Сентледжи (№1) - Жена для чародея

То было рыдание, надрывное, протяжное, исторгаемое из самой глубины чьей-то безутешной души. Фитцледж встревожено обернулся, стараясь понять, откуда доносится плач.

Он обошел низкую каменную ограду, окружавшую двор, но сначала ничего не увидел.

Потом его взгляд привлекло движение — колыхание длинной накидки, которая почти скрывала коленопреклоненную фигуру у одной из могил. Капюшон был надвинут на лицо, а грубое коричневое одеяние почти сливалось со стволом могучего дуба, так что Фитцледж заметил бедное создание лишь чудом. Это была женщина.

Она склонилась над могильной плитой, едва не касаясь лбом холодного камня, и снова из ее груди вырвался душераздирающий вопль горя и ярости.

«Опять, — подумал Септимус Фитцледж. — Опять бедная Бесси Киннок рыдает на могиле матери». Уже несколько месяцев состояние девушки внушало ему опасения. Она была слишком поглощена своим горем, и все еще кляла Анатоля Сентледжа за то, что тот предсказал смерть ее матери. Видит бог, Бесс не могла винить Анатоля больше, чем винил себя он сам.

Но девушка все же нуждалась в словах утешения, хотя Фитцледж плохо знал, что еще мог он ей сказать, как урезонить. Моля небо о божественном откровении, он прошаркал к могиле, однако Бесс почувствовала его присутствие раньше, чем услышала шаги. Она метнулась за ствол дуба, словно испуганный фавн.

— Подожди, Бесси! Иди сюда, — окликнул ее Фитцледж, ускоряя шаг. — Бесс! — снова позвал он, уже менее уверенно, озадаченный ее поведением и еще чем-то. Дело в том, что, когда он подошел ближе к коленопреклоненной фигуре, ему показалось, что это не Бесси Киннок.

Он осторожно заглянул за ствол дуба и… никого не увидел.

Септимус оперся рукой о ствол, беспокойно озираясь по сторонам. Такие таинственные исчезновения годились разве что для замка Ледж, но никак не для его опрятного церковного дворика.

Неужели девушка могла так быстро убежать? Почему она убежала? И самое главное, кто это был? Теперь Септимус был твердо уверен, что это не Бесс. А не будь он так стар и забывчив — еще раньше вспомнил бы, что Мэри Киннок похоронена в другой части кладбища.

Единственным, кого погребли здесь за последнее время, был…

Фитцледж вздрогнул, по спине у него пробежал Холодок. Он медленно обернулся, оглядел могильные плиты и наконец остановил взгляд на той, что поновее прочих. Теперь на камне лежала одинокая кроваво-красная роза.

Холод пробрал священника до мозга костей. Он прочел единственное слово, высеченное на плите. Одно слово. Имя.

«Мортмейн».

7

Анатоль расстегнул рубашку на груди, распахнул окно — но даже прохладный бриз, ворвавшийся в столовую, не освежил его разгоряченного тела. Ночной воздух был напоен ароматами цветов и моря, полон неясных намеков и призывов.

Внизу, под звездным небом, лежал сад, где буйно цвели азалии и примулы, колокольчики и рододендроны. Сад был разбит еще в прошлом веке хозяйкой замка, Дейдрой Сентледж, которая обладала удивительным даром растить цветы хоть на камне. Легенда гласит, что цветы она поливала слезами, а особенно пышно они разрослись на клочке земли, где пролилась ее кровь.

Сад жил и разрастался, несмотря на небрежение Анатоля, который почти не бывал там. Запахи цветов ядом жгли его душу, пробуждали горькие воспоминания и раскаяние, жалость к себе, которую он так презирал.

И только сегодня, впервые в своей жизни, Анатоль не ощущал нестерпимой тяжести родового проклятия.

Он взглянул на бронзовые часы, тикавшие на каминной полке. Сколько времени прошло с тех пор, как его невеста, взволнованная и краснеющая, поднялась наверх, чтобы раздеться и лечь в постель… В его постель? Пять минут? Десять?

Довольно, чтобы Уилл и еще один молодой слуга, Джереми, почти убрали остатки свадебного ужина. На столе красного дерева еще сияли хрусталь и серебро, матово светился фарфор — прекрасная посуда, которую долгие годы не вынимали из сундуков. За этим столом свободно разместились бы король Артур и все его рыцари. Увы, драгоценная утварь и обильный ужин пропали втуне.

Медлин поклевала что-то, как воробей… а Анатоль, всегда отличавшийся отменным аппетитом, в тот вечер полностью его утратил. Во всяком случае, в отношении еды.

Он двумя пальцами взял со стола бокал с бренди, сделал большой глоток — и золотистая жидкость огнем разлилась по жилам. Как будто Анатоль в этом нуждался! Его кровь сама пылала огнем с той минуты, когда он после венчания покинул церковь. Весь день Анатоля терзало мучительное нетерпение, и теперь он лишь дивился: что же не дает ему немедля взбежать наверх и сейчас же осуществить свои супружеские права?

Должно быть, обещание. И еще — широко раскрытые зеленые глаза, легкая дрожь в голосе Медлин, когда она жаловалась, что его поцелуй слишком груб.

Проклятие! А ведь ее поцелуй был таким неумелым, поспешным, скорее намеком на истинный поцелуй! Он не мог утолить жажду мужчины, а лишь пуще разжег ее. И все же… Этот поцелуй тронул душу Анатоля, пробудил в нем странные, непривычные желания — подхватить свою маленькую женушку на руки и нежно баюкать, делать ей приятное, давать необдуманные обещания.

Анатоль осушил бокал, резким движением поставил его на стол. Боже, как он взволнован! Можно подумать, что это ему, а не Медлин предстоит лишиться девственности.

Может быть, следует как-то подготовиться? Он провел ладонью по подбородку, нахмурился, уколовшись о щетину, потом стал рассматривать свои большие руки, которые могли быть скорее у конюха или крестьянина, нежели у джентльмена. Нельзя ли как-нибудь свести эти мозоли? А ночная рубашка? Анатоль так привык спать, нагишом, что ему и в голову не приходило обзавестись подобным нелепым одеянием.

Черт возьми, о чем он только думает? Анатоль опустил руки, ошарашенный странным направлением своих мыслей. И откуда такие мысли могли взяться в его голове?

Как будто непонятно, подумал он, стиснув зубы. Это все она, Медлин! Выбранная для него невеста. Огненная женщина. Если он не побережется, то…

Обостренное внутреннее чувство подсказало вдруг, что поблизости посторонний. Шаги в вестибюле. По замку шел кто-то, кому вовсе не следовало находиться здесь в это время. Анатоль прижал пальцы к вискам, сосредоточился.

Это… Фитцледж. Анатоль нахмурился. Что могло привести сюда Искателя Невест ночью, именно этой ночью? Он проследил за шаркающими шагами Фитцледжа, приближавшимися к столовой, и, как только старик достиг двери, взглядом распахнул ее.

Уилл и второй лакей оторвались от работы, слегка удивились, увидев на пороге священника. Впрочем, челядь замка Ледж привыкла к странностям. Слуги лишь пожали плечами и снова принялись составлять на подносы грязную посуду.

Фитцледж кивком поздоровался с ними и направился в Дальний конец зала, где его ждал Анатоль.

Он стоял, скрестив на груди руки, и лицо его отнюдь не выражало радости.

Он сразу заметил, что маленький священник выглядит необычно: с непокрытой головой, растрепанными волосами, а главное — без привычной своей безмятежности. Он взволнованно заговорил:

— Простите за вторжение, милорд. Я не собирался вас тревожить, но кое-что весь день не дает мне покоя… и я не мог заснуть, не посоветовавшись с вами.

— Именно сейчас? Не могли подождать до утра? Черт побери, сегодня моя первая брачная ночь!

— Да, знаю. Именно потому я и испытал такое облегчение, поняв, что вы еще не… — Фитцледж покраснел, — не заняты.

Анатоль мельком глянул на часы. Наверное, Медлин уже легла в постель, и к ее нагому теплому телу прикасаются прохладные простыни…

Мысленно он выругался, послав священника ко всем чертям. Потом безнадежно вздохнул и сказал:

— Ладно, старина. Я могу уделить вам пятнадцать минут, но не больше.

— С глазу на глаз, — попросил священник.

Анатоль велел слугам выйти. Едва за ними закрылась дверь, он усадил Фитцледжа за стол и налил ему вина. Не успел тот пригубить бургундское, как Анатоль нетерпеливо проговорил:

— Ну, так что у вас случилось?

— Надеюсь, что ничего серьезнее глупых старческих страхов, но… — Фитцледж подкрепился глотком вина. — Этим утром в церкви произошло нечто странное.

— Так оно и есть. Я женился.

Священник, однако, не откликнулся на шутку Анатоля. Он смотрел в бокал с вином, и тень раздумья туманила его ясные глаза, словно грозовая туча, наползающая на безоблачное небо. Старик и вправду был очень обеспокоен.

Анатоль присел рядом с ним.

— Расскажите мне, что случилось, — попросил он уже мягче.

Фитцледж отставил бокал, руки его слегка дрожали.

— После того, как вы и ваша жена покинули церковь, я заметил на церковном дворе женщину. На ней был длинный плащ с капюшоном, так что лица ее разглядеть я не мог, видел только, что она рыдала над могильной плитой. Она оставила розу на могиле Тайруса Мортмейна.

Брови Анатоля взлетели вверх. Мортмейн! Этого имени он научился бояться с детства. Заклятые древние враги, подлое и злобное племя, издавна домогавшееся земель, Сентледжей! Кровная вражда между Сентледжами и Мортмейнами длилась не одно столетие и давно стала легендой. Когда это имя слышал дед Анатоля, он неизменно отворачивался и сплевывал на пол.

Анатоль не плюнул, а просто выругался:

— Тайрус Мортмейн! Этот мерзкий ублюдок! Кто может его оплакивать, кроме круглого идиота или… или…

— Или другого Мортмейна, — докончил за него Фитцледж.

Анатоль задумался, но быстро отверг эту неприятную мысль.

— Нет, это невозможно. Все Мортмейны мертвы, а последний из них уничтожен несколько лет назад. Мне рассказывали, что после убийства моего дяди Уатта мой дед преследовал Тайруса, чтобы положить конец его злодеяниям. Он загнал врага в его собственный дом. Вы ведь сами там были в ту ночь, разве нет?

— Да, я хорошо помню эту страшную историю. Чтобы не попасть в руки преследователей и избежать правосудия, Тайрус заперся в доме вместе со всеми слугами и домочадцами и поджег его. Он не пощадил даже жену и дочерей.

— И никто не мог спастись?

— Из такого пекла? — Фитцледж содрогнулся. — Нет. Удалось вытащить только самого Тайруса — живым, но сильно обгоревшим. Он прожил еще ровно столько, чтобы успеть раскаяться, и умолял меня похоронить его на церковном дворе. Ваш дед сильно разгневался, узнав, что я исполнил эту просьбу, но разве мог я отказать умирающему?

Фитцледж вздохнул.

— Я справил самую простую поминальную службу, на которую никто не пришел. Кем же могло быть несчастное создание, плакавшее на могиле Тайруса? Через столько лет… Когда я приблизился, женщина исчезла так быстро, что я испугался. Мне пришло в голову, что это… дух.

— Вряд ли, Фитцледж. Дядя Адриан всегда говорил, что в Мортмейнах есть только одна хорошая черта: уж если они умирают, то насовсем.

— Тогда кто это мог быть?

— Не знаю. — Анатоль откинулся на спинку стула, потирая онемевшее плечо. Наследие Сентледжей мучило его все эти годы, но, по крайней мере, от одной пытки он был избавлен. От Мортмейнов. Если они войдут в его жизнь, она превратится в сущий ад. — Женщина могла быть кем угодно, — пробормотал он. — Нищая цыганка или полоумная деревенская девка, которая по безграмотности перепутала могилы…

Анатоль помолчал и неохотно добавил:

— Но для вашего спокойствия, Фитцледж, я займусь этим делом.

— Благодарю вас, милорд. Для меня будет большим облегчением, если вы сделаете это как можно скорее.

Надеюсь, не сию минуту, — сухо сказал Анатоль.

— Ах, нет. Например, завтра. — Фитцледж улыбнулся, обычная безмятежность духа постепенно возвращалась к нему. — Простите меня, милорд, за то, что так надолго оторвал вас от юной жены.

— Да, я уже давно приказал ей подняться в спальню.

Фитцледж так и подскочил на стуле, возмущенно округлив глаза.

— При… приказали?

— Да.

— Как служанке?

Ощутив явное неодобрение священника, Анатоль надменно выпрямился.

— Я привык приказывать и не собираюсь менять своих привычек ради жены.

— Но, милорд, когда человек женится, кое-что в его жизни должно меняться!

— Например?

— Например, порядки в доме. Я был очень огорчен, узнав, что кузина и горничная Медлин покинули ее.

— Моей вины тут нет. Можно подумать, я с ружьем в руках выгнал из дома этих глупых гусынь!

— Конечно! Зачем тебе ружье? — пробормотал Фитцледж себе под нос, потом продолжал вслух: — Но вы должны понимать, что теперь, когда у вас появилась жена, вам потребуются новые слуги.

— У меня достаточно слуг.

— Я имею в виду женскую прислугу.

— Нет! Меня вынудили жениться, но я не позволю, чтобы мой дом наводнили своры болтливых сплетниц.

— Но Медлин не может жить в доме, где нет ни единой женщины!

— Отчего бы и нет? Я ведь живу так уже много лет и не испытываю никаких неудобств. — Анатоль безнадежно махнул рукой, понимая, насколько неубедительны его возражения. — Ладно, так и быть! Наймите деревенскую девушку, если вам, конечно, удастся найти такую, которая согласится служить в замке Ледж. Пусть она заменит Медлин сбежавшую горничную. И довольно!

Он встал, бросил нетерпеливый взгляд на дверь.

— Что-нибудь еще?

— Боюсь, что да, милорд. Вам следует научиться понимать женщин. Они совсем не похожи на мужчин.

— Не поздновато ли учить меня этому, Фитцледж? — усмехнулся Анатоль. — Надо было заговорить об этом, когда мне исполнилось тринадцать.

— Тринадцать?! — Священник был явно потрясен. — Вы хотите сказать, что еще в тринадцать лет впервые… — Он замялся. — Впрочем, неважно. Не хочу этого знать. — Фитцледж вскинул руку, словно защищаясь от ненужного ответа. — Я только хочу довести до вашего сведения, милорд, что, когда мужчина находится во власти любовного чувства, он живет лишь настоящим — а вот поведение дамы в супружеской спальне во многом зависит от того, как с ней обращались днем.

— И как, по-вашему, я с ней обращался? Бил ее смертным боем?

— Нет, это было бы затруднительно, потому что, насколько мне известно, днем вы даже не виделись с Медлин. — Фитцледж прищурился. — Вы ездили верхом, сэр.

— Вы приставили ко мне шпиона, старина?

— Нет, мой дьячок случайно видел, как вы скакали по берегу, и упомянул об этом.

— И что с того? Я часто так делаю.

— Но не в день же свадьбы! Как можно было выказать такое пренебрежение к новобрачной?

— Я мог бы взять ее с собой на прогулку, — язвительно заметил Анатоль, — если бы вы нашли мне невесту, которая не боялась бы лошадей до полусмерти. А вы мне привезли девицу, для которой «приятно провести послеобеденное время» означает распивать чай и болтать о мертвых поэтах! Я понятия не имею, что делать с подобными женщинами! Кроме одного… Что вам еще от меня нужно, Фитцледж? Вы же знаете — я хотел не такую невесту, но я ведь на ней женился! И даже вручил ей меч.

Это известие чрезвычайно обрадовало старика.

— И как Медлин это приняла?

— Очень удивилась, как сделала бы на ее месте любая здравомыслящая женщина. — Помолчав, Анатоль прибавил с невольным уважением: — Это первая из невест Сентледжей, у которой хватило ума в придачу к мечу попросить ножны.

Фитцледж просиял.

— Ну вот, видите! Я вам говорил, что у Медлин много здравого смысла. Теперь вы должны понимать, что все ваши страхи беспочвенны и вы можете смело открыть ей семейные тайны.

Анатоль отвел глаза в сторону, избегая взгляда Фитцледжа.

— Милорд, — встревоженно спросил священник, — вы все ей рассказали?

— Пытался, но ничего хорошего не вышло. У этой женщины на все готов ответ. Она просто не поверила ни единому моему слову.

— У вашей милости есть средство убедить ее.

— Не вижу причины торопить события.

— Не видите причины? Милорд, если вы по-прежнему будете хранить свои секреты, как Медлин научится вас любить?

— Я и не хочу, чтобы она меня любила. Пускай лучше не боится. — Анатоль круто обернулся к священнику. — Разве вы не видите, что скептицизм Медлин может спасти ее от сентледжского безумия? Неверие станет для нее щитом.

— Щитом для нее или маской для вас? Вопрос был задан самым невинным тоном, но проницательный взгляд священника говорил, что истинные, глубинные побуждения Анатоля и для него не тайна.

— Довольно, Фитцледж! Вы свое дело сделали. Нашли мне невесту. Как я буду с ней обращаться — это уже мое дело.

Анатоль распахнул дверь, давая понять, что больше не хочет ничего слышать. Он взял подсвечник, довел священника до конюшни, велел оседлать для него лошадь, а конюху — проводить старика до дома. Не потому, что боялся за священника, — а чтобы понадежнее спровадить его вместе со всеми проповедями.

Уже когда он подсадил Фитцледжа в седло, тот просительно произнес:

— Так вы будете нежны с Медлин?

— Насколько позволит моя натура. — Анатоль изо всех сил хлопнул кобылу по крупу, и та унесла священника в ночь. Конюх пустился следом. Когда фигура Фитцледжа растворилась во тьме, Анатоль спросил себя, что все-таки привело преподобного в замок Ледж в такую пору — тревога из-за Мортмейна или беспокойство о Медлин?

Поднимаясь по лестнице, Анатоль услышал за спиной тихое клацанье когтей по мраморному полу.

Он обернулся и увидел, что за ним по пятам идет Цезарь.

Для старой собаки было так же необычно покидать свое место у камина, как для старого Фитцледжа — на ночь глядя ездить в замок Ледж. Анатоль наклонился, почесал Цезаря за ухом и ласково спросил:

— Чего тебе, старина?

В единственном глазу Цезаря светились преданность и собачья мудрость.

Кузен Анатоля Роман Сентледж не раз уже советовал пристрелить старую гончую, но, когда мягкий язык Цезаря с любовью коснулся руки Анатоля, тот улыбнулся и подумал, что скорее сунет в мешок и утопит в море элегантного Романа.

Он снова потрепал собаку по покрытой боевыми шрамами голове и пробормотал:

— Наверное, ты тоже хочешь дать мне совет, как обращаться с невестой.

— О, нет, милорд, я бы никогда не осмелился, — раздался испуганный голос Уилла Спаркинса с задней лестницы, ведущей в людскую.

Смутившись, Анатоль быстро выпрямился.

— Я разговаривал с собакой, Уилл, — сказал он.

Юноша кивнул с серьезным видом.

— Я слыхал, мистер Калеб Сентледж часто говорит с животными.

— Да, но вдобавок утверждает, что они ему отвечают.

Уилл усмехнулся, потом спросил:

— Сэр, можно мне теперь закончить уборку в столовой?

— Да, я иду наверх.

— Я так понимаю, вы собираетесь ложиться. Ложиться спать, — поспешно добавил Уилл. Кто-нибудь из старших слуг или конюшенных позволил бы себе ухмыльнуться, Уилл же только густо покраснел.

Анатоль с раздражением подумал, что сегодня весь замок и вся деревня только и судачат о том, как хозяин ляжет в постель с молодой женой. Он велел Уиллу увести Цезаря. Тот взял собаку за ошейник, и вдруг Анатоля пронзило щемящее чувство. Оно не имело никакого отношения ни к Медлин, ни к его вожделению — нет, оно было гораздо более знакомым и таило в себе угрозу. Зловещая резь в глазах. Предостережение. И на сей раз целью его был… Уилл.

Нет! Черт побери, только не сейчас! Анатоль с силой надавил пальцами на глаза. Почему проклятие настигло его снова именно в эту ночь?

Он поднялся на одну ступеньку, полный решимости не обращать внимания на предчувствие, но оно лишь усилилось, и теперь в голове у него вспыхнуло обжигающее пламя.

— Уилл!

Юноша тащил Цезаря к столовой, но сразу остановился и оглянулся.

— Сэр?

Анатоль смотрел на его молодое лицо, а внутренний голос умолял отпустить Уилла, ничего ему не говоря. Пусть будет, что будет. Боль в голове скоро утихнет, если не обращать на нее внимания.

Впрочем, это было все равно, что пытаться не дышать. Анатоль спустился по лестнице.

— Иди сюда, Уилл. — Его голос стал глухим от предчувствия неотвратимой беды.

Слуга подошел к Анатолю доверчиво, словно Цезарь. Анатоль отвел светлые пряди, падавшие на глаза юноши. Жгучая боль переместилась из головы в сердце.

Чтобы проникнуть в собственное будущее, ему были необходимы кристалл и сознательные усилия… но чужое будущее открывалось само собой, словно он был простым проводником чьей-то злой воли.

Положив руки на лоб Уилла, Анатоль сосредоточил взгляд на зрачках юноши. Как говорили, Просперо таким образом гипнотизировал людей, лишал их воли и разума. Дар Анатоля был проще — видеть будущее человека. Он чувствовал, как погружается все глубже в глаза Уилла, и одновременно с этим видения — четкие и ясные — сменяли друг друга. Уилл на поленнице дров. Сверкающее лезвие топора. Соскальзывают пальцы. Крик нестерпимой боли. Алая кровь струится по ноге.

Видение потускнело, боль прошла, Анатоль чувствовал полное опустошение. Когда он снял руку со лба юноши, та дрожала.

— Держись подальше от дров, — приказал Анатоль.

Уилл побледнел, но не попросил объяснений. Никто из слуг Анатоля не отважился бы на это. Хрустнув пальцами, юноша пролепетал:

— Но, сэр, мистер Тригхорн спустит с меня шкуру, если я не стану выполнять свою работу — колоть дрова и…

— Послушай, парень, я сам спущу с тебя шкуру, если ты меня не послушаешь. — Анатоль схватил Уилла за рубаху, притянул к. себе так, что перепуганное лицо слуги оказалось совсем рядом. — Если ты возьмешь в руки топор, я тебя выпорю. Я запру тебя в башне до конца твоих дней. Я…

Анатоль глубоко вздохнул. Гневные угрозы были всего лишь отражением его отчаяния. Что бы он ни сделал, какие бы приказы ни отдавал, он не может ничего предотвратить. Сейчас у него не больше шансов спасти ногу Уилла, чем некогда спасти жизнь Мэри Киннок.

Ярость покинула его столь же внезапно, как пришла, остались лишь пустота и беспомощность. Он отпустил Уилла, положил руку ему на плечо.

— Делай, как я сказал, ладно? — хрипло проговорил он.

Уилл попятился и кивнул. Его глаза, полные страха, не отрывались от лица Анатоля, пока слуга не скрылся за дверью столовой. Лишь тогда Анатоль в изнеможении прислонился к стене и закрыл лицо руками. Он был рад, что никто не видит его слабости, проявления его страшного дара. И еще больше утвердился в решении как можно дольше держать этот дар в тайне от Медлин.

И снова в голове у него прозвучал вопрос Фитцледжа:

«Щитом для нее или маской для вас?»

«Да, маской для меня», — с горечью признался себе Анатоль. Ему нужна маска, потому что он не человек, а чудовище.

Теперь он больше всего на свете хотел очутиться рядом с Медлин, погрузиться в ясную безмятежность ее взгляда, раствориться в мягкой улыбке женщины, которая слишком практична, чтобы верить в духов, легенды и родовые проклятия. Хоть на время притвориться перед самим собой, что она права.

Анатоль взлетел по лестнице, добежал до спальни Медлин… И с трудом принудил себя остановиться и не распахнуть дверь настежь, а постучать. Он ждал, и сердце его билось все чаще и чаще.

Ответа не было.

Анатоль постучал снова, на сей раз громче — тишина. Тогда он наморщил лоб, пытаясь проломить преграду в своем сознании и ощутить Медлин, но, как и прежде, у него ничего не получилось.

Зато он увидел Тригхорна, который наблюдал за ним из дальнего конца коридора.

— А вашей хозяйки здесь нет, милорд, — сообщил Тригхорн, и в его голосе Анатолю почудилось нечто вроде сочувствия. — Я думал, вы знаете. Анатоль ответил ему свирепым взглядом.

— Что значит «ее здесь нет»? Где же еще ей быть?

Тригг подошел поближе. Грудь его вздымалась от праведного негодования.

— Она пошла туда, где просидела чуть не весь день. В библиотеку. Ваша хозяйка помешана на книгах. Я слыхал, что в Лондоне полно таких женщин. Их называют синими чулками, и если вы не положите конец этим глупостям, молодой хозяин, то…

— Я не хочу больше слушать никаких советов касательно своей жены, — процедил Анатоль сквозь стиснутые зубы. Вихрем пронесшись мимо Тригга, он помчался вниз, прыгая через три ступеньки и задыхаясь от обиды и унижения. Все это время он мучился, сдерживал свое нетерпение, а Медлин спокойно сидела, уткнувшись в книгу. Вот что получается, когда мужчина хочет проявить понимание и сочувствие!

Анатоль почти никогда не заходил в библиотеку, ставшую после смерти матери убежищем отца. Здесь Линдон Сентледж прятался от мира, но более всего от своего сына.

Обвинение ни разу не сорвалось с отцовских уст, но Анатоль без труда читал его в глазах, потемневших от горя.

«Если бы не ты, твоя мать была бы жива».

Но Линдон был мягким человеком, он не приходил в ярость, не изливал ни на кого горе и печаль. Он просто удалился от жизни, заперся наедине со своими книгами.

Анатоль Хорошо помнил, какую боль причиняло ему затворничество отца. Будь я проклят, думал он, если позволю жене сделать то же самое!

8

Библиотека оказалась настоящей сокровищницей. Книжные полки тянулись рядами от пола до потолка, и впервые за все время пребывания в замке Ледж Медлин ощутила восторг. Несмотря на то, что воздух в библиотеке был затхлым, а с корешков толстых томов свисала паутина, Медлин чувствовала себя как дома. Здесь ее окружали старые испытанные друзья — Чосер, Мильтон, Шекспир, Данте.

Она решила следить за тем, чтобы комнату каждый день проветривали и топили, а с книг стирали пыль. Но сегодня… Она бросила тревожный взгляд на догоравшие свечи. У нее почти не оставалось времени.

Усевшись на самом верху лестницы, девушка сняла с полки очередной толстый том. Пыль защекотала ноздри. Она любовно, почти благоговейно провела ладонью по кожаному переплету. Книги всегда были ее лучшими и самыми надежными друзьями.

Однако на сей раз Медлин с разочарованием чувствовала, что ни на одной из этих страниц не найдет того, что искала. Самых простых и необходимых сведений о том, что должна делать невеста в первую брачную ночь, оставшись наедине с нетерпеливым женихом.

Большую часть свадебного ужина она просидела, сложив руки на коленях, напротив мужа, затерянного на дальнем конце бесконечного стола, что делало обычную застольную беседу невозможной.

Впрочем, она была бы невозможна в любом случае. Ее муж отличался редкостным немногословием, но зато его глаза говорили слишком многое. Эти необыкновенные глаза на протяжении всего ужина не отрывались от лица Медлин. Темные, хищные, алчные, пробуждавшие в ней странный жар, от которого бросало в дрожь. И хотя разум Медлин понятия не имел, что делать с этим человеком, плоть ее, казалось, знала все.

Вот только она не желала облечь это знание в слова. Губы Медлин тронула сухая улыбка. Сестра Джулия часто дразнила ее: «Когда-нибудь ты пожалеешь о том, что все время проводишь за книгами. Когда-нибудь ты захочешь узнать то, о чем в них не пишут».

Как ни странно, Джулия оказалась права. Медлин в отчаянии перелистывала том Рабле, но уже не в силах была сосредоточиться на словах. Как она жалела, что рядом нет ни одной женщины — старшей, более опытной!

И еще больше жалела, что Анатоль оказался так не похож на нежного, застенчивого возлюбленного, о котором она мечтала. Он совсем другой… и жалеть теперь об этом просто глупо. Медлин расправила плечи. Анатоль такой, каков есть, и надо научиться с ним обращаться. По крайней мере, он все-таки не чудовище, как ей казалось вначале.

Там, в церкви, во время странной церемонии вручения меча Анатоль на миг стал почти нежен… а потом сказал, что они попробуют найти золотую середину между его безудержностью и ее потребностью в нежности.

Только эта мысль и не давала ей впасть в панику. Вздохнув, Медлин поставила Рабле на место, но не удержалась и решила открыть еще одну книгу, «Антония и Клеопатру» Шекспира.

Она как раз доставала с полки том Шекспира, когда дверь распахнулась с грохотом, от которого лестница под ногами Медлин задрожала. Она вцепилась одной рукой в книгу, а другой — в полку.

Потом взглянула на дверь, — и сердце ушло в пятки. В проеме стоял муж, и от ног его тянулась длинная тень, а на лице не было и тени нежности.

— Анатоль! — еле слышно выдохнула Медлин.

Он стремительно шагнул в комнату, черные волосы разметались, брови сошлись над переносицей, предвещая бурю. Дверь захлопнулась за ним, словно сама собой.

— Какого черта вы здесь делаете? — прогремел голос Анатоля.

— Я… я… — запинаясь, начала Медлин, смущенная, словно ее застали за кражей книг. На миг у нее мелькнуло нелепое желание спрятать за спину «Антония и Клеопатру». — То, что обычно делают в библиотеке, милорд.

Тут ей пришло в голову, что, возможно, Анатоль этого не знает, и поэтому Медлин добавила:

— Читаю.

Анатоль устремил на нее гневный взгляд и с воинственным видом двинулся к жене, заложив за спину длинные руки. Медлин сжалась на своем насесте, словно котенок, загнанный на дерево злобным псом. Что могло его так рассердить? Неужели она так никогда и не поймет, отчего ее муж приходит в ярость?

В отчаянии девушка продолжала:

— У вас превосходная библиотека, милорд. Просто удивительно. Мне казалось, что вы… что вы… Я имею в виду…

— Что мне наплевать на подобные вещи? Taк оно и есть. Это мир моего отца, а не мой, — сказал Анатоль с непонятной для нее горечью.

— Замечательно, — едва слышно пробормотал! Медлин. — Я уже вижу, что мне предстоит провести здесь немало счастливых часов.

В глазах Анатоля вспыхнул темный огонь. Лестница была, по-видимому, куда неустойчивей, чем казалось Медлин, — она вдруг стала угрожающе раскачиваться. Испуганно вскрикнув, Медлин схватилась за полки, книги посыпались на пол. Все-таки она не удержалась и упала прямо в объятия Анатоля. Он держал ее на весу, и девушка, стиснутая железными руками, чувствовала себя совершенно беспомощной. Потом муж поставил ее на ковер, но все так же властно обнимал талию.

— Вы вообще сюда не войдете, — прорычал он, — если будете пренебрегать своими супружескими обязанностями.

— Какими обязанностями? — изумленно спросила Медлин. — Чем я пренебрегаю?

— Моей постелью.

Медлин покраснела и бросила на Анатоля долгий взгляд. На нем были только панталоны, сапоги и рубашка, расстегнутая чуть ли не до пояса. На широкой груди, нескромно открытой взору Медлин, курчавились черные волосы. Анатоль был похож на воина, который готов обратить в позорное бегство врага.