевелились. В смущении, окруженная ореолом славы, Ноелани вернулась на корабль и отправилась в Лахайну, где принялась ждать рождения ребенка, который после ее смерти должен был стать таким же посредником между богами и людьми.
      * * *
      То, что Ноелани остановила лаву, явилось, наверное, самым сильным ударом, который только испытал Эбнер в Ла-хайне. А так как это событие произошло слишком уж быстро после отступничества Кеоки и его сестры, то местные жители интерпретировали случившееся как добрый знак, обещающий долгий и счастливый брак Кеоки и Ноелани. А дар Алии Нуи влиять на древних богов убедил гавайцев в том, что эти боги существуют до сих пор. Поэтому многие островитяне начали отдаляться от христианской церкви. Однако больше всего обидело Эбнера то беззаботное веселье, с которым восприняли весть о случае с вулканом американцы. Один нечестивый капитан заявил во всеуслышанье:
      -С этого момента можете считать меня почитателем ма дам Пеле!
      Другой же пообещал:
      -Ну, если вдобавок ко всему Ноелани научится управ лять штормами, я обязательно приму ее религию.
      Эбнер, тяжело переживающий потерю каждого прихожанина и вздрагивающий при очередной шутке американских моряков, будто помешался на этом случае с лавой. Он находил человека, который соглашался выслушать его, и начинался горячий спор:
      Ну, горящая лава дошла до какого-то определенного ме ста и, в конце концов, остановилась, как ей это и полагается. Что же здесь чудесного?
      Да, но кто ее остановил? - парировали мучители ма ленького миссионера.
      Подумаешь! - не сдавался Эбнер. - Какая-то женщина стоит у границы остывающей лавы, которая вот-вот остано вится, и вы считаете это чудом! презрительно хмыкал он.
      Да, а вы только подумайте, что могло бы произойти, ес ли бы Ноелани не приехала? - логично возражали сторонни ки Алии Нуи.
      Прошло несколько недель, и Эбнер нехотя поплелся за консультацией к Джону Уипплу. Молодой ученый сразу приободрил старого приятеля:
      Когда внутреннее давление в вулкане становится доста точно мощным, он начинает извергаться. И только от внут ренних сил в самой земле зависит, сколько времени и с какой энергией будет продолжаться выплеск лавы наружу и ее про движение вниз по горным склонам. Если лавы много, тогда она дойдет до океана. Если нет, значит, остановится где-ни будь на пути к воде.
      И эти вещи давно известны? - воспрянул духом Эбнер.
      Об этом знает каждый мало-мальски образованный че ловек, - пожал плечами Уиппл. - Ты только посмотри на Ланаи. Любому ясно, что когда-то это был действующий вулкан. Или взгляни хотя бы на наш Мауи. Когда-то здесь, по всей вероятности, было даже два вулкана, но постепенно они объединились в одну гору. Я бы даже высказал предпо ложение, что когда-то очень давно все эти крохотные остро ва, которые мы видим с нашего пирса, были большим еди ным островом.
      Как это может быть? - недоверчиво спросил Эбнер.
      Либо острова погрузились в океан, либо сам уровень мо ря повысился. В данном случае подходит любое объяснение.
      Но величие и серьезность такой концепции были недоступ ны Эбнеру, и он отступил:
      -Это невозможно. Мы же хороню знаем о том, что мир был создан за четыре тысячи и четыре года до рождения Хри стова, и нигде нет никаких указаний на то, что острова могли опускаться в воду или, наоборот, подниматься из нее. - Эб- нер наотрез отказался принять версию Джона, которая пока залась ему отталкивающей и недопустимой.
      Уиппл хотел задать Эбнеру пару вопросов касательно Великого Потопа, но сразу же передумал, поэтому ограничился замечанием:
      Эбнер, зачем тебе понадобилось выставлять себя в таком отвратительном свете, когда Кеоки и Ноелани поженились? Тогда ты утратил значительную часть своего влияния.
      Это же было омерзительно, неестественно и грязно! - разбушевался миссионер.
      Я сам долго размышлял над этим событием, - признался Уиппл. - Ну, и что же тут такого ужасного? Нет, только не на до мне цитировать Библию. Ты лучше скажи своими словами.
      Это отвратительно и неестественно, - повторил Хейл. Он до сих пор испытывал душевную боль, вспоминая о том, что успели натворить эти двое его самых любимых гавайцев.
      Нет, ты объясни мне, что же тут такого омерзительного, - не отступал доктор.
      В любом цивилизованном обществе... - начал было Эб нер, но его товарищ потерял всякое терпение и резко заявил:
      Черт бы тебя побрал, Эбнер! Всякий раз, когда ты начина ешь свой ответ с этих слов, я уже заранее знаю, что ничего ум ного дальше не последует. Два самых цивилизованных общест ва, известных нам, были Древний Египет и империя инков. Так вот, ни одному египетскому правителю не разрешалось же ниться ни на ком, кроме как на собственной сестре. Мало того, мне помнится, что у инков были заведены точно такие же по рядки. И оба этих общества процветали. А в общем-то, - про должал Уиппл, - с научной точки зрения, эта система не так уж и плоха. То есть если необходимо безжалостно уничтожить новорожденных, обладающих явно выраженными дефектами, то вполне очевидно, что и египтяне, и инки, и гавайцы действо вали без колебаний. Но ты посмотри сам: неужели тебе встреча лась еще более красивая группа людей, чем местные алии?
      Эбнер почувствовал, что сейчас ему станет совсем плохо, но прежде чем он успел что-либо возразить доктору, тот все же опередил своего приятеля и сказал:
      Ноелани попросила меня присутствовать при родах.
      Надеюсь, что ты осудил ее и отказался, - уверенно про изнес Эбнер.
      Ничего подобного! Не каждому врачу за всю его практику предоставляется такой интересный случай, - пояснил Уиппл.
      И ты согласился стать соучастником в таком страшном грехе? - Эбнер окаменел от одной мысли, что доктор действи тельно не отказал Ноелани.
      Естественно, - улыбнулся Джон, и мужчины возврати лись от пирса в молчании. Однако как только Эбнер пришел домой, он сразу же отослал детей погулять в огороженной сте ной сад, а сам шепотом сообщил жене о том, что доктор Уиппл будет принимать роды у Ноелани. Но к его величайшему удивлению, Иеруша заметила:
      Ну, разумеется. Эта девушка заслуживает максимум вни мания. Она, наверное, вдвойне волнуется за судьбу малыша.
      Но как посмел пойти на это Джон Уиппл, преданный христианин!
      В данном случае самое главное - то, что он доктор. Как ты думаешь, неужели я не волновалась при каждых родах, со знавая, что единственный, кто будет присутствовать и помо гать мне в этом деле - неопытный мужчина, не имеющий ме дицинского образования?
      Неужели тебе было так страшно? - удивился Эбнер.
      -Поначалу - даже очень, - призналась Иеруша. - Правда, моя искренняя и глубокая любовь к тебе помогла справиться с этими страхами. Но, даже учитывая все это, я очень рада, что брат Джон поможет Ноелани.
      Эбнер начал что-то напыщенно вещать, но Иеруша за эти месяцы его сплошных неудач уже наслушалась столько, что сейчас решительно произнесла:
      Мой дорогой, любимый супруг! Я думаю, что ты дела ешь из себя абсолютного тупицу.
      Что ты хочешь этим сказать? - от возмущения Эбнер чуть не задохнулся. Он встал со стула и в волнении прошелся к двери.
      Ты постоянно ищешь, с кем бы тебе сразиться. Ты уже пробовал противостоять кахунам, Келоло, потом Кеоки и Ноелани, а теперь готов схватиться даже с доктором Уипп- лом. В церкви в твоих речах я не слышу ни капли доброжела тельности. Ты ведешь себя так, словно ненавидишь Лахайну
      и все, что к ней относится. Ты даже стал отдаляться от собственных детей. Знаешь, что сказал мне Михей? "Папа не учил меня ивриту вот уже два месяца".
      Мне пришлось пережить слишком много серьезных ис пытаний, - признался Эбнер.
      Я понимаю, что тебе пришлось нелегко, - нежно произ несла Иеруша, вновь усаживая раздраженного священника на один из подаренных китобоями стульев. - Но если мы здесь, как я считаю, участвуем в великой битве между стары ми богами и новым... - Она увидела, что такая постановка во проса пришлась мужу не по душе, и быстро изменила трактов ку: - Я хотела сказать, между языческими путями и дорогой Господа, тогда мы должны использовать даже самые незначи тельные свои ресурсы. Когда старое, кажется, начинает вновь отвоевывать у нас острова, мы должны сразиться с ним при помощи...
      Я же предупреждал их всех! - неожиданно взревел Эб нер, вскакивая со стула и нервно расхаживая взад-вперед по земляному полу. - Я не раз говорил Келоло...
      Послушай, что я хочу сказать, - так же спокойно про должала Иеруша, поднимаясь со стула, чтобы быть поближе к супругу. - В эти критические времена ты должен быть еще более спокойным и уравновешенным, чем обычно. И говорить убедительней. Вот ты мне сейчас рассказывал, как ты преду преждал эту троицу: Келоло, Кеоки и Ноелани: "Господь вас уничтожит!" Но ты не говорил мне о том, да и показывал на примере, как с помощью любви Христа ты пытался направить людей на путь истинный в эти тревожные дни. Я сама наблю дала за тем, как ты ожесточался. Эбнер, этому должен быть положен конец. Ты же сам разрушаешь все то положитель ное, что смог создать за долгие годы.
      Иногда мне кажется, что я вообще ничего не добился, - в сердцах произнес униженный и почти беспомощный свя щенник.
      Иеруша изловчилась и поймала мужа за руку, а затем повернула к себе и его измученное лицо:
      -Мой дорогой и любимый супруг, - официальным тоном начала она, - если бы мне пришлось перечислять все те до стижения и успехи, которых Лахайна достигла благодаря тво им усилиям, мне не хватило бы и оставшейся жизни. Вон, по смотри на ту девчушку, играющую в солнечных лучах. Если
      бы тебя здесь не было, ее наверняка бы тоже закопали живой сразу после рождения.
      -Когда я смотрю на нее, - печально ответил Эбнер, испы тывая жгучую боль в сердце, - я вижу малютку Илики, са мую милую из всех детей. И вот теперь капитаны передают ее из рук в руки.
      Таких слов Иеруша никак не могла ожидать от мужа, поскольку Хейл уже давно не вспоминал об Илики. Теперь же и сама Иеруша, подумав о своей любимой ученице, почувствовала, как глаза ее наполняются слезами. Однако она сумела быстро справиться с ними.
      -Если тем, что Илики пропала, она сумела произвести впечатление на своих соотечественников... Да, Эбнер, несо мненно, это должно было потрясти их! - Иеруша останови лась и высморкалась, закончив свою речь строгим, почти ко мандным тоном: - Мой дражайший советник, ты должен улыбаться. Ты должен читать проповеди, касающиеся высо ких, благородных тем. Ты должен завоевать сердца этих лю дей путем такой доброты и любви, которых еще не видели эти острова. И тогда они станут принадлежать Богу навсегда. Ты должен проповедовать любовь!
      Вооруженный этой главной темой, которую Иеруша все же успешно вдолбила мужу в голову, неделю за неделей, Эбнер начал серию совершенно других проповедей, завоевывая каждый раз все больше и больше местных жителей. Теперь священник говорил о хорошей жизни, о благоприятных последствиях любви Господа к людям. Только сейчас он обнаружил, что островитяне вовсе не отвернулись от Бога, следуя примеру Келоло и его детей. Напротив, простые люди чувствовали, что в этом возвращении к старым богам для них не было никакого будущего. А вдумчивые, спокойные слова Эбнера приносили им утешение, в отличие от первых речей Макуа Хейла - напыщенных и оттого неискренних.
      Теперь Эбнер проповедовал доктрину, для него самого ока завшуюся новой: "Священное слово Божье в интерпретации Иеруши Бромли, измененное в связи с таинственными событи ями, происшедшими на чужой земле". Разумеется, Эбнер не за бывал говорить о неизбежных грехах человеческих, но все рав но главной темой оставалась утешительное заступничество Иисуса Христа. А удерживала его слушателей еще старая так тика, которую Эбнер когда-то использовал в своей проповеди
      перед китобоями на Фолклендских островах в дни молодости. Он задавал вопросы, словно самому себе, но при этом касался всех тех проблем, интересовавших собравшихся прихожан. Когда он говорил о сострадании Христа, то напрямую заявил:
      - Иисус Христос поймет то смятение, которое сейчас переживает его любимый сын Кеоки Канакоа. Иисус обязательно будет любить свое заблудшее чадо, точно так же, как его любите вы, как его люблю я.
      Когда эти слова передали Кеоки, проводившему время в травяном дворце, молодой алии был потрясен услышанным. Он отправился к берегу моря, где оставался в одиночестве несколько часов, в раздумьях прохаживаясь по песку. Он рассуждал о природе Христа, каким Кеоки помнил его в те прекрасные дни, когда сам учился в миссионерской школе в Корнуэлле, в далеком Коннектикуте. Тогда Иисус казался ему осязаемой реальностью, и мучительная потеря этого восприятия терзала душу и сердце Кеоки.
      * * *
      Когда стало известно, что Ноелани должна скоро родить, и ребенок появится на свет до следующего воскресенья, Эбнер решил воспользоваться этими сведениями, тем более, что о предстоящем событии знали все жители Лахайны. И вместо того, чтобы бушевать против обстоятельств, при которых бы ло зачато данное дитя, Макуа Хейл более полутора часов гово рил об особой любви Христа к детям. Потом он вспомнил неж ные чувства, которые испытывал всякий раз при рождении обоих своих сыновей и двух дочек. Не забыл Эбнер упомянуть и о своей любви к маленькой Илики, которая теперь уж точно пропала. Когда Эбнер отвлекался от обстоятельств, при кото рых исчезла Илики, эта девочка в его воображении всякий раз становилась все моложе и моложе. После преподобный Хейл начал распространяться о той радости, которую должна была испытывать вся Лахайна при одной мысли о том, что у Алии Нуи очень скоро родится ребенок. Так как гавайцы больше всего на свете любили детей, с которыми всегда были нежны и которых всегда понимали, на этот раз две тысячи со бравшихся в церкви прихожан последние пятнадцать минут проповеди дружно сопели и хлюпали носами. Таким образом, даже не совсем сознавая того, что ему удалась очередная побе