Одинокие боги

— Запомни, Иоханнес, вот еще что, — говорил тем временем Финней. — Никогда ни с кем не болтай лишнего о мисс Нессельрод и ее делах. Люди первым делом подумают, что ты лгунишка, потому что считается, что женщины не должны заниматься подобными делами.

— Значит, никто об этом ничего не знает?

— Знают, конечно, но очень немногие. Дон Абель Стерн, например. Он самый богатый человек в округе, у него много своей земли. Ну, и еще несколько других... мужчин.

Она сама всегда очень осторожна в таких делах: никто не видел мисс Нессельрод, ведущей деловые разговоры. Знаешь, Ханни, женщины это вряд ли одобрили бы, да и большинство мужчин, думаю, тоже. Капитан уже дважды побывал в Китае и Японии. Он возил туда, естественно, и другие товары, но лучше всего, по его словам, шла торговля мехами. В этих странах на красивые шкурки выдры очень вырос спрос. Очень неплохая идея мисс Нессельрод — начать торговать мехами, понимая при этом, что в бизнесе такого рода есть большая доля риска: можно ведь потерять сразу все, если корабль вдруг потерпит крушение...

Впереди стали видны небольшие рощицы, а слева непрерывной стеной тянулся смешанный лес из дубов и платанов. Дорога круто огибала его, и теперь мы пересекали обширную холмистую равнину.

— Калифорния — страна медведей-гризли, — пояснил Финней, — эти животные бесстрашны и ничего не боятся. Питаются в основном орехами, корнями, листьями, но могут заломать и человека, словно кролика. Могут съесть и мертвое животное, иногда сами охотятся — это зависит от вкуса того или иного медведя, а так-то они все больше народ разборчивый.

Казалось, холмистая равнина, покрытая клочками выгоревшей коричневой травы и невысокими зарослями кустарника, будет тянуться бесконечно. Но вот впереди показался вдруг низкий глинобитный домик под красной черепичной крышей, несколько загонов и какое-то строение, наподобие сарая.

— Видишь черепицу? — спросил Финней. — Ее научились делать индейцы в миссиях. Сейчас-то миссии эти позакрывали, и большинство индейцев, занятых производством черепицы, вернулись обратно на свои холмы, и нынче ее делать уже просто некому. Жаль.

— А много ли в Лос-Анджелесе живет народа? — поинтересовался я у Финнея.

— Ну, где-то около двух тысяч с лишним. Несколько лет назад, вроде в 1836 году, была перепись населения. Получилось тогда две тысячи двести двадцать восемь человек, более пятисот из них оказались оседлыми индейцами. Да сорок шесть иностранцев, половину из которых причислили, по их желанию, к американцам.

Финней направил лошадь к воротам.

— Сам-то я, признаюсь, не очень интересуюсь этими вещами, а вот мисс Нессельрод хочет знать все.

Он спешился.

— Иди вперед, Ханни. Здешний народ завтракает в десять утра, а обедает около трех. Иногда бывает и ужин, но редко. Я знаю этих хозяев. Пабло, вероятно, сейчас нет дома. Он работает на строительстве городского оросительного канала. Его жена Изабель — мексиканка, а сам Пабло — калифорниец. Давай зайдем. Изабель всегда готовит еду для путников и делает это даже лучше самого Пабло.

Мы вошли в холодную, выложенную каменными плитами комнату, где в окружении скамеек стояли три стола. Навстречу поднялась пухленькая симпатичная молодая женщина с огромными карими глазами.

— Сеньор? Не часто вы доставляете нам удовольствие видеть вас. Присядете? У меня нет изобилия блюд, однако...

Она выскользнула из комнаты, но почти тотчас вернулась с чашками горячего шоколада и несколькими маисовыми лепешками.

— Ой, сеньор! Совсем забыла, вы же любите ореховые хлебцы, я сейчас принесу! — Она замолчала, и, посмотрев на меня, спросила: — А вы? Что бы хотелось вам?

— То же самое, — сказал я, смутившись. Ведь мне не часто доводилось разговаривать с женщинами.

Горячий шоколад был и в самом деле изумительно вкусен и горяч. Я уже пробовал его как-то прежде и очень полюбил.

Вернувшись с ореховыми хлебцами, Изабель спросила:

— Вы приплыли морем?

— Он — да. — Джакоб кивнул в мою сторону. — А я только что встретил его у причала. Он будет жить в Лос-Анджелесе и учиться там в школе.

— О! У вас есть семья? — Карие глаза Изабель тепло смотрели на меня.

Я покачал головой.

— Мисс Нессельрод была другом его семьи. Она попросила меня встретить мальчика и привезти к ней, — продолжал объяснять Финней.

— Эта мисс очень хорошенькая, — заметила хозяйка. — И непонятно, почему она до сих пор не замужем.

Для калифорнийцев, рано вступающих в брак, иногда в четырнадцать лет, тридцатилетняя привлекательная женщина, вполне естественно, являлась загадкой. Но не зря же я начитался разных романов. В промежутке между двумя порциями ореховых хлебцев я ответил на ее вопрос:

— Моя семья... отец... он умер... или убит. Точно не знаю.

Изабель мгновенно прониклась симпатией к бедной мисс Нессельрод. Кто поймет боль разбитого сердца лучше, чем те, в чьих жилах течет испанская кровь! Это я тоже хорошо усвоил из книг.

— О-о-о! Я понимаю. Вероятно, она была тогда совсем еще молоденькой?

— Она любила его, — важно сказал я. — Он был очень красив. И она думала только о нем.

Когда Изабель вышла на кухню, Джакоб с недоверием посмотрел на меня и тихо сказал:

— Надо же, я и не знал этого раньше.

— Я тоже не знал... Теперь Изабель будет рассказывать эту историю другим, и люди получат ответ на волнующий их вопрос, который всех устроит. Теперь наконец всем будет понятно, и отпадет необходимость в дальнейших расспросах.

Джакоб рассмеялся.

— Для мальчугана твоих лет ты удивительно мудр.

— Таких историй существует немало, а испанцы чрезвычайно романтичная нация. Отец, а тем более мама знали множество испанских песен. Все они про разбитое сердце и потерянную любовь. Я всего лишь рассказал содержание одной из них.

Теперь Финней удивленно хмыкнул.

— Ты действительно необыкновенный человек, малыш!

На закате солнца пред нами возникли очертания города. Он лежал на равнине, на севере которой поднималась гряда невысоких холмов, а на востоке вздымались вверх горы. Лос-Анджелес окружало множество виноградников и садов. Недалеко протекала река. В центре города деревья росли хаотично и беспорядочно. Дома в большинстве своем были низкими, глинобитными, с плоской крышей. На этом довольно однообразном общем фоне выделялись большие каркасные одноэтажные коттеджи и двухэтажные — глинобитные. В одном из таких строений располагалась церковь, в другом — резиденция губернатора.

Финней привел меня к очаровательному домику на окраине города, окруженному раскидистыми ивами. Неподалеку проходил оросительный канал.

Домик, как и все вокруг, был глинобитным, с крышей под красной черепицей. Позади него виднелся загон, в котором стояло несколько лошадей.

— Иди постучи в дверь, Ханни! Мисс Нессельрод наверняка обрадуется, увидев тебя. А я пока распрягу лошадей.

Нерешительно остановившись во дворе, стараясь привести в порядок свою одежду, я тщательно отряхивал ее прямо руками. Во дворе мое внимание привлекла беседка с низкой крышей, скамейка и кресло-качалка. Я медленно подошел к дому и только поднял руку, чтобы постучать, как дверь открылась, и на пороге возникла незнакомая молодая женщина.

Она отступила чуть назад, и тотчас из-за ее спины мне навстречу, всплеснув руками, выбежала мисс Нессельрод.

— Иоханнес! Сколько лет, сколько зим!.. Заходи скорее!

Мисс Нессельрод отошла в сторону, оглядела меня.

— Боже! Как ты вырос! Каким стал красавцем!

Покраснев, я переминался с ноги на ногу.

— Как вы поживаете, мэм? — спросил я, чтобы как-то отвлечь ее от этой темы, которая вогнала меня в краску.

— Проходи, Иоханнес! Кажется, мы собираемся с тобой знакомиться заново? — вопросительно взглянула она мне в глаза.

Но внезапно улыбнулась, да так дружелюбно и лукаво, что я поймал себя на том, что тоже улыбаюсь в ответ.

— Теперь рассказывай мне все по порядку! Что ты делал все эти годы? Как жил это время? На что похожи места, где ты обитал?

И я начал рассказывать, сначала робко и неуверенно, потом со всевозрастающим доверием: про Аджыо Каленте, индейцев, лавку, мой собственный дом, пальмовые леса в каньонах...

— Горячие источники? Расскажи-ка, пожалуйста, о них поподробнее.

Мисс Нессельрод попросила девушку-мексиканку принести нам шоколад и задавала множество вопросов о климате, почве той местности, где я жил, спросила, что там произрастает и кто живет.

А чуть позже в который раз вспоминал я, как погиб отец и как меня бросили умирать в пустыне.

— Я слышала об этом, — отозвалась она грустно. — Потому Иоханнес, ты понимаешь, мы должны быть очень осторожны. Твой дед — влиятельный и безумно богатый человек. Но он не знается с местной публикой, тем более с англичанами. Правда, вряд ли существует на свете что-то, чего бы он не смог узнать, если бы пожелал. Наше счастье в том, что обычно он ничего не желает... Он не должен видеть тебя. Ты слишком похож на отца. Только немного смуглее его — полагаю, влияние испанской крови.

Неожиданно мисс Нессельрод поднялась.

— Уже поздно, Ханни, и тебе надо отдыхать. Завтра же начнем искать учителя. А там увидим, что я смогу сделать для тебя. Между прочим, может быть, ты еще что-нибудь хочешь? А?

— Вы не могли бы мне дать какую-нибудь книгу, — попросил я и нерешительно добавил: — А если кто-нибудь поедет обратно, в сторону моего дома, я хотел бы послать туда несколько книг.

— Зачем? — изумилась мисс Нессельрод. — Ведь там никто не живет!

Тогда я рассказал ей про дом Тэквайза, невидимого посетителя, с которым мы обменивались книгами.

Она сидела, поставив локти на колени и подперев ладонями лицо.

— Что за странная история! Подумать только! Чудовище, которое читает Скотта и Шекспира!

— Не знаю, чудовище ли. Ведь до сих пор неизвестно, кто выстроил этот замечательный дом, кто приходит обмениваться книгами, один и тот же ли это... человек.

— Когда появился этот дом, ты знаешь?

— Мне кажется, лет пять или шесть назад. Но одна его часть очень старая, и отец говорил, что трудно определить возраст стен, настолько они древние.

— Индейцам известно что-нибудь об этом?

— Кто знает, какую тайну хранят индейцы. Но они не сочли нужным рассказывать мне, что знают об этом доме. Они хорошие люди, только их образ мышления отличается от нашего.

— Вижу, ты многому научился за прошедшие годы, Иоханнес.

— Нет, мэм. Не очень многому, я просто многое узнал. Отец говорил, что самое удивительное в учении то, что оно никогда не кончается.

Из кухни появилась молодая мексиканка, выразительно взглянула на мисс Нессельрод.

— Какой-то человек прячется в зарослях ивы на другой стороне улицы и наблюдает за домом.

— Спасибо. — Мисс посмотрела на меня. — Ты ведь не боишься, Ханни, не так ли?

Она улыбнулась.

— Хочешь кое-что узнать, Иоханнес? Я тоже не боюсь. Как и ты.

Глава 19

Мисс Нессельрод стройна и элегантна. Она никогда не повышала голоса и не делала резких жестов. Ее платья светлых тонов, обычно бежевого и серого цвета, были просты и к лицу ей. Выходя из дома, она неизменно брала с собой изящный кружевной зонтик. Мисс Нессельрод часто улыбалась, но улыбки были самых разных оттенков и значений, и вскоре я научился различать их.

Никогда не вспоминая о прошлом, — ни кто она, ни что с ней произошло, — мисс Нессельрод также никого не посвящала и в свои планы на будущее. Когда она появилась в Калифорнии, денег у нее было совсем мало. Об этом говорил и Финней. Гораздо меньше, чем думали многие, однако сколько, я так и не знал, хотя мне было известно о мисс Нессельрод гораздо больше, чем другим.

Она легко общалась с людьми, и все любили ее, потому что в тяжелые минуты мисс Нессельрод всегда была готова прийти на помощь и, казалось, могла найти выход из любой критической ситуации. Она была постоянно занята делами, но все переносила спокойно и сдержанно, выглядя со стороны абсолютно беззаботным созданием.

Как говаривал отец, подобное поведение являлось проявлением высокоорганизованного рассудка, я же понимал это еще — и как упорядоченного. Она умела выделить проблему, изучить ее без спешки и, самое главное, — принять решение. Она могла бы стать профессиональным игроком, хотя, очевидно, и теперь в какой-то степени была им: с самого начала пребывания в Калифорнии постоянно рисковала, и лишь со временем это стало происходить все реже, от случая к случаю.

Мисс Нессельрод была высокой, стройной женщиной. Даже когда достигла своего «максимума», как я говорил, она продолжала оставаться ею. Мужчины вначале смотрели на нее с плохо скрываемым интересом, переходящим впоследствии в уважение. Уже в первый год своего житья здесь она получила не меньше двух дюжин предложений руки и сердца, в том числе и от мужчин, обладавших большим состоянием. Сама мисс Нессельрод никогда ничего не рассказывала, но ведь, как говорится, слухами земля полнится, да и работающая у нее девушка нередко, наверное, болтала об этом.

Изабель работала наемной служанкой. Плата за этот труд в Калифорнии была невысока. Но мисс Нессельрод тщательно выбирала одну из девушек, откликнувшихся на ее предложение, пока не остановилась на молодой мексиканке. В то же самое время она наняла и Джакоба Финнея.

Думаю, она договорилась с ним об этом задолго до того, как фургон прибыл в Лос-Анджелес и сама она поселилась в отеле «Белла Юнион», где ей пришлось жить первое время. Финней любил Калифорнию, и еще во время нашей поездки сказал однажды, что думает обосноваться здесь. Кто-то поинтересовался, чем он собирается заняться, и Финней ответил, что пока не знает, но подыщет себе какое-нибудь дело по душе.

Мисс Нессельрод платила ему двадцать пять долларов в месяц. Это было больше, чем он мог заработать ковбоем в Техасе.

— Что я должен буду делать? — спросил он у нее.

— Делай, что хочешь. Только будь здесь, когда мне понадобишься. А нужен ты будешь постоянно, — сказала мисс Нессельрод и добавила: — Помимо всего прочего, мне нужен человек неболтливый. Я хочу, чтобы ты не рассказывал никому о наших делах, но в то же время не выглядел слишком таинственным.

Первым делом она велела купить лошадей — для себя и Финнея. Потом приказала ему приобрести двух коров, чтобы всегда иметь свежее молоко, и кур, чтобы не было проблем с яйцами. Он сажал деревья, ухаживал за цветами и все время слушал, А утром за завтраком, а иногда и за ужином рассказывал мисс Нессельрод, что происходит в Городе Англичан, о чем болтают люди.

Она хотела быть в курсе новостей самых разных домов, салуна, ранчо, «Белла Юнион», вплоть до загонов разных владельцев. Но больше всего ей необходимо было знать, кто какими сделками занимается, что в данный момент продается, покупается, во что вкладываются деньги. И с этой целью она нередко наносила визиты. И слушала. И даже научилась отплясывать фантанго, но танцевала редко.

Она пила кофе с другими женщинами и вела светские беседы. Со стороны это была просто красивая молодая калифорнийка, проносящаяся время от времени по городу верхом на лошади, в элегантных костюмах, стоимость которых превышала иногда тысячу долларов. Не менее дорого стоили и седла на ее лошади.

После первых попыток закупки шкур морских выдр мисс Нессельрод начала увеличивать объемы этих закупок, стала приобретать шкуры медведей и другие меха. Но делалось все это втайне от других. Она сама никогда не появлялась во время заключения сделок, и невозможно было утверждать, что именно к этой сделке приложила руку мисс Нессельрод. Всем этим занимался Джакоб, хотя нередко она сидела неподалеку на лошади, внимательно прислушиваясь к ходу торгов. Между ними существовали особые сигналы для связи. Когда цена устраивала, мисс Нессельрод подавала условный знак.

За то время, как я стал жить в Лос-Анджелесе, она купила старый дом, использовавшийся под склад, и несколько акров земли на окраине города, где выращивался виноград и апельсины.

На следующий день после моего приезда мисс Нессельрод попросила меня почитать ей. Потом мы обсудили прочитанный рассказ. Она задала мне множество вопросов, хотя в основном это было скорее похоже на веселый разговор о героях книги, их характерах, одежде, вкусах. В течение последующих дней мы много разговаривали о Робинзоне Крузо, Айвенго, Робин Гуде — словом, обо всем, что я читал или узнал от отца. Как я понял, она пыталась проверить мои знания, если это можно было назвать знаниями.

— Ты помнишь, Ханни, Томаса Фразера? — спросила однажды мисс Нессельрод.

— Да, мэм. Это человек, делавший записи в блокноте, когда мы ехали сюда, на запад.

— Совершенно верно! А теперь он в городе и продолжает работать над своей книгой. Собирается открыть небольшую школу, и я думаю отправить тебя в его школу. Хотя он и знает твое настоящее имя, мы должны пойти на этот риск, потому что он хороший учитель и многому может тебя научить.

— Да, мэм, — внезапно вспомнил я. — А что произошло с мистером Флетчером?

Улыбка на ее лице сменилась презрительным выражением.

— Он тоже здесь. Мы несколько раз встречались с ним на улице. Знаю, он часто наведывается в Сан-Франциско.

— Мне этот человек не понравился тогда, мэм.

— Представь, и мне тоже. Когда я узнала его получше, стал не нравиться еще больше. А в последнее время этот мистер превратился в обыкновенного афериста. Обходи его стороной, Ханни, и подальше!

Позже, когда мы с Джакобом остались одни, я и его спросил про Флетчера.

— Да, он здесь. Плохой человек, Ханни, опасный! Флетчер теперь что-то вроде вожака у небольшой кучки головорезов, но до сих пор властям его не удается схватить за руку.

Джакоб помолчал немного, продолжая чистить лошадь, потом, положив руки на круп животного и отдыхая, сказал:

— Твой дед не часто появляется в городе. Его можно встретить на улицах, только когда он подъезжает по ним к своему дому, и каждый раз в окружении пяти-шести всадников... своих бандитов. Всегда на огромном, великолепном черном жеребце. Знаешь, думаю, если старик до сих пор управляется с таким конем, значит, способен еще на многое, поверь! Поэтому старайся не попадаться ему на глаза. Ты очень похож на отца, тебе это не раз говорила мисс Нессельрод, а индейцы считают, что и на мать тоже. Конечно, маловероятно, что вы встретитесь, тем более что обычно он ни на кого вообще не обращает внимания... Но, кто знает, ведь всякое может случиться.

Мисс Нессельрод проявляла и весьма незаурядный интерес к пустыне. Она много расспрашивала меня о ней, ее обитателях, моей жизни там.

— И тем не менее ты должен научиться навсегда забыть ее, Ханни: тебе ничего не известно о ней, — предостерегала мисс. — Хотя шанс слишком мал, что тема пустыни возникнет во время каких-то общих разговоров. Калифорнийцам пустыня кажется очень далекой, они ничего о ней не знают, да, пожалуй, и знать не хотят.

— Это одна из их проблем, — добавила мисс Нессельрод. — Их мир здесь, в Лос-Анджелесе. Иногда кажется, они думают, что другого вообще не существует. К несчастью для них, этот мир есть, и в нем живут люди далеко не бескорыстные.

Если калифорнийцу понадобятся деньги, он всегда хочет их иметь сейчас, сию минуту, о расплате не думает, расплачиваться за это будет потом. Он гордится своими землями и стадами. Калифорнийцы хорошие люди, но им скорее всего не дано понять, что придут иные времена и все это исчезнет. В один прекрасный момент они всего этого могут лишиться.

— Вы даете им взаймы?

— Да, но всегда предупреждаю о том, что сказала только что тебе. Они улыбаются, вежливо так слушают, не желая обидеть, благодарят. Ведь говорит женщина, поэтому сказанное всерьез они не принимают.

Да, они берут в долг под ежемесячные проценты, которые неизбежно растут. Когда же векселя надлежит оплатить, обе стороны не делают попыток погасить задолженность: тот, кто дал деньги, заинтересован в продлении зависимости должников. Финал почти всегда одинаков: проценты растут, и за относительно небольшие, взятые в долг суммы, люди расплачиваются тысячами акров своей земли.

Мисс Нессельрод помолчала и заговорила о другом.

— Твоим учителем будет Томас Фразер. Ты хорошо пишешь, а читаешь лучше многих взрослых, которых я знаю. Теперь ты должен хорошенько научиться считать и изучить географию. До поры до времени наши связи с внешним миром очень ограничены. Но в недалеком будущем какое-нибудь далекое государство окажется вдруг очень значимым для твоей страны или для твоего собственного дела. Помимо всего этого, Ханни, ты должен стать истинным гражданином своей страны, помогать ей настоящими делами.

Не сочти меня педантом, но мы должны всегда помнить: ничто в этой жизни не стоит на месте, все меняется. И ты либо понимаешь неизбежность этой диалектики и меняешься вместе с жизнью, согласно требованиям времени, либо пасуешь перед обстоятельствами, сдаешься на их милость.

Поэтому, Ханни, ты обязан войти в этот сложный мир с крепким здоровьем и трезвым рассудком.

Проснувшись на следующее утро, я не вскочил с кровати, как обычно, а лежа решил немного поразмышлять над событиями последних дней. Мой враг находился рядом, совсем недалеко отсюда. Что за человек наблюдал за нашим домом? С какой целью? Связано ли это со мной? Или с мисс Нессельрод? Кем была мисс до того, как приехала в Калифорнию? Почему пригласила меня к себе, посылает учиться в школу? По своей доброте? А может быть, из уважения к моему отцу? Или жалея и его и меня? Или причиной всему ее одиночество? Может быть, существуют и еще какие-то иные обстоятельства, вовсе мне неизвестные?..

В прочитанных романах, поглощаемых мною без меры, всегда существовал мотив, которым руководствовались в своих поступках герои. В жизни же я никак не мог понять, какая польза может быть от маленького мальчика незнакомой мисс. Скорее, наоборот, он может доставить ей немало лишних хлопот и проблем.

Одеваясь, я думал о школе. Сказать, что мне не хотелось идти туда, было бы неправдой. За свою недолгую жизнь я был знаком с несколькими ребятами моего возраста, но такие знакомства быстро кончались, поскольку мы с семьей часто переезжали с места на место. Поэтому Франческо, пожалуй, был единственным, кого я мог бы назвать своим другом. Несколько дней, проведенных когда-то в школе, еще при отце, не оставили в памяти приятных воспоминаний. Мои одногодки откровенно смеялись надо мной, удивлялись, что я разговариваю как старичок. Учителя, словно сговорившись, льстили, часто выражая раздражительность и подозрительность. Родители научили меня многим вещам, читали со мной «взрослые» книги. Поэтому в чем-то я разбирался даже лучше своих учителей, а в чем-то был сведущ меньше любого ребенка. Педагогов моя начитанность откровенно более нервировала, нежели радовала. Приходилось трудно, но мне все же больше всего хотелось учиться и дружить.

— Сегодня, — сказала однажды утром мисс Нессельрод, — мы пойдем покупать тебе новую одежду.

— У меня есть свои деньги, — гордо заявил я.

— Сколько же?

— Сто семь долларов. Их оставил мне отец.

— Спрячь эти доллары, Ханни, и никому не говори о них. В этом городе есть немало любителей, способных отнять и последний, единственный доллар. — Мисс Нессельрод о чем-то секунду подумала, потом сказала: — Возможно, мы вложим твои деньги вместе с моими в какое-нибудь дело. Никогда не бывает слишком рано учиться делать деньги, — улыбнулась она. — Многие знают, как добыть их, но не ведают, как приумножить то, что имеют. Крупные инвестиции, Ханни, всегда базируются на информации: чем больше тебе известно, тем лучше. Женщины, как правило, осведомлены о таких вещах подробнее, нежели иные мужчины могут себе представить. Просто их это не интересует, и они не умеют этим пользоваться. Иногда, находясь в женском обществе, они непринужденно болтают об этом, а я сижу и внимательно слушаю: кто что купил, что продал, чем в настоящий момент заняты городские власти...

Часто мужчины, желая поразить мое воображение, рассказывают, чего и каким путем они добились. Все это я тоже слушаю, Иоханнес, и запоминаю.

Запомни и ты одну вещь: когда вырастешь, никогда не говори женщинам, чем ты занимаешься, если, конечно, не хочешь, чтобы об этом узнали все. Та, которой ты в порыве откровенности что-то поведал, всегда может ненароком выболтать это другому человеку...

Внезапно мисс взглянула на меня, спросив:

— Иоханнес! А кем бы ты хотел стать? Какое дело тебе по душе?

Я еще не знал этого, в чем и признался честно, но ее вопрос поселил во мне беспокойство.

— Время еще не упущено, — успокаивала меня мисс Нессельрод. — Но чем скорее ты решишь, тем скорее можно будет строить какие-то планы на будущее. Очень важно иметь перед собой цель и работать для ее достижения. Потом, позже, если ты вдруг решишь, что хочешь заниматься чем-то иным, ты снова поставишь перед собой уже другую цель и начнешь обдумывать пути ее достижения. Кстати, Ханни, скажи, а чем занимался твой отец? Точнее, я хочу спросить, как он зарабатывал на жизнь?

Я не мог ответить на ее вопрос, потому что просто не знал. Какое-то время Верн работал в школе; еще, помню, — в редакции газеты. Мы часто переезжали, потому что, как говорил отец, даже когда мы жили на востоке, его пытались убить. Или ему это только казалось...

Не скрою, мисс Нессельрод озадачила меня. И я вспомнил еще: отец одно время занимался продажей лошадей, торговал и какими-то другими вещами.

— Интересно какими? То, чем занимался твой отец, Иоханнес, приносило очень небольшой доход. Но вы, кажется, жили небедно. И даже путешествовали. Отец заплатил за поездку в фургоне триста долларов: двести за себя и сто за тебя. Это крупная сумма! Не можешь ли ты припомнить что-нибудь еще? — По-видимому, у нее возникла какая-то идея, потому что тут же, не дожидаясь моего ответа, она попыталась мне помочь ответить на него. — Не было ли человека, к которому твой отец часто ходил? Или какое-то место, куда он время от времени возвращался?

Нет, ничего такого я не мог припомнить. В те годы я был совсем маленьким и сейчас мог восстановить в памяти лишь отдельные моменты, теперь не казавшиеся мне сколько-нибудь значительными.

Хотя мисс Нессельрод и обещала, что мы пойдем покупать одежду, но в лавку мы в тот день так и не попали. Вернувшись с ежедневной обязательной утренней прогулки верхом, она сообщила, что должен подойти портной и снять с меня мерку.

— Ты высок ростом, — удовлетворенно окинула она меня взглядом. — Поэтому, помня, что мы не должны оставлять никаких улик, пойдем с тобой на небольшую ложь относительно твоего возраста. Будешь всем говорить, Ханни, что тебе немного больше, чем есть: двенадцать лет. Это отведет от нас лишние подозрения, если твой дед вдруг ненароком что-то прослышит о тебе. В любом случае, — добавила она, — между твоим отцом и мной не было никогда никаких отношений, ведь мы даже не были как следует знакомы...

— За исключением фургона, — заметил я.

— Да, — согласилась она, вздохнув. — За исключением фургона.

Глава 20

Классная комната оказалась длинной, с низким потолком. Два окна ее смотрели на фруктовый сад, с другой стороны было еще одно окно, выходившее на пустой загон. Посредине стояли два стола и четыре скамейки.

В дальнем углу еще за одним столом сидел Томас Фразер, приподнявшийся при нашем появлении.

— Мисс Нессельрод? Очень приятно вновь встретиться! С вами Иоханнес?..

— Викери, — подхватила мисс Нессельрод. — Иоханнес Викери. Надеюсь, в его лице вы найдете прилежного ученика.

— Я веду уроки только четыре часа, понимаете, мадам? У меня есть собственная работа, поэтому школе я не могу уделять времени больше.

— Понимаю и уверена, вы не сможете не поразиться непреодолимому стремлению мальчика к занятиям. Сколько у вас сейчас учеников, мистер Фразер?

— В настоящий момент пятеро. Три молодые леди и два юноши. Иоханнес будет шестым.

— Прекрасно! Во сколько ему приходить завтра?

— В восемь часов утра. Сюда же.

Фразер проводил нас до двери. Еще во время путешествия он поражал меня своей худобой, но сейчас показался еще тоньше прежнего.

— Было очень приятно увидеть вас, мадам. Мы все вместе пережили такое приключение, его просто невозможно забыть.

Мисс Нессельрод улыбнулась своей прекрасной улыбкой.

— Время стирает воспоминания, мистер Фразер. Прошу об одном: научите Иоханнеса всему, чему сможете. Ведь мы с вами никогда не забудем, что никто из нас не доехал бы до Лос-Анджелеса, если бы не его отец...

Фразер неплохой человек, — говорила мне позже, когда мы возвращались домой, мисс Нессельрод. — Без сомнения, он пишет интересные вещи, но если хочет таким образом зарабатывать на жизнь, только писать — мало. Надо, чтобы его книги еще и продавались.

— Наверное, у него очень интересные рассказы, — предположил я.

— Не сомневаюсь, несколько экземпляров его книг продаются даже в моей лавке, но что побудит их купить? Понимаешь, что-то должно заставить человека сначала зайти в лавку, а потом из всех продающихся выбрать именно книгу Фразера. Уверена, он чем-то должен сначала вызвать интерес читателей, и только потом его произведения будут поддерживать этот интерес.

Мы шли по улице, пешеходная дорожка кое-где была выложена досками, но большей частью она представляла собой твердо утоптанную землю или песок. Там и тут под ногами попадались плоские камни, брошенные сюда, чтобы облегчить путь пешеходам во время дождей и непогоды, после которых всюду стояла непролазная грязь.

По дороге мы зашли в книжную лавку мисс Нессельрод. Она размещалась в небольшом здании, вклинившемся между самым крупным магазином города и магазином по продаже седел. На полках стояло всего несколько книг, на столах в беспорядке разбросаны газеты и журналы, на огне закипала в кофейнике вода.

— Скоро у нас будет книг намного больше, чем сейчас, недавно я заказала целую партию. — Мисс Нессельрод сняла шляпку и положила рядом с зонтиком. — Ты хочешь помочь мне, Иоханнес? Тогда осмотрись и реши, что, по-твоему, тут надо изменить, улучшить.

— Вы продаете книги?

— Конечно, но здесь также размещается и читальня.