Замуж не напасть

Вот ничего и не произошло. Необычного. Из моря Евгения выходит не скукоженной губкой, а будто Афродита из пены. Необычайная легкость во всем теле охватывает ее. Все — напряжение, волнение, усталость — смыто водой. Осталось тихое умиротворение, желание брести куда-то и что-то про себя мурлыкать.

Так они вчетвером и прибредают к бару с открытой верандой.

— Пора, однако, согреться, — говорит Роберт, и вдвоем с Виталием они идут к стойке, где собралась небольшая очередь.

Женщины садятся за свободный столик.

— Ты смотришь на меня изучающе, — замечает Юлия. — Хочешь о чем-нибудь спросить?

— Боюсь, это будет бестактно.

— Ты не бойся. Раз тебе что-то кажется ненормальным, надо выяснить почему.

— Роберт… Он так с тобой разговаривает, будто постоянно чем-то раздражен.

— А это так и есть. Пять лет назад я ему изменила…

— Пять лет назад?!

— Но как! Не просто раз оступилась, а почти два месяца жила с другим мужчиной. Хочешь знать, чем все кончилось? Блудная жена вернулась в лоно семьи. Робик умолял одуматься, обещал, что все простит и забудет! Я вернулась, но оказалось, что забыть невозможно. Ни ему, ни мне. Мужчина может изменить пятьдесят раз и забыть об этом, но одну твою измену он будет помнить всю жизнь! Удивляешься, что я тебе так сразу все выложила? Я привыкла, что об этом все знают: моя мама, его мама, мама того человека… Они все накинулись и стали растаскивать нас в разные стороны. Во имя какого-то блага. Это было благом для всех, кроме нас самих.

Она грустно улыбается.

— Женя, не верь, будто, принося кому-то в жертву свою жизнь, ты творишь добро. Люди не боги. И кроме жизни, у них ничего нет. Помнишь, с каким надрывом говорил Островский? Тот, что написал «Как закалялась сталь». Он умирал молодым и кричал людям: «Жизнь дается человеку один раз. И прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» Идеологи исказили смысл его слов. Говоря о бесцельной жизни, он вовсе не имел в виду борьбу за коммунизм! Бесцельная жизнь — значит жизнь без любви. Разве не для того мы приходим в этот мир, чтобы искать и найти свою половинку? И жить вместе с ней в любви и согласии. Счастливо.

Юлия невесело смеется.

— Думаешь, с жиру бешусь? Мне просто жить тошно!

— Ну, ты загнула!

— Наверное. Мечусь по жизни, не отходя от плиты. Я ведь и институт заочно окончила. Теперь домохозяйка с дипломом. В случае чего смогу сама зарабатывать себе на хлеб…

Мужчины между тем приносят на столик напитки и легкую закуску.

— Не хочу я этот дурацкий мартини! — вдруг резко говорит Юлия. — Я буду виски с кока-колой!

— Что с тобой, опять истерика? — раздраженно спрашивает Роберт.

— Я хочу напиться. И забыться. Или заснуть и не проснуться! — бормочет она и вдруг начинает плакать.

— Извините, друзья, но, кажется, нам лучше уйти, — говорит Роберт.

— Оставь меня! — пытается вырваться Юлия, но муж держит ее крепко.

«Не вырвется! — понимает Евгения. — Странная женщина с кукольным личиком, которую никто не принимает всерьез. Женщина, у которой есть все, кроме главного… Уж не сестры ли мы с ней?»

Юлия обмякла, точно резиновая кукла, из которой вместе со слезами вышел воздух. Муж подхватывает ее на руки и уносит.

— Что это с ней? Заболела? — растерянно спрашивает Виталий.

— У нее больная душа, — задумчиво говорит Евгения.

— Отдохнули! — сплевывает он. — Уехали подальше от всех проблем! Может, все-таки посидим, выпьем?

— Давай лучше погуляем, — предлагает Евгения. — Мы же тут еще ничего не видели.

Она берет его под руку, и они долго гуляют, вдыхая пряный запах южных растений, настоянный на морском соленом воздухе. К концу прогулки оба начинают зевать и, придя в номер, засыпают, едва коснувшись подушек…

Будит их не солнце, которое давно поднялось, а настойчивый стук в дверь. Евгения набрасывает халатик и идет открывать.

— Вы до сих пор спите? — изумляется Роберт. — До конца завтрака осталось полчаса!

— Сорок минут, — выдвигается из-за его плеча Юлия. Она так хороша, свежа, голубые глаза так чисто сияют, что Евгения думает: уж не приснилась ли ей вчерашняя сцена?

Они с Виталием быстро собираются. Благо есть и где гостей принять, и где переодеться.

— Может, усугубим? — предлагает Виталий. — Мы ведь вчерашнюю выпивку так и принесли непочатой. Женя пить не хотела, а мне одному одиноко было.

— Вы — как хотите, а я не могу, — отказывается Роберт. — Я сегодня за рулем — после обеда повезу вас в дельфинарий.

Евгения была как-то в дельфинарии — на платной туристической экскурсии, но она не прочь съездить еще раз.

— Давайте уж вечером доберем все, от чего днем откажемся, — предлагает она. Ничего спиртного пить ей не хочется.

— Ты, Женечка, настоящий друг, — шутливо приобнимает ее за плечи Роберт. — За это я поведу тебя… с другими нашими товарищами в ночной ресторан.

Они смеются. И, по совету «старожилов» сразу взяв с собой купальные принадлежности, спускаются в ресторан к завтраку.

После завтрака, пройдя метров пятьдесят по усаженной цветами аллее, все четверо подходят к пресловутому лифту на море.

В пункте проката пляжа мужчины берут себе лодку, маски и ласты, а для женщин — водный велосипед. Евгения отмечает его несколько необычную конструкцию. Он не такой громоздкий, как прежние модели, легко маневрирует — не надо буквально выворачивать ступни, чтобы развернуть его в нужном направлении. Кроме того, над ним парусиновый сине-зеленый тент — не всем совершающим прогулку нравится жариться под палящим солнцем. Словом, велосипед — такой мини-катерок с педалями. Здесь даже есть небольшой отсек, куда Юлия выгружает банки фанты, пепси-колы, пакетики с солеными орешками, хрустящими чипсами…

— Красотища! — хлопает в ладоши Юлия. — Отплывем подальше и часа два будем кайфовать одни, без этого мерзкого сильного пола!

Евгения удивленно смотрит на нее — подруга говорит без тени улыбки.

— Думаешь, рисуюсь? Нисколько. Я вполне могу обойтись без мужчины. К сожалению, не без его денег. Не бойся, я не лесбиянка. Просто с той поры, как умер Левушка… — голос ее на секунду прерывается, — секс потерял для меня всякий интерес.

— Левушка — тот, о ком ты рассказывала? Юлия, судорожно вздохнув, только кивает.

— Его мать сказала, что он поправлял раму на лоджии. Вроде ее ветром покорежило. Сорвался и упал на асфальт. С восьмого этажа… Я не верю, что он мог оступиться… Как они его мучили! «Мало ли других женщин, уйди, пожалей двоих детей!» Коле тогда годик исполнился… А меня? Родная мать по щекам хлестала и кричала: «Шлюха!»

Она молчит, делая вид, будто что-то ищет в своей сумке.

— Они думают, теперь у детей есть мать. Ее вполне может заменить робот, умеющий стирать и готовить. У него хоть истерик бы не было…

Она без предупреждения с размаху прыгает в воду, от чего у Евгении екает и сжимается сердце. Но Юлия выныривает и, легко поднявшись на руках, взбирается на велосипед.

— Не волнуйся. Роботы самоубийством не кончают!

— Я думала, в наше время такой любви не бывает, — говорит, чтобы хоть что-нибудь сказать, Евгения.

— Поэтому и живешь с Виталием? — проницательно спрашивает Юлия.

— Если честно, то я ему вовсе не жена! — выпаливает Евгения. — То есть предложение он мне сделал, но согласие я не дала.

— Все думаешь?

— Уже не думаю. Вернее, думаю, как сказать ему о своем решении: я не хочу быть его женой!

— Для Виталика это будет шоком. Он уже смотрит на тебя как на свою вещь.

— Еще бы! Все шмотки, что на мне, куплены им.

— В том-то и беда, что они считают, будто любую женщину можно купить.

— Наверное, потому, что многие из нас продаются.

— Увы! Матери не прививают дочерям чувство собственного достоинства. От нищеты все. Мол, главное — найти выгодную партию. Иначе говоря, подороже себя продать. И не важно, какой фигурой ты будешь в этой партии: королевой или пешкой?

— Кстати, о королевах, — говорит Евгения, — ты, случайно, в шахматы не играешь?

Глаза Юлии выражают изумление столь резким поворотом разговора, но, проследив за взглядом Евгении, она тоже видит лодку, на которой лихо гребут к ним их крутые мужчины.

Глава 12

У дома Евгении они оказываются около девяти часов вечера, и, к огромному ее облегчению, Виталий говорит:

— Женечка, ты не обидишься, если я поеду сегодня к себе? Анжела столько дней была одна! Я беспокоюсь. Она вроде бы девица взрослая, но я все равно волнуюсь: мало ли что?

— Конечно, поезжай! Разве можно на это обижаться? Мой Никита с бабушкой, и то я беспокоюсь, а девчонка — одна!

Перенасыщенные впечатлениями дни отдыха даже утомили ее. Хочется побыть одной, сложить разрозненные кусочки в одну картину: аттракционы с жуткими «американскими горками», каруселью и тиром, в котором она выиграла маленького плюшевого зайца, прыгающие через кольцо дельфины, ночная прогулка на теплоходе, теннисный корт, волейбол и даже бильярд. Нешуточное сражение с Юлией за огромной шахматной доской. Кажется, смотреть на их матч собрались все мужчины дома отдыха. Две женщины за шахматами — редкое зрелище…

— Спасибо тебе! — Она целует Виталия в щеку с таким трепетом, будто расстается с ним навсегда.

Он тоже чувствует что-то тревожное.

— Как, оказывается, я к тебе привык! — Крепко сжимает ее за плечи и выдыхает прямо в ухо: — Я заеду за тобой утром, отвезу на работу. А ты выполни мою маленькую просьбу, ладно? Позвони мне перед сном!

— Зачем?

— Пожелать спокойной ночи.

— Но это может быть поздно.

— Ничего, мой телефон стоит на тумбочке возле кровати, а у другого я отключу звук.

— Хорошо, — улыбается Евгения, — обязательно позвоню!

Она заходит в свою квартиру будто после месяца отсутствия — соскучившаяся по знакомым вещам, знакомым запахам. Ее гнездышко. Она примет душ, что-нибудь наскоро себе приготовит, заварит свежий чай и ляжет в постель с хорошей книжкой.

Но сначала обязанности. Она звонит матери:

— Мам, я вернулась, здравствуй! У вас все в порядке?

— С приездом, дочь! Хорошо отдохнула?

— Отлично.

— И у нас все хорошо. Приготовься к тратам. В школе деньги собирают — по сто рублей с человека.

— Зачем так много?

— Вот и я удивляюсь. То на шторы, то на переоборудование класса в компьютерный. Какой-то спонсор им оборудование передал. Остальное — на плечи родителей… Подожди, Никита хватает трубку. Никакого почтения к бабушке! Ребенок соскучился.

— Ма, привет! Говорят, ты тоже на море ездила?

— А тебе в лагере понравилось?

— Класс! Я и сувениры привез: тебе и бабуле. Ей уже отдал, а тебе при встрече. Смотри, бабушка, не говори, что это…

— Я тебе тоже кое-что привезла.

— Ура-а! А что?

Она улыбается, слыша, как бабушка выговаривает внуку:

— Кто о чем, а вшивый все о бане! Мама привезла тебе игрушечный пистолет!

— Правда, ма, что?

— Новый плейер вместо твоего сломанного.

— Ура-а-а!

Через ломкий юношеский басок прорываются звонкие мальчишеские ноты.

— А когда ты к нам приедешь? — интересуется отпрыск.

— Завтра привезу, — улыбается она и про себя вздыхает: «Был бы второй ребенок, не обижались бы, что сыночек эгоистом растет!»

О таком плейере Никита даже не мечтает. Не из каких-нибудь «третьих стран», фирменный, японский! Кажется, она уже начала привыкать к шикарной жизни. Только фирма? А хватит у тебя на нее денег, Лопухина, если ты с Виталиком расставаться собралась?

Она раздевается, собираясь идти в душ, и лишь тут вспоминает, что целую неделю не только не видела Надю, но даже по телефону с ней не говорила! Разве не были они подругами столько лет? Что же вдруг случилось? Появился Вовик. Он отнимает у нее слишком много времени или высказывается против их дружбы?

Ну нет, Вовики приходят и уходят, а подруги остаются! Она звонит Наде. Берет трубку Иван — серьезный человечек, производное матери Надежды.

— Добрый вечер, Иван Михайлович! — по-взрослому здоровается с ним Евгения, что мальчик очень любит.

— Здравствуй, тетя Женя! Почему ты так долго не звонила?

Тут же слышится сопение, голос Надежды: «Отдай трубку, я тебе сказала!» И упрямое: «Я еще не поговорил!» Шлепок и хныканье.

— Распустила я этих мужиков! — говорит ей Надя. — Привет! Опять запропала? Я дня три тебе звонила — ни звука, ни хрюка! У меня такие события, а радостью поделиться не с кем! Мы с Володей в субботу регистрируемся. Ты — свидетельница со стороны невесты.

— Вот это да! — искренне радуется за подругу Евгения. — Поздравляю.

— Твои-то дела как?

— Только что с моря вернулась. Даже переодеться не успела. Соскучилась по тебе, первым делом звоню.

— Ты, мать, даешь! — В голосе Нади чувствуются восхищение и неприкрытая зависть. — Когда ты все успеваешь? Ты же только что на работу устроилась! Не говоря уже о мужиках…

— Рано встаю, — язвит Евгения; больше всего на свете подруга любит поспать. Как же она теперь обходится? Наверняка летчик рано встает.

Надя ее шутки не принимает и вздыхает так тяжко, что Евгения понимает: не высыпается!

— Я тебе подарочек привезла.

— Правда? — оживляется Надя.

Кто не любит получать подарки? А Евгения еще и любит их дарить, но не будет же она признаваться, что, покупая сувениры для близких — матери, Никиты, о подруге она не подумала. Потому с ходу решает подарить ей хабэшную индийскую кофточку, которую купила для себя.

Однако прав был Виталий: не похож голос Нади на голос счастливой невесты, а она, ее ближайшая подруга, не знает, в чем дело. Ее обдает жаром: она не только забыла о подруге, но и не поинтересовалась у шефа о свободной должности юриста. Она поговорит, завтра же!

— Надюша, а до свадьбы мы никак не можем с тобой встретиться? — спрашивает она. — Что мы все по телефону общаемся?

Надя, видимо, думает о том же, потому что ее мысль сразу подхватывает.

— Вот как дружба проверяется! Не только в беде, но и в счастье. Сижу, понимаешь ли, в одиночку наслаждаюсь. В том смысле, что вдвоем. Правда, Вовчик? Он кивает. По телевизору футбол идет, так что он весь там. Знаешь, я завтра в арбитражный суд иду, а это недалеко от вашей фирмы. Где ты там сидишь?

— У охранника спросишь, где мой кабинет, он покажет.

— Ух ты! — присвистывает подруга. — Зайдем… А ты, наверное, в душ собралась?

— Откуда ты знаешь?

— Эх, Лопухина, друг такие вещи знать обязан! Разве мы с тобой не две утки, которые мчатся к воде при первой возможности?.. Ладно, иди, не буду тебя задерживать. Спокойной ночи!

— И тебе того же!

Евгения берет телефонный аппарат и идет с ним в ванную: вдруг кто-нибудь позвонит, а она из-за шума воды не услышит? Только она успевает открыть душ, как телефон таки начинает звонить.

— Женечка, извини за поздний звонок, но я пытаюсь дозвониться к тебе не первый раз — никто не отвечает.

Нина Аристова. Конечно, вспоминает Евгения, у нее пятого сентября день рождения. Прежде они с Аркадием ходили ее поздравлять, даже не получая приглашения.

— Нинуля, я все помню, но мне ужасно не хочется встречаться с Аркадием…

— А я его и не приглашаю!

Значит, Аристовы выбрали ее? Наверное, это неизбежно при разводах знакомых…

— Вообще-то он недавно звонил, — продолжает говорить Нина, — просил разрешения прийти… со своей новой подругой, но я сказала: «Извини, Аркадий, но Женя — наш друг, и мы не хотим видеть с тобой никого другого!» По-моему, он обиделся.

Евгения растрогана: не хотят видеть никого другого, но тогда и она…

— Толя говорит, — мнется Нина, — у тебя есть человек, с которым ты встречаешься?

— Есть, — удивленно соглашается Евгения. Только чего вдруг о нем заговорила Нина?

— Так ты приходи с ним, не стесняйся. Мы к тебе все хорошо относимся. И думаю, никто не считает, что после развода с Аркадием ты не должна подпускать к себе мужчин.

— Спасибо, Нина, мы обязательно придем. Иначе мне пришлось бы помучиться, объясняя, почему я не могу взять его с собой!

— Тогда — спокойной ночи!

— Спокойной ночи.

Что-то ее еще тревожит, но струи воды, сбегая по коже, смывают заодно и беспокойство. Если это серьезно, оно все равно даст о себе знать.

На кухне вовсю свистит чайник, который она включила, уходя в ванную. Евгения чувствует, что как следует проголодалась. Она заваривает свежий чай, делает себе бутерброды, достает вишневое варенье, укладывает все на поднос и несет в комнату. Там она быстро стелет постель, подтаскивает телефон, берет с полки недочитанную книгу. Теперь она укладывается поудобнее и начинает есть в постели, уткнув нос в книгу. Вдруг ее осеняет: она же не позвонила Виталию!

Приходится отставить ужин и набрать его номер. Трубку он снимает сразу.

— Таля, спокойной ночи! Он смеется.

— Мою просьбу ты выполняешь буквально. Скажи еще что-нибудь!

— Ах да, мои друзья приглашают нас во вторник на день рождения. Если не возражаешь, можем сходить.

— С удовольствием познакомлюсь с твоими друзьями. Это не Володя и Надя?

— Ах да, они нас тоже приглашают. В субботу у них свадьба, я свидетельница.

— У тебя еще есть «ах да»? Может, и мы вместе с ними?

— Не спеши.

— Хорошо, я терпеливый. А что ты сейчас делаешь?

— Лежу в постели после душа и собираюсь поужинать здесь же, в постели.

— Какая красота! Не приехать ли и мне?

— И не мечтай! До утра я ни за что не встану. Даже если нужно будет просто открыть дверь. Спокойной ночи!

— Целую тебя, моя Белоснежка!

— Ты становишься сентиментальным.

— Я принял ванну. Она размягчает. Или размокает?

— Все! У меня стынет чай. Целую.

— И я тебя. Крепко.

Она кладет трубку. Евгения уже засыпает, когда снова звонит телефон.

— Алло!

Никто не отвечает, но ей слышно, как дышат в трубку.

— Алло!.. Ну и балда!

Она выключает звук телефона и спокойно досыпает до утра.

Утром Евгения торопится привести себя в порядок, чтобы Виталий застал ее полностью одетой. Иначе… Знает она эти приколы! Начнет уговаривать: у нас уйма времени, я домчу тебя до работы со скоростью «Формулы-один»… В общем, когда он звонит в дверь, она выходит полностью одетая, закрывает ключом дверь и, ухмыляясь про себя, подмечает разочарование на его лице.

— Чего это ты так рано собралась?

— Мне нужно готовить материалы для доклада шефу.

Правда, доклад нужен завтра, но кто об этом знает?

Они спускаются на лифте. Виталий весь благоухает. Обидно, понимаешь! Даже не вошел! Ладно, еще не вечер. Загладим свою вину. Ей уже стыдно своей смешной хитрости. Она подмигивает ему.

— После работы — куда?

— К тебе домой. — Он наклоняется, чтобы ее поцеловать, но тут лифт открывается, и его уже ждут другие. — Сегодня явно не мой день, — посмеивается Виталий, включая зажигание.

На этот раз Евгению в холле никто не встречает, хотя у президента, как всегда, открыта дверь.

— Здравствуйте, шеф! — говорит она, заглядывая в кабинет. — Вы уж простите, что я так рано и не пользуюсь вашим разрешением подольше поспать. Так получилось!

— Евгения Андреевна! С прибытием на родную землю! Как отдохнули? Я даже вроде по вас соскучился. Ах, где мои семнадцать лет!

Она смеется.

— Мы же ровесники.

— Дело не в возрасте. Не хватает свежести восприятия. Наверное, бизнес что-то в человеке выхолащивает.

— Извините, Валентин Дмитриевич, я все забываю спросить у вас насчет юриста.

— У меня тоже, честно говоря, все руки не доходят. Вроде есть пока приходящий, но он не сегодня-завтра надолго уезжает, так что хочешь не хочешь… Все же я хотел бы вначале познакомиться. С ним или с ней?

— С ней. Это моя подруга.

— Случайно, не Надежда?

— Она. Я и забыла, что вы знакомы.

— Я помню тот арбитражный суд… Как она нас тогда покусала!

— Значит, на работу вы ее взять не захотите?

— Почему же, нам как раз нужны зубастые юристы! Пусть заходит, поговорим!

— Спасибо.

— Пока не за что.

Она идет по коридору к себе и думает, что ее начальник — интеллигентный человек и она рада будет с ним работать.

Евгения открывает кабинет и морщится от запаха тления. На этот раз цветы — она даже не знает им названия — хозяйки не дождались. Поставили их, очевидно, в пятницу. Ну откуда он мог знать, что референт на день отпросилась… Она выходит в коридор и бросает цветы в урну в женском туалете, чтобы было не так наглядно, а потом включает в кабинете кондиционер — очистить воздух. Садится и начинает работать.

А в двенадцать часов приходит Надя. Она непривычно робко переступает порог кабинета и оглядывается:

— Ни фига себе! По-моему, даже у директора нашего института кабинет похуже.

— Зато намного больше. Что в моем особенного?

— Не скажи. Красна изба углами, как говорится.

— Лучше скажи, ты не передумала у нас работать?

— Вообще-то так вопрос еще не стоял, но я бы могла подумать.

Евгения набирает телефон шефа:

— Валентин Дмитриевич, вы заняты?

— Через полчаса освобожусь.

— Садись, нужно немного подождать. — Она усаживает подругу в кресло и включает чайник. — Кофейку попьешь?

— Не откажусь. На улице жара, а у тебя благодатная прохлада. Красиво жить не запретишь. Только у тебя такой кабинет?

— С незначительными деталями — весь офис отделан в таком стиле. Думаю, и тебе кабинет не хуже выделят.

— Серьезно?

— Президент хочет с тобой поговорить.

— Это Валентин-то? Мы с ним в свое время враждовали, неужели он такой забывчивый?

— Наоборот. Он все прекрасно помнит и считает, что именно такие зубастые, как ты, должны отстаивать интересы фирмы.

— Посмотрим… Потом о фирме. Женька, что это за мужик такой симпатичный, здоровенный встретился мне в холле?

— Странный интерес у женщины накануне свадьбы.

— Ты что, Вовкина мать? Блюдешь его интересы? Отвечай на поставленный вопрос!

— Местный донжуан. Начальник охраны.

« — Мощный мужик! Посмотрел, как по сердцу рашпилем прошелся! Аж мороз по коже.

— Что-то я раньше не замечала в тебе такой влюбчивости. Учти, с ним шутки плохи. Это современный герцог Синяя Борода! Съест тебя, и мяукнуть не успеешь!

— Быть герцогиней — это кое-что. Тут вам не здесь! Не подполковница какая-нибудь, — шутит Надя.

— Слушай! — не выдерживает Евгения. — Мы с тобой столько не виделись и о чем говорим?! Тебе не кажется, Надечка, что наша дружба дала трещину?

— Не кажется! — Надя поднимается и, чтобы скрыть замешательство, спрашивает: — Где тут у тебя можно руки помыть?

— За перегородкой.

Надя быстро споласкивает руки и, еще держа в руках полотенце, выпаливает:

— Да мне перед тобой стыдно!

— Что?!

— Замуж собралась, идиотка! Можно подумать, я кривая или горбатая, что другой доли мне нет!

Евгения уже ничего не понимает.

— Ты о чем?

— Говорю тебе: о своем дурацком замужестве! Летчик! Подполковник!.. Как только он поверил в то, что я его люблю, так и началось. Он решил, что теперь можно все и все пройдет безнаказанно. Что бы я ни сделала, он всегда недоволен. То — не так, это — не эдак. Я и глупая, и тупая, и неумеха, и растеряха. И все у меня не как у людей! У людей, иными словами, у его Матрены. Сам же жаловался, что она его вечно концентратами кормит. Я же прыгаю на задних лапках, чтобы Вовику все свежее приготовить, все самое лучшее, — безрезультатно. По-моему, он просто мазохист. Ему нравится, когда над ним издеваются. Тогда он жалеет самого себя, тогда он «крест несет»! Но не попадайся ему кто послабее! Запилит. Вчера даже Ванька не выдержал. Говорит: «Дядя Вова, нехорошо капризничать». Тот ему подзатыльник. Понимаешь, махровый подкаблучник вдруг почувствовал себя героем. Особым, неповторимым. Которому все должны заглядывать в рот…

— Надька, ты же за него замуж идешь!

— Веришь, как под гипнозом! Умом понимаю, что нельзя этого делать, а сама — как бычок на веревочке…

— Надя, опомнись!

— Вот потому тебе и не звоню. Сама себя уважать перестала. Если и ты еще меня презирать начнешь, тогда хоть в петлю…

Вскипел чайник, и Евгения бросается готовить кофе, чтобы хоть как-то разрядить сгустившуюся до критической атмосферу. Неужели это Надюша — боевая, отважная? Та, которая не раз вытаскивала ее из серых паутинных настроений, когда жизнь кажется бессмысленной и ничтожной?

— Выпей кофе. — Она подает Наде чашку. — Помнится, одна моя близкая подруга говорила, что из всякого положения можно найти выход…

Но та будто не слышит ее и продолжает рассказывать:

— Мама к брату уехала. Сказала, погостить. Казалось бы, чего вдруг? Отгулы на работе взяла. Побоялась, что она своими советами может испортить мне жизнь. Мол, осмотрись и все реши без меня!.. А у меня теперь перед Вовиком как бы обязательство. Я же его из семьи увела! Понимаешь, он свалил на меня всю ответственность, вот и приходится отвечать. Дитя малое, неразумное, ошиблось, любимую жену оставило, ко мне, непутевой, перебралось…

— Выходит, ваша свадьба — его идея?

— Его. Он же чувствует, что дело пахнет керосином, а остановиться не может. Уж очень он себе в роли диктатора понравился!

— А ведь вы встречались не один месяц.

— Увы, пока он плакался мне в жилетку, я его по-бабьи жалела, предпочитала ничего не замечать. Все ведь мы думаем, будто та, что была до нас, хуже, глупее, эгоистичнее… Не понимала, какая у супруга нежная, ранимая душа! Вот и приходится теперь жизнь с ним связывать.

— Как это приходится? Ничего не приходится! Ты внушила себе черт знает что! Я не твоя мама, я могу взять на себя ответственность за твое будущее! Жалельщица!

— Ты права, жалость — хуже чумы! Раз уж человека приручил…

— Все ясно! Тогда вы с Эдиком друг друга поймете!

— А кто это?

— Тот, что тебя рашпилем…

Евгения включает зазвонивший телефон на громкоговоритель.

— Что вы хотели, Евгения Андреевна? — спрашивает шеф.

— Тут у меня Надежда сидит.

— Пусть заходит.

— Слышала?

— Как, прямо сейчас? — пугается Надя; совсем затуркал женщину этот летун — когда бы она прежде испугалась какого-то там разговора, пусть даже и «судьбоносного»?

— А чего откладывать?

Евгения смотрит, как на ее глазах сбегает с лица подруги неуверенность и виноватость. «Так-то лучше!» — с облегчением думает она.

— Ладно, пожелай мне ни пуха ни пера!

— Желаю.

— К черту!

Она уходит, а Евгения тщетно пытается сосредоточиться на завтрашнем докладе. Собственно, все материалы у нее уже готовы. По крайней мере их достаточно для того, чтобы выполнить при президенте свою роль советника.

Подруга возвращается через полчаса.

— Ну как? — спрашивает ее Евгения.

— Могу выходить на работу хоть завтра. Конечно, придется подчистить хвосты…

— Тебя отпустят без скандала?

— Какой скандал? Мы свободные люди… Вот только кабинетик мой, как сказал Валентин, пока не готов.

— Сиди в моем! — великодушно предлагает Евгения. Надя рассеянно кивает, но мысли у нее, похоже, далеки от новой работы.

— Пожалуй, пойду, — наконец говорит она, — обрадую начальство. Дай-ка на всякий случай твой номер телефона. Позвоню, ежели что…

Оставшись одна, Евгения некоторое время сидит в полной прострации. Надя совершает ошибку, а она, ее ближайшая подруга, ничего не может сделать. Может, поговорить с самим Вовиком?

«В своих делах сначала разберись!» — советует ей внутренний голос. «Не твое дело!» — отвечает она ему.

До конца рабочего дня ее не покидает чувство тревоги за подругу, которая неожиданно дает о себе знать. Она звонит и спрашивает:

— Женька, ты не могла бы Ивана из детского садика забрать? А то мама только завтра приезжает.

— У тебя ничего не случилось?

— Случилось. Но это не то, что ты думаешь… Про Ваньку не забудь!

Она вешает трубку, и Евгения некоторое время смотрит на телефон — неужели это все, что она хотела сказать? Но Надя больше не звонит…

В холле Эдуарда Тихоновича не видно, и собравшаяся уходить Ирина осторожно посматривает по сторонам: нету! А ведь обычно он подвозит ее домой.

— Нет его! — сообщает заглянувшая с улицы Лада. — И машины нет. Что ты волнуешься, уехал куда-нибудь с Валентином. Или помнишь, как в прошлом году, вся наша охрана дежурила на конференции, мэр попросил… Пойдем, мы с Веней тебя подвезем.

Евгения машет им, садясь в машину к Виталию.

— Как прошел день? — спрашивает он, целуя ее; похоже, этот вопрос при встрече у них становится ритуальным. — Едем домой?

— Едем в детский сад номер тридцать шесть, — говорит она без улыбки.

— Серьезно? А где он находится?

— На углу Вишневой и Северной.

— Понял. — Он больше ни о чем не спрашивает.

Она выходит из машины и поднимается на второй этаж, в старшую группу. Ей и прежде приходилось изредка забирать Ваньку из детсада, но вот так, без объяснений его мамаши, — ни разу! Правда, беспокойства особого Евгения в том не видит. Она всегда в таких случаях немножко балует его: водит в детское кафе-мороженое, катает на карусели. Доставляет ребенку нехитрые, но памятные удовольствия. Видя ее в дверях, он всегда предвкушает праздник. Вот и сейчас, играя с детьми, он поднимает взгляд и, увидев ее, бросается навстречу.

— Ваня, кто это? — спрашивает его воспитательница.

— Это моя тетя Женя, — объясняет он на-бегу.

— А, ну раз тетя — тогда иди!

Евгения одевает его, невольно прижимая к себе — так вкусно пахнет ребенок, забытым, до боли родным запахом. «А ведь не поздно еще одного! — мелькает у нее мысль. — Одного, но от кого?» Она ехидничает в рифму, но увлечься своими переживаниями ей не удается.

— Тетя Женя, смотри на меня. — Ваня берет ее лицо в руки и приближает к своему. — Мы сегодня куда-нибудь пойдем?

— Как ты насчет мороженого?