Странник (№1) - Угроза вторжения

Максимов отметил, каким беспомощным на секунду стало лицо Кротова, когда он коснулся рук Инги. Знал – на даче утаить что-либо сложно, – что с первого же дня они спят вместе. Не хотелось думать, что произошло это по заданию Гаврилова. Но где гарантии?

Максимов скользнул взглядом по туго обтянутым платьем широким бедрам, задержался на точеных щиколотках и вздохнул. Инга была красива ставшей теперь редкой спокойной женской красотой. За Кротова можно было порадоваться. Старик ему был симпатичен. И даже перехватив пару раз заинтересованный взгляд Инги, Максимов не решился нарушить – пусть и заданную – идиллию. Он отлично понимал, что люди живут иллюзиями, и великий грех разрушать их без надобности.

– Инга Петровна, вы само совершенство! Позвольте поблагодарить ручки, что приготовили нам вкуснейший обед и настоящий, уже чувствую по запаху, кофе. – Кротов чуть коснулся губами ее руки.

– Ох, Савелий Игнатович, бросьте вы. – Она улыбнулась своей спокойной улыбкой и вышла. Максимов отметил, что старомодные манеры Кротова ей нравятся и волнуют своей необычностью, хотя она и пытается это скрыть.

– Максим. – Кротов налил кофе в чашки. – Ох, какой запах! Открою вам тайну, – он посмотрел на дверь, за которой скрылась Инга. – Прежде чем установить, хм, тесные отношения с женщиной, попробуйте кофе, что она сама приготовила. Макияж, туалеты, украшения – это все для себя. Боевая раскраска индейца. А вот кофе – это, дорогой мой, для вас. Напиток тонкий. Требует интуитивного определения пропорций и чувства времени. Алхимический напиток, одним словом. Сделаете, глоток – и сразу все ясно. Если женщине не дана магия любви, выйдет перекипяченная бурда. Мой вам совет, ставьте чашку и бегите, не оглядываясь!

– Учту. – Максимов сделал глоток. Кофе действительно был хорош. Живой, тягучий. За сладким вкусом таилась легкая горчинка. Он закрыл глаза и отчетливо представил руки Инги. – Да, вы правы.

Кротов с довольным видом уселся в кресло, пристроив чашечку на колене.

– Ярового вы сломали надежно? – спросил он без всякого перехода.

– Думаю, да, – кивнул Максимов. – Он сразу же сделал ошибку. Причем осознал это еще в поезде, но почему-то не решился исправить. Ничего не стоило телеграммой вызвать подкрепление. А он почувствовал себя обреченным и безвольно сунул голову в петлю. Последнюю попытку помахать перед Журавлевым стволом я в расчет не беру. Она вполне укладывается в модель.

– И почему же он пошел в капкан?

– Есть такие. Сумма накопленных грехов рано или поздно переваливает критический рубеж, и подобные типы склонны воспринимать крупную неприятность, как кару. Смиряются и покорно лезут на эшафот. Своеобразная форма самоубийства, распространенная среди слабаков.

– Близко к истине. – Кротов внимательно посмотрел на Максимова. – А вы намного старше, чем выглядите. Душа у вас старая. Поверьте, я это хорошо чувствую.

– Может быть. – Максимов сделал глоток и поставил чашку на стол. – Дальше что будет?

– О! С этими кодами, надеюсь, у Ярового не хватит духу их поменять, мы вскроем банк, как консервную банку.

– Я в этих делах ничего не понимаю.

– Думаете, я понимаю? – улыбнулся Кротов. – Я лишь знаю некоторые неизменные принципы, этого достаточно. Знаете, что в первооснове операции лежит банальный плагиат? Только не говорите. Гаврилову, не поймет.

– Обещаю.

– Видите ли... – Кротов налил себе еще кофе. Сделал глоток, как Максимов, закрыв глаза. – М-да. В конце семидесятых было такое шумное дело. Группа молодых людей криминальных наклонностей решила подзаработать. Как всегда бывает в провинции, половина из них (было в деле человек шесть, если не изменяет память) уже отсидела по первому разу, другие только вернулись из армии. Один служил связистом. Кроме передачи военных секретов он регулярно трепался по телефону с телефонистками со всего Союза. Кто-то из этих барышень разболтал ему коды подтверждения почтовых переводов. Дальше было просто. Компания села на машину и принялась объезжать провинциальные городки, регулярно получая переводы. Собрали изрядную по тем временам сумму. Им бы, дуракам, свернуть дело и отправиться в Сочи, но они решили снять последнюю тысячу. На чем и погорели. Их связист остался в родном городке. Сидел у самодельного аппарата в гараже и ждал запроса из очередного по графику города. Но он, сердечный, от нервного перенапряжения ушел в непредвиденный запой – и на последний сеанс связи не вышел. А девочка на почте оказалась умницей. Не получив подтверждения от узла связи отправителя, она предложила молодцам прийти утром, дескать, нет таких денег. Естественно, утром их повязали. А Кулибина взяли в гараже без единого выстрела. Он неделю не просыхал. В себя пришел только в камере. Дурак, еще долго требовал выпустить из этого вытрезвителя.

– Неплохо! И много взяли?

– Не помню. Но пришили им «особо крупные размеры». Больше всех дали Кулибину. Вот так! – Кротов встал, прошелся вдоль распахнутых окон. – У них я взял идею. Она проста. Любая система имеет пороки, как ни странно, сконцентрированные в системе защиты. Ребятки допустили две ошибки. Первое, оставили ключевое звено – Кулибина – без присмотра. Второе, потеряли чувство меры. Надеюсь, нам удастся этого избежать. Кто сказал, что на ошибках учатся: на своих – дураки, на чужих – умные?

– Бисмарк.

– Молодец! – Кротов повернулся лицом к Максимову. – А хотите, угадаю вашу любимую фразу Бисмарка?

– Попробуйте.

– "История пишется не пером и чернилами, но мечом и кровью", да?

– Хм, угадали.

– Нет, знал. – Кротов оглядел поджарую фигуру Максимова. Отметил, что тот, как всегда, сидит полностью расслабившись. Как большая кошка, готовая в любую секунду к прыжку. – Есть признаки, которые не удается спрятать, как ни пытайся.

За воротами загудел клаксон автомобиля. Сразу же залаял пес-кавказец, вынырнувший из зарослей малины. Кротов проводил взглядом Стаса, побежавшего к воротам.

– Вот и недостающий элемент... Если мне не изменяет интуиция, Гаврилов привез нашего Кулибина. Вы, кстати, в технике разбираетесь, Максим?

– Только в той, что стреляет и взрывается, – не моргнув глазом соврал Максимов.

Искусство ближнего боя

Из двери пикапа сначала высунулся баул и плюхнулся на траву под ноги Максимову. Потом в кабине кто-то завозился, показалась нога в разбитой кроссовке. Через секунду вся груда коробок, заполнившая салон до самого верха, пришла в движение. Максимов успел подхватить вылетевшую коробку с надписью «Паккард Белл», иначе одним монитором у Кулибина, похороненного под завалом, стало бы меньше. Нога в кроссовке дрогнула, и сдавленный голос произнес:

– Не бойтесь, я в порядке.

– Японский бог! – Гаврилов смачно сплюнул себе под ноги. – Короче, сил моих больше нет. Макс, доставай этого уникума, знакомься. Костик его зовут. А я в дом иду. Он у меня уже вот где! – Гаврилов провел ребром ладони по горлу и сделал такое лицо, будто действительно решил покончить жизнь самоубийством.

– Коробки куда? – спросил Максимов, опуская спасенный монитор на траву.

– Пока на крыльцо.

Инга ему комнату приготовила?

– Еще с утра.

– Вот пусть сам и покажет, куда что ставить. Он про магнитное излучение, наложение полей и прочую хренотень будет нести, а ты не слушай. Просто ставь, куда скажет. Будешь слушать, крыша поедет. – Гаврилов вытер платком раскрасневшееся лицо. – У, блин, жертва технического прогресса!

– Фима, не кричите на Моню, он единственный в нашем оркестре видел ноты.Максимов широко улыбнулся.

– Не понял? – удивился Гаврилов.

– Еврейский анекдот, – пояснил Максимов.

– Хм! – покачал головой Гаврилов и пошел к дому. Уже на крыльце он остановился и заржал в голос. Повернулся, вытирая слезы. – Макс, пять баллов?крикнул он, переступая через порог.

– Слава богу, допер, – проворчал Максимов. – Эй, ты там живой? – Он шлепнул по кроссовке.

– Ага! – отозвался голос. – Только выгружайте быстрее. У меня коробка с платами в руках, я пошевелиться не могу.

– Стас, хорош шланговать, работа подвалила! – крикнул Максимов маячившему у сторожки Стасу.

Вдвоем они быстро перебросали коробки на траву, освободив обладателя разбитых кроссовок.

– Ну? – Стас поиграл плечами, будто выгружал не коробки, а бетонные блоки.

– И где виновник торжества?

Из салона вылез тот, кого Гаврилов заочно представил как Костика.

– М-да. – Других слов у Максимова не нашлось. Перед ним стоял худощавый юноша лет двадцати, по всем признакам – студент-недоучка технического вуза.

Длинные волосы торчали вихрами во все стороны, клетчатая рубашка навыпуск доходила до колен. Взгляд был прямой и по-детски ясный, такой бывает у слаборазвитых или чокнутых на своем ученых.

– Костик. – Он застенчиво улыбнулся и протянул тонкую узкую кисть. Два пальца были замотаны лейкопластырем.

– Максим. – Максимов осторожно пожал Костику руку. – А это – Стас.

Стас смерил Костика презрительным взглядом, но руку пожал.

– Тут я и буду жить? – Костик повернулся, осматривая дачу.

– Бог даст, будешь, – пробурчал себе под нос Стас. Судя по тону, он уже успел представить себе результаты проживания такого уникума на «объекте».

Обгорелый остов дачи с торчащей печной трубой, очевидно, была самой пасторальной из возможных картин.

– Ладно, не ворчи. – Максимов на правах старшего кивнул Стасу на коробки. – Начинай таскать. Пока ставь на крыльцо.

Костик отошел в сторону, уступая дорогу, и чуть не сел на стопку коробок.

– Ох, чуть не упал.

– В детстве ты упал. Башкой на асфальт, – бросил Стас через плечо.

– Чего это он? – Костя посмотрел на Максимова.

– Не обращай внимания. Служба у него такая. Лучше скажи, где тебя Гаврилов откопал?

– Это я его откопал, – усмехнулся Костик. – Я в его компьютерную сеть влез.

Пока не понял как, но меня накрыли. Сначала хотели оторвать голову, а потом предложили работать. Вот я и работаю. – Костик пожал узкими плечами. – А что оставалось делать? Он пообещал упечь меня в армию. В химвойска. Противогазы на себе испытывать, так он сказал.

– Понятно. – Максимов курил сигарету. – И давно работаешь?

– Официально – почти три месяца.

– Я не разбираюсь, но техника, наверное, дорогая. – Максимов слегка ткнул носком ботинка по одной из коробок.

– Не в цене дело. «Паккард Белл» – основной поставщик компьютеров для Пентагона. Надежная фирма!

– Ну, если Гаврила платит, – Максимов нагнулся за коробкой.

– Тут почти все куплено на мои деньги, – спокойно сказал Костик.

– Ни хрена себе! – Максимов выпрямился. – На какие, прости, шиши?

– За мою работу хорошо платят. – Костя скромно отвел глаза в сторону.

– Я так и буду один ишачить? – крикнул Стас с крыльца.

– Бери коробку, Костик. Хоть подкачаешься немного. – Максимов сплюнул недокуренную сигарету.

Он был натаскан автоматически, на уровне подсознания определять бойцовские качества любого, оказавшегося рядом, пусть даже случайного прохожего. За доли секунды снимал нужную информацию: степень тренированности, уровень координации движений, возможную тактику боя, предположительный болевой по рог. По тому, как гибко и легко нагнулся Костик, как цепко вжались тонкие пальцы в картон, Максимов понял что внешний вид – камуфляж.

"Парень тренирован. Причем очень хорошо. У таких, сухих, сила особенная, резкая. Десять Стасов нужно, чтобы завалить. – Он пропустил Костика вперед, чтобы лучше рассмотреть его тело в движении. – Все ясно – камуфляж чистой воды.

Идет легко, без рывков. Итого, мы имеем начсвязи, нач электронной разведки и еще одного особиста в одном лице. С пополнением тебя. Макс!"

Глава десятая

СЕРЫЕ БУДНИ

Случайности исключены

Белов шел по истертому ковру, а навстречу ему шагал, распахнув полы долгополой шинели, Феликс Дзержинский. Портрет рыцаря революции висел в самом конце коридора, ноги были вровень с полом, а серая фуражка – под самым потолком. Из-за призрачного освещения казалось, что фигура оживала, и, приближаясь к портрету, Белов всякий раз мысленно чертыхался.

«Заикой остаться можно! Обзавелись собственным призраком. Скоро Лаврентий начнет из темноты золотым пенсне зыркать».

В Московском управлении КГБ Белов прошел путь от молодого опера до начальника отдела. Недавно, после всех проверок на лояльность и увольнений, из всех возможных вакансий ему, как исполнительному бойцу, барски вешают ефрейторские лычки, добавили приставку – «замначотделения». В тот день он по-. нял – все, потолок. Никогда ему не подняться выше, откуда одним росчерком пера, а лучше вялым мановением пальца можно было бы отправить на свалку этот жуткий портрет.

Настроение с утра было поганым. Два часа на совещании лили из пустого в порожнее. А напоследок, чтобы служба медом не казалась, отодрали, как кошку в марте. Если было бы за что, Белов, может, и стерпел бы, но в так и не пришедшем в себя после кровавого октября Управлении вся работа практически застопорилась.

Затравленные постоянными чистками и кадровыми проверками, деморализованные непрекращающимся всю перестройку публичным поливанием грязью опера наплевали на все и почти демонстративно маялись от безделья. Хоть что-то реально делал лишь отдел Белова, работавший по организованной преступности. Но уже который месяц ходили упорные слухи, что и это направление работы у ФСБ отберут, что, само собой, его операм энтузиазма не прибавляло.

Белов шел к себе в кабинет, куда уже должны были собраться подчиненные, получившие первичный сигнал по «коридорному радио», что «их шефа опять ни за фиг отымел Бородатый». Как всегда после разноса, в нем боролись два противоречивых желания: послать все к черту или плюнуть на всех и делать свое дело. Знал, что победит последнее, но на душе легче не становилось.

* * *

В кабинете яблоку негде было упасть. Судя по напряженной атмосфере, все ждали разноса. Процедура была привычной, каждый знал, что Белов, получив по шапке от руководства, имеет полное моральное право для снятия стресса накрутить хвост подчиненным. Как и все предыдущие разносы, очередной ничего нового не принесет, это тоже все отлично знали. Надо лишь набраться терпения, получить свою порцию и спокойно идти заниматься текущими делами.

Белов посмотрел на своих подчиненных, полукругом рассевшихся вокруг стола.

С каждым годом молодых становилось все меньше. А из ветеранов, умевших и любивших работать, остался один Барышников.

«Большая часть тягуны. Самая ненавистная категория. Ни инициативы, ни полета... Хмарь осенняя. Из молодых один Рожухин хорош. Есть в нем злость и азарт. Поберечь надо, спалят мальчишку раньше срока. Это у нас умеют... А Барышников напоминает старого Полкана. Сидит в будке, блох гоняет, а полезешь – загрызет, – подумал он и вздохнул. – Остальным хоть кол на голове теши, все равно ни хрена работать не будут. Что зря перед ними мордой трясти?»

– Ну, товарищи опера, когда работать начнете? Ответом было гробовое молчание.

– Хорошо. Повторю для тугодумов. – Он почувствовал, что начинает медленно закипать. – Вербовать, вербовать и еще раз – вербовать! Нам нужны источники информации. Ни один из вас не готов к внедрению в преступную среду. Значит, добывать информацию будете классическим способом – через стукачей.

– Стукачи есть...

– Информации нет! С гулькин член у вас информации! И того же качества.Белов встал. Знал, что его массивная широкоплечая фигура производит впечатление.

– А скоро даже следить не надо будет, – опять подал голос Семенов. – И так ящик включишь – а там Гога Осташвили. То речь толкает, то старушкам деньги выдает, то голым девкам призы вручает.

«У Семенова папа бывший пэгэушник. Не знаю, что там не срослось, но в разведку наследника не взяли. Родина лишилась очередного перебежчика, зато я приобрел лишний геморрой», – Белов тяжело посмотрел на несостоявшегося Гордиевского, и тот заткнулся.

– Какие еще мнения? – Белов побарабанил сильными пальцами по столу. – Барышников, скажи слово молодежи!

– А что им говорить. – Барышников прищурил хитрые глазки, став похожим на кота Матроскина. – Службы не знают. Их бы годков на десять назад перебросить. Когда все отделы с мылом между ног в конце квартала носились. План по вербовке выполняли. У меня, если память не изменяет, на контакте двадцать гавриков было. Во!

– И всех успевал окучивать? – ввернул Семенов.

– В порядке живой очереди, – ухмыльнулся Барышников. – Зато ты, как стрекозел, по всей Москве носишься, а информашки – ноль. А я, не выходя из кабинета, по телефону все узнаю. Потому что знаю, куда звонить и что спросить.

– Так, теперь Дмитрий. Что хотел сказать?

Рожухин сидел у стены. Ничего говорить не собирался, но все равно встал.

– Я думаю, Игорь Иванович, что налицо конкуренция спецслужб.

– Неплохо для начала! – Белов сел. – Продолжай.

Рожухин ему с каждым днем нравился все больше и больше. Сам Белов в молодости с увлечением играл в футбол и по опыту знал, самые ценные кадры в команде – вот такие. Злые. С ражем внутри. Всему наперекор: счету, судье, раскисшему полю, партнерам, плюнувшим на игру, они играют, сцепив зубы, бог его знает во что веря – и спасают самые безнадежные матчи.

– Очень просто. – Рожухин, как всегда, говорил спокойно и уверенно.Спецслужб много, преступность одна. Плохо это или хорошо, дело пятое. Но конкуренция всегда полезна. Выживет сильнейший, хитрейший и самый ловкий.

Остальные пойдут работать в охрану. В принципе, не уверенным в своих силах лучше это сделать сейчас. Пока рынок безработных оперов не перенасыщен. Потом хорошую работу не дадут. Будете стоять с дубинкой на морозе.

– Кх. – Белов не смог сдержать удовольствия.

– Это касаемо настроя. А о самой работе скажу... Не в стукачах дело. Имея представление о механизме мафийных операций, достаточно газетных статей. Или вечерком посмотреть телевизор... Для аналитической справки там информации – выше крыши. Можно за пять минут ее состряпать, а потом плевать в потолок. Но если мы хотим выжить в конкурентной борьбе, нужно иметь агентов, а не информаторов. Через агента нужно манипулировать средой. Он должен стать проводником нашей воли и интересов. Сбор информации – это не активное влияние и тем более не противодействие. Если хотим заниматься делом, нужно им заниматься.

А не слухи подшивать. Мы не агентство новостей, а контрразведка! И наша родная контора будет объектом для политической порки до тех пор, пока не займется делом. Только на моей памяти дважды переименовывали!

– Тебе бы, Рожухин, лекции в Высшей школе читать, – тихо, но так, чтобы все услышали, пробурчал Семенов.

«Пора играть большого босса, заклюют парня», – сообразил Белов и как мог спокойно сказал:

– Семенов, еще одно слово, и поедешь в Нарофоминск. Проверять дела в местном райотделе.

Удар он рассчитал точно. Еще месяц-другой назад Семенов засветился бы от радости, узнав, что светит нехлопотная командировка с возможностью вволю попить вдали от бдительного ока начальства. Но неделю назад, как доложили Белову добровольные информаторы, Семенов затеял ремонт квартиры. Судя по буре чувств, отразившейся на лице Семенова, перспективу семейного скандала он представил себе отчетливо и в мелких подробностях.

– Садись, Рожухин. Что, орлы, притихли? – Белов встал. – Дмитрий, в принципе, сказал то, что хотел сказать я. Может быть, чересчур горячно, но это возраст... Для тех, кому, как Семенову, что-то показалось заумным, я скажу проще. Через три дня жду от всех планы агентурной работы на следующий месяц.

Предупреждаю, бывших одноклассников и соседей по подъезду не вербовать. Я вам не партком, мне отчетность не нужна. Буду спрашивать за дело. Вопросы есть?

Опять тишина. Только скрипнули под самыми непоседливыми стулья.

– Свободны! – Белов сел, придвинул к себе пепельницу. – Барышников, Рожухин и Макаров остаются.

Белов чиркнул зажигалкой, затянулся два раза и раздавил сигарету в пепельнице.

– Зараза! Обещал себе бросить курить... Но с такими, как Семенов, начнешь одеколон хлестать на рабочем месте! Ну почему его папа не привез из загранки гандоны, а? Зажал, курва, валюту, а я мучайся...

– Ха, – хохотнул всегда всем довольный Барышников. – А может, и привез, да ЦРУ ему бракованные подсунуло. Генетическая диверсия против Советской власти!

Один такой ублюдок, пристроенный по блату в нужное место, навредит больше, чем все террористы вместе взятые.

– Ладно, замнем. – Белов бросил взгляд на расплющенный окурок и вздохнул. – Так, мужики. Дифирамбы петь не буду, но вы – костяк отдела. Надежда только на вас. Дима был прав: пока есть РУОП, СОБРы, Охрана Президента и прочая мелкая шваль, нас будут шпынять за Лаврентия Палыча и Юрия Владимировича все кому не лень. Нужно дело. Качественное и красивое.

– А по шапке? – Барышников сделал кислое лицо.

– Прикрою.

– Игорь Иванович, не мне вас учить, – Барышников сложил стопочкой полные ладони. – Власть – это слоеный пирог. Где-то мягко, где-то твердо. На одном уровне решают, на другом – нет. Одних можно, других – нельзя. Ошибешься уровнем – дадут по шапке. Тут Гогу поминали. Все знают, что он воровской авторитет, но трогать нельзя. Вроде бы авторитет, а вроде бы – меценат и политик. Как с такими работать, если не знаешь, за что по шапке дадут?

– Прикрою. И прикроют. Если будет за что. Начальство нам вынесло последнее китайское предупреждение. Не дадим результат – начнутся оргвыводы. С чем их едят, надеюсь, пояснять не надо. Короче, нужен результат. Не для отчетности, а нам самим нужен. Пока совсем не осоловели от имитации ударного труда. Скоро задницы к стулу прирастут... А из всей макулатуры, что в сейфах хранится, у нас лишь одна стоящая разработка – дело «Тропа». Его и берем в работу. Попробуем пощипать наркодилеров. Тут светят и шум до небес, и благодарность начальства.

Кстати, за наркоту ни один умный человек не вступится, не захочет замазаться.

Поэтому Макаров вас сейчас введет в курс – и подключайтесь. Тебя, Рожухин, давно пора на серьезном деле испытать. А ты, Семеныч, – он улыбнулся Барышникову, – ты мне нужен для баланса опыта и молодости. В Вышку не взяли лекции читать, поделишься опытом здесь. Готов?

– А мне что? Я почти на полную пенсию наработал, – ухмыльнулся Барышников.Можно сказать, пролетарий чекистского труда. Терять нечего... А победителем уйти хочется!

– Вот и ладно. Команда в сборе, можно начинать. Тихо пиликнул телефон.

– Начинается! – проворчал Белов, потянувшись к трубке. – Белов слушает.

Узнал... Арсений, тебя разве забудешь? Та-ак! Если срочно, то через час. Нет, вру. – Он покосился на сидящих в кабинете. – Давай через два. Даже так? – Он машинально посмотрел на часы. – Успею. На старом месте. Все!

– Неужели войну объявили? – постарался разрядить напряженную тишину Барышников. Как ветерану отделения ему позволялось время от времени подкалывать начальника.

– Вроде того. – Белов тяжело вздохнул. Встал, отпер сейф, достал толстую папку. – Это дело «Тропа». Все, что удалось накопать. – Он взвесил, пухлую папку на ладони, потом шлепнул ее на стол. – Знакомьтесь с сутью. Макаров даст необходимые комментарии. Я вернусь через полчаса. Максимум – минут через сорок.

Приеду, будем стряпать план оперативных мероприятияй.

– У матросов нет вопросов, – первым отозвался Барышников, подтягивая папку поближе к себе. – Сидим тихо и учим уроки.

Последняя шутка была явным перебором, но Белов пропустил ее мимо ушей и быстро вышел из кабинета.

Звонок был странный. Арсений Яровой просил о срочной встрече. Белов чутко уловил нотки едва скрываемой истерики в его голосе.

«Если уж начальник службы безопасности банка молит о помощи... С его-то деньжищами, связями и возможностями! Может, действительно война началась? – подумал Белов. – Опять бандиты Москву делят? Если верить оперсводкам, вроде бы не должны. Скорее всего, личные неприятности. Очень даже хорошо! Пора Арсения на крючок сажать».

Он уже год работал с Яровым на доверительных отношениях. Сошлись быстро, проблемы общие – бандиты, «крыши», разборки. Только разница в одном: Яровой жил в полукриминальном мире, обезумевшем от больших денег. А Белов, по идее, должен был с этим миром вести борьбу. Оба понимали, что никогда государство не даст Белову команду травить всю нечисть без разбора. А хозяева Ярового никогда не пойдут штурмовать Кремль. И если уж на таком высоком уровне заключено «водное перемирие», если решили не поминать, как кое-кто пришел к власти и как кое-кто сколотил капитал, то уж им, Белову с Яровым, сам бог велел жить в мире и согласии.

И жили. Время от времени встречались, обменивались информацией. Каждый тщательно сводил дебет-кредит взаимных услуг. Летом Яровой сдал место «стрелки», куда его пригласили для разборов бандиты, наехавшие на банк. Белов лихо взял рэкетиров, за что получил благодарность в приказе. Какую премию выдали Яровому, не спрашивал, в чужой карман не заглядывают. Когда Белов попросил во временное пользование шикарный «шевроле», – по ходу одной операции потребовалось сыграть «крутых», – Яровой не отказал. Но, сволочь, заставил оплатить разбитый подфарник. С того дня Белов затаил обиду и решил прекратить эти рыночные отношения. Дал себе слово, что при первой же возможности, стоит лишь Яровому подставиться, вербанет его без лишних сантиментов.

Глава одиннадцатая

ДОВЕРИТЕЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Случайности исключены

Белов тихо завидовал возможностям Ярового. Конспиративная квартира находилась в конце Большой Грузинской. Банк на службу безопасности денег не жалел. Квартира была куплена на корню, вместе с мебелью. Если бы Белов предложил такое своему начальству, комиссовали бы в тот же день с диагнозом «шизофрения». Давно угасли, как свечки, тихие старушки и бодрячки-старички, содержавшие конспиративные квартиры из идейных соображений. С приходом рынка лафа кончилась. Правда, кое-кто из уволенных на пенсию оперов и помогал, но уже не из идейных соображений, а из жалости.

"Скоро все будут знать, если в подворотне двое стоят – это не алкаши. Это опер с агентом шушукается. Дожили! В кафе не пойдешь, в кинотеатре пустой бутылкой по кумполу врежут, о ресторане – лучше не думать... Нет, все идет к тому, что править бал начнут спецслужбы концернов. Тут тебе и деньги, и возможности. Защитят себя и заодно наше дистрофичное государство. А государственные службы зачахнут, если не найдется наш российский Эдгар Гувер.

Кстати, лет в тридцать ФБР возглавил. Из почтовых служащих. Принес проект развития спецслужбы – получил карт-бланш. У нас бы так...".

Шедшие впереди девчонки-малолетки перебежали через дорогу и прямиком направились к кожно-венерологическому диспансеру.

– М-да! «Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой санитары. Мы не хиппи и не панки, мы с Тамаркой лесбиянки», – прошептал он вслух услышанный в курилке стишок, проследив, как девчонки, класс восьмой, если считать по-старому, дружно и без сомнений, как в родную школу, нырнули в широко распахнутые двери диспансера.

Сзади нагнал сиреневый пикап-иномарка. Белов сбавил шаг.

Из кабины вылезло существо в кожаной куртке и безразмерных спортивных штанах. Оно распахнуло двери фургона, и наружу, как цветные горошины, посыпались девицы в ярких плащиках. Плащи еле прикрывали мини-юбки. Мини-юбка была, скорее, данью условностям, чем одеждой.

– Слушай здесь, курвы. – Существо с оттяжкой сплюнуло себе под ноги. – Там Колян держит очередь. Без базаров и шума, а главное – быстро делаете свои дела.

На все про все даю час. Шо неясно? Тогда – вперед, прошмондовки.

Весело гомоня, цветная стайка отправилась вслед за школьницами. Белов ошарашенно покачал головой и вошел под арку.

"Кому уперлась государственная безопасность?! Этот сброд сам решит свои проблемы, без нас. На фига этим козам я, полковник Белов, если у них есть Колян и этот имбецил? Тихо, не кипятись, – одернул он себя. – Пока есть Димка Рожухин, хитрюган Барышников и молчун Макаров, можно жить. Да, главное, ты у себя есть.

Ты сам! И плевать мне на все на свете... Пока есть желание и злость, буду работать. Вот и все!"

Он смазал взглядом двор, все было чисто. Потом еще раз осмотрелся, глядя в черное стекло на двери подъезда. Ничего подозрительного не заметил.

Яровой открыл дверь и неуверенной походкой прошел на кухню.

«Не понял»... – Белов принюхался к тянувшемуся за Яровым коньячному шлейфу.

– Что пьют банкиры? – Он вошел на кухню. В глаза сразу бросился беспорядок на столе: закуска в кучу, бутылки абы как, одна вообще лежала на боку, примяв собой надкушенный вместе с кожурой банан.

– Азербайджанский коньяк подмосковного розлива. Куплен в ларьке у армян.

Присоединяйся, – Яровой вяло махнул рукой. – Выпьем за нерушимый союз народов, плавно перешедший в СНГ.

– И давно ты жрешь? – Белов брезгливо поморщился.

– С утра. Точнее, со вчерашнего дня.

– Верю, видно невооруженным взглядом. – Белов расстегнул плащ.. – Пойду разденусь.

Он быстро осмотрел комнаты. Следов присутствия посторонних не было. Яровой правильно сделал, что купил квартиру у старых владельцев вместе с обстановкой.