Не померкнет никогда

      К вечеру 6 ноября у нас появилась возможность усилить, оборону долины Кара-Коба только что вышедшим к Севастополю - впереди остальных частей Чапаевской дивизии - 31-м Пугачевским стрелковым полком подполковника К. М. Мухомедьярова. Полк был невелик, нуждался в доукомплектовавши и приведении в порядок после тяжелого марша. Но ввести его в. бой понадобилось уже на следующее утро. Полк помог морским пехотинцам остановить здесь противника.
      Однако левее по фронту немцы вновь продвинулись. Во второй половине дня 7-го в их руках оказался хутор Мекензия, расположенный в восьми километрах от Северной бухты.
      Обеспокоенный ухудшением положения на Мекензиевых горах, И. Е. Петров выехал на передовой КП, где по-прежнему находился Ковтун. Иван Ефимович хотел на месте удостовериться, что следует направить именно туда 7-ю бригаду морской пехоты, которая в эти часы сосредоточивалась на Корабельной стороне.
      Бригада была "коренной" севастопольской. Около месяца назад ее сформировали из моряков-добровольцев с кораблей и из береговых подразделений главной базы и считали основным войсковым прикрытием города. Но когда гитлеровцы прорвали Ишуньские позиции, командование войск Крыма потребовало отправить бригаду туда вслед за нашими дивизиями. Там она поступила в подчинение командарму Приморской и потом вместе с армией начала обратный марш к Севастополю, хотя из-за перебоев в связи иногда выбирала путь самостоятельно. В ночь на 7 ноября основную часть бригады приняли на борт в Ялте высланные из Севастополя эсминцы, а небольшой "отряд с командиром во главе выходил в это время горными тропами в Байдарскую долину.
      Так 7-я бригада морской пехоты, поредевшая, но все же насчитывавшая без малого две тысячи бойцов, вернулась в Севастополь. Командовал ею полковник Евгений Иванович Жидилов, черноморский ветеран под стать Моргунову и Кабалюку: он тоже пришел в эти края двадцатилетним командиром взвода, когда освобождали Крым от врангелевцев.
      Еще не познакомившись с командиром бригады, я узнал ее комиссара - Николая Евдокимовича Ехлакова. Прибыв с теми батальонами, что шли из Ялты морем, он, не дожидаясь комбрига, явился к нам на КП - коренастый, широкоплечий, в кубанке и армейской шинели, из-под которой виднелся стоячий синий воротник морского кителя, а черные флотские брюки были заправлены в пехотные кирзовые сапоги.
      Перед командующим батальонный комиссар Ехлаков держался непринужденно. Чувствовалось, что человек он прямой, по характеру независимый. Люди такого склада нравились генералу Петрову. Он слушал военкома бригады с заметной симпатией, позвал и меня с ним познакомиться.
      Позже мне стала известна примечательная деталь родословной Ехлакова: в первой обороне Севастополя участвовал его дед - солдат Суздальского пехотного полка, того самого, от которого получила тогда название гора Суздальская, теперь снова ставшая боевым рубежом. Вот какие глубокие "севастопольские корни" оказались у этого комиссара морской пехоты.
      На КП Ехлаков докладывал о состоянии прибывших батальонов. Его заботили виды на доукомплектование и получение противотанковых средств. Вопросы были вообще-то "командирские", но комиссара касалось все, и, раз он появился тут первым, он их и ставил. И понятно, интересовался, какую задачу получит бригада.
      Командующий сказал, что ее по всем правилам следовало бы вывести сейчас в резерв и пополнить как положено. Однако с этим придется обождать. До полуночи пусть люди отдохнут, а за это время последует боевой приказ.
      Перед рассветом (к тому времени прибыл и комбриг со своим отрядом) бригада Жидилова была на машинах переброшена на Мекензиевы горы. Утром 8-го она контратаковала немцев, имея задачу вернуть хутор Мекензия и продвинуться к Черкез-Кермену.
      Но я должен еще рассказать о том, что происходило,! 7 ноября у Дуванкоя. Здесь противник был несколько дальше от города, однако характер местности позволял шире, чем на восточном направлении, использовать танки. И важнее всего было не дать им прорваться вдоль Симферопольского шоссе и по Бельбекской долине.
      В день Октябрьской годовщины тут принял боевое крещение, поддерживая морскую пехоту, бронепоезд "Железняков". Действовал он успешно: огневыми налетами с выгодных позиций помог сорвать по крайней мере две попытки гитлеровцев вклиниться в нашу оборону. Однако полагаться на то, что поддерживающая артиллерия, в том числе береговая, выручит во всех случаях, стрелковым подразделениям не приходилось. Готовясь к отражению танковых атак, командиры размещали впереди занимаемых рубежей (по возможности подальше) группы бойцов-истребителей с гранатами и бутылками с зажигательной жидкостью.
      Одну такую группу, принадлежавшую 18-му батальону морской пехоты, возглавлял политрук Николай Дмитриевич Фильченков. Группа была выдвинута вперед в предвидении того, что противник может направить танки в обход обороняемой батальоном высоты. С Филдьченковым пошли краснофлотцы Иван Красносельский, Даниил Одинцов, Юрий Паршин, Василий Цибулько.
      Ныне эти имена известны далеко за пределами Севастополя. А там каждый школьник укажет дорогу к памятнику пяти героям - коммунисту и четырем комсомольцам, которые 7 ноября 1941 года Ценой своей жизни остановили рвавшиеся к городу фашистские танки. Уже подорвав не-, сколько машин и не имея иной возможности задержать остальные, моряки, обвязавшись последними гранатами, бросились под танки...
      Такова была решимость защитников города остановить врага во что бы то ни стало. Пожалуй, достаточно вдуматься в один этот факт, чтобы понять, почему гитлеровцы не смогли с ходу ворваться в Севастополь, несмотря* на немногочисленность его гарнизона и незавершенность оборонительных рубежей.
      Должен тут же сказать, что о подвиге у Дуванкоя, которому суждено было стать бессмертным, мы узнали не сразу. Санитар, добравшийся туда, когда один из пяти героев - Василий Цибулько - был еще жив, сам получил тяжелое ранение и не успел никому передать до отправки в госпиталь то, что он услышал от умирающего краснофлотца. Как все было, выяснилось лишь через некоторое время. Но что какие-то бойцы остановили вражеские танки, видели с соседних высот, из расположения других подразделений, и о подвиге этих бойцов разнеслась молва.
      На войне не раз бывало, что в легенду превращалось событие, уже хорошо известное. Здесь же получилось наоборот: подвиг группы Фильченкова сначала стал героической легендой, передаваемой из уст в уста, из окопа в окоп, а потом уже обрел достоверность восстановленного во всех подробностях факта. И пятеро славных севастопольцев были посмертно удостоены звания Героя Советского Союза.
      Вернуть Черкез-Кермен нам не удалось. Весь день 8 ноября шли упорные бои за хутор Мекензия, но и он оставался в руках противника. Крайне напряженное положение сохранялось в Бельбекской долине. И все же стало чувствоваться, что натиск гитлеровцев идет на спад. Они овладели двумя из четырех опорных пунктов нашего передового рубежа. Всего семь километров отделяло их от берега Северной бухты. Однако продвинуться дальше противник не смог.
      "В этих условиях - констатировал потом фон Манштейн в своих мемуарах, командование армии должно было отказаться от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с ходу..."
      Столкнувшись со стойкой и активной обороной севастопольцев, враг пришел к выводу, что сил, первоначально выделенных для овладения городом (50-я и 132-я пехотные дивизии, сводная мотобригада Циглера и румынские части) недостаточно. "Потребовалось, - писал Манштейн, - перебросить сюда для подкрепления 22-ю пехотную дивизию из состава 30-го армейского корпуса".
      Тогда мы не знали, какие именно новые части подтянет гитлеровское командование к Севастополю. Однако в том, что оно будет усиливать действующую против нас группировку, сомневаться не приходилось.
      Но росли и наши силы: на рубежи Севастопольской обороны выходили основные соединения Приморской армии.
      * * *
      Кажется, совсем невелик Крым! Треугольник Симферополь - Алушта Севастополь, вмещающий всю южную часть полуострова, можно объехать на машине за несколько часов. Но обманчивы короткие крымские расстояния, если надо пересекать этот треугольник через горные хребты и их отроги. А тем более, если приходится прокладывать себе путь с боем.
      Противник проявил больше мобильности, чем мы ожидали, когда в ночь на 2 ноября намечали в Шумхае маршрут движения главных сил армии по долине Качи через Бия-Сала, Шуры (теперь Верхоречье, Кудрино). Как стало потом, известно, Манштейн, бросив свой 54-й корпус прямо на Севастополь, поставил частям 30-го корпуса задачу не выпустить из гор Приморскую армию. Быстро реагируя на маневр наших войск, гитлеровцы сумели занять Шуры раньше, чем туда подошли приморцы.
      Попытка чапаевцев и 95-й дивизии сбить вражеский заслон днем 3 ноября кончилась тем, что южнее захваченного противником селения прорвался лишь один стрелковый полк - 31-й Пугачевский, благодаря чему он и смог выйти 5-го к Севастополю, а сутки спустя уже сражался в долине Кара-Коба.
      Спешно подтянув из Бахчисарая подкрепления, противник закрыл пробитую пугачевцами брешь, и остальным нашим частям пройти здесь уже не удалось. Занял он и селение Мангуш (Партизанское). Приморцы оказались в полуокружении, под угрозой вражеских атак с трех направлений.
      Таково было положение к вечеру 3 ноября, когда из Балаклавы, куда мы только что прибыли, командарм связался по радио с "Василием" и "Трофимом" (кодовые псевдонимы генералов В. Ф. Воробьева и Т. К. Коломийца). Положение это требовало от войск самых решительных действий, притом без всякого промедления. Учитывая личные качества командиров, командарм приказал возглавить дальнейший марш комдиву Чапаевской генерал-майору Коломийцу.
      К утру поступили донесения о ночном бое у селения Улу-Сала (Зеленое). Там приморцы нанесли с ходу удар вставшим на их пути частям 72-й немецкой пехотной дивизии. Были захвачены 18 орудий и другие трофеи, а главное, обеспечена возможность продолжать движение к Севастополю. Замысел врага блокировать и уничтожить наши войска в горах срывался.
      Однако наши тревоги на этом не кончились. И пройти оставшуюся часть пути кратчайшим или хотя бы относительно коротким маршрутом основной колонне (95-я дивизия, два стрелковых и артиллерийские полки Чапаевской и некоторые подразделения 172-й) опять не удалось.
      После того как эта колонна миновала Биюк-Узенбаш (Счастливое), откуда ужо совсем близко до выхода в равнинную часть долины Бельбека, противник еще раз преградил ей путь в районе Гавро (Отрадное), успев завладеть .господствующими над горным проходом высотами. Однако наши войска пробились и здесь, хорошо использовав гаубицы и минометы и нанеся врагу значительный урон. 5 ноября у селений Гавро и Коккозы (Соколиное) колонна с боем вышла на шоссейную дорогу, ведущую через Ай-Петри на Южный берег Крыма.
      Еще недавно казалось, что дорога эта войскам не понадобится, они ее только пересекут. До севастопольских рубежей оставалось по прямой меньше двадцати километров... Но район Ай-Тодора (Гористое) находился уже в руках противника, и успешный прорыв через него представлялся сомнительным, тем более что у артиллеристов подходили к концу боеприпасы. А перехватить ай-петринскую дорогу враг уже не мог. В сложившейся обстановке этот кружный путь сделался единственно надежным.
      "Отходите быстрее на Алупку", - радировал командарм генералу Коломийцу. Навстречу колонне из Ялты высылались горючее для машин, продовольствие, фураж. Пограничники, которые еще несли дозорную службу на Ай-Петри, и партизаны, уже начавшие сосредоточиваться в горах, помогли организовать прикрытие марша.
      Сроки выхода к Севастополю основных сил армии, все время отодвигавшиеся возникавшими перед войсками новыми и новыми препятствиями, 6 ноября наконец стали довольно ясными.
      - Максимум послезавтра все должны быть тут! - с облегчением говорил Иван Ефимович Петров, вглядываясь в последние мои отметки на карте.
      Затянувшийся отрыв полевого управления от наших дивизий все мы переживали тяжело.
      Как ни ждали войска под Севастополем, частям, спустившимся в ночь на 7 ноября с Ай-Петри, был разрешен короткий отдых в Ливадии. Этого требовало состояние людей, измотанных неделей труднейшего горного марша.
      В горах пришлось оставить несколько легковых автомашин. Всю остальную технику люди самоотверженно провели, пронесли через горные кручи, хотя в ряде случаев путь, обозначенный на карте как дорога, на поверку оказывался едва проторенной тропой.
      А ведь за эти дороги и тропы, за то, чтобы иметь возможность ими воспользоваться, нужно было еще вести бои! Попытки запереть армию в горах обошлись врагу недешево. Я не привожу фигурировавшие в тогдашних сводках данные о потерях, которые понес противник в боях с приморцами, сбивавшими его заслоны: те цифры могли быть и недостаточно точными. Упомяну лишь, что в бою за выход к Коккозам наши передовые подразделения уничтожили, в частности, штаб 301-го пехотного полка 72-й немецкой дивизии, причем среди убитых был и его командир. Само присутствие наших войск в горном районе к югу от Бахчисарая отвлекало и сковывало значительную часть армии Манштейна. Тем самым ослаблялся ее первый натиск на Севастополь.
      Севастопольский гарнизон и Приморская армия, шедшая защищать город, соединились позже, чем мы рассчитывали. Но действия приморцев в горах, завершившиеся выходом наших дивизий на Южный берег Крыма, не позволили гитлеровцам собрать в кулак и одновременно сосредоточить против Севастополя их ударные силы. Ни та неприятельская группировка, которая должна была овладеть городом с ходу, ни та, которой ставилась задача не подпустить к нему наши дивизии, успеха не достигли. Таким образом, приморцы, пробиваясь к Севастополю, уже существенно влияли на начавшуюся борьбу за город.
      Отдых войск в Ливадии пришлось ограничить несколькими часами. Около полудня 7 ноября они были подняты по тревоге, чтобы продолжить марш.
      К этому времени два полка нашей 421-й дивизии, которые трое суток вместе с пограничниками сдерживали противника у Алушты, заняли оборону уже под самой Ялтой, а немцы были в Гурзуфе.
      Тревожным стало и положение в Байдарской долине, куда гитлеровцы начали проникать небольшими группами с севера, угрожая Ялтинскому шоссе. Его прикрывала здесь немногочисленная конница - только что прибывшие остатки 40-й и 42-й кавдивизий. Словом, надо было форсировать движение войск, пока шоссе в наших руках, пока на него не вырвались фашистские танки.
      Через горы перевалили с севера тучи, шел дождь, и вражеская авиация появлялась над дорогой лишь изредка, когда ненадолго светлело. Во второй половине дня 8 ноября все части 95-й и 25-й Чапаевской дивизий миновали Байдарские ворота. Полки 172-й дивизии, обогнавшие основную колонну еще в горах, прошли этот рубеж раньше. Утром 9 ноября, пропустив последние обозы, достигли Байдар подразделения, прикрывавшие марш.
      В этот день на позициях под Севастополем стало несколько спокойнее. Противник, как видно поняв, что овладеть городом не так-то просто, накапливал силы. Атаки, продолжавшиеся на отдельных участках, успешно отбивались.
      С нетерпением ожидая подхода войск, в штабе армии беспокоились, конечно, не только о том, когда они придут, но и о том, в каком придут составе.
      Тревожиться было о чем. Особенно после того, как вслед за разведбатом чапаевцев до Севастополя добрался, еще 4 ноября, первый стрелковый полк 514-й из дивизии Ласкина. Его командир подполковник И. Ф. Устинов, явившись к нам на КП, смущенно доложил, что с ним прибыло 60 красноармейцев, 13 младших командиров, а всего, считая штаб и санчасть, 103 человека... Смущался он не потому, что чувствовал себя в чем-то виноватым, просто ему было неловко называть все это полком. Тем не менее решено было считать, что 514-й стрелковый продолжает существовать, и через день он, немного пополненный, занял оборону у селения Камары.
      К счастью, состояние других прибывавших частей и соединений оказалось более отрадным. В дивизии Воробьева насчитывалось до четырех тысяч бойцов и командиров, почти столько же - в Чапаевской. Все части нуждались в основательном доукомплектовании, но даже в наиболее поредевших сохранились в значительной мере командные кадры, работоспособные штабы. Артиллерийские полки, участвовавшие в горном марше, сберегли, как ни трудно это было, свою боевую технику.
      Скажу тут же, что за последующие недели наши части (в том числе и стрелковый полк Устинова) пополнились не только новыми, но также и... старыми своими бойцами. Не все, кого уже вычеркнули было из списков, выбыли из строя окончательно!
      В горах и на подходе к ним, в крымской степи, немало приморцев оказывались отрезанными от своих, попадали в окружение. Те, кому удавалось из него вырваться, двигались дальше самостоятельно. Куда держать путь, они знали: предвидя, что в складывавшейся обстановке таких случаев вряд ли удастся избежать, командарм еще в Экибаше распорядился, чтобы командиры объявили всему личному составу: армия идет к Севастополю.
      В течение почти всего ноября через фронт в Севастополь пробивались и мелкие, и довольно крупные группы бойцов, а нередко и целые подразделения во главе со своими командирами. Одну из групп, успевшую установить связь с партизанами, привел артиллерист майор А. А. Бабушкин, назначенный вскоре командиром 51-го артполка. С другой группой бойцов пробился, тоже с помощью партизан, батальонный комиссар П. С. Праворный - будущий военком богдановского полка.
      В большом числе - их набралось в конечном счете до полутора тысяч!- и очень организованно, с легкой артиллерией и минометами, выходили из гор пограничники, в основном из состава 184-й дивизии, оборонявшей побережье за Алуштой. С ними прибыл и майор Г. А. Рубцов - в дальнейшем командир одного из наиболее отличившихся в Севастопольской обороне полков.
      Но и тогда, когда пришли все, кто мог прийти, мы недосчитались многих-многих боевых товарищей.
      Потери большинства соединений на самом переходе к севастопольским рубежам были в общем невелики. Это окончательно стало ясно, когда подсчитали, сколько подошло отбившихся и отставших. Но бои в степном Крыму стоили Приморской армии дорого.
      Среди тех, кому не довелось встать в наш боевой строй под Севастополем, был полковник Яков Иванович Осипов, герой Одесской обороны, командир 1-го морского, а затем 1330-го стрелкового полка. Жизнь старого моряка оборвала вражеская пуля недалеко от Симферополя, в 'крымском предгорье.
      Полк Осипова входил в 421-ю дивизию полковника Г. М. Коченова. Она вела тяжелые бои, прикрывая отход армии и коммуникации Южного берега Крыма, и пришла в Севастополь примерно в таком же незавидном состоянии, как и 2-я кавдивизия, остатки которой, как уже говорилось, были сведены в один полк.
      Рассчитывать, что удастся пополнить обе дивизии, не приходилось. И было решено 421-ю расформировать, а 2-ю восстановить при первой возможности, но в качестве уже не кавалерийской, а стрелковой (в нее влились в дальнейшем и подразделения бывшего осиповского полка).
      Войска занимали назначенные им участки фронта. На Мекензиевы горы прибыл со своим штабом комдив Чапаевской генерал Коломиец, отныне отвечавший за это направление. Майор Ковтун, встретив там чапаевцев, ввел их . в обстановку.
      Выслушав по телефону доклад об этом, я передал Ковтуну от имени командарма, что его миссия на Мекензиевых окончена. А от себя посоветовал Андрею Игнатьевичу по пути на армейский КП завернуть в баню, а затем, пока есть такая возможность, выспаться.
      Вспомнилось, как три дня назад я посылал Ковтуна к майору Богданову лично объяснить, что от огня его артполка на мекензиевском направлении может зависеть в ближайшие часы судьба Севастополя. Казалось, это было уже давно. За эти дни многое изменилось. Прорваться к Северной бухте врагу не дали, фронт приобретал устойчивость.
      * * *
      С прибытием основного состава армии можно было завершить организацию боевого управления силами обороны. Оценив характер местности и общую обстановку, мы пришли к выводу, что вместо трех секторов целесообразнее иметь четыре (прежний третий имел слишком широкий фронт и включал по меньшей мере два опасных направления). Секторное деление плацдарма распространялось на всю территорию Севастопольского оборонительного района - от передового рубежа до центра города. В ночь на 9 ноября И. Е. Петров, М. Г. Кузнецов и я подписали боевой приказ, которым новая организация вводилась в действие.
      Четыре сектора в установленных тогда границах существовали всю оборону, и потому на них следует остановиться подробнее. Но сначала необходимо сказать о происшедших к тому времени изменениях в структуре СОР в целом, в его командовании.
      7 ноября в Севастополе была получена директива Ставки, требовавшая в целях сковывания сил противника в Крыму и недопущения его на Кавказ через Таманский полуостров считать активную оборону Севастополя, а также Керченского полуострова главной задачей Черноморского флота.
      "Севастополя не сдавать ни в коем случае и оборонять его всеми силами", приказывала Ставка.
      Документ Верховного Главнокомандования вносил ту наивысшую, исключающую всякие сомнения ясность, которая очень нужна людям в трудной обстановке. Важно было также то, что в директиве подчеркивалась ответственность, которую несет за Севастополь Черноморский флот.
      Уже первые дни обороны главной базы флота ознаменовались множеством ярчайших примеров матросской отваги и боевой доблести. И не мне говорить о том, чем был для черноморцев Севастополь - их твердыня, их гордость и слава. Я знаю, что на кораблях, когда там отбирали добровольцев в морскую пехоту (а отпустить даже с крейсера можно было максимум несколько десятков человек) и командиры спрашивали, кто хочет идти защищать Севастополь, шагал вперед весь строй...
      Но речь не об этом. Напомню, сколько недоумения вызывала односторонность того приказа адмирала Левченко, из которого мы узнали об образовании СОР.
      Оборона города, осажденного с суши и сообщающегося с тылом только по морю, требовала широкого и хорошо координируемого взаимодействия сухопутных и морских сил. Между тем из сил флота там упоминались лишь береговые и авиационные части. Об использовании же кораблей, без которых было не обойтись, о поддержке ими наземных войск не говорилось ничего, как и о том, за что в дальнейшей обороне Севастополя отвечает командование флота. Почему не определены его задачи на этот счет, понять было трудно, даже если предполагалось, что Военный совет и штаб флота перейдут на Кавказ.
      В кавказские порты перебазировались основные корабельные соединения. На рейде Северной бухты, где раньше стояли линкор "Парижская коммуна", новые крейсеры и другие крупные корабли, виднелись лишь облепленные чайками железные швартовные бочки. Эскадра покинула Севастопольский рейд в последних числах октября, и, как говорили моряки, вовремя: сразу после этого начались сильные налеты вражеской авиации.
      Те корабли, которые появлялись в Севастополе в первые дни ноября, занимались переброской из Ялты и других мест воинских подразделений, вывозили на Большую землю раненых, эвакуируемых жителей и различные материальные ценности. За то время, пока здесь находился штарм, корабли впервые поддержали войска огнем 8 ноября: сначала эсминец "Бойкий", а затем крейсер "Червона Украина". Стреляли корабельные артиллеристы хорошо.
      Слов нет, корабли следовало беречь, пополняться ими в военное время Черноморскому флоту было неоткуда. И все же иногда думалось: не слишком ли их берегут? Ведь построены-то они для боя.
      Конечно, я не моряк. Но подтверждение тогдашним своим мыслям об этом нашел в одной телеграмме заместителя наркома Военно-Морского Флота адмирала И. С. Исакова, которую смог прочесть много времени спустя уже в качестве архивного документа.
      Адмирал Исаков докладывал 4 ноября 1941 года в Генеральный штаб маршалу Б. М. Шапошникову свои соображения по поводу обстановки на Черном море и некоторых решений Военного совета флота. В частности, он писал: "Боевые корабли из Севастополя всегда успеют уйти и должны уйти последними". И предлагал вернуть туда все три старых крейсера и все старые миноносцы с соответствующим числом тральщиков, а новые крейсеры и линкор использовать для поддержки Севастополя из Новороссийска - ближайшей кавказской базы.
      Не знаю, какую роль сыграли эта телеграмма и мнение ее автора. Но как бы там ни было, а в директиве Ставки, пришедшей три дня спустя, имелся специальный пункт, предписывавший держать все старые крейсеры и миноносцы в Севастополе. Совпадали с рекомендациями адмирала Исакова и указания об использовании новых кораблей. И наконец, Ставка решила, что командующему флотом надлежит быть в Севастополе, и возложила на него руководство обороной города. Так командующим Севастопольским оборонительным районом стал вице-адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский.
      В этом назначении была своя логика. Оно вытекало из того, что оборона Севастополя объявлялась главной задачей Черноморского флота. Очевидно, учитывалось и то, что севастопольский плацдарм мог держаться только при налаженном снабжении по морю, полностью от флота зависящем.
      К тому же Севастопольский оборонительный район становился объединением качественно иным - уже не только сухопутным, береговым, как вначале: в него включались теперь и находящиеся в главной базе корабли.
      Командарм Приморской И. Е. Петров стал заместителем командующего СОР по сухопутной обороне. 8 ноября это было объявлено приказом комвойсками Крыма Г. И. Левченко, а затем подтверждено Ставкой.
      Но в командование СОР Ф. С. Октябрьский вступил лишь 10 ноября, когда была завершена, приведена в стройную систему внутренняя организация боевого управления. Приказ о создании четырех секторов и составе сил каждого И. Е. Петров подписал 9 ноября еще как командующий оборонительным районом, а я - как начальник штаба СОР. Этот приказ, как и первый, мы готовили вместе с П. А. Моргуновым и И. Ф. Кабалюком. Проект его рассматривался на Военном совете флота.
      Выступая в 1966 году на военно-исторической конференции, посвященной 25-летию Севастопольской обороны, Петр Алексеевич Моргунов справедливо отметил, что после назначения Ставкой нового командующего менять внутри СОР (имелось в виду управление его сухопутными силами) было, по сути дела, нечего. Боевой организм обороны успел уже сложиться. И если должности некоторых из нас, армейцев, стали называться иначе, то обязанности практически остались прежними.
      В моей работе ничего не изменилось от того, что, пробыв шесть дней по совместительству начальником штаба СОР, я снова стал только начальником штаба армии. Ведь штарм Приморской и штаб СОР - это было в начале ноября одно и то же.
      Созданный адмиралом Октябрьским новый штаб оборонительного района во главе с капитаном 1 ранга А. Г. Васильевым представлял собой оперативную группу штаба флота (остальная его часть была переведена в Туапсе), которая не имела в своем составе общевойсковых командиров. Ведать всем, касающимся боевых действий на суше, продолжал наш штарм.
      Командующему войсками Крыма адмиралу Левченко Ставка приказала находиться в Керчи, и он отбыл туда морем со своим штабом. СОР некоторое время еще числился в его подчинении, однако лишь формально.
      События под Керчью развивались неблагоприятно, создать там прочную оборону не удалось, и через неделю противник овладел городом. После этого единственной территорией на Крымском полуострове, не захваченной врагом, единственной силой, сковывавшей здесь армию Манштейна, оставался Севастопольский оборонительный район.
      Итак, СОР имел теперь четыре сектора. Комендантом-каждого являлся командир одной из дивизий Приморской армии. Штадивы становились одновременно штабами секторов.
      Первый, правофланговый, сектор, оборонявший балаклавское направление, как уже говорилось, возглавил П. Г. Новиков. Мы продолжали числить Петра Георгиевича полковником, не зная, что еще 12 октября ему присвоено звание генерал-майора. Этот сектор имел самый узкий из всех фронт - всего шесть километров, но и войск там было пока немного - один стрелковый полк, притом еще только формирующийся. Восстановление дивизии Новикова было делом будущего. Правда, это направление прикрывали еще конники Кудюрова, развернутые в качестве подвижного заслона на подступах к передовому рубежу, в районе селения Варнутка. Пока в наших руках оставались Байдары, да и шоссе за ними, первый сектор находился как бы в тылу и в боях не участвовал. Но сейчас положение тут должно было резко измениться.
      Комендантом второго сектора, 10-километровый фронт которого пересекал долину реки Черная и Ялтинское шоссе, стал полковник И. А. Ласкин. Здесь, опираясь на укрепления Чоргуньского опорного пункта, заняли оборону его 172-я дивизия в составе двух полков, пополненная флотскими формированиями, и 31-й Пугачевский полк Мухомедьярова, временно отделенный от Чапаевской дивизии.
      Дальше влево шло боевое мекензиевское направление - третий сектор с генерал-майором Т. К. Коломийцем во главе. Здесь на 12-километровом фронте оборонялись два полка чапаевцев, бригада Е. И. Жидилова и 3-й морской полк подполковника С. Р. Гусарова.
      Левый фланг обороны относился к четвертому сектору. Его фронт проходил широкой 18-километровой дугой от приметной высоты 209,9, южнее занятого уже противником Дуванкоя, до берега моря. Приморский участок этой дуги с Аранчийским опорным пунктом в устье Качи был самым далеким от города (около 20 километров) и пока довольно спокойным. Комендантом четвертого сектора стал генерал-майор В. Ф. Воробьев; силы сектора состояли из 95-й стрелковой дивизии и 8-й бригады морской пехоты.
      Одновременно с расстановкой войск по секторам происходило доукомплектование наших дивизий. В них влились все отдельные батальоны, сформированные в учебном отряде флота, береговой обороне и тыловых службах главной базы, подразделения севастопольских ополченцев, истребительные отряды. Перевели в строй также значительную часть личного состава армейских тылов, сократили до предела полк связи.
      Пополненным дивизиям было далеко до штатного состава, многие полки оставались двухбатальонными. Но все же каждый сектор имел и небольшой резерв. Скромный резерв командарма составляли остатки 1330-го стрелкового (осиповского) полка, батальон школы связи и бронепоезд "Железняков".