ИнтерКыся (№1) - Дорога к звездам

Привалился я так (с понтом) ласково к ноге «моего» мужика, присел скромненько на хвост, даже муркнул чего-то, мужик и растаял. Только нагнулся, хотел в умилении погладить меня (чего я, кстати, не перевариваю!), я ка-а-ак со всех четырех лап сигану вверх – прямо с железного пола в кабину на водительское сиденье! А это метра два с лишним в высоту…

Они оба так и ахнули! Бросились тушёнку открывать, котлетки куриные домашние распаковывать, колбаска такая, колбаска сякая, «мой» литровый пакет молока откуда-то приволок… Гуляй, Мартын, во все завёртки!

Разные имена, клички мне придумывают, потрогать норовят…

Ну, я особенно морду не стал воротить. Я, слава Богу, тоже не пальцем деланный, как говорит мой Шура Плоткин. Тоже знаю, где, как говорится, лизнуть, а где и тявкнуть.

Выпили они за меня вдвоём две бутылки коньяка, закусывали вместе со мной – что я, то и они. Из их трепотни я понял, что мы плывём по Балтийскому морю в Германию. А уже оттуда – кто куда. Мы с «моим» вроде бы потом через всю страну в какую-то Баварию поедем. А тот, который во мне Кота признал, Лысый, вместе с нами только до Нюрнберга…

Тут подошло время их ужина. Они всё прибрали, оставили мне на полу кабины молока в плошке, приспустили стёкла для свежего воздуха и заперли меня. Чтобы я никому, из команды теплохода на глаза не попался.

А то начнутся расспросы – чей Кот, что за Кот?! Откуда? Почему на него документов нет? Куда смотрел санэпидемконтроль? Вечно с этими бывшими «совтрансавтовскими» водилами всякие заморочки! Они теперь на частные фирмы молотят, валюты у них немерено, так они совсем оборзели – своих Котов за границу отдыхать возят! И пошло-поехало…

Так что ты, Кыся-Барсик-Мурзик, уж лучше в кабине посиди, не отсвечивай. Дрыхнуть можешь, где хочешь: хоть здесь на сиденьях, хоть в подвесную коечку забирайся. Вот тут, за занавеской… Ну а уж если я какую бабу там наверху заклею и в машину приведу – не обессудь, извини-подвинься, я тебя с коечки обратно на сиденье ссажу… А то в каюте мы из экономии по двое, и многие бляди, особенно иностранные, при постороннем не желают, суки. Приходится в кабины своих грузовиков водить. А я тебя потом, Мурзик-Барсик-Кыся, ночью в сумке на палубу вынесу и море покажу… Так что ты, Кыся, не боись – одиночество тебе не грозит. И ушли. Вообще-то они ещё что-то говорили, и на какую-то долю секунды мне вдруг показалось, что от низкого крепыша с лысиной, который во мне Кота признал (видать, с пережору причудилось), – что от него идёт слабенький такой запашок кокаина. От его куртки и штанов. Да нет… Не может быть. Скорее всего – причудилось…

* * *

Меня от обжорства (полагаю, на нервной почве – денёк-то был ой-ой-ой!) так раздуло, что я и впрямь стал похож на беременного. Лежу на сиденье, отдышаться не могу. Мысли всякие лезут…

Шура Плоткин из головы не выходит. Ну, вернётся Шура из Москвы, эта дурёха, которую он оставил за мной присматривать, скажет ему, что меня уже несколько дней нет дома, что телефон не работает. Хорошо, если у него приняли в Москве рукопись… А если не приняли? И меня дома нет. И телефон не работает. Что тогда? Ну, трахнет он разок для порядка эту любительницу кошачьего хека и телефонных разговоров, даст денег на таксярник и отправит восвояси. И сядет меня, ждать. И ещё пару дней будет спокоен. Я его приучил к этому. Я иногда дня три-четыре гуляю, и Шура не нервничает. Он про меня всё знает и не волнуется. Жру я во время таких загулов обычно в шашлычной нашего районного торгового центра – меня там знают как облупленного. По помойкам я не лазаю, крыс не ловлю. Меня от одного их запаха тошнит…

Но однажды дохлая крыса сослужила мне прекрасную службу! Я был в трехдневном загуле, почти ничего не жрал, трахался, как сумасшедший, и пару раз подрался – со своими Котами сцепился и с какой-то посторонней Собакой. Да так, что потом пришлось в котельной торгового центра чуть не сутки отлёживаться! Не идти же домой в таком виде. С Шурой же худо будет …

И мой приятель, бесхвостый Бродяга, снова принёс мне дохлую крысу подкрепиться. Всё надеялся приучить меня к ним. А на втором этаже торгового центра шашлычная. И из неё пахнет – обалдеть можно!..

Я, когда немного оклемался, взял эту дохлую крысу, поднялся с ней в шашлычную со стороны кухни, аккуратненько просунулся в какой-то их предбанник, положил крысу перед собой и сел.

Бежит мимо молодая девка в чёрном клеёнчатом переднике чуть не на голое тело, тащит гору грязной посуды. Увидела дохлую крысу, как заорёт на всю шашлычную! Кухня сбежалась на крик, кладовая, разделочная, посудомойка… Даже шеф-повар Сурен Гургенович. Даже два бандита, которые охраняли эту шашлычную, и те прибежали с пистолетами в руках. Картинка маслом!

Все столпились вокруг меня и дохлой крысы, ахают, руками машут, а я сижу себе так невзрачненько, головку опустил, умываюсь, усы лапой разглаживаю, дескать: «Что вы… Какие пустяки. Не извольте беспокоиться – я для вас всех крыс в мире переловлю»…

Сурен Гургенович так задумчиво говорит:

– Значить, у нас появились крысы… Значить, может приехать санэпидемстанция… Значить, всё посыпют ядохимикатами, а нас закроют… Или возьмут с нас столько долларов, что мы потом кровью кашлять будем.

У нас теперь всё почему-то на доллары…

– Значить, этого нельзя допустить, – говорит Сурен Гургенович. – Каждый сам понимает. Значить, нам нужен этот Кот!!! Крысу выбросить, Кота накормить! В нём наше спасение. Вот что это значить!!!

С тех пор я изредка приношу в эту шашлычную дохлую крысу имени моего друга Бродяги и тем самым подтверждаю свою беззаветную службу Сурену Гургеновичу, его шашлычной и всем остальным жуликам, которые здесь работают. Даже Бродягу сюда приводил кормить. А прошлой зимой у меня был длительный, почти двухнедельный роман с одной Кошечкой – она сейчас эмигрировала по еврейской линии, – так мы туда вдвоём жрать ходили. И все это воспринимали как должное. А крыс в этой шашлычной отродясь не было! Это я их туда носил.

Господи, как мысли скачут… Бедный Шура! Три, от силы четыре дня он будет спокоен, а уже на четвёртый он помчится искать меня по всему району!.. Он же просто с ума сойдёт от горя… Работать не сможет… Он мне уже раз сто говорил, выпуская меня на улицу:

– Мартышка, вот ты уходишь, а ведь я без тебя ничего не могу сочинить. А если я не смогу сочинять – мы останемся без заработка. Ты ещё пожрёшь в своей шашлычной, а я куда денусь без денег? Я могу умереть с голоду. Так что ты уж, пожалуйста, сильно не задерживайся – одна драка, две Кошки и всё! Договорились? Помни, что ты моя Муза, Мартын…

Боже мой, что же делать?! Ведь если я правильно понял из разговора этих «водил», как они сами себя называют, именно мы, с «моим» джинсовым, будем три дня плыть до Киля, два дня пилить до Мюнхена, там разгрузимся у какого-то Сименса и, возможно, отдадимся этому Сименсу во фрахт. То есть станем работать на Сименса, потому что мы, русские, для Сименса гораздо дешевле, чем их собственные немецкие водилы. Тогда мы задержимся в Германии ещё недели на три-четыре… Потом снова загрузимся у Сименса в Мюнхене и вернёмся в Киль. Там въедем на наш теплоход и поплывём домой. Это ещё почти трое суток. Короче, дома меня не будет, значит, около месяца? Или того больше… Мама родная!.. Что же это с Шурой-то будет?!

Я чуть не расплакался… Я представил себе исхудавшего, небритого Шуру Плоткина, одиноко лежащего на своей широченной тахте. Он её почему-то «станком» называет… Невидящими глазами Шура смотрит в потолок и шепчет слабым-слабым голосом:

– Мартынчик, где ты?.. Мартышка, единственный мой… На кого ты меня покинул?..

В квартире срач, грязная посуда со ссохшимися объедками горой громоздится в кухонной раковине. Пишущая машинка покрыта толстым слоем пыли, а клавиатура затянута паутиной… Телефон не работает… Отопление и свет выключены за неуплату по счетам… Один раз у нас уже было такое.

А с тахты несётся тихое:

– Где ты, Мартын? Я не могу жить без тебя… Я погибаю, Кыся! КЫСЯ!!! КЫСЯ!..

* * *

…Что такое?! Что за «КЫСЯ»?..

Я в сонном оцепенении открываю глаза.

– Кыся… Барсик! А у нас гости!.. Ишь, заспался… Ну-ка, познакомься с тётей. Тётю зовут… Слушай, как тебя зовут? Кыся спрашивает… Да, Кыся? Она по-нашему ни хрена не тянет! Я с ней исключительно по-немецки. Ви дайне наме, майне либер медхен?

Оказывается, Шура мне приснился. И квартира наша, и кухня – всё было во сне…

А сейчас по кабине гуляет свежий воздух, одна дверь распахнута, и мой временный приятель Водила – изрядно уже пьяненький, в костюмчике, галстучке и рубашечке, подсаживает в кабину, не поверите, совершенно ЧЁРНУЮ девицу!!!

Вот это да!.. Вот таких у нас с Шурой ещё не было!

– Я тебя спрашиваю, ви дайне форнаме, бля?.. – упрямо повторяет Водила. – Извини, забыл.

– Айм но эндостайн, – говорит чёрная и повисает на Водиле.

– Ногу-то выше поднять можешь? – спрашивает у неё Водила и сам своей рукой задирает ей ногу на высокую подножку кабины грузовика.

Потом берёт её за пышный зад и легко впихивает девицу прямо в кабину. Она начинает хохотать по-своему и падает прямо на меня. Я еле успеваю из-под неё выскользнуть. Водила тоже влезает в кабину и захлопывает за собой дверь. Чёрная девушка тут же с хохотом начинает расстёгивать ему ширинку брюк.

– Да погоди ты, торопыга… – стыдливо поглядывая на меня, бормочет Водила. – Дай хоть окна занавешу… Не ровен час увидит кто… Неудобно же! Ну, вартен, вартен, кому говорю…

Водила задёргивает занавески на боковых окнах кабины, опускает плотную шторку на лобовом стекле и включает верхний плафон. Мягкий свет растекается по кабине. Теперь мы трое отделены от всего остального мира.

– Вот, познакомьтесь… Дарф их форштелен… – медленно и громко говорит Водила и показывает на меня пальцем. – Дас ист майне Кыся… Просекла? В смысле – ферштеен?.. Кыся!.. А ты кто?

И Водила потыкал пальцем в грудь этой черненькой. Та поняла это по-своему и тут же сбросила с себя маечку типа лифчика, юбочку, величиной с носовой платок, и какие-то кукольные трусики.

– Да нет. Не то. Хотя и это сгодится, – сокрушённо сказал Водила. – Повторяю… Дас ист майне Кы-ся-а-а! Кыся, ебть, сколько раз говорить?! А ты? Ви хайст ист ду?!

Он снова ткнул пальцем в плечо черненькой. Та вдруг догадалась, о чём он её спрашивает, и снова звонко расхохоталась:

– Сузи! Су-зи!..

– Точно, Сузи… – несколько растерянно повторил Водила. – Ты же ещё в баре говорила… Сузи. Вот теперь – порядок! А это мой Кыся…

Но Сузи не обратила на меня никакого внимания, воскликнула не по-нашему «Ах!..» и двумя руками сама вытащила из штанов Водилы его…

Ну, ладно, ладно… Не буду! Я же знаю, что у Людей это почему-то считается неприличным, постыдным. Хотя что тут неприличного – убей Бог, не пойму. Одна из частей тела и всё. Вы же носа своего не стесняетесь? Или, к примеру, руки, уха… Дикость какая-то!

Тем более что Сузи вытащила из штанов Водилы ТАКОЕ, что, как говорит Шура Плоткин – «ни в сказке сказать, ни пером описать»! ТАКОГО не стесняться надо, а гордиться ИМ!..

Уж на что мой Шура был силён по ЭТОЙ линии, но при всей моей любви к нему я должен быть объективным: то, что сейчас держала в своих черненьких руках с розовыми ладошками Сузи, – ЭТО превосходило ШУРИНО намного. ЭТО, я вам скажу, было – НЕЧТО!!!

Сузи увидела, ЧТО она вытащила, и обмерла!.. А потом как заорёт на весь наш огромный автомобиль:

– Ооо-о-о!..

Наклонилась над НИМ… Хорошо, хорошо! Сказал же – не буду.

Водила глаза прикрыл, стонет, хрипит, шепчет мне по-русски:

– Смотри, Барсик… Это надо же?! Негритяночка… Угнетённая, можно сказать, раса, а что вытворяет!.. И как?! Потряс!.. Ой, бля, «Хижина дяди Тома»!.. Ну всё, счас кончу!..

Посмотрел я немного на это всё – чувствую, сам начинаю заводиться. Да пошли вы, думаю, к чертям собачьим! Вам хорошо, а мне где искать Кошку посреди Балтийского моря?!

Подлез под боковую занавеску, встал на задние лапы, вцепился передними за край слегка приспущенного стекла, подтянулся, пролез в щель и выпрыгнул из кабины.

Послушал, как что-то гудит под тёплым железным полом, как Водила из кабины уже чуть не в голос вопит:

– Ну, Сузи!!! Ну, ебть!.. Ну, всё!.. Ах, ты ж моя кыся!..

Видать, меня стеснялся, пока я был в кабине…

Этот Водила мне определённо нравился. Жаль только, что он с кокаином связался. Шура мне ещё тогда, когда был случай с той маленькой актрисой детского театра, говорил, что это очень опасная штука! Как валерьянка для Котов, только намного страшнее.

А может, мой Водила действительно и сам не знает, что у него среди тяжеленной фанеры в «шаланде» спрятано! Интересно, могу я ему чем-нибудь помочь?..

Не сейчас, конечно. Судя по тому, ЧТО я видел, сейчас он и сам прекрасно со всем справится. Потом, когда мы с ним один на один останемся. Время вроде ещё есть – они сами говорили, что до Киля нам ещё топать двое суток…

Да! И ещё одно… Почему от того квадратненького Лысого, который при первом знакомстве во мне сразу же Кота признал, тоже шёл запашок этого… Как его?! Тьфу, чёрт… кокаина! Вполне вероятно, что и Лысого надо предупредить.

От моего Водилы кокаином не пахло – тут я голову кладу на плаху. Значит, он к нему не прикасался. Следовательно, кто-то другой к нему в фургон это погрузил. А от того квадратненького слабенько, но тянуло кокаинским порошком. Почему?

Да нипочему! Залез в фургон груз проверить, передвинуть что-нибудь, а там где-то тоже засунуты пакетики с кокаином. Он там повозился, где-то нечаянно коснулся лапой… рукой то есть, – вот тебе и запах!

Но он, к несчастью, Человек. Так сказать, существо, я не утверждаю – низшей ступени, а так себе – средненькой… Ну, чуть выше. И он этот запах абсолютно не чувствует. Ну не дано ему! Обделила его Природа-матушка, как говорил Щура Плоткин.

А я Кот. Я – существо Высшего порядка. И мне доступно то, о чём Человек даже понятия не имеет. Поэтому мой долг чести – попытаться уберечь этих двух Водил, (моего и того – Лысого) от возможных неприятностей! Я очень хорошо помню, как Шура говорил, что кокаин во всём мире преследуется…

И я решил прошвырнуться между машинами, найти грузовик Лысого и малость его пообследовать.

* * *

Как обычно МЫ ищем то, чего никогда и в глаза не видели? Я не собираюсь утверждать, что у Котов всё построено на некой таинственно фантастической интуиции, ниспосланной им Высшими силами.

Конечно, нужна хотя бы маленькая, буквально микроскопическая зацепка. Ну, например. Любой неодушевлённый предмет обязательно несёт отпечатки запахов Людей, соприкасавшихся с этим предметом.

Значит, нужно постараться припомнить характерные запахи Водил и выделить из них запахи, присущие только тому квадратненькому Лысому.

Дальше, как говорит Шура, дело техники. Бережно сохраняя в памяти запахи одного Лысого, уже ничего не стоит обнаружить любой предмет, с которым этот Лысый когда-либо контактировал.

Естественно, я слегка упрощаю процесс. Но делаю я это совершенно сознательно, чтобы излишне не унижать Людей, читающих эти строки. Не заставлять Людей вторгаться в области, чуждые их пониманию.

Нужно признаться, что мы, Коты, сами не всегда ясно понимаем происходящее с нами. Объяснить, откуда я знаю, лёжа в кресле в запертой квартире, что в эту секунду мой Шура Плоткин подходит к нашему дому, я не могу при всём желании. И Шура не может!

А уж если чего-то не может Шура Плоткин – значит, всё Человечество просто ещё не доросло до понимания этих явлений.

Через пятнадцать минут шатания неторопливым прогулочным шагом под десятками гигантских автомобилей, больших и маленьких автобусов и доброй сотни легковых машин самых разных марок я обнаружил грузовик Лысого.

Как это произошло – объяснить сложно. Запахи Лысого были крайне невыразительными, если не считать очень слабенького запаха кокаина, которого на его грузовике, как оказалось, вообще не присутствовало. Но мне ОЧЕНЬ нужно было найти грузовик Лысого! И в какой-то момент я вдруг почувствовал, как нечто необъяснимое ведёт меня в направлении, которое я уже сам не контролирую…

Что это было? Зов?.. Интуиция?.. Предвидение? Что это была за сила, точно приведшая меня к грузовику Лысого?! Говорю честно: понятия не имею!

Шесть лет тому назад, когда я был ещё совсем Котёнком, мой Шура Плоткин разошёлся со своей женой. (Кстати, я совершенно забыл, как она выглядит!..) При разделе имущества я оказался в одной компании с телевизором, холодильником, стиральной машиной, посудой, постельным бельём и мягкой мебелью у жены.

Щуре достались только книги, которые, слава Богу, его жена не читала, и старая раздолбанная пишущая машинка «Москва», на которой Шурина жена, к счастью, не умела печатать.

Со всем отвоёванным хозяйством и мной бывшая жена Шуры переехала на другой конец города – на Обводный канал, угол Лиговки, и счастливо зажила там с одним поразительно глупым Человеком.

На второй день я ушёл от них к Шуре.

Так вот, я до сих пор не имею понятия, каким образом я прошёл тогда через весь Ленинград, шёл почти неделю, добрался наконец до проспекта Науки, нашёл Шурин дом, нашёл его квартиру и в изнеможении сел под его дверью…

* * *

Короче, отыскал я грузовик Лысого, пролез в него таким же способом, что и в грузовик моего Водилы, и стал обследовать содержимое фургона самым тщательным образом.

Как я уже говорил – никакого присутствия кокаина. Запаха алкоголя – сколько угодно. Кокаина – ни в малейшей степени. Фургон Лысого чуть ли не доверху был забит сотнями картонных коробок с водочными бутылками. По всей вероятности, при погрузке пара бутылок разбилась, упаковки промокли, и сейчас в фургоне стоял хорошо знакомый мне запах «Столичной» водки.

Причём должен отметить, что при всём моём неприятии алкоголя этот запах был на несколько порядков благороднее и лучше, чем запах «Столичной», которую Шура покупает в петербургских ларьках и магазинах.

Помимо алкогольных запахов, я обнаружил, повторяю, очень невыразительные запахи Лысого, чьи-то ещё (вероятно, грузчиков…) и запах незнакомых мне денег вперемежку с запахами сотен неизвестных Людей, когда-либо державших эти деньги в своих руках…

Запах этот шёл от одной из верхних коробок, и не успел я сообразить из какой, как вдруг услышал негромкие шаги и уже в следующую секунду увидел, как Лысый отстёгивает заднюю брезентовую полсть фургона.

Откинув её в сторону, Лысый осторожно огляделся по сторонам, убедился, что его никто не видит, и очень ловко вскочил в фургон, плотно задёрнув за собой заднюю брезентовую полсть.

Я подумал, что мне лучше и безопаснее всего не информировать Лысого о своём присутствии в его фургоне и не бросаться к нему навстречу с радостным мурлыканьем. Я затаился между коробками, сохраняя превосходную возможность обзора. И побега.

Лысый вытащил из кармана куртки маленький фонарь (вот оно, несовершенство Человеческих возможностей! Мне, например, фонарь в темноте – как рыбе зонтик…) и полез наверх под самый брезентовый потолок, откуда, как мне казалось, и идёт запах незнакомых мне денег.

И действительно. Лысый нащупал одну из верхних коробок, перевернул её, отклеил со дна коробки первый слой картона и вынул оттуда две нетолстые пачки зелёных денег. Я присмотрелся – доллары.

Вот доллары я даже очень хорошо знал, Один Шурин Знакомый ещё по армии, а потом и по университету, быстро разбогател. Как говорил Щура – «на первой клубнике и ранних помидорах». Помню, как этот Знакомый несколько раз приезжал к нам с зернистой икрой, которую я не ем, и с французским шампанским, которого не пьёт Шура…

Этот тип был шумным, наглым и хвастливым, и я видел, что Шуре он неприятен. Когда он уходил от нас, Шура всегда что-то вяло мямлил мне об «армейском братстве», о «студенческой дружбе», ещё что-то очень маловразумительное, во что Шура, по-моему, уже давно и сам не верил.

Потом Знакомый решил свалить в Америку. Купил документы, будто бы он еврей и жутко страдает от антисемитизма – что было абсолютно беззастенчивым враньём: достаточно было посмотреть на его рязанскую харю, – и получил из легковерной Америки вызов, как он теперь выражался, «на всю мишпуху».

Бывшему генералу КГБ, ныне Президенту огромного банка, он загнал свою роскошную Комаровскую дачу, бывшему второму секретарю горкома партии, ныне Генеральному директору совместного российско-шведско-германского предприятия, он продал квартиру на Невском, а «Волгу» – какому-то рыночному боссу. И в ожидании визы поселился у кого-то за городом. Сто тысяч долларов он сумел переправить, как он говорил, «за бугор», а остаток в тридцать пять тысяч привёз к нам и передал их на хранение Шуре Плоткину, заявив, что такую сумму он может доверить только Моему Шуре. Ибо все остальные его друзья – жулики и прохвосты!

– Я не государства боюсь, не ментов, – сказал он тогда Шуре. – На сегодняшнее государство я болт положил, а ментов покупаю, как хочу. Я боюсь обыкновенного пошлого рэкета. Они за пять долларов кому угодно глотку перережут. А тут – тридцать пять тысяч!..

– М-да… – сказал тогда Шура и посмотрел на меня.

– Представляешь, Шурик, как они будут из меня эти доллары вытряхивать?! Раскалённым утюгом по спине, иголки под ногти, за ноги подвешивать…

– А ты хочешь, чтобы это всё досталось мне, да? – рассмеялся тогда Шура. – И утюг, и иголки, и за ноги…

– Шурка! Ну не сходи с ума!.. Ну что ты сравниваешь? Кто ты, и кто я?! У меня же на всех рынках места откуплены – на Кузнечном, на Сытном, на Некрасовском, на Торжковском, на Калининском… Что же ты думаешь – Люди не понимают, сколько это стоит и что за этим стоит?! А у тебя, Шурик, извини, конечно, эти бабки никто искать не станет. Кто тебя будет принимать всерьёз?

– Мартын! – тут же ответил ему Шура.

– Верно. Разве что Мартын. А за мной охота идёт, как за соболем!

– Ладно, «соболь», – сказал ему тогда Шура, и я увидел, что ему всё это жутко не нравится! – Оставляй свои деньги и вали к ебене матери. Мне работать надо. Заберёшь, когда захочешь. Всё. Чао!

Причём весь этот разговор происходил именно в то время, когда, у нас с Шурой денег даже на хек не было, а задолженность за газ, воду, электричество, телефон и квартиру «превысила всякие допустимые пределы», как нам заявили на собрании нашего жилищного кооператива.

Тридцать пять тысяч этого тошнотворного Типа у нас месяца два пролежали. Так что у меня было достаточно времени насмотреться на доллары…

* * *

…Даже без нижнего куска картона коробка с водкой казалась нетронутой – как на фабрике запаковали. Никаких нарушений! Просто к низу коробки был прилеплен ещё один кусок фальшивого дна, а между настоящим и фальшивым лежали доллары.

Лысый лёг на спину прямо на верхние коробки, расстегнул джинсы, словно собирался раздеться и лечь спать. Оказалось, что к внутренней стороне пояса джинсов у Лысого был пристрочен длинный мешочек с застёжкой-липучкой, величиной как раз с формат долларовой бумажки.

Лысый аккуратно сложил деньги в одну пачку, спрятал их в этот внутренний «карман», снова надел на себя джинсы, затянул ремень и стал слезать вниз. Я поглядел – ну нипочём не скажешь, что у него на животе доллары спрятаны! Ай да Лысый…

Я дождался, когда он выберется из фургона, когда зашнурует брезентовые полсти, когда затихнут его удаляющиеся шаги, когда закроется за ним водонепроницаемая тяжеленная дверь автомобильного трюма, и только тогда вылез на свет Божий.

Естественно, я поспешил к своему грузовику – авось Водила уже закончил упражнения с этой Сузи и я наконец смогу обратить его внимание на нежелательное присутствие кокаина в нашем фургоне.

Был бы Шура на месте Водилы – проблем вообще не было бы. У нас с Шурой прочная многолетняя телепатическая связь. Я его понимаю с полуслова, он меня – с малейшего движения кончика моего хвоста. Вот это контакт!

Кстати, об этом много писал английский доктор биологии Ричард Шелдрейс, книжку которого мне Шура как-то читал. Вокруг теории доктора Шелдрейса до сих пор идут разные идиотские споры – возможна такая связь или нет? И Шура, помню, даже собирался написать статью в защиту теории этого доктора. Но ему в редакции сказали:

– Да вы что, Плоткин! О котах!.. В те дни, когда вся страна…

Короче, статьи Шура так и не написал.

А вот как мы теперь с Водилой дотолкуемся – я совершенно не представлял себе. Но то, что я это обязан сделать, – тут у меня не было никаких сомнений!

Подбегаю к нашему грузовику – не тут-то было! Из кабины несутся такие крики Сузи, такое рычание Водилы, так откровенно торчит голая черненькая ножка нашей гостьи из бокового окна кабины, а вся кабина так мягко и ритмично покачивается из стороны в сторону, что я решил отложить наш разговор до утра и поспешил прочь, потому что снова стал заводиться со страшной силой!

Ах, рыженькую бы мне ту сейчас!.. С пушистым хвостиком!!! Я бы её, стервочку!.. Ой, батюшки, что же делать?! Так приспичило – спасу нет!!!

Бегу, бегу под машинами подальше от нашего грузовика и вдруг слышу – кто-то неподалёку тоненько поскуливает!..

Ну-ка, ну-ка… Кто это там и на что жалуется? Встал как вкопанный. Прислушался. Скулёж идёт явно из какой-то легковой машины. Покрутил башкой, пошевелил ушами – точно! Вон из того серебристого «мерседеса»!

То, что это был «мерседес» – я даю хвост на отруб! Это я в грузовых автомобилях ни черта не смыслю, а в легковых – будьте-нате… Шура всю жизнь так хотел иметь свою машину, что даже меня всем маркам легковушек выучил!

Прыгнул я на капот серебряного «мерседеса», гляжу, на заднем сиденье лежит крохотная Собачонка – впятеро уменьшенная копия Добермана-Пинчера. Лежит, мордочку вверх задрала и поскуливает от тоски и одиночества. Причём явная Сучка…

Увидела меня через стекло, испугалась, вскочила на свои тоненькие ножки и затявкала со страху. А затявкала-то – ну просто помереть со смеху! Стёкла у «мерседеса» все закрыты. Чем же она дышит там, бедняга, думаю?

Вспрыгнул с капота на крышу машины, смотрю, а там такой люк в крыше открыт. Для Кота или Кошки такой люк – самое милое дело.

Один прыжок без напряга – и гуляй, не хочу… А Собачонка, да ещё такая плюгавенькая, ни в жисть не допрыгнет. Вот хозяева её без боязни и оставили. Наверное, чтобы не платить за неё в Собачье-Кошачьей гостинице. Водилы, когда пили за моё здоровье говорили, что на каждом таком теплоходе есть гостиница для путешествующих Котов и Псов. И стоит – будь здоров! Исключительно в СКВ…

Бедная Собачонка трясётся от страха, тявкает каким-то детским голосом, ножки у неё дрожат, попкой забилась в угол… Ещё бы! Я же раза в два больше её и тяжелее раза в три. Ну, как мой Водила против той черненькой Сузи.

А ну-ка, подумал я, чем чёрт не шутит, когда Бог спит! Какого рожна я должен придерживаться каких-то расовых предрассудков?! Водила же не придерживается – вон как негритяночку охаживает!..

Шура мой, помню, однажды китаянку заклеил. Правда, на вторую ночь выяснилось, что она чистокровная киргизка с Иссык-Куля, но её дядя по матери – уйгур. Помесь казаха с китайцем. И живёт за Талгарским перевалом. А это уже Китай.

Короче, она плела такую несусветную чушь, что Шура в полном восторге купил ей на наши последние деньги билет на поезд и отправил её в Киргизию…

Вот и я решил разрушить все межвидовые границы к чёртовой матери! Тем более что эта малышка была достаточно элегантна и симпатична даже по строгим Кошачьим меркам.

Я спрыгнул вниз на заднее сиденье, вытащил её лапой из угла, обнюхал, как положено, а она вдруг – шмяк на спину, лапы в стороны, и как задышит, как задышит!..

А у меня в ушах ещё вопли черненькой Суэи, рык моего Водилы, запахи совершенно определённые, эти… Ну, как их? Половые! Голова кругом идёт!

И, что самое поразительное, чувствую – Собачонка-то сама хочет! Ну надо же!.. Наверное, такое ни одному биологу, ни одному доктору Кошачье-Собачьих наук и во сне не приснится!

Уж и не помню, как я её перевернул, прижал всем своим весом к «мерседесовским» подушкам, ласково так, легонько прихватил зубами за шкирку и….

Как и было обещано – в подробности не вдаюсь Одно могу сказать: это было так здорово, что и не высказать!!! Ласковая оказалась – очень многим нашим Кошкам поучиться.

Мы потом валялись у неё в машине – она рассказывала мне, что я, дескать, у неё первый… Хозяева ей ЭТО не разрешают. Боятся, что ЭТО может её испортить, а она очень дорого стоит. А ей ЭТО очень даже необходимо, потому что время идёт, возраст поджимает, она становится нервной, слезливой, вспыльчивой. Аппетит пропадает. Спит плохо. Но уж если спит, то урывками, и сны всю дорогу исключительно про ЭТО. Она три раза уже видела ЭТО у Людей, два раза у Собак и один раз у Кроликов. И с тех пор только об ЭТОМ и думает… Так что если я не очень устал, то не смог бы я сделать ЭТО ещё один раз?..

– Об чём речь!.. – говорю я словами Шуры Плоткина. – Какие проблемы?! Желание дамы – закон для джентльмена!

И ещё пару раз ЭТО сделал.

* * *

…Лежим, отдыхаем. Я смотрю, между передними сиденьями из-под коврика выглядывает краешек чего-то жёлто-блестящего.

– Слушай, Дженни, – говорю я.

Её, оказалось, Дженни зовут…

– Слушай, Дженни, – говорю. – А чего это там под сиденьем валяется? Во-он блестит, видишь?

– А это Его зажигалка, – говорит Дженни. – Между прочим, золотая. Тяжёлая, кошмар! Я пробовала её вытащить оттуда, но мне это оказалось не по силам. Да я и не очень старалась… Он из-за этой зажигалки устроил такой хамский скандал в вашей «Астории», что двух горничных, которые убирали наши апартаменты, уволили по подозрению в воровстве, а дежурную по этажу перевели в горничные.