Опасная леди

– Ну расслабься, Мо... расслабься же!

В соседней квартире кто-то включил радио, чтобы заглушить крики. Маленькую кухню заполнили звуки песни "Дай руку подержать".

Чтобы Мора не сжимала ног, мистер Патель удерживал их плечами.

– Бога ради, мадам! Не дергайтесь!

– Мам, останови его, мам!.. Я не могу больше! Пожалуйста!

Мора почувствовала, что из нее льется моча, словно лопнул мочевой пузырь, моча, смешанная с кровью, она ощущала их тепло.

Мистер Патель, держа в руке инструмент, крикнул что-то жене на своем языке. Миссис Патель вынула из стоявшего в раковине таза грязные чашки и поднесла его к столу. Затем они с мужем каким-то непостижимым образом усадили Мору над тазом.

Мора почувствовала, как из нее что-то вывалилось, и когда сквозь слипшиеся волосы посмотрела в ярко-оранжевый таз, то увидела там в слизи и крови младенца размером дюйма в четыре. Он уже сформировался! Плечи Моры стали вздрагивать, волна отчаяния захлестнула ее, она была близка к истерике. Это ее ребенок! Она еще сильнее заплакала, жалобные стоны перешли в рыдания.

Мора перевела взгляд с оранжевого гроба, где лежал ее младенец, на свои испачканные кровью бедра и потеряла сознание. Таз выскользнул из-под нее и вместе со всем содержимым грохнулся на пол. Сара смотрела на крохотного младенца, своего внука или внучку, и чувствовала, как жгучий стыд откуда-то снизу поднимается к сердцу.

Боже милосердный! Что она натворила?!

Миссис Патель несколько раз дернула Сару за руку, вернув ее к реальности. Сара отвела глаза от крохотного тельца и вместе с супружеской четой стала убирать с пола.

Когда Мора очнулась, на ней уже были ее трусы, а между ног – стерилизующая салфетка. Чувствовала она себя прескверно. Где она? Что за кровать? Что за комната? Она обвела все вокруг затуманенным взглядом, вспомнила, где находится, и как бы вновь ощутила где-то внутри холод стального инструмента и магический страх. Перед глазами неотступно стоял образ ее малыша, и Мора снова заплакала.

В комнату вошла Сара, обняла Мору. Сердце матери разрывалось от горя: недаром церковь запрещает аборты, считая это грехом! Это она толкнула дочь на такое ужасное дело, заставила ее страдать, мучиться от боли. Она нежно поцеловала Мору.

– Все позади, милая моя! – Она помогла Море сесть.

– Ох, мам, мне так плохо!

Море казалось, будто ей вспороли живот. Ведь аборт был сделан без всякой анестезии. Ни мать, ни Мора еще не знали, что после случившегося Мора уже никогда не будет такой, как была!

Через полчаса женщины сидели в такси, возвращаясь назад в Ноттинг-Хилл. До самого дома они хранили молчание.

И только очутившись в собственной постели, Мора сказала:

– Жаль, что у меня не хватило смелости оставить его, мама. Стоит мне вспомнить, как он лежал там... – Голос ее дрогнул, и, рыдая, она зарылась в подушки.

Сара не могла смотреть дочери в глаза и вышла из комнаты. Она спустилась вниз, прошла в гостиную и налила себе изрядную порцию виски. Несмотря ни на что, она должна сделать все домашние дела.

Когда вечером Сара поднялась к Море, та уже спала, на ее длинных ресницах блестели слезы. Сара подоткнула одеяло, поплотнее укрыв плечи дочери, и помолилась Богу, чтобы послал Море успокоение и бодрость. Она знала, что еще не скоро все станет по-прежнему, если вообще это когда-нибудь возможно.

Только на следующее утро Сара поняла, почему дочь спала так мирно и так долго. Не добудившись Моры, Сара, встревоженная ее бледностью, сдернула с нее одеяло и увидела, что дочь лежит в луже крови, промочившей простыни и даже матрас. Мора Райан истекала кровью!

На крик Сары примчалась ее подруга Пэт Джонстон, взглянула на Мору и немедленно вызвала "скорую помощь". Мору увезли в больницу, и, пока ее оперировали, Сара и Пэт сидели рядом, охваченные тревогой и горем.

Пэт сразу поняла, что случилось, и поклялась, что тайна умрет вместе с нею. Вызывая "скорую помощь", она позвонила также и Майклу, не зная, что еще предпринять. А теперь она сидела рядом с подругой, держа ее за руку. Напряжение Сары достигло предела: она ждала, когда кончится операция. До своего смертного часа Сара не перестанет раскаиваться в том, что отвела дочь в ту маленькую квартирку в Пэкхеме. Пусть лучше родила бы ребенка здесь, в больнице Святого Чарльза, где врачи сейчас отчаянно борются за ее жизнь. Сара крепко зажмурилась, стараясь вытравить из памяти страшные видения...

Сара услышала, как открылись двери операционной и обернулась. Появился хирург. Халат его был забрызган кровью, лицо мрачно.

"Неужели дочь умерла?" – подумала Сара, но тут раздался голос хирурга:

– Миссис Райан, самое худшее позади.

– Слава Богу! Ох, слава Богу! – услышала Сара свой собственный голос.

– На вашем месте, я не спешил бы благодарить Господа, миссис Райан! Вашу дочь всю изрезали и пришлось удалить оба яичника, к тому же внутрь попала инфекция, а больная не в силах была с ней бороться. Тот, кто делал аборт вашей дочери, заслуживает пожизненного заключения. – Врач покачал головой. – Она чудом осталась жива, только она не сможет больше иметь детей. Пока она еще под наркозом. Но повторяю: худшее позади. Впрочем, трудно сказать, что будет с ее рассудком после всего случившегося.

– Благодарю вас, доктор. Спасибо, – глухо произнесла Сара, испытывая стыд.

– Тот, кто искалечил вашу дочь, должен понести наказание. За все годы моей практики я ничего подобного не видел! Такое ощущение, что внутрь к ней лезли домкратом! Настоятельно прошу вас сообщить мне адрес этого человека. Я ничего не скажу полиции о вашей дочери, она и так жестоко наказана. Но нельзя допустить, чтобы такое когда-нибудь повторилось с другой женщиной.

Сара кивнула, достала из сумки тот самый клочок бумаги, который Море дали в лаборатории, и подала хирургу. Он похлопал Сару по плечу и сказал:

– Конечно, простой выход из положения иногда кажется соблазнительным, но, поверьте, это никогда не срабатывает. В результате приходится платить за это дорогую цену. Ваша дочь сейчас в палате интенсивного ухода, можете ее повидать. – И он вышел, сжимая в руке бумажку с адресом.

У входа в палату Сара и Пэт увидели Майкла. Он только что приехал в больницу. Забыв обо всем, Сара бросилась в его объятия. Майкл прижал к себе мать, в глазах его стояли слезы. Весь персонал смотрел, как высокий красивый мужчина успокаивает свою мать. А в это самое время Терри Пезерика безжалостно избивали двое наемных головорезов. Три месяца пролежит Терри в больнице и только год спустя сможет снова выйти на работу.

Усадив мать, Майкл попросил медсестру принести ей чаю, вытер ей своим носовым платком слезы и прошел в маленькую палату взглянуть на сестру. Он пристально смотрел на нее, пораженный увиденным. Казалось, прошла не ночь, а годы, обрушившиеся на нее всей своей тяжестью. Мора лежала бледная, с заострившимися скулами и ввалившимися щеками.

И Майкл дал себе страшную клятву: что бы с Морой ни случилось, что бы она ни совершила, он всегда придет ей на помощь. Ведь это из-за него она здесь лежит. Из-за него Пезерик ее бросил. Он виновник ее страданий. Он сделает все, что в его силах, чтобы Мора никогда не испытывала боли. И пока Майкл здесь, Пезерик получает свое, его изобьют так, что живого места не останется, он за все заплатит. И это справедливо!

"Надо заботиться о наших женщинах!" – сказал однажды Майкл Бенни.

Он ласково взял руку сестры в свою, и она пришла в себя. Пристально вглядываясь в лицо Майкла, Мора силилась что-то сказать и провела языком по растрескавшимся губам. Он склонился над ней и не сдержал рыданий, уткнувшись ей в плечо, когда она сказала:

– Мой ребенок, Мики. Мой бедный, невинный ребенок!

Майкл ласково обнял ее, и их слезы смешались. Он жизни не пожалеет, только бы Мора никогда больше не знала печали.

Неделю спустя полиция сообщила хирургу, мистеру Бернарду Фробишеру, что три дня тому назад в интересующую его квартиру бросили зажигательную бомбу. Ахман Патель, его жена и их старшая дочь Найма были найдены убитыми.

Полиция считала, что, скорее всего, это дело рук расистов, виновник обнаружен не был. Мистер Фробишер, поразмыслив, предпочел не высказывать своего мнения: он вовсе не собирался подвергать риску свою собственную семью. Тем более из-за какого-то лекаришки, промышлявшего незаконными абортами.

Глава 13

Через шесть недель Мора выписалась из больницы, и все родные единодушно решили, что она изменилась до неузнаваемости. Платье буквально болталось на ней, так она исхудала, и Бенни стал в шутку звать ее "гороховым стручком". Высокая и очень тонкая, она теперь походила на манекенщицу. Только груди, хоть и стали поменьше, по-прежнему были тяжелыми. Она улыбалась, когда Бенни шутил, но в глубине души понимала, какой дорогой ценой заплатила за свое похудание.

Сидя у себя в спальне, Мора наблюдала в окно за ребятишками на улице. Когда-то они с Маргарет играли в те же игры: "штрандер", "классы", "пять шариков". Мора с тоской вспоминала тот прекрасный и спокойный мир, в котором единственной ее заботой было вовремя вернуться домой. Профиль Моры, сидевшей у окна, словно сосредоточил в себе всю глубину происшедших в ней перемен: ее римский нос приобрел более резкие очертания, скулы казались выточенными из слоновой кости. Синие глаза запали. Раньше, пользуясь кремами для лица и рук, Мора не понимала, что и без них хороша. Она не прочь была повертеться перед зеркалом, но никогда не придавала особого значения своей внешности. После больницы прежняя Мора Райан как бы перестала существовать.

Ее теперь можно было сравнить с раковиной – очень красивой снаружи и пустой внутри. Она была ко всему безразличной до того дня, когда в голове у нее созрел некий план. И осуществить его она могла только с помощью Майкла.

Один из ребятишек внизу вскрикнул, указав на что-то пальцем, и Мора улыбнулась, сразу догадавшись, что он увидел на тротуаре насекомое. Откуда-то из самых глубин подсознания всплыло воспоминание, и Мора кожей ощутила сырость каморки, где моют посуду, сырость, пронизывающую до мозга костей. Однажды Антони ее там запер, когда она была совсем еще ребенком, и погасил свет, оставив ее в кромешной тьме. Дотянуться до выключателя Мора не могла и, обреченная Антони пребывать в сырости и мраке, так и стояла там, зная, что под ногами у нее копошится целая армия тараканов. Это воспоминание заставило Мору вздрогнуть. На нее волной накатил страх, как в тот далекий день. Ей казалось тогда, что тараканы ползут по ее пухлым ножкам прямо в шорты. И вдруг почувствовала, что обмочилась, залив носки и башмаки. В тот же самый момент Мора так завизжала, что тотчас же прибежали мать с отцом и Майкл... Майкл снял с себя ремень и стал хлестать Антони, его крики смешались с ее собственными.

И снова мысли ее вернулись к ребенку, ее ребенку, который лежал в тазу для мытья посуды. Мора тряхнула головой, чтобы прогнать видение. Она никого не винила в случившемся. Только себя. "Да, да, я одна виновата, – без конца повторяла она. – Ни мама, ни Майкл, только я. И Терри".

Семя ненависти к нему попало ей в душу в тот страшный день, и Мора пестовала его и питала, пока оно не проросло, как гороховый стручок из сказки. Сообщение в "Дейли миррор" о том, что Терри избили, оставило ее равнодушной. Она не почувствовала ни жалости, ни боли. Ничего, кроме пустоты. Так же она относилась ко всему, что касалось ее. Презрение к Терри заглушило воспоминания о том хорошем, что между ними было: о близости и наслаждениях, о всяких приятных мелочах – словом, обо всем, что связано с Терри.

Не прогони он ее тогда, она оставила бы ребенка, как-то решила бы эту проблему. Не испугалась бы Майкла и перспективы стать матерью-одиночкой. Терри Пезерик стал для нее идеальным козлом отпущения. Она знала, что полиции известно, по чьему наущению он избит, но доказательств не было, как обычно, когда дело касалось Райанов.

Мора улыбнулась про себя. Что ж, если план ее осуществится, она станет настоящей представительницей семьи Райанов, притом весьма активной.

Она надеялась, что Терри при смерти, что после побоев его красивое лицо так изуродовано, что никто не захочет смотреть на него, и молила об этом Бога.

Единственным утешением в этой печальной истории было то, что Майкл вернул себе расположение матери. И хотя он по-прежнему не жил дома, зато часто навещал их. Вслед за Майклом тогда выехали Джоффри, Лесли, Ли и Гарри. Остались только Бенни и Мора. Ли с Гарри сняли себе жилье неподалеку от Эдгвар-роуд. Джоффри купил квартиру в Найтсбридже, поблизости от Майкла. Теперь в доме тихо, не то что в старые добрые времена, когда они были совсем еще юными и куролесили с утра до поздней ночи. Как ни странно, Мора не могла вспоминать об этом без сожаления.

Ее мысли прервал легкий стук в дверь.

Вошел Майкл, с большой коробкой шоколадных конфет. Она с нежностью посмотрела на брата. Все-таки он чертовски красивый мужчина!

– Ты все время мне покупаешь конфеты, Мики, а я их не ем.

– Зато я ем! – Он лукаво улыбнулся, бросился на кровать, потом покатался по полу и, наконец, стал перед ней на колени, возведя глаза к потолку и с мольбой протягивая ей коробку конфет. В этой позе он очень напоминал японскую гейшу!

– Я знаю, что дама любит "Молочный Поднос"!

Мора засмеялась:

– Возможно, но это – "Черная Магия"!

– Ладно, ладно, я жизнь готов отдать за тебя, а ты надо мной насмехаешься!

Наконец Майкл сел и внимательно взглянул на Мору:

– Как ты себя чувствуешь?

Мора вздохнула:

– Прекрасно, черт побери! Но я чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы меня об этом не спрашивали. Мне хочется обо всем забыть. – Она свернулась в кресле комочком, и лицо ее снова приняло отчужденное выражение. Она настороженно поглядела на брата.

– Знаешь, Мики, у меня к тебе просьба.

Он пожал плечами:

– Давай, принцесса. Получишь все, что захочешь.

– Честно, Мики? Все?

Он положил руку на сердце:

– Клянусь вам, как говорят по телеку.

Мора подалась вперед и с усмешкой сказала:

– Дай мне работу!

Майкл растерянно уставился на нее:

– Насчет этого, Мора, ничего не могу сказать!

– Ты же обещал, Мики! – В голосе ее зазвучали резкие нотки. – Ты же обещал все. Верно?!

– Да, но только не это. Этого я просто не ожидал.

– Послушай, Мики, – Мора перешла на просительный тон. – Я долго думала и... Я бы хотела заняться мороженым и хот-догами.

– Ты? – крикнул Майкл так, словно его ударили топором.

– А почему бы и нет? Еще ребенком я довольно часто делала их.

Он усадил сестру поглубже в кресло.

– Ты просто не понимаешь, принцесса...

Мора снова подалась вперед и произнесла с отчаянием в голосе:

– Ох, Мики, я все понимаю! Это ты не понимаешь! Я прекрасно знаю, как с ними обращаться. Любой ребенок знает. Не бойся, я справлюсь. А не справлюсь – уволишь меня. Но я думаю, что справлюсь. Да еще как! Ты себе не представляешь! Лучшую часть своей жизни я присматривалась к тому, как вы строите свои планы! Дай мне шанс, Мики! И ты увидишь, что все будет в порядке!

– Послушай, Мо, даже для урки это опасное занятие, не говоря уже о такой птичке, как ты!

– Я знаю, Майкл, но я – твоя сестра, а вовсе не глупенькая птичка. Я стала бы это делать под собственную ответственность, как твои "хозяйки". Не отказывай мне, я не подведу. Поначалу со мной будут считаться, как с твоей младшей сестрой, но через несколько месяцев – уже со мной самой.

– Ты не понимаешь, Мо...

– Я все понимаю! И попробую это тебе объяснить, если только ты соблаговолишь меня выслушать! Я знаю, что, если кто-то пригоняет палатку на колесах на одно из наших полей, не важно с лицензией или нет, его либо предупреждают, либо стараются купить, все зависит от обстоятельств. А кто не желает играть по твоим правилам, получает пластиковую бомбу, и тогда ему становится ясно. В том случае, если парни тебе знакомы и нравятся, да к тому же участок не очень важный, ты разрешаешь им остаться под небольшие проценты. Боже всемогущий, Мики, мы же все из одного стручка! Уж если не мне, то кому вообще ты можешь доверять?!

Майкл принялся переваривать эту порцию логики:

– Ну, я не знаю, Мо...

Она почувствовала, что он сдается, и выставила свой козырь:

– Клянусь, Мики, ты будешь мной гордиться! Никто не сможет справиться с этим делом, как я. С участками все будет в порядке!

Лицо Моры светилось надеждой, и Майкл не в силах был ей отказать. Пусть это будет ей небольшой наградой за пережитые страдания.

– Ладно! Твоя взяла! – Он усмехнулся.

Мора бросилась в его объятия, и они оба свалились на пол. Она запечатлела на его губах долгий поцелуй.

– Ой, Мики, спасибо! Спасибо тебе! Обещаю работать на тебя, как ниггер! Ты не пожалеешь!

"Я таки заполучила мороженое и хот-доги", – подумала она, несколько озадаченная тем, что этот паинька Терри Пезерик, полицейский сапог, жаждет ловить преступников... Ладно, пусть попробует поймать ее!

– Обещаю, Мики, ты никогда не пожалеешь об этом!

И он не пожалел.

* * *

Мора пересекла Ярд и направилась к группе мужчин. Они все уставились на нее. Одни враждебно, другие с любопытством. Она стала их боссом, и, подобно большинству подчиненных, они ждали, что из этого получится. Всем было известно, что она – сестра Майкла Райана и что ей всего семнадцать. Ее наружность поразила мужчин: она была выше многих из них. Она улыбалась, скрывая за этой дружеской улыбкой свою нервозность.

– Ладно, думаю, все вы меня знаете, а через несколько недель я узнаю вас. Конечно, в этом деле я новичок, и буду рада любому дружескому совету. Но предупреждаю: окончательное решение за мной. Ну а теперь, джентльмены, если для кого-то из вас мои условия неприемлемы, давайте поговорим после того, как я определюсь с дежурствами. О'кей?

Она обвела взглядом лица мужчин, но ни на одном не заметила недовольства. Все они были бесстрастны. "Для начала неплохо", – подумала Мора.

– А теперь я хотела бы повидаться с "водителями" и "работниками". "Гонцы" могут отойти в сторону.

Через несколько минут образовалась группа поменьше. В обязанности "гонцов" входила слежка за полицией, они находились в стратегических точках неподалеку от фургона и наблюдали не только за обычными полицейскими, но и за машинами "панда". Еще они брали на заметку любое проявление соперничества и сообщали о нем водителям, которые были становым хребтом всего дела. Сплошь и рядом можно было наблюдать, как медленно отъезжает фургон с мороженым, а "гонцы" становятся на свою "вахту", особенно в тех случаях, когда речь шла о таких полицейских маршрутах, как Вестминстер, Парламент, Найтсбридж, а также улочки, прилегающие к Хэрродж и Бейкер-стрит, где находился "Музей мадам Тюссо", привлекавший к себе толпы туристов.

"Водители" и "работники" стояли спокойно. Они нанимали своих собственных "гонцов" и содержали их, а сами получали плату от Райанов. Если "гонцы" обнаруживали свою пригодность, им давали новые рабочие места, в зависимости от того, как они справились со своими обязанностями. Все эти мужчины были объединены в одну общину и крепко спаяны между собой. Если кто-то попадал в полицию на Боу-стрит, то называл не свою, а придуманную фамилию, а Майкл потом оплачивал их штрафы. Такая система устраивала всех. Можно было заколотить большие деньги, в особенности летом. И к этому прибыльному делу, как это бывает, тянулись многие, жаждущие подработать.

– Порядок дежурств пока сохраним прежний, – откашлявшись, сказала Мора. – Так что отправляйтесь на свои рабочие места. А я буду наблюдать за тем, как идет дело. Она снова улыбнулась. – Надеюсь, мы сработаемся.

Мужчины дружно закивали: теперь они чувствовали себя более уверенно – порядок дежурств остался прежним. Почти все знали свои участки с точностью до деталей: каждый проезд, каждый поворот аллеи, все обходные пути.

– Ладно, а теперь отправляйтесь! Возникнут трудности – звоните! Если не окажусь на месте, меня разыщут!

Она повернулась и пошла к машине типа "караван", служившей ей офисом. Майкл наблюдал за ней из окна. Он слышал ее разговор с "работниками" и остался доволен. Он больше не думал, что Мора не сможет справиться с работой.

Мужчины стали расходиться по своим фургонам. Им было как-то не по себе. Никто из них прежде не работал на женщину. Все это были мелкие грабители, угонщики машин или "запускатели воздушных змеев". Последние скупали украденные чековые книжки и приобретали на них товары, чтобы потом перепродать барыгам. Вторжение Моры в их чисто мужской мир было для них настоящим шоком. Но она – сестра Майкла Райана, поэтому они дадут ей испытательный срок. Не сработается с ними, а это наверняка так и будет, Майкл "отправит" ее, потому что прежде всего он – человек дела, и все останется как было.

Мора вошла в "караван", охваченная дурными предчувствиями, хотя все шло лучше, чем она ожидала.

Майкл засмеялся и покачал головой:

– Ну что, принцесса, ты еще не передумала? Тебе нужно это болото?

– Да, Майкл, нужно. А теперь, если не возражаешь, я хотела бы заглянуть в кое-какие книги.

– О, конечно. Прошу прошения за то, что дышу здесь!

Мора засмеялась:

– Выпей-ка на дорогу чашечку кофе. Знаешь, кое в чем я пока не уверена.

– Ладно, заметано. Но вот что я хочу сказать тебе, Мо: ты все провернула неплохо. Все эти парни, конечно, отбросы общества, но работают отлично. Только, ради Бога, не спускай с них глаз! Если они поцелуют тебе руку, не забудь пересчитать пальцы. А если кто-нибудь из этих мальчиков начнет шалить, дай мне знать. Они ведь родную бабушку пошлют на улицу, если только сочтут, что она может вытянуть из кого-нибудь пару монет. Давай, любовь моя, начинай делать дело так, как замыслила. Будь честной, но жестокой. Это – единственный закон, который они признают. Покажи, что ты сильнее их, и приобретешь друзей на всю жизнь. А проявишь слабину, говоря грубо, затрахают.

– Я это запомню, Мики. А как быть с книгами?

– Сама с ними разбирайся, Мо, я ни черта в них не смыслю. Велел Бенни прийти нынче утром и объяснить тебе, что он тут делал. Мое дело – забирать выручку. И все. Как Бенни ее добывал – понятия не имею. В общем, вникай во все сама.

– Ладно. Придет Бенни, спрошу у него.

– Так и сделай. И вот еще что, Мо: в ящике твоей конторки, справа, лежит пистолет.

– Пистолет?

– Да-да, пистолет. Я же говорил тебе, что это опасный бизнес. Но не бойся: я поставил снаружи одного из лучших ребят. Никто тебя не тронет, пока он здесь. Но на всякий случай ты должна знать, где находится пистолет. Если припрется какое-нибудь дерьмо, скажи, что вам, мол, заплачено за месяц вперед. Они могут попробовать тебя надуть. Поэтому, ни в коем случае, не расставайся с пистолетом, поняла?

Мора кивнула. Она выглядела озабоченной, и Майкл засмеялся:

– Ну что, не раздумала, сумеешь это провернуть?

Мора выпрямилась на стуле:

– Да, черт возьми, сумею. А теперь скажи: ты будешь пить кофе или нет?

Подходя к плитке, чтобы поставить чайник. Мора на миг засомневалась: под силу ли ей это дело? Но она тут же прогнала сомнение прочь. Она войдет в мир Райанов и преуспеет на этом поприще, навсегда свяжет себя с криминалом. И если уж она взялась за это дело, то обойдется без Майкла.

Денни Форстер, "гонец", уже почти два года работал на Мак-Эвана, по прозвищу Большой Билл, – рослого, общительного шотландца. Он стоял неподалеку от станции метро на Бейкер-стрит, наблюдая за патрулирующими полицейскими машинами "панда". Выдался славный весенний денек, и число туристов заметно увеличилось. Вдруг Денни увидел, что поблизости, на дороге, припарковался какой-то странный фургон. Он принадлежал братьям Милано, которые торговали мороженым. Денни нахмурился, направился к фургону и быстро прошел мимо. Внутри он заметил четверых мужчин. "Гонцов" среди них не было, и двоих из них Денни принял за "громил". Он медленно пошел в сторону "Музея мадам Тюссо" и рассказал шотландцу о том, что видел.

Большой Билл был далеко не кроткого нрава: как-то один из судей заявил, что Мак-Эван отвратительнейший тип, который не должен разгуливать по улицам рядом с порядочными людьми. Большой Билл воспринял эти слова как комплимент. Он считал себя человеком незаурядным и был благодарен судье за то, что тот разделял его мнение. Как-никак, судья имеет образование.

Мак-Эван, получавший немалую долю ренты с фургонов, торгующих мороженым, поспешил к конкурентам и сразу понял, что его ждали.

– Это – моя территория, так что сматывайтесь отсюда и поживее! – заявил он, тряся своим большим животом, нависшим над брюками.

Весьма приятной наружности итальянец улыбнулся в ответ, демонстрируя идеальные зубы:

– У нас есть лицензия, и мы не нарушаем закона. Думаю, вы сами... как это говорится?.. ошибаетесь.

Большой Билл уставился на итальянца своими свиными глазками. Он решил, что тот просто дебил. Каждый, работавший в "мороженом" бизнесе, знал, кто такой Мак-Эван. Именно поэтому он и заполучил работу на "Мече", одном из лучших участков Лондона.

– Вы сматываетесь или нет? – спросил он тоном, не терпящим возражений.

К тому времени собралась толпа любопытных понаблюдать за матчем. И туристы и лондонцы чувствовали, что без драки не обойдется, и болтались там, чтобы увидеть, кто победит.

– Нет...

Не дослушав итальянца, Большой Билл поспешил прочь и ввалился в собственный фургон, выкрашенный в ярко-розовые и желтые тона, с зелеными надписями: "Мороженое "Дингли Деллс".

Ни слова не сказав своему слуге, Мак-Эван тронул фургон с места и вырулил со стоянки, в то время как слуга делал отчаянные попытки накрыть крышкой горячую сковородку, полную нарезанного лука и недожарившихся гамбургеров. Он погасил газ и отключил аппаратуру для изготовления мороженого, не желая рисковать.

Большой Билл погнал свой фургон прямо на фургон братьев Милано. И не успели итальянцы опомниться, как очутились на полу. Большой Билл с такой силой врезался в заднюю часть фургона соперников, что коробка с хлопьями в его собственном фургоне перелетела с задней полки на переднее сиденье и ее содержимое высыпалось прямо на брюки Большого Билла.

Он снова подал назад и еще раз протаранил фургон итальянцев. А те, чтобы их не швыряло из стороны в сторону, хватались за что могли. Наконец, подогнав свой фургон к итальянскому, Большой Билл крикнул:

– Завтра утром притащу с собой "стрелков", и вас заставят убраться. Это мое первое и последнее предупреждение.

После этого шотландец медленно отъехал.

Началась "хот-договая" война 1967 года.

* * *

Мора очень внимательно выслушала Большого Билла. Буквально за несколько недель она научилась разбираться в бизнесе "мороженщиков".

– И что вы теперь намерены предпринять, миссис? – спросил шотландец.

Мора вздохнула: если он еще раз назовет ее "миссис", она его просто задушит!

– Ладно, Билл, пока точно не знаю, но обещаю тебе в течение двадцати четырех часов разобраться с этим, устраивает?

– Непременно разберитесь, миссис. Я сегодня потерял целую кучу денег.

Мора прервала его:

– Это мне хорошо известно, Билл. А теперь мотай домой и предоставь все мне. – Он повернулся, чтобы уйти, но Мора его вернула. – Вот еще что. Зови меня либо Мора, либо мисс Райан. Как тебе больше нравится. Только не "миссис"! – И она холодно улыбнулась ему.

– Все понял, миссис! Я вам скажу позже, как я решил вас называть.

Мора мысленно поставила Большому Биллу "отлично".

Оставшись одна, она стала обдумывать то, что узнала от Билла. Вот и шанс, которого она так ждала! Сумеет справиться с этим одна, без братьев, упрочит свое положение. Мора позвала своего секретаря, Тони Дули, рослого темнокожего мужчину, унаследовавшего свою фамилию от дедушки, ирландца, женившегося на женщине из Вест-Индии. Тони выслушал Мору, изложившую ему свой план, и улыбнулся. Мора вытащила из ящика пистолет и сунула в сумку. Сейчас самое время пойти повидаться с братьями Милано.

* * *

Джордж Милано окинул оценивающим взглядом сидевшую напротив девчонку и пришел к выводу, что груди у нее в полном порядке. Майкл Райан его разочаровал. Итальянец уважал Майкла как хорошего бизнесмена. И вдруг на тебе! Всю улицу насмешил! Передал младшей сестре мороженое и хот-доги. А теперь вот она сидит здесь, у него в офисе, и, кажется, грозит ему. Правда не в открытую, намеками. Просто забавно!

Джордж улыбнулся.

– Послушайте-ка, мисс Райан. Мне очень лестно, что вы удостоили меня своим посещением, но зачем зря терять время? На каждый фургон я получил лицензию. Поговорите лучше со старшим братом... а может, остальной бизнес он отдал в руки вашей мамаши?

Это было сказано с таким ехидством, что Мора в бешенстве сжала зубы, но голос ее звучал мягко, когда она спросила:

– Значит, вы отказываетесь выслушать меня?

Он покачал головой, все еще улыбаясь этой своей, бесившей ее, улыбкой. Мора встала и тут заметила, что он разглядывает ее ноги.

– Прекрасно, мистер Милано. Тогда нам придется как-нибудь по-другому договориться.

И она вышла из офиса с высоко поднятой головой, сопровождаемая Тони Дули. Это первое сражение, возможно, Милано и выиграл, но Мора полна была решимости выиграть всю войну. Прямо от братьев Милано на Олдгейт-Ист она отправилась в Брикстон к одному из братьев Тони Дули и через два часа ушла от него улыбающаяся. Только она вернулась в свой "караван", как позвонил Майкл. Она заверила его, что все участки под контролем и он может не беспокоиться. Тони приготовил кофе, и они, как добрые друзья, выпили по чашечке. С участков все время поступали сообщения.

– Отправляйся домой, – говорила Мора "водителям", – до завтра!

Джоффри был раздражен, и Майкл это знал.

– Ну не справится она одна с этим делом, – твердил Джоффри.