Гавайи Миссионеры

      Но если ты действительно веришь во все это, Эбнер, по чему ты продолжаешь жить среди них и исполнять миссио нерскую работу?
      Потому что я попросту люблю их. Я пытаюсь принести им утешение Господа, так, чтобы когда они умирали, они все же попадали к Нему, а не были осуждены на вечные муки в ог не преисподней.
      Такая религия мне не по душе, - недовольно произнес Уиппл. - Я вовсе не домогаюсь их шатров. Выход должен быть другой, и лучше этого. Когда мы еще были студентами в Йеле, каким был первый принцип нашей церкви в целом? Каждая отдельная церковь должна стать независимой. То есть никаких епископов, священников и так далее. Должно быть единое религиозное братство. Наше самоназвание "инде- пенденство" говорит о принципах независимости. А что мы видим здесь? Самую настоящую процветающую систему епар хии. И сейчас торжественное собрание будет выкидывать из церкви несчастного, одинокого человека. Только подумать: за все эти долгие годы ты позволил вступить в полноправные члены твоей церкви только девятерым! Где-то, Эбнер, мы здо рово просчитались.
      Но ведь для того, чтобы обратить язычника в настояще го христианина, требуется немало времени, причем...
      Нет! - снова возмутился Уиппл. - Никакие они не языч ники! Одной из самых восхитительных женщин, которых я встречал в жизни или о которых мне приходилось читать, яв лялась Каахуману. Как я понял, здесь, на Мауи, тоже есть одна женщина, которая во многом напоминает ее. Это твоя Алии Нуи. Язычники? Это слово больше ни о чем не говорит мне. Ну, например, ты позволил кому-нибудь из своих так называемых язычников стать священником? Конечно, нет.
      Эбнеру эта тема показалась особенно неприятной, и он даже поднялся с камня, чтобы уйти, но его бывший сосед по комнате крепко ухватил товарища за руку и взмолился:
      -На сегодня у тебя нет более важных дел, чем поговорить со мной, Эбнер. Моя душа как бы снялась с мертвого якоря и те перь ищет верного направления. Я-то рассчитывал на то, что когда ты, я, Иеруша и капитан Джандерс все вместе усядемся за стол, тот самый дух, который вернул нас к жизни еще на "Фетиде"... - Его голос затих, и через несколько секунд Джон негромко признался: - Я уже устал от Бога.
      Что ты хочешь этим сказать? - так же тихо спросил его Эбнер.
      Дух Бога заполнил весь мой мозг, но я не удовлетворен тем, как мы претворяем в жизнь его Слово.
      Ты говоришь вещи, противные церкви, брат Джон, - предупредил Эбнер.
      Да, это так. И я рад, что это произнес ты, а то мне само му было стыдно признаваться в этом.
      Но ведь церковь доставила нас сюда, брат Джон. И все наши успехи зависят только от церкви. Как ты думаешь, не ужели бы я посмел общаться с алии и разговаривать с ними так, как я делаю это, если бы был простым человеком по име ни Эбнер Хейл? Но, являясь инструментом церкви и слугой Господа, я имею право отважиться на очень многое.
      В том числе и на мудрость?
      Что ты имеешь в виду?
      Если твой мозг вдруг осознает, что постиг новую муд рость, некое радикально новое понятие существования... ну, тогда смог бы ты, как слуга могущественной церкви, осме литься принять эту новую мудрость?
      Тут не может быть ничего ни нового, ни старого, брат Джон. Существует единое слово Божье, и открывается оно в церкви посредством священной Библии. И ничего более вели кого, чем это, быть не может.
      Более великого - нет, - согласился доктор Уиппл. - Но совершенно другое - может быть.
      Я так не считаю, - упрямо повторил Эбнер и, не желая больше выслушивать никаких аргументов, поднялся с камня и удалился. Но тем же вечером, в приятной теплой компании с капитаном Джандерсом, под влиянием хорошего обеда, от личного вина и виски для доктора, старые друзья все же суме ли расслабиться, и тогда Джандерс заявил:
      Между прочим, Лахайна становится первосортным го родом во многом благодаря стараниям Эбнера Хейла.
      А что это за девушка, которая подает нам блюда? - поин тересовался Эбнер. Ее лицо показалось ему знакомым, но он ни как не мог припомнить, где бы они могли встречаться ранее.
      Капитан Джандерс чуть заметно покраснел. Эбнер даже не заметил, как изменилось выражение его лица, что, конечно, не могло ускользнуть от проницательного доктора, который не раз сталкивался с подобными ситуациями на островах.
      Как я понял, в скором времени к вам из Бостона приедут и жена, и дети? - задал капитану спасительный вопрос Уиппл.
      Да-да, совершенно верно, - быстро ответил Джандерс.
      Нам нужно, чтобы в городе было как можно больше ис тинных христиан, сердечно подхватил Эбнер.
      И вы намереваетесь надолго задержаться здесь? - на прямую спросил Уиппл. - Я имею в виду, в Лахайне.
      Это настоящая тихоокеанская жемчужина, - улыбнул ся Джандерс. - Я видел практически все города, и этот - са мый лучший.
      Так вы решили заняться торговлей, насколько я могу судить?
      Я вижу здесь большие возможности для торговца разно образными мелкими товарами, которые требуются на кораб лях, доктор.
      А вы не предполагаете, что нужно еще учесть... могут возникнуть всякие трудности. Я полагаю, что вы... Но как вы считаете, если человек, имеющий хорошие связи с местным населением, смог бы раздобыть несколько каноэ в Хане... ну, в общем, если бы при этом у него имелся плодородный учас ток земли плюс силы, энергия и желание... Как вы считаете, мог бы он, скажем, выращивать урожаи или разводить скот, который вас интересует, и впоследствии продавать все это вам, чтобы вы потом перепродавали нужный товар китобоям? Вот что меня интересует.
      Вы имеете в виду Авраама Хьюлетта? - сразу же дога дался Джандерс.
      Совершенно верно.
      Если бы он смог разводить свиней или поставлять мне говядину... Да, я мог бы скупать все это у него. А он не поду мывал о том, чтобы выращивать сахарный тростник? Мне по надобится очень много сахара.
      Я поговорю с ним касательно этого, - в задумчивости произнес Уиппл.
      Вы считаете, что ему придется оставить церковь в Ха не? поинтересовался Джандерс.
      Да. Боюсь, что собранием в Гонолулу он будет отлучен от церкви и лишен духовного сана.
      Некоторое время капитан Джандерс ничего не говорил. Ему не хотелось обижать преподобного Хейла, с которым ему предстояло жить в непосредственном соседстве, и все же ему
      всегда нравился тот честный подход к жизни, которым отличался доктор Уиппл.
      Знаете, что я хотел бы сделать, - медленно проговорил капитан. - Если бы Хьюлетт смог доставлять свой товар ко мне во время китобойного сезона... вовремя и в хорошем со стоянии. .. я думаю, я смог бы найти применение всему, что он мне предложит. Но мне нужно кое-что еще, что, возможно, он не захочет мне отдать.
      Что же это? - поинтересовался Уиппл.
      Я слышал, что его жена имеет большой участок земли в Хане. Это больше, чем потребуется Хьюлетту для фермы. Кста ти, это не тот ли сухопарый тип с большими выпученными гла зами, который спал вместе с вами в одной каюте? Значит, все верно, именно его я и имею в виду. Я бы хотел, чтобы мы с ним подписали соглашение, и я стал бы арендатором той земли. Я бы подсказал ему, что и в каких количествах следует выращивать, и тогда ему больше не пришлось бы беспокоиться о том, где раз добыть средства к существованию, пообещал Джандерс.
      * * *
      Когда наступило время отплывать на бриге "Фетида" в Гонолулу, Эбнер с радостью отметил про себя, что все неприятные воспоминания рассеялись, а обиды улетучились. Ведь сейчас ему снова предстояло делить с Джоном Уипплом одну каюту. Правда, его радость значительно уменьшилась, когда он увидел, что на каноэ, прибывшем с другого конца острова, приплыли миссионер Авраам Хьюлетт, его симпатичный мальчик Эбнер и жена-туземка, которую звали Малиа (так местные жители произносили имя "Мария").
      Они поплывут вместе с нами? - насторожился Эбнер.
      Конечно. Если не будет их, не будет и никакого судилища.
      А это удобно: плыть с Хьюлеттом на одном корабле?
      Мне все равно, тем более, что я буду голосовать в его пользу, спокойно ответил Джон.
      Как ты считаешь, его не могут поселить в нашей каюте? - заволновался Хейл.
      Когда-то так оно и было: мы все находились в одной ка юте, - напомнил Уиппл.
      Оба миссионера с интересом взглянули на поднимающуюся на борт "Фетиды" миссис Хьюлетт, если, конечно, темнокожую
      женщину можно было так называть. Ростом она была выше своего мужа, широкоплечая, и довольно мрачная на вид. Правда, с мальчиком она разговаривала тихим мягким голосом, и Эбнер с негодованием прошептал:
      Неужели она разговаривает с ребенком на гавайском?
      А почему бы и нет? - удивился Уиппл.
      Моим детям запрещено даже слово произносить на этом языке! многозначительно пояснил Эбнер. - Нельзя учить ся путям язычников! Вспомни Библию. А твои дети умеют го ворить на гавайском?
      Конечно, - безразлично ответил Уиппл, начиная по немногу терять терпение.
      Это весьма неблагоразумно с твоей стороны, - преду предил Эбнер.
      Мы ведь живем на Гавайях. И работаем здесь же. Не ис ключено, что мои мальчики поступят в местную школу и бу дут в ней учиться.
      Моим детям это не угрожает, - твердо заявил Эбнер.
      Куда же ты их отошлешь? - не без интереса спросил Джон, поскольку уже обсуждал с супругой данную проблему.
      Комитет отправит их в Новую Англию. После школы они будут учиться в Йеле. И очень важно, чтобы за все время, пока они живут здесь, у них не было ни единого контакта с га вайцами.
      Доктор Уиппл наблюдал, как чета Хьюлеттов прошла по палубе и направилась к люку, ведущему в каюты. По тому, как жена Авраама обращалась с маленьким Эбнером, Джон безошибочно определил, что даже если эта красавица забралась в постель миссионера обманным путем, то уж ребенка она полюбила совершенно искренне.
      Этому мальчику здорово повезло, - прокомментировал доктор. - Ему досталась добрая и любящая мать.
      А она выглядит совсем не так, как я предполагал, - признался преподобный Хейл.
      Ты рассчитывал увидеть накрашенную блудницу? - рассмеялся Уиппл. Эбнер, когда же ты, наконец, начнешь видеть жизнь такой, какова она на самом деле?
      Как же ей удалось стать христианкой? - не переставал удивляться Эбнер.
      Авраам Хьюлетт принял ее в члены своей церкви, - по яснил доктор.
      Наступила долгая пауза, во время которой Эбнер что-то сосредоточенно обдумывал. Затем он спросил Джона:
      Но как они смогли пожениться? То есть, я хотел ска зать, Хьюлетт ведь был единственным священником, кото рый имел право поженить их?
      В течение первого года никто и не помог им заключить брак.
      Неужели ты хочешь сказать мне, что они так и жили во грехе?
      А затем появился я... мне как раз нужно было по делам отправляться в их места. Тогда я приплыл на Мауи на рус ском корабле.
      -И ты сочетал браком христианского священника и язычницу? ошеломленно спросил Эбнер.
      -Да, возможно, меня тоже будут порицать за это, - сухо заметил Уиппл. - А еще у меня есть подозрение вот здесь, - и он указал рукой на сердце, - что я не одобрю решение со брания. Помнишь, как говорил святой Павел, что лучше же ниться, чем гореть. Неужели кто-то сомневается в том, что Аврааму Хьюлетту сейчас намного лучше, чем было тогда, когда ты оставил его в Ваилуку с новорожденным младенцем на руках?
      Собрание в Гонолулу прошло так, как и ожидалось. Поначалу Авраам Хьюлетт выглядел жалким и несчастным. Он признался в том, что, вступив в брак с гавайской девушкой Малией, погрешил против указаний Господа, и, таким образом, способствовал деградации самого себя как личности, и церкви в целом. Он умолял простить его, просил братьев вспомнить о том, что он оставался совершенно один с младенцем. Поддавшись воспоминаниям о тех сложных для него днях, Авраам даже разрыдался. Позднее, когда было выдвинуто предположение, что, возможно, в его падении целиком и полностью была виновата гавайская девушка, Авраам изменился. В нем взыграло чувство собственного достоинства и человеческая гордость. Он открыто заявил, что любит эту красивую и добрую женщину, и что на браке как раз так упорно настаивал именно он, Хьюлетт.
      -И если братья считают, что они могут отлучить от церкви и Малию, то они глубоко заблуждаются, - закончил Авраам.
      Голосование тоже прошло именно так, как все и предполага ли. Хьюлетт был осужден, его отлучили от церкви и лишили
      духовного сана. В защиту выступили лишь Уиппл и Куигли. Собрание посчитало, что лучшим выходом для Хьюлетта будет покинуть острова.
      -Ваше присутствие на Гавайях будет служить постоян ным напоминанием о позоре и унижении нашей церкви, - за метил один из миссионеров. - Кроме того, мы все считаем, что было бы также невозможно для христианского священни ка - пусть даже бывшего - вернуться на родину с женой-ту земкой. Дело в том, что в Америке найдется немало людей, которые только и ждут момента, чтобы упразднить институт миссионеров, поэтому ваше появление перед ними только до бавит им доводов против наших идей. В связи с вышесказан ным, мы пришли к выводу, что вы сами и ваша семья должны будете...
      К этому времени слезы на глазах Авраама успели просохнуть, и он грубо перебил выступающего:
      В этой области вы не имеете никаких прав что-либо мне советовать или приказывать. Я буду жить там, где захочу.
      Но вы не будете получать от нас никакой материальной поддержки, напомнили Хьюлетту.
      Я уже подписал контракт о разведении свиней и выращи вании сахарного тростника, которые буду продавать через по средника в Лахайне китобойным судам. А кроме этого вам, как мне кажется, ничего больше знать и не положено. Но прежде чем я уйду, я все же скажу о том, что ваша миссия основана на невероятном, немыслимом противоречии. Вы любите гавайцев и считаете их потенциальными христианами, но в то же время ненавидите их как людей. Я с гордостью могу сказать, что при шел как раз к противоположному выводу, и поэтому, наверное, будет только справедливо, что вы изгоняете меня из той мис сии, где полностью отсутствует любовь.
      Доктору Уипплу даже показалось, что когда этот сухопарый мужчина с выпученными глазами, наконец, вышел из комнаты заседаний, он держался с особым чувством своего превосходства.
      Затем собрание перешло к рассмотрению дела доктора, и Джона осудили за то, что он сочетал браком Хьюлетта и мест ную девушку. Таким образом, Уиппл выступил, как выразил ся один из миссионеров "орудием, если не самой причиной то го, что наш несчастный брат из Ханы окончательно поддался соблазну и впал в грех".
      -Скорее всего, - парировал Джон, - я все же являлся тем самым орудием, посредством которого брат Авраам, нако нец-то, перестал жить во грехе.
      Это остроумное и уместное замечание еще больше разозлило собрание, и когда настало время голосовать, то все миссионеры, кроме Куигли, выступили за порицание брата Уиппла. После этого доктору посоветовали в дальнейшем все же вести себя более осмотрительно. К великому удивлению Эбнера, его бывший сосед по комнате принял это решение совершенно спокойно, и на его лице не отразилось и тени раскаяния. После этого собрание занялось менее насущными проблемами - своими ежегодными отчетами.
      Когда "Фетида" готовилась отплывать назад в Лахайну, Эбнера ждало еще одно потрясение. Он увидел, что в его каюте уже успели обосноваться сам доктор Уиппл, его жена Аман -да и двое сыновей.
      Мне помнится, тебе было велено отплыть на Кауи, - за метил Эбнер.
      Куда они меня направили, и куда я поплыву - это два со вершенно разных места, - просто ответил Уиппл. Правда, пре подобный Хейл сразу же успокоился: у Уипплов не было при себе багажа, и поэтому Эбнер решил, что семейство решило по пути навестить какой-нибудь из островов, например, Ланаи или Молокаи. Однако когда бриг миновал эти порты, семья Уипплов по-прежнему находилась на борту "Фетиды". У само го пирса Лахайны Джон схватил Эбнера за руку и попросил:
      Не торопись уходить. Я хочу, чтобы ты стал свидетелем того, что сейчас должно произойти. А вот и Иеруша! Я хочу, чтобы она тоже подошла к нам, чтобы потом не было противо речивых пересудов по поводу того, что я собираюсь сделать.
      Прихватив с собой жену и детей, Джон повел чету Хейлов к магазину Джандерса и бодрым голосом обратился к владельцу:
      Капитан, я прибыл сюда, чтобы полностью отдать себя в ваше распоряжение. Теперь моя судьба зависит от вас.
      Что вы хотите этим сказать? - подозрительно спросил Джандерс.
      У вас здесь очень большой бизнес, капитан. С каждым годом в Лахайну приплывает все большее количество кито бойных судов. Вам потребуется помощник и партнер. И вот я предлагаю себя в качестве этого партнера.
      Вы покидаете миссию?
      Совершенно верно.
      Это из-за Хьюлетта?
      Да, в основном. Но есть и другие причины. Я почему-то привык считать, что люди за свою работу должны получать денежное вознаграждение. Причем справедливое. - Он потя нул ткань своих поношенных, не по размеру мешковатых брюк, потом указал на платье Аманды и заметил: - Я устал каждый год приезжать в Гонолулу за тем, чтобы заглянуть в мешок с обносками и посмотреть, какую же ненужную дрянь на этот раз швырнули мне в лицо из Бостона. Я хочу работать на себя, получать зарплату и покупать то, что мне нравится.
      И Аманда полностью согласна с вашим решением? - поинтересовался капитан.
      -Да.
      Это так, Аманда?
      Я люблю Господа, - ответила женщина, - и служить ему доставляет мне радость и удовольствие. Но, кроме того, я люблю порядок и достаток в доме, и с тем, что сказал мой муж, я полностью согласна.
      А у вас есть какой-нибудь капитал, чтобы вложить его в наше предприятие? - без особой надежды в голосе поинтере совался Джандерс.
      Моя семья явилась к вам без какого-либо нажитого иму щества, - ответил красавец-доктор, которому в то время ис полнилось двадцать девять лет. Все, что у нас есть - это одежда, которую мы выбрали себе среди обносков. У меня нет с собой ни лекарств, ни инструментов и никакого багажа. Де нег, конечно же, тоже. Но зато у меня имеются знания, каса ющиеся этих островов, да такие, которыми не обладает никто другой на всей земле. Вот это я и могу вам предложить.
      Вы говорите на гавайском?
      Свободно.
      Джандерс подумал еще несколько секунд, а затем протянул доктору свою грубоватую руку:
      Сынок, отныне ты мой партнер. Кстати, я отметил тебя еще на "Фетиде", когда любознательность заставляла тебя за давать массу вопросов.
      У меня будет только еще одна просьба, капитан, - доба вил Уиппл. - Я хотел бы занять у вас некоторую сумму де нег... прямо сейчас...
      Я обеспечу тебя и твою семью и питанием, и жильем.
      Мне понадобятся эти деньги, чтобы приобрести свой соб ственный набор необходимых медицинских инструментов и лекарства, какими пользуется любой врач. Все консультации и медицинская помощь для каждого будут бесплатными. Я все же остаюсь слугой Господа и готов служить ему, но только так, как это понимаю я сам, а не кто-то другой.
      К концу недели Уипплы переехали в небольшую травяную хижину, которую вместе с большим участком земли предоставил доктору Келоло. Взамен этого он попросил Джона следить за здоровьем Маламы, поскольку ее старания по принятию новых законов вытянули из женщины немало сил. И уже в начале следующей недели на пыльной городской улице появилась первая вывеска, которая впоследствии станет одной из самых известных во всем государстве: "Джандерс и Уиппл".
      * * *
      После неприятной поездки в Гонолулу, где на собрании и Авраам Хьюлетт, и Джон Уиппл бросили вызов миссионерскому комитету, Эбнер Хейл серьезно встревожился. Он и раньше подозревал, какую опасность таит близкий контакт с местным населением, теперь же эти подозрения подтвердились. Испытывая самый настоящий страх перед гавайскими дикарями, Эбнер выстроил высокую стену вокруг всего своего участка, оставив лишь запасную калитку в задней части двора, через которую Иеруша могла бы проникать в свой класс для девочек и вести занятия. Кстати, проводились они в открытом помещении, похожем на сарай, расположенном в тени деревьев коу. В самом доме Эбнера было запрещено произносить даже слово на гавайском. Никакие служанки не допускались в это святилище, если они не могли говорить по-английски. А если к Эбнеру приходила делегация туземцев, он не забывал крепко прикрывать дверь, где находились дети, а сам уводил гавайцев в другое помещение, "комнату для туземцев", как ее называл сам преподобный Хейл. И тогда он был уверен в том, что дети никоим образом не смогут услышать этот языческий говор.
      - Мы не должны следовать путям язычников! - постоян но напоминал Эбнер членами своей семьи. Да, именно то, что говорил в Гонолулу о миссионерах Авраам Хьюлетт, в полной мере относилось к Хейлу. Он любил гавайцев и одновременно
      презирал их. Поэтому Эбнер не слишком обрадовался, когда однажды вечером к нему зашел Келоло. Священнику пришлось вставать, закрывать дверь в детскую комнату, чтобы они - упаси Бог! - не услышали гавайского языка.
      Что вам угодно? - нетерпеливо спросил Эбнер.
      Не так давно в церкви, - начал Келоло на гавайском, - я слышал, как Кеоки читал очень интересное место из Биб лии. Там рассказывалось о том, как один мужчина родил дру гого мужчину, а тот - еще одного мужчину. Говоря это, Келоло просто-таки сиял от радости, словно до сих пор по мнил этот отрывок из Библии, который почему-то больше все го нравился и другим гавайцам. "Рожающие" - так они на зывали его между собой.
      Эбнера давно интересовало это странное пристрастие именно к данной главе из Книги Паралипоменон, тем более, он чувствовал, что гавайцам не может быть понятен этот текст.
      -Чем же вам так полюбилась эта глава? - попробовал он выяснить истину сейчас.
      Келоло смутился и принялся оглядываться, чтобы удостовериться в том, что их никто не подслушивает. Затем, совершенно неожиданно, он робко признался:
      В Библии очень много таких мест, которые мы совер шенно не понимаем. Это и не удивительно: откуда нам про все знать? Мы не знакомы со многими вещами, которые уже ста ли привычными для белых людей. Но когда мы слышим "Ро жающих", для наших ушей это слаще любой музыки, Макуа Хейл, эта история звучит так же, как и наши родовые сказа ния. И в этот момент мы начинаем чувствовать, будто мы са ми тоже являемся частью Библии.
      Что значит "родовые сказания"? - не понял Эбнер.
      Вот именно в связи с этим вопросом я и пришел к вам. Я вижу, что вы очень заняты работой и переводите Библию на наш язык, и все мы высоко ценим ваш труд. Малама и я подумали вот о чем. Прежде чем она умрет... Да-да, Макуа Хейл, она очень плохо себя чувствует. Мы подумали о том, не могли бы вы записать нашу родовую историю на англий ском языке? Мы ведь с ней брат и сестра, как вам известно.
      Да, известно, - пробубнил Эбнер.
      И я последний из тех, кто знает и помнит историю пле мени, - заявил Келоло. - В то время, когда Кеоки должен был учить ее, он занимался другим важным делом - изучал
      Бога. Теперь он уже вырос и не сможет запомнить все то, чему когда-то учили меня, готовя в кахуны.
      Эбнер был человеком ученым, и поэтому сразу понял, какую научную ценность могут иметь любые легенды и повествования старых времен. Поэтому он сразу же ухватился за предложенную вождем идею и поинтересовался:
      Как же звучит эта семейная история, Келоло?
      Я хочу, чтобы вы записали ее так, словно ее рассказыва ет Кеоки. Я это делаю для него, чтобы он узнал, от кого проис ходит, и был знаком со всеми своими предками.
      Но скажите хотя бы, как она начинается? - не отступал миссионер.
      В травяной хижине было темно. Единственная лампа, заправленная китовым жиром и раскачивающаяся от легкого ветерка, не давала достаточно света. Тени перемещались по комнате, а Келоло, усевшись на полу и скрестив ноги, начал:
      -Меня зовут Кеоки. Я сын Келоло, а тот пришел на Мауи вместе с великим Камехамеха; а тот был сыном Канакоа, ко роля Кона, плававшего на Кауаи; а тот был сыном Келоло, ко роля Коны, который погиб при извержении вулкана; а тот был сыном Келоло, короля Коны, который похитил Кекелаа- лии из Оаху; а тот был сыном...
      После того как Эбнер некоторое время слушал эту увлекательную родословную, его любознательность ученого превозмогла скуку, возникшую с самого начала этого повествования. К тому же ему сразу показалось, что все было выдумано и не имеет отношения к реальной человеческой истории.
      Как же вам удалось запомнить все это генеалогическое древо? - изумился Хейл.
      Алии, который не знает своих предков, даже не может надеяться завоевать какое-либо высокое положение у нас на Гавайях, - пояснил вождь. Мне понадобилось три года для того, чтобы запомнить все имена и все ветви моей родослов ной. А ведь короли Коны, как вам, может быть, известно, про изошли от...
      Скажите, эти предки, они существовали на самом деле или просто были придуманы? - напрямую спросил Эбнер.
      Такой вопрос изумил Келоло:
      -Придуманы, Макуа Хейл? Вся наша жизнь состоит в этом. Почему, как вы думаете, Малама стала Алии Нуи? Пото му что она может проследить своих предков до второго каноэ,
      на котором наше племя приплыло на Гавайи. Ее далекой прародительницей была сама верховная жрица Малама, которая и прибыла сюда на том втором каноэ. Мое имя имеет очень глубокие корни и восходит к тем временам, когда на самом первом каноэ из Бора-Бора приехал мой предок, который был верховным жрецом того самого каноэ. Меня зовут так же, как и его - Келоло.
      Эбнер едва сдержал улыбку. Этот безграмотный вождь, сидящий перед ним, пытался связать свою родословную с каким-то мифическим событием, которое происходило, может быть, десятью веками раньше, если вообще имело место. Эбнер подумал о своей собственной семье, оставшейся в Мальборо. Его мать знала, когда ее предки прибыли в Бостон, но никто уже не помнил, откуда появились сами Хейлы. А вот здесь имелся человек, который даже не умел писать, но зато заявлял...
      Вы говорите, что помните даже те каноэ, в которых при плыли сюда люди вашего племени?
      Конечно! Тем более, что это было одно и то же каноэ.
      Откуда вы можете об этом знать? - резко спросил Эбнер.
      В нашей семье всегда знали название того корабля. Это было каноэ по имени "Ждущий Западного Ветра". Келоло правил им, Канакоа был королем, Па главным гребцом по одну сторону, а Мало - по другую. Звездочетом был тогда Ку- пуна, а жена Келоло Келани тоже находилась на борту. Каноэ имело в длину восемьдесят футов, если считать по вашим мер кам, а путешествие занимало тридцать дней. Мы всегда знали такие вещи о том каноэ.
      Вы имеете в виду каноэ, похожее на те маленькие лодки, что стоят у пирса? И сколько же людей вы упомянули? Семь или восемь? Если им пришлось плыть в таком каноэ? - прене брежительно начал закидывать вопросами вождя миссионер.
      Это было двухкорпусное каноэ, Макуа Хейл, и в нем на ходилось не восемь человек, а пятьдесят восемь.
      Эбнер был ошеломлен. Но снова в нем пробудился историк, и ему стало интересно послушать еще какие-нибудь мифы этого странного народа.
      И откуда же прибыло то каноэ?
      С Бора-Бора, - спокойно ответил Келоло.
      Ну, да, вы мне уже как-то говорили. Где это?
      Возле Таити, - так же просто пояснил вождь.
      Значит, люди вашего племени приплыли на каноэ с Та ити, - Эбнер не стал продолжать, а только сказал: - Наде юсь, на этом и заканчивается семейная история?
      О, нет! - с гордостью воскликнул Келоло. - Я не рас сказал вам даже половины.
      Этого Эбнер вынести уже не мог, и поэтому перестал называть рассказ вождя "семейной историей". Он решил, что выслушивает один из типичных гавайских мифов, поэтому резко произнес:
      -Я обязательно все это запишу для вас, Келоло. Мне бы очень хотелось узнать всю историю до конца. - Он поправил качающуюся лампу, взял несколько свежих листов бумаги и решил на пару вечеров отложить перевод Библии. Теперь начинайте рассказывать, но только очень медленно, - преду предил он. - И постарайтесь ничего не пропускать.
      В полутемной комнате Келоло начал нараспев:
      То было время рожденья большого вождя, В то время храбрые увидели свет, Сначала слабый, как рождающаяся луна. Это было в древние времена, Когда на небе светили Семь Очей.
      Великий бог Кейн вошел в богиню Ваиололи,
      И родились потомки света, предвестники людей.
      Акиаки, который вынул из моря острова,
      И нежная Лаилаи, создательница птиц и цветов.
      А вечером долгого дня Акиаки познал сестру свою,
      И родился человек, предвестник славы и войн...
      И пока Келоло речитативом кратко рассказывал об исто рии своего народа, маленькая комнатка словно наполнилась звуками мелких битв и великих сражений. Здесь, в этой лачу ге, сейчас рождались боги, смелые воины похищали краси вых женщин, и раздавались взрывы вулканов. Мужчины в желтых накидках, с копьями, вышагивали от одного потока лавы до другого. Королевы сражались за права своих детей, и храбрецы погибали в штормах. Через некоторое время Эбнер поддался очаровывающему влиянию рассказа, он влился в эти придуманные мифические события, и когда Келоло и Ма лама на каноэ "Ждущий Западного Ветра" совершали свое
      второе путешествие от Бора-Бора до Гавайев, маленький миссионер словно сам пережил все опасности этого смелого предприятия. А Келоло, сидя в полумраке, запел то, что подразумевалось как древняя песнь, которая должна была указывать направление во время этого сказочного путешествия:
      Жди западного ветра, жди западного ветра, И в темноте плыви к Нуку Хива, Там найди неподвижную звезду, Держи курс на нее, держи курс на нее, Пусть глаза твои устали от жары.
      Но как только Эбнер был готов воспринять часть этого повествования как правду, в рассказе немедленно начинались фантастические до смешного события. Чего стоило упоминание начала путешествия от Бора-Бора. Келоло заявил, что каноэ выходило в океан, когда был сильный шторм, и волны достигали в высоту сорока футов.
      -Представить себе только: гавайское каноэ отправляется в открытое море во время урагана! - смеясь, делился Эбнер с Ие- рушей наиболее невероятными местами из рассказа Келоло. - Нет, ты только послушай! Здесь перечислено более сорока поко лений якобы существовавших исторических личностей. Даже если отдать каждому поколению двадцать лет, и это еще очень скромно, то выходит, что Келоло пытается мне доказать, что знает историю своих предков на протяжении более чем восьми сот лет! Он говорит, что именно тогда его предки достигли этих островов, а потом еще совершили второе путешествие, отпра вившись на каноэ за новым грузом. Это непостижимо!