Регентство (№1) - Влюбленный опекун

– Возьми лампу левой рукой, а правую держи так, чтобы я мог видеть ее.

Стивен подчинился. Он поднял лампу и пошел впереди, игнорируя револьвер с аристократической небрежностью. Этот человек весьма подходит, чтобы быть хозяином Ашленда, подумал Гриф, и это мнение странным образом не обидело его.

Вслед за кузеном Гриф направился вниз по широкой лестнице, затем прошел через комнаты, роскошь которых не смог бы представить даже в самых безумных мечтах. Он не знал, для чего они, эти обнаженные величественные скульптуры и позолоченные лепные украшения, сверкающие в движущемся свете лампы. Его грязные ботинки громыхали по полу, выложенному цветным мрамором, а когда они вошли в длинную галерею с высокими закрытыми окнами, расположенными по одной стороне, он инстинктивно постарался не наступать на красный с золотом ковер.

Внезапно Стивен остановился и, обернувшись, посмотрел на Грифа.

– Это наши предки, – сказал он, поднимая лампу так, чтобы были видны портреты на обтянутых тканью стенах. – А вот и покойная маркиза, твоя бабушка. – Он указал на один из портретов. – Раньше рядом висел портрет лорда Александра. – Вспышка молнии причудливо осветила стены, и Стивен сделал паузу. – Извини, но я убрал его отсюда.

Оглушительный раскат грома, отразившийся эхом в помещении, заставил Грифа вздрогнуть.

– Кажется, ты боишься грозы? – вкрадчиво спросил Стивен.

– Нет.

– А я боюсь, особенно здесь. Она часто приводила меня сюда и рассказывала истории об этих портретах.

Гриф нахмурился:

– Она?

Стивен бросил на него тусклый взгляд, потом снова повернулся к портретам.

– Неужели ты не помнишь? О... я часто слышал о тебе и о том, что ты находишься в Индии. Я мечтал об этой стране. Там, наверное, всегда тепло. А здесь, в этой галерее, я страдал от холода, а она не позволяла мне согреться у огня и зажечь свечу. Я ненавидел тебя, потому что знал – ты в этот момент пребываешь в тепле.

Чувствуя, как в нем растет раздражение, Гриф переступил с ноги на ногу.

– О чем это ты?

– О детстве, – загадочно ответил Стивен. – О детстве, проведенном в Ашленде. – Он снова посмотрел на портреты, как бы ожидая, что какая-нибудь из этих фигур сойдет с полотна в колеблющемся свете лампы.

– Кто рассказывал тебе истории портретов?

Стивен долго молчал, потом сказал:

– Мэри. Нянька. Она часто запирала меня здесь.

– Запирала... – Гриф содрогнулся. – Но зачем?

– Полагаю, я был плохим мальчиком. – Стивен усмехнулся, однако в его словах чувствовалась горечь. Потом он вытянул руку ладонью вверх, и в свете лампы Гриф увидел старый шрам. – Ей нравилось держать мою руку над пламенем свечи за малейшую провинность.

– Ты шутишь?

Стивен холодно улыбнулся:

– Нет, кузен. Это не предмет для шуток.

– Не могу поверить, что мой дед...

– Твоему деду было наплевать на какого-то Элиота; он заботился только о лорде Алексе. – Голос Стивена чуть смягчился. – Мы все радовались, когда лорд Алекс появлялся здесь, и пару раз он даже брал меня на прогулку верхом на лошади.

Внезапно Гриф ясно представил картину, изображенную Стивеном, и понял, каково было одинокому мальчику в этом огромном доме, но возникшее сочувствие только разозлило его, потому что он всегда считал Стивена Элиота своим врагом. Этот человек владел тем, что должно было по праву принадлежать Грифу. И все же – промелькнула в голове Грифа безумная мысль – они могли бы быть друзьями, но по какой-то нелепой ошибке стали врагами.

– Ладно, пошли дальше, Элиот, – наконец сказал он, – а то мы никогда не дойдем до подвала.

Стивен снова двинулся вперед; при этом он выглядел так, будто совершал экскурсию по дому с одним из гостей.

В конце галереи обозначилась дверь; Стивен открыл ее и вошел через узкую арку в холл с мраморным полом, а затем вдруг резко повернулся. Лампа выпала у него из рук и ударилась об пол, а вытекшее из нее масло тут же вспыхнуло.

Пламя от горящего масла поднялось стеной высотой в ярд, и Гриф, оказавшись перед этой преградой, злобно выругался, а Элиот тем временем исчез.

Горящее масло растеклось по каменному полу и стало подбираться к обитой материей скамье. Гриф скинул сюртук и набросил его на огонь, туда же последовал жилет. Когда последние языки пламени были подавлены, внезапно наступила полная тьма.

Он снова взял в руку револьвер и, затаив дыхание, стал прислушиваться, но глухие раскаты грома заглушали все остальные звуки. Отступив назад, Гриф ухватился рукой за стену; он не отваживался преследовать Стивена в темноте и не представлял, где находится. В этом проклятом Ашленде с его многочисленными комнатами и коридорами, можно было легко заблудиться. Сейчас он даже не мог найти дорогу назад.

К счастью, в окна время от времени проникал свет от вспышек молнии, и, пользуясь этим, Гриф начал медленно продвигаться вдоль стены, пока не достиг ниши. Однако вместо двери в ней оказалась статуя, и он едва не лишился глаза, наткнувшись на вытянутую мраморную руку. Скользя ладонью вдоль стены, он двинулся дальше и наконец нащупал ручку двери. Это удивило и одновременно воодушевило его. Когда они шли сюда, Гриф успел заметить, что в Ашленде каждый вход в жилые комнаты был довольно просторным, с резной широкой дверью; этот же, узкий и низкий, вероятно, являлся служебным и вел на кухню или к погребам.

Дверь бесшумно открылась, и из тьмы на Грифа пахнуло холодом и затхлостью. Дождавшись очередной вспышки молнии, он увидел грубую каменную стену, а рядом с дверью небольшое деревянное возвышение, на котором лежали свечи, потемневшие бронзовые щипцы для снятия нагара и жестяная коробочка, служившая для хранения спичек. Молча благословляя запасливых фонарщиков Ашленда, Гриф чиркнул спичкой по камню и зажег свечу, а затем, запихнув за пояс еще две про запас, двинулся пo коридору, который был чуть шире его плеч и длиной с комнату, в которой он только что находился. Коридор заканчивался просторным холлом, и Гриф наугад свернул влевo, где сразу увидел лестницу. Однако, поскольку она вела наверх, он не стал интересоваться ею и попытался предугадать поведение Стивена, но затем пришел к выводу, что надо прежде всего найти Тесс, после чего лучше убраться отсюда как можно скорее.

В очередном каменном коридоре вспышек молнии уже не было видно, зато стоял непрерывный гул от раскатов громa. В какой-то момент Грифу показалось, что рядом хлопнула дверь, и он остановился. Свеча в его руке брызнула воском и погасла от внезапного движения воздуха. Гриф прижался к холодной каменной стене. Через мгновение послышался звук шагов, но направление их движения трудно было определить; казалось, этот звук доносился со всех сторон.

Гриф замер, напряженно прислушиваясь, в то время как шаги приближались и становились все громче.

– Элиот! – громко крикнул он, надеясь, что звук голоса, отражаясь от стен, не позволит определить его местонахождение. В ответ грянул выстрел, грохот которого смешался с эхом и оттого многократно усилился в узком пространстве.

Гриф плотнее прижался к стене. Итак, теперь Стивен вооружен и готов убить его.

Шагнув назад, Гриф вытянул руку, чтобы нащупать другой конец коридора, а затем бросился вверх по лестнице. Ударившись коленом о каменную ступеньку как раз в тот момент, когда прогремел второй выстрел, он невольно вскрикнул, потер ушибленное колено и стал прислушиваться.

Ждать пришлось довольно долго, и Гриф начал стонать. Это было вполне похоже на стон раненого человека, и эхо только помогало создавать нужный эффект.

Перестав стонать, Гриф прислушался, затем продолжил свои усилия и тут среди стонов услышал тихий звук приближающихся шагов. Он медленно взвел курок револьвера. Еще один осторожный шаг, другой... Гриф перестал стонать и напрягся, тяжело и прерывисто дыша. Шаги стихли, и тогда Гриф стал имитировать бульканье в горле, словно в предсмертной агонии.

Издав последний хриплый вздох, он затих.

Прошло примерно полминуты, и ему стало ясно, что Стивен клюнул на приманку. Гриф отсчитывал шаги... семь, восемь, девять... уже совсем рядом.

Он не целясь выстрелил куда-то во тьму... и промахнулся.

Бросившись вверх по лестнице, Гриф успел заметить, как поблизости метнулась расплывчатая тень, и выстрелил еще раз, чем, судя по эху шагов, обратил Стивена в бегство. Сам он устремился в противоположную сторону, но почти тут же ударился лицом о каменную стену.

Отшатнувшись назад, он почти ничего не соображал от удара. Слава Богу, его палец не нажал при этом на спусковой крючок, иначе он мог бы поразить сам себя.

Гриф осторожно ощупал лицо; все было цело, только челюсть пронзила боль, когда он сдвинул ее в сторону.

В коридоре опять воцарилась тишина. Должно быть, он все-таки ранил Стивена последним выстрелом. Вероятность попадания в таком замкнутом пространстве была довольно большой, однако Гриф не собирался возвращаться и искать противника, поскольку тот втюлне мог устроить ему такую же ловушку, в какую попался сам. Ощупывая стены, Гриф стал искать выход из коридора.

– Меридон... – Эхо придало голосу Элиота какой-то шипящий оттенок, и Гриф, резко обернувшись, прижался к стене. – Не туда идешь...

Снова грянул оглушительный выстрел, и Гриф пригнулся к полу. Когда грохот стих, он начал как можно тише отползать на животе, стараясь, чтобы ботинки не ударялись о каменный пол. До лестницы, которую он только что оставил, было недалеко, и он решил не стрелять, опасаясь обнаружить себя. Внезапно ему пришло в голву, что вся эта ситуация напоминает истории, описываемые в низкопробных приключенческих романах, публикуемых в еженедельных журналах. Он перевернулся на бок, безмолвно сотрясаясь от смеха; при этом его каблук царапнул пол...

Этого оказалось достаточно. В холле снова прогремел выстрел, и Гриф увидел голубовато-белую искру в том месте, где пуля ударилась об пол, в шаге от его лица. Мелкие осколки камня впились в его грудь и шею, подобно многочисленным горячим булавочным уколам.

Стивен слишком расточительно расходовал патроны. Что ж, ему виднее...

– Меридон... – Элиот снова выстрелил. Гриф не заметил, куда на этот раз угодила пуля; он съежился и закрыл голову руками, защищаясь от рикошета, а затем, стараясь держаться ближе к стене, пополз дальше в поисках лестницы.

Очередной выстрел наполнил коридор грохотом, и Гриф инстинктивно замер. Наконец его рука нащупала грубо высеченное ребро ступеньки. Он привстал на колени и начал считать про себя. Сколько уже было произведено выстрелов? Пять? Шесть? Кажется, шесть. Это предельное количество для револьвера без перезарядки, однако Гриф не хотел рисковать и поднялся на нижнюю ступеньку...

Но как только он двинулся, появившийся невесть откуда свет осветил коридор.

Вспышка показалась ему невероятно яркой, и тут же в коридоре снова стало темно как в гробу. Затем новая вспышка.

Через мгновение Гриф понял, в чем дело – этот сукин сын жег спички!

Однако теперь Стивен мог обозревать лишь пустой холл. Если бы он осветил его секундой раньше, то легко увидел бы свою мишень.

Гриф прижал кулак ко рту, заглушая вздох облегчения. Как только он оказался в боковом проходе, его положение существенно улучшилось. Однако теперь ему снова надо было выбирать: идти ли наверх или подождать на лестнице? Он не хотел убивать Стивена, но тот, к несчастью, не проявлял никаких колебаний в своем стремлении убить Грифа, и, видимо, имел на то свои причины.

После продолжительной паузы тишина начала действовать Грифу на нервы. Он подумал о сотне возможных уловок со стороны Стивена, и одна из них могла заключаться в том, чтобы выбраться из лабиринта коридоров и запереть все двери снаружи.

Гриф начал осторожно подниматься по лестнице, останавливаясь на каждой ступеньке и прислушиваясь. Когда он достиг верхней площадки, ему пришла в голову новая мысль: Элиот хорошо знает дом и, стало быть, догадывается, по какой лестнице он сейчас идет. Возможно, Стивен уже ждет, когда он откроет дверь...

Гриф прижался спиной к стене и, вытянув руку, приоткрыл дверь. В комнате за ней также было темно, лишь время от времени ее освещала молния, свет которой проникал сквозь плотно зашторенные окна. Осторожно заглянув за угол, Гриф с трудом различил огромную пустую кровать и овальное зеркало над туалетным столиком.

Достав из-за пояса одну из свечей, он бросил ее в комнату, и она с глухим стуком упала на ковер. Затем снова стало тихо.

Гриф осторожно вошел внутрь, и тут очередная вспышка молнии заставила его вздрогнуть. На мгновение он стал отличной мишенью, однако выстрела не последовало.

Удовлетворенный тем, что находится здесь один, Гриф подошел к следующей двери и открыл ее.

Круглые фонари ярко освещали лестницу, являвшуюся почти точной копией той, по которой он поднимался в гобеленовую комнату, вот только портреты здесь были другие. Гриф скользнул в тень бронзового бюста и постоял там немного, размышляя, как безопаснее миновать освещенный участок.

Пока он раздумывал, рядом раздался щелчок. Гриф прижался к стене с гулко бьющимся сердцем... и тут же улыбнулся про себя.

Невероятная удача: из открывшейся неподалеку двери в холл тихо вышел Стивен Элиот. Гриф наблюдал за ним, скрываясь за бюстом, в то время как Стивен, не видя его, подозрительно окинул взглядом широкую лестничную площадку.

Когда Элиот подошел к верхней ступеньке лестницы, Гриф взвел курок револьвера.

– Эй, приятель!

Стивен резко обернулся. Гриф ожидал, что он замрет на месте, как сделал бы любой разумный человек, но его противник вскинул оружие, не оставляя капитану выбора. Револьвер дернулся в его руке; круглый фонарь в верхней части лестницы лопнул, осыпая осколками Стивена, который, споткнувшись, упал на перила, увлекая за собой еще один фонарь. Наверху стало темно, но Гриф слышал глухой стук покатившегося по лестнице тела. Затем раздался звон разбитого стекла, и последний фонарь тоже погас.

Стоя в темноте, Гриф проклинал себя, проклинал Стивена, проклинал Тесс и все на свете. Через некоторое время он подошел к верхней площадке лестницы и, дождавшись очередной вспышки молнии, попытался понять, чем же закончилась их дуэль.

Когда молния осветила скрюченное тело Стивена, его револьвер зловеще блеснул на ступеньке в нескольких футах от него, и Гриф понял, что теперь может, не опасаясь, спуститься к кузену.

Оказавшись рядом с телом. Гриф нащупал пульс на руке Элиота и обнаружил слабое неравномерное биение.

Рану он не нашел, зато, притронувшись к лицу кузена, ощутил на нем липкую влагу. Кровь.

– Ну вот и все, – тихо произнес Гриф. – Черт бы побрал тебя, дурака...

Не дожидаясь ответа, Гриф поднялся на ноги. С такой раной, когда кровь идет изо рта, ничего нельзя поделать. Теперь ему оставалось только поскорее найти Тесс и убираться отсюда подобру-поздорову.

На ощупь обогнув лестницу, Гриф прошел вдоль стены и только тогда вспомнил о последней свечке и спичках.

Но даже со свечой ему потребовалось довольно много времени, чтобы найти вход в подвал. Спустившись вниз по одной из лестниц, он приблизился к служебным помещениям, а определить назначение комнат ему помогли аккуратно сделанные надписи на медных колокольчиках: кухня, прачечная, мойка...

Миновав комнаты экономки и дворецкого. Гриф наконец отыскал кладовую, деревянная дверь которой не имела маркировки. К счастью, она оказалась незапертой и открылась с громким скрипом. Войдя внутрь, Гриф закрыл за собой дверь и высоко поднял свечу. Впереди он увидел небольшой, выложенный кирпичом пыльный туннель, который заканчивался темным поперечным проходом, уходящим в обе стороны.

Остановившись на пересечении туннелей, Гриф тихо позвал Тесс, но в ответ услышал только слабый шорох, а затем увидел впереди красные глаза крысы. Тогда он позвал громче и прислушался к эху, которое было глуше и тише, чем в каменных коридорах наверху.

В конце концов, еще немного постояв, прислушиваясь, он двинулся по туннелю в том направлении, куда исчезла крыса, останавливаясь перед каждым низким арочным проемом и осматривая крошечные кладовки. В итоге ему удалось обнаружить лишь ящики с луком и репой да круглые сыры, а в одной из комнат – два застекленных шкафчика со столовым серебром, призывно блеснувшим в свете его свечи.

Дойдя до конца туннеля, Гриф вернулся к короткому проходу назад в дом, а затем двинулся в другую сторону поперечного прохода. Перед его глазами вдруг возник образ Стивена, лежащего у подножия лестницы, и к его горлу подступил удушливый ком.

Он снова позвал Тесс по имени и с раздражением воспринял последовавшую в ответ тишину. Ее здесь нет, он чувствовал это сердцем.

В конце прохода все двери в кладовки были закрыты, но в каждой находилось небольшое зарешеченное окошко. Внутри стояли высокие винные стеллажи, отбрасывавшие призрачные тени.

– Тесс! – снова громко позвал Гриф.

Неподалеку послышался какой-то звук, и он, остановившись, прислушался, потом повторил ее имя. Звук тоже повторился.

Выскочив за дверь кладовки, Гриф едва в спешке не уронил свечу. Он свернул налево, туда, где еще не был, и...

Это было похоже на выстрел из пушки, который толкнул Грифа вперед. Он ощутил песок во рту и одновременно услышал грохот. Некоторое время он не мог прийти в себя, не мог дышать, ощущая лишь странное жжение пониже ребер и усиливавшуюся боль в скуле. Перед его глазами встала вертикальная стена, испещренная странными полосками света и тени, и он не сразу осознал, что это пол.

Гриф попытался поднять голову, но мышцы отказывались служить ему, и он снова уткнулся лицом в пыль. Внезапно его рука нащупала что-то твердое. Револьвер! Но что, если не он один здесь вооружен, ведь в него только что стреляли?

Словно в картинке-загадке его оцепеневший мозг начал собирать вместе разрозненные части картины. Стивен. Значит, он не умер и сейчас находится здесь.

Несмотря на головокружение, сознание Грифа начало проясняться, и он понял, что лежит на животе, а над ним стоит Элиот и ожидает, что он покроется потом от страха и будет испуганно молить о пощаде.

Рука Грифа инстинктивно сжала револьвер, и он перекатился на бок прежде, чем Стивен успел выстрелить в него еще раз.

По-видимому, пуля застряла в плече, и Гриф удивлялся лишь одному – как Стивен не попал ему в сердце с такого близкого, расстояния. Теперь он мог достаточно хорошо видеть Элиота, а когда тот вытер лицо рукавом рубашки и на белой материи появилось красное пятно, понял все.

О Боже, всего лишь кровь из носа!

Ему захотелось рассмеяться. Гриф ошибочно посчитал носовое кровотечение следствием смертельной раны. Он и засмеялся бы, если бы не чувствовал, как теплая влага стекает на его живот, как болит челюсть, как онемела левая рука и в подмышке тоже стало влажно от крови. Теперь он уже не так отчетливо различал Стивена, который приблизился к нему и направил дуло револьвера ему в голову.

– Прости! – Казалось, Стивен действительно говорит искренне. – Может быть, это утешит тебя, кузен, но сейчас ты присоединишься к своей жене.

Гриф едва расслышал эти слова, но подсознательно они мгновенно подействовали на него. Он ударил ногой по лодыжке Стивена, и тот покачнулся. Выстрел раздался в тот момент, когда его руки непроизвольно взметнулись вверх, и в ту же секунду Гриф нажал на спусковой крючок...

Услышав глухой стук упавшего тела. Гриф не испытал ожидаемой радости. У него из головы не выходили последние слова, которые произнес Элиот.

Тесс мертва...

Стивен лежал неподвижно, а Гриф тяжело дышал рядом, ощушая боль, которая словно острыми шипами жгла его плечо. Он дважды пытался подняться, но только на третий раз ему удалось встать сначала на колени, а потом и на ноги. Его рубашка пропиталась кровью, но он отказался от попыток остановить кровотечение и попытался сделать шаг. В то же мгновение его ноги подогнулись и он упал на пыльный пол, не думая больше ни о чем.

Некоторое время Гриф лежал на полу без движения, и его мучила ужасная жажда. Зрение то прояснялось, то пропадало. Иногда в свете лампы, которую зажег Стивен, он видел кирпичи туннеля, потом вдруг перед его глазами возникала безграничная, как океан, синева. Наконец вокруг стало совсем темно, но он все еще слышал свое дыхание. Ему хотелось умереть, но он не умирал... или умирал, но слишком медленно... При этом Гриф никак не мог понять, почему Бог так долго заставляет его страдать...

Глава 17

Услышав стук колес во дворе фермы, Тесс оторвалась от шитья и поднялась на ноги. Ее пока еще не родившийся ребенок зашевелился у нее в животе. Это ощущение стало обычным в последние три месяца, с тех пор как Стивен привез ее сюда. За окном сентябрьское солнце освещало пустынную, поросшую вереском местность, и, насколько хватало глаз, вокруг, кроме отдельных камней, ничего не было видно.

Прежде чем бежавший иноходью осел остановился, с телеги спрыгнула черноволосая девочка, и Тесс улыбнулась. Она постепенно прониклась любовью к своим добрым тюремщикам, а особенно к двенадцатилетней Джейни, которая очень хотела научиться читать. Вот и теперь девочка сжимала в руке сложенную газету. Приподняв юбку так, что были видны ботинки, она бегом бросилась к Тесс.

В течение минувшего лета и наступившей осени Тесс почти смирилась с жизнью на ферме. Она понимала, что ее участь могла оказаться намного хуже, и даже предприняла несколько попыток сбежать от Стивена во время путешествия на север: один раз – когда он сажал ее в железнодорожный вагон, а второй – когда поезд остановился у пересадочного пункта. Но все эти попытки оказались неудачными. В конце концов Стивен привез ее сюда и оставил под надзором фермеров.

С тех пор она больше не видела его.

Тесс имела весьма общее представление о том, где находится. Несомненно только, что она в Шотландии. Ей было нелегко привыкнуть к местному диалекту, но Тесс научилась понимать его в основном благодаря маленькой девочке. Семья фермеров переселилась из крошечного коттеджа в одно из поместий на севере Шотландии, чтобы заниматься там овцеводством. Они были безмерно благодарны Стивену за обильную пищу и просторный фермерский дом, который был предоставлен в полное их распоряжение, – невероятно щедрая плата за небольшие хлопоты, связанные с содержанием пленницы.

Вскоре Тесс обнаружила, что фермеры давно ничего не слышали о своем благодетеле; тем не менее они не спускали с нее глаз. Тесс могла свободно перемещаться по двору фермы, но стоило ей только двинуться дальше, какдорогуей преграждал огромный глава семейства. Он отправлял ее. назадс извиняющейся улыбкой и обещанием угостить хорошим обедом, как будто она была здесь не пленницей, а желанной гостьей.

Сначала Тесс жила, испытывая ужас от того, что Стивен вот-вот вернется за ней; однако, поскольку он не приезжал, а ее тело становилось все более тяжелым и неповоротливым, неистовое желание сбежать постепенно начало угасать.

Семья фермеров жила в полном достатке. Время от времени Джейни и ее мать вдвоем уезжали на телеге и возвращались с мукой, сыром и медом, а во дворе у них паслись три поросенка и дойная коза. Жена фермера заботилась о Тесс и даже предлагала ей материал и помощь в изготовлении одежды для будущего ребенка. В общем, ее положение под стражей было вполне благоприятным, поскольку фермеры считали, что Тесс приносит им удачу и ее надо лелеять, а не пренебрегать ею. Единственным признаком того, что она находится в заключении, являлись решетки на двери и окнах ее спальни.

Пока Тесс раздумывала над всем этим, девочка успела добежать до дверей, и через некоторое время снаружи раздался вежливый стук. Едва войдя, Джейни, забыв на время правила приличия, с гордостью замахала газетой:

– Посмотри, что бакалейщик дал нам. Давай почитаем!

– Непременно! – Тесс, так же как Джейни, желала поскорее узнать новости из внешнего мира. – Пойдем вниз, чтобы твои родители тоже могли послушать.

Джейни доверчиво подала руку Тесс и прижалась щекой к ее плечу.

– Я люблю тебя, мисси.

Тесс осторожно сжала маленькую ручку. Как хорошо будет ей, когда у нее появится своя маленькая девочка!

Теперь вся семья собралась на кухне вокруг Тесс. Мать Джейни поспешно закончила убирать товары, привезенные из города, и настояла, чтобы Тесс сначала выпила чашку чая с медом.

Тесс согласилась и, пригубив чай, развернула газету. Почему-то се внимание первым делом привлекли выделенные черные буквы внизу.

Прочитав несколько строк, она едва не поперхнулась.

– Боже милостивый! – Тесс поставила чашку на стол, боясь выронить ее из дрожащих пальцев.

«Дело Элиота закрыто, – гласил заголовок. – Таинственный убийца приговорен к повешению». Тесс поднесла газету ближе к глазам и стала взволнованно вглядываться в мелкий шрифт.

«Суд присяжных города Винчестера на выездной летней сессии рассмотрел дело о трагическом убийстве мистера Стивена Элиота из Ашленд-Корта, графство Гэмпшир, и вынес вердикт: обвиняемый виновен по всем пунктам. Несмотря на отказ преступника назвать свое имя и сотрудничать с полицией, адвокатом и судом, на основании представленных улик и свидетельских показаний суд присяжных установил, что обвиняемый проник в дом мистера Элиота в отсутствие обслуживающего персонала и, будучи настигнутым при попытке совершить кражу, убил мистера Элиота в ночь на 25 июня».

Взгляд Тесс опустился ниже. «... Жертва и нападавший были обнаружены в подвале... Преступник оставался без сознания в течение четырех дней... Переданный заботам... Значительный опыт позволил ему успешно залечить ранения, несмотря на большую потерю крови... В процессе лечения и судебного разбирательства преступник не пытался оправдываться, отказывался назвать свое настоящее имя и постоянно молчал... Он сообщил лишь вымышленное имя – Джон Доу...»

Тесс тут же перевела глаза на другую заметку. «Преступник – молодой человек хорошей наружности, его рост шесть футов и два дюйма, с благородными чертами лица, бронзовыми, выгоревшими на солнце волосами, орлиным носом И красивыми серыми глазами. Атлетическая фигура и сильный загар привели полицию к заключению, что профессия убийцы связана с физическим трудом, хотя, с другой стороны, его внешность говорит о том, что он когда-то был джентльменом».

Из горла Тесс вырвался стон, и все же она продолжила читать. «Арестованный оживился только однажды, когда мистер Бриджуотер, дворецкий, был вызван в качестве свидетеля. Его взгляд явно смутил мистера Бриджуотера, и тот начал путаться в показаниях и времени обнаружения трупа. Поскольку его показания не являлись существенными и он в свои девяносто лет был явно утомлен, его больше ни о чем не спрашивали.

Наиболее странным в этом трагическом деле явился и тот факт, что до сих пор неизвестно местопребывание жены мистера Элиота. Местные источники указывают, что миссис Элиот помещена в психиатрическую больницу во Франции, но ее родственники отрицают это, так что полиция пока не может точно определить, где она находится.

Еще более странным является то, что, будучи раненным, преступник в бреду называл миссис Элиот именем, данным ей при крещении, а из его дальнейшего бессвязного бормотания стало ясно, что речь идет о каком-то кольце, возможно, с изумрудом, имеющем значительную денежную ценность. Вероятно, найдутся читатели, которые могут заподозрить, исходя из описанных обстоятельств, что мотив убийства мог быть иным, нежели неожиданная встреча с хозяином дома при попытке кражи, однако забота о добром имени миссис Элиот препятствует всяким измышлениям на эту тему в газете».

В самом низу в черной рамке было напечатано: «Осужденный мужчина будет казнен в восемь часов утра в понедельник, 17 сентября, в тюрьме города Винчестера».

Тесс в отчаянии взглянула на жену фермера.

– Какой сегодня день? – дрожащим голосом спросила она.

– Сегодня базарный день, мисс...

– Я хочу знать число! – Не дождавшись ответа, Тесс взглянула на дату, обозначенную в газете. Базарный день – среда, но если газета действительно недельной давности... Сколько дней она находилась здесь? И что, если сегодня уже девятнадцатое число? Нет, не может быть!

Тесс вскочила на ноги. Встревоженный фермер поднял стул, который она сбила, и с удивлением взглянул на нес, а Джейни взяла ее за руку.

– Плохие новости? – с опаской спросила она.

Тесс облизнула пересохшие губы.

– Стивен умер.

Фермер всплеснул руками:

– Мистер Элиот!

– Произошел несчастный случай. Смотри, Джейни, здесь напечатано его имя. Ты можешь прочитать это?

Джейни повторила буквы и соединила их вместе, как ее шла Тесс.

– Да, мисси, здесь написано «Элиот».

– Не может быть! – Похоже, фермер никак не мог прийти в себя. – Это не о нем, а о ком-то другом.

Тесс молчала. Она отлично понимала, что для приютившей ее семьи новость о смерти Стивена означала крушение их надежд. Однако они должны поверить в то, что случилось, иначе она не обретет свободу, – пока не будут израсходованы все деньги, полученные от Стивена.

Тесс охватила паника, и она указала на газету.

– Джейни, какая здесь дата?

– Двадцать пятый июнь, мисси, – быстро сказала Джейни, гордая тем, как хорошо она выучила все месяцы года.

– Значит, со дня, когда мистер Элиот был убит, прошло уже три месяца. – Тесс посмотрела на хозяина дома. – Вы о нем слышали что-нибудь с тех пор?

Фермер подвинул к себе газету и беспомощно уставился на напечатанный текст, потом поднял голову, и Тесс увидела тревогу в его глазах.

– Нет, я не слышал о нем ни слова, мисс, однако у нас еще достаточно денег...

– Разве он не говорил, что вернется?

Фермер опустил глаза.

– Да, говорил.

– Его светлость был нашим благодетелем, и нам будет тяжело без него, – тихо прибавила мать Джейни.

Тесс быстро повернулась к ней.

– Я знаю. – Она сцепила руки за спиной. – Вы были очень добры ко мне, но теперь для вас нет смысла держать меня здесь, к тому же меня ищет полиция. Пожалуйста, отвезите меня в город, и я сделаю так, что о вас позаботятся, обещаю.