Сентледжи (№1) - Жена для чародея

— Тут моей вины нету, ваша милость, — заявил он. — Та женщина с напудренной головой опять стучится в дверь. Требует, чтоб ее впустили.

Фитцледж в ужасе открыл рот.

— Медлин все еще ждет у порога? Я же велел тебе, болван ты этакий, проводить ее в переднюю, пока я буду беседовать с его милостью.

— Не сочтите за неуважение, ваше преподобие, — отозвался Тригхорн, — но я только хозяйские приказы выполняю.

— А что тебе сказал хозяин? — спросил Фитцледж, твердо глядя выцветшими голубыми глазами в глаза Анатоля. — Пускать леди в дом или не пускать?

Анатоль поморщился, зная, что Фитцледж имеет в виду нечто гораздо большее. Допустить эту женщину в дом… в свою постель… в свою жизнь. Дух его еще продолжал бунтовать, но разум уже смирялся с неизбежным. Он знал, что не может восстать против авторитета Искателя Невест.

Анатоль безнадежно махнул рукой, и устало проговорил:

— Эта леди — моя невеста, Тригхорн. Проводи ее в дом.

4

Медлин шла за Тригхорном по обширному вестибюлю, приподняв юбки, чтобы не запачкать их о мраморный пол, который явно слишком давно не подметали и не полировали. Вокруг нее возвышались стены замка Ледж, величественные, но начисто лишенные тепла, обычно сообщаемого старинным домам портретами предков и идиллическими пейзажами. На верхний этаж вела широкая лестница, а с перил красного дерева, украшенных искусной резьбой, свисало не менее искусное творение многих поколений пауков.

Тригхорн вел ее все дальше по безлюдным залам, объятым не нарушаемой ни единым звуком тишиной, и Медлин невольно воображала, что ей удалось проникнуть в зачарованный дворец, полный отзвуками прошлых бед и печалей.

А может, то был отзвук ее собственной печали.

Медлин расправила плечи, решительно приказав себе изгнать из сердца жалость к глупой девчонке Медлин Бертон, потому что все, случившееся у дверей замка Ледж, — лишь справедливое наказание за романтические бредни.

В прошедшие полчаса она урезонивала кузину, которая все еще находилась в состоянии, близком к помешательству, успокаивала перепуганную горничную, призывала к порядку до крайности взволнованных слуг и старалась, как могла, превратиться в прежнюю здравомыслящую и практичную Медлин. Ей уже казалось, что в последнем она несколько преуспела, но тут отворились тяжелые дубовые двери, и на пороге показался Тригхорн.

— Хозяин у себя в кабинете. — Он мотнул головой, указал себе за плечо грязным большим пальцем и зашаркал обратно в дом.

— Постойте! — крикнула ему вслед Медлин. — Разве вы не собираетесь обо мне доложить?

К ее удивлению, физиономия Тригхорна расплылась в ухмылке.

— Доложить? Да господь с вами, леди! Хозяину не надо ничего докладывать. Можете даже не трудиться в дверь стучать.

И он пошел дальше, посмеиваясь, словно произнес удачную шутку, которую Медлин не поняла. Озадаченная, она подумала, что Тригг просто злорадствует, зная, что хозяин приглашает ее лишь для того, чтобы послать ко всем чертям. Следует заметить, что, познакомившись поближе с нравом своего мужа, она была этому только рада… но твердо решила не дать себя больше унизить, каким бы ни был исход. Оставив на пыльном столе в приемной накидку и шляпу, девушка расправила юбку и собиралась было постучать в дверь кабинета, но вспомнила предупреждение Тригхорна, и рука ее замерла.

Тогда она робко повернула ручку и, чуть приоткрыв дверь, заглянула в сумрачный кабинет с дубовыми стенами и слоем пыли повсюду, столь характерным для всего замка. Обширное помещение освещалось только дневным светом, проникавшим в узкие высокие окна в дальнем конце кабинета. Там и стоял Анатоль Сентледж. Стоял неподвижно и смотрел на нее. Вся вновь обретенная решимость тут же покинула Медлин. За то недолгое время, что она оставалась одна, образ мужа в ее памяти несколько сгладился, и теперь ее заново поразили буйная грива нечесаных волос и немигающий мрачный взгляд.

Медлин была близка к тому, чтобы повернуться и удариться в позорное бегство… и она так бы и поступила, если бы в кабинете, не находился также мистер Фитцледж. Священник выступил вперед и приветливо пригласил:

— Входите, дитя мое.

Медлин нерешительно двинулась от порога, не сводя глаз с Анатоля. Послышался низкий глухой рокот. «Боже милосердный, — мелькнуло в голове у Медлин, — он на меня рычит».

Потом до нее дошло, что рычание доносится от камина. Три крупные гончие вскочили на ноги, и тут же рычание сменилось угрожающим лаем.

— Тихо! — приказал Анатоль.

Но собак Медлин не боялась. Она подошла к самой крупной и протянула руку, чтобы та могла ее обнюхать. Это был старый кобель весьма непрезентабельного вида, с порванным ухом и вытекшим глазом. Он настороженно коснулся холодным носом ладони Медлин. Девушка ласково заговорила с ним на языке, понятном лишь младенцам да животным, и через некоторое время пес завилял хвостом.

Когда он позволил Медлин потрепать себя по голове, покрытой боевыми шрамами, две другие собаки тоже стали к ней ласкаться. Теплые языки дружески лизали ей руки, и она радостно засмеялась, но в этот миг раздался гневный голос Анатоля:

— Цезарь, Брут, Пендрагон, лежать! — Собаки немедленно отскочили от Медлин и улеглись. Анатоль, открыв входную дверь, крикнул:

— Вон отсюда!

Медлин не сразу поняла, к кому относится приказ — к собакам или, может быть, к ней, но, когда гончие с поджатыми хвостами скользнули мимо Анатоля, она решилась возразить:

— Прошу вас, не надо их выгонять из-за меня. Она подумала, что из всех, кого она здесь встретила, лишь эти три собаки проявили приветливость и дружелюбие. Но Анатоль, глядя на гончих, словно на предателей, выпроводил их из кабинета и захлопнул дверь.

Потом он обернулся к Медлин, и они долго в неловком молчании разглядывали друг друга. Мистер Фитцледж откашлялся и нервически потер ладони.

— Я, пожалуй, тоже пойду, — пробормотал он.

— О нет! — воскликнула Медлин, напуганная перспективой остаться с Анатолем с глазу на глаз. — То есть я хотела сказать… неужели вы так скоро нас покинете?

Фитцледж меланхолически улыбнулся.

— Я вам больше не нужен, дитя мое.

— Да уж, вы свое дело сделали, — пробормотал, себе под нос Анатоль.

— А мистер Сентледж должен очень многое вам сказать, — продолжал Фитцледж, бросив сердитый взгляд на Анатоля, и ободряюще сжал руку Медлин. — Скоро мы снова с вами увидимся. Мистер Сентледж решил окончательно скрепить свой брак завтра же в нашей приходской церкви.

— А-а, — протянула Медлин с вялой улыбкой. — Это звучит очень… обнадеживающе.

До этого мгновения она и сама не отдавала себе отчета, как сильно надеялась, что путь к отступлению останется открыт, надеялась, что Фитцледжу не удастся уговорить Анатоля. Конечно, было бы весьма унизительно вернуться домой в качестве отвергнутой невесты, но…

«Будь же разумной, — увещевала себя Медлин, — клятвы принесены, обещания даны, а деньги потрачены».

— Если вы считаете, что завтра — это чересчур рано… — начал Анатоль.

— Нет-нет, завтрашний день подходит как нельзя лучше, — пробормотала Медлин, опустив голову.

— Что ж, тогда я оставлю вас, чтобы вы могли получше познакомиться. — Фитцледж церемонно поднес руку Медлин к губам и шепнул ей на ухо: — Мужайтесь, дитя мое. Все будет хорошо.

«Как бы не так», — с сомнением подумала Медлин. Бог весть почему, но чувство, что священник обманул ее доверие, до сих пор не угасло. Однако, когда тот раскланялся с Анатолем и направился к двери, ей захотелось броситься вслед и вцепиться ему в полу редингота. А когда дверь за стариком закрылась, Медлин показалось, что она только что рассталась с лучшим другом.

Снова воцарилось неловкое молчание. Наконец Анатоль неопределенно махнул рукой.

— Прошу садиться.

Это прозвучало скорее уж приказом, а не приглашением. Медлин огляделась по сторонам. За ее спиной стояло кресло с прекрасной гобеленовой обивкой, только один из когтей на львиной лапе был сломан. Очевидно, по этой причине Анатоль и подложил под ножку кресла толстый том Мильтона.

В голове у Медлин прозвучала фраза Фитцледжа, произнесенная им еще в Лондоне: «Он пользуется книгами».

Медлин вздохнула:

— Нет, благодарю вас. Я, пожалуй, постою.

— Как угодно. — Анатоль стал расхаживать перед камином, озабоченный и сумрачный.

Медлин прижалась к стене, стараясь держаться от него как можно дальше. Это было все равно, что оказаться запертой в клетке с опасным хищником. Хотя кабинет был весьма просторен, он казался слишком тесным для Анатоля с его телесной мощью и бьющей через край темной внутренней силой. Он должен был мчаться по пустошам на своем храпящем вороном жеребце — плоть от плоти этих мрачных болот, отвесных скал, бушующего моря… словом, это необузданное существо никак не могло обладать нежной и возвышенной душой, способной навеки слиться с душой Медлин Бертон.

— Сожалею, что прервала вашу беседу с преподобным Фитцледжем, — произнесла Медлин. — Я старалась быть терпеливой, но моя кузина и горничная все еще вынуждены сидеть в каретах, а кучера хотят знать, можно ли распрягать лошадей.

— Что? Лошади до сих пор стоят на ветру? — По-видимому, это обстоятельство всерьез обеспокоило Анатоля. — Прошу меня простить. Я сейчас же дам распоряжения Тригхорну, чтобы о них позаботились.

— Благодарю вас. Но моя кузина…

— А что с ней такое?

— Она до сих пор не может прийти в себя от вашего… приветствия.

— Проклятие! Я ведь не изнасиловал ее, а всего-навсего поцеловал.

От такой грубости Медлин покраснела до корней волос. Анатоль нетерпеливо взмахнул рукой.

— Пусть ее проводят в одну из спален.

— Боюсь, мне не удастся уговорить Хэриетт даже ступить в дом, не говоря уже о спальне. Она боится вас, сэр, и просит, чтобы ее отправили обратно в Лондон.

— Так пусть едет, — резко ответил Анатоль. Медлин сжала губы.

— И, наверное, вы думаете, что мне следовало бы поехать вместе с нею?

— Если будет угодно, — холодно бросил Анатоль. — Верните потраченные мною деньги, и мы найдем способ расторгнуть брак.

Больше всего на свете Медлин хотелось швырнуть каждый пенни из этих денег в его самодовольную физиономию. В ее душе бушевала оскорбленная гордость, но она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее, ответила:

— Я… я не могу вернуть ваших денег, милорд. Они истрачены.

— Что? — Анатоль бросил на Медлин такой свирепый взгляд, что она невольно втянула голову в плечи и еще сильнее вжалась в стену. — Как вы могли истратить такую огромную сумму за такое… Впрочем, неважно. Не трудитесь отвечать. — Он с отвращением тряхнул головой. — Мне следовало самому догадаться, еще когда я увидел, что вам понадобились две кареты. Полагаю, они обе доверху забиты дорогими тряпками.

В действительности вторая карета была нагружена гораздо более ценными для Медлин предметами — ее книгами. Деньги, полагающиеся ей по брачному контракту, весело и беспечно растранжирили ее родители. Но Медлин не пыталась разубедить Анатоля, хотя сама не понимала, что ее удерживало — стыд за семью или гордость.

Впрочем, это не имело никакого значения. Было ясно, что Анатоль проникся к ней презрением с самого первого взгляда. И теперь ничто не силах изменить его мнение о Медлин.

— Я сделаю все возможное, чтобы вернуть ваши деньги, милорд. Даже если мне для этого придется наняться в горничные.

— К черту эти разговоры о деньгах и об отъезде! — прорычал Анатоль. — Вы не хуже меня знаете, что никуда не уедете.

Медлин взглянула ему в глаза, и на миг ей показалось, что она смотрится в темное зеркало, где отражается лишь ее собственное отчаяние.

Еще несколько мгновений девушка боролась с собой, а потом благоразумно заметила:

— Я думаю, вы правы, сэр. Нам ничего не остается, как смириться с существующим положением вещей. Мы оба — пленники чести.

— Чести? — Сардоническая усмешка тронула губы Анатоля. — В жизни человека есть куда более могущественные силы, чем честь.

— Какие же, например?

— Рок.

Услышав этот загадочный ответ, Медлин недоуменно подняла брови, но, прежде чем она успела задать новый вопрос, Анатоль продолжал:

— Нам просто придется научиться жить по пословице — с паршивой овцы хоть шерсти клок.

— Как это очаровательно звучит! Анатоль сдвинул брови.

— Нам будет намного проще поладить друг с другом, мадам, если вы не станете ожидать от меня изысканных выражений. Я в них не силен. И рассыпаться в извинениях не умею.

— И я тоже — правда, потому что у меня было мало опыта, — сухо заметила Медлин. — Я привыкла быть правой.

— Превосходно. Вижу, нас ждет много приятных минут.

В первый раз Медлин заметила, как в темных глазах Анатоля блеснула искорка юмора. Она слегка приободрилась.

— Но по каким-то причинам, — рискнула заметить она, — мистер Фитцледж считает, что мы очень подходим друг другу.

Девушка опасалась услышать в ответ колкость, но Анатоль лишь с серьезным видом кивнул:

— Да. Искатель Невест славится своей мудростью в делах, касающихся брака.

— Искатель Невест?

— Фитцледж.

— Это его прозвище?

— Это его сущность. Ведь именно его я послал в Лондон, чтобы он подыскал мне невесту.

— Но… Искатель Невест? В ваших устах это звучит как титул или должность.

— Ну… — Анатоль запнулся, рассеянным жестом пригладил волосы. — Есть кое-что, что вам следует знать о Фитцледже. И обо мне. — Он снова замолчал в нерешительности.

— Да? — подсказала Медлин.

Анатоль с сомнением взглянул на нее, бессознательным движением провел пальцем по бледному шраму на лбу.

— Неважно, — пробормотал он. — Отложим это на будущее.

Он тряхнул головой, словно отгоняя какую-то мысль, и продолжал нарочито небрежным тоном:

— Вы любите лошадей?

Внезапная перемена темы и сам вопрос смутили Медлин. У нее возникло искушение солгать, но она понимала, что это сулит немало трудностей в будущем.

— Не особенно. Дело в том, что я их несколько побаиваюсь.

— Стало быть, вы не ездите верхом?

— Только когда без этого нельзя обойтись. Он нахмурился.

— А вы любите книги? — задала ответный вопрос Медлин.

— Книги? Какие книги?

— Вроде той, что лежит у вас под ножкой кресла. Вы читаете?

— Только когда без этого нельзя обойтись.

Медлин вздохнула.

Анатоль первым оправился от разочарования.

— В общем-то, все это имеет мало значения. Ясно, что у нас слишком мало общего, чтобы мы могли стать друг для друга чем-то большим, чем просто супругами.

— Да, просто супругами, — печально откликнулась Медлин. Итак, брак по расчету. Это могло бы быть не так плачевно, если бы она не позволила себе предаваться радужным мечтам.

Анатоль протянул руки к ней навстречу.

— Подойдите ко мне, — произнес он с видом человека, твердо решившего исполнить свой долг. — Надо еще раз на вас взглянуть.

Медлин неохотно подошла к мужу и вложила пальцы в его ладонь. У него были крупные, сильные, горячие руки, и ее холодные пальцы сразу согрелись.

Она терпеливо, хотя и с неприятной внутренней дрожью сносила его бесцеремонное разглядывание.

— Вы всегда так одеваетесь? — с оттенком презрения спросил Анатоль. — У вас такой вид, будто вы готовитесь к встрече с королем.

Медлин была не настолько глупа, чтобы принять эту фразу за комплимент. Она машинально расправила складки блестящего абрикосового шелка и ответила:

— Ради короля я, пожалуй, не стала бы так стараться.

— Значит, вы старались для меня?

— Да.

— Пустая трата сил и денег.

— Теперь я это хорошо понимаю, — ответила Медлин.

— В будущем вам придется одеваться попроще. — Он выпустил ее руку, указал пальцем куда-то повыше шеи.

— Это снимается?

— Что именно? Моя голова? — с наигранным недоумением спросила Медлин.

— Нет, эта гора муки.

— Разумеется, снимается. Это всего-навсего парик.

— Хорошо. Снимите его.

— Здесь? Сейчас? — воскликнула Медлин.

— Именно здесь и сейчас.

Медлин собиралась было воспротивиться такому унизительному требованию, но в глазах Анатоля она увидела огонек мрачного нетерпения, подсказавший ей, что в случае неподчинения он снимет парик сам и при этом церемониться не станет. «Так же, как он поступил с портретом», — подумала Медлин, и ссадина на шее снова напомнила о себе неприятным жжением.

С тяжелым вздохом она принялась разбирать сложное произведение парикмахерского искусства, но это оказалось нелегким делом. Покрой платья не позволял ей высоко задирать руки, поэтому приходилось низко наклонять голову. Во все стороны разлетались пудра и шпильки, так что к тому времени, когда Медлин удалось избавиться от парика, она уже вовсю чихала.

Анатоль наблюдал за этой процедурой с непроницаемым видом. Потом он взял парик из рук Медлин и брезгливо, словно дохлую крысу, бросил его в камин. Белокурые локоны смешались с грязно-серым пеплом.

Медлин тихонько ахнула, а он невозмутимо отряхнул руки от пудры. Практичная сторона натуры Медлин возмущалась таким расточительством, но, с другой стороны, она понимала, что все равно никогда бы не надела парик снова.

Взору Анатоля во всей красе предстали ее собственные пышные рыжие кудри. Он так странно повел себя при виде единственной пряди, что Медлин даже не знала, чего можно ожидать от него теперь. Однако ей не оставалось ничего другого, как вынуть оставшиеся шпильки, так что огненные пряди рассыпались по плечам. Девушка внутренне сжалась, когда Анатоль приблизился, протянул руку и с опаской коснулся одной из прядей. Локон вытянулся на его мозолистой ладони, словно язычок пламени.

Медлин затаила дыхание. Анатоль был так близко, что некуда отвести взгляд, поэтому она невольно смотрела на него, замечая то, чего не заметила прежде: густой загар, крепкую мускулистую шею, тени от ресниц на высоких скулах.

Анатоль прижал локон подушечкой большого пальца и с неизъяснимым выражением проговорил, обращаясь к самому себе или к другому, невидимому Медлин собеседнику:

— Это цвет огня.

— Мне очень жаль, — отозвалась Медлин, при этом сама не понимая, за что извиняется. Может быть, дело было в том, что всю сознательную жизнь ей приходилось стесняться рыжих кудрей, которые так отличали ее от прочих белокурых членов семейства Бертон.

Девушка выдернула локон из пальцев Анатоля, отбросила назад, попятилась и, только оказавшись на достаточном расстоянии от мужа, перевела дыхание.

— Жаль, что мои волосы вам не нравятся, — расстроено повторила она.

— Я не сказал, что не нравятся. Безусловно, любые волосы предпочтительней этого нелепого парика, а к их цвету просто надо привыкнуть. Осмелюсь заметить, вы будете выглядеть лучше, когда причешетесь.

— То же самое я могу сказать о вас, сэр, — не удержалась от замечания Медлин, устремив взгляд на буйную темную гриву.

Пропустив мимо ушей эти слова, Анатоль продолжал изучать ее как некий неодушевленный предмет. На этот раз он приподнял подол абрикосового платья выше щиколоток. Медлин с возмущенным восклицанием вырвала юбку у него из рук, а он как ни в чем не бывало спросил:

— Что это у вас на ногах?

— Обычные туфли на каблуках.

— Я так и подумал, когда увидел, как вы передвигаетесь. Совершенно непрактичная обувь. Вы шею себе сломаете на наших лестницах. Избавьтесь от них.

Сейчас? — хотела было спросить Медлин, но сразу поняла, что это глупый вопрос. Прислонившись к мраморному столу-тумбе, она скинула туфельки. Ее рост сразу уменьшился на несколько дюймов. Теперь — без туфель и без парика — она едва доставала макушкой до плеча Анатоля.

— Хотите, чтобы я еще что-нибудь сняла? — с вызовом произнесла Медлин и тут же пожалела о сказанном, потому что в глазах Анатоля вспыхнул опасный огонек, а взгляд устремился на вырез лифа.

Но он лишь холодно бросил:

— Нет. Если снять что-нибудь еще, от вас совсем ничего не останется.

Малый рост всегда служил причиной тайных страданий Медлин. У нее загорелось лицо.

— Если наш договор остается в силе, сэр, вы воздержитесь от любых упоминаний относительно моих размеров, особенно… — Она замялась, сложила руки на груди. — Я достаточно велика для любых практических нужд.

— Решено. — Губы Анатоля дрогнули в сардонической усмешке.

Медлин продолжала оскорбленным тоном:

— Я полагаю, вас больше привлекают особы с пышными формами, наподобие моей кузины Хэриетт, но вам придется научиться сдерживать свои порывы. По крайней мере, в моем присутствии.

Улыбка Анатоля превратилась в неприятный оскал, а на скулах вспыхнули багровые пятна.

— Если наш договор останется в силе, мадам, вы воздержитесь от любых упоминаний об этом случае. По крайней мере, я предпочитаю о нем забыть.

— Решено. — Но Медлин слишком хорошо понимала, что поцелуй, который Анатоль подарил Хэриетт, был не просто формальным приветствием, и эта мысль не давала ей покоя, как соринка в глазу. — Хотя довольно трудно забыть, как твой жених обнимал другую женщину.

— Черт возьми, я просто ошибся! Неужели мне, придется выслушивать напоминания об этой глупой ошибке до конца жизни?

— Я не собираюсь больше упоминать об этом прискорбном случае. Но дело в том, что мы с Хэриетт не так воспитаны, чтобы с нами можно было обращаться словно с трактирными девками. Ни она, ни я не привыкли к подобному поведению. Хэриетт до этого случая никогда не целовалась… А я вообще никогда.

— Это жалоба?

— Нет, разумеется, нет.

— А мне показалось, что так оно и есть, — предостерегающе заметил Анатоль.

Но Медлин никогда не могла завершить спор, не оставив за собой последнего слова.

— Я лишь хочу довести до вашего сведения, что было довольно неприятно наблюдать, как вы целуете мою кузину и даже не думаете поцеловать меня.

— Прекрасно! Сейчас я исправлю это упущение. — Анатоль сделал шаг — и девушка поняла, что зашла слишком далеко, но было уже поздно.

Испуганно вскрикнув, Медлин отпрянула, и между нею и Анатолем оказалось тяжелое кожаное кресло и массивный стол-тумба.

Однако Анатоль неумолимо приближался, и Медлин с ужасом увидела, как громоздкая мебель разлетается с его пути, причем ей почудилось, что это происходит еще до того, как он успевает коснуться предмета.

Придя в ужас от разгула первобытной силы, Медлин бросилась к двери, схватилась за ручку, но та не думала поворачиваться, словно ее сдерживала невидимая рука.

Девушка все еще судорожно дергала дверную ручку, когда на плечи ей легли тяжелые руки Анатоля. Одним рывком он повернул ее к себе.

— Нет! Ради бога! — вскрикнула она, упершись руками в грудь Анатоля. Сердце Медлин билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. — Я… я прошу прощения! Я никогда больше словом не обмолвлюсь о том поцелуе.

— Ничуть не сомневаюсь в этом, черт побери! — прорычал Анатоль. Он завел руки Медлин ей за спину и стиснул железными пальцами запястья.

Другой рукой он обхватил ее за шею и притянул к себе. Перед расширенными от ужаса глазами Медлин на миг мелькнул хищный профиль Анатоля, а потом к ее губам прижались его губы — горячие, твердые и беспощадные. Медлин ничего не оставалось, как подчиниться их властному напору, но вдруг она с удивлением поняла, что, кроме ужаса и протеста, в ней просыпается невыразимое томление, исходящее из темной, доселе непознанной глубины естества. Боль, которую причинял губам этот поцелуй, отзывалась в ее душе сладостной мукой.

Когда Анатоль наконец отпустил Медлин, у нее дрожали и подгибались колени. Теперь она понимала, почему Хэриетт упала в обморок.

Она встретила пронзительный взгляд темных глаз Анатоля, заметила, каким частым и прерывистым стало его дыхание.

— Ну вот, — сказал он. — Думаю, жалоб больше не будет.

Медлин молча покачала головой.

Анатоль стоял перед ней, широко расставив ноги, уперев руки в мускулистые бедра. На его лице не отражалось ни малейшего волнения. Очевидно, поцелуй, который так потряс Медлин, его самого, оставив совершенно равнодушным.

— Теперь ступайте, располагайтесь в отведенных вам комнатах и позаботьтесь о кузине. У меня есть более важные дела, но вы можете распоряжаться Триггом. Если станет упрямиться, скажите, что ему придется иметь дело со мной.

— Но… я не могу выйти отсюда, — пролепетала Медлин. — Дверь заперта.

На губах Анатоля мелькнула странная улыбка.

— Уже нет.

— Не может быть! — Медлин подергала ручку — и та легко повернулась. Пристыженная и подавленная, девушка молча покинула кабинет.

Только оказавшись одна, Медлин остановилась, прижала ладони к пылающим щекам. Ее все еще била дрожь.

«Успокойся, — сказала она себе, — не будь дурочкой вроде Хэриетт. В конце концов, что такое поцелуй? Простое касание губ, не более. У тебя нет причин чувствовать себя такой опустошенной и обиженной».

Но причина все же имелась. В объятиях Анатоля не было ни следа нежности. Он целовал Медлин те же, как целовал Хэриетт, как целовал бы любую другую женщину. Кельтский воин, ищущий легкой забавы в промежутке между битвами.

Призвав на помощь все свое благоразумие, Медлин решила, что самое правильное — просто привыкнуть к такому обращению. Вряд ли внимание муж; будет часто обращаться именно на нее, более того она совершенно уверена, что и не удостоилась бы поцелуя, если бы вела себя менее вызывающе.

Медлин провела пальцем по вспухшим губам и пообещала себе никогда больше в присутствии Анатоля Сентледжа не вести себя вызывающе, особенно в первую брачную ночь.

Однако мысль об Анатоле, готовом разделить с ней брачное ложе, уже давно витала в глубине ее сознания — пугающая и, тем не менее, притягательная. Сейчас, однако, девушка постаралась изгнать даже тень этой мысли, чтобы сохранить остатки самообладания, необходимого для решения более житейских вопросов. Поскольку Анатоль ясно дал понять, что его нельзя беспокоить, Медлин ничего не оставалось, как самой устроиться в этом негостеприимном доме с возможно большим удобством. Ей совсем не хотелось снова вступать в похожую на препирательство беседу с Тригхорном, но надо же учиться быть хозяйкой замка — на тот случай, если это умение все-таки пригодится.

Медлин расправила плечи и вернулась в вестибюль. Она была готова к сражению с Триггом, но с удивлением увидела, что тот уже занимается разгрузкой ее багажа.

Тригг ворчливым тоном отдавал распоряжения худому и высокому юнцу, чьи светлые волосы свисали на глаза, словно солома с кровли крестьянской хижины.

— Шибче шевели ногами, Уилл Спаркинс! — покрикивал на него Тригг. — Я не собираюсь ухлопать весь день на возню с бабским барахлом.

Один из сундуков Тригг — с неожиданной для человека его возраста и комплекции легкостью — взвалил на плечи сам. С кряхтением поднявшись на несколько ступенек широкой дубовой лестницы, он оглянулся, увидел Медлин и проворчал:

— Помилуйте, леди, что это вы приволокли из Лондона? Булыжники с мостовой?

— Нет, мистер Тригхорн, — спокойно ответила Медлин. — В этом сундуке мои книги.

— Книги! — Тригг покачнулся, и сундук с грохотом рухнул на мраморный пол. — Стоило тащить сюда этакую ерунду! Нам тут книжки ни к чему.

— Кто знает, — пробормотала Медлин себе под нос. — Вдруг еще какое-нибудь кресло поломается.

— Что? — Тригг озадаченно наморщил лоб. Медлин не удостоила его объяснением и молча прошла мимо. Парню по имени Уилл Спаркинс она приветливо улыбнулась. Хотя его кожа, по-видимому, почти не знала воды — разве что ему случалось вымокнуть под дождем, — он по крайней мере проявлял куда больше почтительности, нежели Тригг. Всякий раз, когда Медлин на него смотрела, юноша опускал голову и краснел до ушей. Важно скрестив руки на груди, как заправская хозяйка дома, Медлин повелительно проговорила:

— Сундуки с книгами можно оставить внизу, пока я не познакомлюсь со всеми помещениями замка. А сейчас, мистер Тригхорн, нужно приготовить три спальни…

— Три? — перебил ее Тригг. — И одной за глаза хватит.

— Три, — твердо повторила Медлин. — Я не привыкла делить спальню ни с горничной, ни с кузиной.

— Вы, что ли, толкуете про тех двух трусих? Так они же уехали.

— Что? — изумленно переспросила Медлин. — Что значит — уехали?

— Две леди и вся челядь в дурацких париках и штанах давно смылись. Разгрузили ваши пожитки и покатили обратно в Лондон.

— Это невозможно, — пролепетала Медлин.

— Своими глазами видел, — спокойно заметил Тригг. — А ты, Уилл?

Уилл торопливо закивал.

Оглушенная новостью, Медлин пыталась постигнуть смысл случившегося. Все сбежали в Лондон, бросив ее на произвол судьбы? Что касается слуг и горничной, то поверить в это было нетрудно. Медлин хорошо помнила, какое пугающее впечатление произвел на них замок Сентледж.

Слуги Бертонов никогда не отличались особой преданностью, а Эстелла, горничная-француженка, и подавно. Но Хэриетт… Медлин никогда бы не поверила, что ее воинственная кузина столь бесславно покинула поле битвы.

Но тут Медлин вспомнила, как выглядела «ее воинственная кузина», когда Медлин видела ее в последний раз. Судорожно вцепившись в спинку сиденья кареты, она всхлипывала: «Медлин, ноги моей не будет в доме этого человека! Ни минуты не останусь в этом богом забытом месте».

У девушки сжалось сердце от страха. Приподняв юбки, она бросилась мимо удивленного Тригга к входным дверям, распахнула их, пробежала через портал и замерла на верхней площадке лестницы.

Сильный ветер плеснул непокорными рыжими волосами, и Медлин досадливо отбросила с лица настырную прядь, хотя и сама не знала, на что надеется. Что Тригг просто сыграл с ней злую шутку? Или хотя бы закричать вслед небесно-голубой карете — пусть вернется и заберет ее с собой.

Но двор внизу был пуст… Как и уходящая вдаль дорога. Нарядные экипажи, кавалькада всадников, дорогие породистые лошади — все исчезло, словно по мановению руки могущественного чародея.

— Проклятие! — простонала сквозь зубы Медлин и тут же испуганно прикусила губу. Жених уже успел оказать на нее глубокое влияние — научил сквернословить.

Это открытие совершенно ошеломило Медлин.