Пропащий

— Вам нечего тут делать!

— Папа, она пришла предложить...

— Убирайтесь!

— Папа!!!

Миссис Миллер вся съежилась и отпрянула. Она сунула тарелку мне в руки.

— Я лучше пойду, Уилл.

— Нет, — сказал я. — Останьтесь.

— Мне не стоило приходить.

— Разумеется, не стоило, черт побери! — взорвался отец.

Я бросил на него уничтожающий взгляд, но он смотрел только на миссис Миллер.

— Я приношу вам свои соболезнования, — не поднимая глаз, проговорила она.

Но отец не хотел смягчаться.

— Она умерла, Люсиль. Теперь уже поздно.

Миссис Миллер кинулась прочь. Я держал в руках тарелку, изумленно глядя на отца.

— Выброси эту дрянь, — сказал он.

Я не знал, что делать. Догнать ее, извиниться? Но она уже пробежала пол квартала... Отец вернулся на кухню. Я пошел за ним, швырнув тарелку на стол.

— Что все это значит?! — воскликнул я.

Он взял свой стакан.

— Я не хочу ее здесь видеть.

— Она пришла высказать соболезнования...

— Она пришла облегчить свою вину!

— Что ты имеешь в виду?

— Твоя мать умерла. Она ничего больше не может для нее сделать.

— Я не понимаю.

— Твоя мать звонила ей. Ты знаешь об этом? Вскоре после убийства. Она хотела принести соболезнования, а Люсиль послала ее к черту! И сказала, что мы вырастили убийцу — вот что она сказала! Что это наша вина...

— Папа! Это было одиннадцать лет назад.

— А ты представляешь себе, каково это было слышать твоей матери?

— Ее дочь только что убили. Она была в шоке.

— И ждала до сих пор, чтобы помириться? Что пользы теперь от этого? — Он сурово покачал головой. — Я не хочу этого слышать! А твоя мать — она уже не может...

Дверь снова открылась. Пришли тетя Сельма и дядя Мюррей — как всегда, с соболезнующими улыбками. Тетя Сельма сразу отправилась на кухню, а дядя Мюррей занялся отвалившейся стенной плиткой, которую заметил вчера. Мы прекратили разговор.

Глава 17

Специальный агент Клаудия Фишер приняла официальный вид и решительно постучала в дверь.

— Войдите.

Она повернула дверную ручку и вошла в офис заместителя директора ФБР Джозефа Пистилло. Он руководил нью-йоркским офисом и был самым высокопоставленным сотрудником Бюро после директора в Вашингтоне.

Пистилло поднял глаза. Ему не понравилось то, что он увидел.

— Что случилось?

— Шейлу Роджерс нашли убитой, — доложила агент Фишер.

Пистилло выругался.

— Где?

— На обочине шоссе в Небраске. Без документов. Они послали ее отпечатки пальцев в информационный центр и получили ответ.

— Черт побери!

Пистилло начал грызть ногти. Клаудия Фишер ждала.

— Мне нужно визуальное подтверждение, — наконец сказал он.

— Уже сделали.

— Что?

— Я взяла на себя смелость послать шерифу Фарроу по электронной почте фотографии Шейлы Роджерс. И она, и медэксперт подтвердили, что это та самая женщина. Рост и вес также соответствуют.

Пистилло откинулся в кресле. Он взял карандаш, поднес к глазам и принялся разглядывать. Агент Фишер стояла навытяжку. Пистилло жестом велел ей сесть.

— Родители Шейлы Роджерс проживают в Юте?

— В Айдахо.

— Не важно. Надо с ними связаться.

— Местная полиция ждет сигнала. Их начальник знает семью лично.

Пистилло кивнул:

— Отлично. — Он вынул карандаш изо рта. — Причина смерти?

— По-видимому, внутреннее кровотечение в результате побоев. Вскрытие еще не закончено.

— Боже мой...

— Ее пытали. Пальцы рук сломаны и вывернуты — возможно, плоскогубцами. На теле следы ожогов от сигарет.

— Как давно она умерла?

— Скорее всего прошлой ночью или рано утром.

Пистилло посмотрел на Фишер. Он вспомнил, как еще вчера Уилл Клайн, любовник Шейлы Роджерс, сидел на этом самом стуле.

— Быстро, — протянул он.

— Простите?

— Если она действительно сбежала, то нашли ее быстро.

— Если только она не убежала к ним.

Пистилло выпрямился.

— Или вообще не убегала.

— Не понимаю.

Он снова принялся разглядывать карандаш.

— Мы все время предполагали, что Шейла Роджерс скрылась, потому что была связана с убийствами в Альбукерке, так?

Фишер задумчиво покачала головой:

— И да и нет. Зачем возвращаться в Нью-Йорк, чтобы потом снова убегать?

— Может, она хотела присутствовать на похоронах?... Кроме того, все могло быть и не так. Она могла и не знать, что мы ее ищем. Слушайте, Клаудия, а может, ее похитили?

— Каким образом?

Пистилло положил карандаш.

— По словам Уилла Клайна, она покинула квартиру... Когда? В шесть утра?

— В пять.

— Хорошо, в пять. Попробуем согласовать это с тем, что нам уже известно. Шейла Роджерс уходит из дома в пять и ложится на дно. Кто-то находит ее, пытает и выбрасывает где-то в глуши, в Небраске. Нормально?

Агент Фишер задумчиво кивнула:

— Быстро... это вы верно заметили.

— Слишком быстро?

— Пожалуй.

— С точки зрения времени, — продолжал Пистилло, — гораздо более вероятно, что кто-то сцапал ее сразу — как только она вышла из квартиры.

— И отправил в Небраску самолетом?

— Или гнал на машине как сумасшедший.

— Или... — начала Фишер.

— Или?

Она посмотрела на шефа:

— Я думаю, что мы с вами пришли к одному и тому же выводу. Временные рамки слишком жесткие. Скорее всего она исчезла накануне вечером.

— Значит...

— Значит, Уилл Клайн солгал нам.

Пистилло ухмыльнулся:

— Точно.

Фишер заговорила быстрее:

— Итак, существует более вероятный сценарий: Уилл Клайн и Шейла Роджерс вместе присутствуют на похоронах матери Клайна и потом возвращаются в дом родителей. По словам Клайна, в тот же вечер они приезжают к себе в квартиру. Но независимого подтверждения последнего факта мы не имеем. Так что, возможно, домой они и не поехали. Возможно, он передает Шейлу сообщнику, который ее пытает, убивает и избавляется от тела. Тем временем Уилл возвращается к себе в квартиру, а утром идет на работу. А когда мы с Уилкоксом встречаем его в офисе, говорит нам, что Шейла ушла утром.

— Интересная теория, — кивнул Пистилло.

Клаудия Фишер встала, ожидая приказаний.

— Мотив? — спросил он.

— Ему надо было заставить ее молчать.

— О чем?

— О том, что случилось в Альбукерке.

Некоторое время оба молча размышляли.

— Сомневаюсь, — сказал наконец Пистилло.

— Я тоже, — кивнула Фишер.

— Но мы оба согласны, что Уилл Клайн знает больше, чем говорит.

— Наверняка.

Пистилло глубоко вздохнул.

— Так или иначе, нам придется сообщить ему печальную новость о кончине мисс Роджерс.

— Да.

— Свяжитесь с начальником местной полиции в Юте.

— В Айдахо.

— Не важно. Пусть сообщит семье, а затем отправит их самолетом для официального опознания.

— А что делать с Уиллом Клайном?

Пистилло задумался.

— Свяжусь-ка я с Крестом. Может быть, он поможет нам смягчить удар.

Глава 18

Дверь в мою квартиру была приоткрыта.

После прихода родственников мы с отцом старательно избегали друг друга. Я люблю своего отца и думаю, что достаточно ясно дал это понять. Но какая-то часть моего подсознания винила его в смерти матери. Без всякой рациональной причины. Я не знаю, откуда взялось это чувство, и с трудом признаюсь в нем даже самому себе. Однако с того самого момента, как она заболела, я стал смотреть на отца немного по-другому. Как будто он недостаточно сделал для нее. Или, может быть, не помог ей оправиться после убийства Джули Миллер. Он оказался недостаточно сильным? Показал себя недостаточно хорошим мужем? Может быть, истинная, преданная любовь помогла бы ей, излечила бы ее душу? Не знаю... Как я уже сказал, это чисто иррациональное чувство.

Дверь была почти прикрыта, оставалась лишь маленькая щелочка, но и это меня насторожило и заставило остановиться. Я всегда запираю дверь — живу-то я в Манхэттене, да еще в доме без охраны! Правда, в последнее время я, по понятным причинам, был немного не в себе и мог об этом забыть, торопясь на встречу с Кэти Миллер. Это было бы вполне объяснимо. Кроме того, мог и замок подвести...

Я нахмурился. Вряд ли.

Положив руку на дверь, я чуть-чуть нажал, ожидая, что петли скрипнут. Но вместо этого услышал совсем другой звук, поначалу очень слабый. Я просунул голову в щель и буквально окаменел.

Ничего необычного в комнате не было. Свет не горел, шторы были задернуты. Нет, ничего странного я не увидел. Но услышал! Услышал музыку.

Вообще-то само по себе это тоже не должно было вызвать особой тревоги. Я не имею обыкновения, как все ньюйоркцы, помешанные на безопасности, оставлять музыку включенной, когда ухожу. Зато отличаюсь некоторой рассеянностью, так что вполне мог оставить включенным плейер. Что же меня так испугало?

Выбор музыки — вот что. «Не бойся смерти». Меня затрясло. Это же любимая песня Кена! Тяжелый металл, группа «Блю ойстер культ», но вещь лиричная, почти воздушная. Слушая ее, Кен частенько брал в руки теннисную ракетку и воображал, что выдает гитарные соло. И главное, я точно знал, что этой песни у меня нет. Ни на одном из дисков. Я об этом позаботился — к чему копить ненужные воспоминания?

Что же здесь происходит, черт побери?

Я вошел в квартиру. Как я уже сказал, свет был погашен — кругом царил мрак. Я остановился, чувствуя себя крайне глупо. М-м... Почему бы просто не включить свет и не валять дурака?

Внутренний голос советовал мне бежать немедленно. Разве не это мы повторяем каждый раз, сидя перед телеэкраном? Киллер прячется где-то в доме, а глупая девчонка, наткнувшись на обезглавленный труп своего дружка, решает, что это прекрасный случай прогуляться по темным комнатам, вместо того чтобы тут же делать ноги, визжа во весь голос.

Тем не менее я почему-то решил сыграть именно эту роль. Для полного сходства не хватало лишь бюстгальтера.

Песня завершилась угасающим гитарным соло. Я дождался тишины, но она оказалась краткой: музыка началась снова. Та же самая вещь.

Что за черт?!

Бежать, немедленно бежать! И вопить погромче. Вот правильное решение! Я бы, конечно, так и сделал, если бы не одно обстоятельство: обезглавленного трупа пока что-то не видно. Так что сценарий не совсем тот. Что делать? Звать полицию? Не сложно себе представить, что будет. Какие проблемы, сэр? Понимаете, мой плейер играет любимую песню брата, и поэтому я бросился бежать по коридору, крича во всю глотку. Не могли бы вы послать взвод солдат прочесать мою квартиру? Есть, сэр, уже бежим! Чушь какая-то.

И даже если предположить, что кто-то в самом деле ко мне вломился и засел там, да еще и прихватил с собой диск с любимой песней...

...то кто бы это мог быть?

Сердце учащенно билось, глаза начали привыкать к темноте. Свет я решил не включать. Если там кто-то есть, то зачем оповещать его, что я стою здесь, как легкая мишень? Или наоборот — свет испугает его и вынудит показаться? Господи, я же ничего в этом не понимаю...

Ладно, не будем зажигать свет. Отлично. Что дальше?

Музыка... Надо найти ее источник. Похоже, он в спальне. Посмотрим. Так. Дверь закрыта.

Я осторожно пошел в сторону спальни, предусмотрительно оставив дверь на лестницу распахнутой. На случай, если все-таки придется бежать. Я же не полный идиот! Ступал я левой ногой, делая мелкие скользящие шажки. Правая нога была все время повернута к выходу. Это напомнило мне одно из йогических упражнений Креста. Расставляешь ноги и наклоняешься в одну сторону, а центр тяжести и одновременно сознание сдвигаешь в противоположную. Тело идет налево, разум — направо. Это то, что некоторые йоги — слава Богу, что не Крест — называют распределением сознания.

Я продвинулся на метр, потом на другой. Бак Дхарма из «Блю ойстер культ» — я знал, что по-настоящему его звали Дональд Резер, и это немало говорит о пристрастиях моего детства — пел о том, как мы можем стать такими же, как они — Ромео и Джульетта. То есть мертвыми?

Вот и дверь спальни. Я сглотнул слюну и нажал на дверь. Она не поддалась. Придется повернуть ручку. Рука ощутила холодный металл, я оглянулся через плечо: входная дверь была все так же открыта. Правая нога смотрела в ее сторону, хотя в «сознании» я уже не был столь уверен. Я повернул ручку, стараясь не шуметь, но звук все равно отдался в мозгу подобно ружейному выстрелу.

Я опять нажал на дверь. Чуть-чуть, только чтобы ее приоткрыть. Ручку я отпустил. Здесь музыка была слышнее. Хорошо звучит. Должно быть, он включил тот плейер, что Крест подарил мне на день рождения два года назад.

Я просунул голову в щель — лишь на мгновение, чтобы бросить взгляд по сторонам. И тут кто-то схватил меня за волосы!

Я не успел даже набрать воздуха, чтобы закричать. Голову дернуло вперед так сильно, что ноги оторвались от пола. Я пролетел через всю комнату, раскинув руки, как Супермен, и с размаху шлепнулся на живот.

От удара перехватило дух. Я попытался перекатиться на спину, но он — я справедливо полагал, что это был «он» — уже успел оседлать меня. Его рука по-змеиному сжала мою шею. Вырываться было бессмысленно — хватка оказалась чудовищно сильной. Он потянул мою голову вверх, и я задохнулся от боли.

Теперь я был полностью в его власти. Он наклонился ко мне — я слышал его дыхание — и сделал что-то другой рукой. Кажется, перенес на нее вес. Потом начал сдавливать горло. Все сильнее... Мои глаза выкатились, я судорожно замахал руками. Все было бесполезно. Я вцепился ногтями в его руки, но они были тверды, как красное дерево. Боль в голове становилась невыносимой — казалось, мой череп вот-вот взорвется. И тогда я услышал голос:

— Малыш Уилли...

Тот самый голос.

Боже мой, сколько же лет я его не слышал... Десять, пятнадцать? По крайней мере с тех пор, как умерла Джули. Есть звуки, которые откладываются в специальном отделе мозга — в том, что связан с выживанием, — и стоит их услышать, как каждый нерв напрягается, ощущая опасность.

Он отпустил мою шею — внезапно и полностью. Я свалился на пол, задыхаясь, дергаясь и судорожно хватаясь за горло. Встав на ноги, он засмеялся:

— Ты что-то жидковат, малыш Уилли.

Я перевернулся и отполз в сторону, не веря своим глазам, хотя они лишь подтверждали то, что я слышал. Он изменился, но ошибиться было невозможно.

— Джон? Джон Асселта?

Он улыбнулся — улыбкой, не открывавшей никаких чувств. Я как будто вернулся в прошлое, ощутив страх, который помню с детства. Вид Призрака — так все его звали, хотя никто не осмеливался сказать в лицо — всегда действовал на меня так. Думаю, не только на меня. Он умел наводить ужас на окружающих. Впрочем, я-то всегда находился под его защитой. Младший брат Кена Клайна — для Призрака этого было достаточно.

В школе я был слабаком и после тоже уклонялся от силовых конфликтов. Такое поведение часто считается проявлением мудрости и зрелости, но в моем случае все иначе. На самом деле я просто трус. Я до смерти боюсь любого насилия. Может быть, это и нормально — инстинкт выживания и все такое, — тем не менее я испытываю стыд. Мой брат, который, как ни странно, был ближайшим другом Призрака, обладал завидной агрессивностью. Той, что отличает великих от тех, кто лишь мечтает ими стать. В теннис он играл в манере молодого Джона Макенроя, отличаясь какой-то звериной, почти хулиганской азартностью, стремясь победить любой ценой. Даже ребенком он дрался до последнего и был способен избить противника до полусмерти — и потом еще поплясать на останках. Полная противоположность мне.

Я с трудом поднялся на ноги. Асселта стоял передо мной, как дух, поднявшийся из могилы. Он развел руки в стороны:

— Разве ты не обнимешь старого друга, малыш Уилли?

Прежде чем я успел отреагировать, он шагнул вперед и обнял меня, прижавшись щекой к груди. Сложения Призрак был странного: невысокий, с длинным торсом и короткими конечностями.

— Сколько лет, сколько зим...

Я не знал, что ответить, с чего начать.

— Как ты вошел?

— Что? — Асселта отпустил меня. — Ну... дверь была открыта... Извини, что я так к тебе вломился, но... — Он улыбнулся и пожал плечами. — Ты совсем не изменился, малыш Уилли, отлично выглядишь.

— С какой стати ты...

Он слегка наклонил голову, глядя исподлобья, и я весь напрягся, ожидая удара. Для него это было обычным делом. Джон Асселта учился вместе с Кеном, на два класса меня старше. Он был капитаном команды по борьбе и два года подряд — чемпионом Эссекского округа в легком весе. Мог бы стать и чемпионом штата, но был дисквалифицирован за то, что намеренно вывихнул противнику плечо. Это было третьим нарушением. Я до сих пор помню, как тот несчастный вопил от боли, а зрители падали в обморок при виде его безжизненно обвисшей руки. Асселта лишь слегка улыбнулся, наблюдая, как пострадавшего увозят.

Мой отец говорил, что у Призрака наполеоновский комплекс. Мне это объяснение кажется слишком упрошенным. Не знаю. Может быть, ему и надо было самоутверждаться. Или все дело в лишней игрек-хромосоме. А может, он был просто самым гнусным сукиным сыном из всех, что ходят по земле.

Но как бы там ни было, никто не сомневался, что Асселта ненормальный. Без всяких оговорок. Ему нравилось причинять боль, его всегда сопровождала аура разрушения. Даже здоровенные качки старались держаться от Призрака подальше. Ему опасно было смотреть в глаза, вообще — попадаться на пути. Асселте могло что угодно прийти в голову. Он бил не колеблясь, без предупреждения: кулаком в нос, коленом между ног, растопыренными пальцами в глаза. Мог подкрасться и ударить сзади. Когда я был в десятом классе, Милт Саперстайн из девятого совершил ошибку, случайно облокотившись на его шкафчик для одежды. Призрак лишь снисходительно улыбнулся и похлопал его по спине. Но позже в тот же день, на перемене, он зашел со спины и с размаху въехал локтем Милту в голову. Тот упал ничком, потеряв сознание, а Призрак торжествующе пнул его ногой. Беднягу увезли в реанимацию с тяжелым сотрясением мозга.

Естественно, никто ничего не видел...

В четырнадцать лет, если легенда не врет, Асселта взорвал соседскую собаку, засунув ей в задний проход пиротехническую ракету. Но это еще не самое страшное. Поговаривали, что еще в десять лет он убил парня по имени Дэниел Скиннер. Кухонным ножом. Кажется, Скиннер, который был на пару лет старше, начал приставать к Асселте, и тот воткнул ему нож прямо в сердце. Говорят, что после этого он побывал как в исправительном доме для малолетних, так и в психиатрической клинике, но без особых результатов. Кен заявлял, что ему об этом ничего не известно. Я спрашивал отца, но тот не сказал ни да ни нет.

Я постарался выкинуть прошлое из головы.

— Чего ты хочешь, Джон?

Дружба моего брата с Призраком всегда оставалась для меня загадкой. Родителям это тоже доставляло мало радости, хотя со взрослыми Асселта умел быть весьма обаятельным. Почти хорошенький, с длинными ресницами и ямочкой на подбородке, он выглядел альбиносом — отсюда и прозвище. Все это создавало впечатление мягкости и деликатности. Я слышал, что после школы Асселта пошел в армию и попал в какие-то секретные войска типа «зеленых беретов». Однако никто из знакомых этого точно не знал. Призрак снова наклонил голову.

— Где Кен? — спросил он с угрозой своим вкрадчивым тоном.

Я не ответил.

— Я долго путешествовал, малыш Уилли. Далеко, за океаном...

— И чем занимался?

Он весело оскалился:

— А теперь вернулся и решил найти своего старого дружка.

Я не знал, что сказать. Но вдруг вспомнил, как стоял прошлым вечером на балконе и заметил человека, наблюдающего за мной. Несомненно — это был Призрак.

— Так как, малыш Уилли, где мне его искать?

— Я не знаю.

Он приложил руку к уху:

— Как-как?

— Я не знаю, где он.

— Не может быть, ты же его брат! Он так любил тебя.

— Зачем ты пришел, Джон?

— Послушай, — сказал он, снова показывая зубы, — что случилось с твоей школьной пассией Джули Миллер? У вас все сладилось?

Я молча вытаращился на него. Призрак продолжал улыбаться. Он издевался, это было очевидно. Они с Джули, как ни странно, были довольно близки. Я никогда этого не понимал. Она видела что-то особенное, скрытое в душе этого буйного психа. Однажды я в шутку сказал, что Джули, наверное, вытащила занозу у него из лапы. Что же делать? Лучше всего сбежать, но я знал, что не смогу — он догонит. Этот противник мне не по зубам.

Да, похоже, я влип серьезно.

— Ты долго был в отъезде? — спросил я наконец.

— Многие годы, малыш Уилли.

— Когда ты в последний раз видел Кена?

Он изобразил мучительные размышления.

— Ну-у... наверное... лет двенадцать назад. Потом уехал за океан. С тех пор ничего не знаю о нем.

— Понятно.

Призрак прищурился:

— Ты, кажется, сомневаешься во мне, малыш Уилли? — Он сделал шаг вперед. Я внутренне сжался. — Ты боишься меня?

— Нет.

— Старшего братца здесь больше нет — он не защитит тебя, малыш Уилли.

— Мы уже не в школе, Джон.

Призрак посмотрел мне в глаза:

— А ты думаешь, все так сильно изменилось?

Я изо всех сил старался сохранить самообладание.

— Ты выглядишь испуганным, малыш Уилли.

— Уходи, — сказал я.

Его реакция была мгновенной. Он резко присел и дернул меня за ноги. Я упал, больно ударившись спиной. Прежде чем мне удалось сдвинуться с места, Асселта провел локтевой захват. Давление на сустав нарастало, острая боль пронзала руку, локоть начал сгибаться под неестественным углом. Я отчаянно задергался, пытаясь если не высвободиться, то хотя бы ослабить напряжение.

Призрак заговорил — сверхъестественно тихо и ровно:

— Скажи ему, чтобы больше не прятался, малыш Уилли. Скажи, что из-за него могут пострадать другие люди. Например, ты. Или твой отец. Или сестра. А может быть, даже эта сопливка Миллер, с которой ты сегодня встречался. Скажи ему это.

Скорость движений у него была невероятная. В одно мгновение он выпустил мою руку и ткнул кулаком прямо в лицо. Мой нос словно взорвался. Я откинулся на пол, все вокруг поплыло. Может быть, я даже потерял сознание, не знаю.

Когда я снова поднял голову, Призрака уже не было.

Глава 19

Крест протянул мне мешочек со льдом из морозильника.

— Я надеюсь, твой противник выглядит еще хуже?

— Попал прямо в точку. — Я приложил лед к своему довольно чувствительному носу. — Он просто герой-любовник.

Крест сел на кушетку и закинул ноги в ботинках на журнальный столик.

— Объясни.

Я объяснил.

— Сказочный принц, да и только, — кивнул он.

— Я не забыл сказать, что он мучил животных?

— Не забыл.

— А что у него была коллекция черепов в спальне?

— Наверное, она производила сильное впечатление на дам.

— Не понимаю... — Я убрал лед. Нос как будто выкручивали клещами. — Зачем Призраку понадобился мой брат?

— Вопрос на засыпку.

— Как ты думаешь, мне стоит сообщить в полицию?

Крест пожал плечами.

— Скажи еще раз, как его зовут.

— Джон Асселта.

— Где он живет, ты, конечно, не знаешь?

— Нет.

— Но вырос он в Ливингстоне?

— Да. На Вудланд-Террас. Дом пятьдесят семь.

— Ты до сих пор помнишь адрес?

Теперь настала моя очередь пожимать плечами. У нас в Ливингстоне все помнили всех.

— Про его мать я почти ничего не знаю: она сбежала или что-то в этом роде, когда он был совсем маленьким. Отец его никогда не просыхал. Еще были два брата, оба старше его. Один — кажется, его звали Шон — был ветераном Вьетнама, с длинными волосами и спутанной бородой. Он только и делал, что бродил по городу и разговаривал сам с собой. Все считали его сумасшедшим. Двор у них походил на свалку — полиция то и дело их штрафовала. В Ливингстоне такого не любят.

Крест делал пометки.

— Попробуем разобраться.

Голова раскалывалась, но я попытался сосредоточиться.

— У вас в школе был кто-нибудь вроде него? Псих, который делал людям больно просто для смеху?

— Был, — ответил Крест. — Я.

Невероятно. В принципе я знал, что Крест когда-то был совершенно отпетым панком. Но представить, что он был кем-то вроде Призрака, что люди содрогались, когда он проходил мимо, что он мог расколоть человеку череп ради удовольствия... Это просто не укладывалось в голове.

Я снова приложил к носу лед, скривившись от боли.

Крест покачал головой:

— Деточка.

— Тебе надо было идти в медицину.

— Твой нос, похоже, сломан, — заметил он.

— Я догадался.

— Пойдешь к врачу?

— Да ну, я парень крепкий.

Это его рассмешило.

— Все равно они мало чем могут помочь...

Крест секунду молчал, задумчиво втянув щеки.

— Что-то случилось.

Мне не понравился его тон.

— Мне позвонил наш любимый федерал Джо Пистилло, — продолжал он.

Я в очередной раз снял лед с носа.

— Они нашли Шейлу?

— Не знаю.

— Что ему нужно?

— Он не сказал. Просто попросил привезти тебя.

— Когда?

— Прямо сейчас. Он сказал, что я тоже понадоблюсь.

— Зачем?

— Будь я проклят, если знаю.

* * *

— Меня зовут Клайд Смарт. — Такого мягкого и ласкового голоса Эдне Роджерс слышать еще не приходилось. — Я медицинский эксперт округа.

Эдна Роджерс смотрела, как ее муж Нил пожимает эксперту руку. Сама она ограничилась легким кивком. Женщина-шериф тоже была здесь с одним из своих помощников. У всех были приличествующие случаю мрачные лица. Тот, кто назвался Клайдом, пытался сказать что-то утешительное, но Эдна не слушала.

Наконец Клайд двинулся к столу. Нил и Эдна, женатые сорок два года, стояли рядом и ждали. Они не касались друг друга, не черпали друг в друге силу. Слишком много лет прошло с тех пор, как они делали что-то подобное в последний раз.

Медэксперт закончил объяснения и снял простыню.

Увидев лицо Шейлы, Нил Роджерс отшатнулся, как будто получил удар. Его глаза закатились, и он закричал. Эдне вспомнился крик койота, который чувствует надвигающийся шторм. И она поняла, что чуда в последнюю минуту не случится... Собравшись с силами, Эдна взглянула на дочь. Невольно протянула руку, повинуясь неистребимой материнской потребности утешить, но тут же, опомнившись, отдернула. Она продолжала смотреть, пока взгляд ее не затуманился и лицо Шейлы не начало меняться, становясь все моложе и моложе. Перед ней снова лежал младенец, ее девочка, у которой все впереди и которой еще можно помочь прожить жизнь по-другому... И тогда Эдна Роджерс заплакала.

Глава 20

— Что у вас с носом? — спросил Пистилло.

Мы снова разговаривали в его офисе. Крест остался в приемной. Только сейчас, во время второго визита, я заметил, что кресло за письменным столом, в котором сидел Пистилло, несколько выше моего. Очевидно, в целях устрашения. Клаудия Фишер, тогда приезжавшая в «Дом Завета», стояла позади меня, скрестив руки на груди.

— Посмотрели бы вы на моего противника, — улыбнулся я.

— Вы подрались?

— Нет, упал.

Пистилло был озадачен, но развивать тему дальше не стал.

— Мы бы хотели, чтобы вы изложили нам все еще раз, — сказал он, положив ладони на стол.

— Что именно?

— Как исчезла Шейла Роджерс.

— Вы нашли ее?

— Давайте по порядку. — Он кашлянул в кулак. — В котором часу Шейла Роджерс покинула вашу квартиру?

— А что?

— Мистер Клайн, пожалуйста, помогите нам.

— Я полагаю, она ушла около пяти утра.

— Вы в этом уверены?

— Я сказал «полагаю».

— А почему вы не уверены?

— Я спал. Мне показалось, что я слышал, как она ушла.

— В пять?

— Да.

— Вы посмотрели на часы?

— Вы что, серьезно? Я не знаю.

— А как еще вы могли узнать, что это было в пять часов?

— У меня потрясающее чувство времени. Давайте дальше.

Он кивнул и поерзал в кресле.

— Мисс Роджерс оставила вам записку, верно?

— Да.

— Где была записка?

— В смысле — где в квартире?

— Да.

— А какая разница?

Он выдал самую снисходительную из своих улыбок.

— Пожалуйста...

— На кухонном столе. Стол из термостойкого пластика, если это вам поможет.

— Что было в записке, дословно?

— Это личное.

— Мистер Клайн...

Я вздохнул. Какой смысл собачиться?

— Она написала, что будет всегда меня любить.

— И больше ничего?

— Все.

— Только то, что она будет вас любить?

— Точно.

— Вы сохранили записку?

— Да.

— Я могу посмотреть?

— А я могу узнать, зачем вы меня позвали?

Пистилло выпрямился.

— После того как вы с мисс Роджерс покинули дом вашего отца, вы поехали прямо к вам на квартиру?

Перемена темы сбила меня с толку.

— О чем это вы?

— Вы ведь были вместе на похоронах матери, так?

— Да.

— А потом вы с Шейлой Роджерс вернулись в вашу квартиру. Вы нам так сказали, верно?

— Да, я так и сказал.

— И это правда?

— Да.

— По пути вы где-нибудь останавливались?

— Нет.

— Кто-нибудь может это подтвердить?

— Подтвердить, что мы не останавливались?

— Что вы вернулись в квартиру и провели там остаток вечера.

— Зачем кому-то это подтверждать?

— Пожалуйста, мистер Клайн...

— Я не знаю, может кто-нибудь это подтвердить или нет.

— Вы разговаривали с кем-нибудь?

— Нет.

— Может быть, вас видели соседи?

— Не знаю. — Я оглянулся на Клаудию Фишер. — А почему бы вам не прочесать округу? Вы ведь замечательно умеете это делать.

— Что Шейла Роджерс делала в Нью-Мексико?

Я снова повернулся к нему.

— Я не слышал, чтобы она там была.