Джек Райан (№8) - Слово президента

Благодаря своей прежней работе в Министерстве юстиции он привлёк внимание политических деятелей, а поскольку хорошо справлялся с этой работой, им заинтересовалась влиятельная юридическая фирма в Вашингтоне. Оставив государственную службу в обмен на высокооплачиваемую должность в этой фирме, он использовал свои политические связи, чтобы ещё более успешно заниматься юридической практикой, а в результате этого завоевал дополнительный авторитет в политических кругах. Одна рука у него постоянно мыла другую, до тех пор пока он сам перестал понимать, какая рука моет какую. В процессе работы дела, в которых он выступал защитником, переросли сами себя и сформировали его личность, причём так постепенно и логично, что он не заметил этого. Он стал тем, в защиту чего выступал все эти годы.

Вот в этом сейчас и заключалась проблема. Он был знаком с Патриком Мартином и восхищался его юридическим талантом, тем, как тот продвинулся в иерархии Министерства юстиции, работая только в судах, не став даже настоящим адвокатом Соединённых Штатов (это политические назначенцы, которых главным образом выбирали сенаторы для своих штатов), и, будучи одним из профессиональных юристов, стоящих вне политики, выполнял всю черновую работу, тогда как его назначенный сверху по политическим соображениям босс произносил речи, иногда выступал в суде и занимался главным образом удовлетворением своих политических амбиций. Ситуация обстояла таким образом, что Мартин был талантливым тактиком, с блеском выступал на судебных процессах, но ещё лучше проявил себя в роли юриста-администратора, направляя действия молодых следователей. С другой стороны, он плохо разбирается в политике, подумал директор департамента гражданских прав, и потому не подходит для роли советника президента Райана.

У директора департамента был такой же список, как и у Мартина. Один из его подчинённых помогал Мартину в этой работе, а люди директора оставались всецело преданными ему, потому что знали — единственный путь к быстрому продвижению в этом городе заключается в точном выполнении указаний своего босса. Стоило ему поднять телефонную трубку, и он обеспечит им высокооплачиваемую работу в крупной юридической фирме. Вот почему его подчинённый, вместе с Мартином подбиравший кандидатуры членов Верховного суда, передал ему полный список кандидатов с именами, не заменёнными на условные обозначения от «А» до «М».

Директору Департамента гражданских прав понадобилось всего лишь прочитать этот список из четырнадцати имён. Ему не требовалось знакомиться с решениями, принятыми всеми четырнадцатью судьями. Он помнил их наизусть. Вот этот, например, судья четвёртого округа в Ричмонде, отменил постановление суда низшей инстанции и написал пространное объяснение, ставящее под вопрос соответствие постановления Конституции. Объяснение оказалось настолько убедительным, что Верховный суд принял решение в его пользу, но при этом резко раскололся во мнении с пятью голосами «за» и четырьмя «против».

А вот этот судья из Нью-Йорка поддержал решение правительства в другой области, однако своими действиями ограничил сферу применения принципа, его постановление не было оспорено и стало законом для значительной части страны.

Эти четырнадцать судей не были подходящими кандидатами для Верховного суда. Точка зрения каждого на судебную власть была излишне ограниченной. Они слишком часто принимали во внимание позицию Конгресса и законодательных собраний штатов. Отношение Пэта Мартина к закону отличалось от мнения директора департамента. Мартин не понимал, что судьи обязаны исправлять то, что было не правильным, — он часто спорил с ним по этому вопросу за ланчем. Их споры были оживлёнными, но благожелательными. Мартин был приятным человеком и слишком хорошим участником дискуссий, чтобы изменить свою точку зрения по любому вопросу, независимо от того, был ли он прав или ошибался. Это делало его отличным обвинителем, но ему не хватало темперамента, он не понимал, какой должна быть ситуация, и потому судьи, выбранные им по этому принципу, не удовлетворяли необходимым требованиям, а сенаторы могут оказаться недостаточно проницательными и согласиться с кандидатами, выбранными президентом из списка Мартина. Директор департамента не мог допустить этого. Назначая людей на столь влиятельные должности, нужно найти таких, которые знают, как использовать данную им власть.

По сути дела у него не было выбора. Он сложил список, сунул его в конверт и спрятал в карман. Затем снял телефонную трубку и договорился с одним из своих многочисленных знакомых встретиться за ланчем.

Глава 30

Пресса

Телевидение стало таким вездесущим, что решено было объявить о свершившемся во время утренних новостей. Вот таким образом реальность была определена, изменена и объявлена. Несомненно, наступила заря нового дня. У телезрителей не было в этом ни малейших сомнений. За спиной диктора висел новый флаг зелёного цвета, цвета ислама, с двумя маленькими золотыми звёздочками. На свет появилась новая страна, её название — Объединённая Исламская Республика. Она будет состоять из двух ранее независимых государств — Ирана и Ирака. Жизнь в новой стране будет основываться на исламских принципах мира и братства. Во главе Объединённой Исламской Республики будет стоять выборный парламент, называемый меджлисом. Выборы, сообщил диктор, состоятся в конце года, а пока руководство страной будет находиться в руках Революционного совета, состоящего из политических деятелей обеих стран, причём представительство в совете будет пропорционально их населению. Это гарантировало ведущую роль Ирана, не сказал диктор, но всё было понятно итак.

Нет никаких оснований, продолжал он, для других стран опасаться ОИР. Новое государство объявляет о своём намерении соблюдать добрососедские отношения со всеми мусульманскими народами, а также с теми странами, которые раньше дружески относились к двум частям добровольно объединившейся республики. На то, что это заявление во многих отношениях звучало противоречиво, диктор не обратил внимания. Остальные страны Персидского залива, все они были исламскими, не поддерживали дружеских отношений ни с одной из стран, входящих теперь в состав Объединённой Исламской Республики. Далее он сообщил, что уничтожение иракского военного потенциала будет продолжаться теми же темпами, так что у международного сообщества не должно оставаться ни малейших сомнений относительно враждебных намерений новой страны. Политические заключённые будут немедленно освобождены…

— Чтобы освободить место для новых, — заметил майор Сабах, дежуривший на станции радиоперехвата «Пальма». Итак, это случилось. Не имело смысла сообщать о возникновении Объединённой Исламской Республики, потому что телевидение транслировало передачу из Багдада на все страны Персидского залива и в каждой комнате с включённым телевизором единственным улыбающимся лицом было лицо диктора на экране, до тех пор пока оно не исчезло и не начали передаваться «стихийно» возникшие демонстрации у различных мечетей, где правоверные после утренней молитвы выражали свою радость.

* * *

— Привет, Али, — отозвался Райан. Он всё ещё не ложился, продолжая читать материалы, содержащиеся в папках, оставленных Мартином. Как обычно, он испытывал головную боль, и ему казалось, что эта боль возникает всякий раз, как только он переступает порог Овального кабинета. Его удивляло, что правительству Саудовской Аравии понадобилось столько времени, чтобы обсудить сложившееся положение и санкционировать телефонный разговор наследного принца, являющегося одновременно министром без портфеля, с президентом Соединённых Штатов. Может быть, члены правительства надеялись, что положение изменится само по себе. Это не было чем-то исключительным для того региона мира. — Да, сейчас я смотрю телевизионную передачу из Багдада. — В нижней части экрана, подобно тексту для глухонемых, бежала строка перевода, сделанного лингвистами из Агентства национальной безопасности. Адлер, Васко и Гудли вошли в кабинет как только началась передача, записанная станциями радиоперехвата, что избавило Райана от необходимости читать перевод, но отнюдь не от головной боли.

— Все это очень тревожно, хотя и не является неожиданностью, — послышался голос принца по кодированной линии связи.

— Остановить это было невозможно. Я разделяю беспокойство правительства Саудовской Аравии, Ваше высочество, — произнёс Райан усталым голосом. Он мог бы выпить кофе, но ему хотелось хоть немного поспать.

— Мы собираемся привести нашу армию в состояние повышенной боевой готовности.

— Вам нужна наша помощь? — спросил президент.

— Пока нам хотелось бы удостовериться в том, что вы по-прежнему поддерживаете нас.

— Позиция Соединённых Штатов не изменилась. Я уже говорил вам об этом. Наши гарантии безопасности Королевства Саудовская Аравия остаются в силе. Если вы хотите, чтобы мы продемонстрировали это, мы готовы предпринять шаги, которые ваше правительство считает разумными и уместными.

— Нет, господин президент, пока мы не собираемся обращаться к вам с официальной просьбой. — Заявление Али было сделано таким голосом, что взгляд Райана метнулся к динамику и затем остановился на лицах присутствующих в кабинете.

— В таком случае могу я предложить, чтобы ваши представители обсудили с моими возможные варианты?

— Это должно пройти незаметно. Моё правительство не хочет обострять ситуацию.

— Мы сделаем все, что в наших силах. Вы можете начать с переговоров с адмиралом Джексоном — он сейчас занимает должность начальника оперативного управления в…

— Да, господин президент, я встречался с ним в Восточном зале. Я поручу нашим представителям провести с ним сегодня рабочую встречу.

— О'кей. Если я тебе понадоблюсь, Али, ты всегда можешь позвонить мне по этому телефону.

— Спасибо, Джек. Надеюсь, ты хорошо выспишься. — Али имел в виду, что президенту понадобится сон. Впрочем, сон понадобится всем. Связь прервалась. Джек нажал на кнопку, чтобы гарантировать отключение телефона.

— Какие будут точки зрения?

— Али хочет, чтобы мы сделали что-то, но король ещё не принял решения, — сказал Адлер.

— Правительство Саудовской Аравии попытается установить контакт с Объединённой Исламской Республикой, — выразил своё мнение Васко. — Их первой реакцией будет попытка продолжить переговоры, попробовать обсудить отношения. Саудовская Аравия возьмёт эту инициативу на себя. Полагаю, что Кувейт и другие страны Персидского залива позволят королевству говорить от их имени, но скоро и они свяжутся с нами, скорее всего по другим каналам.

— У нас хороший посол в Кувейте? — спросил президент.

— Уилл Бэч, — утвердительно кивнул Адлер. — Кадровый дипломат. Не страдает от избытка инициативы, зато работяга, знает язык и знаком с культурными традициями. У него много друзей среди членов королевской семьи. Неплохо разбирается в торговых отношениях между нашими странами. Он отлично проявил себя в качестве посредника во время переговоров между нашими деловыми кругами и правительством Кувейта.

— У него хороший заместитель, готовый в любой момент поддержать его, — добавил Васко. — Атташе тоже хорошо подготовленные, сотрудники разведывательных органов.

— Отлично, Берт. — Райан снял очки, которыми пользовался для чтения, и потёр глаза. — А теперь скажи нам, что произойдёт дальше.

— Перепугано все южное побережье Персидского залива. Для них это кошмар, который стал явью.

Райан кивнул и перевёл взгляд.

— Бен, запроси у ЦРУ оценку намерений Объединённой Исламской Республики. Свяжись с Робби и узнай у него, какие возможности есть в нашем распоряжении. Подключи к этому Бретано. Он хотел стать министром обороны, вот пусть и начинает думать не только на административные темы.

— У Лэнгли вряд ли есть шансы выяснить намерения ОИР, — напомнил Адлер. — Не их вина, но такова ситуация. — Так что оценка, представленная ЦРУ, будет включать ряд потенциальных вариантов, начиная с применения тактического ядерного оружия — в конце концов, не исключено, что Иран располагает им, — до Второго пришествия, а также три или четыре варианта между ними, причём каждый будет сопровождаться теоретическим разъяснением. Таким образом, как всегда, президенту придётся делать выбор, и не исключено, что этот выбор окажется ошибочным. Тогда никто не будет виноват в этом, кроме него самого.

— Да, я знаю. Скотт, попробуй всё-таки установить контакт с ОИР.

— Протянуть им оливковую ветвь?

— Совершенно верно, — согласился президент. — Какие мнения по поводу того, что им потребуется время, прежде чем они смогут приступить к радикальным действиям?

Он обвёл глазами присутствующих и увидел, что они согласно кивают, но не все.

— Разрешите, господин президент? — послышался голос Васко.

— Слушаю, Берт. Между прочим, твоё предсказание сбылось. Не совсем точно по времени, но ты всё-таки оказался прав.

— Спасибо, господин президент. Когда вы говорите о времени, которое потребуется им, вы имеете в виду население, правда?

— Да, конечно, — согласился Райан. Укрепление позиций правительства означало, что населению нужно время, чтобы привыкнуть к новой системе правления и принять её.

— Сэр, если вы посмотрите на население Ирака, которому нужно привыкнуть к новому режиму, сравните число иракцев с количеством людей, населяющих страны Персидского залива. Эти страны резко отличаются территорией и отдалённостью, но не численностью населения, — сказал Васко, имея в виду, что, хотя Саудовская Аравия превосходила размерами всю Америку к востоку от Миссисипи, её население было меньше числа жителей Филадельфии с пригородами.

— Они не смогут быстро укрепить свою власть, — возразил Адлер.

— Кто знает? Всё зависит от того, что вы имеете в виду под словом «быстро», господин секретарь.

— У Ирана слишком много внутренних трудностей, — начал Гудли.

Васко вспомнил, с каким одобрительным вниманием отнёсся к нему президент, и решил воспользоваться предоставившейся возможностью.

— Не следует упускать из виду религиозные соображения, — предостерёг он. — Это важный объединительный фактор, способный устранить или, по крайней мере, смягчить внутренние противоречия. Это видно по их флагу и по названию страны. Все любят победителей, а Дарейи уж точно одержал сейчас победу, не правда ли? И вот что ещё.

— Что именно, Берт? — насторожился Адлер.

— Вы обратили внимание на флаг новой исламской республики? Звезды на нём кажутся слишком маленькими, — задумчиво произнёс Васко.

— Ну и что? — послышался голос Гудли. Райан перевёл взгляд на экран и диктора. За его спиной по-прежнему виднелся флаг и…

— Так вот, на флаге ещё много места для других звёзд.

* * *

Это был момент, о котором он постоянно мечтал, но осуществление такой мечты всегда лучше, чем размышления о ней, потому что теперь приветственные крики были настоящими и звучали не в его голове, а в ушах. Махмуд Хаджи Дарейи прилетел в Багдад перед рассветом, с восходом солнца вошёл в центральную мечеть, снял при входе обувь и вымыл руки, потому что человек должен быть чист перед Аллахом. Он смиренно выслушал возгласы муэдзина, доносящиеся с минарета и призывающие правоверных к молитве. Сегодня люди не переворачивались на другой бок, стараясь прихватить ещё часок сна, сегодня перед мечетью собралась огромная толпа, запрудившая несколько кварталов. Это было признанием благочестия, которое тронуло Дарейи до глубины души. Он не занимал какого-то особого места, но чувствовал неповторимость момента, и слезы текли по его тёмным морщинистым щекам. Его захлестнули чувства. Он выполнил первую заповедь пророка Мухаммеда — восстановил единство религии, сделал первый шаг в своём священном устремлении. Когда утренняя молитва закончилась и в наступившей благоговейной тишине Дарейи встал и вышел из мечети, там его узнали толпы правоверных, и к ужасу телохранителей он пошёл по улице, приветствуя встречных, которые сначала оцепенели при виде главы бывшего враждебного государства, а потом их охватил необычайный восторг.

Здесь не было телевизионных камер, которые запечатлели бы это событие. Такой торжественный момент не должен быть осквернён рекламой, и хотя это было небезопасно, Дарейи не проявил страха. Прогулка в одиночку по улицам Багдада расскажет ему о многом, продемонстрирует силу его убеждений и обновлённую веру этих людей, покажет ему, благословляет ли Аллах его священный поиск, потому что Дарейи был поистине скромным человеком и то, что он совершал, делалось не ради него самого, а во славу Аллаха. Иначе зачем, часто спрашивал себя аятолла, он выбрал для себя жизнь, полную опасностей и лишённую человеческих радостей? Скоро за ним уже шли десятки людей, потом кучка превратилась в толпу, а толпа — в человеческий поток. Люди, которых он никогда не встречал, стали его охранниками, расчищали ему путь через массу человеческих тел. В ушах гремели возгласы исступлённого восторга, отчего старые и больные ноги несли его вперёд. Тем временем взгляд Дарейи, ставший теперь безмятежным и спокойным, медленно перемещался с одного лица на другое, ожидая опасности, но встречал только радость, отражавшую его собственные чувства. Он приветствовал толпу, подобно тому как дедушка мог бы приветствовать своих потомков, без улыбки и сдержанно, принимая как должное любовь и уважение окружающих, обещая кротким взглядом дальнейшее величие мусульман, потому что за большими событиями последуют новые грандиозные свершения, а время для них было уже близко.

* * *

— Так что он за человек? — спросил «Артист». После пересадки во Франкфурте он полетел в Афины, а затем в Бейрут и далее в Тегеран. Он не был знаком с Дарейи, а только слышал о нём.

— Он знает, что такое власть, — ответил Бадрейн, прислушиваясь к звукам демонстраций на улицах. Да, в мирной обстановке есть что-то особое, подумал он. Война между Ираком и Ираном продолжалась почти целое десятилетие. На смерть посылали детей. Ракеты превращали в развалины города обеих стран. По сути дела человеческие потери так и не удалось оценить, и, несмотря на то что война закончилась несколько лет назад, лишь сейчас наступил её окончательный конец — он нашёл выражение скорее в душевных переживаниях, чем в официальных заявлениях. Или в воле Аллаха, которая отличалась от законов человека. Возникшая эйфория была знакома Бадрейну — было время, когда он тоже разделял её. Но теперь он понимал, что на самом деле всё обстоит иначе. Подобные чувства являлись оружием в руках людей, управляющих государством, использовались в их интересах. Снаружи находились люди, которые совсем недавно проявляли недовольство тем, что им многого не хватает, которые сомневались в мудрости своего главы, которые требовали — насколько можно требовать в государстве, находящемся под столь жёстким контролем, — демократических свобод. Теперь все это исчезло и не вернётся… как долго? В этом-то и заключался главный вопрос, и вот почему такие моменты надлежало использовать должным образом. А Дарейи знал все это.

— Итак, — спросил Бадрейн, отвлекаясь от восторженных криков правоверных, — что тебе удалось узнать?

— Самое интересное мне стало ясно из телевизионных передач. Президент Райан успешно справляется со своими обязанностями, но ему приходится преодолевать немалые трудности. Правительство ещё не восстановлено и не начало действовать в полную силу. Палата представителей Конгресса тоже бездействует — выборы в неё начнутся через месяц. Райан пользуется популярностью у населения. Американцы любят проводить опросы общественного мнения, — объяснил он. — Они звонят по телефону и задают вопросы — опрашивается всего несколько тысяч, часто даже меньше, и на основание этого создаётся общественное мнение.

— И результат? — спросил Бадрейн.

— Похоже, что преобладающее большинство одобряет его действия… Однако вообще-то он не предпринимает ничего нового, только продолжает прежнюю политику. Он даже не выбрал себе вице-президента.

Бадрейн знал это, но не был знаком с причиной.

— Почему? — спросил он.

— Я тоже задал себе этот вопрос, — усмехнулся «Артист». — Назначение вице-президента должно быть одобрено американским парламентом, а пройдёт ещё немало времени, прежде чем он будет восстановлен. Более того, возникла проблема с бывшим вице-президентом, неким Келти, который утверждает, что именно он является президентом, а Райан даже не арестовал его. Их юридическая система не способна эффективно решать вопросы государственной измены.

— А если нам удастся убить Райана..?

— Это очень трудно, — покачал головой «Артист». — Я потратил полдня на то, чтобы обойти Вашингтон. Дворец охраняется очень строго. Он закрыт для публики. Улица перед ним тоже перекрыта. Целый час я сидел на скамейке, читал газету и наблюдал за тем, что происходит вокруг. На крышах всех соседних зданий находятся снайперы. Думаю, можно было бы сделать попытку во время одной из его поездок, но на это потребуются тщательные и длительные приготовления, для которых нет времени. Таким образом, остаются лишь…

— Его дети, — согласился Бадрейн.

* * *

Боже мой, я так редко вижу их, подумал Джек. Он только что вышел из лифта в сопровождении Джефа Рамана и посмотрел на часы. Уже за полночь. Проклятье. Ему удалось поспешно поужинать с детьми и Кэти, а потом он заторопился вниз, в кабинет, где занялся чтением документов и деловыми встречами. А теперь… все уже спали.

Верхний коридор был пустым и слишком широким для уюта настоящего дома. Он увидел здесь трех агентов, которые стояли «на посту», как они называли это, и уоррент-офицера с «футбольным мячом» — пресловутым «атомным» чемоданчиком. Из-за позднего времени здесь царила тишина и вообще создавалось впечатление высококлассного похоронного бюро, а не дома, в котором живёт семья. Ничто не разбросано, не видно игрушек на ковре, нет пустых стаканов на столе перед телевизором. Все слишком аккуратно, слишком чисто, словом, нет домашнего тепла. И почти всегда кто-то находится в коридоре. Раман обменялся взглядами с другими агентами, кивки которых означали: «Все о'кей, опасности нет». Никто не поджидает его с пистолетом в руке, подумал Райан. Просто великолепно.

Спальни находились здесь слишком далеко друг от друга. Он повернул налево, направляясь сначала к спальне Кэтлин. Открыв дверь, Джек увидел своего младшего ребёнка, недавно перебравшегося из детской кроватки в обычную постель. Девочка спала на боку, прижимая к себе мохнатого плюшевого мишку. Её все ещё укладывали в спальном конверте. Джек не забыл, как Салли тоже ложилась спать в таком же конверте со спрятанными ножками и как трогательно выглядят при этом маленькие дети — точно в пакетике. И вот Салли уже предвкушает наступление дня, когда она сможет покупать одежду и туалетные принадлежности в магазине «Виктория сикрет». А маленький Джек — недавно он начал возражать против того, чтобы его так называли, — настаивает теперь на том, чтобы носить боксёрские трусики, потому что это модно среди мальчиков его возраста, причём трусики должны быть приспущены, едва не сваливаться — это тоже считалось последним «писком». Впрочем, он всё ещё оставался малышом. Джек подошёл к кровати и задержался возле неё на минуту, глядя на Кэтлин и наслаждаясь в душе чувством отцовства. Затем оглянулся по сторонам. Комната выглядела неестественно аккуратной. Всё было собрано и положено на место. Ничто не валялось на полу. Одежда на завтрашний день сложена на тумбочке в углу. Даже белые носочки лежали рядом с крошечными туфельками, украшенными зверушками из мультфильма. Разве так нужно жить маленькому ребёнку? — подумал Джек. Спальня выглядела, словно кадр из фильма с Шерли Темпл[76] о высшем обществе того времени, когда его мать и отец были детьми. Он всегда удивлялся: неужели есть люди, которые ведут такую жизнь?

Нет, люди так не живут, только члены королевских семей, а также семья человека, приговорённого судьбой к должности президента. Джек улыбнулся, покачал головой и вышел из комнаты. Агент Раман закрыл за ним дверь спальни, не позволив президенту сделать даже этого. Райан не сомневался, что где-то в здании есть электронная панель, на которой видно, что вот эту дверь только что открыли и затем закрыли, датчики зафиксировали, что кто-то вошёл в комнату, и, наверно, кто-то по радио запросил агентов на жилом этаже, а те ответили, что это «Фехтовальщик» заходил в спальню «Песочницы», чтобы поправить на ней одеяло.

Джек приоткрыл дверь и сунул голову в комнату Салли. Его старшая дочь тоже спала, и ей скорее всего снился сон о каком-нибудь парне из её класса — как его зовут, вроде бы Кении? Чувак в модном прикиде. А вот порядок в спальне маленького Джека был нарушен комиксом, валявшимся на полу, зато его белая рубашка висела на вешалке и кто-то почистил его ботинки.

Итак, я потерял ещё один день, подумал президент. Он повернулся к своему телохранителю.

— Спокойной ночи, Джеф.

— Спокойной ночи, сэр, — произнёс агент Раман у двери главной спальни, ожидая, когда Райан войдёт внутрь. Затем он посмотрел налево и направо на остальных агентов личной охраны президента. Его правая рука скользнула по табельному пистолету, скрытому под пиджаком, и невидимая улыбка пробежала по лицу агента. Он знал, как легко мог бы сделать это. Но приказа ещё не поступило. Ну что ж, его связник был, несомненно, очень осторожен, как и следовало. Ареф Раман был сегодня вечером старшим среди агентов личной охраны президента. Он прошёл по коридору, кивая агентам, стоявшим на своих постах, задал какой-то ничего не значащий вопрос, затем спустился в лифте на служебный — «государственный» — этаж, вышел наружу, чтобы подышать свежим воздухом, потянулся и направился проверить посты по периметру здания. Там тоже всё было спокойно. На противоположной стороне Пенсильвания-авеню, в Лафайетт-парк, проходила какая-то демонстрация. В такое позднее время демонстранты жались друг к другу, многие курили — он не знал что, но подозревал. Может быть, гашиш? — подумал Раман с загадочной улыбкой. Разве не забавно? Кроме человеческих голосов слышался только приглушённый шум транспорта и завывание отдалённой сирены на востоке. Агенты стояли на своих постах, стараясь не терять бдительности, думая о баскетболе, хоккее, начале весенней подготовки к бейсбольному чемпионату, непрерывно глядя вокруг в поисках опасности, скрывающейся в темноте ночного города. Не туда смотрите, подумал Раман, повернулся и пошёл на командный пост.

* * *

— Если мы захотим похитить их, это возможно?

— Нет, если речь идёт о двух старших. Там слишком неудобное место, и операция будет очень трудной. А вот младшую похитить можно. Однако это может оказаться опасным и обойдётся недёшево, — предостерёг «Артист».

Бадрейн кивнул. Значит, придётся выбирать самых надёжных людей. У Дарейи есть такие люди. Это очевидно, судя по тому, что произошло в Ираке. Он снова молча посмотрел на разложенные перед ним листы с планами местности. Его гость встал и подошёл к окну. Демонстрации все ещё продолжались. Теперь раздавались крики: «Смерть Америке!» У демонстрантов и тех, кто организовывал шествия, был немалый опыт в подобных заклинаниях.

— А в чём конкретно, — спросил «Артист», — заключается операция, Али?

— Её стратегическая цель состоит в том, чтобы не допустить в наши действия вмешательства Америки, — ответил Бадрейн. «Наши» означало теперь то, что хотелось Дарейи.

* * *

Заболели все девять осуждённых из второй группы. Моуди знал это, потому что сам провёл анализы на антитела. Он даже трижды повторил анализы, и всякий раз результаты оказывались положительными. Заражённым оказался каждый. Из соображений безопасности им давали лекарства и говорили, что с ними всё будет в порядке. Они не утратят надежды на выздоровление до тех пор, пока не станет очевидным, что болезнь передалась, сохранив свою вирулентность, которая не ослабла при заражении от предыдущих носителей. Почти все пациенты получали теперь морфий, что помогало поддерживать их в полубессознательном состоянии. Итак, сначала Бенедикт Мкуза, затем сестра Жанна-Батиста, за ними десять преступников и вот теперь ещё девять. Двадцать две жертвы, если считать сестру Марию-Магдалену. Моуди подумал о том, продолжает ли Жанна-Батиста молиться за него в раю, и покачал головой.

* * *

Сохайла… подумал доктор Макгрегор, просматривая свои записи. Она была больна, но её состояние стабилизировалось. Температура снизилась на целый градус. Время от времени она приходила в сознание. Сначала он думал, что недомогание вызвано сменой часовых поясов и переездом, пока не увидел кровь в рвотных массах и кале, но теперь крови больше не было… Пищевое отравление? Это представлялось ему вероятным диагнозом. Она ела ту же пищу, что и вся семья, но ей мог попасться кусок испорченного мяса, а может быть, она сделала то же, что часто делают дети, и взяла в рот какую-то дрянь. С этим приходится иметь дело буквально ежедневно каждому доктору во всех странах мира, но это особенно распространено среди семей иностранцев, проживающих в Хартуме. Однако девочка приехала из Ирака, так же как пациент Салех. А телохранитель был серьёзно болен, и если его иммунная система в ближайшее время не одержит верх…

У детей, вспомнил Макгрегор, внезапно потрясённый этой мыслью, иммунная система сильнее, чем у взрослых. Все родители знают, что каждый ребёнок может внезапно заболеть с высокой температурой, причина этого всего лишь в том, что дети по мере роста впервые сталкиваются с разными заболеваниями. Когда ребёнок заболевает, его иммунная система начинает сопротивляться, вырабатывает антитела, которые отныне всегда будут побеждать эту болезнь — корь ли это, свинка или другое инфекционное заболевание, — если возбудители её снова проникнут в его организм. В случае первого заболевания ребёнок почти всегда выздоравливает в течение нескольких дней. Вот почему у ребёнка сегодня может быть высокая температура, а завтра он играет как ни в чём не бывало — очередное свойство детского организма, которое сначала приводит родителей в ужас, а потом начинает раздражать. Так называемые детские болезни — это те, которые побеждаются в детстве. А вот взрослый, заболевший ими в первый раз, подвергается куда более серьёзной опасности. Свинка, например, может привести к импотенции у здорового мужчины; ветряная оспа, представляющая для детей досадную неприятность, у взрослых способна закончиться смертельным исходом; от кори вымирали целые народы.