Самое Тихое Время Города

      Николай рассмеялся, принимаясь вскрывать банки и перекладывать содержимое в разнокалиберные салатнички и менажницы.
      – Ну, – покончив с сервировкой и уже жаждая желудочного разврата, сказал Игорь, – разливаем!
      – Разливаем!
      Коньяк горячо потек по горлу. Игорь шумно вздохнул и занялся салатом и бужениной.
      – Раньше нас больше собиралось, – начал он издалека.
      Николай охотно подхватил нить разговора:
      – Проклятый год был. Високосный. Все же есть в этом что-то…
      Игорь кивнул.
      – Как тут все?
      – Ну как, – неопределенно мотнул головой Николай. – Как-то. Кто как. Давай ребят помянем.
      Игорь молча кивнул.
      – Я после института как-то всех потерял, – продолжал он, заев очередную порцию коньяку. – А ты вроде даже с кем-то вместе работал?
      Николай кивнул, расправляясь с бутербродом с икрой.
      – Проголодался, – улыбнулся он, перехватив взгляд Игоря. – А с ребятами… Не всем везет, друг Портос. Не всем. – Он отложил вилку, поставил локти на стол и сложил ладони. Такой знакомый жест. Но внутренняя теплота, которая всегда заполняла Игоря во время прежних мушкетерских встреч, никак не приходила, и это раздражало. Как будто у него отняли что-то очень важное и дорогое.
      – Не всем, это да.
      – Всем не может везти.
      Игорь помолчал.
      – Когда-то мы были «один за всех», Арамис.
      Николай рассмеялся и махнул рукой:
      – Это было давно.
      – А что теперь?
      Николай неопределенно дернул головой:
      – Во-первых, не за кого. Ты да я да мы с тобой – все, кто остался. И самое ужасное, что верность идеалам сейчас не в моде. Такие люди – лузеры. Лохи. Дураки, – горько сказал он. – Я был таким долго. Долго не хотел взрослеть. Но пришлось. – Он усмехнулся, поднял взгляд на Игоря. – И нашел уже невыдуманные идеалы. И невыдуманных врагов. А они – нет, – вдруг посерьезнел и замолчал он. Игорь молча ждал, что будет дальше. – Мне жаль, что я повзрослел, – сказал Николай после затянувшегося молчания. – С идеалами расставаться всегда тяжело. Даже с дурацкими.
      – Один за всех и все за одного. Это и есть настоящий и единственный идеал. Все же мы-то живы.
      – Ну да, – улыбнулся Николай и чуть искоса глянул на Игоря. Такое знакомое, такое теплое лукавство, как в старые времена… – Хорошее было времечко. Все возможно, счастье для всех, сам черт не брат!
      – Что изменилось?
      – Счастье для всех. – Николай не сводил с Игоря взгляда. В нем сквозило что-то неопределимое. Как будто там, внутри, стоял какой-то счетчик, монитор, сканер, и сейчас он общупывал, просвечивал, просчитывал Игоря. Придется потерпеть. Может, Николай и правда гад, а может, вовсе не гад, может, он такой же, как Игорь, и просто боится? – Ты считаешь, что счастье для всех возможно?
      Игорь пожал плечами:
      – Я не знаю. У каждого оно свое.
      – Верно, верно, – кивнул Николай. – Верно. Дядя Костя счастлив, когда пьян и может порассуждать о Кастанеде, Борхесе и мескалинчике. А жена дяди Кости несчастна, когда дядя Костя пьян. Где выход?
      – Да знаю я, Коль. Все понимаю, не дурак. Но, как говорит наша мадам Сомоса, сделай мир чуть лучше вокруг себя – и улучшишь карму.
      Николай рассмеялся:
      – Ой, Игоряха, давай выпьем, а?
      – Ну давай, – рассмеялся Игорь. – Только не надо этих кухонных разговоров о мировых проблемах, ладно? За стаканом и на кухне каждый политик и философ.
      – А чего это тебе не по вкусу стали кухонные разговоры? Раньше-то тебя как-то не пугали глобальные философские темы.
      – Да и сейчас не пугают. Только что переливать из пустого в порожнее? Все равно мы ничего сделать не сможем. Я ведь тоже повзрослел.
      Николай снова рассмеялся, на сей раз так звонко и заразительно, что Игорь даже устыдился – не может Колька быть гадом. Не может! Все совсем не так!
      – Тогда я моложе тебя, Портос! Я еще не оставил мысли сделать счастливыми всех!
      Игорь помотал головой:
      – Невозможно.
      – Но почему? – Николай поднял брови.
      – Ты же сам сказал – из-за противоречия наших счастий. – Он немного пожевал. – Получается, что, для того чтобы каждый человек был счастлив, ему необходим личный мирок, где бы все подчинялось его понятию о счастье. Причем еще бы менялось каждый момент.
      Николай некоторое время увлеченно ел. Точнее, трапезовал. Игоря всегда поражало и даже уязвляло изящество Николая во всем. Ему было дано от природы то, чему Игоря без особого успеха учила с детства мать. Что делать, Портос – он и есть Портос. И не стать ему ловким Арамисом и даже хитроумным д'Артаньяном. Хотя в их истории д'Артаньян-то как раз погиб, а вот Портос…
      – Игорек, – сказал наконец Николай, не отрывая взгляда от тарелки, – скажи мне, ты и правда удовлетворен нынешним положением вещей? Тебе нравится наш мир? Наше общество? Или ты просто смирился? Расслабился и получаешь удовольствие?
      Игорь нахмурился. Коньяк сделал свое дело, и в нем начал пробуждаться Портос – подобный булыжнику, который трудно сдвинуть с места, но если столкнул, то беги с дороги.
      – А ты что ко мне пристаешь? Да, не нравится. Многое не нравится, и что мне…
      – Вот-вот, – не дослушав, подхватил Николай. – Не нравится. Мне тоже. Ворье у власти. Бандиты в органах. Безнаказанность. Беспредел. Черножо…ые на рынках, везде, везде! И ни-че-го нельзя поделать, ничего…
      Игорь исподлобья смотрел на Николая и сопел.
      – Ты меня что, в нацболы сватать пришел?
      Николай снова рассмеялся:
      – Ну да! Сейчас! Нет-нет, Игорь. Нет… – Он отвел глаза и посмотрел куда-то вдаль, за окно. – Это все последствия, не корень…
      – И в чем же корень?
      Николай усмехнулся углами губ. Взгляд его впился в Игоря. У того заколотилось сердце. Что-то приближалось. Разгадка совсем рядом. Плевать было на Николаевы идеи. Главное – что случилось с ребятами. Это совпадение или нет? Или только дурацкие подозрения, а Николай ни при чем?
      – Корень в самом человеке. Пока он пытается быть счастливым за счет других, мы будем в дерьме. А он не может не быть счастливым за счет других, потому как мир так устроен.
      – Ой, опять «до основанья, а…».
      – Помолчи! – Николай вдруг так стукнул кулаком по столу, что Игорь аж подпрыгнул. – Извини, – спохватившись, улыбнулся он.
      – Ты совсем псих…
      – Ну не ты первый называешь меня психом, – хохотнул Николай. – Но лучше сначала выслушай.
      – Тогда не ори.
      – Извини, прости. Пожалуйста, прости. Мир? – Николай протянул к нему коньячную рюмку.
      – Ладно, – выдохнул Игорь.
      Выпили.
      – Итак, – словно лекцию, начал Николай свои объяснения. – Человек устроен погано. Он всегда будет завидовать ближнему своему и стремиться урвать у него кусок, как бы человека ни перевоспитывали, в какие бы обстоятельства его ни помещали, что показывает вся мировая история. И в чем же выход? Выход в изменении самого человека. Он не должен хотеть ничего лишнего. Люди должны быть счастливы одинаково…
      – Извини, перебью. Это ты прям как буддисты: желания порождают страдания, откажись от желаний и так далее… Стань тенью для зла, бедный сын Тумы…
      – Да-да, – раздраженно отмахнулся Николай. – Но это опять перевоспитание уже готового человека. Я же о том, чтобы человека… ну… как бы программировать с самого начала. На те же десять заповедей. На одинаковые реакции на воздействия – чтобы, к примеру, от одного и того же запаха у разных людей возникало бы одно и то же чувство и так далее. Это будет счастливый бесконфликтный мир!
      Игорь вздохнул, надув щеки и подняв брови.
      – Коля, как банально. Я ожидал поинтереснее. Это же «Матрица» – и все.
      – Вот-вот, – внезапно обрадовался Николай. – «Матрица». И это гениально! Понимаешь – люди будут счастливы!
      Игорь хмыкнул, опрокинул рюмку коньяку и закусил сыром.
      – Во-первых, это невозможно. Во-вторых, ты считаешь, что люди и правда будут счастливы?
      – А что такое человек, как не его ощущения? Изолируй мозг, воздействуй на определенные его точки, и личность – даже без тела – будет ощущать себя в раю.
      – Не, я не хочу, – протянул Игорь. – Может, если бы не знал, то и внимания бы не обратил, если бы меня так переключили. А так я ведь уже знаю! Одно хорошо, – снова улыбнулся он, – что ты фантазируешь.
      – Нет! – с безумной усмешкой вскочил Николай. – Это возможно!
      – И как же? – Игорь откинулся на спинку стула, едва сдерживая дрожь. Изображать пьяного идиота было невероятно трудно. Актером он себя считал никудышным и страшно боялся, что Николай заметит. И когда Николай вдруг скептически усмехнулся и ласково посмотрел на него, понял, что придуриваться было бессмысленно.
      – Да не надо, Игорь, – снисходительно-сочувственно заговорил он. – Ты же был в лесу, я знаю. Знаю, с кем был. И уверен, что ты уже все знаешь и про Иллюзиум, и про взаимовлияние миров.
      Игорь еле справился с собой. Ответить надо было спокойно.
      – А, так это твоя собачка была. Извини, не знал, иначе бы дал ей спокойно себя скушать.
      Николай рассмеялся:
      – Да ладно. Она все равно была временным созданием. «Пузырь земли». Извини и ты, кто же знал, что ты там? С хвоей вечной привычкой лезть спасать всех наобум…
      – А тебе был нужен Инглор?
      – Мне нужны все, обладающие особыми способностями. Он дурак, что убегал. Ничего ему не было бы. Наоборот, получил бы куда большее.
      – Что именно?
      – Весь мир. Помнишь – «станете как боги»? Вот именно это. Особых, таких, как ты, – мало. Мы способны изменить мир. Мы должны быть поводырями для тупого быдла. Мы дадим им счастье, которого это самое быдло достойно. Но править и жить по-настоящему должны немногие.
      Николай остановился, не то собираясь с мыслями, не то прислушиваясь к кому-то далекому. Или живущему внутри его.
      – Кто-то должен сделать это самое счастье. Я зову тебя, так скажем, к семи парам чистых, в свой ковчег. В ковчег Эйдолона.
      – А кто это – Эйдолон? И что это?
      Николай усмехнулся:
      – Эйдолон – это я. А кто я? Бог.
      Игорь чуть не подавился.
      – Бог? Как это – бог? Это который «да будет свет», что ли? Что ты можешь?
      Николай улыбался.
      – Такого бога нет. Есть только тот, который я. Как только ты дашь мне слово, подписываешь договор – так ты сможешь свободно ходить между мирами, получаешь настоящее бессмертие и власть. Ну чудеса творить не сможешь, это сказки…
      – Постой-постой. А ты-то как таким стал?
      Николай на мгновение застыл, зрачки в глазах сузились – почти исчезли, словно он смотрел внутрь себя, а губы двигались беззвучно, словно это был не сам Николай, а какая-то тварь, что залезла в его кожу и дергала внутри рычажки, чтобы создать иллюзию живого человека.
      – Колька, ты что? – воскликнул Игорь, испугавшись по-настоящему.
      Николай очнулся, заулыбался, хотя у него не очень получалось.
      – Да так. Бывает. Устаю очень, за вас, уродов, радея. А как я таким стал – ну это секрет. Пока не решишь быть со мной – не могу открыть. Богов не должно быть много.
      – А, таки ты все же хочешь стать верховным?
      – А ты как думал? – смешно поднял брови Николай. – Я же первый стал богом, не так ли? Соглашайся, Игорь. Могу тебе пообещать, что ты найдешь свою… Эвтаназию. И получишь ее. Навеки. На все бессмертие.
      Кровь ударила в голову и загремела в ушах. Успокоиться. Успокоиться. Немедленно.
      Игорь нарочито медленно налил себе и Николаю. Тот нетерпеливо ждал.
      – А что ребята сказали? – тихо спросил Игорь. – Они-то удостоились? Они-то что сказали?
      Николай вдруг негромко рассмеялся.
      – Да ничего, друг Портос. Мушкетеры – они и есть мушкетеры.
      – И что ты сделал?
      – Тоже ничего. Я просто оставил их. И их не стало.
      – И меня ты тоже оставишь?
      – Вы не сказали «да», милорд. И не сказали «нет», – усмехался Николай.
      Игорь покачал головой. Откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.
      – Понимаешь ли, Николаша… Давай я буду говорить, а ты поправишь, если что не так у меня с логикой. Во-первых, ты так и не сказал мне, как ты стал… богом. И не объяснил механизма процесса становления богом меня. Я не хочу брать кота в мешке! Положим, я согласен с твоей теорией дать быдлу кусок счастья, и пусть подавится. Но ведь я, бог, буду иметь свое представление о счастье. Стало быть, мы с тобой хоть в чем-то, да не сойдемся, хотя бы касательно меня. Ты мне предлагаешь женщину, а вдруг я захочу большего? Самому стать главным? Не уверен, что ты об этом не подумал. Значит, есть что-то, что меня свяжет. Полагаю, этот самый договор? А? Тогда на фиг он мне? Эх, Николаша… Если бы ты меня не предупредил, то я, наверное, проснулся бы утром одним из твоих «чистых», и все. Ты мог бы сделать из меня преданнейшего друга, который прославлял бы тебя и вечно говорил бы, что ты прав. Хотя… какова ценность? Да никакой – ты же все равно знал бы, что это не я говорю, а ты. Но ты сделал ошибку. Ты мне сказал. То есть дал мне возможность решить, хочу ли я стать избранным, но лишенным свободы выбора, или не хочу. Так вот – не хочу.
      Николай молчал, по-прежнему глядя на Игоря. И глаза его были даже не голубыми без зрачков, а тускло-оловянными, и взгляд их был тяжел, холоден, и от него болела голова.
      И Игорь вдруг понял – сейчас он говорит не с Николаем. А с тем, что стоит за ним, сидит внутри него, да фиг бы, где оно там! Оно СЛУШАЕТ.
      – Я не пойду к тебе, даже если ты сделаешь меня главным. Может, я и дурак, но я свободный дурак. И пошел вон.
      Николай сидел молча и совершенно неподвижно.
      – Коля! Колька, ты слышишь меня? Очнись немедленно! Ты не сам на Ту Сторону попал. Тебе помогли. Как – да мне, в общем, плевать. Ты сам не смог бы, потому как ты не умеешь. Это я умею. Я чувствую переходы. Но зачем это тебе?
      Николай дрожал.
      – Не знаешь… Потому что это нужно не тебе. А тому, кто тебя использовал, Арамис, и дергает теперь за ниточки. Он – знает, зачем ему это нужно, но не ты! Да и ты сам ему тоже не больно нужен. А вот я – нужен. Колька, ты ведь бываешь собой. Ты сможешь отказаться!
      Николай молчал, и что-то серое, мутное, заметное лишь на грани зрения, клубилось вокруг него. Он резко встал.
      – Мушкете-о-о-ор… Тупица Портос, – шептал Николай, отступая к стене в коридоре. – Прощай, дурак… Извини уж, дружок, ты сам выбрал, – глумливо ухмыльнулся он. – А я оставляю тебя. А мог бы быть богом. Мог получить свою женщину…
      – Ах ты, гад! – взревел Игорь и вцепился в Николаев рукав как раз в тот момент, когда тот начал уходить в стену.
      Они вывалились в какой-то большой и длинный полутемный коридор, провонявший жареным луком, квашеной капустой и хозяйственным мылом, прямо под ноги тетке в линялом халате и платке. Тетка взвыла, как сирена, и уронила сковородку. Та перевернулась в воздухе и приземлилась вверх дном, накрыв куличик из жареной картошки. Игорь с Николаем прокатились сквозь сковородку и теткины ноги, тетка продолжала ровно, монотонно и пронзительно выть, растопыря руки.
      – Ппусти, – шипя, вырывался Николай, но Игоря не зря называли в компании Портосом, силы ему было не занимать. – Пусти, идиот!
      – Жди, – пыхтел в ответ Игорь.
      Тетка выла, не переводя дыхания.
      Одна из многочисленных дверей в коридор распахнулась, оттуда выглянула другая тетка, в бигудях и халате поизящнее и почище, и завизжала:
      – Опятьхулиганитещасмилицювызову!
      Тетка номер один продолжала выть.
      Игорь оглянулся, чтобы проверить пути отступления, но там, откуда они вывалились, была глухая стена. Воспользовавшись мгновением, Николай вскочил и опрометью бросился в дальний конец коридора, к какой-то двери, из-за которой пахло сушеными яблоками, пылью, воблой и залежавшимися тряпками. Кладовка. Такие Игорь помнил по нижегородскому детству и дедушкино-бабушкиной коммуналке. Николай удирал очертя голову, Игорь почти рыбкой нырнул в стену за ним, зажмурившись и ожидая удара головой о стену. Но удара не было.
      Он вылетел по переулку на ярко освещенное Садовое кольцо и увидел Николая, который нырнул в черный лимузин. Машина рванула с места, номеров Игорь, естественно, не различил. Заметил только, как она резиново изогнулась, заворачивая за угол. И тут рядом с ним, взвизгнув тормозами, остановилась «Победа», мечта ретроавтомобилиста.
      – Давай! – рявкнул из-за руля Похмелеон. Игорь, не раздумывая, нырнул. Машины понеслись по кольцу, не обращая внимания на милиционеров в «стаканах» и на перекрестках, плюя на светофоры и проскакивая сквозь машины. «Дартвейдер» уходил в сторону от центра, по Комсомольскому, через нереально светящийся полузнакомый метромост.
      – Не догоним! – взвыл Игорь, колотя кулаком по колену. – ЗИС же, а у нас – «Победа»!
      – Сказал! – хмыкнул Похмелеон. – Эта «Победа» – Победа! Ничего, нам не надо их брать, нам надо знать, где они исчезнут…
      Машины с ревом словно взлетели, оказавшись на незнакомом широченном шоссе. Игорь раз глянул в сторону, и предпочел больше не смотреть. Дома накладывались друг на друга, создавая почти апокалиптическое зрелище. У него похолодело во рту, и желудок начал этак мягко пока подпрыгивать, по спине шла не просто дрожь, а какой-то электрический разряд, и волосы вставали дыбом на голове и потрескивали.
      – Эк тебя! – усмехнулся Похмелеон. – Ниче, привыкнешь!
      Темнело. «Победа» и правда не упускала резиновый лимузин, но и не нагоняла его, словно только грозила пальчиком. А впереди на шоссе вставала сверкающая Башня. Игорь помотал головой – она одновременно казалась знакомой и незнакомой. То синий кристалл на Юго-Западе, то недостроенные «близнецы» Сити, то громадина у моста «Багратион», то бывшее здание СЭВ, то огромный шуруп Вавилонской башни со старинной картинки…
      – Ага! – азартно воскликнул Похмелеон, когда ЗИС рванул прямо к Башне. – Нюхом чую – здесь!
      – Давай, давай! – подпрыгивал Игорь.
      И тут ЗИС вдруг вытянулся в ниточку и словно всосался в какую-то незримую воронку. Последний раз красным злым огоньком подмигнули габаритники – и все. «Победа» остановилась.
      – Ай, блин! – возопил Игорь.
      – Ага, блин! – ответил воплем Похмелеон, но воплем радостным. – Засекли!
      Игорь огляделся по сторонам и изумленно выругался.
      – Это ж мы возле «Юго-Западной»?
      – Ага, – радостно кивнул Похмелеон. – Ну теперь пусть ждут гостей, заразы.
      – Кого?
      – Кого-кого… Где-то инспекцию по нелегалам. Где-то ревизию пожарную. Однако повезло нам. Эта хрень только в трех Москвах торчит. Другое дело, насколько она проросла по Всей Москве…
      – А вы откуда знаете? – воззрился на Похмелеона Игорь.
      – Да живу я здесь, – пожал тот плечами.
      Игорю вдруг ужасно захотелось спать. Спрашивать уже ни о чем не хотелось. Домой.
      – Перепсиховал я. – Он потер лицо руками. – Давайте домой поедем… Вы ведь знаете, как домой, а?
      Похмелеон молча кивнул.
      – Так чего этот Николай к тебе заявился?
      Игорь вздохнул:
      – В семь пар чистых приглашал.
      – А на самом деле?
      Игорь хмыкнул:
      – Догадливый вы, сударь мой.
      – А шо делать? – пожал плечами Похмелеон и, дернув носом, поправил очки. – Живу я тут.
      – Я ему нужен. Может, потому, что чую переходы и хожу по ним. Может, я что-то еще могу. Может, просто опасен, и он теперь будет меня убирать, раз не удалось к себе перетянуть. Как ребят. Может, я нужен даже не Арамису, а тому, кто его за ниточки дергает. Манипулятору.
      Почему он был так откровенен с Похмелеоном, он и сам не знал. Может, потому, что бывают такие люди, которым сразу веришь.
      – Ну тогда охотится за тобой он. Манипулятор. Эйдолон. А тебе подсунули Эвтаназию.
      – Не Николай… Страшноватенько как-то. Кто он? Зачем это все ему?
      Похмелеон рассмеялся:
      – А вот дьявол его знает. В прямом смысле слова.
      Игорь насупился. Долго молчал. Потом выдохнул:
      – Теперь я точно с вами.
      – А я и не сомневался, – снова подергал носом, поправляя на переносице очки, Похмелеон.
      Игорь вздохнул. Он устал. Очень. Руки словно свинцом налились. Даже пугаться сил не было.
      – Спать охота, есть охота… А у меня дома стол ломится – гад Николай натащил деликатесов. Думал взять Портоса через желудок, – усмехнулся Игорь.
      – Вот и попируем за его счет!
      – Это уж точно, – повеселел Игорь.
 
      – Он требует договора!
      – Спокойно, – говорила Лана. Сон занес их на какую-то улочку, откуда между домами виднелось играющее на солнце море. И все же это была Москва. Или Город? – Спокойно. Раз требует, значит, так ничего с тобой сделать не может. И с Катей тоже, раз не забрал ее до сих пор. Нужно согласие, без него он ничего не может. Тяни время, требуй привилегий. Требуй выгод. Капризничай. Играй жадную дуру. Мы найдем выход.
      – Лана, почему ты помогаешь именно мне?
      – Просто ты единственная, кто еще не дал согласия. И у тебя есть шанс вырваться отсюда. А значит, ты можешь помочь мне.
 
      Трое ученых мужей шли ярким майским днем на обед в столовую президиума Академии наук.
      – Понимаете ли, для чистоты эксперимента необходима стабильность воспроизведения результатов, – говорил высокий и худой в длинном плаще, похожий лицом на римского центуриона, выслужившегося из солдат.
      – Совершенно согласен с вами, Иван Федорович, – отвечал носатый очкастый блондин, чистый пулеметчик Ганс.
      – Но о какой стабильности и воспроизводимости может идти речь, если мы сами минуту спустя уже не те, что были минуту назад? Это уже не я воспринимаю результаты эксперимента, а другой я!
      – То есть вы хотите сказать, что на протяжении времени действует некий ансамбль меня, причем со смещением по времени, и восприятие получается тоже ансамблевое?
      – Точно, Алексей Александрович! Причем воспринимаем мы тоже не неизменное событие, а некий ансамбль событий!
      – И, таким образом, никакой речи о стопроцентности чего-либо быть не может.
      – Именно!
      – А я согласен!
      – И каков выход?
      – Выход очень странен. Необходима личность, которая поднимется над ансамблем, восприняв его и все, что он делает, в дискретную единицу времени.
      – Ага. Личность из ансамбля.
      – Непременно из ансамбля.
      Иван Федорович помолчал, а затем изрек:
      – Я понимаю, почему все «прорывники» ненормальные.
      – И почему культовые писатели зачастую пьют и ширяются, – вступил в разговор третий, со смешливой физиономией бывалого ушкуйника.
      – Именно. Они выходят из ансамбля и поднимаются над ним ради вот такого дискретного восприятия.
      – Ого! Опять марсиане шебуршатся!
      Все трое повернули головы в сторону уже бог весть сколько ремонтируемого двухэтажного дома девятнадцатого века. Туда постоянно подвозили какие-то стройматериалы, и они исчезали в доме с концами, как в черной дыре, а дом как стоял без окон, так и продолжал стоять. Ученые мужи дано уже решили, что там, внутри, прячется нуль-портал с переброской на Марс.
      – А вон и побежал один, – расхохотался Алексей Александрович. Из дверного проема вышел крепкий и немного набыченный молодой человек довольно интеллигентного вида. За ним появился какой-то неопределенный мужичонка, поправляя очки на остром носу.
      – Целых два, сударь мой! – погрозил он пальчиком ученому мужу Гансу. – Целых два, и прямо с Марса.
      – А еще вас будет? – спросил тот.
      – Обязательно! – радостно ответил мужик, как-то заковыристо взмахнув рукой. – А сейчас позвольте откланяться, и приятного аппетита!
      – И вам! – хором ответили ученые мужи и продолжили свое странствие к столовой как ни в чем не бывало, словно тут же позабыли о разговоре.
      – Ну видел? – прошептал Похмелеон. – А ты говоришь – нормальное ненормальное! Избранный, уникальный! Да для них такое нормально, что ни одному ненормальному и не снилось! Иначе хрен бы они меня увидели, если б я не захотел сам.
      Игорь засмеялся.
 
      Проводив после хорошего застолья Похмелеона и неотделимого от него Армагеддона, который уже ждал их у порога, Игорь устало сел на диван. После майских праздников на голову свалилось столько, что подумать и разобраться в себе времени почти и не было. Но сейчас он словно остановился после долгого бега. Нет, надо передохнуть. Он сидел, гладя Гигабайта, урчавшего у него на коленях, и вспоминал и лес с Госпожой Луной, и разговор у костра… какое-то имя тогда ему показалось знакомым…
      Фомин!
      Игорь вскочил. Гигабайт с обиженным мявом скатился с колен. Игорь бросился в родительскую комнату, ругаясь, дернул стеклянную дверь шкафа, нетерпеливо крутя в скважине упрямый ключ. Наконец шкаф открылся. Старый, потрепанный альбом, вот он, точно, там должно быть…
      Да. Вот. Пожелтевшая черно-белая фотография с зубчиками, наклеенная на плотный картон. Надпись выцветшими сиреневыми чернилами – «Анапа, июль 1936». И имена. Пляж. Солнце. Дед крайний слева, с выцветшими на солнце светлыми волосами, улыбается – куда там Голливуд! Рядом с ним огромный, как медведь, мужик с полосатым полотенцем через плечо и в очках. Справа от них красивая женщина, чем-то похожая на немку или эстонку, и две девочки – одной лет восемь-девять, другая лет на шесть постарше. Младшая, веснушчатая, со смешными косичками, с серьезным видом держит на руках лупоглазого, жутко серьезного малыша. Это отец. Ему здесь, наверное, меньше года. Бабушка стоит за спиной у девчонки, приглядывает…
      Игорь провел пальцем по чуть шероховатой поверхности обратной стороны карточки, прочел вслух:
      – Алексей Фомин… Светлана… Виктория… Лидия Фомины… Игорь Кременников… Вовочка… Ида Кременникова…
      Вот и завязался узел… И что он означает, если что-то означает?
      Он долго сидел, рассматривая альбом, удивляясь, какие лучистые глаза у всех на старых снимках. Люди такие были? Или просто так снимали, что такие глаза получались?

Глава 6
ВРЕМЯ СНОВ

       Лето 2005
       Сирень отцвела. Отцвела сирень моя любимая. Зато опять настало Время Призраков, потому что листва вошла в силу и в Городе снова много теней. А значит, призракам есть где укрыться. Здравствуйте, призраки. Здравствуй, старик Брюс. Привет вам, неуловимые Уличные Музыканты и арбатский трамвай. Здравствуйте, звери Моего Города. Лето – ваше время, ваше раздолье. Я буду радоваться птенцам на чердаках и щенкам на стройках, котятам в подвалах, крысятам в канализации. Привет вам, мое зверье. Вы тоже ведь Мои Горожане.
       Привет вам всем – люди, тени, звери и призраки.
 
      – Понимаешь, всех сбивает с толку антураж. А если смотреть только на суть дела, то и выходит, что она из сидов!
      Последняя тренировка сезона закончилась, «женский Шаолинь» распускался на летние каникулы, но для Лены, Лизы и Леси все было как всегда – переодеваясь, они болтали на свои заумные темы.
      – Ну-ка обоснуй!
      – Во-первых. – Андрей не сомневался, что Лиза там, за ширмой, загибает пальцы, сидя на лавке в одной спортивной тапочке и одной босоножке. – Она живет в горе. Во-вторых, она выходит только к тем людям, которые затронуты необычными стремлениями. В-третьих, ее дары легко оборачиваются горем. В-четвертых, она покровительствует мастерам…
      – В-пятых, – подхватила Леся, – ее любимые камни – изумруд, хризопраз и хризолит. И еще она охраняет свои владения.
      – Вот именно! А еще она не очень хорошо относится к холодному железу, хотя это можно вывести только косвенно!
      – Кстати о хладном железе, – прервал увлекательную беседу Витька. – Собственными ушами слышал на майском выезде историю.
      – Ой, подожите, – пискнул кто-то за ширмой. – Сейчас выйду, и тогда рассказывайте!
      Однако показались из-за ширмы сразу двое: Лена (которая уже месяц была рыжей) и Леся (которая в виде брюнетки уж точно смахивала на женщину-вамп из-за бледности кожи).
      – Ой, продолжайте, дорогой Мастер! – хором пропели они.
      Андрей тоже подошел послушать. История о том, как компания горе-туристов металась по просеке, попадая вместо берега Протвы то в заросли цветущей черемухи, то на луга серебристой травы, пока кому-то не пришло в голову очертить вокруг стальным ножом, была изложена без явных преувеличений.
      – А холм с плоской вершиной там был? – полюбопытствовала Леся.
      – Был.
      – А березы?
      – Ты что, березы совершенно необязательны! – Из-за ширмы выскочила Лиза, которая к лету перелиняла в блондинку. – Ой, девочки, я где-то очки оставила! Никто не видел?
      Андрей взял из ниши с ароматическими палочками очки-хамелеоны и протянул ей. Лиза постоянно клала их туда перед разминкой и тут же забывала, куда она их дела.
      – Спасибо, Андрей. Так вот, это свидетельствует о том, что в древности ареал обитания сидов был очень велик! От Урала до Атлантики точно!
      – А может, они со Среднерусской возвышенности уходили к окраинам? – серьезно спросила Лена. – Люди с железом их вытесняли, племя Дану – на запад, племя Хозяйки – на восток?
      – Может быть, и так. Но я твердо уверена, что Хозяйка Медной горы – из сидов! К тому же у них матриархат!
      Лиза подхватила сумку, послала всем воздушный поцелуй:
      – Всем пока! До осени! Инка, позвони обязательно, насчет лётной практики.
      Инна кивнула. В апреле она по совету Людмилы стала готовиться к поступлению в университет и вообще стала увереннее. По крайней мере, удары правой у нее получались теперь почти всегда.
      Когда девицы разошлись, Андрей и Витька заперли зал.
      – Теперь до осени, – сказал Витька.
      – Угу. Слушай, а тех заблудившихся ты знаешь?
      – Я с ними водку пил, – сказал Витька и добавил уже серьезно: – Там еще кое-что было, и я это своими глазами видел. Красноухий пес там точно был и в землю ушел. Я в него ножом кидал – так от ножа одна рукоять осталась, остальное поржавело в труху. В общем, Андрюха, бывает такое, что и не снилось мудрецам.
 
      Внешне в жизни Андрея ничего не менялось: дом – работа, дом – работа. Добавился, правда, Интернет и какая-то мгновенная слава на форуме художников, куда он выставил несколько своих старых работ по греческим мифам.