Любимая

– Какие? – Не получив ответа, Крэндалл повторил: – На что это похоже?

– Ты решишь, что я свихнулась, – Джулия снова поправила волосы. – Может, ты уже так считаешь.

– Я не считаю тебя сумасшедшей.

– А должен бы. Лично я считаю именно так.

– Уж позволь мне судить об этом самому После недолгих размышлений слова полились рекой, словно она должна была либо выпалить все залпом, либо молчать.

– Я там пленница. Прикована к стене, как дикий зверь. Горит церковная свеча в красном светильнике, и поэтому тени какие-то странные, кроваво-красные. На столе – Библия. Это всегда казалось мне странным в этом сне. И эти люди… Мужчины. Они смотрят на меня словно я выставлена на продажу, – глянув на одеяло, Джулия мельком отметила, что все еще перебирает нитки. Когда она снова перевела взгляд на Крэндалла, в глазах стояли слезы. – Они делали мне больно.

Ничего не объясняя, Крэндалл обнял ее, и женщина прижалась к нему.

– Я боюсь, – прошептала она.

– Тш-ш-ш, – успокаивал он ее, крепче прижимая к себе. Их разделяла лишь тонкая ткань футболки, и Крэндалл прекрасно чувствовал каждый изгиб ее женственного тела. Ему было приятно обнимать ее. Приятней, чем любую из прочих женщин. Ему пришло в голову, что, возможно, это и есть женщина его жизни.

– Не оставляй меня сегодня одну, – взмолилась Джулия, обхватив его за шею и спрятав лицо у него на груди. – Пожалуйста, не оставляй!

Крэндалл сделал то, что казалось ему естественным и правильным: его руки скользнули под футболку Джулии, гладя ее шелковистую спину. Затем он принялся ласкать пышную грудь Джулии, и, ища жадными губами его рот, женщина хрипло прошептала его имя.

А потом они забыли обо всем, окунувшись в яростный водоворот страсти.

Все это время Крэндалл не мог избавиться от ощущения, что тоже боится. Он боялся снова полюбить всем сердцем. Боялся разочаровать Джулию, как прежде разочаровал другую женщину. И страшился того, что может узнать во время своих исследований.

Роуэн боялся. Прошло уже два дня. Было жарко и влажно. Наступил четверг, а он так и не нашел ответа на терзавшие его вопросы. Он не знал точной даты пожара, не знал, сообщить ли Энджелине о надвигающейся смерти, или ему не удастся увезти ее из дома, и не представлял, как помочь ей выбраться из особняка. Он все еще не мог оставаться в прошлом больше, чем на несколько часов. В ту ночь, когда Энджелина была избита, он просидел у ее постели до рассвета, а потом исчез, вернувшись в свое время. Как всегда, собственная беспомощность бесила его.

Кроме того, он не знал, что делать с Хлоей. Она постепенно угасала. Роуэн подозревал, что, говоря о ней, Люки была права. Вероятно, она догадывалась о жестокости Галена, но предпочитала считать, что ошибается. Столкнувшись лицом к лицу с неприглядной правдой, она помрачнела. У нее был еще один приступ. Девушка еще больше побледнела и осунулась.

Роуэн обещал Хлое и Энджелине, что позаботится о них, и теперь молил Бога, чтобы ему удалось выполнить это обещание.

Радовали лишь две вещи. Во-первых, Гален, умчавшийся из дома после того, как избил Энджелину, до сих пор не вернулся. Ходили слухи, что он вместе с месье Дефоржем и Гарнеттом находится в Оук-Мэноре. Роуэна не беспокоило, где обретается этот тип, коль скоро он не находит нужным вернуться в особняк, но его тревожило, что Гален может вернуться в любой момент. И что тогда?

Во-вторых, у Роуэна появилось предположение, потрясшее его. Он не мог быть полностью уверен в своей правоте, но факты казались неопровержимыми. Ему показалось, что он наконец-то открыл способ попадать в прошлое. Пусть не оставаться надолго, но хотя бы появляться там. Он понял, что, безуспешно опробовав все способы, оказался рядом со страдающей Энджелиной в ту страшную ночь лишь благодаря тому, что впервые осознал, насколько любит эту женщину. С того момента он переносился в прошлое всякий раз, как светлое чувство любви овладевало его сердцем.

Так что же произойдет, если Энджелина наконец поймет, что любит его?

– Ваша спина выглядит гораздо лучше, – отметил Роуэн.

Мазь с антибиотиками, которую он приносил, когда появлялся здесь, по своим целебным свойствам далеко превосходила предположительно обладающий волшебными свойствами гусиный жир. Накладывая мазь, Роуэн изо всех сил старался не думать о том, насколько нежна кожа Энджелины, о том, как нежный запах ее духов из розовой воды пленяет все его чувства…

– Скажите еще раз, как это называется? – попросила Энджелина.

Она сидела перед туалетным столиком, завернутая в накидку так, что обнажена была дашь спина. Ей смутно припоминалось, что в ту ночь он полностью раздел ее. Странно, что она настолько спокойно думала об этом избиении. Она относилась к подобному факту гораздо безразличнее, нежели к тому, что Роуэн видел ее тело. При одной мысли об этом Энджелина заливалась краской, ей становилось жарко. Раньше ей не доводилось испытывать ничего подобного. Но новые, доселе неизведанные чувства охватывали ее, когда этот человек прикасался к ней. Вот и теперь она задала глупый вопрос, чтобы не думать об этом…

– Мазь с антибиотиком, – мысли Роуэна витали далеко. Он в тысячный раз недоумевал, как можно причинять боль такому прекрасному созданию, как эта женщина.

– Мазь с антибиотиком, – повторила Энджелина, лениво прикрывая глаза и отдаваясь во власть его ласкового прикосновения, к которому она никак не могла привыкнуть. Сама не заметив этого, она вздохнула.

Неожиданно услышав этот тихий звук, Роуэн взглянул в зеркало. Голова Энджелины склонилась набок под тяжестью волос, убранных наверх и ниспадавших на одно плечо черным бархатным водопадом. Длинные и густые ресницы цвета черного дерева обрамляли глаза, резко контрастируя с бледной кожей. Губы чуть приоткрыты. Роуэну казалось, что она прекраснее любой женщины.

Возможно, из-за внезапно воцарившейся тишины, а может, из-за того, что рука Роуэна неожиданно застыла на полпути, или же из-за того, что направленное на нее внимание Роуэна становилось физически ощутимым, Энджелина открыла глаза. В зеркале их взгляды встретились.

Ее сердце на секунду перестало биться.

Сердце Роуэна тоже.

Время вдруг остановилось. Секунды превратились в вечность.

– Какая же вы красавица, – чистосердечно прошептал Роуэн, не зная, как она отреагирует на его слова. Он не мог удержаться от этого замечания. Не высказав свои мысли вслух, он умер бы на месте.

При этих словах глаза Энджелины затуманились.

– Пожалуйста, не называйте меня красавицей, – прошептала она. – Я не хочу быть красавицей.

Ошеломленный реакцией этой женщины, Роуэн опустился на колени рядом с ней. Энджелина повернулась к нему, и он понял, что она гораздо красивей своего отражения в зеркале.

– Почему вы не хотите быть красивой? – спросил Роуэн, борясь с безумным желанием заключить ее в объятия.

– Моему… – как ни старалась, она не смогла произнести слова муж, но Роуэн догадался, о ком идет речь, – нужна не я, а моя красота. Он рад, что его собственностью является женщина, которая привлекает других мужчин, – как ни старалась Энджелина удержаться от слез, предательская слезинка поползла по щеке. – Я предпочла бы быть некрасивой, но любимой.

Роуэн не знал, что подействовало на него больше – слезинка, нарушающая безупречность этой красоты, или эти слова, но сердце его вдруг преисполнилось любовью к этой женщине и яростью, направленной на ее мужа.

– Не все мужчины такие, как он, – голос Роуэна стал хриплым.

Сердце Энджелины неожиданно захлестнуло теплое, прекрасное чувство. Она поняла, что он говорит правду.

– Да, – шепнула она, соглашаясь, – вы не такой.

– Да, – повторил вслед за ней Роуэн. – Я никогда не сделал бы вам больно, не стал бы наказывать лишь за то, что вы прекрасны.

Произнося эти слова, он осторожно стер пальцем слезинку, и не смог сдержаться – рука сама собой протянулась и нежно погладила щеку Энджелины.

Женщина закрыла глаза, наслаждаясь лаской Роуэна. Ей хотелось, чтобы он прикасался к ней. Ни разу в жизни ей ничего не хотелось так сильно. Когда он дотрагивался до нее, она забывала отвратительные прикосновения Галена, его жестокость и грубость.

Увидев эту доверчивость ранимого ребенка, Роуэн полностью потерял контроль над собой. С тихим стоном он медленно погладил Энджелину по щеке, наслаждаясь ее мягкостью. Он ласково провел по ее подбородку затем пальцы двинулись к стройной шее, которую Энджелина выгнула, сама не отдавая себе отчета. Роуэн провел по ней, на секунду задерживаясь в ложбинке.

Энджелина сама не заметила, как шелковая накидка выскользнула из ее пальцев и сползла, обнажив плечи и часть груди. Сердце Роуэна бешено забилось.

– Энджелина, – прошептал он. Энджелина услышала, как он нежно произнес ее имя. Раньше она и представить не могла, какие чувства это вызовет в ней… Не открывая глаз – слишком уж тяжелыми казались веки, – она приоткрыла рот, намереваясь что-нибудь сказать и не зная, что. Наверно, ей хотелось сказать, что в его устах ее имя звучит, как музыка. А может, хотела попросить повторять его, не прекращая. Что бы там ни было, она ничего не успела сказать: губы Роуэна прижались к ее губам.

Энджелина потеряла самообладание. Их губы соприкоснулись, дыхания смешались, и обоих мгновенно переполнило желание. Роуэн убеждал себя, что не должен так поступать. Энджелина полагала, что должна остановить его. Оба понимали, что, несмотря на то, что ее муж оказался деспотом, она не освобождается от данной ему клятвы верности. Но в данный момент эти клятвы, равно как и контроль Роуэна, были хрупкими, как тончайшее стекло.

Он снова прикоснулся к ней губами, не в силах сдерживаться, и нежно целовал ее. Энджелина тихо вздохнула. Ее губы почти не шевелились. Роуэн снова поцеловал ее, на этот раз медленнее. Она целовалась неуклюже, словно это было ей в новинку, стараясь одновременно дарить удовольствие и получать его. Участвовать в поцелуе было для нее необычным. Раньше ее просто жадно, жестоко целовали, не требуя взаимности. Собственно, на те поцелуи ей и не хотелось отвечать. Но теперь…

– Да, вот так, – шепнул он.

Держа ее лицо в ладонях, Роуэн целовал Энджелину и добился того, что она начала отвечать ему – сперва робко, а затем все смелев.

Энджелина не помнила, чтобы когда-нибудь ей доводилось испытывать подобное. Ее бросало то в жар, то в холод, одновременно она чувствовала себя и очень сильной, и слабой. Ей казалось, что она может взлететь в небеса выше любой птицы. И, что самое важное, она чувствовала себя в безопасности. Этот человек не предаст ее, не причинит боли. Он скорее умрет, чем обидит ее. Энджелина понимала это. Также она сознавала, что нарушает свои клятвы. Несмотря на то, что ее брак был насквозь фальшивым, она перед Богом клялась быть хорошей женой. Неужели то, что кажется таким правильным, может оказаться греховным?

Может, или нет!?

Ее замешательство передалось Роуэну. Он понял его причину. Собравшись с силами, он оторвался от ее губ. Роуэн и Энджелина, не отрываясь, смотрели в глаза друг другу. Их дыхание было неровным, сердца отчаянно стучали. Они не жалели о том, что только что! произошло, но факт оставался фактом: Энджелина принадлежала другому мужчине.

В тот же день Мари Камбре лежала в постели со своим любовником. Пот страсти блестел на ее коже, делая ее похожей на драгоценный камень. Неровное дыхание ее любовника звучало в такт ее коротким, судорожным вздохам. Занимаясь любовью, она с особой остротой ощущала радость жизни. Еще сильнее становилась ее магическая власть. Подчиняясь власти мужчины, она поняла, что жизнь и смерть – две стороны одной медали, блеск которой придает секс.

Она ничуть не чувствовала себя виноватой, отдаваясь мужчине, который не являлся ее мужем. Вина – для тех, у кого не хватает уверенности в себе, чтобы жить по собственным правилам. И, кроме того, клятвы ценны не тогда, когда произнесены перед священником и записаны в церковной книге, а лишь тогда, когда запечатлены в сердце. В этом смысле человек, который только что страстно обнимал ее, был ее мужем.

Ее любовник, разжав объятия, лег рядом с ней, лениво улыбаясь:

– Судя по всему, ты опоила меня одним из своих приворотных зелий – я не в состоянии думать ни о чем, кроме твоего тела…

– Тебе это ни к чему, милый мой. Скорее, мне понадобятся мои зелья, чтобы не отставать от тебя.

Мужчина перестал улыбаться, и, медленно обводя пальцем округлую грудь Мари, заметил:

– Для тебя, кошечка моя, это не составляет труда.

Его губы нашли ее рот. Его поцелуй наполнил ее душу счастьем, и она испугалась. Что, если новость, которую она вскоре должна будет сообщить ему, покажется мужчине неприятной? Некоторое время она еще сможет держать это в тайне, но очень недолго. В соборе она с особым рвением молилась Пресвятой Деве. Отец Джон, как всегда, был добр. Многие священники вели себя иначе, равно как и большинство прихожан. Отец Игнатий, казалось, с трудом терпит ее, язычницу, в храме. Репутация Мари оставляла желать лучшего. За последние дни резко увеличилось количество слухов об ее участии в клубе «Адское пламя». Пропала еще одна молодая женщина, и поговаривали, что полиции пора бы взяться за дело. Мари не на шутку боялась, что в один прекрасный день полицейские появятся на ее пороге.

– В чем дело? – лежащий рядом с ней мужчина почувствовал, что у нее упало настроение.

– Ни в чем, – с наигранной улыбкой на чувственных полных губах соврала Мари и ловко сменила тему: – как там Хлоя?

– Не слишком хорошо.

– Надо будет изготовить для нее gris-gris посильнее.

– Не уверен, что это поможет, – и, не давая Мари вставить ни слова, мужчина продолжил: – вряд ли даже все амулеты в мире, собранные воедино, помогут кому-нибудь в этом доме.

– О чем это ты? – поинтересовалась Мари, тотчас подумав о своей племяннице. – Неужели что-нибудь случилось с Люки?

Мужчина поцеловал ее в лоб.

– Нет, – успокоил он, – девочка в безопасности.

– Тогда…

– В доме творится что-то странное.

– Что ты имеешь в виду?

– Там появился какой-то тип по имени Роуэн Джейкоб. Он называет себя врачом Хлои, но…

– Но что?

Любовник Мари пожал плечами:

– Не знаю. Парень какой-то… странный. Уж очень необычно он появляется и исчезает.

– А что Гален?

– Непонятно. Он исчез. Сидит в Оук-Мэ-норе с Дефоржем и Гарнеттом.

Прошло несколько секунд. Наконец Мари проговорила:

– Снова пропала девушка.

Рука, обнимавшая ее за талию, напряглась.

– Я знаю.

– Полиции не терпится кого-нибудь арестовать.

Почувствовав, что Мари напугана, мужчина начал успокаивать ее.

– Против тебя не существует никаких улик и доказательств.

– Когда они отчаются что-нибудь выяснить, им не потребуются доказательства.

Мужчина приподнял подбородок Мари и внимательно посмотрел на нее.

– Я не позволю им забрать тебя.

– Возможно, тебе не удастся их остановить.

– Удастся, – уверенно и зло произнес ее любовник. Его рука скользнула к ее животу, и выражение глаз немедленно смягчилось. – Как я могу позволить им забрать мать моего ребенка? – Увидев, что его заявление ошеломило Мари, он улыбнулся: – Неужели ты думала, что я не знаю этого?

Она посмотрела на него долгим, немигающим взглядом и спросила:

– Радует ли тебя, что я ношу твое дитя? Его поцелуй был весьма убедительным ответом.

Сто лет спустя Крэндалл и Джулия сидели в соборе Сен-Луи в маленькой комнатке с одним окном и изучали тома исторических документов. Они корпели над ними со вчерашнего дня. Сегодня Уэйд сдался, заявив, что, если он не бросит книжки и не вернется к раскопкам, то свихнется. Теперь Крэндалл недоумевал, надолго ли хватит его самого…

– Мне нужно передохнуть, – сообщил он Джулии, вставая и потягиваясь, чтобы размять затекшие мышцы.

Джулия с готовностью последовала его примеру. Сняв очки, она поинтересовалась:

– Если мы не знаем, что ищем, то, возможно, сами того не зная, уже откопали это правда?

– Когда найдем, все станет ясно.

– Лично я в этом не уверена.

Крэндалл не мог объяснить, что он чувствует. Как будто некий неслышный голос нашептывал ему на ухо, что необходимо просмотреть церковные архивы. Он знал, что поймет, что именно разыскивал, в ту же секунду, как увидит это. Если увидит, со вздохом подумал Крэндалл.

– Может, я сам себя обманываю, – признался он, запуская руки в свои волосы, которые не связывал в хвост с той самой ночи. Ночи, которую он провел вместе с Джулией.

Это являлось символом того, как он себя чувствовал – свободным, как ветер. Это ощущение подарила ему именно она.

– Ну-ну, – поспешила успокоить его Джулия, видя, что Крэндалл совсем сник. – Если ты считаешь, что, как только увидишь, сразу поймешь, что именно искал, значит, так и будет, – с этими словами она встала и, подойдя к нему, смело обняла за шею. – И, раз ты говоришь, что я тоже должна это понять, значит, пойму и я.

Крэндалл обнял Джулию за талию и прижал ее к себе.

– Я знаю только одно – что я без ума от тебя. И это – единственное, что мне хочется знать.

Крэндалла вдруг осенило, что он сказал чистую правду. Последние несколько месяцев он был одержим стремлением разузнать все о своем происхождении, о человеке, о существовании которого еще несколько месяцев назад он и не подозревал. Действительно ли нужно искать этого Дрексела Бартлетта? Глядя в глаза Джулии, Крэндалл усомнился в этом.

– Прошлое – как твое, так и мое – не имеет значения, – произнес он.

– Да, – согласилась Джулия, точно так же, как и он, зачарованная настоящим.

Склонив голову, Крэндалл поцеловал Джулию. Долгим, глубоким, многообещающим поцелуем. Они оторвались друг от друга лишь тогда, когда стало трудно дышать.

– Кажется, нам лучше вернуться к книгам, – заметил он.

– Ага, – ухмыльнулась Джулия, – не то какой-нибудь священник, ненароком заглянув сюда, получит инфаркт.

Прошел еще один час. Крэндалл просмотрел уже три тома, включающие в себя все – бюджет на 1879 год, список крещений и даже записку о том, что кто-то забыл закупить свечи. Кроме того, там было стихотворение, написанное по-французски некоей монахиней и, насколько понял Крэндалл, воспевающее прелести монашеского наряда. Забавно, но это ему ни к чему. «Еще один, – подумал он. – Просмотреть еще один том, и все. Хватит!» Он потянулся к ближайшей книге. Он устал, и его совершенно не интересовало, что там за материалы.

В этом томе содержались записи о делах собора в 1880 году. Он был наводнен информацией, не представляющей для Крэндалла ни малейшего интереса, и тот попросту перелистывал страницы, уделяя им все меньше внимания. На предпоследней странице находился список имен. Очевидно, здесь перечислены те кто работал в соборе в 1880 году. Крэндалл привычно пробежал глазами список. На полпути он словно споткнулся.

Отец Джонатан Дрексел Бартлетт. Сперва Крэндалл не поверил собственным глазам, но чем дольше он смотрел на выцветшие чернила, тем больше убеждался, что запись совершенно реальна. В 1880 году человек по имени Джонатан Дрексел Бартлетт был священником в соборе Сен-Луи. Должно быть, он приходился родственником тому Дрекселу Бартлетту, которого разыскивал Крэндалл. Если это – случайное совпадение, то очень уж странное.

Совпадение.

Крэндаллу в очередной раз показалось, что его поездка в Новый Орлеан и пребывание в соборе далеко не случайны. И вовсе не случайно он открыл именно этот том. Он нашел то, что искал, то, что должен был отыскать. Вопрос лишь в том, что все это означает?

Микаэла изучала карты таро, размышляя над тем, что они говорят ей. У ног гадалки лежал спящий кот. Карты вызывали в ее живом воображении непонятные видения: церковная свеча, бросающая на все кроваво-красные блики, какая-то священная книга – может, Библия? – на столе. Вокруг – боль. Боль, страх и предательство.

В центре событий находился Роуэн Джейкоб. Ему угрожала опасность, в темноте шныряла смерть. Жизнь Роуэна была в руках того самого второго незнакомца, чье присутствие Микаэла ощущала все время. Энджелине тоже угрожала опасность, но для нее спасения не предвиделось… Последнее время она раскладывала карты сотню раз, но выпадало всегда одно и то же.

Энджелина д'Арси Ламартин была обречена на смерть.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Роуэн полностью утратил чувство времени. Он использовал каждую возможность для того, чтобы хоть на секунду вернуться в прошлое и следить за Энджелиной. Теперь он мог бывать там так часто, как хотел – ему надо было лишь сосредоточиться на своей любви к этой женщине – и отправлялся в прошлое по нескольку раз на день, а зачастую даже ночью. Энджелина иногда не замечала его ночных визитов: она спала. Она не пыталась узнать, как ему удается так часто бывать в прошлом. Роуэн был рад, что она этого не делает. Вряд ли он сумел бы скрыть от нее правду, говоря о своих чувствах, но его пугало, что он не представляет, как подействует на нее подобное признание.

У Энджелины и без того хватало поводов для беспокойства: все ухудшающееся здоровье Хлои, возвращение Галена…

Тот вернулся через два дня, в субботу. Посреди дня он ворвался в особняк Ламартин так же внезапно, как и покинул его. Люки прибежала предупредить Энджелину. Энджелина умоляла Роуэна вернуться. Он выполнил ее просьбу, но лишь потому, что она была близка к истерике от тревоги за него. Оказавшись дома, Роуэн принял решение. Он отправился на поиски пистолета. Меньше, чем через час он понял, что во Французском квартале можно нелегально приобрести все, что угодно.

Этой же ночью ему пришлось сделать неожиданное открытие.

Несмотря на то, что Роуэну угрожала опасность, он не хотел оставлять Энджелину на милость ее дьявола-мужа и вернулся к ней. Пистолет был спрятан в медицинском чемоданчике. Роуэн торопливо подошел к двери ее спальни. Энджелина нервно расхаживала по комнате.

Услышав, что в дверь стучат, а дверная ручка поворачивается, Энджелина резко повернулась. Обычно Гален не утруждал себя стуком, но у нее все равно екнуло сердце. Что, если это его новая дьявольская выдумка? При виде Роуэна она с трудом подавила в себе желание подбежать и броситься к нему в объятия. С того момента, как они поцеловались, между ними возникло некое напряжение. Создавалось такое впечатление, что ни он, ни она не знали, что делать, или, точнее, на что они имеют моральное право. Энджелина прекрасно понимала, чего ей хочется. Ей безумно хотелось снова очутиться в объятиях Роуэна, снова ощутить вкус его губ. Ей хотелось, чтобы ее приласкали – ведь это так приятно!

Усилием воли она заставила себя оставаться на месте.

– Как у вас дела? – поинтересовался Роуэн закрывая за собой дверь. Инстинкт приказывал ему подойти и обнять ее, но со времени их первого поцелуя он чувствовал ее смятение и старался не позволять себе ничего лишнего. Ничего труднее этого ему не доводилось делать. Роуэн не знал, надолго ли еще у него хватит сил.

– Хорошо, – ответила Энджелина. Как всегда в присутствии Роуэна, ее сердце учащенно забилось.

– Где он?

– В своем кабинете. Несколько часов назад он заперся там. Он не поднимался ко мне, – торопливо ответила Энджелина на не высказанный Роуэном вопрос.

На лице Роуэна явно читалось облегчение.

– Вам не следовало приходить, – встревожилась Энджелина. – Он может появиться в любую минуту.

– Я вас не покину.

– Пожалуйста…

– Я не оставлю вас, – настаивал Роуэн. Пистолет, спрятанный в медицинском чемоданчике, придавал ему уверенности в своих силах. Прежде чем она успела что-либо сказать, он заблокировал дверь, на которой не было замка, просунув стул в ручку двери и только собрался заявить, что это нехитрое приспособление по крайней мере ненадолго задержит Галена, как раздался слабый стук в дверь.

Энджелина посмотрела на Роуэна. Его рука крепко сжала чемоданчик. Встав за дверью Роуэн открыл сумку, ожидая увидеть пистолет который сам же туда положил, но не нашел ничего, кроме обычной медицинской ерунды. Пистолет не перенесся в прошлое. Но почему? У Роуэна не было времени, чтобы как следует обдумать этот вопрос. В дверь снова постучали.

– Мэм? – позвала Люки.

От радости Энджелина чуть не упала на колени. Состояние Роуэна было немногим лучше.

Энджелина убрала стул и открыла дверь так, чтобы Роуэна не было видно. Волосы Люки были повязаны красным платком. Она явно была обрадована.

– Он только что уехал, мэм, – сообщила она хозяйке.

– Спасибо, Люки, – вздохнула Энджелина.

– Он приказал Кипперду никуда не выходить, – по голосу Люки было ясно, что она доверяет рыжебородому ирландцу не больше, чем сама Энджелина.

Энджелина понимающе кивнула.

– Как там Хлоя?

– Спокойно спит. Я дала ей лекарство, которое принес доктор Джейкоб.

Несколько дней назад, когда состояние Хлои ухудшилось, Роуэн принес успокаивающее и снотворное.

– Побудь, пожалуйста, с ней, – попросила Энджелина.

– Да, мэм, – тут Люки улыбнулась. – Она сказала, что ей должен присниться цветок магнолии, который вы прислали ей этим утром.

Энджелина подумала о том, что ее собственным снам не мешало бы быть такими же приятными. По правде говоря, она сомневалась, что сны Хлои будут столь уж безмятежными. Сестра была напугана. Энджелина чувствовала это, но не винила Хлою. Она сама боялась. Правда, когда Роуэн был рядом, страх отступал. Когда дверь закрылась, она повернулась к нему. Их глаза встретились. В глазах Энджелины ясно читалось, что, хоть она и умоляла его уйти, хоть и знала, что так будет лучше для него, тем не менее радовалась, что он остался.

– Вам нужно отдохнуть, – он словно слышал ее мысли. Роуэн знал, что она рада его приходу. И это знание давало ему смелость и силы сразиться с дьяволом, пусть даже голыми руками. Без пистолета.

Он снова задумался, почему же пистолет все-таки не выдержал путешествия во времени.

– Что случилось? – спросила Энджелина.

– Ничего, – Роуэн постарался скрыть свое разочарование и замешательство. Он поставил медицинский чемоданчик на стол и снова подпер стулом дверь. – Ничего, – повторил он.

Энджелина не верила, что он говорит правду, но, когда Роуэн снова предложил ей отдохнуть, она не стала противиться. Ей казалось что она целую вечность не отдыхала, много лет не смыкала глаз в мире и покое.

Когда он подтащил стул к кровати, Энджелина прошептала:

– Вы не должны оставаться надолго.

Услышав, что она все-таки позволяет ему остаться, Роуэн с улыбкой произнес:

– Хорошо, – и потянулся к ее руке.

Это было их первое, со времени того поцелуя, прикосновение. Взять эту женщину за руку казалось Роуэну столь естественным, что он сделал это, не задумываясь. Из-за того ли, что они слишком долго не касались друг друга, или из-за повышенной чувствительности Роуэна, но кожа Энджелины показалась ему раскаленной. Ему мерещилось, что ее руки касаются его лица, его тела. При каждом соприкосновении его, казалось, жгло огнем. Боясь вспыхнуть, он выпустил ее руку.

– Отдыхайте, – хрипло приказал он. Лишившись прикосновения его руки, Энджелина почувствовала себя ограбленной. Ей так долго хотелось дотронуться до него, испытать его прикосновение, что теперь этот краткий миг лишь разжег ее аппетит. Когда он неожиданно отпустил ее руку, Энджелине хотелось попросить его снова притронуться к ней. Ей хотелось умолять его о вещах, при одном упоминании которых она должна была бы испытывать стыд. Энджелина, ошеломленная собственной дерзостью, спрятала руку под подушку и закрыла глаза. Она заснула, хотя no-началу это казалось ей невозможным.

Роуэн смотрел на нее. Растрепавшиеся волосы соблазнительным облаком окружали ее голову, грудь ровно опускалась и поднималась в такт дыханию, губы были полуоткрыты. На Энджелине было светло-розовое платье. Роуэн почувствовал, как любовь переполняет его сердце. Он должен найти способ спасти эту женщину от уготованной ей судьбы. Он должен!

Но как?

Следовало учесть и то, что ему до сих пор была неизвестна точная дата пожара, унесшего особняк Ламартин. Роуэн ежедневно надоедал звонками профессору из Тулэйна. Профессор никак не мог разыскать нужной информации, и; в последний раз беседуя с Роуэном, дал тому понять, что не представляет, как такой незначительный факт мог вызвать столь нездоровый интерес. В конце концов, дом не играл сколько-нибудь заметной роли в истории города! Роуэн едва упросил его не бросать поисков.

«Да, – думал Роуэн, глядя на спящую Энджелину, – этот пожар важен лишь для одной женщины из прошлого… и для мужчины из настоящего, призванного спасти ее». Он задумался, не была ли его любовь к ней лишь частью огромного плана. Или это – его собственное решение?

Во сне Роуэн почувствовал запах дыма. Что-то в его дремлющем мозгу подсказывало, что это – еще одна галлюцинация. С того момента, как он оказался в этом доме органы чувств добрую дюжину раз обманывали его. Но на этот раз дым казался реальным. Он пугал Роуэна, обжигая ноздри, разъедая легкие.

Роуэн проснулся. Он все еще сидел у кровати Энджелины, но ночь была долгой, и он незаметно для себя уронил голову на край постели и забылся сном. Первым, что он заметил при пробуждении, было то, что Энджелина безмятежно спит, вторым – запах дыма. Он инстинктивно понял, что источник запаха находится позади него. Повернувшись, он увидел, что одна из церковных свечей на алтаре все еще горит. На стене танцевали золотистые тени, свеча догорала, в нагретый воздух поднималась спираль дыма. Роуэн немедленно встал, подошел к алтарю и задул свечу. Комната погрузилась в темноту, если не считать того, что в распахнутое окно светила луна. Роуэн смотрел в окно и думал, что бы он предпринял, если бы выяснилось, что дом горит.

Внезапно бремя, возложенное на его плечи, показалось непосильной ношей. Он больше не мог терпеть собственное бессилие. Роуэн яростно выругался про себя. Он ведь говорил Микаэле О'Кейн, что не знает ответа на свои вопросы. Она заявила, что он получит все ответы, когда они ему понадобятся, и сообщила, что он – единственный, кто может спасти Энджелину.