Сентледжи (№1) - Жена для чародея

— Проклятие! — хрипло прошептал Анатоль. — Я не знаю, как.

«Почему бы не начать с того, что признаться ей в своих чувствах?»

Голос Просперо казался таким реальным, таким близким, что Анатоль выбрался из зарослей и огляделся. Впрочем, сила Просперо не распространялась за пределы старого замка. Должно быть, эти слова — просто плод его взбудораженного воображения.

Рассказать Медлин о том, что он чувствует? Проще уж сразиться лицом к лицу с целой армией Мортмейнов! Он не мог вспомнить, когда в последний раз открывал кому-нибудь сердце… Но рука сама собой потянулась к шраму на лбу. Именно тогда Анатоль открыл свое сердце женщине, и шрам ясно говорил, к чему это привело. Признаться Медлин? Невозможно.

«Трус!»

Голос прозвучал отчетливо, но теперь Анатоль был почти уверен, что это говорит не Просперо, а его собственная душа.

Он пошел по дорожке, с необычным для него удовольствием вдыхая аромат не собранных Медлин цветов, аромат, которого он прежде старался просто не замечать. Его взгляд упал на маргаритки, чьи нежные цветки он так часто давил тяжелыми башмаками по дороге в конюшню.

Отчего— то жена питала особое пристрастие к этим невзрачным цветочкам. Анатоль долго смотрел на них, потом с трудом нагнулся и стал срывать цветы один за другим.

Он не удивился, заметив, что руки у него дрожат — слишком давно не собирал он цветов для женщины. Слишком давно.

Он вошел в дом через дверь, ведущую в большую столовую, ту самую, через которую вошла Медлин. В столовой было пусто, но Анатоль отшатнулся, увидев в зеркале свое отражение. Он был похож на царя гоблинов, которым кормилицы пугают непослушных детей. Нужно срочно вымыться, побриться и сменить одежду, пока его никто не увидел. Только потом можно отправляться на поиски Медлин. Анатоль застегнул рубашку на груди, без особого успеха попробовал пригладить волосы, но тут почувствовал чье-то приближение.

Не Медлин. Сердце сжалось от знакомого чувства вины. Анатоль уже знал, что это Бесс Киннок.

Она вошла в комнату с пустым подносом, очевидно, для того, чтобы убрать остатки завтрака, но при виде Анатоля испуганно вскрикнула и отпрянула, едва не уронив поднос.

Правда, она очень быстро взяла себя в руки и пожала плечами, словно убеждая себя, что нет ничего удивительного в том, что ее хозяин похож на демона, вырвавшегося из ада.

— Доброе утро, сэр, — вежливо поздоровалась она своим обычным бесцветным тоном. Анатоль не ответил на приветствие.

— Где твоя хозяйка? — спросил он. — Поднялась наверх?

— Нет, сэр, принимает посетителя.

— Посетителя? — Анатоль раздраженно хлопнул ладонью по каминной полке. — Опять этот. Фитцледж, — проворчал он. — Выбрал самое подходящее время.

Он даже не понимал, что говорит вслух, пока Бесс не сказала:

— Нет, милорд. Это не мистер Фитцледж, а тот французский джентльмен, что у нас ужинал.

Рошенкур? Нелепый Романов дружок? Анатоль скривился.

— Что ему здесь нужно?

— Я думаю, он приехал по поручению вашего кузена, милорд.

Роман. При одной мысли о нем Анатоль заскрипел зубами.

— Что за поручение?

— Мистер Роман прислал хозяйке розы. Никогда еще не видывала такого великолепного букета. — Бесс бросила презрительный взгляд на букетик маргариток в руке Анатоля.

У того загорелось лицо.

— Ступай-ка, займись своим делом, девушка, — резко велел он, а когда Бесс направилась было к столу, добавил: — Где-нибудь в другом месте.

Она вежливо присела, но, когда пошла к двери, на губах заиграла чуть заметная улыбка. Улыбка, которая вонзилась ему в сердце, словно острый осколок стекла.

Анатоль взглянул на маргаритки и без удивления увидел, что от чертовых цветов остались одни стебельки.

Когда Медлин ставила красные розы в хрустальную вазу, острый шип вонзился ей в большой палец.

Она отдернула руку, пососала ранку и подумала, что именно розы и должен был прислать Роман Сентледж. Эти цветы были очень похожи на него самого — такие же красивые и опасные.

Цветы прибыли вместе с милой запиской, в которой Роман извинялся за свое поведение на званом ужине. Медлин знала, что ей не следовало принимать ни цветы, ни записку. Ведь Анатоль запретил ей иметь дело со своим кузеном.

Она рисковала навлечь на себя гнев мужа, но Роман поступил как нельзя более предусмотрительно, избрав в качестве посла своего бедного друга.

Мсье де Рошенкур явно чувствовал себя не в своей тарелке, и Медлин не хотелось расстраивать его еще больше, отвергая дар и указывая ему на дверь. Она сможет избавиться от этих роз после того, как Ив уедет.

Пока Медлин поправляла цветы. Ив расхаживал по гостиной, шурша шелком. Напудренный, напомаженный и надушенный, он был бы куда уместней в парадных залах Версаля, чем в корнуэльской глуши.

Неудивительно, что грубые Сентледжи свысока посматривали на женственного француза. Медлин же его изящество служило неприятным напоминанием, что она не причесана и кое-как одета — в чепец, завязанный под подбородком, и платье серого унылого цвета под стать настроению.

Сделав над собой усилие, она натянуто улыбнулась и указала гостю на кресло.

— Прошу вас, мсье, садитесь. Что вам предложить, чаю или кофе?

— Ах, поп, мадам. Весьма любезно с вашей стороны, но я не хотел бы отвлекать вас от более важных дел. Ваш муж… — Визгливый голос Рошенкура слегка дрогнул, а взгляд метнулся к двери. — Муж, наверное, хочет вас видеть.

После того, что она сказала ему прошлой ночью в постели? Вряд ли.

— Моего мужа нет дома, мсье, — сказала Медлин. — Он отлучился по делам.

Ей показалось, что ложь прозвучала ненатурально, но Ив слишком радовался отсутствию Анатоля, чтобы это заметить.

И слава богу. Ужасно было бы признаться почти незнакомому человеку в том, что она понятия не имеет, где находится ее муж.

После того как Анатоль ушел, Медлин так и не удалось заснуть. К тому времени, когда в окнах забрезжил утренний свет, она уже была готова идти к нему в спальню и просить прощения.

Но там она нашла лишь несмятую постель. Анатоль исчез — ночью, в бурю и пешком. Даже не потрудился взять лошадь.

Никто из слуг не знал, куда он делся и когда может вернуться. Медлин едва не сошла с ума, представляя себе, что он заблудился в болотах или упал со скалы и теперь лежит где-то на берегу, истекая кровью. По ее вине.

Она довела себя до такого состояния, что даже в сердце Тригга проснулась жалость.

— Не стоит так убиваться, хозяйка, — проворчал старик. — У хозяина такая привычка — бродить где ему вздумается. Когда захочет, вернется. Вам бы надо к этому привыкнуть.

Привыкнуть? Разве можно к такому привыкнуть?

Совершенно забыв о госте, Медлин подошла к окну гостиной, отодвинула штору и посмотрела на дорогу — чуть не в десятый раз за сегодняшнее утро, — только для того, чтобы снова убедиться в том, что дорога, ведущая в замок Ледж, пуста.

Она грустно улыбнулась, заметив, что Цезарь ведет себя точно так же, как она, — старый пес лежал перед дверями и тоже смотрел на дорогу в ожидании хозяина.

С тяжелым вздохом Медлин задвинула штору, проклиная свой длинный язык. Когда только она научится его сдерживать? Когда поймет, что не всегда надо говорить то, что думаешь, особенно если имеешь дело с мужчинами?

«Ах, Медлин, — не раз говаривал ее брат Джереми, то ли смеясь, то ли досадуя, — вечно ты ляпаешь все, что приходит в голову. Это потому, что ты считаешь, будто знаешь все на свете».

И лишь теперь она поняла, как мало знает о людях. О том, какой должна быть жена. О том, как… любить.

Любить? Откуда пришло к ней это слово? Не могла же она вообразить, что влюблена в Анатоля Сентледжа? В человека, которого до сих пор не могла понять.

Все равно, что вообразить, что ты влюблена… в портрет.

— Мадам?

Голос Рошенкура ворвался в ее размышления, и Медлин, вспомнив о госте, смущенно отвернулась от окна.

Француз опустился на стул.

— Я все-таки побуду у вас. Недолго.

— Я очень рада, — пробормотала Медлин, хотя теперь уже сожалела, что не дала ему уехать. Ей хотелось побыть наедине со своими новыми и такими волнующими мыслями об Анатоле.

Но она уселась на кушетку напротив француза, твердо решив играть роль любезной хозяйки. Сегодня это было немного легче, чем накануне, потому что Ив не казался таким растерянным.

— Не хочу быть навязчив, мадам, но я желал бы также сделать вам небольшой подарок, — сказал он. Он положил на чайный столик тоненькую книжку.

— Прошу вас, возьмите.

Медлин взяла книжку. Она была искусно переплетена в голубоватую кожу с золотым тиснением.

Это был перевод на французский истории Ореста и Электры, брата и сестры, поглощенных жаждой мести убийцам отца.

— Мсье, — проговорила Медлин. — Эта книга, наверное, очень вам дорога. Я не могу принять ее.

— Non, non! — Француз умоляюще взглянул на Медлин. — Мне подарила эту книжку моя дорогая покровительница, а теперь я хочу, чтобы она стала вашей. Вы, как и графиня Собрейн, почитаете изящную словесность и философию. Это столь же большая редкость, как ваша доброта. — Его губы сложились в горькую улыбку. — А я видел так мало доброты в своей жизни.

«Неудивительно, если выбираешь таких друзей, как Роман Сентледж», — подумала Медлин. Она испытывала некоторую неловкость, но не могла не принять подарка.

Пробормотав слова благодарности, она стала читать титульный лист, и тут ощутила пристальный, изучающий взгляд француза. Его кукольное лицо неожиданно стало острым и проницательным.

— Простите, мадам, но я не могу не заметить… У вас сегодня немного расстроенный вид. Должно быть, события вчерашнего вечера…

— О, нет! — поспешно прервала Медлин, не желая говорить о вчерашнем унижении даже с таким участливым человеком, как Ив. — Я просто устала, вот и все. И немного… соскучилась по дому.

Она натянуто улыбнулась. Тоска по дому была просто первым подходящим предлогом, пришедшим в голову, но Медлин вдруг стало стыдно, что она совсем забыла о своих родных. С той самой минуты, как она вышла из кареты, ее мысли занимал только один человек. Анатоль Сентледж.

Сейчас Медлин с удивлением осознала, что привыкла к его тяжелым шагам, глубокому голосу, даже запаху табака. Что за нелепость. Анатоль исчез всего на одно утро, а ей уже отчаянно его не хватает. Она отогнала непрошеные мысли, прислушалась к тому, что говорил ее гость.

— Вполне естественно, что вы скучаете по семье и лондонской жизни, — вздохнул Ив. — Мне самому хорошо знакома боль разлуки с любимым существом.

— Вы думаете о своем сыне? — спросила Медлин, радуясь тому, что перестала быть главным предметом беседы.

— Да, о моем маленьком Рафаэле. Теперь я не скоро увижу его снова.

— Но почему?

— Увы, мне не велено возвращаться во Францию, пока я не выполню поручения мадам Собрейн.

— То есть пока не найдете для нее мужа-англичанина?

Ив кивнул, его глаза затуманились.

— Иногда я думаю, что не следует этого делать, что надо вернуться во Францию, пока я не положил начало истории, которая может иметь трагический конец. Возможно, я совершил ошибку, выбрав Романа Сентледжа. Он более холоден и жесток, чем мне казалось вначале… но графиня уже решилась и не станет от него отказываться.

— Простите, что я так говорю, — мягко промолвила Медлин, — но мне показалось, что ваша покровительница сама довольно холодна и жестока. Как она может разлучать вас с сыном до тех пор, пока вы не выполните ее просьбу?

— Если она жестока, таковой ее сделал мир. Графиня Собрейн… — Ив помолчал, подбирая нужные слова. — Это женщина с очень твердым характером. У нее большое, великодушное сердце, но она может быть беспощадна к тем, кто встает у нее на пути.

Он подался вперед, доверительно придвинувшись к Медлин.

— Надеюсь, вы всегда будете это помнить, мой юный ученый друг: в этом мире куда больше жестокости и страданий, чем вы можете вообразить.

Француз так упорно смотрел на Медлин, словно хотел ее о чем-то предупредить. Медлин всмотрелась в его лицо, пытаясь прочесть то, что скрывалось за толстым слоем пудры и румян, — и вдруг все поняла.

Ив сам был влюблен в эту бессердечную графиню. Вот почему он согласен сделать для нее все, что угодно, даже пожертвовать возможностью быть рядом с любимым сыном.

Она успокаивающим жестом положила ладонь на его руку.

— Если вы действительно боитесь, что из брака графини с Романом может выйти что-то дурное, вам надо отказаться от этой затеи. Посоветуйте ей не приезжать сюда.

— Уже слишком поздно. Но не для вас.

— Для меня? Что вы имеете в виду?

Ив сжал ее руку.

— Я не верю, что ваша печаль вызвана тоской по дому. Вы расстроены из-за мужа. Я собственными глазами видел, как он с вами обращается — грубо и жестоко.

— Мсье! Я знаю, что у вас должно было сложиться неблагоприятное впечатление о моем муже, но, уверяю вас, несмотря на суровый вид и грубоватые манеры, он может быть нежным и…

— Ах, оставьте! Он Сентледж, и этим все сказано. Они все со странностями, эти грубые великаны. Мне рассказывали их историю, и я понял, сколько горя они приносят тем несчастным, которые связывают с ними свою жизнь. — Ив еще сильнее, до боли, сжал ее пальцы. — Вам надо покинуть этот замок. Здесь вы не найдете счастья, cherie. Возвращайтесь в Лондон, в свою семью.

Медлин смотрела на него широко раскрытыми глазами, пораженная страстным тоном и странным советом. Но, прежде чем она успела что-то ответить, дверь распахнулась настежь, и в проеме возник гигантский силуэт Анатоля.

Медлин вскочила, радостно вскрикнув, но ее радость мгновенно сменилась ужасом. Он был похож на воина-варвара, ввалившегося домой после проигранной битвы. Башмаки и панталоны залеплены глиной, рубашка прилипла к груди, черные космы падают на жесткое, словно высеченное из гранита лицо.

Воцарилась зловещая тишина. Анатоль с грохотом захлопнул за собой дверь. Оправившись от потрясения, Ив поднялся ему навстречу.

— М-мсье Сентледж, я…

— Какого черта вы здесь делаете?

Медлин поспешно встала между мужчинами.

— Милорд, мсье Рошенкур был так любезен, что навестил нас.

Но Анатоль не обратил на нее никакого внимания. Он прошел мимо нее и угрожающе двинулся на Ива. Тот пятился, пока не уперся спиной в фортепьяно. Чтобы сохранить равновесие, он навалился на клавиши, и по гостиной пронесся режущий уши звук.

— Милорд, — пролепетал Ив, — я приехал лишь затем, чтобы передать мадам розы и извинения. От mon amie Романа.

Анатоль выбросил руку вперед, и Медлин вскрикнула, испугавшись, что он вцепится Рошенкуру в горло. Однако Анатоль схватил не его, а вазу с цветами и швырнул ее в камин. Хрусталь разлетелся вдребезги. Ив и Медлин отшатнулись.

— Вот, — сказал Анатоль, грозно нависая над скорчившимся французом. — Розы доставлены. Теперь убирайтесь.

Ив проскользнул мимо Анатоля к двери, но, поборов страх, склонился над рукой Медлин.

— Мадам, вы уверены, что вам ничто не угрожает?

— Да… Да, конечно, мсье.

— Тогда я вас покину. Вы будете помнить то, что я вам сказал? — Понизив голос, он добавил: — Я был бы счастлив помочь вам бежать отсюда. Если вам понадобится помощь, ищите меня в маленьком домике на Пропащей Земле.

Медлин кивнула, озабоченная лишь тем, чтобы Ив успел уйти, прежде чем доведет Анатоля до убийства.

Рошенкур почтил Анатоля холодным поклоном и вышел из гостиной с видом удивительно достойным для человека, которого бьет крупная дрожь.

Медлин, также дрожа, но больше от негодования, повернулась к Анатолю. Все утро она ждала мужа, волновалась, встала на его защиту, когда Ив нелестно о нем отозвался. А он словно нарочно ведет себя так, чтобы подтвердить все наветы француза.

— Сэр, ваше поведение недопустимо! — твердо проговорила она. — Вы до полусмерти напугали этого беднягу.

— Пусть радуется, что я не сломал ему шею! Что он просил вас помнить? Что он вам наговорил?

— Мсье Рошенкур выразил опасения относительно моего будущего. По-видимому, он считает, что я вышла замуж за грубого варвара, который разве что меня не бьет. Представить не могу, с чего бы у него сложилось такое впечатление! А вы, милорд? — медово-сладким голосом спросила Медлин.

— Наглый дурак! И за руку он вас держал тоже, чтобы выразить опасения?

— Я первая протянула ему руку.

В глазах Анатоля полыхнуло опасное пламя. Он шагнул к Медлин — и на миг стал похож на Сентледжского Дракона.

Медлин, однако, не дрогнула, хотя подбородком почти уперлась в его могучую грудь. Подняв голову, она с презрением посмотрела в глаза мужа.

— Мсье Ив был расстроен, а я проявила обычное человеческое участие. В том, что он пожал мне руку, нет ничего предосудительного, и у вас не было причины бросаться на него, точно ревнивому любовнику.

Анатоль побагровел, но, к ее удивлению, даже не пытался возражать.

— Мне казалось, мадам, что я ясно выразил свое желание, — процедил он. — Вы не должны встречаться с моим двоюродным братом Романом.

— Но мне нанес визит не Роман, а мсье Рошенкур!

— Один черт! Этот французский болван — Романов прихвостень, и я не хочу видеть его в своем доме.

— Тогда вам следовало быть дома и самому отказать ему!

Руки Анатоля непроизвольно дернулись, и Медлин почудилось, что сейчас он схватит ее за плечи и начнет трясти, как тряпичную куклу. Вместо этого он сжал кулаки, отвернулся, и со всего размаху пнул стул, на котором сидел Ив.

— Почему вам захотелось тратить время на болтовню с этим размалеванным глупцом?

— Возможно, мсье Рошенкур слегка глуповат, но в нем есть то, чего вам всегда не хватало. Он джентльмен.

Анатоль отпрянул, словно от удара.

— А может, вам нужно было не общество Рошенкура, а розы и любовная записка Романа? Может, когда я в следующий раз вернусь домой, то увижу, что вы сбежали с моим чертовым кузеном?

У Медлин перехватило дыхание от столь несправедливого обвинения.

— Меня не интересуют ни ваш кузен, ни мсье Рошенкур. Я приняла его, потому… потому…

— Почему?

Медлин проглотила застрявший в горле комок, попыталась сдержаться, но на этот раз чувства пересилили гордость.

— Потому что вы оставили меня одну! — крикнула она. — Исчезли, не сказав ни слова! Мне было одиноко и… тоскливо. Мне просто хотелось чьего-нибудь общества. Я…

Она умолкла, почувствовав, что к глазам подступают слезы. Поморгав, девушка через силу заговорила снова:

— Мне просто был нужен друг. Кто-то, с кем можно поговорить, поделиться… Это все, что мне нужно.

На последнем слове голос ей изменил, а по щекам скатились слезинки.

— Проклятие! — прошептала Медлин, полная отвращения к самой себе, и стала искать носовой платок, который. как всегда в таких случаях, куда-то подевался.

Минуту Анатоль сверлил ее яростным взглядом, а потом сказал:

— Тогда делитесь со мной!

— Что вы сказали? — всхлипнула Медлин, усердно воюя с обильным потоком слез.

— Чем вы там делились с этим французишкой? Поделитесь со мной.

Он огляделся и увидел томик в кожаном переплете.

— Эта книжка? Вы говорили о ней? Медлин протестующе вскрикнула, когда Анатоль схватил книгу — вдруг он просто возьмет и разорвет ее пополам? Она уже шагнула вперед, чтобы спасать свое сокровище, но увидела, что Анатоль открывает томик и с сосредоточенным видом перелистывает страницы.

— Она на французском! Я не могу прочесть этой белиберды!

С диким ругательством он швырнул книгу на ковер и отошел к окну. Медлин, не теряя времени даром, схватила бесценный том и уже хотела укрыться в тиши и безопасности своей спальни. Если только не где-нибудь подальше. Ей вспомнились слова Рошенкура:

«Вы не найдете здесь счастья. Возвращайтесь в свою семью, в Лондон».

Пробираясь к двери, Медлин бросила осторожный взгляд через плечо — вдруг Анатоль ей помешает. Но он стоял у окна и невидяще смотрел вдаль. Плечи его ссутулились, вся поза выражала полное поражение.

Медлин растерянно смотрела на него. Для нее не было открытием, что Анатоль не знает французского, но удивляло, что он вообще взял книгу в руки.

«Он сделал это ради тебя», — прошептало ей сердце.

Невероятно! Анатоль всегда выказывал к ее интересам лишь презрение. Все последнее время…

Медлин нахмурилась, перед ее мысленным взором замелькали картины прошедших дней. Анатоль чинно прогуливается с ней по саду, хотя ненавидит цветы. Анатоль приказывает зажечь камин в библиотеке, хотя сам запретил ей там бывать. Анатоль пьет с ней чай, неловко держа чашечку крупной рукой.

Силы небесные! Неужели это возможно? Неужели он, на собственный грубоватый лад, пытался сделать ей приятное? А она была так глупа и слепа, что не видела этого. Даже прошлая ночь…

Рука Медлин соскользнула с дверной ручки. Отложив книгу, она подошла поближе к Анатолю. Солнечный свет, лившийся в окно, безжалостно вырисовывал каждую складку, каждую морщинку на его усталом жестком лице с ястребиным профилем, обнажая чувствительную и ранимую душу, которая скрывалась за этим гранитным фасадом. Где бы он ни был этой ночью, он не нашел там покоя и отдохновения.

Он смотрел в окно, глубоко погруженный в свои мысли, и Медлин думала, что он не замечает ее присутствия, пока не услышала:

— Простите меня, дорогая. Видно, это безнадежно. Чем нам делиться?

Еще минуту назад Медлин согласилась бы с ним. Но не теперь.

Она встала у окна рядом с мужем. Их локти почти соприкасались.

— Я могу научить вас французскому, — предложила она.

— Боюсь, у меня не хватит на это ума.

— О нет, милорд! Уверена, вы можете научиться всему, чему захотите.

Анатоль смолчал, только бросил на нее полный сомнения взгляд, который проник ей прямо в душу.

— Почему вы их так ненавидите? — спросила она. Он удивленно вскинул брови.

— Романа и его нелепого дружка? Я думал, это понятно без объяснений.

— Нет, я имела в виду книги. Ваш отец, судя по всему, был очень образованным человеком. Наверное, он хотел, чтобы вы читали вместе с ним.

— Единственное, чего хотел от меня отец, — чтобы я держался от него подальше. В библиотеке он искал спасения от мира, в особенности от меня.

Анатоль снова отвернулся от нее к окну, и казалось, что сейчас он опять замкнется в угрюмом молчании. Но на этот раз он, очевидно, был слишком подавлен, чтобы с обычной бдительностью охранять свои воспоминания от чужих ушей.

Устало проведя рукой по глазам, он сказал:

— После смерти матери отец заперся в библиотеке наедине со своим горем. Он почти ни с кем не виделся, даже с членами семьи. Разумеется, за исключением Романа.

— Романа?

— Да. — Губы Анатоля дрогнули в горькой усмешке. — Мои родители обожали Романа, они видели в нем сына, которого хотели бы иметь вместо меня. Красивого, умного, очаровательного. Даже лежа на смертном одре, отец хотел видеть Романа.

Медлин подумала, что это многое объясняет, и вражду между двоюродными братьями, и неудовольствие, которое каждый раз проявлял Анатоль, когда она уединялась в библиотеке. И все же ей казалось, что часть истории осталась недосказанной, что главное связано с трагедией брака родителей Анатоля. Сесили Сентледж не была выбранной невестой и умерла молодой, а ее муж, в сущности, помешался от горя.

— Как мог ваш отец поступить подобным образом? Отвернуться от сына, отрешиться от мира? Вы ведь были совсем ребенком, когда умерла ваша мать. Кто вас воспитывал? Кто занимался поместьем?

— У меня был мистер Фитцледж. Он учил меня обязанностям хозяина замка Ледж.

— Но вам было не больше двенадцати лет!

— Десять с небольшим. Но я быстро повзрослел.

«Слишком быстро», — подумала Медлин, глядя на морщинки у глаз, жесткие складки, идущие от носа к углам губ, — все эти следы забот и печалей, благодаря которым Анатоль выглядел старше своего возраста. Она никогда не встречалась с Линдоном Сентледжем, но могла лишь презирать человека, который столь эгоистично замкнулся в своем горе, презрев свой долг и своего ребенка.

Очевидно, эти мысли отразились на ее лице, потому что Анатоль бросился на защиту отца:

— Он делал все, что мог, покуда силы не оставили его. Иногда он помогал Фитцледжу и крестьянам. Дело в том, что отец славился умением находить потерянные вещи. Единственное, чего он никак не мог найти, — своего потерянного сына.

Анатоль пытался шутить, но взгляд его оставался печальным. Медлин смотрела в его глаза и видела Анатоля ребенком — одиноким, заброшенным, подавленным ответственностью, слишком большой для его возраста, мечтающим о том, что дверь библиотеки, наконец, для него откроется. Однако этого так и не случилось.

Медлин хорошо понимала его боль. Ее родители тоже никогда не были ею довольны, и она всегда чувствовала, что им хотелось бы иметь другую дочь вместо Медлин с ее любовью к книгам, излишне дерзким языком и огненно-рыжими волосами.

Она нежно положила руку на ладонь Анатоля — без единого слова, впервые в жизни понадеявшись на молчание.

Анатоль уставился на ее руку, словно этот жест утешения, был ему незнаком. Потом медленно, один за другим, переплел свои пальцы с ее пальцами.

— Медлин, я… — начал он и умолк. Лицо его исказилось болезненной гримасой. — О черт! Вчера ночью…

Он снова умолк, и лицо Медлин вспыхнуло. То, что произошло в спальне, и то, чего не произошло, — было слишком болезненным предметом для них обоих.

Поэтому Анатоль заговорил о другом:

— Простите меня за все. За то, что я вышвырнул вашего друга француза. Я просто с ума сошел от ревности. Ведь у меня нет таких изысканных манер, и я никогда не годился для званых вечеров и тому подобного времяпрепровождения.

— Я тоже, — сказала Медлин. Поймав его недоверчивый взгляд, она быстро закивала:

— Это правда. Я всегда умудрялась сказать что-нибудь не то. Меня с позором выставляли с куда более пышных приемов, чем ваш, мистер Сентледж.

Он улыбнулся.

— И я не хотела оскорблять ни вас, ни вашу семью.

— Это неважно.

— Нет, важно. У вас и так напряженные отношения с родственниками, а я только подлила масла в огонь. Мне не следовало говорить, что я не верю в легенду об Искателе Невест.

— Почему? Это просто глупая сказка. Иногда я и сам в нее не верю.

Медлин должна была бы обрадоваться, ведь она сама хотела видеть Анатоля менее суеверным, более просвещенным. Почему же тогда его слова наполнили ее душу странной печалью?

— В легендах есть одна опасность, — подумала она вслух.

— Какая?

— Иногда… — Она запнулась. Трудно было признаться даже самой себе. — Иногда даже самый разумный человек на свете может пожелать, чтобы легенда стала былью.

Он поднес ее руку к губам, прикоснулся поцелуем к нежной коже, и ее сердце бешено забилось, хотя, может быть, в этом не было ничего разумного.

— Наверно, мы мало старались, — сказал Анатоль. — Наверно, даже легенда нуждается в помощи смертных.

— Возможно. Но вы должны признать, что это довольно трудно сделать, если я запираюсь в библиотеке, а вы… вы слишком часто исчезаете в том мире, куда мне нет доступа.

— Я хотел бы показать вам этот мир, Медлин. Есть много такого, чего вы никогда не видели.

— Например, старое крыло замка? — с надеждой спросила она.

— Нет, к черту старое крыло! Я говорю о земле, в которой куда больше магии, чем в иссохших костях моего предка. Туман стелется над холмами, словно пар из котелка, в котором колдун варит волшебное зелье. В сильный шторм морская пена похожа на табун диких белых коней. Скалы в лунном свете…

Медлин никогда не слышала, чтобы Анатоль говорил с таким чувством, но он уже смущенно умолк.

— Наверное, это звучит глупо. Я не умею говорить о подобных вещах.

— О нет, вы говорили так красиво и вдохновенно! Слова поэта, глаз художника, лицо воина. Волнующее сочетание!

— Прошу вас, продолжайте, — попросила она.

— Было бы лучше, если бы я просто мог взять вас с собой.

— Мне бы тоже этого хотелось. Но у вас не хватит терпения, если я буду трусить сзади на пони или на той старой кобыле, а на большее я не способна.

Нахмурившись, Анатоль задумался.

— Есть другой способ, — сказал он, наконец. — Если бы вы только могли поверить, что со мной будете в безопасности. Вы можете довериться мне, Медлин?

Довериться ему? Однажды он уже это говорил… но сейчас о том же умолял красноречивый взгляд его глубоких темных глаз, тепло его рук, обвивавших ее талию. Она понятия не имела, что он задумал… да это было и неважно.

— Да, милорд, — прошептала Медлин, с изумлением осознав, насколько она доверяет Анатолю Сентледжу. Настолько, что готова последовать за ним куда угодно.

Все предостережения Ива де Рошенкура были забыты.

16

Чалый конь скакал галопом по берегу, разбрасывая копытами песок и морскую воду. Пена прибоя разбивалась о его сильные ноги. Медлин сидела в седле перед Анатолем, чувствуя, как под ней ходят стальные мускулы скакуна, крепче прижимаясь к груди мужа.

Анатоль выбрал для прогулки самого смирного мерина, примечательного более своим добронравием, нежели резвостью. Тем не менее, взглянув на крупного коня, Медлин испугалась, что он все равно окажется для нее слишком быстрым. Впрочем, Анатоль не дал ей времени на размышления. Он посадил ее перед собой и увлек в свой мир, в мир вересковых пустошей, острых скал и безбрежного неба.

Медлин выглядывала из-под широких полей скромной шляпки, которые защищали от солнца нежное лицо, а мимо нее с головокружительной быстротой проносилась корнуэльская земля.

Она почти не чувствовала страха, защищенная могучими руками Анатоля. Ее колени были прикрыты от резкого морского ветра полами ее плаща.

Солнце уже клонилось к горизонту. Медлин и Анатоль проделали большой путь: по травянистым лугам, по полям, испещренным точками — пасущимися овцами и одинокими деревьями. Они скакали мимо одиноких ферм и садов, разбитых на бесплодной каменистой почве, где, казалось, ничто не способно выжить.

Они ехали по пыльной деревенской улице, распугивая цыплят, и старые рыбаки бросали чинить сети и долго смотрели им вслед, а чумазые мальчишки показывали пальцем на лошадь, и свистели в два пальца. Мимо таверны «Огнедышащий дракон», где, как рассказывал Анатоль, собирались храбрые заговорщики, замышлявшие разгромить армию Кромвеля. Мимо шпиля старинной церкви, построенной на месте языческого кельтского капища, мимо тихого дома священника, где преподобный Фитцледж играл в саду со своей золотоволосой внучкой. Медлин только и успела, что помахать ошеломленному священнику рукой.