Самое Тихое Время Города

      Это значит – все, что считал только мечтой, существует. Где-то далеко, на Той Стороне, но существует. И где-то любовь, честь, благородство – не просто слова, и не надо прикидываться циником, чтобы не обсмеяли… Но остаются потаенные мечты с собой наедине.
      Да, только мечты-то бывают отнюдь не всегда благостные. Сразу стало холодно и неуютно, и Игорь затянул клапан спальника так, что оттуда торчал один только нос. Ведь если все так, то можно заставить человека верить в какую-нибудь мразь, и эта мразь вырастет и разжиреет там, а потом нам же даст по мозгам. И получится замкнутый круг… А ведь это так и делается. Иначе зачем попытки, к примеру, пересмотреть историю? Ведь еще немного, и правда все будут считать, что Великую Отечественную выиграли штрафбат да малолетние «сволочи», а командиры были сплошь садисты и гады, да еще кровавая гэбня целилась всем в спину. А вот победили бы эти, со свастикой, – и все были бы счастливы и пили баварское пиво…
      Игорь сел, выбравшись из мешка. Опять пробрало жаром.
      Нет, не будет так. Не должно быть. Ну не должно, неправильно это. Не выйдет! Не так легко выкорчевать память. Не так легко и перевернуть архетип на Той Стороне. Да и никто не будет стоять, сложив лапки, и ждать. И если кто-то стоит за всем этим, то найти кто и почему…
      Портос. Этот тип, псевдокапитан, назвал его Портосом. Это мог знать только кто-то из их школьной компании. И что это значит? Что кого-то туда затащили против воли и все вытрясли? Или кто-то из «мушкетеров» добровольно пошел к ним?
      Проверить. Надо проверить, обзвонить, боже, столько лет, уже и стыдно как-то будет… А как будет стыдно, если подозрение окажется пустым!
      …А все-таки здорово, что Та Сторона – есть!
      Есть за что драться. Эх, Портос, «дерусь потому, что дерусь»…
      Долго он ворочался или нет, но уснул в конце концов.
 
      …Он стоял на улице города. Город был и знакомой реальной Москвой, и в то же время Игорь не узнавал улиц, и все равно это была Москва. И еще это был город всех городов. Он знал, что может попасть в любой Город по обе Стороны. Это был Город.
      И еще он знал, что все люди Города чего-то ждут. События, которое неотвратимо и которое будет концом чего-то и началом. И что страшнее – никто не знал. Все доживали последние моменты, занимаясь обычными делами, чтобы не сойти с ума от ужаса ожидания.
      И над Городом медленно-медленно поднялось что-то – он не понял что. Может, это молча вставала, закрывая половину горизонта, гигантская волна, может, медленно расцветала вспышка ядерного взрыва, опережая грохот. Может, поднимались башни до небес, до самого солнца…
 
      – Я так и знал, что в конце концов ты окажешься с нами.
      Анастасия не могла произнести ни слова – так дрожали челюсти. Приходилось их стискивать, чтобы не сорваться и не разреветься от ужаса. Попалась по-дурацки – а ведь говорили, что тут за всем следит некий Глаз. Теперь понятно, конечно, что из башни обычным образом не уйти. Здесь нельзя было полагаться на привычные представления о мире.
      – Да не трясись ты так. Это судьба, так и должно быть, в конце концов… Коньяку? Шоколада?
      Анастасия судорожно помотала головой. Почему-то здесь было страшно что-то пить или есть.
      – Ну как хочешь. Ты не простая женщина, я уже давно это понял. Да я и не женился бы на какой-то курице. Ты всегда умела предугадывать. Что? А, не помнишь? Да ты просто не замечаешь, тебе это привычно. А я замечал. Сколько раз ты угадывала, что вот сейчас будут передавать по радио, кто сейчас на экране. Ты даже угадывала, что будет сейчас за поворотом дороги, за углом. – Он сел рядом на кожаный диван, обнял за плечи. Анастасия застыла, как мышка. – А главное, ты умеешь находить выходы… Не помнишь? О, я все помню. Теперь, – он особенно подчеркнул это слово, – я помню даже то, что раньше забыл… – Он медленно провел пальцем по ее подбородку, зашептал: – Мне иногда казалось, что ты умеешь проходить сквозь стены… Надо будет попробовать, может, это действительно так? Надо попробовать. И препятствий не будет никаких. Никаких! – Он засмеялся. – Ты даже могла бы выйти из этой башни. Но, – он снова засмеялся и погрозил пальцем, – это только после договора. А то вдруг ты сделаешь глупость? Мм? Ладно, успокойся. Пока ты все равно никуда уйти не сможешь, так что успокойся. Просто успокойся. И у нас все будет очень хорошо. Просто замечательно. Кстати, тогда ты сможешь забрать Катю.
      Анастасия вздрогнула. Мысли лихорадочно неслись в голове. «А почему сам не забрал? Значит, не можешь? Значит, только я?» От этой мысли она вдруг успокоилась совершенно. Собственно, вдруг ничего страшного и нет?
      – А Катя… О, это мое дитя. Она не может не быть особенной… Ты ведь приведешь ее ко мне?
      – Если я твоя жена, – без малейшей дрожи в голосе, даже для себя самой неожиданно сказала Анастасия, – то я имею право узнать побольше, не так ли?
      Он изумленно посмотрел на нее – и рассмеялся. Как прежде, хорошо и заразительно.
      – Мне это нравится! Ты и правда необычная женщина, я не мог ошибиться! Я не ошибаюсь. Спрашивай.
      – Давай… не сейчас. Я, честно говоря, ошарашена. Ты же умер!
      – Нет, – улыбнулся он, но в синих глазах была лютая метель. – Я бессмертен.
      Когда дверь за Анастасией и двумя ее сопровождающими закрылась, в комнате незаметно появилась женщина в ярко-красном платье. Почти копия Анастасии – если не считать смертельной бледности и иссиня-черных волос.
      – Ты обещал.
      Белокурый красавец дернул плечом.
      – Она мне нужна. Потом посмотрим, кто из вас окажется ценнее.
 
      Игоря собственное спокойствие почти не удивляло, что наверное, должно было бы само по себе показаться удивительным. Или ненормальным.
      Но ненормальность уже стала нормой, так что удивляться-то?
      Что удивляться тому, что мир стал неизмеримо огромнее, что за тобой охотятся, что где-то сидят какие-то злыдни и замышляют какую-то пакость для всего мира? Все это уже не раз видано в кино и читано в книжках.
      Он был спокоен. И хорошо, потому что психу лучше за руль не садиться, тем более когда ты едешь по центру Москвы поздно вечером в воскресный день. Ли, сидевший на заднем сиденье, молча смотрел в окно. Видать, и он видел… ненормальное.
      Загнав голубую машину с дерзким серебряным оленем в гараж, они с Ли прошлись по Малой Бронной до дома. Над Патриаршими стояла булгаковская майская луна. Пахло молодыми листьями и колдовством. Игорь набрал код и отворил дверь в чугунной ограде решетки, которой недавно обнесли двор, дабы под окнами больше не гнездились «ночные бабочки» и не таились черные «мерсы»-«дартвейдеры» клиентов.
      Теперь во дворике не было ни дартвейдеров, ни девочек. На стены никто больше не мочился, клумбы не вытаптывал, презервативы под окна не бросал. Ли с Игорем вошли в подъезд, поднялись на третий этаж. На стенках в полумраке виднелись граффити. Ли остановился у одного рисунка, стал внимательно рассматривать, водя по нему пальцем и шевеля губами.
      – Что ты там нашел?
      – Да так, – ответил Ли. – Удивляюсь, кто рисует. Вроде у вас подъезд с кодовым замком.
      – Да вот и я удивляюсь. Но мне эти рисунки даже нравятся. Пусть будут, никому ведь не мешает. Правда?
      Ли молча кивнул.
      Игорь открыл дверь. Квартира встретила непривычной тишиной. Обычно Вилька с мявом бросался к двери, когда Игорь только входил в подъезд. Да, порой лень ему бывало вставать с нагретого кресла. Но когда хозяина не было дома аж два дня… Обиделся?
      – Вилька, малыш, ты где? – позвал Игорь. – Котяка, иди сюда, у нас гости!
      Никто не ответил. В доме царило нехорошее молчание. Игорь быстро зажег свет в прихожей. Ли стоял на коврике, настороженно прислушиваясь.
      – Куда он делся? – недоуменно пробормотал Игорь. Ли покачал головой и приложил палец к губам, а затем неслышным шагом двинулся в глубь квартиры. Игорь осторожно пошел за ним.
      Знакомый тяжелый сладкий запах ударил в ноздри. Игорь замер. Сердце дернулось, сильно ударила в виски кровь. В ушах зашумело, и ослабли колени.
      Ли медленно поднял голову.
      – Вот как, – негромко произнес он. – Ты ее пригласил, когда она стояла на пороге?
      – Да, – еле выговорил Игорь. Голова кружилась. – Откуда… ты… знаешь?
      – Знаю, – почти шепотом ответил Ли. – Почему меня не было с тобой раньше? А теперь ты нарек ей имя. Теперь она стала еще реальнее…
      – И что будет?
      – Не знаю, – покачал головой Ли. – Но почему она приходила сюда, а не в лес?
      – Не знаю, – еле слышно выдохнул Игорь. Ощущение непоправимой беды сдавливало грудь все сильнее и сильнее.
      Вилька отыскался в гостиной, как раз возле шкафа с маминой кукольной коллекцией. Он лежал на полу, нелепо и неудобно запрокинув голову. Коты умеют спать в совершенно невероятных позах, но эта была невозможной даже для кота. Игорь медленно сел на корточки. Коснулся пальцем пушистой щеки. Удивился, как дрожит рука. Удивился, что ничего не ощущает – ни удивления, ни потери. А потом вдруг словно прорвало, закружило, заложило уши.
      Игорь обнаружил, что сидит на полу, трясется мелкой дрожью и зло, сквозь зубы всхлипывает и матерится. А Ли медленно шел по комнате вдоль стен и что-то бормотал себе под нос, и глаза у него были огромные и бездонно-темные.
      Потом перед носом у Игоря оказалась кружка с толикой коньяка на дне. Ли сидел на корточках рядом с ним и мертвым Вилькой.
      – Как же так, – шептал Игорь. – Ну как же так! Зачем его?
      – Коты видят нечисть и нежить.
      Игорь молчал, стиснув зубы.
      – Я не стану тебе лишний раз повторять, кто дал этой женщине силу.
      Игорь застонал.
      – Но зачем?! Зачем было убивать Вильку? Почему просто не запереть в комнате, почему не прогнать, он же всего лишь кот! – Игорь боялся смотреть на тельце.
      – Он дрался. – Ли немного помолчал. – Не пускал в дом. Надо похоронить его.
      Игорь кивнул. Вдвоем они завернули Вильку в старый плед, на котором он так любил спать, и вышли во двор. Игорь закопал друга под той рябиной, что еще отец посадил, когда женился на маме. Они постояли и пошли домой.
      Хорошо, что Ли сегодня был с ним. Парень умел удивительно хорошо слушать, и Игорь впервые за много дней выговорился досуха, без остатка.
      – …Нас в компании было семеро. Сакральное число, да… Я, Колька Ясенцов, Даня Меламед, Витя Андриевский, Оля Сергеева, Лешка Климов и Ромка Колупаев. Мы с пятого класса вместе. Компания была вообще-то побольше, но мы были ядром. Мушкетерами, так сказать. Где-то классе в восьмом Ромка, кажется, кинул идейку про многомерную Москву. Вспомнили тогда о моем приключении с булочной, в которое так никто и не поверил… Ну мы и стали сначала втроем с Ромкой и Олей сочинять что-то вроде приключенческого романа, а потом это переросло в игру. Мы лазали по дворам и трущобам, по подвалам, рисовали карты, искали какие-то тайные ходы… В общем, оттягивались. Мы даже верили в свою игру, в выдуманный наш город. Случаи всякие записывали. Ну сам понимаешь, любой случай можно подогнать под систему, особенно при желании. В общем, так долго тянулось. А потом кто куда, так и разбежались. Связь потеряли, уже лет десять как не общаемся. Знаю только, что Данька в Израиле, Ольга замуж за немца вышла и живет с ним где-то в Бразилии. Об остальных ничего не скажу. Ромка и Витя поступали в МИФИ вместе, Лешка на исторический в Универ хотел… В общем, потерялись мы. – Игорь поднял взгляд на Ли. – Кто-то из них? Кто-то из них в «Откровении»? Ли молчал.
      – Ты хочешь спать? – вдруг тихо спросил Ли, глядя в окно.
      – Надо бы – завтра на работу. Но не могу.
      – А что мешает?
      Игорь встал и погасил свет в комнате. Сразу же стало светло не электрически-желто, а лунно-бело, темнота и свет четко разделились. Ли сидел как примерный школьник, руки на колени, в глазах, обращенных к окну, чуть дрожала белая луна. Неподвижный, белоглазый. Страшный.
      Игоря передернуло.
      Ли пошевелился и перестал быть пугающим. Тряхнул белыми в лунном свете волосами. Встал и тихонько начал продвигаться своим танцующим шагом вокруг комнаты, порой останавливаясь и словно прислушиваясь.
      Вдруг он остановился. Коснулся рукой стены, чуть нахмурившись, словно увидел что-то неожиданное.
      – Подойди-ка, – вдруг сказал он. Игорь неохотно повиновался. – Ничего не ощущаешь?
      Игорь прислушался к себе.
      – Нет.
      – Понятно.
      – Что понятно?
      – Что ты не сталкер.
      – ???
      – Есть такие люди, которые могут передвигаться не только по точкам соприкосновения измерений. Своего рода сталкеры. Обычно это те, кто идет «на маячок». Например, с Той Стороны прекрасный принц может попасть сюда именно потому, что от мечты по нем умирает прекрасная дева. Как в свое время Эльзе Брабантской явился Лоэнгрин. Твоя Хари хорошо заякорилась за тебя. Но подойти боится… – Ли недобро засмеялся. Потом снова стал спокойным, почти серьезным и чуточку грустным. – Я все же умею видеть след да и Госпожа Луна нынче благосклонна ко мне. Твой дом встроен между двумя старыми домами. И вот эта стена, – он постучал по ней, – соприкасается со стеной старого дома, в которой когда-то было окно. Так что тут проход несколько облегчен, понимаешь ли. Сталкер пройдет. «Заякоренный» – пройдет.
      – Откуда ты знаешь про старую стену?
      – Я давно на свете живу, – улыбнулся Ли. – Это все граффити. Есть просто граффити, есть граффити – охранные знаки, а есть маркеры сталкеров. Там написано про 1907 год и окно.
      Игорь помолчал, подумал. Еще кусочек в мозаику ненормального. А, не все ли равно?
      – Я выхожу на охоту. Завтра буду звонить нашим «мушкетерам».
      Ли улыбнулся:
      – Если нужна помощь – ты говори… А сейчас надо бы поспать. Небо уже светлеет.
      Игорь прислушался к себе:
      – Да как-то не тянет.
      – Да? – с искренним удивлением поднял брови Ли. – А мне кажется, что ты носом клюешь.
 
Колыбельный слышен звон,
И слипаются глаза.
Крепкий, сладкий, липкий сон
Веки сонные связал.
Скрылись солнце и луна,
Воцарились тьма и тишь.
Ты уже во власти сна,
Сладко и спокойно спишь.
 
      Игорь зевнул. Перед глазами комната плыла и перекашивалась, как кубик с шарнирными соединениями. Добравшись до диванчика, он едва успел упасть на него, как тут же уснул крепко и без сновидений. И не видел, как Ли обошел всю квартиру вдоль стен, внимательно глядя под ноги и что-то бормоча себе под нос. Затем поклонился Госпоже Луне, пошел в ванную умыться и улегся спать на кушетке на кухне.
      Утро пришло с запахом кофе и песенкой Ли, которую тот весело мурлыкал себе под нос, орудуя на кухне. И песенка была бодренькая, и Игорь чувствовал себя необыкновенно бодро, словно проспал не какие-то четыре часа, а всю ночь. Он сел в кровати, и в горле стало больно – Вилька не спал нынче у него под боком. И никогда уже не будет. Не будет черного одноглазого котишки, верного дружка…
      – Привет! – улыбнулся ему на кухне Ли. – Тебе когда на работу?
      – К десяти, – неохотно ответил Игорь. Настроение было гробовым.
      – Ну тогда успеем. Да, запомни, Игорь: не отмахивайся от совпадений. Это следы Судьбы. Не упусти.
 
      Первомайская ясная погода сменилась холодным дождем, и вылезать никуда не хотелось. Нынешняя рабочая рутина в офисе ничем не отличалась от обычной ежедневной, разве что под конец дня Сомоса – так называли офисного юриста, солидную и решительную даму по имени Клеопатра Эврипидовна, – выйдя на крылечко покурить, принесла с улицы мокрого, отчаянно вопящего котенка. Котенок был рыжий.
      – Чубайс, – оторвался от экрана программист Витя.
      – Еще чего, – грудным голосом отозвалась Сомоса, – почто бедная тварь должна страдать? После ваучеризации все рыжие коты – Чубайсы, и по сей причине бедолагам перепадает по два лишних пинка в день, причем незаслуженных.
      – А может, он вовсе не он, а она, – отозвалась секретарша Алина.
      – И зовут ее Чубакка, – хмыкнул Игорь из угла. – Под хвост посмотрели бы.
      – Да маленький он еще, что тут разберешь? – сердито пробасила Сомоса.
      Котенок жалостно орал. Все кинулись его кормить, отчего котенок стал орать еще громче. Сожрав две сосиски, он уже ничего не хотел, а его продолжали тискать и пичкать.
      – Ща нагадит, – отозвался из угла Игорь.
      Котенок заскреб лапками и нагадил. На мгновение все застыли в немой сцене, не зная – вышвырнуть ли маленького нахала или умилиться и простить.
      – Ну Чубайс! – возопил наконец Виктор. – Чистый Чубайс!
      – Неси совок из сортира! – прикрикнула на него Сомоса.
      – Он еще маленький. Перекормили его, да и места он тут не знает, а лотка у нас нет, – вмешалась секретарша Алина. – Так что сами Чубайсы.
      Котенок забрался под кресло Сомосы и стал вылизываться как ни в чем не бывало.
      Алина взяла рыженького за шкирку и стала гладить, а котенок затарахтел, как мотоцикл, и начал тыкаться носом Алине под мышку.
      – Молока хочет, – откомментировал из своего угла Игорь.
      Алина снова схватила котенка за шкирку и плюхнула на колени Игорю.
      – Вот ты и корми, – отрезала она. – Я вам не кошка молочной породы!
      – Хорошо, – покладисто отозвался Игорь. – Я его к себе заберу.
      – А как назовешь? – снова стала благодушной Алина.
      – Пока не знаю. Там увидим.
      Малыша пристроили в коробку с надписью «гигабайт» до конца рабочего дня. Вечером его уже называли Чубайс Гигабайт. Или Чубакка Гигабакка, потому как половая принадлежность найденыша оставалась неясной.

Глава 5
МУШКЕТЕРЫ ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

      Записная книжка была лохматой и засаленной, некоторые листочки выпадали. И как родители ее не выбросили? Вот и телефоны мушкетеров… Игорь застыл в нерешительности. Он уже почти год жил в старой квартире, а так и не удосужился ни к кому заглянуть. Да и живут ли они еще здесь? Из центра многие давно разъехались по окраинам – Витя еще до Игоревой женитьбы. Вот до него вероятнее всего дозвониться, вряд ли он с тех пор куда еще переехал. Игорь поднял трубку и набрал номер.
      Трубку подняли почти сразу. Женский голос.
      – Да?
      – Прошу прощения, я могу поговорить с Виктором Андриевским?
      Молчание. Затем настороженно:
      – А кто его спрашивает?
      – Это его школьный друг. Игорь Кременников.
      Молчание.
      – А зачем?
      Игорь не сразу нашелся что ответить.
      – Да так. Давно не виделись. А с кем я говорю?
      – Давно не виделись, – вместо ответа послышалось из трубки. – Давно не виделись, – снова почти шепотом повторила незнакомая женщина. – Я его троюродная сестра по матери.
      – Инна? – вспомнил Игорь. – Да, помню. На Новом году.
      – Да, – ничуть не потеплев, ответил женский голос. – На Новом году. Игорь, знаете ли, Витя умер.
      Несколько мгновений Игорь сидел, ничего не соображая.
      – Как это – умер? – прошептал он, когда обрел дар речи. – Почему?
      – Скоропостижно. Инфаркт.
      – Инфаркт? – Игорь помнил Витьку-Атоса как парня крепкого и спортивного. – У Витьки? Не может быть!
      – Да вот так, – ответила Инна. – Позапрошлой зимой. Тогда у нас выдался тяжелый год. Он потерял работу, потом как все ни пытался устроиться – срывалось в последний момент. Он весь извелся, плохо спал. Ему тут предлагали идти в какую-то контору. – Игорь вздрогнул от этого слова. – Деньжищи давали огромные даже по нашим временам, а он почему-то все отказывался. Говорил: «Сдохну, а к ним не пойду». Вот и… не пошел к ним.
      – Где похоронили? – тихо спросил Игорь.
      – Да рядом с тетей Надей и дядей Жорой, – вздохнула Инна. – Они его ненамного пережили. Теперь вот я тут живу.
      – Извините. А от Витьки ничего не осталось? Дневников? Ну из нашего мушкетерского прошлого?
      Молчание. Затем резкое:
      – Нет. До свидания.
      Игорь долго сидел, собираясь с духом, прежде чем позвонить Леше Климову. У него было какое-то очень нехорошее предчувствие. И когда в трубке раздался знакомый, но почему-то странно тусклый и дрожащий голос Анны Николаевны, Лешиной мамы, у него упало сердце.
      – Алло?
      – Анна Николаевна?
      Женщина ахнула в трубку:
      – Игоречек! Игоречек! – И тихие всхлипывания. – А Лешенька ушел от нас. Вот так-то. Одна Зиночка у меня и осталась.
      – Когда это случилось? И как?
      Анна Николаевна шумно вздохнула в трубку.
      – Да позапрошлой зимой. В начале декабря. Ему какую-то работу большую заказали, он, Игоряшенька, в архиве служил. Большая какая-то работа по старинным зданиям Москвы. Каким – даже и не помню. Помню, он работал много, а потом стал какой-то мрачный, неразговорчивый. Раздражительный. Он еще с Колей Ясенцовым много тогда общался, Коля его работу и заканчивал… Много денег эта работа стоила, да зачем они мне, если умер Лешенька?
      – Как он умер?
      – Машина сбила. Водителя не нашли. А ты заходи, Игорек, а то мы скоро переедем в Ясенево, так и не найдешь потом…
      Брат Колупаева был с Игорем хорошо знаком, потому поначалу даже обрадовался, но, когда дошло дело до самого Романа, Толька вдруг стал таким же неразговорчивым, как Инна. Удалось только узнать, что и Рома, талантливый и успешный архитектор, погиб в начале позапрошлой зимы. Угорел на даче в бане. Большего вытянуть не удалось. Толя очень быстро свернул разговор, на все вопросы отвечал раздраженно и испуганно – «не знаю», так что добиться от него удалось только одного – где похоронили.
      Игорь уже отупел от звонков. Смерть стояла по ту сторону провода и ухмылялась. Стиснув зубы, Игорь поднял трубку в последний раз.
      – Слушаю? – раздался на том конце до дрожи знакомый голос.
      – Коля?
      Тишина.
      – Игорь? Ты?
      – Я.
      – Я… не ожидал… ты так давно… – Вдруг голос Николая резко изменился: – Господи, да Игорь же! Старик! Сколько лет, сколько зим! Ну как ты, где ты?
      – Я дома, у родителей. Теперь тут живу. Работа – ничего, программирую потихоньку. Вот, решил обзвонить мушкетеров.
      – Я так рад, я так рад, Игоряха! Ты, значит, еще помнишь наши мушкетерские похождения? Наши московские фантазии?
      – Конечно, – насторожился Игорь, стараясь голосом не выдать возбуждения. – А что?
      – Да так, – неопределенно отозвался Николай. – Я тут подумал, что можно было бы написать роман, так, скажем, в мэйнстриме…
      – Ты пишешь?
      – Почему бы и нет?
      – Так ты писатель?
      – Да нет, дружище, – засмеялся Николай. – Я физик. Работаю… ну работаю. И зарабатываю, надо сказать, – горделиво сказал Николай. – Не всякий ученый сейчас умеет зарабатывать головой.
      – Ну в тебе не сомневаюсь, – усмехнулся Игорь. Что-то во всем этом нехорошо настораживало его.
      – Может, свидимся? – небрежно и весело предложил Николай. – Давно не встречались. Надо бы пообщаться, поговорить…
      – Встретимся. Обязательно встретимся.
      – У тебя, как всегда?
      – Конечно. Только разгребусь немного.
      – Отлично! Помощь нужна?
      – Пока нет, но, думаю, понадобится.
      – Зови. Не стесняйся! И не тяни долго – я страшно по тебе соскучился!
      – Ладно. Дай сотовый на всякий случай.
      Николай продиктовал номер, взял взамен Игорев.
      – Ну до встречи!
      – До встречи, – медленно ответил коротким гудкам Игорь.
      Николай ни разу не упомянул о смертях. Словно и не было других мушкетеров. Николай, физик, сотрудничавший с историком и архитектором перед их смертью. Человек, который прекрасно знал квартиру родителей Игоря.
      Человек, который все знал.
      Игорь медленно поднял трубку и набрал номер Елены.
      Котенок Гигабайт сладко дрых на диване.
 
      – А знаешь, ты даже еще ценнее, чем мне казалось! – Николай улыбался так, что Анастасии хотелось плакать и просить о прощении. – Да-да! Ты опять попала в точку. Предугадала. Почуяла – как хочешь. Этот самый твой Игорь, понимаешь ли, тоже очень непрост. Он тоже кое-что может. Слушай, если ты так боишься меня, так бери его, я тебя отпущу!
      – Ты ведь чего-то за это попросишь?
      – А как же? Конечно, за все надо платить.
      – Чем?
      – Договор. И служба.
      Анастасия мысленно стиснула кулаки. Внешне расслабилась, закинула ногу за ногу.
      – Но я хочу знать больше. Чего ты хочешь? Зачем тебе это все надо?
      И тут произошло странное. Николай застыл в неловкой позе, мучительно сдвинул брови, губы двигались, словно пытались что-то произнести, глаза застыли. Он как будто к чему-то прислушивался. Затем снова улыбнулся и заговорил. Анастасия выдохнула – мгновение было слишком ужасным, будто кто-то дергал Николая за ниточки или внутри его что-то сидело и двигало им – как куклой.
      – Ради всеобщего блага. – Он сел рядом. – Всеобщее равенство – миф. Сама посмотри – одни люди творят, другие только жрут и размножаются. Так устроено самим Богом, чтобы одни были быдлом, другие – царями. Так вот, дорогая, ты – из царей.
      – Так на фига мне тогда договор?
      Николай снова на мгновение застыл. Когда он заговорил, Анастасия чуть не завопила от ужаса. Зрачки его глаз сжались в крохотные точки. И смотрел на нее не Николай – кто-то другой.
      – А затем, дорогая моя, что тогда только ты получишь мир. И пару коньков в придачу, – захихикал Николай. – А иначе… есть способ любого превратить в скотину. Запомни, я – бог. Я – могу.
 
      Суббота.
      Дворовая дымчатая кошка Мася сосредоточенно вылизывалась, сидя на крыльце. Солнышко показалось впервые после десяти дождливых дней, и вся окрестная живность вылезла греться. Обитатели дома еще вчера разъехались по дачам, и машин во дворе было мало.
      У облупившейся светло-зеленой скамейки растянулся во весь рост здоровенный косматый черный пес по кличке Армагеддон. Как только сумел просочиться во двор сквозь решетку?
      На дереве, тянувшем ветки из-за решетки соседнего двора, устроились два кота. Обычно они друг друга нещадно драли, но сегодня соблюдали перемирие, нарочито глядя куда-то мимо соперника. По подсохшему асфальту медленно и бестолково топтались жирные голуби, вороны на высоченном тополе о чем-то ворчливо перекаркивались. Воробьи суетились, как всегда.
      На скамеечке сонно млел помятый мужик, которого тут все старожилы знали как Похмелеона, хотя никто не мог похвастаться, что хоть раз с ним пил. Об этом как-то никто не задумывался, просто все знали, что вот, живет тут в районе где-то такой мужик, и кличут его Похмелеон. И есть у него такой же забулдыжный пес Армагеддон. И живет он в оставшихся еще коммуналках, хотя где эти коммуналки, не знал никто. И проходят Похмелеон со своим Армагеддоном во все зарешеченные дворы, и замки им не помеха. Похмелеон клевал носом, и его очки так и норовили соскользнуть с носа на колени. Под рукой у мужика была вечная авоська с пивными бутылками – не то полными, не то пустыми. Ни обленившиеся секьюрити из соседнего элитного дома, ни местная милиция, ни консьержка его не гоняли – он был настолько привычный, что его уже никто и не замечал, как принадлежность пейзажа. Разве что дядя Костя, бывший хиппи, ныне интеллигентный тихий алкоголик.
      Из-под арки в полусонный двор вошел молодой человек в джинсовом костюме и темных очках, с большим пухлым пакетом из солидного супермаркета. Остановился на секунду, окинул взглядом двор. Подошел к крыльцу. Мася чуть приподняла голову, оторвавшись от умывания, отметила, что молодой человек открыл дверь, не набирая кода. Просто открыл – и все. Старая ворона, от веку жившая здесь в собственном гнезде, помнила, что так сюда входили лет двадцать назад, когда дверь была другая, да и вообще все было не так.
      Вот и сейчас было не так.
      Похмелеон что-то забормотал во сне, дернулся, поймал падающие очки, недоуменно заморгал глазами и снова заснул.
 
      В дверь позвонили намного позже, чем Игорь ожидал. Николая он давно заметил из окна, но кто же на третий этаж поднимается пятнадцать минут? Что он там в подъезде делал?
      Чубайс Гигабайт удивленно уставился на дверь и вдруг зашипел. Игорь взял рыжий комок бешенства за шкирку и зажал под мышкой. Открыл дверь.
      Николай стоял, сняв очки, и так знакомо улыбался – чуть прищурившись и склонив голову набок. Почти не изменился, разве что как-то увереннее стал. Красивый блондин с серыми глазами и роскошными ресницами, с мужественным подбородком и прямым носом. Арамис, одним словом.
      – Привет! – Он небрежно и опять же так знакомо оперся о косяк.
      – Привет, – улыбнулся Игорь.
      Николай продолжал стоять за порогом, все так же с прищуром улыбаясь.
      – Что стоишь? – сказал Игорь. – Входи.
      Николай кивнул и переступил порог. Постоял, осматриваясь по сторонам.
      – Давно тебя не было, – с еле заметным укором сказал он.
      Игорь промолчал. На эту тему ему говорить не хотелось.
      – Ладно, – снова обезоруживающе улыбнулся Николай. – Я рад, что ты вернулся!
      – Так давай отметим, – улыбнулся в ответ Игорь.
      Николай шел за Игорем, вертя головой по сторонам, как в музее, и оживленно вспоминая старые деньки.
      – А вот здесь твой велик висел, помнишь? А помнишь, мы с Лешкой тогда из кухонного окна на крышу магазина вылезли? А как в чулане прятались и всю воблу сожрали, что твои из Астрахани привезли?
      Игорь невольно поддался обаянию воспоминаний. В конце концов, у него ничего нет, кроме очень шатких предположений. И Николай всегда был хорошим парнем, душой компании…
      На чисто прибранной по случаю кухне Николай с видом фокусника поднял руку и начал вытаскивать из пакета всякие коробочки, пакетики, упаковочки и бутылки, от одного вида которых рот наполнялся слюной.
      – Ради встречи! – сияя, сказал он. – У тети Риты всегда была куча всяких вкусностей.
      Игорь внутренне поморщился. Ну не любил он намеков на былое положение родителей. Да, в доме Кременниковых всегда водилась икра, колбаса и шоколадные наборы. Даже в талонные времена. Но Игорь виноват, что ли?
      Игорь достал стопарики, с детства любимые синие тарелки и столовые приборы с костяными резными ручками.
      – И скатерть та же, парадная.
      – Ну мама за это меня выдрала бы. Она бы белую льняную положила, а эта, бархатная, не для еды. Но зато как по-мушкетерски, а?