Шотландская красавица

Роберт едва взглянул на нее, и по его короткому ледяному взгляду она поняла, что он винит ее в том, что ее похитили. Не сказав ни слова, Диана вскочила на Банрих и помогла Сибель сесть позади нее.

Диана не могла удержаться и не взглянуть в последний раз на своего любимого. Да, он стал ее любимым. Не имеет значения, как началась их любовь, но ей незачем было обманывать себя: она все равно оказалась бы в объятиях его сильных рук. Она знала, что они никогда больше не встретятся. Выбрать врага своего клана значит для каждого из них выбрать немедленную смерть от руки главы клана.

Начался мелкий дождь, словно сам туман ронял слезы. Диана подняла руку к щеке и смахнула влагу, не зная, дождь это или ее слезы. Роберт приказал своим людям трогаться. Как только лошадь с Ианом ступила во двор замка, Диана отвернулась и пришпорила Банрих.

Энгус подхватил мальчика, который сполз и свалился с седла.

– Черт побери! – воскликнул Торн, сбегая по каменным ступеням. – Что с ним?

– Я не знаю, – ответил Энгус. – Давай отнесем его в замок.

Некоторое время спустя Иана раздели, сняли с него лохмотья и аккуратно уложили на кровать. Торн, мрачно нахмурившись, всматривался в изможденную фигурку брата.

– Кожа да кости! – Он приказал Энгусу: – Позови Гризель. И прикажи, чтобы прислали еду. – Он коснулся рукой горячего лица Иана, и тот открыл глаза.

– Прости меня, Торн, – прошептал мальчик.

– Тебя мучили? – Торн сам был удивлен, как спокойно звучит его голос. Внутри него все клокотало от ярости.

Иан покачал головой.

– Нет, никто даже не зашел ко мне, кроме леди Дианы. Она дала мне еду и свою накидку. Я сказал ей, что не надену ее, – торопливо добавил он и прикусил губу. – Но я носил ее. – Он отвернулся. – Мне так стыдно, Торн.

– Тебе нечего стыдиться! – быстро сказал Торн, может быть, резче, чем хотел.

Он вздохнул, пытаясь контролировать себя, что еще возможно было минуту назад. Самое страшное, если брат будет казнить себя. Он взял маленькую ладошку брата в свою руку.

– Я горжусь тобой, Иан. Ты был очень смелым. И ни один человек не скажет мне, что это неправда. – Заметив сомнение во взгляде мальчика, Торн сказал уверенно: – Верь мне, Иан! Храбрость бывает разной. Иногда она даже рядится в одежду покорности.

Иан удивился:

– Но ведь рыцарь не может путать одно с другим!

Торн улыбнулся и нежно пощекотал руку брата.

– Честь и бравада не одно и то же. Честь никогда ни с чем не перепутаешь. Но для рыцаря бессмысленно рисковать жизнью – это не храбрость, а, наоборот, глупость! Накрываться теплым пледом в холодную ночь – это честно. А цвет этого пледа не имеет значения. – Он сжал руку Иана, прежде чем отпустить ее. – Ты правильно сделал. Я поступил бы точно так же.

Торн помедлил, все еще не веря, что состояние Иана так удручающе.

– А когда леди Диана уехала из Сидена, кто-нибудь приносил тебе еду?

– Иногда. И то только хлеб и эль, – Иан слабо усмехнулся: – А иногда приносили кусок жесткой баранины. Повар у Мак-Ларенов хуже, чем наш.

Рот Торна превратился в тонкую линию. Он принялся натягивать меховые одеяла на Иана и в этот момент заметил ранку: два красных пятнышка на ноге чуть ниже худенькой икры.

– Что это? – Он провел пальцами по ранке, и мальчик сморщился.

– Это крыса. Она ночью укусила меня. А я ее убил, – гордо заявил мальчик.

Торн вздохнул и, сдерживая себя, спросил:

– А где ты жил в замке, в какой комнате?

Несмотря на то, что он был явно невысокого мнения о клане Мак-Ларенов, он все же не мог поверить, что крысы свободно бегают по полу в комнатах.

– В подземной темнице под караульным помещением, – ответил Иан. – Там было не так уж плохо, – торопливо добавил он, когда Торн свирепо задышал, – хотя тюфяк мог быть и помягче.

Торн на мгновение лишился дара речи.

– В подземелье! – взорвался он, наконец. Он сжал кулаки, мечтая свернуть шею Мак-Ларену.

Несмотря на юный возраст, Иан был не совсем обычным пленником. Немыслимо, что граф Сиденский мог так обращаться с ним.

Опасаясь, что своей яростью он может напугать мальчика, Торн сделал усилие и попытался говорить спокойным голосом.

– Итак, – сказал он, – в Сидене тебя держали в подземелье и кормили хлебом и элем.

– Да, – подтвердил Иан, торжественно кивнув головой.

Опасаясь, что не сдержится, если произнесет еще хоть слово, Торн уютно подоткнул одеяла вокруг мальчика. Он выпрямился и увидел Гризель, которая быстро вошла в комнату в сопровождении слуги с кувшином горячего бульона и толстым куском ячменного хлеба.

– Ему надо принести что-то более существенное, чем это! – запротестовал Торн, указывая на приготовленные блюда.

– Если дать ему что-то другое, он немедленно выдаст все обратно, – сказала Гризель, взглядом призывая его довериться ее навыкам сиделки.

Торн удержался от гневной отповеди, чего он не сделал бы никогда, ни для одной живой души, кроме этой женщины. Что касается умения Гризель ухаживать за больными, он должен был признать – лучшей сиделки не было. Многие воины и в Данморе, и в Рат-на-Иоларе выжили после тяжелых ранений только благодаря ее умелым действиям.

– Прекрасно, – сказал он, направляясь к двери. – Да, у мальчика ранка на ноге. Боюсь, она может быть причиной инфекции.

Гризель резко подняла голову, и взгляд ее черных глаз устремился в самую его душу.

– Что за рана? – спросила она.

– Крысиный укус, – Торн собирался уйти, но что-то во взгляде Гризель заставило его остановиться. Он пошел вслед за ней к кровати и стал наблюдать, как она откидывает одеяла, чтобы исследовать ранку.

– Когда она укусила тебя? – спросила Гризель у Иана.

– Больше недели прошло, – ответил Иан.

Гризель с таким облегчением вздохнула, что Торн спросил:

– А в чем дело? Если что-то опасное, я настаиваю, чтобы мне сказали об этом!

Взглянув на Иана, который принялся за еду, Гризель отошла от кровати. Когда Торн подошел к ней, она сказала приглушенным голосом:

– Иногда укус грызуна приводит к тяжелой, даже смертельной болезни, как укус бешеной собаки. Но почему это иногда случается, а иногда нет, я не знаю.

Заметив изменившееся от ужаса лицо Торна, она быстро добавила:

– Но если бы Иана поразила эта ужасная болезнь, она бы уже проявилась. Ее признаки появляются меньше чем через неделю. Нам нет причины беспокоиться об этом.

– Но рана заражена? – сказал он, не успокоенный ее словами.

– Да, но... – Она умолкла, заметив, что Иан отставил чашу с бульоном, и они оба вернулись к его кровати.

– Мне казалось, что я очень проголодался, – сказал Иан извиняющимся тоном, ставя чашу на угол стола.

– Тебе надо отдохнуть, – убедительно сказал Торн.

Он заботливо помог брату опуститься обратно на подушку. Раньше чем он успел накрыть его одеялом, Иан уже спал. Торн постоял минуту, потом вышел из комнаты.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

На третий день после обмена в сумерках Мак-Ларены подъехали к окрестностям Сидена.

– Я думала, мы уже никогда не окажемся здесь снова, – прошептала Сибель.

Диана повернулась к своей служанке, которая все еще сидела позади нее.

– Да, – согласилась она со вздохом.

– Знаете, граф будет допрашивать вас, – сказала Сибель так же тихо. – Он уже не будет молчать, как молчал все эти три дня.

Диана только кивнула. Пленных после освобождения всегда допрашивали. Она посмотрела вперед, на замок, где родилась и выросла. При виде его она должна была испытывать радость, но вместо этого не могла избавиться от воспоминаний о том, что оставила позади, в Рат-на-Иоларе.

Сибель тихонько толкнула Диану, и та поняла, что невольно придержала лошадь. Она быстро подтолкнула коленями бока своей лошади, и животное послушно тронулось вперед.

Наконец лошади, цокая копытами, въехали во двор замка, и грумы бросились вперед, чтобы подхватить поводья. Спешившись, Диана устало начала подниматься по лестнице, Сибель следовала за ней.

Войдя внутрь, Диана неуверенно остановилась. В холле ждал Лаклан Гилбридж. Роберт редко брал Лаклана с собой, когда уезжал из крепости, предпочитая оставлять своего заместителя руководить в его отсутствие.

Поздоровавшись с Робертом, Лаклан едва взглянул на Диану, и она робко улыбнулась ему. Не получив ответного изъявления радости, Диана почувствовала, что сердце ее упало. От Роберта она ожидала холодной ярости, и он оправдал ее ожидания. Но от остальных, в особенности от Лаклана, она ждала радости по поводу ее возвращения. Она усталым жестом потерла затылок. Чувствуя себя разбитой, она мечтала только об одном: оказаться в своих покоях.

Роберт, как и в предыдущие три дня, продолжал игнорировать ее. В сопровождении своих людей он проследовал в большую залу. Диана неохотно пошла следом. Против ее ожиданий, допрос будет происходить при всех.

С раздражением она заметила, что Дональд Кэмпбелл тоже ждал ее там. Еще больше ей было неприятно видеть сидящую рядом с ним леди Элен. Графиня была разодета, как на придворный праздник. Ее шелковое платье цвета персика было оторочено мехом по подолу и краям широких рукавов, доходящих до локтя. Талию охватывал золотой плетеный пояс. На шее и запястьях играли изумруды. Волосы были уложены в замысловатую прическу, вздымавшуюся на целых восемь дюймов и драпированную золотистой сетчатой вуалью, спускавшейся ей на плечи.

Диана повернулась к Сибель и тихо сказала:

– Ты можешь идти наверх, если хочешь.

– Нет, – покачала головой Сибель, – я останусь с вами.

– Ах, леди Диана! – Голубые глаза Элен вспыхнули, как только Диана подошла и встала в центре у стола. – Как долго мы были лишены вашего приятного общества.

Улыбка Элен осветила ее утонченные черты. Она нравилась Роберту. И всегда настораживала Диану.

– Да, много времени прошло, – осторожно сказала Диана. Она не садилась, не сел и Роберт, стоявший рядом с ней.

– Граф дал вам более чем достаточно времени, чтобы вы могли сбежать, – продолжала Элен обманчиво мягким тоном. Она откинулась на спинку стула, ее тонкие пальцы поигрывали ножкой бокала с вином. – Зная, как вы изобретательны, мы надеялись, что вы пройдете и в замочную скважину.

– Меня охраняли, – осторожно отвечала Диана.

– И, как видно, хорошо обращались, – заметила ее невестка с той же улыбкой.

– Да уж, лучше, чем вы обращались с Ианом Мак-Кендриком! – выпалила она. – Мальчик был болен, когда вы вернули его.

– Мы не будем обсуждать это отродье Мак-Кенд-риков! – злобно сказал Роберт.

Раньше чем Диана смогла ответить, Дональд поднялся и сказал натянуто:

– Я, например, очень хотел бы узнать, как именно с вами обращались! Споили, накормили, и Мак-Кендрик опробовал на вас свое известное всем копье?

Диана повернулась к нему, в бешенстве от того, что он позволил себе задать вопрос, который был внутренним делом их семьи.

– Вас это не касается! – резко ответила она.

– Нет, меня это очень даже касается! – возразил Дональд, прищурившись и глядя прямо на нее: – Я хочу знать, как моя будущая жена поживала в объятьях моего смертельного врага.

Она взглянула на него так, словно он был паразитом, ползущим по полу:

– Тогда почему вы спрашиваете меня об этом?

– Отвечайте, ляжете ли вы на брачное ложе девственницей? – Дональд с такой силой хватил кулаком по столу, что его бокал опасно закачался.

Диана холодно улыбнулась в ответ:

– Так как вас не будет со мной на брачном ложе, это вас не касается. – Она подняла голову, наблюдая, как он воспримет сказанное.

– Хватит! – гневно приказал Роберт, прежде чем Дональд смог что-либо ответить. Он взглянул на нее: – Мы должны знать, что случилось с тобой в Рат-на-Иоларе. И мы должны знать это сейчас же!

– Так что вы хотите знать? – спросила Диана. Хотя голос ее был спокоен, Диана сжала руки, чтобы они не заметили, что они дрожат. Во власти Роберта было изгнать ее из Сидена. Но и она не могла отказаться отвечать на его вопросы. Она не могла отказаться отвечать ни на чьи вопросы, кроме собственных.

Роберт покраснел – явный признак того, что он взбешен. Он подошел ближе и наклонился к ней.

– Он использовал тебя, да? Скажи, да или нет! – требовал он.

– Вы не поверили бы, если бы я стала отрицать. – Она прямо смотрела ему в глаза.

Роберт склонил голову.

– Поверил бы, – мягко сказал он, – если бы ты подтвердила обратное и дала мне слово.

Диана наклонила голову. Для Роберта, она ясно понимала, это принципиально важно. Даже защитные сооружения Рат-на-Иолара не были так важны для него.

Роберт поднял подбородок.

– Так как ты ничего не отрицаешь, надо понимать, ты, очевидно, больше не девица. – Он подождал некоторое время, и когда ответа не последовало, продолжил: – Какой мужчина теперь захочет взять тебя, Диана Мак-Ларен! – язвительно сказал он. – Шлюха. Ты должна была убить себя, но не отдаться ему!

Диана оглядела зал. Мужчины, которые всю жизнь обращались с ней с почтением и восхищением, теперь отводили глаза, словно не желая видеть ее позора.

Она вновь взглянула на брата, который смотрел на нее так гордо, словно одержал победу.

Здравый смысл подсказывал ей быть осторожной. Но усталость пересилила, и Диана сорвалась.

– Если бы я попала в плен к такому, как ты, я действительно убила бы себя, – заявила она.

Пощечина была неожиданной и грубой, наотмашь. Хотя она и отступила на шаг, ей не удалось все же удержаться на ногах. Сибель поспешила ей на помощь, но Диана жестом остановила ее.

– Даже мой враг не позволял себе так вести себя! – глухим напряженным голосом сказала Диана.

Неожиданно и стремительно Роберт схватил ее за руку и высоко поднял ее.

– Есть ли кто-нибудь среди вас, кто заступится за эту использованную, оскверненную женщину? – спросил он.

И вновь все отводили глаза. Резким движением Диана вырвала руку. Лицо Роберта светилось от удовольствия. Ни один мужчина не встанет на ее защиту. Такого не могло произойти до похищения. Роберт, чуть повернувшись, обменялся взглядами с Дональдом. Они улыбнулись друг другу.

– У вас есть еще вопросы ко мне? – требовательно спросила Диана.

Роберт вновь повернулся к ней.

– Не сейчас. Ты можешь идти, – разрешил он.

Высоко подняв голову и распрямив плечи, Диана гордо вышла из залы, Сибель следовала за ней. Как только они пришли в покои Дианы, Сибель быстро схватила полотенце и намочила его в чаше с холодной водой, стоявшей на туалетном столяке.

– Ох! – воскликнула она в отчаянии, рассматривая щеку Дианы. – Уже меняет цвет.

Диана слабым движением приказала Сибель удалиться и убрать мокрое полотенце и тяжело опустилась на стул, стоявший рядом с ней. Откинувшись на спинку, она положила ладонь на лоб и неподвижно уставилась в огонь. В пламени очага она видела высокого золотого рыцаря таким, каким он предстал перед ней в тот день в долине под Эдинбургом. И все же не игра света создала его образ: это была ее собственная память, и образы, рожденные ею, были мучительно живыми воспоминания, которые останутся с ней навсегда.

Сибель отложила полотенце и подошла к кровати Дианы. Через некоторое время она обернулась и, прежде чем спросить, несколько мгновений смотрела на нее.

– Может быть, нам стоило остаться? – неуверенно прошептала она.

Диана, наклонив голову, взглянула на свою служанку. Последовало долгое молчание, прежде чем она ответила:

– Это самообман думать, что все могло сложиться по-другому.

– Как белый вереск.

Диана вскинула голову, не уверенная, что она правильно расслышала.

– Что? Что ты сказала?

– Ничего, миледи, – прошептала Сибель. – Резко встав со стула, Диана направилась к кровати:

– Уже поздно, дорогая. Надо отдыхать.

Но, несмотря на усталость, Диана безуспешно пыталась уснуть. Она долго ворочалась с боку на бок, не в силах найти удобную позу.

«Боже! – думала она. – Что с ней случилось? Почему она не может избавиться от воспоминаний о человеке, похитившем ее: о его прикосновении, образе?

Она была в его объятиях, принимала его поцелуи и его нежность. Неужели она сможет найти замену ему? Ведь оригинал для нее навсегда утерян».

В Рат-на-Иоларе Торн стоял у постели брата вне себя от волнения. Он протянул руку, чтобы коснуться лба, но еще на расстоянии почувствовал, что мальчик в лихорадочном жару. Иан был без сознания. Гризель пыталась сделать все возможное.

Торн оторвал взгляд от Иана и взглянул на Гризель.

– Он будет жить? – задал он прямой вопрос.

– Если Богу будет угодно, – бесстрастно сказала она.

Не эти слова он хотел услышать. Одна мысль о том, что Иан может умереть, была невыносима.

Гризель собиралась что-то сказать, но замолчала, увидев, что дверь открылась. В комнату тихо вошел Энгус. Его взгляд устремился на Иана.

– Как он? – поинтересовался Энгус.

Торн повесил голову. Горе и ярость легли невыносимым бременем на его плечи.

– А как ты думаешь?

Подойдя ближе, Энгус коснулся его руки:

– Что ты собираешься делать?

– Отправить Мак-Ларена в ад, – мрачно заявил Торн.

Энгус кивнул:

– Нам нужна будет помощь.

– За этим дело не станет, – ответил он, – Кармайклы всегда откликнутся на наш призыв помочь в битве.

– Я немедленно пошлю им весть, – сказал Энгус и повернулся, чтобы уйти.

Чувствуя потребность в немедленных действиях, Торн все же стоял, не в силах отойти от кровати Иана. Он следил, как Гризель поправляет одеяла и озабоченно поглядывает на маленькую фигурку, распростертую на кровати.

Взглянув на брата, Торн разволновался не меньше ее. Иан, казалось, раскраснелся еще больше!

Выпрямившись, Гризель схватилась за поясницу.

– Тебе надо отдохнуть, – грубовато сказал Торн. – Пришли кого-нибудь из слуг, чтобы посидели с ним.

Она со вздохом опустилась на стул возле кровати и, взглянув на Иана, сказала тихо:

– Нет. Он мое дитя, – если не тела моего, то сердца. Никто не будет выхаживать его, кроме меня.

Торн сел у кровати и взял маленькую, горячую ручку брата в свою. Ни о чем, кроме мести, он не мог сейчас думать. В молчании шли минуты. И он не смог сдержать вырвавшийся у него отчаянный крик, эхом отозвавшийся в залах Рат-на-Иолара. Он остановился, тяжело дыша, словно пробежал несколько миль.

Если бы Иан был мужчиной, если бы его ранили в битве, Торн не ощущал бы теперь этого бесконечного чувства беспомощности и угрызений совести. Несмотря на суровую жизнь, горцы отнюдь не были варварами. Существовал кодекс чести – единый для всех и ненарушимый: мужчина не ударит другого в спину, давший слово обязан его держать, и мужчина никогда не должен воевать против детей.

– Этот сукин сын умрет! – пробормотал Торн, вспомнив о виновнике плачевного состояния мальчика. Он вновь взглянул на Гризель: – Я еду в Сиден, чтобы убить Мак-Ларена.

Гризель задумчиво подняла бровь.

– Ты не сможешь взять осадой Сиден, – сказала она. – Они могут выдерживать осаду годами.

– Никакой осады! – он почти кричал. – Я собираюсь напасть и убить всех Мак-Ларенов, прячущихся за этими каменными стенами!

Гризель внимательно посмотрела на него:

– Всех Мак-Ларенов?

– Да, – мрачно ответил Торн. – Они стали сущим наказанием для всех жителей Высокогорья.

– Ты пожалеешь, если сделаешь это, – наконец сказала Гризель.

Торн, опешив, посмотрел на нее Она, как всегда, прочла его мысли, подумал он. Так было всегда, с самого детства.

– Нет места сожалениям! – твердо сказал он.

– Прольется много крови, – заметила она.

– И пусть будет так! – быстро ответил он, раздраженно взглянув на нее.

– Я не отговариваю тебя убить Мак-Ларена, – торопливо сказала она. – Если бы это было в моей власти, я сделала бы это сама. – Она тяжело вздохнула: – Но нельзя винить всех.

Торн не ответил, и Гризель нахмурилась:

– Как мне уговорить тебя передумать?

– Никак.

– Что ж, будь что будет, – прошептала она смиренно.

Словно приняв какое-то решение, Гризель медленно поднялась на ноги. Подойдя к окну, она открыла деревянные ставни. Он наблюдал за ней с некоторым любопытством. Она не мигая смотрела на луну.

– О чем ты думаешь, старая женщина? – резко спросил он.

Она не ответила, более того, казалось, и не слышала его. Она смотрела напряженно, не отводя взгляда. Гневно буркнув что-то, он поднялся на ноги. Он и так слишком долго откладывал. Время выполнять задуманное.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

За сотни миль от Рат-на-Иолара Диана вдруг широко открыла глаза, мгновенно пробудившись от глубокого сна, крепко державшего ее в своих объятиях еще несколько секунд назад. Минуту она лежала неподвижно, глядя на темный потолок. Что разбудило ее? Смутно, в туманной реальности сна, ей почудился чей-то крик. Крик боли и агонии, поразивший ее в самое сердце.

Она села на кровати и прислушалась. Все тихо вокруг. Лоб ее все еще был мокрым от пота, когда она наконец поднялась с кровати и подошла к окну. Полная луна и редкие звезды проглядывали сквозь несущиеся рваными лентами облака. В ушах ее все еще звучал крик, словно эхо, гонимое ветром по вересковым пустошам.

И вновь взгляд ее был прикован к луне. Словно зачарованная, она следила, как облака рассеялись и образовался сияющий белый ореол. И в этом почти правильном кругу Диана вдруг увидела лицо Мак-Кендрика. Она удивленно наклонила голову. Почему-то она была почти уверена, что это не его крик.

– О Боже! – простонала она, вспомнив лихорадочно блестевшие глаза мальчика.

Отвернувшись от окна, она подошла к шкафу, стоявшему в ногах кровати, и вынула оттуда пучок сухих листьев. Мгновение спустя она была уже одета. Взяв запасную накидку, она затолкала ее в кожаную сумку, надеясь, что в ней останется достаточно места для того небольшого количества еды, которую она собиралась взять с собой. Сибель проснулась, разбуженная шумом.

– Я должна вернуться в Рат-на-Иолар, – сказала она служанке.

Сибель торопливо вскочила со своего тюфяка.

– Я поеду с вами, – решительно сказала она.

– Нет, дорогая, – тихо сказала Диана. – Мне нужно ехать быстро. А тебе нужно остаться здесь, чтобы объяснить мое отсутствие.

– У вас было видение?

Диана кивнула, хотя, по правде говоря, ничего подобного с ней раньше еще не случалось.

– Слушай, – прошептала она, – когда обнаружат мое отсутствие, скажешь, что я поехала в деревню принимать роды.

Сибель с сомнением посмотрела на нее:

– Но это три дня пути туда и столько же обратно.

Диана вздохнула, потом лицо ее просветлело.

– Первые два дня ты будешь говорить, что я нездорова, – наставляла она. – Потом, когда они заметят, что я уехала, расскажешь им о родах. Держу пари, ты слышала, что есть женщины, которые рожают по нескольку дней.

Еще сомневаясь, Сибель все же ответила:

– Я сделаю все, что смогу.

Диана чмокнула Сибель в щеку:

– О большем я не прошу.

Чувствуя, что нужно торопиться, Диана оставила Сиден. Изо всех сил нахлестывая Банрих, Диана скакала по вересковым пустошам, гонимая предчувствием, причину которого она не могла объяснить даже себе. Над ее головой ярко светила луна, и она внутренне молилась, чтобы облака не скрыли единственный источник света, освещавший дорогу.

Двигаясь с предельной скоростью, она покрыла расстояние до Рат-на-Иолара менее чем за три дня, отдыхая только тогда, когда Банрих не могла больше скакать.

Диана подъехала к Рат-на-Иолару в сумерках. Долгий летний закат освещал землю сиреневыми тенями, напоминавшими цветущий вереск. Приближалось время его цветения.

На дальней стороне подъемного моста Диана остановилась. Все, казалось, было спокойно и не менялось, словно она только что покинула это место. Направив лошадь вперед, Диана с опаской пересекла подъемный мост, не зная, как ее встретят. К ее удивлению, ее сразу пропустили.

Оставив лошадь на попечение груму, она медленно прошла через двор. Оглядевшись, она поняла, что графа нет в замке. Всего несколько человек прошли по двору, скорее подчеркивая, чем скрашивая пустоту замка. Никто не преградил ей путь, когда она ступила в залу и стала подниматься по лестнице. На площадке она остановилась. Лишь одна дверь была открыта. Она направилась к ней.

Диана неуверенно вошла в комнату. Гризель сидела на стуле у огня.

– Я ждала тебя, – едва взглянув на девушку, прошептала старая женщина.

Диана подошла ближе.

– Это ты звала меня? – спросила она.

– Да, – ответила Гризель, не глядя на нее.

– Но я слышала не твой крик.

Легкая улыбка тронула губы Гризель:

– Это боль, терзающая Торна, – ты ее услышала. Так всегда бывает, когда люди связаны друг с другом.

– Я не связана с ним! – резко сказала Диана, вспомнив, как легко он позволил ей уехать, и голос молодой женщины в его комнате в ту последнюю ночь в замке.

Гризель пожала плечами, и Диана сказала:

– Это было лицо Иана.

– Я и хотела, чтобы ты увидела его, – невозмутимо ответила Гризель. – И все же ты слышала крик его брата. Я здесь ни при чем.

Диана смущенно спросила, подняв бровь:

– А что случилось?

Не отвечая ей, Гизель указала на кровать. Диана прошла через комнату.

– Дева Мария! – сказала она со вздохом, увидев пылающее личико Иана. – С ним плохо обращались в Сидене?

Гризель покачала головой:

– Нет, его укусила крыса и занесла инфекцию.

Диана вдохнула и провела рукой по брови. Перед ее мысленным взором предстал мальчик, каким она впервые увидела его: гордый, уязвимый. Неужели несколько акров земли стоят жизни этого ребенка? Опустив руку, она взглянула на Гризель:

– Граф знает об этом?

– Да, – ответила Гризель. Бросив взгляд на Иана, она мгновение колебалась, потом повернулась к Диане: – Он уехал, глубоко опечаленный.

У Дианы захватило дух. Неужели Торн сейчас направляется в Сиден? Если так, она должна немедленно вернуться и предупредить всех. Она облизала губы.

– А куда он уехал? – спросила она как можно безразличнее.

– На юг. В замок Кармайклов, – старая женщина ответила сразу, без колебаний.

Диана облегченно вздохнула. Потом, вспомнив о пучке травы, который она привезла с собой, девушка вынула его из сумки и разложила на ближайшем столике.

Лицо Гризель вдруг просветлело, когда она увидела высушенные травы. Они излечивали лихорадку и помогали бороться с заражением.

В ту ночь состояние Иана ухудшилось он был охвачен жестокой горячкой. Диана и Гризель всерьез опасались за его жизнь. Обтирая губкой горячечное тело мальчика, Диана не могла не обратить внимание на то, как он исхудал с того времени, как она видела его в последний раз.

Выпрямившись, она смахнула пот со лба тыльной стороной руки. Огонь ярко пылал, и в комнате было так жарко, что она вся взмокла. Но, не обращая на это внимания, она вновь и вновь окунала полотенце в сосуд с водой. Собираясь его выжать, она вдруг обратила внимание на то, что делает Гризель. Старая женщина открывала все окна в комнате! Диана рванулась к Гризель, которая, весело улыбаясь, подошла к кровати.

– Ты считаешь, что ночной воздух опасен? – спросила она.

– Меня так учили, – осторожно сказала Диана, не желая спорить со старой женщиной.

– Басни, сочиняемые невеждами, – твердо сказала Гризель, присаживаясь на стул.

Диана отшатнулась и изумленно спросила:

– Что же, и лекари невежды?

Гризель махнула рукой.

– Даже еще больше, чем остальные. Много раз я выхаживала воинов, раненных на поле битвы и находившихся между жизнью и смертью. – Она шмыгнула носом: – Я не знаю, у кого больше шансов выжить – у них или у тех, кто умирает в собственной постели, И между ночным и дневным воздухом тоже нет разницы. Жара так же губительна, как и холод, – заключила она с такой уверенностью, что Диана не посмела возразить. – А когда начинается лихорадка, снег даже лучше, чем теплое одеяло, – добавила она.

Эта мысль была непривычна Диане, но она не стала отбрасывать ее. Однажды в раннем детстве ее сразила жестокая лихорадка. Она до сих пор помнит жар, сжигавший ее маленькое тело. Она мечтала лишь об одном: о приятной прохладе мокрого полотенца, но вместо этого ее завалили одеялами, словно надеясь подавить ими жар.

Диана без сил опустилась на стул.

На следующий день состояние Иана мало изменилось. Диана прилегла на несколько часов, но Гризель по-прежнему бодрствовала. Диане оставалось только восхищаться стойкостью этой женщины.

– Вы очень заботитесь о ребенке, – сказала она на исходе дня, когда темнота вновь скрыла землю.

– Да, – ответила Гризель, зажигая свечи, – я была с ним в ту ночь, когда он только родился на свет, такой маленький и слабый. – Она помолчала и добавила: – Невероятно, что он смог отнять жизнь у своей матери. – Она коротко усмехнулась: – Мэри Мак-Кендрик пришлось хорошо потрудиться, когда она рожала на свет своего сына Торнтона. Но она выжила после первых трудных родов. – Повернувшись к Диане, она сказала, дико блестя глазами: – Иан мой, с первого вздоха он принадлежит мне!

Стало понятным все, что так удивляло Диану в этой женщине.

– Значит, вы вырастили его.

– Да, и его брата тоже, – Гризель тяжело вздохнула, и в глазах ее появилась тревога, когда она взглянула на маленькую фигурку на кровати.

– Он еще так молод, – заметила Диана, пытаясь ободрить старую женщину.

Гризель медленно кивнула:

– Да, это его счастье.