Судьба - Дитя Неба (Симфония веков - 3)

      Великан болг ухмыльнулся.
      - Потерпи, мисси, а когда все закончится, ты мне расскажешь, ладно?
      Он никак не отреагировал на то, что Рапсодия дергала его за рукав, но задержался возле Акмеда и переглянулся с ним. Как и всегда, они обошлись без слов. Затем Грунтор скрылся в тени, за грудами песка и пепла.
      Рапсодия в смятении смотрела ему вслед. Еще несколько мгновений она различала очертания его фигуры перед огромной кучей пепла, потом моргнула и Грунтора уже не было. Он слился с землей и пеплом с такой же легкостью, как несколько мгновений назад с темнотой.
      Грунтор наступил на линию, идущую вдоль границы зараженного участка, убедился в том, что стоит на земле, не оскверненной демоном, и, замедлив дыхание, постарался с ней слиться, пока не почувствовал, что его тело охладилось до температуры на улице. Грунтор ощущал биение сердца Земли, теперь оно начало совпадать с его собственным.
      Мимо прошли двое мужчин, о чем-то громко спорившие. Они могли бы коснуться руками гигантского фирболга, но не обратили на него ни малейшего внимания. Рапсодия и Акмед переглянулись и не сумели сдержать улыбки: для начала совсем неплохо. Затем Акмед взял Рапсодию за руку, и они вместе зашагали к западной стороне здания, обходя границу оскверненной земли, которую им показал Грунтор.
      Они подошли к юго-западному углу базилики, и Рапсодия заставила Акмеда остановиться.
      - Ну, ты тоже не станешь меня слушать?
      Рука в перчатке легко коснулась ее лица и застыла возле губ, заставив Рапсодию замолчать. Рапсодия поразилась невесомости его прикосновения впрочем, она забыла, из какой тонкой кожи сделаны его перчатки.
      "Стоит ли удивляться, что он способен ощущать движение ветра и прятаться в нем", - улыбаясь, подумала она.
      - Время слов прошло, - тихо проговорил Акмед. - Нельзя заставлять ублюдка ждать.
      - Ладно, тогда я буду молчать.
      Она нашла руку Акмеда и сжала его сильные пальцы, он повернулся к ней, и их глаза встретились.
      Последними встретились их губы, и Рапсодия вознесла молитву, чтобы их первый поцелуй не стал последним.
      Когда она слегка отстранилась, Акмед быстрым движением надвинул на глаза капюшон и, едва заметно кивнув, свернул за угол.
      Рапсодия тоже надела капюшон и оглядела пустую улицу. Ночной ветер задувал все сильнее, взметая в темный воздух снежинки и ледяную пыль. Рапсодия следом за Акмедом свернула за угол и быстро зашагала вдоль южной стены базилики, мимо окна ризницы, свернула за юго-восточный угол и направилась к главному входу, располагавшемуся на восточной стороне.
      Гиттлесон выглядывал из маленького окна ризницы, невидимый за тяжелой портьерой, его бледные руки, выделявшиеся в сумраке светлыми пятнами, вспотели, так он нервничал.
      - Она идет, ваша милость.
      Благословенный стоял в нефе, центральной части базилики, среди скамеек, где сидят верующие. Его одряхлевшие руки любовно поглаживали гладкую спинку скамьи, он улыбался, белые зубы поблескивали в тусклом пламени свечей.
      - Хорошо, - тихо ответил он. - Я готов.
      Он не спеша двинулся вдоль бокового прохода к мраморным ступеням, ведущим к святилищу, где стоял каменный алтарь, и начал подниматься. На половине пути он оглянулся и посмотрел в сторону ризницы, на застывшую в дверном проеме темную фигуру, озаренную светом, падающим из маленькой комнаты для переодевания.
      - Закрой дверь, Гиттлесон, здесь становится слишком светло.
      Рука в перчатке протянулась вперед, и дверь захлопнулась.
      Благословенный преодолел последние ступени, улыбаясь своим мыслям.
      Рапсодия потянула за ручку двери главного входа в базилику. Тяжелая дверь, сделанная из кованого железа с выгравированными на нем священными символами, точно такими же, как в Сепульварте, открываться не пожелала. Певицу вдруг охватила паника: она не подумала, что дверь в базилику может быть закрыта.
      Рапсодия потянула еще раз, и дверь легко открылась, словно ее любезно распахнул невидимый слуга. Она оглядела вестибюль, но увидела лишь ящики для сбора пожертвований и множество свечей, пламя которых неровно замерцало под порывами налетевшего ветра. Рапсодия вошла.
      Тяжелый воздух в базилике таил угрозу, словно возражал против ее вторжения. Она сделала шаг вперед и даже сквозь сапоги почувствовала, как обжигает ноги оскверненная земля, - да, все здесь противилось ее присутствию, даже воздух. Рапсодия стиснула зубы и решительно двинулась вперед, в сторону портала, ведущего в центральную часть базилики. Сквозь приоткрытую дверь она видела святилище. Рапсодия дошла до конца вестибюля и остановилась перед входом в неф.
      - Входите, ваше величество, - с легкой усмешкой проговорил человек в темно-красной мантии, стоявший к ней спиной у алтаря.
      После приглашения воздух вокруг Рапсодии едва заметно изменился. Казалось, исчезли невидимые путы и оскверненная земля перестала жечь ноги. Рапсодия колебалась, ей не хотелось оказаться во владениях Благословенного, но ничего другого не оставалось, и она вступила в центральную часть базилики.
      Открывшееся темное пространство было огромным. Украшенные бронзой дубовые люстры свисали с высокого потолка, мерцая тысячами зажженных свечей, не способных разогнать сумрак громадного зала. Внутреннее убранство базилики поражало своей аскетичностью: вдоль нефа шли ряды простых деревянных скамей, окон в зале не было, сквозь единственное отверстие в потолке виднелась высокая башня с колоколами, вздымавшаяся в темноте над центральным алтарем.
      Вдоль всех четырех сторон приподнятого алтаря шел длинный балкон, на который вели четыре винтовые лестницы. В этой части зала на скамьях лежали темные подушки - для удобства богатых прихожан Бет-Корбэра.
      Рапсодия остановилась посреди прохода и посмотрела в сторону святилища, где стоял Благословенный, так и не соизволивший повернуться к ней лицом. Синевато-серый пол базилики прекрасно гармонировал с полированными мраморными ступенями - такие же Рапсодия видела в Сепульварте, только здесь они были темными с белыми и серебристыми прожилками. Ступени вели к полукруглой апсиде из древнего красного дерева, стены ее состояли из колонн с отверстиями органа, на котором должен был играть ветер. Рапсодия сразу почувствовала, что он не добирался до этой части святилища в течение уже очень многих лет. Наконец Благословенный отвернулся от простого каменного алтаря и посмотрел через открытое пространство базилики на Рапсодию. Даже на таком большом расстоянии она заметила, как сверкают его глаза.
      - Добро пожаловать, моя милая, давай обойдемся без церемоний. Подойди ко мне. Я приготовил для тебя чай. Когда появятся двое твоих друзей, мы сможем пригласить и их отведать моего замечательного напитка. - Он негромко рассмеялся, увидев выражение ее лица. - Конечно, я тебя поджидал. Мне уже несколько десятилетий не доводилось принимать учеников Элендры, редкое для меня удовольствие.
      Он отвернулся, взял чашку и протянул ее Рапсодии, как в том сне с Патриархом. В ответ она обнажила меч. Клинок сверкнул во тьме, пламя, словно пожар в подлеске, гневно струилось вдоль лезвия. Звездный Горн рвался в бой.
      Благословенный рассмеялся:
      - О да, Звездный Горн. Знаешь, тебе удалось произвести на меня впечатление. Должен признаться, ты меня слегка напугала, когда я увидел тебя той ночью в Сепульварте. Ни одному из своих юных воспитанников Элендра не доверяла меч. Как тебе удалось вырвать его из ее трусливых рук? Никто из ее учеников не знал, кто я такой и где меня искать, а потом было уже слишком поздно. Быть может, причина именно в этом? Она отдала тебе меч, поскольку ты сумела раскрыть мою тайну? - Он не сводил с нее взгляда, и Рапсодия видела, как покраснели белки его глаз. - Ну, теперь это не имеет значения. Полагаю, тебе известно, что никому из восьми десятков благородных рыцарей не удалось вернуться к Элендре? Они стали едва ли не самыми ценными экспонатами моей коллекции, если ты простишь мне игру слов.
      Рапсодия стряхнула гипнотический эффект его сладкого голоса и медленно двинулась вперед по проходу. Холодная ярость росла в ее душе, но она постаралась успокоиться: ярость мешала сосредоточиться. Она оказалась как раз под отверстием в потолке, когда слова Благословенного заставили ее вновь остановиться.
      - Кстати, ты хорошо знаешь последнего рыцаря, не так ли, моя милая? Гвидион должен возблагодарить за тебя звезды. Кто бы мог подумать, что один из Трех пожалеет это жалкое подобие человека и пустит его в свое сердце? И даже в свою постель? - Благословенный покачал головой, негромко рассмеялся, а затем вновь посмотрел на Рапсодию, и она увидела, как он лукаво подмигнул ей и в его старческих глазах появилось похотливое выражение. - Ну, моя милая, благодаря тебе у нас с ним есть кое-что общее. Да, я тебе очень признателен. Если бы не ты, мне бы так и не удалось узнать, что он жив, и я бы не сумел его найти.
      Рапсодия покрепче сжала рукоять меча и направила его клинок на Благословенного. Ланакан Орландо громко рассмеялся:
      - О, пожалуйста, моя милая, попробуй победить меня на моей собственной территории. Это меня изрядно позабавит, хотя и будет несправедливо по отношению к тебе. Неужели ты так глупа? Мы ведь уже бывали в подобной ситуации: один из нас у алтаря, а другой оставался входа в базилику, бессильный что-либо изменить. Но теперь мы поменялись ролями, не так ли, ваше величество? Теперь ты на моей земле.
      - Эта земля принадлежит Богу, ваше бесчестье.
      Рапсодия подняла меч и произнесла его имя.
      Ослепительный свет озарил колокольню у нее над головой и неф. Через мгновение базилику наполнила чистая трель серебряного горна, и в башне оглушительно зазвонили колокола.
      Но Благословенный лишь улыбнулся:
      - Впечатляет.
      - На самом деле это сигнал.
      Орландо пожал плечами:
      - Слишком поздно. К тому моменту, когда горожане доберутся сюда, ты станешь моей и сама принесешь им извинения за то, что потревожила их покой. Теперь моя очередь. Подойди ко мне.
      Неподвижный воздух базилики вмиг нагрелся. Рапсодию охватил всепоглощающий жар, проникший сквозь одежду и заставивший сердце биться быстрее, а кровь вскипеть. Демонические слова порабощения, произносимые сладким голосом Благословенного, ласкали душу, как мать ласкает свое дитя.
      Рапсодия встряхнула головой и сжала зубы, в ушах зазвенело. Пьянящий голос щекотал барабанные перепонки, нежные слова обвивались вокруг шеи, вызывая дрожь, возбуждая. Она закрыла глаза, пытаясь побороть демоническое воздействие.
      "Нет, клянусь Единым Богом, - подумала она с растущим гневом. - Я не стану твоей рабыней. Я сильнее тебя, мерзкой твари". Она собрала все свое мужество, еще раз тряхнула головой, и жар демонического заклинания рассыпался, как хрупкий сахар, и растворился в воздухе. Алый поток гнева подхватил Рапсодию.
      - Я приду за тобой на своих условиях, - проговорила она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. - И тогда мой клинок пронзит твое жалкое сердце, вырвет его из тела и сожжет, а ты будешь смотреть, как оно превращается в пепел. Я оборву твое извращенное существование, сожгу злую душу в пламени огня стихий, как в те времена, когда твои собратья еще не осквернили его.
      Благословенный расхохотался.
      - Неужели? Хвастливые слова, да и звучат они не лучшим образом в устах королевы. Ты разочаровала меня, твое величество. Ты взяла в руки древнее оружие - которое мне не страшно - и думаешь, будто имеешь представление о стихии огня? - Он вновь расхохотался, но потом искреннее веселье сменилось задумчивостью. - А теперь я покажу тебе, что такое настоящий огонь.
      И он сделал небрежное движение рукой. На его ладони появился шар черного огня, который он швырнул в сторону Рапсодии. Набирая скорость, шар устремился к ней, черпая силу из наполненного злом воздуха. Пламя распространялось, словно оранжево-черная сеть, протягивая к ней нетерпеливые огненные пальцы.
      Однако Рапсодия не сдвинулась с места и тихо пропела ноту "эла", последнюю из древней гаммы, свою собственную ноту Дающей Имя. Ее голос не дрогнул, и тысячи крошечных колоколов подхватили звук, не обращая внимания на какофонию все еще гудящих больших колоколов.
      Воздух вокруг нее затрещал и зашипел, наполнился разноголосыми звуками. Рапсодия описала быстрый круг мечом, стараясь обернуть себя в защитную силу ноты, а также ветра, который призвала эта нота. Она не боялась огня, зная, что он не причинит ей вреда.
      За мгновение до того как черный огненный шар долетел до нее, Рапсодия ощутила, как что-то в ней изменилось. С тех пор как она прошла сквозь ядро Земли, огонь стал ее другом, вошел в душу, слился с сущностью, навсегда соединив со стихией огня. С тех пор и до этого мгновения она не боялась пламени, оно никогда не пыталось причинить ей вреда, позволяя спокойно проходить сквозь самый жар.
      Но за долю секунды до опаляющего удара Рапсодия ощутила, что ее душа дрогнула. Ведь к ней устремился совсем не тот огонь, который она успела так хорошо узнать. У него был иной запах, иная форма - более плотный, тяжелый, тягучий, полный злобы и ненависти. Ослепляющая и всепроникающая субстанция зла. И в это последнее мгновение Рапсодия поняла, что у нее нет защиты.
      "Слипка", - прошептала она.
      Черный огонь слегка потускнел, но не погас.
      Рапсодия успела наклонить голову и защитить рукой глаза, прежде чем шар черного пламени взорвался, разбив защитную сферу. Ее одежда вспыхнула. С криком боли Рапсодия отшатнулась и принялась сбивать огонь с дымящегося плаща. Кожа рук и ног мучительно болела от соприкосновения с обжигающим пламенем.
      Ланакан Орландо медленно сжал кулак вытянутой вперед руки, а потом резко повернул его. Черный огонь взревел громче, жар нарастал, и Рапсодия невольно застонала.
      Боль пронзила все ее существо. Прошло много времени с тех пор, как Рапсодия испытывала страх в присутствии огня; она забыла, что он может причинять боль. И все же часть ее защиты сохранилась: кожа болела, но не обгорела и даже не покраснела. От одежды шел дым, однако пламя не сумело коснуться тела.
      Стоящий у алтаря демон смотрел на нее, не в силах скрыть изумление. Затем его лицо исказилось от гнева, и он снова взмахнул рукой, а глаза еще сильнее налились кровью. На лбу Благословенного проступили морщины, он сжал кулак, мышцы дряхлых рук напряглись.
      Из горла Рапсодии вырвался стон, и она упала на колени, с трудом удерживая в руке меч.
      "Нет, - промелькнула у нее отчаянная мысль. - Нет! Я терплю поражение!" Из глубин ее сознания всплыл голос дракона из сна:
      "Что будет, если я потерплю поражение?"
      "Такое может быть".
      Она попыталась подняться с колен, опираясь одной рукой о пол. В тот же миг отполированная каменная плита подалась под ее ладонью. Щупальце лианы, гладкое как стекло, черное точно ночь, но с белыми прожилками, взметнулось вверх, обхватило ее предплечье и крепко его сжало.
      На улице возле базилики Грунтор ощутил сквозь землю, что Рапсодия упала.
      67
      Благословенный громко рассмеялся, увидев, как еще одно щупальце лианы пробилось сквозь пол и обвилось вокруг ноги Рапсодии, не давая ей приподняться.
      - Ой, как же будут огорчены лирины, - с насмешливым сочувствием проговорил Орландо. - После такой великолепной церемонии! Столько усилий потрачено на коронацию, и как она чудесно прошла! Ну что ж, в следующий раз они сделают более удачный выбор.
      Рапсодия отчаянно пыталась вырваться из плена цепких лиан, но у нее ничего не получалось. На коже выступил холодный пот - она вдруг вспомнила, как погибли Джо и Ллаурон. Рапсодия ощутила отвратительный запах возбужденного ф'дора, хотя находилась довольно далеко от алтаря, ее ноздри наполнила жуткая вонь горящей плоти. Пол со всех сторон ощетинился стеклоподобными шипами, выползающими из щелей между каменными плитами. Через несколько мгновений они превратятся в лианы и окончательно свяжут ее, а потом задушат.
      Казалось, время замедлило свой ход. Чудовищность происходящего заставила сердце Рапсодии биться в такт с затихающим вращением земли.
      "Поражение может вызвать конец Времени, - сказала в ее сне Элинсинос. Я не могу об этом даже подумать".
      Еще одно щупальце метнулось к горлу Рапсодии, она попыталась рвануться в сторону, но обнаружила, что практически не может пошевелиться.
      Лианы еще сильнее впились в ее руку и ногу, заставив сердце мучительно биться. Она вновь услышала шепот драконихи, заглушаемый тяжелыми ударами ее сердца.
      "Ты находишься в том месте, где начало Времен имеет свой конец. Как и конец Времен имеет здесь начало. Тут ничего нельзя изменить, но тебе по силам задержать его приближение".
      Заставив ужас отступить, она продолжала сражаться с лианами и перекатилась на бок, ударив Звездным Горном по мерзкому растению, сковывавшему ее левую руку.
      Меч сердито сверкнул во мраке базилики, и черное пламя свечей в люстрах полыхнуло в ответ. Благословенный скрестил руки на груди и оперся спиной об алтарь.
      - Ты устроила хороший спектакль, твое величество. Просто первоклассное зрелище. Но боюсь, оно скоро закончится. - Орландо слегка наклонился вперед. - Я собираюсь забрать твою душу, Рапсодия, а также твоих друзей болгов, которые никак не решатся ступить на мою нечестивую землю. Какой сладкой окажется твоя душа! Не сомневаюсь, я получу большое удовольствие. Пожалуй, я оставлю тебе жизнь, пока буду поглощать душу, чтобы ты видела, как каждая ее частичка исчезает в моем горле и в пасти преисподней.
      "Сосредоточься, - подумала Рапсодия, - не дай себя отвлечь".
      Она выкинула слова ф'дора из своего сознания и изо всех сил потянула к себе левую руку, схваченную лианой. Другой рукой она нанесла удар огненным мечом, разбив лиану на тысячу кусочков.
      Теперь, когда обе ее руки были свободны, она увернулась от выпада змееподобной лианы, ответив ударом меча в самое ее основание. Клинок соприкоснулся с лианой, и в том месте вспыхнул чистый белый огонь, ослепительный солнечный луч разогнал тьму, сжигая щупальце, тут же превратившееся в прах.
      Однако петля, обхватившая ее ногу, затягивалась все сильнее, не давая выпрямиться. Рапсодия развернулась и, держа меч двумя руками, со всего размаха обрушила его на лиану. Во все стороны полетели каменные осколки, а от лианы, сожженной чистым огнем, остался лишь черный пепел.
      Сердце Рапсодии постепенно успокаивалось, и перед ее мысленным взором возникла Элинсинос, которой она когда-нибудь задаст вопрос:
      "Почему? Почему я? Почему такое тяжкое бремя легло на мои плечи?"
      Рапсодия с трудом поднялась на ноги, и в ее голове прозвучал ответ Элинсинос:
      "Потому что ты не одна".
      Могучий боевой клич эхом прокатился по темной, лишенной окон базилике, отчего закачались многочисленные люстры, а колокола ответили оглушительным перезвоном. Рев сопровождался тяжелым топотом и грохотом падающих предметов.
      Благословенный в ответ поднял руки. Из оскверненной земли вырвалось темное пламя, которое начало лизать стены, окружающие демона, охватило всю базилику.
      Из-за огненной стены раздался крик боли, от которого у Рапсодии сжалось сердце. Она узнала голос Грунтора - ей уже доводилось слышать, как он кричал в похожей ситуации.
      И тут до нее докатилась волна жара. Огонь был настолько силен, что ей пришлось прикрыть глаза рукой, и она не успела отыскать взглядом Грунтора, который по второму ее сигналу должен был появиться слева от демона. Но все скрылось за черной пеленой пламени - демон, ее друг и неф. Казалось, она вновь попала в ядро Земли, но другой Земли, где победу одержал ф'дор. При мысли, что такая возможность близка как никогда, в ее душе закипел холодный гнев.
      Скоро начнется прилив, вот только будет ли это свежий ветер, или вокруг разольется море крови?
      "Теперь ты понимаешь, за что сражаешься?"
      "За саму Жизнь".
      "Да, но не только. Сейчас идет битва не только за Жизнь, но и за то, что будет после смерти. Ты не должна проиграть".
      Она расправила плечи и поудобнее перехватила Звездный Горн, вспомнив наставления Акмеда:
      "Как бы удобно ты ни держала меч, измени захват, чтобы сосредоточить внимание на клинке. Не относись к своему оружию как к данности".
      Рукоять меча стала продолжением ее руки, всего тела.
      "Так и должно быть".
      В голове у нее прозвучал голос Элендры, и Рапсодия подумала о своей наставнице, обо всем, что той пришлось перенести, и о тех, кто до и после нее отдал свою жизнь, душу и разум в схватке с демоном. Добрый Благословенный, заваривающий чай на алтаре, на самом деле был новой инкарнацией зла столь древнего, что оно существовало еще до возникновения человека, материков, городов или народов. История людей еще не началась, а зло уже существовало, сея ложь и смерть, дожидаясь момента, когда можно будет освободить своих сородичей из Подземных Палат. А затем разбудить вирма, который поглотит все живое, превратив мир в хаос. Сколько же людей стали его жертвами, сколько их погибло там, где он проходил! Далекие голоса тех, кто вставал против него, мертвых и живых, кричали, обращаясь к ней из неподвижного воздуха, отражались от рукояти меча, эхом отзываясь в крови. И тогда с губ Рапсодии словно по собственной воле сорвались слова:
      - Довольно. Довольно.
      Огненный шар черного пламени рос, подобно лавине, готовой обрушиться на нее. И сквозь рев пламени она слышала смех демона.
      Рапсодия сглотнула и закрыла глаза перед приближением стены огня, прижав пылающий меч к груди. Чистое тепло огня согрело ее душу, помогло сохранить разум, хотя смерть была уже совсем рядом. Она сделала глубокий вдох, к ней вернулась ясность мыслей, и она тихонько пропела одинокую ноту "эла" - ноту, на которую была настроена она сама, ноту, дававшую Рапсодии мудрость и проницательность в минуты сомнений. Она победила ревущий огонь, заставила стихнуть смех, а самые маленькие колокола загудели, постепенно набирая силу.
      "Довольно, - звонили они, звонили без языка, разбуженные силой голоса Дающей Имя. - Довольно".
      Рапсодию захлестнула волна пламени. Она чувствовала, как едкий огонь обжигает ресницы; злые голоса что-то шептали, кричали, ревели от неутоленной ненависти и ярости.
      И тогда Рапсодия усилила мощь своей единой ноты, услышала, как все новые и новые колокола присоединяются к ее зову. Сила поднималась из глубин ее существа, она мощным движением взметнула меч ввысь, направляя вдоль его клинка одну-единственную чистую ноту. Когда черное пламя преисподней разбилось, она услышала, как запел самый большой колокол, запел без языка и наполнил огромный зал своей гармоничной музыкой, мгновенно исцелив базилику от демонической скверны.
      Рапсодия убрала меч в ножны. Ветер дул из башни, развевая ее волосы, черный огонь исчез.
      Благословенный стоял, погруженный в исполненное ярости молчание, его тело терзала боль, сто сорок шесть колоколов пели ноту "эла". Оскверненная земля вокруг него начала проходить освящение, Орландо терял силу.
      Он открыл рот, чтобы произнести слова проклятия.
      Но не сумел найти их в своей памяти.
      Ланакан закрыл глаза и сосредоточился. Послышался другой звук, куда более древний и страшный. Меч вернулся в ножны, колокола на башне замолчали, и в этот миг еще яснее зазвучал чуждый, но такой знакомый древний мотив. Шуршание, которого демону не доводилось слышать в этой жизни, в этом мире, вызывало воспоминания, щекотало кожу. Голос становился громче, в голове ф'дора начала пульсировать боль, словно его мозг разрастался в соответствии с ускоряющимся ритмом и больше не умещался в черепе. Голос шептал о смерти.
      Холодный пот выступил на коже Ланакана Орландо. Должно быть, звон колоколов каким-то образом расколол череп старого священника; девушка нашла ноту, способную убить тело, в котором находился ф'дор. Он бросил на нее злобный взгляд: Рапсодия стояла в темноте, напротив нефа, опустив руки вдоль тела. В тусклом свете она выглядела как существо из легенды о Дитя Ветра, золотые пряди волос разметал бушующий ураган. Он должен ее запомнить, чтобы найти и уничтожить, после того как возьмет себе новое тело.
      А потом ему в голову пришла отличная мысль.
      Ему прекрасно подойдет ее тело.
      Мучительный приступ головной боли на мгновение ослепил его, однако он продолжал отчаянно цепляться за эту мысль. Если он сумеет захватить ее тело, Рапсодия станет идеальным инструментом для его последнего восхождения.
      Он планировал поработить ее во время коронации и сделал бы это, если бы старый глупец не умер в самый неподходящий момент. Но теперь, когда тело, служившее ему несколько десятилетий, неожиданно отказало, демон представил себе, какую получит власть, став лиринской королевой, илиаченва'ар, женщиной, наделенной поразительной красотой, ослепляющей целые народы. Он и раньше бывал в телах женщин, но всякий раз испытывал разочарование, поскольку первые роли всегда играли мужчины. Однако эта женщина сильнее всех тех, в чьи тела ему удавалось вселиться. Демона охватило возбуждение, и он приготовился имитировать смерть, чтобы Рапсодия подошла поближе удостовериться в его гибели. Он поднял руку, подготавливая свой дух к расставанию с бесполезным телом.
      Скребущий звук вдруг превратился в мелодию из шести нот, монотонно повторяющуюся где-то справа от алтаря. Ланакан ощутил, как давит на него окружающий воздух, словно кто-то сжал его в огромном кулаке и его сердце, легкие и грудь сминаются, точно вата, в клещах мертвой хватки. С огромным трудом он повернулся в сторону источника звука.
      И увидел высокого человека в черном плаще, который терзал его своей ужасной песнью. Язык прищелкивал, из горла исходило жужжание, звук слетал с губ, кривящихся в злорадной улыбке. Тонкая правая рука в перчатке медленно поднялась и застыла, развернувшись в его сторону ладонью. И в тот же миг процесс освобождения от тела Ланакана приостановился - сколько раз демон с легкостью покидал ставшие ненужными тела!
      Левая рука страшного существа, в такой же перчатке, вытянулась вперед, изящные пальцы подрагивали в ритме биений сердца демона-человека. И каждое их движение вызывало чудовищную боль. Затем рука начала наматывать метафизические узы вокруг ладони, словно бечевку воздушного змея. Существо потянуло, впустив четыре ветра в удушающую сеть, безжалостно и неуклонно сжимающую демона.
      Благословенный закричал, не в силах пошевелиться, неспособный бежать. Он попал в ловушку.
      - Давай я угадаю: ты слышал о дракианах, но никогда их не встречал, верно? - отвратительно ухмыльнулся человек в плаще.
      Глаза Ланакана Орландо, единственные сохранившие подвижность, метались из стороны в сторону. Сбоку, отбрасывая тень, закрывавшую весь алтарь, замер огромный болг в кольчуге и доспехах, из-за спины у него торчали рукояти многочисленных мечей. Он стоял в почетном карауле королевы, подхватил умирающего Патриарха и помешал Орландо отыскать исчезнувшее Кольцо, символ высокой власти.
      В два шага болг преодолел разделявшее их расстояние, заломил Ланакану руки за спину. Великан поднял его в воздух, и боль пронзила человеческое тело, в плену которого оказался демон.
      - Знаешь, мой обширный опыт подсказывает, что дракиане считают подлых демонов самым подходящим блюдом для разогрева аппетита, - весело заявил болг. - Но я тебя скушаю на десерт.
      Ярость наполнила сердце Благословенного. Уличная девчонка по имени Джо, некоторое время находившаяся в его власти, рассказала Ракшасу о великане и короле, но назвала обоих фирболгами. Очевидно, она попросту не слышала о существовании расы дракиан, не говоря уже о том, чтобы узнать ее представителя, тем более смешанной крови. Кроме того, в этом дракианине было что-то знакомое, какая-то сила, более мощная, чем обычное неповиновение.
      Ланакан знал, что сопротивление бесполезно, но он принялся быстро перебирать в уме варианты, пытаясь найти слабое место в позициях противника. Он посмотрел на маленькую женщину, которая к нему приближалась. Благословенный внутренне улыбнулся.
      Пришло время использовать последний козырь.
      - Ну а теперь, мисси, - сказал огромный болг лиринской королеве, вырежи его сердце. Ой ужасно проголодался.
      Рапсодия откинула капюшон плаща. Ворвавшийся в базилику ветер подхватил крошечные звезды лиринской короны, прятавшиеся под капюшоном, и они закружились у нее над головой. И хотя она все еще находилась на некотором расстоянии от Орландо, она видела, как блестящие бриллиантовые осколки отражаются в его глазах. Она знала, ф'дор боится бриллиантов, однако ей все равно не удавалось убедить себя, что его глаза сверкают от ужаса. Ей показалось, будто Орландо чем-то возбужден.
      Рапсодия медленно приближалась к апсиде, ее сердце стучало так громко, что она не сомневалась: все трое мужчин слышат его удары.
      Благословенный смотрел на нее сверху вниз. Его руки демона остались поднятыми вверх: Орландо намеревался обрушить на нее черный огонь, когда Акмед начал ритуал Порабощения. И теперь демон едва заметно указал пальцем в ее сторону.
      - Вирак ург каз, - произнес он ласковым сладкозвучным голосом, неслышным для других. "Ты должна зачать".
      Рапсодия ощутила, как внутри у нее все сжалось, стало больно. Мышцы живота напряглись, между ног возник невыносимый жар.
      - Мерлус, - прошептал демон, не размыкая губ. "Расти" .
      Рапсодию качнуло вперед, по всему телу прошла страшная судорога. А в следующее мгновение она почувствовала, как в глубине организма началось холодное движение, что-то росло в ее теле, по-хозяйски раздвигая внутренности, чтобы освободить себе побольше места. Рапсодия стряхнула неприятные ощущения и двинулась к ступеням алтаря.
      "Знаешь, тебе только кажется, будто ты на меня сердита, моя милая, произнес голос в ее сознании. - Тебе следует презирать Гвидиона. В некотором смысле именно Гвидион отдал тебя мне, но ты об этом еще не знаешь".
      Рапсодия постаралась выбросить его слова из сознания, продолжая идти к алтарю. Она мысленно сосредоточилась на Эши, на теплом сиянии его глаз с вертикальным разрезом зрачков, на нежной улыбке. Она попыталась не думать о том, как сильно он пострадал от рук Благословенного, понимая, что иначе вернется ярость и ослепит ее, помешает исполнить свою миссию. Она поставила ногу на первую ступень.
      "Думаешь, он был моей жертвой, не так ли? Ты жестоко ошибаешься. Душа Гвидиона охотно сдалась, мне даже не пришлось ее уговаривать. Твой любовник творческий и изобретательный человек, впрочем, тебе не нужно об этом рассказывать. Знаешь, стремление Ракшаса к насилию и ритуальным жертвоприношениям во многом определялось частицей души Гвидиона, которая ему досталась. Ведь я был священником, давшим обет целомудрия, неужели ты полагаешь, будто это я сделал Ракшаса таким? Нет, то была душа Гвидиона".