Джек Райан (№8) - Слово президента

* * *

Достигнув определённого положения в жизни, люди никогда не прекращают работать. Можно даже куда-то уехать, но работа все равно найдёт их, где бы они ни находились, и по сути дела единственный вопрос заключался в том, насколько дороже становится доставлять к ним эту работу. Именно такова была проблема для обоих — и Райана и Робби Джексона.

Джеку приходилось работать с текстами выступлений, приготовленных для него Кэлли Уэстон. Завтра предстояло отправиться в поездку по стране — сначала в Теннесси, затем в Канзас, далее в Колорадо и Калифорнию и, наконец, обратно в Вашингтон, куда он прилетит в три утра. В истории Америки это будет самая продолжительная непрерывная поездка перед выборами. Предстояло выбрать более трети конгрессменов, чтобы заполнить места, оказавшиеся вакантными в результате падения «Боинга-747» с Сато за штурвалом на Капитолий. Выборы остальных произойдут в течение двух следующих недель. И тогда он будет работать с полным составом Конгресса и, может быть, удастся добиться чего-нибудь реального. В ближайшем будущем Райану предстояло заниматься только политикой. На следующей неделе он ознакомится с подробными планами, направленными на то, чтобы упростить структуру двух самых крупных государственных ведомств — Министерства обороны и Министерства финансов. С остальными ведомствами тоже велась работа.

Поскольку адмирал Джексон находился рядом с Райаном, управление J-2 — разведка Пентагона — привлекло его к работе по ежедневному ознакомлению президента с ситуацией в мире. Робби понадобилось больше часа лишь для того, чтобы прочитать доставленные в Кэмп-Дэвид материалы.

— Что сейчас там происходит, Робби? — спросил Джек, и на этот раз его интересовало состояние дел на всей планете.

Начальник оперативного управления J-3 вопросительно посмотрел на президента.

— С чего начать?

— Сам решай, — предложил президент.

— О'кей. Майк Дюбро с ударной авианосной группой «Эйзенхауэра» все ещё идут на север к Китаю со скоростью двадцать пять узлов. Сейчас там хорошая погода и штиль, так что они прибудут на место на несколько часов раньше предполагаемого времени. В Тайваньском проливе продолжаются учения, но теперь эскадры не отходят далеко от своих берегов. Похоже, что после вооружённой стычки обе стороны немного одумались. Государственный секретарь Адлер сейчас там и ведёт переговоры с руководством обеих стран.

Что касается Среднего Востока, то там мы ведём непрерывные наблюдения за военными учениями, которыми занимается армия Объединённой Исламской Республики. В них участвуют шесть тяжёлых дивизий плюс силы поддержки и фронтовая авиация. Наши люди, находящиеся там, держат в воздухе «хищников» — это беспилотные разведывательные летательные аппараты, которые кружат над районом учений и не спускают глаз с армии ОИР…

— Кто дал разрешение на использование «хищников»?

— Я, — ответил Джексон.

— Но разве мы не нарушаем границу и не вторгаемся в воздушное пространство суверенного государства?

— Этой операцией оперативное управление занимается совместно с армейской разведкой J-2. Ведь тебе нужно знать, к чему готовится армия ОИР и каковы её возможности, правда?

— Да, нужно.

— Отлично. Ты говоришь мне, что тебе требуется, а я позабочусь об остальном. «Хищник» является беспилотной разведывательной платформой, построенной с использованием технологии «стелс». В случае, если будет утрачен контроль над ней или те, кто управляют ею, начнут подозревать, что её могут обнаружить, взрыв заложенного внутри «хищника» заряда уничтожает его. А пока мы получаем бесценную информацию в реальном масштабе времени, какую мы не можем получить ни от разведывательных спутников, ни даже от высотных самолётов «Джи-старз». К тому же у нас там нет сейчас таких самолётов. Ещё вопросы, господин президент?

— Вы убедили меня, адмирал. Как вы оцениваете информацию, поступающую от «хищников»?

— Армия ОИР подготовлена лучше, чем мы предполагали на основании первоначальных разведывательных сведений. Пока рано впадать в панику, но и пренебрегать этим не следует.

— Как относительно Туркменистана? — спросил Райан.

— Там, судя по всему, стараются организовать выборы, но эта информация уже устарела, и это все, что нам известно о политическом положении в этой стране. В данный момент там все спокойно. Судя по спутниковым фотографиям, увеличился объём транспорта, пересекающего границу, — это, по мнению экспертов, анализирующих информацию, полученную от разведывательных спутников, всего лишь торговые операции, ничего больше.

— Ведётся наблюдение за расположением иранских войск — чёрт возьми, войск ОИР — на границе с Туркменистаном?

— Не знаю, но выясню. — Джексон сделал запись в блокноте. — Далее, нам удалось обнаружить индийский флот.

— Каким образом?

— Они и не пытались скрыться от обнаружения. Я послал на разведку пару «орионов» с острова Диего-Гарсия. С самолётов были обнаружены электронные излучения наших друзей на расстоянии трехсот миль. Сейчас они примерно в четырехстах милях от своей базы. Между прочим, это означает, что они находятся точно между Диего-Гарсией и входом в Персидский залив. Завтра наш военно-морской атташе запросит Министерство иностранных дел, чем они занимаются в этом районе. Скорее всего ему мало что скажут.

— Если он ничего не сумеет выяснить, может быть, послу Уилльямсу стоит посетить индийского премьер-министра.

— Хорошая мысль. Вот собственно и все новости на сегодня, если не принимать во внимание тривиальных мелочей. — Робби сложил документы в портфель. — Какой будет главная тема твоих выступлений?

— Я буду подчёркивать важность здравого смысла.

— Здравый смысл в Вашингтоне?

* * *

Адлер не испытывал особого удовлетворения. Прибыв в Пекин, он понял, что время работает против него. Его самолёт совершил посадку, как оказалось, вечером субботы — опять сдвиг из-за часовых поясов, — и ему сообщили, что руководители основных министерств уехали за город. Тем самым намеренно подчёркивалась незначительность воздушного столкновения над Тайваньским проливом. Хозяева и ему советовали воспользоваться возможностью как следует отдохнуть после продолжительного перелёта перед серьёзными переговорами. Во всяком случае так ему было сказано.

— Встреча с вами доставляет нам большое удовольствие, — сказал министр иностранных дел КНР, пожимая руку Адлеру и приглашая его в своей кабинет. Там уже сидел один человек. — Вы знакомы с Чанг Хансаном?

— Нет. Как поживаете, господин министр? — произнёс Адлер, пожимая руку Чанга. Значит, вот как он выглядит.

Участники переговоров заняли свои места. Американскую сторону представлял один Адлер. Со стороны Китайской Народной Республики кроме двух министров присутствовала переводчица, молодая женщина чуть старше тридцати.

— Вас не слишком утомил столь длительный перелёт? — вежливо поинтересовался министр иностранных дел.

— Мне всегда приятно прилетать в вашу страну, хотя перелёт действительно оказался слишком утомительным, — признался Адлер.

— Путешествие утомляюще действует на человеческое тело, а тело не может не оказывать влияния на мышление. Надеюсь, у вас было время отдохнуть и прийти в себя, — продолжал министр иностранных дел, — чтобы посторонние обстоятельства не влияли на обсуждение важных вопросов, особенно в острые моменты.

— Я отлично отдохнул, — заверил Адлер. Он хорошо выспался. Единственное, что мешало, это желание понять по ощущениям своего организма, в каком часовом поясе он оказался. — Что делать — в интересах мира и стабильности иногда приходится идти на жертвы.

— Вы совершенно правы.

— Господин министр, моя страна обеспокоена злополучными событиями, происшедшими на прошлой неделе.

— И почему эти бандиты пошли на такую провокацию? — задал риторический вопрос китайский министр иностранных дел. — Наши вооружённые силы всего лишь заняты учениями. А они сбили два наших самолёта. Экипажи погибли. Остались осиротевшие семьи. Все это очень печально, но, надеюсь, вы обратили внимание, что Китайская Народная Республика не предприняла ответных мер.

— Мы обратили на это внимание и должным образом оценили позицию вашего правительства.

— Бандиты первыми выпустили свои ракеты в наши самолёты. Это вам тоже известно.

— Этот вопрос нуждается в дополнительном изучении. Одна из причин, почему я прилетел сюда, заключается в нашем желании выяснить некоторые обстоятельства случившегося, — ответил Адлер.

— А-а.

Неужели он их удивил? — подумал государственный секретарь. Подобные переговоры напоминали игру в покер, с той разницей, что вы при этом не знали настоящей ценности карт, уже имевшихся у вас на руках. «Флеш» по-прежнему оставался старше «стрейта», однако вся комбинация зависела от последней карты, которая была неизвестна даже самому хозяину. Тут он солгал, но даже если противная сторона и подозревала его во лжи, они всё-таки не могли быть уверены в этом наверняка, и именно это и влияло на игру. Если они думают, что он знает, то дадут один ответ. Если решат, что ему это не известно, ответ будет другим. В данном случав они считают, что он знает правду о происшедшем, но не уверены в этом. Он только что сказал им нечто иное, и это могло быть как правдой, так и ложью. У тебя преимущество, Америка. Возможные варианты Адлер обдумывал на протяжении всего долгого перелёта.

— Вы публично заявили, что первой открыла огонь другая сторона. Вы уверены в этом?

— Абсолютно, — заверил его министр иностранных дел.

— Извините меня, но что, если ракета была выпущена одним из ваших погибших лётчиков? Как мы узнаем правду в этом случае?

— Наши лётчики имели строгое предписание открывать огонь только при самообороне.

— Это действительно разумное и мудрое предостережение для ваших пилотов. Однако в пылу боя — если не боя, то при накалившейся ситуации, — случаются ошибки. Известно, что пилоты нередко способны на импульсивные поступки, особенно молодые и горячие.

— А разве то же самое не относится и к другой стороне? — поднял брови китайский министр.

— Несомненно, — согласился Адлер. — В этом и заключается трудность, не так ли? Вот почему, — продолжал он, — такие люди, как мы, должны принять меры, чтобы исключить подобные инциденты.

— Но они постоянно провоцируют нас. Они рассчитывают завоевать ваше расположение, и нас беспокоит, что они могут тут преуспеть.

— Простите?

— Ваш президент Райан говорил о двух Китаях. Но ведь существует только один Китай. Мне казалось, государственный секретарь Адлер, что это уже давно решённая проблема.

— Президент допустил всего лишь семантическую оговорку, это лингвистический нюанс, — махнул рукой Адлер, делая вид, что не считает серьёзным замечание министра. — У президента немало достоинств, но он ещё не успел овладеть тонкостями дипломатического языка, а репортёру хватило ума сделать из мухи слона. Не следует придавать этому значения. В нашей политике по отношению к этому региону не произошло никаких перемен. — Адлер намеренно сказал «не произошло» вместо «не происходит». Иногда он думал, что мог бы заработать большие деньги на составлении страховых полисов.

— Подобные лингвистические ошибки могут рассматриваться совсем иначе, — ответил министр иностранных дел.

— Разве я не достаточно ясно выразил позицию Америки по этому вопросу? Вы не можете не вспомнить, что в тот момент президент отвечал на вопрос, связанный с исключительно неприятным инцидентом, при котором погибли наши граждане, и он, стараясь сформулировать свой ответ, употребил слова, которые в нашем языке имеют одно значение, а в вашем другое. — Все идёт намного легче, чем он предполагал, подумал госсекретарь.

— При катастрофе погибли и граждане КНР.

Адлер заметил, что Чанг, внимательно слушая, пока не произнёс ни слова. На Западе это означало бы, что он всего лишь советник, технический помощник, который находится здесь, чтобы помочь своему министру при толковании сложного вопроса или буквы закона. Государственный секретарь не был уверен, что это правило принято и на Востоке. Скорее наоборот. Если Чанг был тем, за кого его принимал американец, если он так мудр и проницателен, что догадывается о мыслях американца по этому вопросу, то какого черта он делает здесь?

— Как и граждане других стран, бессмысленно и трагично. Надеюсь вы понимаете, что наш президент относится к этому очень серьёзно.

— Разумеется, и я сожалею, что не сказал ранее о том, какой ужас мы испытали, услышав о нападении на его дочь. Надеюсь, вы передадите президенту Райану наше негодование по поводу столь бесчеловечного поступка и позволите выразить самое глубокое удовлетворение, что его дочь не пострадала.

— От имени президента примите благодарность за выраженное сочувствие, я непременно передам ему ваши добрые слова. — Уже дважды министр иностранных дел уклонился от прямого ответа. Теперь у Адлера появилась возможность перейти к делу. Он напомнил себе, что его собеседники считают себя умнее и проницательнее всех остальных. — Мой президент весьма сентиментальный человек, — признался государственный секретарь. — Это свойственно всем американцам. Более того, он считает своим долгом защищать всех американских граждан.

— Тогда вам нужно вести переговоры с мятежниками на Тайване. По нашему мнению, это они уничтожили авиалайнер.

— Но почему они так поступили? — Адлер сделал вид, что не обратил внимания на крайне любопытные слова министра. Неужели это просто оговорка? Вести переговоры с Тайванем? И министр КНР сам предлагает ему пойти на такой шаг?

— Несомненно, для того чтобы разжечь страсти вокруг этого инцидента. Привлечь внимание вашего президента, сыграть на его человеческих чувствах. Запутать истинные отношения, существующие между Китайской Народной Республикой и её мятежной провинцией.

— Вы действительно так считаете?

— Да, конечно, — заверил Адлера китайский министр. — Мы не хотим войны. Война — это напрасная трата людских и материальных ресурсов, а перед нашей страной стоят более важные задачи. Проблема Тайваня будет со временем решена. Конечно, если в это не вмешается Америка, — добавил он.

— Я уже сказал вам, господин министр, что наша политика осталась неизменной. Мы хотим одного — чтобы были восстановлены мир и стабильность в регионе. — Адлер намеренно подчеркнул важность сохранения статус-кво в течение неопределённого времени, что явно не входило в планы Китайской Народной Республики.

— Тогда вопрос согласован.

— Вы не будете возражать против присутствия в регионе наших военно-морских сил?

Министр иностранных дел вздохнул.

— Океан свободен для мореплавания. Мы не собираемся отдавать приказы Соединённым Штатам Америки, равно как вы не вправе отдавать приказы Китайской Народной Республике. Передвижение вашей эскадры создаёт впечатление, будто вы намерены оказать воздействие на развитие событий в нашем регионе, и мы будем вынуждены для проформы выразить свою точку зрения на это. Однако в интересах мира, — продолжал он голосом, который одновременно отражал терпение и усталость, — мы не будем настаивать на удовлетворении наших требований, особенно если присутствие американского флота убедит мятежников прекратить свои глупые провокации.

— В интересах снижения напряжённости было бы неплохо знать, когда вы намерены закончить учения своего флота. Это было бы истолковано как дружественный жест.

— Наши весенние манёвры будут продолжены. Они никому не угрожают, и усиление вашего морского присутствия наглядно продемонстрирует это. Мы не просим, чтобы вы верили нашим словам. Пусть наши дела говорят за себя. Было бы также неплохо, если бы флот нашей мятежной провинции тоже снизил уровень своей активности. Может быть, вы постараетесь убедить их?

Адлер понял, что повторное предложение вступить в контакт с Тайбэем не является случайным.

— Если вы просите нас об этом, я буду рад прибавить свой голос и голос Соединённых Штатов к усилиям, направленным на достижение мира.

— Мы высоко ценим посредничество Соединённых Штатов и надеемся, что вы сыграете положительную роль в урегулировании этого трагического инцидента, при котором потеряно столько невинных жизней.

Адлер непроизвольно зевнул.

— Простите меня, — поспешно извинился он.

— Продолжительные перелёты весьма утомительны, не правда ли? — Эти слова прозвучали из уст Чанга. Это было первое, что он произнёс за всё время переговоров.

— Действительно, — согласился Адлер. — Позвольте мне проконсультироваться с моим правительством. Думаю, наш ответ на ваше предложение будет положительным.

— Отлично, — кивнул министр иностранных дел. — Мы не хотим, чтобы участие Соединённых Штатов в подобных переговорах превратилось в прецедент, и надеюсь, что вы понимаете это, но ввиду особых обстоятельств мы будем благодарны за вашу посредническую роль.

— Утром я сообщу вам ответ президента, — пообещал Адлер, поднимаясь из-за стола. — Извините, что я задержал вас так поздно.

— Таков наш долг, нам всем приходится подчинять ему свои личные интересы.

Скотт Адлер ушёл, пытаясь понять смысл поразительного откровения, услышанного им. Он так и не понял, кто стал победителем в этой карточной игре, а затем сознался себе, что даже не знает, во что они играли. Переговоры прошли совсем не так, как он предполагал. Похоже, он выиграл, причём выиграл с удивительной лёгкостью. Его собеседники пошли на гораздо большие уступки, чем это сделал бы на их месте он сам.

* * *

Кое-кто называл это «журналистикой чековой книжки», тут не было ничего нового, и к тому же на рабочем уровне такая практика оказалась не столь и дорогой. У всякого маститого репортёра есть список лиц, к которым он может обратиться за сведениями и которые за скромное вознаграждение готовы проверить ту или иную информацию. В том, чтобы обратиться с просьбой к приятелю, не было ничего противозаконного, по крайней мере внешне. Сведения, которые требовались репортёрам, редко являлись секретными, а в данном случае это была информация, открытая для общественности, просто воскресенье было нерабочим днём и, чтобы выполнить просьбу репортёра, чиновнику пришлось оторваться от семейных дел.

Служащий, занимавший не слишком видное положение в государственном департаменте штата Мэриленд, направился к своему офису в Балтиморе. Воспользовавшись, как обычно, электронной карточкой, он въехал на стоянку и вошёл в помещение. Пришлось отпереть несколько дверей, прежде чем он оказался в пахнущем плесенью архиве. Там он нашёл нужный шкаф, выдвинул ящик и достал папку. Оставив закладку, чтобы вернуть папку на прежнее место, он меньше чем за минуту на ближайшем ксероксе снял копии всех документов и снова положил папку в ящик. После этого чиновник вернулся к автомобилю и отправился домой. Поскольку ему довольно часто приходилось заниматься такими делами, дома у него стоял персональный телефакс, так что уже через десять минут документы были отправлены адресату. Пройдя в кухню, служащий бросил копии в мусорную корзину. За это он получит пятьсот долларов — больше, чем получил бы в рабочий день, потому что ему пришлось прервать свой уик-энд.

* * *

Джон Пламер принялся за чтение документов ещё до того, как последний лист выполз из факсимильного аппарата. Действительно, Райан Джон Патрик основал холдинговую корпорацию в то самое время, о котором говорил Хольцман. Контроль над корпорацией через четыре дня (из-за того, что два дня пришлись на уик-энд) перешёл к Кэрол Циммер, и теперь этой корпорации принадлежал магазин «7-одиннадцать» в южном Мэриленде. В состав совета директоров корпорации вошли Циммер Лоренс, Циммер Алиса и ещё один ребёнок. У всех держателей акций была одинаковая фамилия. Пламер узнал подпись Райана на документах передачи акций новым собственникам. Юридическими формальностями занималась крупная и известная вашингтонская фирма, Пламеру было знакомо её название. Были проведены некоторые изощрённые, но совершенно законные мероприятия для того, чтобы корпорация перешла к семье Циммеров без уплаты налогов. Больше никаких документов, касающихся права собственности на магазин «7-одиннадцать», не было, да они и не требовались.

В распоряжении Пламера имелись и другие материалы. Он был знаком с регистратором в Массачусетсом технологическом институте и ещё вчера узнал от него, тоже посредством факса, что все расходы за обучение и проживание Питера Циммера оплачиваются частным фондом, причём чеки были подписаны одним из партнёров той же юридической фирмы, которая занималась покупкой магазина для семьи Циммеров. Пламер получил даже копию личного дела студента, завершающего обучение в институте. И тут Хольцман был прав. Питер Циммер занимался компьютерными исследованиями и по окончании института продолжит их там же в Массачусетсе, в лаборатории программного обеспечения. Если не считать посредственных оценок по литературе на первом курсе — даже в Массачусетсом технологическом считали необходимым, чтобы студенты получили всестороннее образование, но, по-видимому, Питер Циммер не проявлял интереса к поэзии, — по всем остальным предметам у него были отличные оценки.

— Значит, это правда. — Пламер откинулся на спинку своего вращающегося кресла и снова почувствовал болезненный укол совести. «Почему я должен доверять вам? Вы ведь репортёры», — повторил он про себя горькие слова Лоренса.

Проблема заключалась в том, что в его профессии существовали темы, о которых никогда не говорят, подобно тому как богатые люди никогда не жалуются на высокие налоги, которые им приходится платить. Ещё в шестидесятые годы человек по имени Салливан подал в суд на «Нью-Йорк таймс», обвинив газету в дискредитации его честного имени, и сумел доказать, что газета допустила неточности в своих комментариях. Однако адвокаты «Нью-Йорк таймс» привели свои доводы, и суд согласился с ними, что при отсутствии заранее обдуманного преступного намерения допущенная ошибка не заслуживает наказания. Суд вынес также решение, что знакомить общественность с тем, что происходит в стране, важнее, чем с интересами отдельного человека. Таким образом появилась теоретическая возможность привлекать к суду средства массовой информации, и время от времени люди обращались в суд с исками о диффамации. Случалось, они даже выигрывали процессы, однако не чаще, чем баскетбольная команда провинциального колледжа одерживала верх над Пенсильванским университетом.

Пламер понимал, что решение суда по делу Салливана было необходимым. Первая поправка к Конституции гарантировала свободу прессы. Причина этого заключалась в том, что пресса являлась главным и во многих случаях единственным гарантом свободы. Людям свойственно лгать. Особенно это относилось к тем, кто занимали ответственные должности в правительстве, но часто лгали и другие. Вот почему задача прессы заключалась в том, чтобы знакомить общественность с правдивыми фактами, дабы она сама могла делать выводы.

Однако в решении Верховного суда имелось и слабое место. Средства массовой информации способны были уничтожить человека, разрушить его карьеру, лишить средств к существованию. В соответствии с американским законодательством можно было опротестовать почти любое ошибочное решение, но репортёры пользовались такой защитой, которую можно сравнить лишь с королевской неприкосновенностью. По сути деятельность репортёра стояла выше закона. Да и на практике прилагались максимальные усилия, чтобы все оставалось по-прежнему. Признание ; ошибки было не только юридическим faux pas[102], за что пришлось бы выплачивать деньги, но также ослабило бы доверие публики к профессии репортёра. Вот потому-то журналистская братия никогда не признавала допущенных ошибок, если была хотя бы малейшая возможность сделать это, а когда всё-таки им приходилось идти на попятный, опровержение почти никогда не помещалось на столь же видном месте, как и первоначальное ошибочное утверждение. С помощью адвокатов, точно знавших высоту крепостных стен, которые они защищали, опровержению старались придать минимальную выразительность. Случались исключения, но тогда все понимали, что они значили.

За свою длительную журналистскую карьеру Пламер был свидетелем многих перемен, происшедших в его профессии. В неё было привнесено излишнее высокомерие и недостаточное понимание того, что общественность, которой должны служить репортёры, больше не доверяет им. Это глубоко ранило Пламера. Он полагал, что заслуживает доверия публики, считал себя последователем Эда Марроу[103], голосу которого верила вся Америка. Именно такой должна быть профессия репортёра. Однако; она утратила свою убедительность, потому что на неё нельзя оказывать давление извне, и репортёрам не станут доверять до тех пор, пока они будут подчинять своё перо политическим интересам и не начнут снова следовать лишь голосу собственной совести. Репортёры критиковали все остальные профессии — медицину, юриспруденцию, политику — за то, что их представители нарушали профессиональную этику, и в то же время не позволяли никому критиковать такие же нарушения, совершенные ими самими. «Делай так, как я говорю, а не так, как я сам делаю», — такую фразу нельзя сказать уже шестилетнему малышу, однако подобная позиция стала типичной среди взрослых. А если это усугубится, что тогда?

Пламер задумался над положением, в котором оказался. Он мог бросить телевидение в любой момент. Колумбийский университет неоднократно приглашал его занять должность профессора, читать курс «Журналистика и профессиональная этика», потому что его голосу привыкли верить. Это был голос честного журналиста, разумный и рассудительный. Голос старого журналиста, подумал он. Может быть, это будет его последний честный поступок?

Но в основе всего лежала по сути дела человеческая совесть, убеждения, которые внушили ему давно умершие родители и учителя, имена которых он забыл. Если он хочет оставаться верным своей профессии, он не должен изменять её основам, которые сводились к короткой фразе: говорить правду и не думать о последствиях. Пламер поднял телефонную трубку.

— Хольцман слушает, — отозвался репортёр, потому что это была служебная линия в его доме в Джорджтауне.

— Это Пламер. Я проверил кое-что. Похоже, ты прав.

— И что дальше, Джон?

— Я должен сделать это сам. Ты получишь эксклюзивные права на публикацию в печати.

— Это щедро с твоей стороны, Джон. Спасибо, — поблагодарил Боб.

— Но я по-прежнему считаю, что Райану недостаёт активности как президенту, — добавил Пламер. Создаётся впечатление, будто он оправдывается, подумал Хольцман. Впрочем, в этом есть смысл. Пламер не мог позволить себе, чтобы создалось впечатление, будто он делает это с целью втереться в доверие к президенту.

— Ты ведь знаешь, что речь идёт не об этом. Вот почему я и решил тогда поговорить с тобой. Когда ты сделаешь это? — спросил Боб Хольцман.

— Завтра вечером, в прямом эфире.

— Может быть, нам с тобой стоит посидеть и вместе набросать черновик статьи? Для «Вашингтон пост» это будет сенсацией. Ты не хочешь стать соавтором?

— Боюсь, что завтра вечером мне скорее всего придётся искать себе другую работу, — грустно усмехнулся Пламер. — Ну хорошо, договорились.

* * *

— Так что же это значит? — спросил Джек.

— Они согласны со всеми нашими действиями. У меня создалось впечатление, что они едва ли не приветствуют появление авианосца в их регионе. Они попросили, чтобы я занялся челночной дипломатией между Пекином и Тайбэем…

— Они не возражают, чтобы ты вылетал в Тайбэй непосредственно из Пекина? — изумился президент. Ведь подобные прямые рейсы придадут легитимность правительству Китайской Республики. В соответствии с дипломатическим протоколом, государственный чиновник в ранге министра может поступать таким образом лишь в том случае, если речь идёт о столицах суверенных государств. Менее значительные разногласия улаживались «послами по особым поручениям», которые могли обладать такими же полномочиями, но по статусу никак не соответствовали чиновникам министерского ранга.

— Да, меня это тоже удивило. — Адлер говорил с президентом по кодированному каналу. — Далее, они не подняли шума по поводу твоей оплошности, когда на пресс-конференции ты упомянул о существовании двух Китаев. Со стороны министра иностранных дел последовало формальное возражение, но этим все и ограничилось. Для людей, представляющих страну, самолёты которой только что сбили авиалайнер с двумя сотнями пассажиров на борту, они вели себя на удивление спокойно.

— Как относительно морских учений?

— Учения будут продолжены, и они практически пригласили нас наблюдать за их ходом.

Адмирал Джексон слышал разговор, так как голос Адлера звучал из динамика.

— Господин государственный секретарь? Это Робби Джексон.

— Слушаю вас, адмирал.

— Они вызвали кризис в регионе, мы перевели туда авианосец, а теперь они заявляют, что рады нашему присутствию. Я правильно понял вас?

— Совершенно верно. Они не знают, что нам всё известно — по крайней мере я так считаю, — но у меня создалось впечатление, что для них это не имеет особого значения.

— Здесь что-то не так, — тут же отозвался начальник оперативного управления. — За этим скрывается нечто исключительно важное.

— Адмирал, мне кажется, вы правы.

— Что ты собираешься предпринять дальше? — спросил Джек.

— Думаю, мне придётся лететь в Тайбэй. Могу ли я уклониться, раз они предложили это?

— Согласен. Держи меня в курсе событий, Скотт.

— Понял, господин президент. — Связь отключилась.

— Джек… Нет, господин президент, я вижу, как перед нами зажёгся красный предупредительный фонарь и что-то подозрительно яркий, его вспышки вызывают у меня самые мрачные опасения.

Райан поморщился.

— А мне завтра придётся заняться политическими проблемами, Робби. Вылетаю… — он посмотрел на расписание, — из Белого дома в шесть пятьдесят, выступление в Нашвилле в восемь тридцать. Нам нужно как можно быстрее сделать оценку создавшейся ситуации. Проклятье. Адлер на Дальнем Востоке, я в поездке по стране, а Бену Гудли пока недостаёт опыта. Прошу тебя, займись этим ты, Робби. Если возникнут оперативные проблемы, это все равно сфера твоей компетенции. Привлеки обоих Фоули. Арни займётся политическими проблемами. Нам понадобится хороший эксперт по Китаю из Госдепа…