Замуж не напасть

— Да, сводными.

— Вот видишь! А я всегда хотел иметь брата! Родного не допросился, так что согласен на сводного! Смешно теперь жить у бабушки, раз он там!

Бедная бабушка! Бедная мама! Вот она, черная неблагодарность.

— В общем, ты как хочешь, а мы сегодня прямо после уроков домой поедем!

— Конечно, приезжай! Можно подумать, я тебя домой не пускаю!

Она расстраивается от его эгоистичной непосредственности. Впрочем, ненадолго. Что с него взять: избалованный мальчишка, маменькин сынок!

На другой день звонит уже обидевшаяся Вера Александровна:

— Передай моему внуку, что, если его вдруг шиза пробьет, как он сам говорит, вернуться он не сможет. Я взяла квартиранток — теперь у меня в доме живут две студентки!

— Хорошо, мама, передам, — примиряюще говорит Евгения.

— Бабуля обиделась? — уточняет Толян.

Вечером после ужина каждый занимается своим делом. Мальчишки гоняют на компьютере очередной диск, Толян читает, а Евгения перебирает струны. Выбранное стихотворение Марины Цветаевой на ее музыку никак не ложится, и она погружается в задумчивость, а придя в себя, замечает внимательный взгляд Толяна, рассматривающего ее из-под опущенных век…

Он все время всматривается в нее, вслушивается в интонации ее голоса — не выкажет ли Евгения возмущения или раздражения? Каждую минуту он помнит и страдает от того, что не ходит, хотя и врач-кореец подтвердил: улучшение может наступить в любой момент.

Увлекшись каждый своим занятием, они оба вздрагивают, когда звонит дверной звонок. Евгения идет к двери и слышит вслед:

— Глазок!

Он все боится, что она забудет посмотреть и откроет дверь… кому-нибудь не тому! Толян сразу напрягается, когда Евгения возвращается на цыпочках, побледневшая, и говорит шепотом:

— Тот самый милиционер, помнишь, который замком скрежетал!

Толян в считанные секунды оказывается в коляске, и в руке его мелькает откуда-то взявшийся револьвер. Он ставит коляску так, чтобы ее не сразу увидели в открывающуюся дверь, и кивает:

— Открывай!

— Лопухина Евгения Андреевна? — спрашивает милиционер. — Я — ваш участковый, старший лейтенант Вершинин. Мы можем поговорить?

— Прошу вас!

Милиционер недоуменно оглядывается на катящегося за ним вплотную Толяна и медлит проходить в кухню.

— Это мой муж, — успокаивает его Евгения. Участковый пожимает плечами: мол, чего только не бывает!

— Знакома ли вам гражданка Конкина Лидия Николаевна? — примостившись у кухонного стола, спрашивает он.

— Это не моя соседка сверху? — морщит лоб Евгения.

— Месяц назад ее обокрали. Странно, бандиты вошли не через дверь, а через чей-то балкон… Я переговорил со всеми жильцами, кроме вас. Вы ничего не видели?

— Ничего. Я как раз в это время чаще всего у мамы жила. С сыном занималась.

— Жаль.

Участковый дает ей на подпись протокол, аккуратно укладывает бумаги в дипломат и идет к выходу. Уже взявшись за ручку, он полуоборачивается и замечает:

— Я приходил к вам на днях, но никто дверь не открыл, хотя мне показалось, что в квартире кто-то был.

— А мне показалось, что вы пытаетесь открыть замок, — говорит Евгения и краснеет.

— Но я видел свет в вашем окне! — ошарашенно поясняет милиционер. — Потому на всякий случай и подергал за ручку.

Евгения закрывает за ним дверь и оборачивается к подъехавшему в коляске Толяну. На время беседы с участковым он деликатно удалился в другую комнату.

Теперь возлюбленный Евгении посмеивается:

— Мания преследования у вас, леди! Ведь это его ты приняла за киллера?

— Его, — нехотя соглашается она. — Конечно, тебе меня не понять! Ты — смелый мужчина и не знаешь, что такое страх!

— Ошибаешься! — Он закусывает губу и, кажется, неприязненно смотрит на нее. — Еще никогда мне не было так страшно, как сейчас.

— Но чего теперь ты боишься?

— Твоей жалости! — выпаливает он.

— Идиот! — кричит Евгения, которой больше не хочется следить за своей речью, так разозлил ее Аристов. Носятся все с ним, а он и пользуется их любовью, позволяет себе такие свинские рассуждения. — Значит, если бы со мной случилось несчастье, ты бы меня бросил?

— Ты что! — возмущается он. — Я тебя люблю и буду любить, что бы с тобой ни случилось!

— А я, выходит, хуже тебя? И кроме жалости, ни на что не способна? Да ты просто самовлюбленный эгоист!

— Я — эгоист?!

Он разворачивает кресло и с размаху пытается проскочить в дверной проем. Колесо цепляется за косяк и застревает. То-лян тщетно дергает за рычаг, стараясь другой рукой освободить его.

— Я — эгоист! — повторяет он. — Я — эгоист!

— Конечно, — не отступает Евгения. — Привык, что друзья тебе во всем потакают. Вон и машинку купили: сиди, Толечка, спокойно, не напрягайся! А ты и рад. К тебе таких врачей приводили т лучшие специалисты страны! И кстати, оба говорят, что у тебя нет ничего серьезного!

— Ты думаешь, я притворяюсь? — изумляется Толян.

— Не притворяешься, а трусишь. Ты хочешь встать и боишься: а вдруг будет больно? А вдруг не получится? Ты в глубине души уже смирился с этим креслом!

Она кричит и не сразу замечает, как, ухватившись за подлокотники побелевшими пальцами, он резко встает, но, против ожидания, не падает, хотя Евгения бросается к нему, проклиная себя за этот дурацкий, как она думает, эксперимент шоковой терапии.

— Я стою! — шепчет Толян, обняв ее за плечи. — Я стою!!!

— А почему бы тебе не стоять? — переспрашивает она непослушными губами и не может утереть катящиеся по щекам слезы, потому что обеими руками держит его.

Эпилог

Месяц спустя

Дверь лифта открывается на первом этаже, и Толян Аристов, поддерживаемый Евгенией, медленно передвигает ноги в сторону выхода.

У подъезда его ждет «мерседес», в котором на заднем сиденье расположились все трое их сыновей в выходных костюмах и с нетерпением поджидают выхода жениха и невесты.

— Наконец-то! — Шурик распахивает дверцу машины и делает шаг навстречу.

В это же время, оглянувшись по сторонам — нет ли кого поблизости? — Евгения приподнимает ногу и коленом стукает Толяна пониже спины. От неожиданности он пролетает вперед, и на мгновение его шаг приобретает прежнюю твердость.

— Гестаповка! — бурчит он, оглядываясь на хохочущую Евгению.

— Притворщик!

— У меня поврежден позвоночник! Спроси у врача.

— Не поврежден, а ушиблен, — поправляет она. — Не обнаружено даже смещения позвонков. Хочешь, чтобы тебя жалели? И не надейся!

— Папа, теть Женя! — теребит их Шурик. — Мы же опаздываем. Все уже ждут.

— А куда торопиться? — замечает Евгения, усаживаясь на переднее сиденье. — Больно надо, выходить замуж за калеку!

— Да не обращай внимания! — машет Никита. — Забыл, что ли, они ведь все время так развлекаются!

— А не рано тебе вести машину? — уже серьезно озабочивается Евгения. — Может быть, пусть Слава сядет за руль?

— Правда, пап, давай я? — поддерживает ее Ярослав.

— Нишкните! — хмыкает Толян, трогая машину с места. — Что же, тебя из загса на руках тоже Ярослав понесет?

Евгения всем корпусом поворачивается на сиденье:

— Аристов! Надеюсь, ты шутишь?

— Ничуть.

— Останови машину! Я не собираюсь выходить замуж за психа!

— Ха-ха-ха! — подражая Фантомасу, хохочет Толян и прибавляет газу. — У тебя еще есть пара минут, чтобы выпрыгнуть на ходу!

Примечания

1

Шале — небольшой загородный дом в швейцарском стиле.