Джек Райан (№8) - Слово президента

Это верно, подумала индийский премьер-министр, поднося к губам чашку с чаем. Вы приказали убить иракского президента в весьма удачный момент.

— Итак, чем мы можем помочь вам? — спросила она, предоставляя таким образом слово главе Ирана, чем вызвала молчаливое раздражение у представителя Китая.

— Вы недавно встречались с американским президентом Райаном. Мне хотелось бы выслушать ваше мнение о нём.

— Маленький человек, оказавшийся на посту президента столь могущественной страны, — не колеблясь ответила она. — Взять хотя бы речь, произнесённую им на похоронах. Она куда лучше подходит для семейных похорон. От президента нужно ждать чего-то большего. Во время приёма, состоявшегося после церемонии, он нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Его жена высокомерна и смотрит на окружающих сверху вниз — она, видите ли, врач. Врачи часто позволяют себе такое.

— Когда мы встретились с ним несколько лет назад, у меня создалось такое же впечатление, — согласился Дарейи.

— Тем не менее он управляет великой страной, — заметил Чанг.

— А управляет ли? — спросил глава Ирана. — И является ли Америка все ещё великой страной? В чём величие страны, как не в силе её лидера?

Именно это, поняли присутствующие, составляет повестку дня встречи.

* * *

— Боже мой, — прошептал про себя Райан, — каким одиноким чувствуешь себя здесь. — Эта мысль постоянно возвращалась к нему, особенно когда он оставался один в этом кабинете с овальными стенами и литыми трехдюймовыми дверями. Теперь ему приходилось при чтении всё время пользоваться очками. Так посоветовала Кэти, но головная боль не исчезала, а всего лишь появлялась позднее. Нельзя сказать, что ему не приходилось много читать и раньше. Этого требовала каждая должность, которую он занимал за последние пятнадцать лет, но теперь его постоянно преследовала головная боль. Может быть, поговорить об этом с Кэти или другим врачом? Нет, не стоит. Райан покачал головой. Это всего лишь следствие стресса, и ему нужно привыкнуть. Конечно, это всего лишь стресс. Вот рак — это уже болезнь. Сейчас перед ним стояла задача справиться с политической ситуацией в стране. Райан читал доклад, приготовленный политическими советниками, сидящими в старом здании напротив. Его забавляло, хотя и не утешало то, что они не знали, какой совет ему дать. Райан никогда не принадлежал к какой-нибудь политической партии. Он всегда регистрировался на выборах как независимый и благодаря этому не получал писем с просьбами о пожертвованиях, хотя и он и Кэти при составлении налоговых деклараций всегда помечали в графе, что внесли по одному доллару в избирательный фонд правительства. Однако президент должен быть не только членом какой-нибудь партии — ему надлежало возглавлять её. Сейчас партии пострадали ещё больше, чем три ветви государственной власти. У каждой был председатель, и ни один из них не имел представления о том, что предпринять. В течение нескольких дней считали, что Райан принадлежит к той же партии, что и Роджер Дарлинг. Средства массовой информации узнали правду совсем недавно, и весь вашингтонский истэблишмент издал дружный вздох: «Черт побери!» Для идеологических мудрецов федеральной столицы это было так же невероятно, как задать вопрос, чему равняется два плюс два, и услышать в ответ: «Шартрез». Как и следовало ожидать, лежащий перед ним доклад был хаотичным, поскольку составили его четверо, а то и более профессиональных политических аналитиков, и было ясно видно, кто именно написал тот или иной параграф. В результате доклад превратился в многостороннее перетягивание каната. Даже его аналитики из разведки способны на большее, подумал Джек и бросил доклад в мусорную корзину. Ему снова захотелось курить. Он знал, что и это влияние стресса.

Но ему все равно приходилось посещать «собрания» — он так и не понял значение этого слова — и агитировать за кого-то или по меньшей мере выступать с речами. Или делать ещё что-то. В этом отношении смысл доклада не был ему понятен. Сев в калошу с проблемой абортов — и накрывшись при этом шляпой, как ядовито заметил на другой день Арни ван Дамм, чтобы закрепить преподанный урок, — теперь Райан был вынужден чётко выражать свою политическую позицию по множеству вопросов, причём таких разных, как проблема социального обеспечения, налоги, экология и один Бог знает что ещё. После того как он примет решение о своей позиции, Кэлли Уэстон напишет серию речей, с которыми Райан будет выступать по всей стране от Сиэттла до Майами и во множестве городов и штатов между ними. В список не попали только Гавайи и Аляска, потому что они были небольшими штатами по своему политическому значению и к тому же находились на разных полюсах идеологического спектра. Они только запутают ситуацию — по крайней мере, так говорилось в докладе.

— Почему бы мне просто не остаться здесь и не заняться работой, Арни? — спросил Райан у главы своей администрации, который только приехал на службу.

— Потому что ваша работа не здесь, а там, господин президент. — Ван Дамм опустился в кресло и начал очередной урок обучения искусству президентства. — Потому что, как вы сказали, «это функция руководства» — я точно вас процитировал? — спросил Арни с насмешливой улыбкой. — А руководство означает пребывание командира среди солдат или, как в данном случае, среди граждан. По этому вопросу у нас нет расхождений, господин президент?

— Ты действительно получаешь удовольствие от этого? — Джек закрыл глаза и потёр их под очками. Очки он тоже ненавидел.

— В такой же степени, как и ты.

Справедливое замечание, подумал Райан.

— Извини.

— Большинству президентов искренне нравится возможность сбежать из этого музея и встретиться с живыми людьми. Разумеется, Андреа и её агенты нервничают во время таких поездок. Пожалуй, они предпочли бы, чтобы ты оставался здесь и никогда не покидал Белого дома. Но он уже кажется тебе тюрьмой, не правда ли? — спросил Арни.

— Только когда я просыпаюсь.

— Вот и воспользуйся возможностью. Отправляйся в поездку по стране, поговори с людьми, поделись с ними своими мыслями, скажи, к чему стремишься. Черт побери, не исключено, что они даже выслушают тебя! А то и расскажут тебе, о чём думают сами, и тогда ты узнаешь что-то новое. Как бы то ни было, нельзя быть президентом и не общаться с народом.

Джек достал из мусорной корзины доклад о политическом положении в стране, который только прочитал.

— Ты ознакомился с этим?

— Да, — кивнул Арни.

— Но ведь это макулатура и к тому же сбивающая с толку, — удивлённо заметил Райан.

— Это политический документ. С каких это пор политика является разумной или последовательной? — Ван Дамм сделал паузу. — Аналитики, с которыми я работал последние двадцать лет, всосали эти идеи с молоком матери — впрочем, все они вскормлены на искусственном питании, наверно.

— Что?

— Спроси Кэти. Это одна из этих бихевиористских теорий, пришедших с Новым Веком, которые могут объяснить все всем повсюду. Все политики искусственники. Мамы никогда не кормили их и не ухаживали за ними, поэтому у них не развились прочные узы с матерями, они чувствуют себя отторгнутыми и тому подобное. Вот почему в качестве компенсации они обращаются к людям, выступают с речами и говорят слушателям в различных местах различные вещи, которые им хотелось бы услышать, для того чтобы завоевать любовь и преданность незнакомцев — те самые любовь и преданность, которых они были лишены в младенческом возрасте, не говоря уже о людях вроде Келти, постоянно стремящихся к связям с женщинами из-за того, что матери не уделили им в детстве достаточной любви. Зато должным образом вскормленные младенцы, с другой стороны, вырастают и становятся — ну, скажем, врачами, или, может быть, раввинами…

— Какого черта! — едва не закричал президент. Глава его администрации только усмехнулся.

— Завёл тебя на секунду, а? Знаешь, — продолжал Арни, — я понял, что мы упустили, когда создавали нашу страну.

— Ну хорошо, валяй, просвети меня. — Джек закрыл глаза и почувствовал юмор создавшейся ситуации.

— У нас нет шута. Ему можно было бы дать должность министра. Знаешь, такой карлик — извини, мужчина необычно малого роста, — одетый в разноцветное трико и в забавном колпаке с колокольчиками на голове. Пусть сидит на маленькой табуретке в углу — разумеется, в этом кабинете нет углов, но это не имеет значения — и примерно каждые пятнадцать минут вскакивает к тебе на стол и трясёт колокольчиками перед твоим лицом, напоминая, что настало время сходить в сортир, как это делают обычные люди. Теперь понимаешь, что я имею в виду, Джек?

— Нет, — признался президент.

— Ну и осел же ты! Пойми, должность президента может доставлять тебе удовольствие! Ты должен получать удовольствие от поездок и встреч с народом. Конечно, важно узнать, что они хотят, но и в этом есть своя радость. Видишь ли, Джек, им хочется полюбить тебя, поддержать. Они хотят узнать, о чём ты думаешь. Но больше всего им хочется, чтобы ты оказался одним из них. И знаешь, что самое интересное? Ты первый президент за чертовски длительное время, кто действительно один из них! Так что вылезай из кресла, прикажи своим воздушным извозчикам запустить Большую Синюю Птицу и начинай игру. — Он не стал добавлять, что расписание поездки по стране было уже согласовано и отработано до такой степени, словно высечено в камне, так что изменить что-то Райан уже не мог.

— Не всем понравится, во что я верю и о чём буду говорить, Арни. И я не собираюсь лгать только ради того, чтобы завоевать их расположение или привлечь голоса на выборах.

— Неужели ты думаешь, что сумеешь понравиться всем? — На лице ван Дамма снова появилась насмешливая улыбка. — Почти все президенты счастливы, если им удаётся заручиться поддержкой пятидесяти одного процента избирателей, а многие согласны и на меньшее. Я выругал тебя за то заявление по поводу проблемы абортов — и знаешь почему? Да потому что оно было запутанным!

— Нет, не было, я…

— Ты собираешься выслушать своего учителя или нет?

— Валяй дальше, — сказал президент.

— Начнём с того, что примерно сорок процентов населения голосуют за демократов и примерно столько же — за республиканцев. Из этих восьмидесяти процентов большинство не изменит своей позиции, если даже Адольф Гитлер будет соперничать с Эйбом Линкольном или с Франклином Делано Рузвельтом, чтобы упомянуть обе партии.

— Но почему…

— Почему небо голубое, Джек? — В голосе ван Дамма прозвучало раздражение. — Оно голубое, вот и все. Даже если тебе удастся объяснить причину этого, а мне кажется, что некоторые астрономы способны сделать это, небо все равно останется голубым, так что не проще ли просто признать этот факт? Таким образом, остаётся двадцать процентов людей, которые голосуют то за одну партию, то за другую. Может быть, они и есть настоящие независимые избиратели вроде тебя. Вот эти двадцать процентов и держат в своих руках контроль за судьбы страны, и если ты хочешь, чтобы все получилось по-твоему, тебе нужно привлечь на свою сторону эти двадцать процентов. А теперь кое-что забавное. Эти двадцать процентов не слишком интересуются тем, о чём ты думаешь. — Арни произнёс эту фразу с лукавой улыбкой.

— Одну минуту…

— Ты прерываешь учителя. — Арни поднял руку. — Тем твёрдым восьмидесяти процентам, которые голосуют за политическую линию, выбранную двумя партиями, наплевать на характер президента. Они голосуют за выбранную ими партию, потому что верят в её философию — или потому что папа и мама голосовали за неё; причина не имеет значения. Так обстоит дело. Это факт. С ним нужно примириться. А теперь вернёмся к двадцати процентам избирателей, выбор которых имеет решающее значение. Их мало интересует политическая линия президента, им важен сам президент. Вот в этом и заключается твоё преимущество, Джек. С политической точки зрения ты так же мало заслуживаешь пребывания на посту президента, как трехлетний малыш в оружейном магазине. Зато у тебя незаурядный характер и сила воли. На этом-то и надо сыграть.

Райан нахмурился, услышав слово «сыграть», но на этот раз промолчал. Он кивнул, предлагая главе своей администрации продолжать.

— Обращаясь к людям, просто говори, во что ты веришь, и говори как можно проще. Хорошие идеи звучат просто и убедительно. То, что ты говоришь, должно звучать последовательно, вытекать одно из другого. Эти двадцать процентов избирателей хотят убедиться в том, что ты действительно веришь в свои слова. Скажи мне, Джек, ты уважаешь человека, чётко выражающего свои убеждения, даже если с ними не согласен?

— Конечно, так и должен…

— … поступать человек, — закончил его мысль Арни. — Такова позиция этих двадцати процентов. Они будут уважать и поддерживать тебя, даже если в некоторых вопросах не согласны с тобой.

Почему? Да потому что они понимают, что ты — порядочный человек и сдержишь данное тобой слово. А им хочется, чтобы тот, кто занимает должность президента, был честным и порядочным человеком. Для них важно быть уверенными в том, что, если все покатится к чёртовой матери, найдётся кто-то, готовый по крайней мере попытаться исправить положение и приложить к этому все силы.

Всё остальное — внешнее оформление. Только не думай, что оформление и умение обращаться к людям ничего не стоят, ладно? Совсем неплохо, если ты сможешь умело и убедительно подать свои идеи. В своей книге о Хэлси, «Сражающийся моряк», ты тщательно выбираешь слова, когда хочешь, чтобы читатель понял тебя, верно? — Президент кивнул. — То же самое относится к идеям — чёрт возьми, эти идеи ещё более важны, и потому тебе придётся подавать их с соответственно большим искусством, понимаешь? — Глава администрации пришёл к выводу, что план урока выполняется вполне успешно.

— Арни, а ты сам согласен с моими идеями?

— Не со всеми. Думаю, ты не прав в вопросе с абортами — женщина должна иметь право выбора. Я не согласен и с некоторыми другими идеями. Зато, господин президент, я ни на минуту не усомнился в вашей честности и порядочности. Я не могу убедить тебя, во что верить и во что нет, но ты готов прислушаться к предложениям. Я люблю эту страну, Джек. Моя семья сумела спастись из Нидерландов, и мы пересекли Ла-Манш в лодке, когда мне было всего три года. Я до сих пор помню, как меня тошнило от морской болезни.

— Ты еврей, Арни? — с удивлением спросил Джек. Раньше он как-то не задумывался о его религиозной принадлежности.

— Нет, но мой отец принимал активное участие в движении сопротивления, и немецкий агент выдал его оккупационным властям. Отцу угрожал расстрел, но нам удалось спастись. В противном случае мы с мамой оказались бы в том же концентрационном лагере, что и Анна Франк[53]. Впрочем, это не спасло остальных родственников. Моего отца звали Биллем, и после войны он решил перебраться сюда. Я вырос, слушая рассказы о своей родине и о том, как эта страна отличается от Голландии. Америка действительно непохожа на Голландию. Я стал тем, кем являюсь сейчас, потому что стремился защитить существующую здесь систему. Почему Америка отличается от других стран? Думаю, всё дело в Конституции. Меняются люди, меняются правительства, меняются идеологии, но Конституция остаётся прежней. Ты и Пэт Мартин принесли присягу в верности конституции. Я тоже, — продолжал ван Дамм. — Только я принёс присягу самому себе, матери и отцу. Я не обязан соглашаться с тобой по всем вопросам, Джек. Но я знаю, что ты стараешься поступать как можно лучше. Это значит, что моя работа заключается в том, чтобы защитить тебя, дать тебе возможность действовать в соответствии со своими убеждениями. Поэтому ты должен выслушивать меня. Иногда придётся совершать поступки, которые тебе не по душе, но у вашей работы, господин президент, свои правила. Вот почему придётся следовать им, — негромко закончил глава президентской администрации.

— Как я справляюсь с делами? — спросил Райан, обдумывая самый важный урок недели.

— Неплохо, но должен лучше. Келти по-прежнему остаётся для нас источником раздражения, а не угрозой. После того как ты совершишь поездку по стране, ясно показав, что являешься президентом, его положение ухудшится. А теперь вот что ещё. Как только ты начнёшь поездку и будешь встречаться с людьми, тебе станут задавать вопросы о переизбрании. Каким будет твой ответ?

— Я не хочу быть президентом, Арни, — решительно покачал головой Райан. — Пусть меня заменит кто-нибудь другой по истечении…

— В таком случае тебе придётся столкнуться с массой неприятностей. Никто не будет принимать тебя всерьёз. Ты не сможешь провести в Конгресс людей, которых хочешь. Твои возможности будут ограничены, и ты не сумеешь осуществить преобразования, о которых говоришь. Твоё политическое влияние резко снизится. Америка не может позволить себе этого, господин президент. Иностранные правительства — во главе них стоят политические деятели, не забывай этого, — не будут воспринимать тебя серьёзно, а это повлечёт за собой отрицательные последствия для национальной безопасности страны как в ближайшее время, так и в отдалённом будущем. Итак, как ты ответишь репортёрам на этот вопрос?

Президент чувствовал себя подобно третьекласснику, поднявшему руку в ответ на вопрос учителя.

— Скажу, что ещё не принял решения.

— Совершенно точно. Сейчас ты проводишь работу по восстановлению правительства, а к вопросу о переизбрании вернёшься, когда придёт время. Я незаметно дам понять, что ты обдумываешь вопрос о том, чтобы выставить свою кандидатуру на следующий срок, что, по твоему мнению, главным является благополучие страны, и когда репортёры зададут тебе этот вопрос, ты просто повторишь сделанное раньше заявление. Этим ты дашь понять иностранным правительствам, что тебя нужно принимать всерьёз, а американский народ поймёт тебя и будет уважать твою точку зрения. Говоря о практической стороне проблемы, следует иметь в виду, что во время предварительных выборов обе партии не будут останавливаться на маргинальных кандидатах, которые могут не получить поддержки Капитолия. Они проголосуют за делегации, не связавшие себя определёнными обязательствами. Может быть, тебе придётся даже выступить по этому вопросу… Я поговорю об этом с Кэлли.

Арни промолчал о том, что средствам массовой информации понравится именно такая перспектива. Освещение двух политических конвенций, к началу которых партии пришли без определённого выбора, является мечтой, о которой средства массовой информации даже не решаются думать. Арни старался представить все как можно проще. Независимо от того, какую позицию займёт Райан, как только он объявит о ней, не меньше сорока процентов электората — скорее больше — выступят против неё. Забавным качеством тех двадцати процентов, о которых он всё время говорил Райану, является то, что среди них находятся люди, принадлежащие к разным категориям всего политического спектра — подобно себе самому, они меньше интересуются идеологией и гораздо больше характером кандидата. Некоторые будут яростно возражать, ничем не отличаясь этим от тех сорока процентов, выступающих против, хотя не исключено, что в конце концов проголосуют за него. Так бывало всегда, потому что они, хотя и были честными людьми, ставящими интересы страны выше предубеждений, часто вовлекались в общее течение и выбирали из лучших побуждений человека, честность которого уступала честности избирателей. Райан ещё не понял возможностей, которыми он располагает, и, вероятно, будет лучше, если он не поймёт их, потому что, думая об этих возможностях, он может попытаться управлять ходом событий, а это у него всегда получается плохо. Даже честные люди способны совершать ошибки, и Райан ничем не отличался от остальных. Вот почему существовали люди, подобные Арнолду ван Дамму, умеющие учить кандидатов в президенты и одновременно направлять их. Он посмотрел на своего президента, заметив на его лице смятение, сопровождающее новые мысли. Было очевидно, что Райан пытается понять это, и, возможно, добьётся успеха, потому что он умел прислушиваться к советам и обладал особым искусством обрабатывать полученную информацию. Впрочем, он вряд ли сумеет понять весь процесс до его естественного конца. Только Арни и, может быть, Кэлли Уэстон, были способны заглянуть так далеко в будущее. За последние недели ван Дамм пришёл к выводу, что у Райана есть задатки настоящего президента. Теперь перед ним, перед главой президентской администрации, стоит задача добиться, чтобы Джек остался на этом посту.

* * *

— Мы не можем сделать этого, — запротестовала индийский премьер-министр и затем призналась: — Американский флот только что преподал нам урок.

— Да, это был жестокий урок, — согласился Чанг. — Но он не причинил вашим кораблям серьёзных повреждений. Насколько мне известно, они выйдут из ремонта через две недели.

Услышав это заявление, индийский премьер-министр резко повернула голову и посмотрела на представителя Китая. Это обстоятельство стало известно ей самой всего пару дней назад. Ремонт поглотил ощутимую часть финансов, выделяемых индийскому флоту на оперативные расходы, и это изрядно обеспокоило её. Не каждый день случается, что иностранная держава, особенно не так давно бывшая противником в войне, сообщает сведения, которые могут стать известными только от своего агента в правительстве Индии.

— Мощь Америки — это всего лишь внешний фасад. Она представляет собой гиганта с больным сердцем и повреждённым мозгом, — заметил Дарейи. — Президент Райан — маленький человек, занимающий высокую должность. Вы сами сказали это, госпожа премьер-министр. Если мы сделаем его работу ещё более трудной, то Америка потеряет свою способность мешать нам на достаточно длительный срок, необходимый для достижения наших целей. Американское правительство парализовано и останется в таком состоянии в течение ещё нескольких недель. От нас требуется лишь одно — усилить этот паралич.

— И как можно этого достичь? — спросила премьер-министр Индии.

— Самыми простыми средствами: нужно всего лишь заставить Америку выполнять все данные ею обязательства и одновременно нарушить её внутреннюю стабильность. С вашей стороны понадобятся всего лишь демонстративные действия. Остальное я беру на себя. По-моему, лучше, если вы не будете знать о том, что мы собираемся предпринять.

Будь он способен на это, Чанг даже перестал бы дышать, чтобы лучше контролировать свои чувства. Не каждый день доводится встретить человека ещё более жестокого и безжалостного, чем он сам. Это верно, он не имел ни малейшего желания знать о планах Дарейи. Пусть лучше другая страна ввязывается в войну.

— Продолжайте, прошу вас, — сказал он и извлёк из внутреннего кармана сигарету.

— Каждый из нас представляет здесь страну с громадными возможностями и ещё большими потребностями. У Китая и Индии — огромное население. Обеим странам необходимы жизненное пространство и естественные ресурсы. Скоро в моём распоряжении ресурсы будут необъятными и привлекут колоссальный капитал. Вместе с тем у меня появится возможность взять под контроль их распределение. Объединённая Исламская республика, подобно вам, превратится в великую державу. Запад слишком долго играл доминирующую роль на Востоке. — Дарейи посмотрел прямо на Чанга. — На вашей северной границе лежит гниющий труп. Там требуют освобождения многие миллионы правоверных. Кроме того, на север от вас находятся жизненное пространство и естественные ресурсы, в которых так нуждается ваша страна. Я готов отдать вам все это, если вы согласитесь вернуть нам земли, населённые правоверными. — Затем он повернул голову к индийскому премьер-министру. — К югу от вашей страны расположен ненаселенный континент. Там также есть жизненное пространство и естественные ресурсы, столь необходимые вам. В обмен на ваше сотрудничество, мне кажется, Объединённая Исламская Республика и Китайская Народная Республика могли бы гарантировать защиту ваших действий, направленных на удовлетворение законных нужд. От каждой из ваших стран я прошу всего лишь сотрудничества, которое не влечёт за собой никакого риска.

Индийский премьер-министр заметила, что однажды уже была предпринята подобная попытка, но нужды её страны так и остались неудовлетворёнными. Представитель Китая тут же предложил, как без всякого риска отвлечь внимание Америки, тем более что такое случалось и в прошлом. Иран — что это за Объединённая Исламская Республика… ах да, конечно, подумал Чанг. Конечно. Весь риск падает на долю ОИР, хотя на этот раз он представляется удивительно точно рассчитанным. По возвращении в Пекин Чанг лично проверит соотношение сил.

— Как вы сами понимаете, я не прошу от вас сейчас брать на себя какие-нибудь обязательства. Вам понадобится убедиться в серьёзности моих намерений и возможностей. Я прошу вас об одном: уделите максимальное внимание моему предложению о заключении нашего союза — неофициального, разумеется.

— Но Пакистан… — произнесла индийский премьер-министр, неосторожно привлекая внимание к самому слабому месту своей политики, что тут же отметил про себя Чанг.

— Исламабад слишком долго был американской марионеткой, и ему нельзя доверять, — тут же ответил Дарейи, который давно подготовил свой ответ, хотя и не ожидал, что индийский премьер так быстро откроет свои карты. Эта женщина ненавидит Америку также, как и я, подумал он. Вероятно, «преподанный урок» нанёс более глубокую рану её гордости, чем сообщили его дипломаты. Как свойственно женщине столь ревностно оберегать свою гордость. В этом её слабость. Отлично. Он посмотрел на Чанга.

— Наши отношения с Пакистаном ограничиваются торговыми связями и, являясь таковыми, подвержены изменениям, — отозвался представитель Китая, испытывающий не меньшее удовлетворение от слабости Индии. В конце концов, ей некого винить. Она послала в море свой флот, чтобы оказать поддержку Японии в нападении на Америку, оказавшемся неудачным… тогда как Китай не предпринял ничего и не рискнул ничем. В результате он вышел из «войны», не понеся никакого урона и даже не показав, что был как-то связан с этим конфликтом. Самые осторожные руководители Китая, занимающие место в государственной иерархии выше Чанга, не возражали против его манёвров, хотя манёвры эти ничего и не принесли. И вот теперь снова кто-то готов пойти на риск. Индия предпримет демонстративные действия, а Китай останется в стороне, всего лишь повторив прошлые заверения о том, что не имеет никакого отношения к этой Объединённой Исламской республике. В любом случае он может заявить, что хотел всего лишь убедиться в решительности нового американского президента, а такое случается постоянно. К тому же Тайвань всё время является источником беспокойства. Все так интересно. Иран, движущей силой которого является религия. Индия, которая руководствуется жадностью и гневом. Китай же, с другой стороны, смотрит далеко в будущее, строит великие планы, делает это бесстрастно и спокойно, ищет то, в чём действительно нуждается, но поступает, как всегда, предельно осмотрительно. Цель, к которой стремится Иран, очевидна, и если Дарейи готов пойти на риск войны ради неё, то не стоит ему мешать, лучше наблюдать со стороны и надеяться на его успех. Но Чанг не позволит пока втянуть Китай в конфликт. Стоит ли казаться слишком нетерпеливым? Вот Индия готова приступить к действиям, проявляет такое нетерпение, что упускает из виду нечто совершенно очевидное: если Дарейи сумеет добиться осуществления своих планов, то Пакистан уладит свои отношения с ОИР, может даже присоединится к ней, и тогда Индия окажется изолированной и уязвимой. Ничего не поделаешь, опасно быть вассалом, это ещё опаснее, если у тебя наготове планы подняться на более высокий уровень — но при отсутствии средств для осуществления этого. Выбирая союзников, нужно быть очень осторожным. Чувство благодарности в отношениях между государствами похоже на цветок, выращенный в оранжерее, — он быстро вянет, когда его выносят на открытый воздух.

Премьер-министр молча кивнула, признавая свою победу в вопросе о Пакистане.

— В таком случае, друзья, я благодарю вас за то, что вы так любезно согласились встретиться со мной. С вашего разрешения, я отправлюсь домой.

Все трое встали, обменялись прощальными рукопожатиями и направились к выходу. Через несколько минут самолёт Дарейи развернулся на неровной поверхности взлётной полосы китайской авиабазы, больше приспособленной к полётам истребителей. Аятолла посмотрел на кофейник и решил воздержаться. Ему хотелось поспать перед утренними молитвами. Но прежде…

— Твои предсказания оказались совершенно точными.

— Русские называют такие вещи «объективными условиями». Они всегда были и остаются неверными, но их методам анализа в точности не откажешь, — объяснил Бадрейн. — Вот почему я сумел собрать достоверную информацию.

— В этом я убедился. Твоя следующая задача будет заключаться в том, чтобы разработать планы нескольких операций… — Дарейи откинул спинку кресла и закрыл глаза, надеясь, что ему снова приснятся мёртвые львы.

* * *

Как ни хотелось ему вернуться к клинической медицине, Пьер Александер не испытывал к ней особой любви, особенно в тех случаях, когда ему приходилось иметь дело с пациентами, положение которых было безнадёжным. Дух бывшего армейского офицера говорил в нём, что это походит на оборону Батаана[54] — делаешь все, что в твоих силах, и отстреливаешься до последнего патрона, хотя и знаешь, что помощи ждать неоткуда. В данный момент у него в палатах находились трое больных СПИДом — все трое мужчины, гомосексуалисты, в возрасте за тридцать, и всем оставалось жить не больше года. Александер был достаточно религиозным человеком и не одобрял подобный образ жизни, но такой смерти не заслуживал никто. И всё-таки он был врачом, а не Богом, выносящим приговор. Проклятье, подумал он, выходя из лифта и не переставая диктовать свои наблюдения для истории болезни пациентов в мини-диктофон.

В работу врача входит необходимость разделять свою жизнь на отсеки, изолированные друг от друга. Все три пациента в его палатах будут там и завтра, и ни один из них не потребует срочного врачебного вмешательства этой ночью. Нет ничего жестокого в том, что он отложит их проблемы до завтрашнего дня. Это всего лишь работа, а их жизни и надежды выжить зависят от того, сумеет ли он на время забыть о них и вернуться к исследованию микроорганизмов, терзающих их тела. Он передал кассету своей секретарше, которая напечатает продиктованные им наблюдения.