Шпоры (№1) - Сила любви

Когда огонь разгорелся, Ред улыбнулся ей и встал.

— Теперь поспеши, — сказал он, — готовь кофе. Утренний воздух был прохладным, и у Джонти зуб на зуб не попадал, пока она наполняла старый кофейник водой и осторожно ставила его на огонь. Костер на открытом месте был, действительно, чем-то новым для нее. Когда через десять минут вернулся Корд, он обнаружил ее одну: она стояла, прижав свои руки от холода и смотрела на огонь. Он снова захотел предложить свою куртку, но, поймав обращенный на него холодный взгляд, отказался от этой мысли. Он будет проклинать себя, если предоставит этому отродью еще один шанс втоптать ее в землю. Пусть себе мерзнет.

Корд изучал глазами царственно поднятую голову, гордый профиль — и странное негодование овладело им. Он выбьет эту спесь, даже если это займет всю его жизнь. Подбоченясь, Корд посмотрел на Джонти.

— Ты почему сидишь здесь и ничего не делаешь? Раз Джонс пошел запрягать повозку вместо тебя, то ты иди и нагружай ослика.

Ред, пристегивающий шпоры, оставил свое занятие и слушал, а Джонс смотрел на Корда с удивлением. Понч тоже наблюдал за происходящим, надеясь увидеть, как сдерживаемая ярость Корда выплеснется наружу.

Джонти поднялась, ее глаза сверкали. Как долго еще этот человек собирается ее мучить? Она и понятия не имела, как нужно нагружать это маленькое животное. И, конечно же, именно поэтому он приказал ей это сделать.

Корд надеялся, что Джонти поднимет шум и даст ему возможность унизить себя перед мужчинами. Но гордая девушка не могла подарить ему этот шанс. Как-нибудь она все-таки попытается нагрузить лагерное снаряжение на спину ослу.

Со спокойным видом, но взбудораженными нервами Джонти пожала плечами и равнодушно сказала:

— Почему бы и нет? Ведь я не ваш покорный слуга.

— Лучше бы ты им был, — огрызнулся Корд. Затем, сообщив Джонсу, что тот останется за повара, удалился.

Корд отошел довольно далеко, но так, чтобы следить за Джонти и видеть, что никто не начнет ей помогать. А Джонти, с которой слетела вся ее спесь, шла и думала, как ей справиться с возложенной на нее задачей.

Она начала с того, что медленно стала приближаться к маленькому серому ослику, который мирно щипал траву. Джонти остановилась, изучая глазами его длинные обвисшие уши. «Он кажется не особенно доброжелательным, — с досадой подумала она и перевела взгляд на его задние ноги. — Если он одной ногой лягнет меня, то я приземлюсь очень далеко».

Девушка почувствовала на себе взгляд Корда, наблюдавшего за ней, и, облизав пересохшие от волнения губы, медленно подошла к груде снаряжения, сложенного под деревом. Она взяла столько, сколько смогла поднять и, собрав все свое мужество, с беспечным видом снова приблизилась к наблюдавшему за ней животному. Произнося успокаивающие слова, Джонти водрузила первый груз на низкую, сильную спину. Она вздохнула с облегчением, убедившись, что маленький ослик стоит тихо и продолжает пощипывать зеленую травку.

Джонти начала даже гордиться собой, когда второй тюк присоединился к первому без происшествий. Она уже привязывала последний мешок с утварью на казавшегося послушным осла, как услышала резкий голос Корда, грубый от раздражения:

— Затяни покрепче этот тюк, Джонти. Я не хочу, чтобы он натер кожу животному.

И как только Джонти ослабила внимание, маленькое вьючное животное с недоброжелательным взглядом быстро повернуло голову и с силой укусило плечо девушки огромными желтыми зубами. От неожиданности Джонти подпрыгнула и отскочила и, споткнувшись о камень, тяжело шлепнулась на землю.

Все взорвались от смеха. Но Джонти заметила, что громче всех смеялся довольный Корд. С минуту она сидела без движения, скрипя зубами от досады. Все-таки ему удалось ее унизить.

Она пришла в себя, когда чьи-то руки подхватили ее и, подняв с земли, поставили на ноги.

— Ну-ка, малыш, — сказал Джонс, и приветливая улыбка тронула его губы, — дай-ка, я помогу тебе навьючить этого противного шалуна и дам тебе кое-какие указания.

Джонти едва открыла рот, чтобы поблагодарить Джонса за заботу, как возле них неожиданно возник Корд. Уставившись на них серыми, как густой туман, глазами, он зарычал:

— Послушай, Джонс. Я ведь, кажется, понятно объяснил, что не нужно опекать и баловать этого слюнтяя. Ему нужно научиться выполнять то, что я ему поручаю.

Джонс, рассвирепевший от негодования и нахмурившийся не меньше Корда, сказал, едва сдерживая гнев:

— Ты прав лишь частично. Мальчик должен учиться. Но, черт подери, мужик, у тебя ведь есть глаза! Каждому понятно, что мальчишка никогда раньше не навьючивал осла. Думаешь, он и в самом деле должен знать, как с этим справиться? Если ему показать как это делается, неужели это баловство? Когда ты был маленьким, неужели, твой папа или старший друг не показывали тебе, как нужно правильно упаковывать и складывать вещи?

Мужчина остановился и глубоко вздохнул. Все стояли, уставившись на него. Обычно молчаливый Джонс и за целый день не говорил так много слов. И когда все повернулись, чтобы посмотреть, как Корд отреагирует на эту горькую правду, осел пришел в движение.

Издав резкий звук, сбросив все со спины, лягая задними ногами всех и вся на своем пути, он понесся через лагерь, перепрыгнул через костер, опрокинув кофейник и облив тех, кто сидел вокруг него.

После минутной немой сцены, все вскочили и начали охотиться за маленьким циклопом, понося его проклятиями и хлопая шляпами по мускулистым бедрам. К всеобщему удивлению, именно Джонти, изловчившись, ухватилась за болтающуюся веревку и повисла на ней, пока ей на помощь не подоспели крепкие руки Корда. Ее глаза лучились от смеха над тем, как пятеро людей гонялись за одним упрямым маленьким животным.

— Он перевернул в лагере все вверх дном, правда? — Джонти сердечно и умиленно рассмеялась.

Но Корд по-другому отреагировал на ее замечание. Его хмурый вид и широкая спина, повернувшаяся к ней, были убедительнее любого ответа.

— Не позволяй ему обижать себя, парень, — Джонс заметил обиду в голубых глазах. — Давай-ка навьючим этого проказника.

Он взял веревку из рук Джонти и больно ударил по гладкому ослиному заду.

— Теперь он будет себя правильно вести. Он уже вымотался.

Пока Джонти обучалась всем тонкостям и специальным узлам правильной упаковки, Ред поставил другой кофейник и поджаривал на сковородке соленую свинину. Понч должен был поставить закваску для выпечки в железной кастрюле.

Понч[1] получил свою кличку, которая теперь была единственным именем, под которым его знали, из-за большого живота, свисающего над ремнем. Ему было около сорока, и его не любили в мужской среде. Он был сплетником, приносящим одни неприятности.

С самого начала он действовал на Джонти раздражающе, вызывая в ней какое-то инстинктивное недоверие. Она знала, что его заплывшие глаза изредка украдкой наблюдают за ней, и Джонти решила стараться не оказаться наедине с ним. Несмотря на то, что он знал о ней, как о мужчине, для его похотливой натуры это не имело никакого значения.

Во время завтрака все молча и с аппетитом поглощали пищу. Джонти с жадностью все съела. Никогда ей еда не казалась такой вкусной.

Едва Джонти успела проглотить последний кусок свинины, как Корд встал и скомандовал, собирая грязные железные миски:

— Джонти, налей нам кофе, а затем поедем.

Сдержав вздох, она поднялась, рассеянно подтянула съехавшие брюки и отряхнула с них пыль. Подняв глаза, Джонти заметила, что Корд с отвращением смотрел на нее, и с опозданием осознала, что эти движения были чисто женскими. Смутившись, она опустила ресницы и взяла кофейник.

Джонти наполнила пять чашек и уже собралась раздать их, как раздался безобразный глухой смех Понча, и он насмешливо сказал:

— Если мужчина окажется в затруднительном положении, то не так уж плохо будет взять с собой в постель мальчишку, да, мужики?

Повисло гробовое молчание, так как смысл слов был всем хорошо понятен.

Однако у толстяка не хватило ума уловить возникшую напряженность, и он сболтнул еще одну глупость.

Похотливо улыбнувшись Джонти, Понч сказал:

— Ты ведь не будешь возражать, правда, малыш?

Джонти содрогнулась от такого коварного предложения, подумав, что Корд, возможно, был того же мнения. И все, что в ней накопилось — боль, унижение, негодование — выплеснулось наружу. Джонти не понимала, что делала, и с молниеносной скоростью выплеснула горячий кофе в хитрое, толстое лицо.

Все, кроме Понча, замерли, а он зарычал от боли и, раскачиваясь, хлопал рукой по обожженной нижней части лица и шеи.

— Ты, маленький ублюдок! — закричал он и, прежде чем кто-нибудь успел пошевельнуться, наотмашь ударил Джонти тыльной стороной руки по лицу. Она, распластавшись, упала на спину и съежилась от страха, увидев, что Понч занес ногу для удара.

Но, пока она, крепко зажмурившись, приготовилась стерпеть удар, Корд вскочил на ноги с искаженным от бешенства лицом. Все, кто напряженно наблюдал за происходящим, заметили перемену в лице Понча. Он стал медленно бледнеть, у него отвисла челюсть, и глаза расширились от нескрываемого страха.

— Посмотри, босс, — с трудом выдавил Понч из себя, отступая. — Маленький дьяволенок чуть не ослепил меня. Во всяком случае с ним и раньше грубо обращались. Как ты это делал, я сам видел.

— Ты никогда не видел, как я бью ребенка, — сердито ответил Корд вспотевшему от волнения Пончу. — А если бы я когда-нибудь это сделал, то я имею право. Я его опекун.

Понч рассмеялся дребезжащим противным смехом.

— О, это многое прощает! — презрительно усмехнулся он.

Слова уже было слетели с мясистых губ толстяка, но здесь их поймал тяжелый кулак Корда. И, пока его голова еще покачивалась от удара, Корд угрожающе предупредил:

— Никогда не смей даже прикасаться к нему, ни при каких обстоятельствах.

Когда Понч отошел, бормоча себе под нос проклятия, Джонти кое-как встала на ноги, боясь встретиться с глазами Корда. Он, должно быть, рассердился на нее и считает, что она получила по заслугам. Но его взгляд остановился на ее губах. Корд заметил, как вспухли ее губы и струйку крови, стекающую из уголка рта. Он сжал кулаки, желая снова поддать Пончу. Джонти ждала, что на ее голову обрушится поток оскорблений, но вместо этого он только сказал:

— Иди позаботься о своих животных.

Потом он повернулся и ушел.

Со вздохом облегчения Джонти поспешила к животным: надо было насыпать зерна в клеть цыплятам, отвести на водопой к небольшому ручью корову и Красотку. Пока она ждала, когда животные напьются, мимо прошел Понч с седлом в руках. Он послал ей злобный взгляд, и она поняла, что когда-нибудь он отомстит ей. Еще один, кого надо остерегаться. Она обреченно вздохнула.

Джонти оглянулась на теперь уже потухший костер. Четверо мужчин седлали лошадей, а Джонс запрягал повозку. Она прошла немного дальше вдоль ручья, чтобы сходить по нужде. Ей ужасно хотелось походить по воде, полежать в ее прохладном течении и облегчить зуд от потницы, образовавшейся под повязкой на груди.

Через несколько минут она уже вела животных к повозке и привязала их к задку. Джонти проверила, была ли вода в сковородке и в клетке у цыплят, и, убедившись в ее наличии, успокоилась.

Только она взобралась на высокое сиденье повозки, как услышала твердый голос Корда:

— Давай, мужики, поехали! Нам еще придется проехать очень много.

«Очень много», — сухо проворчала Джонти. Это могло означать все, что угодно, в зависимости от того, кто определял это расстояние. Для одного — это десять миль, для другого — сто.

Джонти вытерла пот со лба. Кончится же когда-нибудь эта жара? Дождя не было неделями, и результатом этого была слабая высохшая трава, редкие листья, покрывшиеся белым налетом от пыли, простиравшиеся на протяжении многих миль вдоль дороги.

Джонти ослабила поводья и, пока лошади с трудом тащились, изнуренные жарой, задремала. В полусне она и не заметила, как рано потемнело, и на западе собрались темные облака. Только громкий окрик Корда заставил ее полностью проснуться.

— Надвигается буря, — Корд приблизился к повозке. — В нескольких милях отсюда есть небольшой городок Клеар Ватер. Там мы укроемся.

Не успела Джонти ничего ответить и спросить, как найти Корда, когда она прибудет туда, как он пришпорил своего скакуна и ускакал вперед, догоняя всех остальных. Она уставилась на удаляющуюся фигуру. Он беспокоился лишь о своей шкуре! Джонти, нахмурившись, посмотрела на надвигающиеся грозные тучи. Его ничуть не беспокоило, что она не успеет добраться, прежде чем хлынет дождь.

«Помоги, господи, — взмолилась Джонти, подгоняя хлыстом уставших лошадей, — пусть не будет грома и молнии».

Молитва Джонти была услышана. Приблизительно через пятнадцать минут начался дождь. Он обрушился внезапно, ливнем. В одну секунду Джонти вымокла до нитки, и одежда прилипла к телу. В сгустившейся темноте она неожиданно остановила повозку и спрыгнула не землю. «Мои бедные цыплята потонут», — стонала она, нащупывая дорогу в сплошной дождевой завесе, пока не добралась до задка повозки, где стояла клеть с цыплятами. В то время, когда она нащупывала брезент, в который завернули утварь и провизию, корова хрипло замычала, а кобыла уткнулась головой в плечо Джонти.

— Я знаю, как неуютно вы себя чувствуете, — сказала девушка, — но я нахожусь в такой же ситуации. Постараемся с этим справиться.

Наконец, Джонти нащупала кусок свернутого холста и под кудахтанье кур и визг цыплят, ей удалось набросить водонепроницаемую ткань на мокрых, перепачканных птиц.

— Теперь все будет хорошо, — она еще раз похлопала по клетке, чтобы убедиться, что все в порядке, и вернулась на козлы.

Джонти подобрала поводья и, дернув ими, тронула упряжку с места. Дождь барабанил по ее голове и стекал в глаза. Как только она не обзывала Корда! «Он должен был остаться помочь мне, — думала Джонти, — даже если он, действительно, думает, что я — мужчина, любой, черт побери, отлично знает, как трудно управлять упряжкой в такой ливень. Корд должен был, по крайней мере, подумать о корове и цыплятах». И мысль, которая иногда мелькала у нее в голове, теперь мучила Джонти и требовала серьезного рассмотрения. Было ясно, что Корд Мак Байн ненавидит ее и возмущен тем, что вынужден отвечать за нее. Почему же тогда он не отпустил ее с дядей Джимом, когда она попросилась? Наверняка, это было из-за обещания, которое он дал бабушке, или же он проявил это упорство, взяв ее, из-за наследства?

Прежде чем отдать Корду маленькую шкатулку, Джонти быстро заглянула в нее. К ее удивлению, шкатулка была полностью забита крупными банкнотами и золотыми монетами! А Джонти думала, что в ней могло быть спрятано лишь небольшое состояние.

Джонти покачала головой, не зная, что делать, когда повозка проезжала по воде, разбрасывая во все стороны комья грязи. Цыплята успокоились, а бедная корова Баттеркан продолжала выражать свое недовольство громким мычанием.

Беспокойство коровы усилило в Джонти чувство беспомощности. Она понятия не имела, в правильном ли направлении они едут, и едут ли они вообще по дороге. Она полагалась только на сообразительность лошадей, которые могли привезти в нужное место.

Прошло почти полчаса, когда Джонти смогла облегченно вздохнуть. Сквозь дождевую завесу показался ряд бледных огней, которые, она страстно надеялась, были городком Клеар Ватер, или, по крайней мере, местом, где она и ее животные могли найти укрытие.

Вскоре повозка катилась вниз по грязной улице. У Джонти все расплывалось перед глазами, когда она всматривалась через дождевую пелену, и она не могла даже поверить в свою удачу, когда на первом же здании, к которому она подъехала, увидела большую вывеску, на которой было написано «Платная конюшня».

Высокие двойные двери были широко распахнуты, и Джонти закатила упряжку. «Да, должно быть, я ужасно выгляжу, — с досадой подумала она, спрыгивая на покрытый опилками пол и вытирая воду с лица и волос. — И что мне теперь делать? Просто оставить здесь упряжку? Мы будем ночевать в городе? Будь проклят этот дьявол, он должен был мне что-нибудь сказать».

Она подпрыгнула от неожиданности, когда старческий скрипучий голос из темного угла произнес:

— Корд велел не распрягать повозку, и что вы должны с ним встретиться в пивной «Восточный ветер» в конце улицы.

Обладатель голоса так и не показался на глаза, а Джонти взяла несколько холщовых сумок из ближайшей кучи и начала вытирать ими лошадей. Она успела к ним привыкнуть. За время пути, в конце концов, они были единственными, кто мог выслушать все ее жалобы.

Открыв клетку и насыпав зерна цыплятам, Джонти вытерла Красотку и корову. Затем, поняв, что у нее нет больше повода задерживаться в конюшне, она рассеянно побрела к открытой двери. Дождь по-прежнему молотил по крыше без остановки. До конца улицы нужно было пройти довольно большое расстояние и, промерзнув до костей, сжав зубы, чтобы они не стучали от холода, Джонти шла к цели. «Я должна преодолеть это расстояние. „Его светлость“ так велел».

Джонти прошла всего несколько футов, и, к ее изумлению, дождь прекратился так же неожиданно, как и начался. Заходящее солнце пробилось сквозь остатки облаков и озарило все розовым сиянием. Настроение у Джонти немного поднялось, и она продолжала идти вниз по улице, по обеим сторонам которой находилось много магазинов, пивных и карточных притонов.

Джонти даже улыбнулась. Сейчас, когда небо прояснилось, изо всех дверей выходили самые разные люди и возвращались к делам, которые прервал дождь. Все это ей немного напомнило Эбилен, она даже искала глазами знакомые лица.

Проститутки в сатиновых платьях прохаживались по грязному тротуару, бросая голодные, беспокойные взгляды, а высокие сухощавые ковбои, бряцая шпорами, проходили ужасной походкой наездников, рассматривая каждую женщину, проходящую мимо. Мексиканцы с яркими, задрапированными на плечах накидками, бродили возле домов с полусонным взглядом терновых глаз.

Джонти сделала безразличное лицо, когда проходила мимо двух мужчин, которые бесспорно, были гангстерами, с кольтами в кобуре на бедрах и с настороженным взглядом. «Точно, как Корд Мак Байн», — подумала Джонти.

Однако почему она считает это чем-то необычным? Джонти несколько раз слышала, как Корда называли гангстером. Но, зная его довольно долго, она никогда не видела Корда с этой стороны. Теперь уже она узнала о нем то, что ей не нравилось — его самонадеянность и угнетающее безразличие. Когда Корд посещал девушек, он всегда был веселым, улыбающимся, и он постоянно нежно шутил с бабушкой.

«Это я, — удрученно подумала Джонти, — виновата в том, что высказала ему, что он — посредственность. Я для него — как бельмо на глазу».

Девушка проворно отступила в сторону, чтобы обойти двух пьяных, с шумом выскочивших из пивной. Пара, размахивая кулаками и осыпая друг друга бранью, сцепилась в драке. Джонти взглянула на вывеску над дверью и кивнула: перед ней была надпись «Восточный ветер».

Она обошла стороной дерущихся, подняла руки, чтоб толкнуть болтающуюся дверь, но помедлила. Надо бы вначале проверить, в порядке ли рубашка. Может быть, повязка на груди ослабла из-за ливня, в который она попала? Джонти схватилась за промокшую ткань, думая о том, что сейчас, конечно же, не время, чтобы все узнали о том, что она — женщина.

Когда Джонти убедилась в том, что все в порядке, она глубоко вздохнула и зашла в пивную.

Там было полно народа, и все пропахло едким сигаретным дымом. Джонти сморщила нос. В жаркой большой комнате вонь от грязных тел была невыносимой. В толпящейся массе людей Джонти пыталась отыскать Корда и его напарников. Она увидела их за столом в дальнем углу. У нее заурчало в животе. Четверка была занята уничтожением огромных, толстых бутербродов. Вспомнит ли Корд, что она с самого утра ничего не ела? Джонти, работая локтями, стала пробиваться к столу.

Всего несколько шагов отделяли ее от Корда, когда ее схватили за руку. Она напряглась, сжав кулаки, и повернулась. Подняв глаза на высокого человека, возвышавшегося над ней, ее страх и воинственное настроение сразу же улетучились. «Дядя Джим! — в радостном изумлении воскликнула Джонти.

Симпатичный бандит улыбнулся, глядя на ее счастливое лицо, и взял протянутые ему тонкие руки. Он окинул ее взглядом и нахмурился, увидев ее промокшую насквозь одежду и капли, стекающие с ее кудряшек.

— Почему ты почти на час отстала от «его высочества»? И где твой макинтош?

Джонти ехидно улыбнулась:

— Я отстаю, потому что управляю упряжкой и повозкой, нагруженной вещами бабушки. А что касается плаща, то у меня его нет.

Ла Тор отпустил хрупкие руки Джонти, и, пока он внимательно рассматривал бледное и мокрое лицо, в его глазах сверкнул грозный огонь.

— Будь проклят этот подлый ублюдок! — прорычал он сквозь зубы. — И слепому видно, что он не хочет заниматься тобой, однако тащит за собой. Меня начинает волновать вопрос — почему он это делает?

— Мне в голову тоже приходил этот вопрос, дядя Джим, — сказала Джонти. — И я почти уверена, что это имеет какое-то отношение к моему наследству. Бабушке за многие годы как-то удалось скопить значительную сумму — несколько сотен долларов, я думаю.

— Ха! — фыркнул Ла Тор. — Скорее всего, несколько тысяч.

— Откуда ты знаешь? — изумленно посмотрела на него Джонти.

— А, да, я ничего не знаю, — безразлично пожал плечами Ла Тор. — Кажется, Мэгги как-то говорила мне, когда я предлагал ей деньги.

Понимая, что разговор о деньгах по какой-то причине расстроил ее друга, Джонти попыталась его успокоить.

— Возможно, что все так, как утверждает Корд. Он возится со мной из-за обещания, данного бабушке.

— Черт возьми, — сказал Ла Тор. — Мэгги Рэнд перевернулась бы в гробу, если бы увидела, как подло он с тобой обращается.

Все еще держа свои ладони в руках Ла Тора, Джонти задумчиво посмотрела в его голубые глаза и мягко, но настойчиво попросила:

— Пожалуйста, дядя Джим, не мог бы ты изменить решение и взять меня жить с собой? Корд до того злобный, что я иногда не могу выдержать и минуты рядом с ним.

Не думая о том, как со стороны мог выглядеть его жест, Джим Ла Тор прижал Джонти к своей груди, с одной лишь мыслью — не видеть молящего взгляда своей дочери. Но одному человеку, наблюдавшему за ними горящим взглядом, эта сцена показалась любовной. И, пока Ла Тор пытался объяснить Джонти свое нежелание взять ее с собой, лицо Корда застыло как каменное, и он очень хотел знать, о чем перешептывалась эта парочка.

— Как я говорил тебе, моя милая, еще в Эбилене, сейчас взять тебя с собой я просто не могу, — Ла Тор рассуждал, не подозревая о том, что за ними наблюдают серые грозные глаза.

— Эта жизнь не для тебя. Я не хочу, чтобы ты жила среди моих людей. Они все неудачники, не признающие закона и не имеющие моральных принципов. Я не уверен, что ты будешь в безопасности, даже если они будут думать, что ты мальчик, — он улыбнулся ей и поддразнил. — Ты очень симпатичный малый.

Когда из глаз Джонти покатились слезы разочарования, Ла Тор простонал и стал ее успокаивать:

— Тебе не придется всегда жить с ним, Джонти. Только до тех пор, пока я смогу сделать для тебя приличный дом. Я специально откладывал деньги, но у меня их пока недостаточно.

Он поднял голову и взглянул в заплаканное лицо Джонти.

— Между прочим, я подготовил своего двоюродного брата, чтобы он следил за тем, хорошо ли с тобой обращаются. Я сказал ему, что если когда-нибудь обращение станет невыносимым, он должен прийти и сказать мне. Мы сделаем все возможное, если будет нужно.

У Джонти появилась надежда, и ей стало легче. Затем, покачав головой, она сказала:

— Я не понимаю, как же твой двоюродный брат ухитрится за мной наблюдать? Я даже не знаю, куда мы едем.

Ла Тор утер последнюю слезинку, стекающую по щеке Джонти.

— Не беспокойся, он будет с тобой. Мак Байн наймет его до того, как вы отправитесь в путь.

— Я так не думаю, — Джонти с сомнением нахмурила брови. — Мне кажется, что у Корда уже есть необходимая ему помощь.

— Он наймет Джонни Лайтфута, — твердо сказал Ла Тор. — Мак Байн знает, что когда дело касается охоты за мустангами, то нет никого лучше Джонни. Он будет рад иметь его в помощниках.

Ла Тор говорил с такой уверенностью, что у Джонти не осталось сомнений в том, что это — правда. Она просияла. Неуверенно улыбнувшись, она сказала:

— Я переживу как-нибудь эти ужасные дни, пока не приеду к тебе. Я…

Джонти замолчала, почувствовав какую-то странную дрожь, пробежавшую по спине. Она медленно повернула голову и встретилась глазами с Кордом, смотревшим на нее с отвращением. От смущения ее щеки залились, румянцем, и она быстро отступила от Ла Тора.

Не успела Джонти отойти, как сама на себя за это рассердилась. Что с ней случилось, почему она повела себя так, как будто чего-то стыдилась от одного лишь взгляда этого человека? Она гордо вскинула голову, в ее глазах внезапно появился холодный вызов, когда Корд прошел через всю комнату и остановился перед ней.

— У нас своя беседа, если вы не возражаете, — сказала Джонти с нескрываемой враждебностью. — Я бы был вам очень признателен, если бы вы пошли своей дорогой и не мешали нам.

Корд вспыхнул от гнева и окинул ее презрительным взглядом.

— Ты бы был очень признателен, — насмешливо сказал он. — Кому, черт побери, есть дело до того, был бы ты признателен или нет, ты, маленький тощий уродец, — он впился рукой в ее плечо. — Ты, тупой коротышка, немедленно иди к моему столику.

Ла Тор, едва сдерживая свою злость, ударил его по руке, пытаясь высвободить плечо Джонти, но краем глаза заметил, что его люди отделились от стойки бара, опуская руки на кобуру. Бросив быстрый взгляд на столик в углу, Ла Тор понял, что люди Мак Байна тоже уже были на ногах, отстегивая оружие. Если обе стороны начнут применять огнестрельное оружие, то начнется кровавое побоище, в центре которого окажется Джонти.

— Послушай, Мак Байн, — Ла Тор заставил себя говорить спокойно. — Ребенок промок, устал и проголодался. Тебе следовало бы принять это во внимание, — в его голосе появились стальные нотки. — Не мог бы ты обеспечить его плащом? Он промок до нитки.

Ла Тор указал пальцем на столик Мак Байна:

— Ты хоть подумал о том, чтобы дать ему поесть?

Корд застыл от резкой критики и разозлился на себя и на бандита, потому что все, что сказал Ла Тор было правдой. Корд должен был заметить, что у ребенка нет никакой защиты от дождя. Но, черт возьми, он пытался придумать себе оправдание; как только дело касалось этого маленького чертенка он ни минуты не мог нормально мыслить.

Корд почувствовал облегчение, когда вспомнил, что уже приготовил для Джонти бутерброд. Сердито сверкая глазами, он сказал, обращаясь к Ла Тору:

— Я, черт побери, хорошо помнил о том, что ему надо поужинать. У Джонса есть для него бутерброд с куском говядины, завернутый в бумагу.

Без дальнейших слов Корд пальцем указал Джонти на место рядом с собой. Затем, пронзая преступника холодным взглядом, он резко сказал:

— Я не хочу больше видеть тебя рядом с этим ребенком. Я попытаюсь выбить из него тебя и твои противоестественные привычки. И всякий раз, когда ты будешь появляться, я буду с ним обращаться все жестче. Поэтому сделай мальчишке одолжение, отстань от него.

Ла Тор угрожающе шагнул к Корду, забыв о двух группах людей, которые в любой момент готовы были послать друг в друга пулю.

— Интересно, в чем будет проявляться твое жесткое обращение с ним? Ты собираешься его бить?

— То, как я с ним буду обращаться, не имеет к тебе никакого отношения, бандит, — процедил Корд сквозь сжатые зубы.

Подойдя к Корду с горящими от ярости глазами, Ла Тор многообещающе пригрозил:

— Если ты когда-нибудь ударишь мальчишку, я натравлю на тебя индейцев. И обещаю, что ты умрешь медленной, мучительной смертью.

В глазах Корда зажегся ответный злой огонек, он и не заметил, что больно стиснул руку Джонти.

— Я не боюсь твоих друзей-индейцев, бандит, но хочу, чтобы ты четко усвоил, что я не бью таких подонков, во всяком случае, еще не сделал этого, — Корд холодным взглядом окинул мрачное лицо Джонти. — Хотя очень трудно удержаться и не побить его.

Ла Тор с минуту помолчал. Потом, подняв руку, он взъерошил шелковистые кудряшки Джонти.

— Ошибаешься, Мак Байн, — с нежностью в голосе сказал Ла Тор. — Побить Джонти будет для тебя самой трудной задачей в твоей жизни.

Ла Тор опустил руку на плечо Джонти и слегка погладил ее, затем двинулся к выходу, жестом указав своим людям следовать за ним.

— Ни черта подобного, — Корд резко дернул хрупкую руку и выпустил ее. — Мне доставит великое удовольствие выбить сидящего в тебе черта прямо сейчас.

Джонти пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не потереть ушибленную руку. Ни при каких обстоятельствах она не предоставит этому дьяволу возможность насладиться мыслью о том, что он причинил ей боль. Джонти вздрогнула, когда он снова заговорил, и вся съежилась от его голоса, полного презрения.

— Я честно предупреждаю тебя, Джонти Рэнд, если я когда-нибудь увижу, как ты виснешь на Ла Торе или другом мужике, я изобью тебя. Это я обещаю.

Компаньоны Корда подошли, услышав последние слова его угрозы.

— Почему ты не убил этого ублюдка? — требовательно спросил Понч.

Корд не обратил внимания на его слова и с раздражением сказал:

— Надо, черт побери, убираться отсюда.

Понч потащился вслед за Джонти и мужчинами, а его черные мысли все еще были обращены к Ла Тору.

В тот день, три года назад, Ла Тор не пустил в ход кулаки, а выпорол его арапником, изорвав в ленты его рубаху и до крови располосовав ему спину.

Это случилось на рассвете, когда Понч в течение месяца находился здесь со своими преступниками. Он возвращался в лагерь после ночного кутежа и натолкнулся на небольшую группу спящих индейцев-перебежцев. Понч стоял в тени дерева с оружием наготове, выбирая, в какую из спящих фигур, завернутых в одеяла, выстрелить. Потом его взгляд упал на лицо симпатичной молодой девушки, и он засунул оружие в кобуру. Прокравшись осторожно в лагерь, он присел на корточки возле спящей девушки. Зажав ей рот своей огромной рукой, он вытащил ее из одеяла. Девушка, сопротивляясь, колотила его руками и ногами, а он, прижав ее к себе, медленно уносил ее подальше от индейцев. Дотащив ее до скакуна, он сорвал с шеи платок и завязал ей рот, так что она не могла издать ни звука.