ИнтерКыся (№1) - Дорога к звездам

Я вот уже две недели здесь, в Оттобрунне, а ведь Эрих всего один-единственный раз куда-то смылился вечерком на пару часов, а когда вернулся – от него ЭТИМ самым ТРАХАТЕЛЬНЫМ ДЕЛОМ пахло.

Да разве б мой Шура вынес такое длительное воздержание?! Да ни в жисть, как сказал бы Водила. Да и сам бы Водила тоже…

Так что вряд ли Эрих-Готфрид Шрёдер с одной рюмки запьёт на неделю. Тут, наверное, я могу быть абсолютно спокоен.

– Ну что ж, – сказал я ему, – если у тебя есть немножко валерьянки…

* * *

Не скажу, что этой ночью мы с Эрихом так уж сильно надрались, но утром, когда Хельга растолкала и вытащила нас обоих из-под одного одеяла, наши головы – и у меня, и у Эриха – были очень даже бо-бо!

Как обычно в таких случаях философски замечает Шура Плоткин: «Чем лучше с вечера, тем хуже утром…»

А с вечера было действительно симпатично. Эрих принёс для себя начатую бутылку дешёвого виски, лёд и минеральную воду. Для меня – пузырёк валерьянки, а на закуску целое блюдце сырого мясного фарша, уже размороженного и приготовленного Хельгой на завтра для обеденных котлет.

Кончилось тем, что, выкушав полбутылки виски под одну минеральную воду, Эрих посреди ночи дико захотел жрать! Что меня лишний раз убедило, что алкоголизм ему не грозит.

Тогда я решил научить Эриха делать настоящий «татарский бифштекс», о котором он даже понятия не имел!.. Хотя чего тут удивительного? Я, например, всю жизнь прожил в Ленинграде и Санкт-Петербурге и тоже ни разу не был в Эрмитаже.

Короче, в половине четвёртого утра я послал Эриха на кухню за солью, соевым соусом, одним сырым куриным яйцом, половинкой солёного огурчика и четвертушкой луковки. Сардинки, которая была очень даже хороша в «татарским бифштексе», как говорил Водила, в доме не оказалось, но зато Эрих притащил в постель весь остальной фарш, предназначенный для завтрашних котлет.

К пяти часам утра мы этот фарш и прикончили. Эрих – с приправами, а я – без. Эрих – с остатками виски, но уже без минеральной воды, а я докушал валерьянку из пузырька.

И чего, спрашивается, завелись?..

Я понимаю, иногда после длительного нервного или физического напряга расслабуха просто необходима! Что Котам, что Людям. Тут никакой разницы.

Но неплохо бы начинать расслабляться, когда дело, на которое ушли все силы, уже завершено. Удачно или неудачно – не Имеет значения. Важна строгая поэтапность: Напряжёнка, Дело, Релаксуха! Вот тут – «гуляй, Вася…». Кто тебе чего скажет?

Мы же с Эрихом наподдавались малость преждевременно. В пике нашего обоюдного напряжения. Практически даже не приступив к основному делу – поиску клиента для «SIBIERISCHEWILDKATZE, потомка древнейшего рода, полученного от скрещения „Сторожевой Кошки шведского короля Карла Двенадцатого и Боевого Кота Государя Всея Руси Петра Великого“, как было написано псевдославянским шрифтом на „старинной“ бумаге, кстати, собственноручно изготовленной старым русским жуликом в баварском костюмчике.

Честно говоря, я даже не представлял себе, на кого рассчитана вся эта «липа». Неужели никто не обратит внимания, что в документе почти трехсотлетней давности вклеены совершенно современные цветные фотографии, сделанные, как мне ночью объяснил Эрих, фотоаппаратом «Полароид»?..

А может быть, я чего-то не понял? Или чего-то не знал? Вполне вероятно, что раз царь Пётр был «Великим», он запросто мог быть и первооткрывателем русской цветной фотографии.

Однако наша ночная поддача с Эрихом имела и свои положительные стороны. Не говоря уже об очевидном – возвращении Эриху полной уверенности в психической полноценности, – мы с ним успели этой ночью договориться и ещё кое о чём…

Ну, во-первых, я взял с него слово держать язык за зубами! Ни Хельга, ни Руджеро Манфреди о нашем с Эрихом Контакте знать не должны. Если же между ними возникнут какие-то споры в отношении решения моей судьбы, я всегда буду рядом и мысленно смогу помочь Эриху сделать так, как это нужно ему и мне.

А мне, как известно, было необходимо лишь одно – как можно быстрее попасть в Петербург. Для этого был нужен состоятельный, независимый и решительный Клиент, со склонностью к перемене мест, любовью к разным женщинам, грехам и непредсказуемым поступкам. Эрих заявил, что в ОДНОМ НЕМЦЕ такого созвездия чёрт характера нам никогда не найти! Пара таких чёрточек сидит буквально в каждом, но девяносто девять процентов сами успешно подавляют в себе эти черты, а если и проявляют их изредка, то лишь по пьянке или во время отпуска вне родной Германии.

Тут нужен очень, очень, очень богатый…

Эрих долго не мог найти подходящего слова, а такого определения, как «распиздяй», которым зачастую пользуется Шура Плоткин, в немецком языке отродясь не было.

Поэтому Эрих сказал: «…очень, очень богатый несерьёзный свободный человек». Желательно с родовыми аристократическими корнями. Тогда ему сам чёрт не брат! Ибо в Германии это жутко ценится.

Но у него, у Эриха-Готфрида Шрёдера, на таких людей «выхода» нет. У него, конечно, есть парочка интеллигентных знакомых, которые время от времени совершают разные необдуманные поступки, но это совсем не то, что мне нужно.

Люди, о которых говорил я, – это совершенно другой слой общества! Это – небожители, и рядовой немец никогда с ними не соприкасается.

– А вероятность случая равна – ноль, ноль, ноль чёрт знает какой доли процента… – заплетающимся языком с трудом выговорил Эрих. – Тут ты, Мартин, должен сам понять»…

* * *

После нашей разгульной ночи в доме Шрёдеров стали происходить кое-какие изменения. Внешне не очень заметные, но достаточно ощутимые внутренне.

Наиболее ярким внешним нарушением привычного домашнего уклада было моё переселение из подвальной клетки в гостиную и комнату Эриха.

Сам Эрих, обретя во мне союзника и партнёра, неожиданно почувствовал себя Хозяином дома и Главой предприятия.

Он недвусмысленно дал это понять Хельге и Руджеро Манфреди, самым естественным образом проложив между собой и ними некий барьер, чётко разделяющий их положения.

Растерянные и потрясённые таким крутым поворотом, Хельга и Руджеро нашли единственно верный выход из создавшейся ситуации – они ещё теснее сплотили свои ряды и сблизились настолько, что их женитьба, откладывавшаяся уже несколько лет по целому ряду социально-экономических причин, стала вполне осязаемым ближайшим будущим.

Трахаться они стали не только днём, насмотревшись на мою «предпродажную подготовку» их Кошек, но и ночью, когда я уже к этому не имел никакого отношения. Что лишний раз говорило об их возросшей близости и неотвратимости ремонта не только отопительной системы, но и всего ветхого дома. Ибо слышимость была фантастической!

Кстати, именно эта слышимость, помноженная на вновь обретённую уверенность в себе, плюс моя всесторонняя поддержка и возможность поделиться со мной всем тем, что должно быть сокрыто от глаз и ушей Людских, подвигнули Эриха-Готфрида Шрёдера – доброго и скромного жулика Кошколова с незаконченным высшим ветеринарным образованием – на целый ряд житейских открытий.

Во-первых, Эрих понял, что трахаться минимум пять раз в неделю гораздо лучше, чем максимум один раз в две недели.

Во-вторых, я привёл ему на память любимую цитату Шуры Плоткина из Публия Сира, одного жутко древнеримского поэта: «Где нет разнообразия – нет и удовольствия».

Эриху это так понравилось, что, кроме своей постоянной дамы сердца, дочки владельца магазина подержанных автомобилей «хонда», он тут же завёл себе кельнершу из «Виннервальда» – это такая куриная закусочная, и кассиршу из оттобрунновского плавательного бассейна «Халленбад».

К открытиям чисто экономического характера вконец расковавшийся Эрих пришёл уже своим умом. Путём простейших логических сопоставлений и при некоторой помощи теории какого-то очень пожилого немца, в которой всё время повторялось заворожившее Эриха словосочетание: «товар – деньги – товар».

Поэтому все ворованные Кошки, лишённые возможности бороться за призовые места и титулы на Кошачьих выставках в силу того, что там, на выставках, запросто могут столкнуться нос к носу со своими бывшими владельцами, должны быть немедленно распроданы по сниженным для скорости ценам!

Согласно теории того старого чудака «товар – деньги – товар», средства, вырученные от продажи этих Кошек, нужно немедленно бросить на нашего уважаемого «Вальдвильдкатце» (это значит – на меня!), которого ОН РЕШИЛ назвать старинным русским именем – МАРТЫН. Не Мартин, а именно Мартын.

Дать объявления в газетах, напечатать рекламные листовки и через специальное бюро распространить их по всему городу. Непременно поместить сообщение о Мартыне в еженедельник «Курц унд Фундиг», при помощи которого можно не только продать Кота, но даже приобрести подержанного Слона в приличном состоянии!..

И конечно же, всенепременнейше засадить мощнейшую рекламу по мюнхенскому телевизионному каналу «Байерн-Бильд»! С фотографией «дикого» Мартына, с его легендарной родословной, за изготовление которой старый русский мошенник уже получил двести марок!..

И тогда он, Эрих-Готфрид Шрёдер, гарантирует своим уважаемым компаньонам – сестре Хельге Шрёдер и почти родственнику, ближайшему другу Руджеро Манфреди такие дивиденды, которые смогут покрыть не только ремонт отопительной системы дома, но и позволят усилить межкомнатные перегородки. Ибо еженощные завывания Хельги и рычания Руджеро теперь очень мешают ему, Эриху Шрёдеру, размышлять об укреплении и дальнейшем процветании их общего предприятия.

Не скрою, к одному из предложений Эриха я довольно серьёзно приложил собственную лапу. Это я подсказал Эриху смену Кошачьего парка как одну из статей быстрого дохода – продать срочно этих и натырить других.

Однако теперь я могу признаться, что, предлагая Эриху эту комбинацию, я преследовал ещё и личные, как сказал бы Шура Плоткин, шкурнические цели. За последние три недели мне так надоело трахать одних и тех же Кошек, что, когда Эрих нашёл моему предложению и экономическое обоснование, я был ему чрезвычайно признателен.

* * *

Поразительная страна! Есть деньги – никаких заморочек. Платите и обрящете.

Через два дня моя морда красовалась чуть ли не на всех углах Мюнхена, а листовки с моими «дикими позитурами» и номерами телефона и факса герра Э. Шрёдера торчали из всех домашних почтовых ящиков трех самых богатых районов Города – Богенхаузена, Харлахинга и, конечно же, Грюнвальда! Ау, Дженни, где ты там?..

Текстик, сопровождавший плакатики и листовки, был, по выражению. Шуры Плоткина, «я тебе дам!». Автором текста был Руджеро Манфреди. Редактировала текст Хельга.

– Это текст для идиотов! – возмущалась Хельга.

– Правильно, – соглашался с ней Руджеро. – Любая реклама рассчитана на идиотов.

– Но мы же хотим, чтобы Мартина (Хельга не выговаривала нашу букву «Ы»…) купил богатый человек!..

– А ты считаешь, что в вашей стране нет богатых идиотов?! По-моему, у вас их гораздо больше, чем бедных!

– Ну да! Конечно!.. – взвивалась Хельга. – У вас же в Италии каждый крикливый итальянец, от мойщика окон до вашего проворовавшегося президента, по меньшей мере – Спиноза!

Ни я, ни Руджеро Манфреди и понятия не имели, кто такой Спиноза, но мне было наплевать, а Руджеро обиделся за всю нацию:

– Ты не имеешь права оскорблять народ, давший миру автомобиль «феррари» и Папу Римского!!!

– Это всё, что ты знаешь про свою Италию?! – презрительно расхохоталась Хельга. – Так вот, Папу Римского вам экспортировали поляки, а в разработке «феррари» принимали участие в основном наши немецкие евреи, бежавшие от нацизма! Слышишь, ты, неуч?!

– Эрих!!! Я убью её!.. – орал благим матом Руджеро Манфреди и осторожно бился головой об стенку,

На стук выходил Эрихи спокойно говорил Хельге и Руджеро:

– Мне абсолютно всё равно, что вы сделаете друг с другом, но текст должен быть у меня на столе через тридцать минут. Я уезжаю в редакции газет и на телевидение.

В такие минуты я смотрел на Эриха с умилением и гордостью. Как Пигмалион на Галатею. Помню, Шура при мне рассказывал одной девице эту сказочку, и она мне жутко понравилась! Сказочка. Девица как раз оказалась полная дура! Ни хрена не поняла…

…Ещё через день мы все четверо – Хельга, Эрих, Руджеро и я – уселись вечером в гостиной у телевизора и где-то, как говорил Шура Плоткин, когда хотел подчеркнуть дальность расстояния, «у Муньки в заднице», на двадцать девятом канале нашли рекламную программу «Байерн-Бильд».

Через минуту, сразу же после объявления о продаже автомобиля «Ауди-100» выпуска тысяча девятьсот семьдесят второго года («ви нойе!» – дескать, «как новый!», всего за восемьсот пятьдесят марок, однако – «ферхандлунгбазис», как говорится, цена ориентировочная, можно и торговаться), на экране появилась новая рубрика – «Антик-Тиере». В слове «Тиере» – ударение на букву «и». То есть «Антикварные животные».

Эрих горделиво улыбнулся, и все трое замерли, с уважением посмотрев на меня.

А затем на экране телевизора возникла цветная фотография какого-то кошмарного Кота-психопата, стоящего на задних лапах, нелепо растопырив над головой передние, с одним торчащим рваным ухом, второе прижато к башке, с раззявленной по-идиотски пастью и искажённой мордой злобного дебила. Это и был Я!!!

Голос диктора нёс какую-то несусветную бредятину про диких сибирских хищных Котов, которых отлавливают в зауральской тайге с ужасной опасностью для жизни отважных Котоловов, с невероятным трудом приручают их и делают, в таёжных сибирских домах СТОРОЖЕВЫМИ КОТАМИ вместо самых больших и свирепых Собак, которые этим Котам и в подмётки не годятся!

Потом, слава Богу, фотография уменьшилась вполовину, освободив место для творения рук старого симпатяги – русского мошенника.

На экране возник «мой» документ на собственноручно изготовленной стариком «древней» бумаге, и пошёл неслабый текстик из этого документа – и про шведского короля Карла, и про Петра Первого…

Внизу справа на экране светились номера нашего телефона и факса в Оттобрунне и, уж совсем по российски, всего два слова: «Цена договорная».

После меня на экране телевизора кто-то пытался толкнуть гигантского попугая двухсот лет от роду, говорящего на семи языках, но Эрих был вынужден выключить телевизор, так как вдруг зазвонил телефон. Эрих взял трубку и стал с кем-то тихо разговаривать, поглядывая на меня. Не скрою, у меня сердце ёкнуло…

Счастливый автор чудовищного телетекста Руджеро Манфреди, в полном восторге от самого себя, размахивал руками и кричал мне и Хельге:

– Ну, что я говорил?! А если бы я занимался литературой с детства?! Гениальный текст! Фантастика!.. Вот вам и первый результат!..

И Манфреди потыкал пальцем в сторону Эриха, который уже кому-то диктовал наш адрес.

– По-моему, реклама омерзительная, – горько сказала Хельга и попыталась меня погладить.

Но я увернулся. От странного и смутного предчувствия я так разнервничался, что чуть было не цапнул за ногу этого восхищённого собой дурака Руджеро! Тем более что мне, как и Хельге, реклама показалась отвратительной.

– Нет, нет, – сказал Эрих в трубку. – Сейчас уже слишком поздно. Зверь уже отдыхает. А вот завтра, начиная с десяти часов…

Но Эриха явно перебили, потому что он замолчал, будто наткнулся на стену, и мы с Хельгой и Руджеро увидели, как у Эриха округлились глаза, приоткрылся рот, и он еле-еле выдавил из себя:

– Да… Да, конечно. Пожалуйста…

Трясущейся рукой перепуганный Эрих протянул мне телефонную трубку и потрясённо прошептал:

– Мартын… Тебя к телефону.

* * *

Я так и знал! Я так и знал!.. Ну кто может в Мюнхене позвать меня к телефону?!

На мгновение в башке мелькнула шальная мысль – мой Плоткин откуда-то всё узнал, прилетел за мной в Германию, тут его сведения пополнились полицейскими и газетчиками, а теперь он ещё и мою фотографию увидел по телевизору… И вот, наконец!..

Но, как бы ни была заманчива и прекрасна эта мысль, правде нужно смотреть в глаза: у моего Шуры никогда не будет таких сумасшедших денег на билет Петербург – Мюнхен и обратно. И он никогда ничего и ни от кого не узнает, пока я сам не доберусь до Петербурга и не расскажу ему всю эту историю…

Значит, кто это может быть?.. Правильно! Это может быть только Таня Кох!

А вот это мне уже совершенно ни к чему. Я от неё и тогда-то еле-еле ушёл, – так она мне пришлась по сердцу. И если теперь я дам слабинку и расклеюсь, мне уже никогда не видать Петербурга, Водилу, Шуру Плоткина… Я тоже не каменный! Чёрт меня дёрнул войти тогда с ней в Контакт!.. Теперь вот расхлёбывай то, что сам заварил!..

Телефонная трубка лежала на журнальном столике, и я ВИДЕЛ, как там, на другом конце провода, в хорошо знакомой мне маленькой однокомнатной квартирке, называющейся здесь почему-то «апартаменты», сидит в домашнем халатике Таня и, всхлипывая, кричит мне в трубку:

– Кот, родной мой!.. Не бойся, я приеду за тобой завтра!.. Я тебя выкуплю у этих людей! Я освобожу тебя… Я как раз получила «вайнахтсгельд» четыреста марок! Это такие праздничные деньги к зарплате перед Рождеством… Так что я теперь богатенький Буратино! Не волнуйся, Кот, я завтра буду у тебя! Я тебя обязательно выкуплю. Мне без тебя так плохо… Скажи мне что-нибудь, Кот…

Я почувствовал, что ещё две-три секунды, и я разревусь навзрыд – так мне стало жалко её, жалко себя, Водилу, Шуру, Кота-Бродягу, недоучившегося Эриха, его милую и умную сестру Хельгу, доброго, глуповатого Руджеро Манфреди, русского старика мошенника, и по сей день постоянно рискующего свободой. Мне даже его новую жену стало жалко – потому что самые яркие страницы её жизни приходились на тот период, когда она была секретарём партийной организации отдела народного образования города Кимры…

Но я взял себя в лапы, пристально посмотрел Эриху в глаза и мысленно попросил его: «ЭРИХ, ПОЖАЛУЙСТА, ПЕРЕДАЙ ФРАУ КОХ, ЧТО Я ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, НО СЕЙЧАС РАЗГОВАРИВАТЬ С НЕЙ НЕ В СИЛАХ. А ЗАВТРА Я ОХОТНО С НЕЙ ПОВИДАЮСЬ…»

Эрих взял трубку, дождался паузы в Таниных всхлипах и сказал мягко и вежливо:

– Дорогая фрау Кох, он просил извиниться и передать вам, что сейчас он не может с вами поговорить. Но охотно повидается с вами завтра.

Полагая, что это шутка Эриха, у меня за спиной в голос заржал Руджеро. Но я мгновенно повернулся к нему и показал ему свои клыки так, что он тут же заткнулся. А Хельга вдобавок дала ему ещё и подзатыльник.

– Спокойной ночи, фрау Кох, – так же мягко попрощался с Таней Эрих. – Мы ждём вас завтра с утра. Нет, нет, не волнуйтесь. До вас мы его никому не отдадим. Спокойной ночи…

* * *

Всё-таки телевидение – великая сила! Как Человечество когда-то обходилось без ТВ – ума не приложу.

Весь последующий вечер наш телефон трещал не умолкая. Если бы он был железным, он раскалился бы до малинового цвета. Но он был белый, пластмассовый, хрупкий, и совершенно непонятно, за счёт каких скрытых сил он в этот вечер выдержал по меньшей мере тысячи полторы идиотских вопросов! Таких, например, как…

– … Не ест ли этот «Руссишезибириенвальдвильдкатце» маленьких детей?..

Я должен на секунду прервать перечень вопросов и кое-что объяснить. Дело в том, что в немецком языке встречаются слова почти метровой длины и килограммов пяти весом. Причём все они состоят из различных коротких слов, соединённых между собой, но вместе обозначающих один и тот же предмет или явление. По русски мы бы сказали: «Кот живёт вместе с Шурой Плоткиным в Петербурге в двухкомнатной квартире». По немецки это прозвучало бы так: «Петербургскоживущийдвухкомнатноквартирныйсовместносшуро-плоткиновыйкот». Простенько и со вкусом – в одно слово! А как экономично!

Поэтому сразу поясню: «Руссишезибириенвальдвильдкатце» – это «Русский Сибирский Лесной Дикий Кот». Во как!

Итак, вернёмся к вопросам лиц, заинтересованных в приобретении «Руссише… и так далее… катце» в личную собственность.

– …Обязателен ли металлический намордник и ошейник с острыми шипами внутри при прогулке с этим «Руссишекатцем»?..

– …Возможно ли скрестить этого русского «курцхааркатцен» (короткошёрстного Кота) с «лангхаархунде» (длинношёрстной Собакой) молодой сучкой Колли, с тем чтобы получить от них потомство, способное выполнять и сторожевые функции, и экономические – шерсть, очёс, мохер…

Одна одинокая дама, мать двух дочерей – тринадцати и пятнадцати лет – очень волновалась, не станет ли этот русский Кот проявлять сексуальную заинтересованность к её девочкам?..

А другая дама, наоборот, хотела бы иметь в доме такого Русского дикаря, чтобы он, помимо всех своих Котовых обязанностей, ещё бы три раза в неделю удовлетворял её эротические потребности! Ещё до недавнего времени у неё для этой цели был один молодой югославский массажист, но сейчас в Югославии стало потише, и он вернулся к себе на родину. А она от своей соседки слышала, что Коты это делают очень квалифицированно…

От обилия непрерывных звонов, от нескончаемых ответов на гигантское количество кретинских вопросов Эрих и Хельга от усталости были буквально без чувств. Поэтому на вопрос «Сумею ли я ещё три раза в неделю трахать Хозяйку дома?» отвечал полный сил Руджеро Манфреди. Первый час его не подпускали к телефону, чтобы он по запарке чего-нибудь не сморозил.

Но тут трубку поднял Руджеро, внимательно выслушал даму и спросил, сколько ей лет. Та честно ответила, что возраст её, к сожалению, уже даже не бальзаковский. На что Руджеро мгновенно отреагировал резким скачком моей изначальной цены вверх, заверив даму, что этот русский Кот «гиперсексуален» и неутомим, как паровая машина Джеймса Уатта!

Что в общем-то было недалеко от истины… Но от подобной перспективы меня чуть не вытошнило. Эрих это понял и заставил Руджеро прекратить с этой дамой какой-либо дальнейший разговор.

* * *

Вечер закончился тем, что Эрих переключил телефон на автоответчик и мы разошлись спать. Как стало понятно из всего произошедшего за последние три часа, день завтра предстоял нелёгкий…

От вздрюченности и нервотрёпки последних дней, а особенно сегодняшнего вечера, Танин голос в трубке, ожидание её завтрашнего визита да ещё постоянные мысли о Шуре, о Водиле, о Петербурге не давали мне уснуть, сколько я ни ворочался на своей подстилке.

Я пошёл на кухню, попил холодной воды из своей миски и решил прошвырнуться по дому.

Можно было бы, конечно, почти убрав звук, посмотреть телевизор в гостиной. Я наловчился пользоваться телевизионным ручным пультом и мог включать и выключать телевизор совершенно самостоятельно. Мало того, я мог усилить и уменьшить звук, запросто переключать программы… Главное было повернуть нужным концом к экрану лежащий на столе пульт. А там только нажимай кнопки! Их всего-то раз-два и обчёлся… Препростейшая штука! Любая дура Собака может освоить этот нехитрый процесс. А про нас, Котов, и говорить не приходится.

Но телевизор смотреть не хотелось. И вдруг я понял, что ноги сами меня несут к комнате Эриха. Какого чёрта?! В конце концов, я тоже ОДИНОКОЕ СУЩЕСТВО, и мне тоже необходимо нормальное обычное общение. А то всё только дела, дела, дела! Противно просто.

Из-под двери комнаты Эриха, слава Богу, пробивалась узенькая полоска света. Тоже, видать, не до сна…

Я тихонько приоткрыл дверь и заглянул в комнату.

Мало ли?.. А вдруг у него кто-нибудь из его трех девиц? Последние дни они здесь частенько пасутся.

Но Эрих-Готфрид Шрёдер мирно лежал один под своей пуховой периной, под которой задохнуться можно, и читал книжку!.. Вот это да! Вот это уже прогресс.

Я негромко мявнул. Не «мяукнул» – этого я просто не умею, – именно «мявнул». Эрих отложил книжку, устало потёр непривычные к чтению глаза и сказал негромко:

– Заходи, Мартын-Кыся… Я рад тебе… Ещё с вечера хотел поговорить с тобой, но увидел, какой ты взволнованный и усталый, и решил перенести разговор на утро. Руджеро не забыл сделать тебе укол с витаминами?

– Нет, не забыл, – ответил я. – А что ты читаешь?

– Конрада Лоренца, – гордо и скромно ответил Эрих. – «Человек находит друга».

– Батюшки! – сказал я. – Где же ты взял?

– В нашей Оттобрунновской библиотеке.

– Ну и как?

– Потрясающе! Выпить хочешь?

«У-у-у!.. Вот это уже наше – российское!» – подумал я и сказал:

– Нет. Не хочу, У меня завтра день трудный. А чего это тебе вдруг выпивать приспичило?

– Мне казалось, что так будет легче разговаривать…

– Ничего, со мной можешь разговаривать и без выпивки, – сказал я и вспрыгнул к нему на перину. – Ну, что ещё случилось?

– Видишь ли… – Эрих аккуратненько вложил красивую кожаную закладку в книгу, закрыл её и отложил на прикроватную тумбочку. – С тех пор как мы начали эту операцию – твои фото, изготовление документов, газеты, телевидение, меня всё время не покидает мысль – не делаем ли мы все вместе какую-то ошибку? Ну, истратили мы на всё это порядка восьмисот марок. Продать тебя можно тысяч за пять. Не меньше. Это я понял по количеству сегодняшних звонков. Остаётся – четыре двести. Минус витамины, стимуляторы, кормёжку я не считаю. Ещё марок двести… Чистого заработка – четыре тысячи. На замену отопительной системы всё равно не хватит. Там счетик будет тысяч на семь…

От могучего храпа Руджеро Манфреди, спящего с Хельгой через две комнаты отсюда, над головой у Эриха задребезжало неплотно укреплённое стекло в раме с большой фотографией мамы и папы Шрёдер.

– Да ещё стенки надо обесшумливать, черепицу на крыше менять, – добавил я.

– Конечно! – подхватил Эрих. – Ты же сам видишь – дом в отвратительном состоянии. В него надо вкладывать тысяч пятнадцать – минимум! Вот я и подумал… Прости, пожалуйста.

Эрих бережно отодвинул меня в сторону, свесился с кровати, открыл тумбочку и вытащил оттуда бутылку виски. Достал широкий квадратный стакан, налил себе четверть стакана, залпом выпил и всё сложил обратно в тумбочку. И закрыл дверцу. И закурил сигарету. И сказал:

– Вот я и подумал: а на кой чёрт всё это нам нужно?! Почему мы должны продавать тебя, если этих денег всё равно ни на что не хватает? А на те восемьсот марок, которые мы уже потратили, наплевать и забыть. Тем более что у меня есть к тебе совершенно деловое предложение… Прости, пожалуйста!

Он снова попытался отодвинуть меня в сторону, чтобы достать из тумбочки виски, но я решительно положил лапу на его руку и немножечко придавил когтями. Самую малость.

– Сначала предложение, – сказал я. – А потом уже всё остальное. И без меня. Мне от одного запаха твоего виски худо становится.

– Нет проблем! – легко согласился со мной Эрих. – Предложение такое: ты остаёшься жить с нами – как наш партнёр по бизнесу!

– Ты в своём уме? – спросил я.

– Более чем. Я уже почти всё просчитал. Во-первых, ты будешь нести рекламные функции. Дом, в котором запросто живёт настоящий Дикий Сибирский Русский Таёжный Кот, – уже любопытен! Резко увеличивается клиентура, резко повышается интерес к тому, что же продаётся в этом доме! А продаются здесь замечательные Кошечки шоу-класса! Во-вторых, ты будешь обязан…

Я убрал когти и снял свою лапу с руки Эриха:

– Можешь не продолжать и пить своё вонючее виски. Я принимаю любое предложение, только связанное с возвращением в Петербург. По-моему, я тебе достаточно толково объяснил ситуацию в прошлый раз. Повторить?

– Нет, не нужно… – упавшим голосом проговорил Эрих.

– Я крайне сожалею, что ты не можешь получить за меня больше денег… Но я здесь уже достаточно времени и успел заметить, что у вас тут халявы ждать не приходится.

– Как ты сказал? – не понял меня Эрих.

– Это не я сказал. Это мой приятель Водила так говорил. В смысле, что заработать у вас в Германии не так уж легко. И даже те четыре тысячи, которые останутся у тебя после покрытия всех расходов; – это тоже большие деньги за такого дворнягу, как я! Потому что я никогда не был ни Диким, ни Сибирским, а тайгу я только по телевизору видел. Единственное, что вы про меня не соврали, – это то, что я Русский. Поэтому я и рвусь туда, к своему пустырю, к своему дому, к своим приятелям-Котам, к своим близким – Шуре Плоткину и Водиле… Ты, Эрих, не обижайся. Я им там гораздо больше нужен, чем вам здесь…

– Шайзе!.. – вздохнул Эрих и снова достал бутылку из тумбочки. – Ни черта-то ты не понял, Кыся. Я ж про бизнес так… Чтобы не говорить вслух всего, что надо бы…

Он не стал наливать виски в стакан, а просто выпил из горлышка. Утёрся рукавом пижамы и сказал:

– С тех пор как ты появился в нашем доме… Вон и Хельга с Руджеро уже помолвку назначили, родителям в Эрфурт звонили. А ведь до тебя просто так лет пять жили… Я стал себя по-новому чувствовать… Вот я о чём. А про бизнес я просто так, чтобы тебя хоть чем-то заинтересовать.

Он ещё отхлебнул из бутылки и сказал мне негромко:

– Ладно, иди спать. Завтра у тебя будет ещё тяжёлый разговор с фрау Кох…

* * *

Сна не было ни в одном глазу. То ли я передергался так за последнее время, то ли Руджеро мне стимуляторов передозировал…

В каком-то непонятном, взвешенном состоянии я продолжал шататься по ночному дому, пока не очутился в подвале, где стояли клетки с нашими Кошками и Крольчихой.

На Кошек, честно говоря, и смотреть не хотелось. После того как я за последние три недели перетрахал их всех по множеству раз, они для меня были уже не вожделенные особы для сладостно-половых упражнений, а обычные, я бы сказал, «боевые подруги». Соседки по казарме. Не больше.

Поэтому мимо клеток с Кошками я прошлёпал более чем равнодушно, несмотря на их призывные потягивания и очень выразительные мурлыканья.