Опасная леди

Дополис оказался всего-навсего мелким мошенником, а вовсе не тем крутым типом, за которого себя выдавал. Райаны просто размазали его по стенке. Будь у него хоть капля здравого смысла, он не допустил бы, чтобы этого юношу, Бекни, убили. Как бы в подтверждение своих мыслей лорд Темплтон пожал плечами. Сперва Дополис произвел на него впечатление. Ему понравился его план действий. Откуда ему было знать, какая последует ответная реакция?

У лорда пропал аппетит, и он отодвинул тарелку. Это из-за Дополиса юношу прикончили, по его приказу, и какая ужасная смерть... Нельзя было этого делать. Теперь надо действовать осторожно. Единственное, что остается, – это найти какого-нибудь парня, покруче Майкла Райана, что не так-то просто, судя по обстоятельствам.

Слуга лорда, с изможденным лицом, по фамилии Ранкин, расчистил на столе место, и Темплтон откинулся в своем большом удобном кресле. Обеденный стол был рассчитан на двадцать четыре персоны.

Обычно лорд отправлялся праздновать Рождество к друзьям, но после всех этих неприятностей с Дополисом ему захотелось побыть дома, наедине с самим собой. Да, он совершил роковую ошибку. Нельзя было связываться с Дополисом.

Вдруг ему пришла в голову мысль предложить Майклу Райану хорошую цену за его склады, но он тотчас же от нее отказался.

В кругах, близких к лорду, было немало растратчиков, бывших банковских служащих, либо просто мошенников. Кое-кто из них отбыл срок в Открытой тюрьме Форд. Такова была проза жизни. А этот Райан – крепкий орешек, и его сестрица, пожалуй, такая же. Он раскурил кубинскую сигару и налил себе в бокал изрядную порцию "Реми Мартэн", Ранкин поставил бутылку прямо у его руки. Да, он совершил ужасную ошибку, поистине трагическую. Главное сейчас – вернуть потери. Он получит эти склады. В этом Темплтон был уверен. Он получит все, чем владеют Райаны на берегу Темзы.

Лорд мысленно улыбнулся. Он не переставал удивляться собственной изобретательности. Он относил себя к сливкам высшего общества, точнее, его мужской части. Боже милостивый, ведь он кузен самой королевы! Пусть благодаря бывшей супруге, но родство достаточно близкое, чтобы получать "Найгел Демпстер", купаясь в собственном поту от возбуждения, охватывавшего его всякий раз, когда он появлялся на публике. Лорд Темплтон расслабился: никто не может заподозрить его в связи с Дополисом. Нет никаких оснований.

Он сидел в кресле, покуривая сигару и потягивая бренди, обдумывал свой следующий шаг. Когда, наконец, в районе старых доков начнется строительство, каждый фут земли там будет стоить целого состояния. Так лорд просидел весь вечер, строя планы насчет того, как он захватит собственность Райанов.

К счастью для себя, он не знал, что Мора и Майкл Райаны тоже строят планы, как заполучить его собственность и добиться от него обещания сотрудничать.

Мора и Майкл нисколько не сомневались в том, что Уильям Темплтон у них в руках. Старый приятель Майкла, работавший на одну из бульварных газет, прогнал его имя через газетный компьютер и снабдил их всеми сплетнями, когда-либо печатавшимися о нем, а заодно и кое-какими фактами, еще не попадавшими в прессу. Друзья из ИРА тоже оказались полезными. Они нашли ход к некоторым платным осведомителям в Форин Офис, те раздобыли такую иг формацию, которая потрясла даже Майкла. Похоже было, что Темплтон – главный держатель акций одной оружейной фабрики, годами снабжавшей всех желающих различными видами боевой техники. Стало совершенно очевидно, что он – далеко не ангел и пользуется поддержкой так называемых "старых приятелей". Мора предполагала, что к его бизнесу причастно гораздо больше людей, чем это значилось в информации. Главными покупателями оружия являлись страны Северной Африки, Иран, Ирак – этот перечень можно было продолжать бесконечно. Поставлял он оружие также в Румынию и чехам. Наверняка этот Темплтон ничем не отличался от них, Райанов.

Майкл торжествовал! Единственным облаком на их горизонте был Дополис. Теперь они знали о нем почти все, но с расправой решили повременить. Он был наживкой, на которую они собирались поймать Уильяма Темплтона.

"Пусть раньше придет в себя после той трепки, – заметил Майкл в разговоре с Морой, – а уж потом он нам заплатит за Бенни!"

Сара Райан по-прежнему не желала знать ни Мору, ни Майкла. И последнего это сильно задело: мать была для него смыслом всей его жизни. Зато теперь брат и сестра сблизились еще больше, и каждую свободную минуту проводили вместе.

Мора сейчас нуждалась в Майкле, как никогда. Он сумел ее убедить в том, что, убрав Сэмми Голдбаума и Джонни Фенвика, они просто вернули долг. И пока он был рядом, Мора способна была в это верить. Но наедине с собой испытывала страх и одиночество. Горечь и смятение росли в ней с каждым днем. Все время после Рождества они всячески поносили Темплтона и решили нанести ему визит в первый день нового года, а до тех пор терпеливо ждать.

Двадцать девятого декабря 1975 года у Роя родился сын. В семь вечера Рой сообщил эту новость Майклу по телефону. В половине девятого Мора и Майкл уже были в больнице Святой Марии.

Взглянув мельком на новорожденного, Майкл и остальные братья повезли Роя отмечать торжество, сегодня они особенно остро ощущали утрату Бенни.

Мора осталась с Джэнайн и про себя отметила, что матери здесь нет.

Держа на руках малыша, которого назвали Бенни-Антони. Мора воскликнула:

– Он замечательный, Джэнайн! Надеюсь, ты понимаешь, какое счастье тебе привалило?

Джэнайн устало улыбнулась:

– Он причинил мне немало боли, Мо, но он этого стоит.

Мора кивнула. Она разглядывала ребенка столь пристально, что Джэнайн стало не по себе.

– Когда-то и у меня был ребенок, Джэнайн, точнее, мог бы быть. Много лет тому назад. – В голосе Моры звучала печаль. Впервые за все эти годы Джэнайн почувствовала к ней жалость.

– Я знаю, Мора, Рой говорил.

Мора прижала ребенка к груди.

– Это прекрасно, что малыша назвали в честь Бенни и Антони. Они словно опять с нами. – И она поцеловала ребенка в головку. – Позволь они нам, наконец, похоронить Бенни, половина сражения была бы позади. Я просто не в силах думать о том, как он лежит там, на льду.

– Прошу тебя, не надо говорить об этом. – Джэнайн готова была разрыдаться.

Протяжные интонации в голосе Моры, когда она говорила о брате, вызывали у Джэнайн суеверный страх. Она и раньше побаивалась Моры, а сейчас была просто в шоке.

Мора улыбнулась.

– Прости, Джэн. Я становлюсь сентиментальной! – Она снова поцеловала ребенка.

Джэнайн едва сдерживалась, чтобы не выхватить у нее младенца. Она была чувствительна и просто не могла видеть, как эта женщина прижимает к себе ее ребенка. Все нутро ее восставало против этого.

Рой как-то сказал, что у Моры не все в порядке с головой. И Джэнайн, глядя на нее сейчас, подумала, что эта женщина способна на все. Она может даже убить ребенка, если что-нибудь в нем ей не понравится.

Эта страшная мысль заставила Дженайн вздрогнуть.

– Тебе холодно?

– Нет, Мора, я просто устала. Рождение ребенка отнимает массу сил.

– Знаешь, что говорит Мардж? Когда рожаешь, такое ощущение, что сейчас выкакаешь футбольный мяч.

Джэнайн поджала губы. Ей всегда претило пристрастие Райанов к ругательствам: они матерились так же просто, как ее мать произносила "Боже, благослови тебя!"

Набравшись духу, Джэнайн решила поделиться с Морой идеей, уже несколько месяцев бродившей у нее в голове.

– Мора!

– Что? – Мора продолжала тискать ребенка, не отрывая глаз от его личика. А он смотрел на нее снизу вверх своими синими райановскими глазками.

Джэнайн, настороженно наблюдая за своей свойственницей, поправила простыню.

– Это касается Роя.

Мора тихонько рассмеялась:

– Рой похож на собаку, очутившуюся сразу у трех фонарных столбов! Я никогда не видела его таким. Все парни над ним смеются. Можно подумать, что это у вас первый ребенок!

– Я знаю... я знаю, – Джэнайн никак не могла найти нужные слова.

Почуяв неладное, Мора заглянула в лицо Джэнайн:

– Ну, что там у тебя? Давай выкладывай. Право же, я никакая не ведьма, что бы там ни говорила моя мамочка. – В голосе ее была горечь.

– Я хотела у тебя спросить, не поможешь ли ты Рою основать свое маленькое дело... – Она осеклась на полуслове, заметив, как изменилась в лице Мора.

– Ты хочешь, чтобы Рой работал вне семьи?! Должно быть, ты шутишь.

Джэнайн заплакала.

– Ох, Мора, мне так страшно! – Она закрыла лицо руками. – Я, как жена полицейского, которая никогда не знает, вернется муж домой или нет. А после того, что случилось с Бенни...

Мора убрала ее руки от лица.

– Это все роды, Джэн, ты просто переутомилась. Смешно слушать то, что ты говоришь.

– Нет! Роды тут ни при чем! – Джэнайн пошла ва-банк. – Я не хочу остаться вдовой и растить ребенка одна. Я хочу иметь обычную семью. Настоящую семью. Рой родился не для того, чтобы быть головорезом.

Мора положила ребенка в стоявшую у постели кроватку, и лицо ее приняло мрачное выражение. Она наклонилась над Джэнайн и заговорила зловещим шепотом:

– Можно я кое-что объясню тебе, Джэнайн? Если это еще не дошло до тебя? Роя я очень люблю, но он туп, как деревяшка. С трудом справляется со счетом свыше пятидесяти. Он все еще – Господи Иисусе! – читает комиксы серии "Марвел"! Лучшее, на что он мог рассчитывать в своей жизни, – это работа курьера в муниципалитете или в управлении по водоснабжению. В любом случае ты не могла бы делать такие солидные траты, как привыкла сейчас. Твой отец пытался сделать из него мясника, но ты знаешь, чем это кончилось. Знал бы Рой то, что ты только что мне сказала, влепил бы тебе хорошую оплеуху. Ты вполне ее заслужила. А теперь, что касается того дерьма, которое ты произвела на свет...

Она прижала Джэнайн к подушке и ткнула пальцем в грудь.

– Значит, тебе захотелось настоящей семьи, да? А напряги память и вспомни, как подкинула собственную дочь моей матери. И новорожденного подкинешь, если приспичит. Не так ли? Так что не заводи об этом речи и не вали на меня свое дерьмо. Ты меня слышишь?

Разбуженный громким голосом Моры, ребенок захныкал в своей кроватке.

– Я постараюсь забыть то, что ты мне сказала, Джэнайн, роды расстраивают нервную систему, я знаю. Но смотри, впредь ни с кем не заводи подобных разговоров, иначе я сама тобой займусь. Поняла?

Джэнайн кивнула, и у нее задрожали губы. Она поняла, что нажила себе врага на всю жизнь.

Мора пристально посмотрела на Джэнайн. Потом ласково улыбнулась, в то время как выражение глаз оставалось жестким, и достала из сумки голубую бархатную коробочку.

– Посмотри, что там. – Она резким движением поставила коробочку на постель.

Джэнайн всю трясло, и Мора помогла ей открыть шкатулку. Внутри лежал браслет из сплава золота и платины.

– Я велю выгравировать на нем имя твоего сына.

Джэнайн судорожно сглотнула слюну. Ей был не нужен этот браслет, но она произнесла, заикаясь:

– Спа... спасибо. Какой красивый! Просто великолепный! – По щеке у нее побежала слеза. Мора осторожно смахнула ее своими тонкими пальцами.

– Успокойся, дорогая. У тебя родился такой чудный малыш. Смеяться надо, а не плакать...

Джэнайн вымученно улыбнулась:

– Как ты любишь говорить, дело в гормонах или в чем-то подобном.

Мора засмеялась:

– Попала в самую точку. Ну а теперь я отправлюсь к "Ее Величеству и двум Председателям": если оставить парней без присмотра, Рой напьется и свалится.

Мора повесила на плечо сумку и поцеловала Джэнайн.

– Сейчас я тебе расскажу одну байку, а ты поразмысли над ней. Она была написана на стене в общественном туалете, и Мики ее прочел. "Жизнь – как бутерброд с дерьмом: чем больше хлеба, тем меньше дерьма". На твоем месте я задумалась бы над этим.

Еще раз бросив взгляд на ребенка, Мора вышла из палаты.

"Наверняка вся кипит от ярости", – глядя ей вслед, подумала Джэнайн, и не ошиблась.

Разглядывая браслет, она вдруг почувствовала, как хлынули из глаз горячие слезы: она попала в ловушку, из которой не выбраться.

Свекровь права. Они никогда не отпустят Роя.

Через некоторое время в палату вошла сиделка и попыталась отвлечь Джэнайн разговором. Но та молча сидела в постели, терпеливо выслушивая подробности о "синюшности у детей", а потом, когда сиделка ушла, снова заплакала.

* * *

Когда Мора вошла в пивную "Ее Величество и два Председателя", она чувствовала себя значительно лучше, чем в последние несколько недель. Особенно после того, как раз и навсегда покончила с самоуверенностью Джэнайн и ее мелочным стремлением к респектабельности. Депрессию как рукой сняло.

Мора не кривила душой, когда взяла на руки новорожденного. Ей так хотелось, чтобы сын Джэнайн был ее сыном! Так хотелось быть матерью!

Джэнайн не знала об этом и завела разговор о Рое в самое неподходящее время.

Глава 20

В пивной "Ее Величество и два Председателя" на Дин-стрит было, как всегда, полно посетителей. Протиснувшись между столиками, Мора, наконец, увидела братьев, они сидели в углу. Рой уже основательно набрался. В сигаретном дыму, пропитавшем воздух пивной, было можно, казалось, повесить топор.

Лесли первым заметил Мору и встал, шатаясь, со стула. Мора улыбнулась ему.

– Привет, Мо, – пробормотал он заплетающимся языком.

– Сядь-ка, Лес, пока не упал. – Она оглядела застолье. – Остальные братья продолжали сидеть: все они были как две капли воды похожи друг на друга и все пьяны, кто больше, кто меньше. Только Майкл оставался трезвым. Слишком трезвым. Он уступил Море место.

– Садись, Мо, что тебе принести? Шотландского?

Мора кивнула и села. Майкл направился к бару.

– Неплохо вы тут развлекаетесь, – с нарочитой беспечностью заявила Мора, заметив, как уставились на нее четыре пары глаз.

Впервые Мора испытала на себе их настороженность, и это причинило ей боль. Только Джоффри смотрел на нее как обычно и выглядел самодовольным. Самодовольным и очень уверенным в себе. Мысленно Мора поставила ему мелом "пятерку".

– Ну, Рой, наконец-то у тебя сын!

Рой кивнул, и его пьяная физиономия расплылась в дурацкой улыбке.

Мора пошарила в сумке в поисках сигарет. Ясно, что ее здесь не ждали. Но почему? В том состоянии, в каком она сейчас находилась это трудно понять. Неужели из-за Бенни? Или им просто захотелось устроить мальчишник? Вернулся Майкл, неся поднос с напитками. Мора взяла двойную порцию шотландского виски и залпом выпила все, без остатка.

– Тебе очень плохо, Мо? – мягко спросил Майкл.

– Нет, а в общем, хуже некуда. Вы уж извините меня, ребята, но я пойду: у меня дела в клубе. Ладно?

Она взяла сумку и быстро пошла к выходу. Очутившись на улице, Мора с удовольствием вдохнула в себя морозный ночной воздух. Все еще шел небольшой снежок, превращаясь в кашу и темный лед.

Осторожно ступая. Мора пошла по Дин-стрит в сторону "Ле Бюзом". Больше всего пострадал фасад дома, а вся сила удара от взрыва зажигательной бомбы пришлась на маленькую конторку, за которой в ту ночь сидела Шири Дэвидсон. Ущерб от разрушений оказался для клуба минимальным. Затронута была, в основном, "косметика". Но входя в клуб, Мора с особой остротой ощутила, что никогда уже здесь не будет сидеть Шири, не будет рассказывать свои бесконечные истории и заливаться низким раскатистым смехом. Ее любили и клиенты, и сами "хозяйки". Она оставила двоих детей, находившихся теперь под опекой суда. Их отца или отцов – этого никто не мог бы определить точно, даже сама Шири, – обнаружить было невозможно.

Что касается Джерри Джексона, то его отвезли в Ожоговый центр в Биллерикей, а его жене передали в качестве компенсации две тысячи фунтов на Рождество и Новый год. Теперь ока будет еженедельно получать приличную сумму, пока не выяснится дальнейшая судьба Джерри. И если он не сможет работать, ему обеспечат безбедное существование.

За какую-то неделю после случившегося клуб заново отстроили, и жизнь там вошла в свою колею. Едва переступив порог, Мора окунулась в волны теплого воздуха, – хорошо знакомое ей ощущение, – услышала песенку "Мои глаза обожают тебя", мысленно отметив, что ее исполняет Луиз Бартон. Часы показывали почти одиннадцать, и Мора удивилась, что уже так поздно. Она сбросила шубку и заперла ее в маленькой раздевалке, у самого входа.

Затем пошла к местам для рандеву и принялась за свои обычные дела. Несколько недель тому назад к ним поступила новая девушка по имени Моник, настоящая француженка, жившая когда-то во Франции. Необыкновенно красивая и умная, она не была похожа на потаскуху. Одно в ней удивляло Мору: она не была разборчива в клиентах и соглашалась на "съем" меньше, чем за полсотни фунтов, как сообщила Море одна из девушек, тогда как минимальной платой была сотня фунтов плюс их собственные "хозяйские" гонорары. И Мора терялась в догадках: либо у Моник жестокий сутенер, требовавший ночную "квоту", либо проблема с наркотиками.

Скорее всего, с наркотиками, думала Мора.

И если это так, придется выдать ее полиции. Организованы подобные выдачи были хорошо.

Не меньше чем за неделю клубное начальство предупреждали, что будет облава, так что можно было заблаговременно увести из зала всех сколько-нибудь известных жителей города, например судей и, что гораздо реже, политиков. Полиция имела полное право арестовать любую девушку, так или иначе связанную с наркотиками. Чтобы все это выглядело "правдоподобно", многие владельцы клубов нанимали специально для этих случаев "подставных лиц". Но Мора так не поступала.

Когда Мора вошла, Моник болтала с двумя чернокожими девушками, что само по себе было необычным: черные и белые проститутки отчаянно соперничали между собой, но, кажется, Моник любили все.

– Привет! – Мора кивнула девушкам и обратилась к Моник: – Я была бы вам благодарна, если бы вы поднялись ко мне в кабинет. Не возражаете? – Мора произнесла это дружеским тоном. Пусть остальные девушки думают, что ей позвонил кто-то из "домашних птичек" – какой-нибудь постоянный клиент – и договорился об оплате услуг девушки. В подобных случаях полагалось заказывать пару бутылок шампанского, полсотни сигарет и еще внести небольшую сумму в администрацию клуба. Девушку привозили по указанному клиентом адресу на такси.

Моник встала, и Мора заметила, что глаза у нее широко раскрыты, а зрачки слишком большие. Когда Моник вошла вслед за Морой в контору, Мора включила свет и задернула шторы. Затем повернулась к Моник и, все еще улыбаясь, предложила ей сесть, после чего, вместо того, чтобы сесть в свое кресло, встала перед Моник, облокотившись о конторку.

– Покажите, пожалуйста, руки, Моник.

– Зачем?

Мора откашлялась. Она ненавидела эту процедуру.

– Пожалуйста, будьте добры, покажите ваши руки. Вы знаете зачем.

Мора скользнула взглядом по длинным темным волосам Моник, по ее карим глазам, с таким разрезом, как у газели, и тут, при ярком свете лампы, с удивлением увидела, какое потрепанное у нее лицо. В полумраке клуба Моник выглядела значительно моложе, лет на двадцать с небольшим, но сейчас ей можно было дать где-то около сорока.

– Пожалуйста, Моник. Не делайте эту и без того неприятную процедуру еще неприятнее.

Моник вытянула руки. Мора осмотрела их, но следов иглы не нашла.

Моник торжествующе на нее посмотрела:

– Вот видите, мисс Райан: ничего нет.

Мора виновато улыбнулась:

– Пожалуйста, снимите чулки.

Лицо Моник вытянулось.

– Прошу... как вы говорите?

Мора подсказала:

– Прошу прощения. Я прошу прощения. Но теперь, если не возражаете, снимите чулки. Я осмотрю ваши ноги. Понятно?

В глазах Моник вспыхнули зловещие огоньки, и Мора подумала, что девушка сейчас очень напоминает загнанную в угол крысу.

– Снимайте чулки, Моник! Не то я позову кого-нибудь из служащих, и с вас снимут их силой.

Тут Мора заметила, что Моник пристально смотрит на ее отделанную бисером сумку, лежавшую у нее на коленях.

– И не вздумайте воздействовать на меня силой. Это кончится слезами, только не моими, а вашими.

Голос Моры звучал твердо и непреклонно.

Моник внимательно ее изучала, взвешивая все "за" и "против". Затем задрала свое платье из черного бархата и принялась медленно расстегивать пояс с резинками. Спустив один чулок ниже колена, Моник протянула Море ногу. Мора усмехнулась: она уже привыкла ко всем этим уловкам. Она сняла с ноги Моник изящную черную туфельку, а потом чулок. На стопе было множество следов иглы, даже между пальцами. Мора швырнула чулок Моник и сказала со вздохом:

– Вы сами себя губите, Моник. Надеюсь, вам это понятно?

Женщина пожала плечами и начала надевать чулок.

– Я знаю, что вы умеете говорить по-немецки, по-арабски и даже немного по-японски. Вы не глупы. Зачем же принимать наркотики?

Моник надела туфлю и взяла предложенную Морой сигарету. Потом закурила от зажигалки, которую та ей поднесла, и затянулась.

– То, что вы говорите, просто смешно. Да вы и не выглядите такой... как это сказать?.. шокированной. С какими только мужчинами я не сплю, когда прихожу сюда ночью! Бывают приятные, очень добрые. А бывают грубые, которые непременно хотят причинить боль. – Заметив, как Мора изменилась в лице, Моник засмеялась: – Вы очень забавная девушка. Намерены выгнать меня за то, что я принимаю наркотики. Ну так знайте, я стала заниматься проституцией, когда мне исполнилось семнадцать. Больше двадцати лет назад. Нужна же мне капелька счастья, и я нахожу ее в наркотиках. Я переспала с тысячами мужчин, и всегда приношу хозяевам солидный доход. Многие ли мои клиенты отказывались платить по счетам? Ни одного не найдете. Я могу очаровать сладкими речами любого мужчину, если захочу. Так что не читайте мне, пожалуйста, нотаций. Я уйду из вашего клуба. Все равно он превратился в кусок дерьма в тот день, когда в него швырнули бомбу. Девушки не перестают нервничать.

Она встала и положила сигарету в пепельницу, стоящую на конторке.

– Но прежде чем уйти, я хочу спросить у вас одну вещь: кто из нас двоих хуже: я, торгующая свои телом, или вы, превратившая это в доход?

– Я много сделала для девушек. Обеспечиваю им такую защиту, какой они не получат нигде в Лондоне, – Мора словно оправдывалась.

Моник рассмеялась:

– Да-да, конечно. Но для меня вы – сутенер, и для девушек тоже. – И она в своей характерной гальской манере пожала плечами. – До свидания.

Оставшись одна, Мора внезапно почувствовала скуку. Кажется, она больше не тянет на "мисс Популярность". Даже родные братья относятся к ней настороженно. О Майкле, разумеется, речь не идет.

Она положила руки на край конторки и уронила на них голову. Ей вдруг захотелось уйти из клуба, сесть в машину и ехать, ехать, ехать, куда глаза глядят, где ее никто не знает и где она могла бы быть самой собой, двадцатипятилетней девушкой. Не женщиной... а именно девушкой!

Она вздрогнула, услышав, как открывается дверь. Это пришла совсем молоденькая девушка, Кэнди, что значит "конфетка". Было ли это ее настоящее имя или прозвище, никто не знал. Она принесла чашку кофе. Мора опустилась в кресло и попыталась улыбнуться.

– Судя по вашему виду, мисс Райан, вы с этим справитесь. – Она поставила чашку на конторку, и Мора почувствовала запах виски. Словно угадав ее мысли, Кэнди улыбнулась:

– Это ирландский кофе, очень крепкий ирландский кофе.

Впервые за весь день Мора широко улыбнулась:

– Спасибо, Кэнди.

Кэнди села в кресло, на котором только что сидела Моник. Она была натуральной блондинкой, с волосами еще светлее, чем у Моры, что казалось просто невероятным, потому что волосы у Моры были почти белые. У Кэнди они отливали серебром, и эффектно контрастировали с карими глазами. Несколько недель назад "хозяйки" скинулись, каждая по пяти фунтов, и Кэнди продемонстрировала им волосы на промежности. Они были, точно такого же цвета, как и на голове. Таким образом, Кэнди рассеяла все сомнения насчет цвета своих волос и к тому же обогатилась почти на сотню фунтов.

Девушка с какой-то детской наивностью подтянула свое платье без лямок и сказала:

– Вы, мисс Райан, выглядите совсем загнанной.

– Так оно и есть, Кэнди.

Девушка прыснула.

– Я хотела бы переговорить с вами кое о чем.

Мора глотнула горячего ароматного кофе и подняла брови, как бы приглашая Кэнди продолжить разговор.

– Тут, возле клуба, недавно болтался один тип.

– Сутенер? – устало спросила Мора.

Меньше всего ей хотелось думать сейчас о чем-либо подобном и уж тем более предпринимать какие-нибудь меры.

Кэнди мотнула головой.

– Ой нет. Никакой не сутенер. Обыкновенный полицейский.

– Кто?!

– "Старина Билл". Вы же знаете: лиловый мундир! – И Кэнди засмеялась.

– Он о чем-нибудь спрашивал? Например, о той ночи, когда в клуб бросили бомбу? Спрашивал? – В голосе Моры звучала тревога.

Кэнди спокойно откинулась в кресле.

– Да нет, мисс Райан. Ни о чем таком он не спрашивал. Вами интересовался.

– Мною? – Мора даже рот открыла.

– Да-да, вами. И велел вам отдать это. – Кэнди вытащила из лифчика клочок бумаги. – Он спросил, будете ли вы в клубе сегодня вечером. А когда я сказала, что не знаю, предложил мне двадцать фунтов за то, чтобы я передала вам записку. Я согласилась. Вы не будете меня за это ругать?

Мора жадно пробежала глазами несколько слов.

– Нет-нет, Кэнди. Ты правильно поступила.

Она сунула в сумку записку, достала из кошелька три банкноты по двадцать фунтов и протянула девушке.

– Ой нет, мисс Райан, я не возьму. Тот тип дал мне достаточно.

Мора вложила банкноты девушке в руку.

– Бери, бери, Кэнди. Ты заслужила.

Кэнди взяла деньги и смущенно улыбнулась:

– Ну, если вы так считаете...

Мора расхохоталась, чувствуя, как забурлила в жилах кровь.

Кэнди встала, и Мора обняла ее. Это положило начало их дружбе.

– На тебя можно положиться, Кэнди? Ты не проболтаешься?

Кэнди положила руку на руку Моры.

– Послушайте, мисс Райан, я не читала этой записки и не знаю, что в ней. И я не стукачка. Вы были добры ко мне, и я с удовольствием сделаю для вас все, что в моих силах.

– Спасибо, Кэнди. Я ценю это.

Кэнди снова улыбнулась и спустилась вниз. Ей нравилась Мора Райан. Что бы там о ней ни говорили, она заботилась о девушках. Иначе пришлось бы снова искать сутенера и отправляться либо на Парк-лейн, либо, когда она станет менее привлекательной, на Кингс-Кросс. В "Ле Бюзом" у нее, по крайней мере, был шанс как-то обеспечить себе будущее. Уже за одно это она могла быть всю жизнь признательна мисс Райан.

Оставшись одна, Мора вынула записку из сумки. Терри Пезерик написал ей записку! Она глазам своим не верила!

"Если я тебе понадоблюсь, позвони по этому телефону. Люблю. Терри". Мора снова и снова перечитывала эти несколько слов, под которыми был нацарапан номер телефона. Возбуждение ее достигло предела. Значит, он и в самом деле все еще хочет ее! Иначе, зачем было ему напоминать о себе? Она прижала к груди заветный клочок бумаги. Терри здорово рисковал, передавая записку. "Может быть, это ловушка?" – мелькнула мысль, но Мора тут же вспомнила, что их и прежде влекло друг к другу. Пусть из этого ничего не получится, но само сознание, что он все еще хочет ее, несмотря ни на что, приносило удовлетворение. Ведь ему наверняка были известны события последних недель!

Мора откинулась в кресле и стала пить совершенно остывший кофе. Добавленное к нему виски вызвало чувство голода. Она здесь приготовит все на ночь и поедет домой. К себе, а не к Майклу.

Мора была, что называется, в ударе. Моник, настороженность братьев в пивной, воспоминание о Бенни, Сэмми, Джонни, Джэнайн – все это мгновенно улетучилось из памяти за те драгоценные секунды, что она думала о Терри. Она оставила Майклу записку, что встретится с ним утром, и, что-то мурлыча себе под нос, собралась ехать домой.

Но прежде чем выйти, села на край конторки и впилась глазами в телефон. Взглянула на часы: четверть первого. Пожалуй, поздно звонить. Снова развернула клочок бумаги. Слова "Люблю. Терри", казалось, ожили и отделились от бумаги.

Люблю... Она сняла трубку и набрала нужный номер.

Во рту у нее все пересохло, голова кружилась. А что, если он спит или у него гости? При этой последней мысли защемило сердце, и в следующий момент она услышала:

– Алло? Кто это? Это ты, Мора?

В голосе Терри была мягкость и страстное желание, такое же, как у нее, особенно когда он произнес ее имя.

Она судорожно сглотнула.

– Терри.

– Так это все-таки ты, – вздохнул он с облегчением.

Наступило молчание.

– Я хочу тебя видеть, Мора, – как-то нерешительно сказал он. – Конечно, если ты не возражаешь.

– Я как раз собиралась домой, когда получила твою записку.

– Можно я приеду к тебе? – умоляюще спросил он.

– Сейчас дам тебе адрес. – Она говорила с трудом.

– Адрес я знаю. До скорого! – Его голос звенел от счастья, и сердце ее учащенно забилось.

Она рассмеялась, будто лед рассыпался на тысячи мелких осколков.

– Ну конечно. Полицейскому положено знать мой адрес.

– Само собой.

Когда он это произнес, Море показалось, что она видит хорошо знакомую ей кривую усмешку на его губах.

– Ну, тогда до встречи. – Она повесила трубку. И почувствовала, что дрожит от возбуждения и неутоленного желания.

* * *

Терри Пезерик не сводил глаз с телефонной трубки, которую все еще держал в руке. Надежда не обманула его. Она желала его так же сильно, как и он ее! Он схватил ключи от машины, куртку и выбежал из квартиры. Вскочив в свой "форд-эскорт", Терри поехал в Рэйнхем, где жила Мора.