Самое Тихое Время Города

      – Да ладно, – положила руки ей на плечи Анастасия, успокаивая: Лана начала дрожать от нервного напряжения. – Не надо растолковывать. Все знаем, что явно запрещенное быдлу втайне преспокойно использовали власти, это везде и всегда было так.
      – Ага. – Лана выдохнула. – Короче, вся загвоздка состояла в проникновении на Ту Сторону. Прямых переходов – считаное количество. Все они с давних времен охраняются. Как они возникают, как их создавать – никто не знает. Прохождение через Зону – дело очень опасное и нелегкое. – Она глянула на Анастасию. Опыт у обеих был – во время побега. – Очень немногие способны на хождение в Зоне наугад. Так называемые сталкеры. Их мало. И сталкеры, самое главное, не проведут никого за собой – Зона нестабильна. Я не знаю, сколько народу туда закинули, удавалось ли им создавать «тропку», но на моей памяти ушли двое и не вернулись. Что с ними стало, я не знаю, и думать мы сейчас про это не будем.
      Елена посмотрела на Агловаля, Агловаль на Елену, и оба кивнули.
      – В местах, где пересекается много слоев реальностей, вроде Города, можно в принципе «нырять» по слоям, достигая нужной точки. Но – места пересечений находят очень немногие, вроде тебя, Игорь, и уж ходить по ним свободно, сознательно, целенаправленно… Скажем так, случайно мы все порой проваливаемся в иные слои, но они нас выталкивают назад, в нашу реальность. Так что хождение по слоям – задача еще не решенная, хотя и возможная. Пока это могут только… не совсем люди.
      Тут уж усмехнулся Аркадий Францевич, но ничего не сказал.
      – А я? – обиделся Игорь.
      – А я не знаю. Ты ведь только как прицеп за Николаем протащился. Сам ведь не пробовал?
      Игорь нахмурился. Надо будет попробовать…
      – Есть вариант создания временного прохода…
      – Это было тогда в лесу, – пробормотал Игорь.
      Лана вопросительно посмотрела на него, но он только помотал головой:
      – Он тоже нестабилен. Именно для поддержания такого прохода и требуется подпитка. Так вот – «Откровение» такую подпитку дать может… И потому был нужен Фомин. Человек, который, по легенде, один раз сумел создать прямой проход на Ту Сторону. В Конторе говорили – Мост. Создал – и разрушил… Короче, все упирается в то, что на Ту Сторону надо было так или иначе кого-то забросить. И найти там союзников, грубо говоря. Может, люди были не готовы поверить в Ту Сторону, может, засланцы гибли в Зоне, может, просто… удирали… В общем, обстоятельства сложились так, что только к середине восьмидесятых что-то начало нащупываться – помните, какая была тогда ситуация? Возможно, подвижки в массовом сознании начали сами способствовать проекту… Только проект тогда закрыли – началась чехарда генсеков, а потом и девяносто первый год грянул. «Откровение» ведь раньше при Конторе было, а потом стало само по себе. Только в управлении половина – бывшие конторские. А несколько лет назад проект стали… оживлять.
      Она замолчала. Никто не перебивал.
      – «Откровение», с одной стороны, привлекает… материал. –Это слово ей не нравилось, но другое искать не было времени. – Фильтрует людей по способностям. У них же не только проект «Эйдолон»… В общем, дело по этому проекту шло, прямо скажем, хреново, а сам проект был в загоне, пока однажды не появился Фактотум. Собственно, Николай. – Она насмешливо сделала ручкой, словно кланялась. – Человек, который свободно гуляет на Ту Сторону, скачет зайчиком по слоям, гуляет по Зоне и при этом не призрак, не нежить, а совсем живой человечек!
      Лана снова отпила чаю.
      – Короче, когда я подписала договор, дела обстояли так, что он, по сути дела, занимался отбором кадров конкретно для проекта «Эйдолон». – Она помолчала. – И работал с нежитью. А вот это уже было вне компетенции руководства проекта и всего «Откровения». И, самое интересное, я ведь знаю, мы все знаем, что Николай был обыкновенным человеком. И стал вот таким. На Этой Стороне никто не мог дать ему таких способностей.
      – На Той Стороне тоже, – проговорила Елена.
      – Значит, совсем с третьей стороны, – почти прошептал Агловаль, глядя на Ли. – Это… он? Да? Тот, кто не может ничего сам, но вершит свое дело руками людей? – Тут уже все посмотрели на Ли, но тот не стал ничего говорить, и почему-то всем стало очень неуютно.
      – Можно я скажу? – попросила слова Елена, разбив мгновение жутковатого ледяного молчания. Поскольку никто не возражал, она продолжила: – Знаете, нам с Той Стороны, видно немного больше, мы как бы снаружи, и не зря я в Монсальват пару раз слетала за эту осень. Сами знаете, что Москва уходит глубоко на Ту Сторону – ну на Нашу то есть. Потому для нас этот город – наш город. И, скажу вам, повсюду, вокруг всех измерений Города на Нашей Стороне творится неладное. Так что нападение идет по всем фронтам. Наша Сторона – Иллюзиум, как кое-то говорит – реагирует на то, что творится у вас, – Агловаль тревожно посмотрел на Елену. Он был очень бледен, а глаза казались совсем черными. – И именно у нас видна встающая над городом Башня…
      – Башня! Вот! – воскликнул Игорь. – Что за Башня? Анастасия рассказывала, Николай что-то говорил про людей и кирпичики… что это?
      Сидевшие в комнате мялись, наконец ответила Кэт:
      – Чем больше людей отдают себя Эйдолону, тем выше Башня. Это его обитель. Наверное, однажды она станет такой высоты, что тень ее накроет город. И город окажется во власти… – Она не сказала, кого, но, кто бы то ни был, этого нельзя было допустить. – Почему-то важно, чтобы она была закончена в Ночь Ночей.
      – Что это?
      Похмелеон заржал.
      – А это час «Хе». Хеллоуин! Самый близкий нечисти час!
      – Уверен? – удивился Игорь.
      – А как же, как же, друг ты мой ситный? Когда все с нечистью заигрывают да ее призывают на волю своими мыслишками, а? Ну вот. Сам же помнишь, как тогда в лесу путь-то открыли. Так и тут откроете.
      – И что будет?
      – А я почем знаю?
      – Да ты все всегда знаешь!
      – Не-э-э, я шутю. А в дела великие я не лезу, рылом не вышел! – Похмелеон юрко нырнул в зеркало и исчез. Правда, периодически выглядывал.
      – Хрен его знает, что там стрясется, – зевнул Джедай. – Но морду этому Эйдолону я бить буду.
      А Игорь стиснул кулаки. Почему-то был уверен, что цели Николая – Анастасия и Катя. Вот был уверен, и все. А что за них он глотку порвет любому, он точно знал. Усмехнулся.
      – Значит, в Ночь Ночей Николаша нападет, – сказал Игорь, запуская ложечку в варенье. – Николаша, если он сам чей-то подкормыш – а так оно и выходит, – толком сам не знает, чего ему надо. Это знает хозяин, который держит его на поводке. А сам Николай свою крутость всегда всем доказать хотел. Вот он и захочет вернуть жену и дочь и показать им, кто в доме хозяин. Захочет пристукнуть меня. Будет лезть напролом.
      – Похоже на то, – сказала Елена Прекрасная. – Он же псих. Конкретный, стандартный, понятный псих.
      – Да, но если он нападет, – сказал Аркадий Францевич, – то где? Здешнюю Башню мы разогнали. Где их норы?
      – А вы у голов, у голов спросите! – хихикнул из зеркала Похмелеон и снова скрылся.
      – Ага. Щаз! – мявкнул Джедай. – Я лучше сам поищу. С прайдами.
      – А я с Кобеликсом и Остервениксом, – добавил Джек.
      – Значит, где и когда – это мы, можно сказать, узнаем. Но кто и что будет делать? Где и как драться? – сказал Аркадий Францевич.
      – Мой враг, – резко встрял Игорь. – Эйдолон-Николай. Я должен его найти и прикончить.
      – А я – ту Красную Бабу, – совершенно спокойно ответила Анастасия. – Я за Катю ее загрызу. Просто загрызу.
      – А мне нужна та, Крысиха, – вскочила Кэт. Вид у нее был отважный и ужасно беззащитный.
      – Ну так мы с Крысами тоже подеремся в охотку, – разгладил усы Джедай, обводя взглядом крыс Трех Племен, Нилакарну, Джека и непонятно каким образом возникшего в доме Армагеддона.
      – Мы принимаем бой! – дурашливо проорал из зеркала Похмелеон.
      Ли погрозил ему кулаком. Тот ойкнул и снова исчез.
      – Я должен вернуться, – глухо сказал Агловаль, вставая. – Я обещал господину моему государю Артуру, что в час беды буду сражаться в его воинстве. Отпустите меня. – Он поднял к Ли отчаянное лицо.
      Ли кивнул:
      – Иди. Прямо сейчас иди. Пока путь еще не так опасен.
      Агловаль на миг преклонил колено, прижав руку к груди, и, окинув всех взглядом, вышел.
      – Где он пройдет? – опомнился Игорь.
      – Он знает, – негромко ответил Ли.
 
      …Байк разогнался по Новому Арбату, вылетел на Бородинский мост на дикой скорости – чтобы раствориться в воздухе на середине…
 
      – Ну мне тоже на Той Стороне драться, – вздохнула Елена. – И сестрице Эвриале.
      – А я буду тут, – решительно сказала Кэт. – Я тут живу, тут мои кошки, это мой город. И Крыса тут. – Она покосилась на Нилакарну. Сиамец настороженно смотрел на Ли синими глазами.
      – Ну нам-то сам Бог тут велел, – спокойно проговорил Аркадий Францевич и глянул на молодого человека с маузером. Тот лишь пожал плечами – а как же иначе?
      Игорь вдруг рассмеялся:
      – Ну мы герои. «Мы принимаем бой!» А с кем драться придется? Как?
      – А что думать? – вдруг сказал молчавший до того Андрей. – Уже поздно думать. Драться. Только драться.
      – Дерусь потому, что дерусь, – опять рассмеялся Игорь. – Надо мне герб, что ли, с таким девизом завести…
      – Нарисую. После войны, – коротко усмехнулся Андрей. – А пару вопросов можно?
      – Можно, – кивнул Аркадий Францевич.
      – Как мне найти Фоминых? Похоже, им перерезали дорогу. А в тот дом я уже не раз заходил – он мертв. Мне нет пути в их дом по этой Москве…
      – А ты через Зазеркалье, по отражению, – послышалось из зеркала.
      Андрей сорвался с места так быстро, что никто и ахнуть не успел.
      – Вот и все, – вдруг сказал Игорь, сам не понимая своей тоски.
      – Ну значит, все, – сказал Аркадий Францевич. – Я так понимаю – ищем «гнезда» злыдней и ставим там наблюдателей. И… готовимся к бою. А сведения – ну к господину Кременникову, не так ли?
      – Да, – кивнул Игорь. – Как понимаю, штаб-квартира тут у нас. Согласен.
      – Ну вот и ладно. А теперь пора бы и по домам. Думать да наблюдать. Счастливо оставаться, судари мои!
      Последними уходили Кэт и Нилакарна. Казалось, Кэт о чем-то ужасно хотелось спросить, но она так и не решилась. И когда она уже стояла в прихожей, надевая пальто, Анастасия заметила, что у нее подозрительно распухли губы и порозовел нос.
      – Что случилось? – загородила она дверь.
      – Ничего, – прошептала Кэт. – Ничего… важного. Сейчас не до таких пустяков…
      – Ну-ка давайте в комнату. Я так вас не отпущу.
      И тут Кэт разревелась, уткнувшись Анастасии в плечо.
      – Я не знаю, не знаю, что делать! Я все перерыла, а как расколдовать, не нашла! А он принц! – всхлипывала она. – И никто не знает! Никто!
      – А ты у голов, у голов спроси! – захихикал кто-то сзади, из зеркала. – Они все знают!
      В зеркале кривлялся Похмелеон и ухмылялся черный пес с апокалиптической кличкой.
      – Так ведь спрошу, – сказал Игорь и улыбнулся Кэт. – Не плачьте. Мы найдем, как расколдовать вашего, – он посмотрел на Нилакарну, царственного и напряженного, как сжатая пружина, – царевича.
 
      Сон. Один на двоих.
      Сначала Анастасия с Игорем шли по асфальтовой дороге, безлюдной, тихой, без машин. Как всегда бывает во сне, идти было легко-легко. Слева внизу тянулся песчаный берег, справа стояли террасами корпуса пансионата или чего-то в таком духе. Было раннее утро, теплое и пасмурное, но не душное. Молочно-белое море тихо шумело внизу и впереди, где широкий залив дугой вдавался в берег. Пахло солью. Границы моря и неба не было видно, и казалось, что это не морское, а небесное побережье.
      Они перелезли через металлические перила и спустились по невысокому мергелевому обрыву на берег. Влажноватый крупный кварцевый песок приятно холодил ноги. Игорь наклонился и поднял маленький камешек.
      – Аметист, – удивился он и швырнул его в воду. Море тихо накатывало и так же тихо, лениво и тягуче отступало, словно делало берегу легкий ленивый массаж. Анастасия осмотрелась. Вдоль по дороге, чуть дальше, виднелось невысокое цилиндрическое здание из стекла и алюминия, с голубым прозрачным куполом и лестницей, охватывавшей строение спиралью. Наверное, столовая или административный корпус. Берег везде был одинаков – небольшая ступенька метра в полтора и под ней песчаный пляж.
      – Где же они? – спросила она.
      – Рано еще, – ответил Игорь, садясь под ступенечкой, под языком спутанных корней и травы. На траве спала огромная бабочка-махаон с жесткими бледными крыльями. В каменистой стене торчали мелкие друзы разноцветных кристаллов, рядом с рукой Игоря валялась расколотая жеода, в которой пряталась щетка аметистов.
      Они немного посидели, а потом сверху посыпалась земля, и на песок скатилась Катя, деловито сопя и хитро улыбаясь. Она прижимала к себе одной рукой одновременно куклу и кота. Черного одноглазого кота. Игорь вздрогнул. Вилька висел в руках у Кати и делал вид, что он игрушечный.
      – Вилька! – позвал Игорь, но Вилька хитро притворялся игрушкой, даже мех у него оказался синтетический.
      – Мама! – заверещала Катя и, выронив свои игрушки, побежала к Анастасии.
      Игорь подобрал куклу и кота и сел в сторонке, чтобы не мешать. Но Катя все равно притащила маму к Игорю.
      – А ты мне больше нравишься без бороды, – безапелляционно заявила она, посмотрев на трехдневную Игореву щетину. – И маме ты без бороды больше нравишься!
      – Катя, – зашипела Анастасия, но Катя только округлила глаза:
      – Но ведь это же правда! А ты сама говорила, чтоб надо правду, а не врать! Он без бороды лучше!
      – Катя, – попытался перевести разговор на другие рельсы Игорь, – а как тебе тут?
      – Ой, тут хорошо! – вскочила Катя.
      Кот перестал делать игрушечный вид и сел.
      – Вилька же! – поймал его за шкирку Игорь. Кот покорился и свернулся на коленях у хозяина.
      – Вилька со мной живет. И с бабушкой. Она пошла молоко пить, – махнула куда-то рукой Катя. – Там такие белые коровы, с красными ухами. Они с тети-Ланиной мамой их доят. А тетя Лана делает такие вкусные пироги с малиной! Я вчера четыре вот таких куска съела! – Катя показала руками, как рыболов показывает огроменную рыбину.
      Игорь тихо хихикнул. Анастасия улыбалась во весь рот.
      – Ма-а-ама, – вдруг нежно-нежно протянула Катя. – А когда мы вернемся, мы будем у него жить? Все вместе, да?
      Анастасия растерянно захлопала глазами.
      – А… ну… но ведь мы с бабушкой живем!
      – Ну и что? – надулась Катя. – Бабушка тоже с нами будет.
      «Девочка, ведь я убью твоего отца», – подумал Игорь, глядя в серый потолок. За окном было уже светло. Игорь прислушался. В комнате Анастасии было пока тихо. Он встал и тихонько пошел в ванную – бриться.
      Когда Анастасия вошла на кухню, на запах кофе, она, глянув на Игоря, покачала головой, затем фыркнула:
      – Катька, паршивка… Побрился-таки!
      Игорь пожал плечами:
      – Она сказала, что так лучше.
      – И, понимаешь ли, права!
 
      В доме Фоминых было настолько по-настоящему, что Андрей ощутил, как к глазам подступают слезы. Вспомнилась тетя Поля, двоюродная бабушка, ее старомодные платья с круглыми воротничками, береты с хвостиками, любимая вазочка для варенья, кружевные салфеточки, старый-престарый резной буфет – вот откуда все было, из каких лет…
      Где-то бормотал репродуктор, наигрывал «Рио-Риту». Громко тикали часы. За окном стоял вечер, но не яркий вечер современной Москвы, не темный вечер Москвы семидесятилетней давности, а страшный и непроглядный в буквальном смысле слова. Андрей давно заметил, что окна в доме Фоминых всегда показывают не то, что на самом деле находится снаружи, но сегодня они показывали именно то. Темноту. Ощутимую, непроглядную и непроходимую. Только один-единственный переулок чуть светился тускло-желтым – именно по нему Андрей сегодня и пришел сюда. Переулок с его картины – «Последний переулок». В конце которого ждали Выстрелы-с-той-стороны.
      Сегодня он шел между мертвых домов, в которых теперь жило только тусклое эхо. Дома, окружавшие дом Фоминых, были еще мертвее. Они даже не казались домами – скорее, структурированным мраком, и Андрея невольно пробирал ужас, когда он начинал себе представлять, что там может обитать. Не жить – там не может быть жизни, а именно обитать. Он с трудом подавил порыв свернуть в сторону и посмотреть, что там, на месте школы и полуподвального зальчика. И еще он знал, что в беспроглядно-черных провалах затаились Те-кто-стреляет-с-той-стороны.
      Лидия Васильевна наливала чай из фарфорового чайничка, Вика ставила на стол вазочки с домашним печеньем, Света почти демонстративно читала какую-то книжку, забравшись с ногами в кресло. Кажется, она с самого начала за что-то Андрея невзлюбила.
      Когда стол был накрыт, Лидия Васильевна взяла тяжелый бронзовый колокольчик и позвонила.
      – К столу! К столу! – настойчиво позвала она.
      Фомин явился почти сразу же, неся с собой бутылку вина, обернутую белой салфеткой.
      – Лидочка, а фужеры поставить?
      – Сейчас, – улыбнулась та. Но улыбка вышла короткой, оборванной.
      Наконец все расселись. Фомин торжественно, священнодействуя, разлил по бокалам вино – даже Светке – и сел, держа фужер за тонкую витую ножку.
      – Что же, выпьем, – сказал он.
      Это походило на заупокойный тост. Андрей не стал пить.
      – Что же вы, Андрюша? – спросила Лидия Васильевна.
      Андрей встал.
      – Я… Алексей Владимирович, Лидия Васильевна… я прошу руки вашей дочери Вики.
      Со звоном разбился бокал, Светка ахнула и побежала на кухню, по дороге отчаянно всхлипывая. Оттуда она, естественно, сразу не вернулась – наверное, ревела где-то в уголку. Вика бросилась за сестрой. Вскоре с кухни послышались два плачущих голоса. Светка что-то говорила. Вика что-то отвечала.
      – Но мы же мертвые, – возразил академик.
      – Я ее люблю, – просто ответил Андрей.
      – Андрюша, – деликатно вступила в разговор Лидия Васильевна, – я не буду врать, мы очень рады, очень-очень, но ведь… у нас нет никакого выхода.
      – Я знаю. Я просто буду с вами. Куда вы – туда и я. Иначе я жить не смогу.
      – Но мы ведь тоже скоро не сможем… вы же понимаете… Наше время кончается. Я давно уже видел, что круг сужается, и скоро мы уже не выйдем из него. И нас возьмут… эти.
      – Я понимаю. Вы боитесь умереть.
      – Да. Я боюсь, Андрей.
      Странно было услышать это признание от этого большого и сильного человека. Почти страшно.
      – Понимаете ли, пока я был жив, я был уверен, что за гробом ничего нет! И не боялся! Я знал, что жизнь продолжится и после меня, что мое тело распадется на атомы и вернется в цикл жизни, став пищей червям, потом растениям, потом позвоночным… Мне было только печально, что я не увижу новой, прекрасной жизни. – Он помолчал, затем тихонько рассмеялся. – Открою вам страшную тайну. Любой из нас в глубине души надеется на то, что за смертью что-то есть. Любой, даже самый прожженный атеист. Только скрывает это даже от самого себя, а уж как человек умеет себя убеждать – это мы знаем… А теперь мне страшно. Потому что все, чему я не верил, оказалось правдой. А если так, то ведь придется отвечать. Не за то, что я считал идею существования Бога смешной, а за то, что я натворил. Ведь эти твари – это тоже отчасти мое порождение!
      Андрей засмеялся против воли:
      – Вы много на себя берете. Они и без вас существуют. Вы всего лишь предугадали существование Иллюзиума. Но никого вы не создали. Это существовало и без вас.
      – Нет, – покачал головой Фомин. – Если все так, то я вложил свой кирпичик в основание Башни. И как мне это исправить – я не знаю…
      Он посмотрел на жену:
      – Лидочка…
      – Да. Андрей, – посмотрела она на него серьезно до дрожи. – Мы решили – мы ответим на приглашение. И будь что будет. Их, – она особенно подчеркнула это слово, – я боюсь больше.
      Что-то произошло. Никто не мог сказать, что именно – какая-то еле заметная рябь прошла по комнате, и за окном тьма стала прозрачнее, словно вернулся обычный темный осенний вечер.
      Андрей опустил голову. Потом снова посмотрел на них – таких беззащитных, таких влюбленных друг в друга.
      – Мне кажется, что теперь вас эти, – он показал головой за окно, – уже не смогут достать. Никак.
      – Всего три дня осталось… – прошептала Лидия Васильевна. – Всего три дня…
      – Я пойду с вами. – Андрей положил руку на их соединенные ладони. – Я тоже решил. Что будет с Викой – то и со мной.
      И опять что-то произошло – неуловимое, почти незаметное, хрупкое, как угасающий звон разбитого тонкого стекла.
      Вика с зареванной, но уже сердито улыбающейся Светкой вернулись в гостиную. Вика была необычно решительной и сильной, а Светка – необычно тихой и послушной.
      – Светка плачет, – шепнула она Андрею. – Она плачет, что никогда не станет взрослой, что ее никто никогда не полюбит, как ты – меня… Мне ее так жалко…
      – Викушка, подай еще один бокал… Лидочка, а ты помнишь – там, в серванте? По-моему, время.
      Лидия Васильевна кивнула, ушла в спальню и через несколько минут вернулась с зеленой бархатной коробочкой.
      – Вот, это мы для Викушки и Светочки припасли, – сказала Лидия Васильевна, любовно поглаживая кольца. – А это будет для вас. Это дедовское еще, пусть ваше будет.
      – Ну давайте выпьем, по-настоящему, со звоном! – вскочил Фомин.
      Они чокнулись бокалами, репродуктор вдруг замолк.
      «Это их время кончается. Их мир сжимается», – подумал Андрей, ощущая, как вместе с мирком Фоминых сжимается и его сердце.
      Он надел на палец Вике тонкое золотое колечко и поцеловал ее.
      Репродуктор вздохнул и выдал «Полет валькирий».
 
      Андрей возвращался домой, полный какой-то злой, сумасшедшей радости.
      – «Все долги уплачены до заката, как любил говаривать мистер Коркран», – процитировал он неизвестно откуда всплывшие слова. Кто такой этот мистер Коркран? В Интернете посмотреть, что ли?
      Поднялся ветер, с неба смело дождевые облака, в проранах замерцали тусклые городские звезды. И откуда-то издалека, на грани слышимости, донесся далекий-далекий звук рога, лай призрачных псов, мерный неостановимый шаг и лязг затворов.
 
      Стояла глухая ночь. Ветер угрожающе свистел над арбатскими переулками. Почти все окна были темны. Деревья размахивали руками, бешено и бессистемно разрывая в клочья зеленоватые и бледно-оранжевые шелковые платки фонарного света, и разбуженные вороны хрипло и недовольно каркали где-то в темноте.
      Игорь, подняв ворот черного плаща и озираясь, остановился у знакомого подъезда.
      Дверь была заперта.
      А дом был старый. Старый дом – вход в лабиринт городских измерений. Игорь постоял, прислушиваясь к себе и к дому. Холодок скользнул по телу внезапно, словно где-то приотворилась дверь.
      – Ну вот и хорошо, – прошептал Игорь и шагнул туда, откуда тянуло этим холодком.
      В подъезде опять было тихо и тепло, откуда-то шел слабый рассеянный свет. Каким-то непостижимым образом здесь все оставалось уютно-старинным, несмотря на домофон. А консьержки непременной в подъезде не было…
      Он вошел внутрь широкого вестибюля. Сфинксы на капителях колонн неописуемого модерна делали вид, что они тут ни при чем. Притворялись просто лепными раскрашенными сфинксами. Игорь вежливо кашлянул. Звук гулко отдался под сводами вестибюля. Одна из голов на какое-то мгновение капризно скривилась, затем снова притворилась, что она тут ни при чем.
      – Я прошу прощения, – начал Игорь.
      – Ахххх, – вздохнула голова слева. – Снова вы.
      – Снова я. Прошу прощения, что потревожил вас и нарушил увлекательную вашу беседу…
      – Ой, да ладно, – протянула жеманно правая голова. – Даже интересно, уж не притворяйся, дорогая.
      – Ничего я не притворяюсь! – оскорбилась левая голова.
      – Нет, я готов немедленно покинуть вас, если…
      – Нет-нет! – хором воскликнули обе головы. – Так и быть, мы выслушаем вас и дадим вам совет. Говорите же, говорите, безобразник!
      Игорь еле заметно улыбнулся. Головы явно были сплетницами, и, хотя сплетничать вроде бы было не с кем, кроме как друг с другом, информацию они откуда-то извне, несомненно, получали. Может, от таких, как сам Игорь. Как к головам обращаться, Игорь никак не мог понять – не то милостивые государыни, не то милостивые государи, не то кис-кис… Надо что-то нейтральное. Не будет ли столь любезен уважаемый джинн…
      – Не будут ли столь любезны уважаемые мои собеседницы подсказать мне, где найти в Москве человека или не совсем человека, который все знает?
      – Ах, мало ли в Москве человеков и не-человеков? – протянула левая головка с интонацией: «Мало ли в Бразилии донов Педров?»
      – Дорогая, – прищурившись, ядовито и сладенько ответила правая, – не притворяйся глупенькой. Он спрашивает о Брюсе!
      – И кто бы мне еще говорил о глупости? – таким же сладеньким тоном отозвалась левая. – Гипсовая черепушечка?
      – Будто ты – мраморная! Мордой не вышла! – рявкнула правая.
      – Ах-ах! Тоже мне Клеопатра!
      – А Клеопатра, между прочим, была весьма некрасива и носата. Прямо как ты, милочка!
      – Зато остроумна и обаятельна!
      – Она-то да, а вот ты – извини, дорогая, гипс и есть гипс! Крашеный и облезлый!
      – Дамы, дамы, – засуетился Игорь, – я никогда не видел столь прелестных головок!
      Головы одновременно посмотрели на Игоря. Теперь он очевидно мешал им выяснять отношения.
      – Молодой человек, вам надо к Брюсу. Он все знает, – нетерпеливо сказала левая.
      – К какому Брюсу? – Игорю в голову сразу полезли всякие «крепкие орешки».
      Головы переглянулись.
      – Нет, он положительно неразвит! – фыркнула она. – Яков Вилимович! Какой же еще Брюс может быть в Москве?
      – А где его найти?
      Головы смерили Игоря таким презрительным взглядом, что Игорь по-настоящему смутился, поняв, что сморозил какую-то глупость. Затем одна голова с утомленным видом, закатив глаза, томно выдала:
      – Вестимо, где. В Сухаревой башне, где же еще.
      Игорь не сразу решился на последний вопрос. Головы явно ждали, когда он уберется.
      – Но башня-то разрушена давно…
      – О боже! – возопила правая голова. – Как же, разрушишь Брюсову башню! Он же великий маг! Просто он спрятал ее!
      – Именно! Она где стояла, там и стоит!
      – Вот-вот! Просто нужно в нужное время там оказаться и суметь войти!
      – Первым!
      – И единственным!
      – Тогда он все вам скажет!
      – Но когда же наступит нужное время? – О нужном месте Игорь не спрашивал, потому как это и так было понятно.
      – Аххх. Естественно, НАКАНУНЕ.
      – То есть?
      – Дорогая, он действительно такой неумный? – обратилась одна голова к другой.
      – О нет, дорогая. Просто он еще очень ю-у-уннн… И такой милашка!
      Игорь покраснел.
      Левая голова поморгала длинными египетскими глазами.
      – Понимаете ли, юноша, – томно протянула она, – Брюс конечно же появится накануне праздника духов. Ровно за ночь!
      – Понял! – воскликнул Игорь. – Я понял! Спасибо!
      – И оставьте нас уже! – хором сказали обе.
      Игорь поклонился и, пятясь, вышел, недоумевая, откуда головы взяли это современное «уже». Нет, они явно имеют информаторов снаружи.
 
       …Я иду по Городу, я вижу тоску этих людей. Они плачут, когда сносят еще одно старинное здание. Они ставят свечи на бетонных проплешинах стройплощадок на месте убитых старых домов. И я ничего не могу сделать. Я не хозяин, я только Городовой. Хозяева они. Не стану судить какие – хорошие или плохие. Какие есть.
       А разрушенный дом погружается, словно в воду, в иную Москву. Для меня он не ушел никуда. Я его вижу. Вот он стоит на перекрестке Москвы, Которая Есть, и Москвы, которая Могла Бы Быть. Никуда не делся. Только увидят его не все. И не всегда.
       В темном провале мертвой двери мелькает красное платье. Ха. Вернулась?
       Нет, мне не может ничего показаться. Я знаю. Грядет бой, и войска собираются. Значит, ты в этом мертвом доме. Подумать, почему именно здесь, где на месте снесенного дома встанет очередная многоэтажная… башня…
       И мне опять не вступить в битву. Моя будет еще не скоро. Но моя – самая страшная.
       И чем позже она будет, тем лучше.
       А каким после нее будет Мой Город?
 
      Анастасия и Игорь пришли к Андрею вечером. Он не звал их, но, похоже, ждал. Игорь поразился странному, радостно-возбужденному состоянию Андрея.
      – Надо закончить, – сказал тот вместо приветствия. – Надо закончить.
      – А что так торопиться?
      – Сдается, иначе я уже не закончу его. Предчувствие такое, понимаешь.
      Они стояли перед холстом со светящимся кубком. Странное ощущение – свет выступал с холста, но сам кубок был плоским. Ненастоящим. Андрей смотрел на картину с какой-то горечью.
      – Не дается, и все…
      – Ты лучше скажи, ты нашел Фоминых?
      – Да, – кивнул Андрей. Глаза его были невероятно светлы, почти сияющи. – Они идут на встречу с Владыкой Мертвых, они решили. На Бал Мертвых. И я с ними.
      – Чего я никак не могу понять, – потер виски Игорь, – так как это вообще у мертвых может быть бал. Ведь они уже либо там, либо там. – Игорь ткнул пальцем вверх и вниз.
      – А вот тут ты ошибаешься, – послышался тихий голос. Сзади стоял Ли – из зеркала, что ли, вышел? – После смерти все только начинается. Понимаешь ли, есть мертвые, для которых отнюдь не все еще решено. И таких, знаешь ли, ну подавляющее большинство. Раз в год им дается ночь. И тогда Владыка Мертвых собирает их на Великий Бал.
      – А кто Владыка Мертвых? – поинтересовался Андрей.
      Ли улыбнулся:
      – Сами увидите.
      – А почему это в Москве?
      – Вовсе не в Москве, – пожал плечами Ли. В руке у него почему-то была кружка с горячим чаем. И он мешал в ней ложечкой. – Бал в Доме. А Дом – везде. И в Москве в частности.
      – Я тоже туда должен попасть, – вдруг сказал Игорь.