Люди Волка

Когда они подошли к берегу дымящейся заводи, Цапля исчезла в щели скалы и вернулась с несколькими шкурами карибу.

— Вот, — сказала она — у меня есть еще и другие… Стройте себе чумы, а я пока заварю вам отвар из мха и приготовлю мясо на обед.

По рядам людей прошел шепоток облегчения. Все — как бы кто ни ослабел дорогой — на скорую руку стали строить себе жилища. Когда несколько часов спустя Цапля вернулась, чумы были готовы. Колдунья одобрительно поглядела на них.

— Ну а теперь садитесь, — сказала старуха. — Нам есть о чем потолковать.

Люди расселись на берегу заводи в зарослях мягкого мха. Старая колдунья развела костер перед входом в свою пещеру. Пламя взметнулось ввысь, отбрасывая длинные тени на серые камни, янтарем отливая на фоне зеленоватой воды. Она раздала людям куски мяса и предложила им кожаные мешочки с ароматным отваром из мха.

Когда все насытились, Вещунья объявила:

— Пару недель я смогу вас прокормить. На это время у меня хватит припасов на всех. А уж потом… Поющий Волк кивнул, наполнив рог горячим густым отваром:

— А дичи здесь много? Цапля пожала плечами:

— Достаточно. Зимой по реке спускаются небольшие стада карибу. При сильном ветре они хорошо видны. Они здесь роются в ивняках, ищут мох и траву. Травы здесь почему-то каждый год все больше. Многое изменилось с тех пор, как… ну как бы сказать… Да уж ладно, все равно… С тех пор, как Обрубленная Ветвь была молода настолько, что сумела увести моего мужика.

Обрубленная Ветвь чуть не поперхнулась при этих словах.

— Как только начнем охотиться, — сказал, откашлявшись, Издающий Клич, — мы устроим здесь облаву:

Зеленая Вода и Заря станут справа и слева, вдоль всей линии, а между камнями поставим детей, чтобы звери двигались без остановки. Я, Поющий Волк, Прыгающий Заяц — мы, трое мужчин, пойдем вниз по реке…

— Четверо, — поправила его Цапля, указав на Бегущего-в-Свете. Сам он сидел тихо, опустив голову.

Люди тем временем вполголоса переговаривались между собой. Набив животы, они вновь стали сомневаться и звать Бегущего-в-Свете ложным Сновидцем.

Цапля подняла бровь и бросила им:

— Вы дурни. Он видит столько, что вы и понять не в силах.

Все смущенно затихли.

— Бабушка, — отозвался Бегущий-в-Свете, — не беспокойся. Я…

— Помолчи, мальчик мой. Мы с тобой еще не все сделали. — Она повернулась и в упор взглянула на него, невзирая на его смущение. — Сам еще не знаешь, кто ты? Согласись с ними — и никогда не узнаешь!

— Волчий Сон, — прошептала Обрубленная Ветвь, и глаза ее снова вспыхнули.

Цапля повернулась к ней, закинув голову:

— Ты видела это?

— Это у него в глазах.

Цапля кивнула:

— Столько изменилось с тех пор, как я ушла… Неужто у вас совсем не было Сновидцев?

Обрубленная Ветвь горько взмахнула рукой:

— Когда-то были Сны у Кричащего Петухом. Я сама видела, как он убил в себе это. Потерявший силу Сновидец — это все равно как гнилое мясо. Эти-то, молодые, они ж в жизни своей настоящего Сновидца не видали! Ты должна вернуться, Цапля. Ты нужна Народу. Нет сердца. Нет огня. Мы сбились с прежних путей, с истинных путей. Былая слава рассеялась, как дым от дуновения Ветряной Женщины.

Цапля обернулась и указала на Бегущего-в-Свете:

— Он — ваше Будущее.

Волчий Сновидец молча покачал головой. Бледный, как смерть, он встал и ушел прочь, растаяв в ночном сумраке.

Помолчав, Обрубленная Ветвь покачала головой:

— Не знаю… Дух покинул его. — Она вздохнула. — В глазах его больше нет Сна.

— Ты ошибаешься, — хмыкнула Цапля. — Как всегда.

— Он слишком молод, — подал голос Поющий Волк. — Даже брат его, Вороний Ловчий, говорит — он легко поддается заблуждениям.

— Вороний Ловчий? — взвилась Цапля, ее палец уткнулся в Поющего Волка, как копье. — Вы слушаете его? — Глаза ее гневно сузились. — Что с вами случилось? Неужто этот мерзкий Кричащий Петухом разрушил все ваши Сны? Да будьте вы прокляты! Без вещих Снов нет жизни!

Поющий Волк, не выдержав этого напора, только смущенно бормотал:

— Бегущий-в-Свете со своими Снами чуть не уморил нас до смерти.

— Дурни. — Цапля покачала головой. — Вы что думаете, вы только для того родились на свет, чтобы жрать и рожать детей, которые тоже будут только жрать, и так во веки вечные? Будьте вы прокляты! Если Народ не ищет нового, он обречен. Вам нужны Сны, чтобы выжить!

— Да, — воскликнула Обрубленная Ветвь, хлопнув в ладоши. — Видите, — указала она на Цаплю, — вот это Сила! Вот это Сновидица! Слышали, как она говорит? Видели Силу? Ха-ха! Волк привел нас сюда! Волчий Сон!

— А что же с этим мальчиком, Волчьим Сновидцем? — спросила Цапля, скрестив руки и поглядев на Поющего Волка. Тот, пристыженный, опустил глаза.

— Он чувствует себя виноватым, — взмахнула рукой Обрубленная Ветвь. — Мы потеряли в пути одну малышку. Но все остальные живы…

Цапля провела пальцем по подбородку.

— Это что, Кричащий Петухом внушил вам, что новый Сон — это так, пустячок?

Никто не ответил, но их смущенные лица говорили сами за себя.

— Нет, Сон — это не просто. Сон не приходит без боли… а иногда — без смерти. Запомните это!

Она качнулась, и седые локоны упали ей на плечи.

— Ты, Поющий Волк…

Тот посмотрел на нее с глухим негодованием:

— Что?

— Думаешь, ты охотник?

— Я лучший из всех…

— Нет, ты еще не охотник. Я покажу тебе настоящую охоту. Охоту-во-Сне. Я сама вызову карибу. Я знаю место. Облава уже готова. Они слышат меня и повинуются мне. Они помогут Народу, если я прикажу.

Поющий Волк растерянно огляделся:

— Ты хочешь сказать, что мы сами не будем на них нападать?

— Нет. Я погружу их в Сон. Не мешайте мне. — И она, повернувшись, ушла в сгущающуюся тьму по стопам Волчьего Сновидца.

Поющий Волк закусил губу. Смущение читалось на его лице. Подняв глаза, он увидел, что и Обрубленная Ветвь неловко поднялась на ноги и заковыляла во тьму. На мгновение она остановилась и устремила на него хмурый взгляд:

— Говорила я тебе, чтобы держал язычок на привязи? Он закрыл глаза.

Бегущий-в-Свете услышал неторопливые шаги. Он сдержал волнение.

— Я — не тот.

— Да? — Голос Цапли был полон силы и нежности.

— Да.

Она положила руку ему на плечо:

— Скажи мне, что ты видел.

— Я… я шел сквозь отверстие в Леднике вместе с Волком. Мы карабкаемся по камням. Там с другой стороны — зеленая долина, широкая, сколько глаз видит. Пасутся карибу, лоси, мамонты и всякие другие звери. А потом появился тот человек… из Сна. Тот Другой, которого ты назвала моим отцом.

— Я с первого часа твоей жизни знала, что ты — великий Сновидец.

Он покачал головой. Сомнения все еще не покидали его.

— Я не Сновидец.

— И никогда им не станешь, коли будешь упрямиться, — через плечо бросила она.

Его поразила злая нотка, прозвучавшая в ее голосе.

Она ушла, и Бегущий-в-Свете облегченно вздохнул.

Несколько минут спустя из темноты раздался голос Обрубленной Ветви:

— Что она тебе сказала?

Он прищурился, пытаясь разглядеть в сумерках ее фигуру.

— Сказала, что я — Сновидец.

— Так это не новость. Он покачал головой:

— Не понимаю я всего этого. Человек этот из моего Сна…

— Какой человек? Тот самый? Он кивнул.

— Цапля говорит, что Меченый Коготь мне не отец.

— А что еще она сказала?

Он почувствовал, как напрягся ее голос. Он сжал губы. Сказать ей?

— Она говорит, что мою мать изнасиловали. Что я родился первым из двух братьев и лежал в луче света. А потом появился Вороний Ловчий. И когда он вылез из материнского лона, у нее началось кровотечение, и кровь попала ему в рот. И что потом с неба упало воронье перышко, и он схватил его.

— Ха-ха, — пробормотала старуха. — Так все и было! Я ж была там. Я вам пуповину обрезала. А где… где твою мать…

— На берегу, у соленой воды. Цапля говорит — она там ракушки собирала…

Обрубленная Ветвь неторопливо опустилась на камень и, прищурясь, поглядела на луну, встававшую над горизонтом на западе и уже посеребрившую облака.

— Да, до меня доходили кое-какие слухи. — Она задрала голову и стала разглядывать звезды. — Вот что значит Сон! А тебя она видела?

Бегущий-в-Свете тяжело кивнул:

— Говорит, что я посмотрел ей в глаза.

— Ха-ха, да, знаю я, знаю… Ах, Волчий Сновидец! Ты ведь уже тогда был… особенным.

Он вскочил с места и стал сердито расхаживать.

— Я не хочу быть особенным! Я хочу быть охотником! Простым охотником. И все!

— А что еще она сказала тебе? О Народе?

— Что либо Другие нас перебьют… либо мы сольемся с ними воедино. Растворимся, как струйка крови на рыжей лисьей шкуре.

Обрубленная Ветвь покачала головой:

— Ты мог бы бросить свой Народ?

— Я — не тот! — Ему стоило труда не сорваться на крик. — Я пошел не по той дороге! Кричащий Петухом был прав.

— Однако мы все еще живы, — прошептала себе под нос Обрубленная Ветвь. Она в упор поглядела на юношу:

— Если не ты, то кто?

Он поглядел на гейзер, прислушался к его шуму. Вода била фонтаном высоко вверх, белоснежно сияя при лунном свете.

— Не знаю! — в отчаянии закричал он, уткнувшись лицом в ладони. — Не зна…

— Никого больше нет.

— Может, и есть…

— А кто?

— Не знаю! Если тот Другой из сна — мой отец, может, видеть Сны — это у нас в крови!

— Что ты хочешь…

— Может, настоящая Сила — у Вороньего Ловчего. Обрубленная Ветвь при этих словах застыла и погрузилась в глубокое раздумье.

18

Пришли карибу — черной полосой на сером снегу. Бегущий-в-Свете, заняв свое место в цепочке, благоговейно смотрел на них. Они двигались как в старых сказках — в точности между двух линий, по которым выстроили облаву.

Справа в укрытии из веток сидела Цапля. Она пела священную охотничью песню. Рядом, чуть левее, Поющий Волк с тревогой глядел на карибу, неторопливо приближающихся к охотникам. Он перевел глаза на укрытие, где скрывалась старая колдунья, — во взгляде его смешались восхищение и страх.

В груди Бегущего-в-Свете вдруг потеплело: он почувствовал подлинность и правоту Силы. Вдоль линий облавы, скорчившись, сидели женщины, натянув свои заряженные дротиками атлатлы. Вокруг царила тишина, которую нарушало только пение Цапли.

Бегущий-в-Свете с замершим сердцем следил за спускающимися в долину животными. Дыхание паром поднималось над их черными носами, белые бородки вились на ветру, их бока серели на фоне белого снега. Сколько же их?

— Убивать не больше тридцати зараз, — предупредила Цапля. В глазах у нее стоял Сон. — Столько я вам обещала. Только тридцать. И быстрее, чтобы они не мучились. А то напугаете их, и больше они не придут.

— Только тридцать, — чуть слышно прошептал он. Самка, шедшая впереди стада, уже почти вплотную приблизилась к нему. Она потянулась, закинув голову, две струи пара вырвались из ее ноздрей — и вот она легким движением шагнула вперед, прямо на него.

Бегущий-в-Свете подхватил священную песню. Ему хотелось выразить свое восхищение красотой этого гордого животного, отпеть его душу, чтобы достигла она Блаженного Звездного Народа.

— Ты будешь жить во мне, — пообещал он. — Твоя жизнь — это наша жизнь. Пребудьте с нами, звездные братья и сестры. — У него полегчало на душе. Олениха подошла к нему и застыла, приподняв одно копыто, — словно ожидая чего-то.

В это мгновение глаза их встретились, и он ощутил приступ счастья и нежности, словно их души, души охотника и жертвы, соприкоснулись и слились воедино. Ничего не бывает радостнее этого чувства — единения со всем миром, со всякой живущей тварью, с вечно движущейся, все танцующей свой таинственный танец.

С любовью и почтением объяснил он оленихе, что вынуждает его убить ее.

— Пожалуйста, Мать! Ты нужна нашему Народу. Слышишь, как мы плачем? Прости, что приходится просить тебя.

Она вновь шагнула вперед — Сила Сна достигла ее души. Он слышал, как скрипит снег под ее ногами, как ломается лед, на который ступают ее тяжелые копыта. Он вдыхал ее тревожное дыхание, заражался ее беспокойством. Они наконец достигли места, где должно было совершиться священное жертвоприношение, — и тут олениха повернулась и подставила ему бок.

Чувствуя, как играет Сила в его жилах, Бегущий-в-Свете метнул копье. Каменный наконечник глубоко вошел в тело оленихи. Он физически ощутил, как рвутся ее жилы. Она все еще стояла на ногах, когда он метнул копье второй раз — в молодого бычка. Белоснежный кусок кости, отскочивший от его огромного рога, промелькнул в воздухе, сверкнув на фоне черной оленьей шерсти.

Олениха стала опускаться на колени. Бегущий-в-Свете продолжал петь. Боль животного ранила его душу. Слезы стекали у него по щекам. Краем глаза он видел, как вскочил на ноги и метнул копье Поющий Волк. Справа и слева бежали женщины, посылая свои дротики в мечущееся стадо. Вот взмахнула рукой Зеленая Вода — ее дротик вошел в плечо бычка. Вот метнула свое оружие в молодую олениху Смеющаяся Заря. Олени все падали и падали.

— Довольно! — воскликнула Цапля, взмахнув рукой. Охота закончилась. Чары исчезли. Карибу повернулись и ускакали сквозь ряды женщин, поднимая копытами столбы снега.

Раненая молодая олениха, припадая на одну ногу, подошла к Цапле и смиренно стала пред ней. Старуха подняла копье и прицелилась. Олениха повернулась, подставляя плечо для милосердного удара.

В тишине слышно было сбивчивое дыхание умирающего животного.

Бегущий-в-Свете глубоко вздохнул, сам не понимая, как это он так запыхался. Цапля, встретившись с ним глазами, с удивлением и интересом глядела на юношу.

— Ты сам-то понимаешь, что ты сделал? — спросила она. Вопрос этот гулким эхом отозвался в его душе.

Он покачал головой:

— Что?

— Ты спел им окончание песни. Ты сам! Бегущий-в-Свете поглядел на серые камни, все так же равнодушно нависающие над обагренным кровью снегом. Боль оленихи все еще стояла в его груди.

— Прости, Мать, — сдавленным голосом произнес он, глядя на мертвое животное.

19

Долгая Тьма шла на убыль. Духи, что живут в клубящемся дыхании Ветряной Женщины, уходили на север, а с юго-запада приходили другие ветры, потеплее. Снег стал сырым и вязким. Горы на западе белоснежно сверкали — в те редкие дни, когда солнце выходило из облаков. С остроконечных горных пиков стекали водные потоки. К северу бежала огромная бурная река. Волны с шумом перекатывались с камня на камень.

Время от времени Народ охотился на карибу и — что было особенно славно! — на небольшие стада мускусных быков, обитавших в предгорьях. Мясо этих животных всегда было жирным и приятным на вкус, даже в этот ужасный год.

— Мамонта не трогайте, — предупредила Цапля, видя как старый могучий зверь спускается к заводи. — У него, конечно же, есть и самочки, и мамонтята — только я их приманивать не буду. Я их всех знаю.

Так или иначе, люди собирались с силами. Они вываривали каждого убитого зверя до костей, собирая каждую каплю жира — скудного после таких долгих и суровых холодов. Постепенно лица их округлились, тела стали упитанней и здоровее.

Издающий Клич радостно смеялся и напевал: он нашел здесь вкрапления крупнозернистого кварца, из которого можно было высекать длинные наконечники для копий. Лучший во всем Народе каменотес, он опытным взглядом изучал остроконечные камни, прежде чем отколоть толстый кусок кварца, — потом он ловко обтачивал эти грубые заготовки своим каменным молотком.

— Хороший материал! — заметил он Поющему Волку. — Смотри, какой славный камень — широкий, удобный для работы.

— Немного же тебе надо для счастья, — покачал годовой Поющий Волк.

— Ага. — Издающий Клич и не думал спорить с этим. Он достал из сумки олений рог. Он использовал его как инструмент для обточки каменных заготовок. Несколько ловких движений придавали грубому куску камня нужные очертания, превращая его в тонкий, удлиненный, двояковыпуклый предмет. Прежде чем начать работу, он спел священную песнь. Одна за другой заготовки приобретали правильную форму. Большую их часть он клал в мешок — на будущее. Все они выглядели на первый взгляд похожими друг на друга, но одни предназначались для ножей, другие — для скребков или резцов, из третьих он собирался смастерить наконечники для копий.

— Приятно видеть, как ты опять работаешь! — произнес Поющий Волк, присаживаясь рядом.

Издающий Клич присвистнул. Он и впрямь приободрился, принявшись за любимое дело.

— Знаешь, ведь в камень переселяется человеческая душа… Это так удивительно! Когда работаешь с подходящим камнем — как вот этот кварц, к примеру, или хороший известняк, — на душе веселее!

Подготовив основу, Издающий Клич стал затачивать наконечник кусочком рога и лоскутком кожи. Он загрунтовал острые края заготовки песчаником, приготовив точку опоры для рогового резца. Это позволяло ему точнее отмерять длинные полосы, которые он срезал с камня. В конце концов получилась плоская пластина в ладонь шириной, с одним острым концом. Он еще раз покрыл края наконечника грунтом, чтобы не порезаться когда будет надевать его на рукоятку.

— А сейчас, — восхищенно прошептал он, — это и впрямь красиво!

— А вот и рукоять для него, — отозвался Поющий Волк, указав на беспорядочно разрезающие небо березовые ветви. Собрав три дюжины, он разложил их на земле и стал готовить свои инструменты. Он собрал несколько тонких и острых осколков из кучки, лежащей у ног Издающего Клич. Этими острыми костяными осколками он резал дерево, подгоняя его к краям наконечника. Потом он счистил кору с дерева, срезал сучки и закалил прутья на маленьком огне. Отобрав лучшую из деревянных заготовок, он протянул ее Издающему Клич — вот рукоять для его великолепного наконечника!

— А ведь совсем недавно я уж и не думал, что мне еще доведется хоть разок заняться этим! — задумчиво произнес Издающий Клич, прилаживая наконечник к углублению в рукояти.

— Волчий Сон, значит? Издающий Клич усмехнулся:

— Мы ведь еще не померли, родич. Мало ли что еще с нами приключится.

Зеленая Вода, Смеющаяся Заря и другие женщины проводили дни (становившиеся все длиннее) кроя из шкур одежду и примеряя ее на своих соплеменников, сшивая вместе лоскуты кожи и подгоняя их под нужные размеры. Швы накладывали короткими стежками; одежду кроили шерстью внутрь, чтобы тепло не уходило, а пот без помех испарялся.

— Ну вот, сейчас ты все делаешь правильно, — объясняла Зеленая Вода Багряной Звезде.

— Это что же — наружная парка? — широко раскрыв глаза, спрашивала девочка.

— Так и есть. Нижний плащ, который носят прямо на теле, шьют позже, когда у карибу начнется гон. Но эта одежда — толстая, для холодов, и на нее нужны зимние шкуры. Видишь? Вот такие, с густой шерстью. Потом, ближе к /весне, если мы и убьем еще оленей, шерсть будет уже похуже — шкуры начнут линять.

— Значит, у нас две парки, — рассудительно заявила Багряная Звезда. — Наружная парка с волосами наружу… а нижняя, из линялых шкур, с волосами внутрь!

Зеленая Вода потрепала ее по волосам:

— Ты будешь самой лучшей мастерицей, да?

— Да! — гордо сказала девочка. — Парка — это все равно что чум для одного человека. Чум, который носишь на себе. Поэтому они такие длинные, почти до колен, а снизу, до самого бедра, ноги защищают сапоги.

— Ну, ты не замерзнешь! — произнесла Смеющаяся Заря, осматривая только что законченную работу. Полный костюм человека весил килограмма четыре. Зато он спасал даже в самые холодные дни Долгой Тьмы, когда человеческий плевок замерзает на лету.

— Я буду лучше всех! — пообещала Багряная Звезда. — Вот увидишь.

Зеленая Вода улыбнулась и закрыла глаза. Она почувствовала, как солнечный луч коснулся ее щеки.

— Да, мы все еще увидим, — ответила она. — Спасибо Волчьему Сновидцу.

А Обрубленная Ветвь расхаживала себе, прихрамывая, туда-сюда, радуясь счастливым часам, когда выпадал случай искупаться в горячей заводи или посидеть наедине с собой на причудливом каменном выступе, намытом речной водой.

На камнях, день за днем все обильнее выступавших из-под тающих сугробов, показывались мхи, лишайники и прошлогодние листья. Их собирали и варили из них крепкий черный настой. В проталинах в изобилии появлялись черника, брусника и клюква. Ягоды, пережившие под снегом зиму, были особенно сочны и сладки на вкус — просто таяли во рту.

Дети смеялись, играли, плескались в горячих водах. Глаза их сверкали от радости.

Почти в сотне метров от входа в пещеру Цапли стояли Издающий Клич, Поющий Волк и Прыгающий Заяц. Они глядели, как вода вытекает, петляя, из горячей заводи, и время от времени бросали взгляды туда, где беседовали старая Сновидица и Бегущий-в-Свете. Резкий голос Цапли рассекал воздух, как нож.

Издающий Клич следил глазами за полетом возвращающихся с юга воронов, чувствуя, как наполняет его легкие живительный весенний воздух. На запад летела стая чаек-трупоедов.

— Карибу… — прошептал он. — Должно появиться целое стадо.

— Скоро сюда налетят эти проклятые мошки. — Прыгающий Заяц поглядел на запад, сжав свои тонкие губы, будто ему самому не хотелось вспоминать о том, что помимо воли вертелось на языке. — Еще один поворот луны или около того — и все племена будут собираться вместе.

— Ты имеешь в виду Обновление?

— Да.

— Ну и что, ты тоже туда собираешься? Прыгающий Заяц опустил глаза, смущенно елозя носком сапога по камню.

— Мне пора жениться. А где и когда мне найти себе жену, как не во время Обновления, когда все племена встречаются?

— И то правда.

— Мы совершали ошибки, но жить-то дальше надо… Издающий Клич потрепал его по щеке и глубоко вздохнул:

— Ошибки? Мы выжили — это главное! Пропустив его замечание мимо ушей, Прыгающий Заяц добавил:

— И еще я хотел бы знать, жива ли моя мать.

— Она женщина сильная.

— Вы знаете, что Бегущий-в-Свете останется здесь, — сказал Поющий Волк, взглянув на юношу, негромко беседующего с Цаплей. — И старуха не пойдет отсюда обратно. И сам я не пойду… Положим, Бегущий-в-Свете и сам еще не знает, что он останется здесь. Но он останется.

Издающий Клич закинул голову и удивленно посмотрел на своего родича:

— Ты так хорошо знаешь Бегущего-в-Свете? Думаю, ты его просто недолюбливаешь.

Поющий Волк в ответ бровью не повел.

— Помнишь, как там, в холмах, Обрубленная Ветвь чуть живьем меня не съела? Так вот это яйца выеденного не стоит в сравнении с тем, что сказала Цапля через пару дней после того, как мы пришли сюда.

— И что же она сказала?

— Она… у нее есть голова на плечах. Знает кое-что о людях и о жизни. Она сказала мне, что я… мог бы быть великим вождем… если бы задумался как следует о том, что движет миром. Она сказала, что я стану одним из лучших вождей, какие только были у Народа, если

Только научусь держать язык за зубами и размышлять о вещах, которые приключились задолго до моего рождения.

— Думаю, она права. Ты всегда был парнем с головой — только горяч не в меру. Поющий Волк сжал губы.

— Мы толковали об этом со Смеющейся Зарей… Она говорит: может, придет время и я научусь сперва думать, а уж потом давать волю языку.

Издающий Клич усмехнулся:

— Тогда ты станешь настоящим вождем, друг мой. И если нам еще раз придется голодать, у меня больше не возникнет желания проткнуть тебя копьем.

— А что, хотелось?

— Ох, еще как. Особенно в день, когда мы нашли мускусного быка.

Поющий Волк опустил голову и с грустью посмотрел на пробивающуюся весеннюю траву.

— Понимаю… Я был плохим товарищем. Вечно ныл…

— Жаль, что нельзя сделать основание наконечника еще тоньше, — заметил Прыгающий Заяц, порезавший Руку об острие копья, которое протянул ему Издающий Клич. Вдруг он нахмурился:

— Я вот о чем думаю… Волчий Сон. Как ты думаешь…

— Я ничего не знаю о Духах, — ответил Издающий Клич, почесав свой толстый нос. — Но одно я знаю: Бегущий-в-Свете нашел по пути мускусного быка и спас Нас от голодной смерти. Он привел к нам Цаплю, когда мы уже совсем доходили. Помните, что она сказала?

Сны легко не приходят. — Покосившись на восток, он добавил:

— Туда почему-то никто не летит…

— Цапля говорит, что Великий Ледник отсюда в пяти днях пути.

— А про пролом она ничего знать не знает, — отозвался Издающий Клич, встретившись глазами со своим родичем.

— Вещий Дух лишает людей рассудка, — сказал Прыгающий Заяц. — Я… Мне кажется, что все это только померещилось Бегущему-в-Свете. Я думаю, он…

— Нет, Бегущий-в-Свете не обманщик, — возразил Издающий Клич.

— Я этого не говорил! — Прыгающий Заяц бросил на Бегущего-в-Свете раздраженный взгляд. — Он сам во все это верит. Но если Волчий Сон и был на самом деде, сейчас от этого ничего не осталось.

— И именно потому, что он сам этого Сна до конца не понимает, никто и не сомневается, что Сон был настоящий, — ответил Издающий Клич, хотя в глубине души он бы сильно удивился, если бы оказалось, что юноша и впрямь видел Волка.

Прыгающий Заяц пожал плечами:

— Так как насчет встречи с другими племенами? Как насчет моей матери? И зачем идти дальше к югу, когда пищи и здесь вдоволь? Там, во льдах, мне не найти себе жены, чтобы согрела мое ложе.

Сердце Издающего Клич сжалось. Он почувствовал что-то вроде вины.

— Если мы пойдем назад, Бегущий-в-Свете не переживет этого. Народ никогда не простит себе, если с ним что-то случится.

— Это его Сон. Не наш, — ответил Прыгающий Заяц, ударив краем ладони по камню. — Народ не может отвечать за чужой Сон. Это его забота. Пусть сам и расхлебывает.

— Он проклянет себя, если мы после пробуждения Отца Солнца не доберемся до Великого Ледника, — пробормотал Издающий Клич. — Я не хочу его расстраивать.

— Хорошо, — ответил Прыгающий Заяц, хлопнув себя по бедру. — Ты не хочешь его расстраивать. Я тоже. Но я хочу плясать на празднике Обновления, поглядеть на девушек, повидаться с матерью, если она жива.

А в сравнении с этим все остальное — ерунда. Хватит с нас этих волшебных путей на юг, хватит этих нескончаемых игр! Это всё просто конец света какой-то. Надо возвращаться назад, всем Народом. Там — Благодарственный Танец, там — праздник Обновления…

— Откуда ты знаешь, что нет волшебного пути? Мы же никогда не искали того хода, что привиделся Бегущему-в-Свете. Следует идти вдоль реки — Сон указал такую дорогу… — вмешался Поющий Волк, переводя взгляд с одного из своих родичей на другого.

— Ищите. А я не пропущу Благодарственного Танца, — ответил Прыгающий Заяц. — Тут и спорить не о чем.

— Значит, не о чем, — вздохнув, согласился Издающий Клич.

— Помнишь прошлый год? — заговорил Прыгающий Заяц. — Мы пропустили Обновление, и что было потом, когда кончился Долгий Свет? Может, за этот грех на нас все и свалилось?

— Ну уж если мы решим пойти назад, — добавил Поющий Волк, — тогда надо собираться побыстрее. Не то нам придется пересекать болото. А уж что там будет, когда вскроется лед, объяснять не надо: трясины, осока по колено и кочки такие, что все ноги пообломаешь. Надо идти, пока не кончились морозы, пока земля твердая.

— А Бегущий-в-Свете? Прыгающий Заяц пожал плечами:

— Это уж его дело. Мы всегда можем вернуться сюда и поглядеть, как он…

— Цапле это не понравится, — ответил Издающий Клич. — Представь, как она разгневается, коли мы сначала уйдем назад, а после вернемся?

Поющий Волк при этих словах испуганно поежился. Не сказав ни слова, он уселся на камень и стал вырезать Узор на наконечнике копья.

— Нет, — произнес Прыгающий Заяц, — я бы не хотел, чтобы она со своей Силой на нас разгневалась.

Поющий Волк вдруг задрожал, у него застучали зубы. Издающий Клич нагнулся и внимательно поглядел на него. Краем глаза он заметил, что облака стало относить ветром к югу.

— Что-то случилось. Неужели вы не чувствуете? — прошептал Поющий Волк, глядя на своих нахмурившихся друзей.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать… Будто что-то проломилось в Великом Леднике. Будто там теперь и впрямь есть проход. Я чувствую…

— Ты чувствуешь?

Лицо Поющего Волка перекосилось. Он слабо кивнул.

Прыгающий Заяц закусил губу. Все молчали. Наконец он произнес:

— Идемте на Обновление. Мы вернемся сюда и станем лагерем, прежде чем Ветряная Женщина принесет снега. Мы же знаем — здесь зимой есть дичь. А там посмотрим.

— А Другие?

— Они сюда не придут! — упрямо закричал Прыгающий Заяц. — Зачем им? Они…

— Пойдут следом за дичью, так же как и мы, — ответил Издающий Клич. — Если не этой Долгой Тьмой, так следующей.

Троих друзей охватили тревожные предчувствия. Прыгающий Заяц зарделся:

— Я не верю!

— Уж поверь. Издающий Клич дело говорит. Если мы нашли это место, то и Другие найдут. Прыгающий Заяц беспомощно поднял руку:

— Мы должны пойти на Обновление! Это путь Народа. Так было всегда. В этом вся наша жизнь…

— Да, путь… — печально отозвался Издающий Клич. Остальные молчали.

20

Покрытые травой холмы зелеными волнами лежали вокруг Пляшущей Лисы; между ними поблескивали разбросанные там и сям болотца. Зеленые листья пробивались на кустах вдоль бурлящих ручьев; ветер разносил острый запах полыни и ивовых веток.

Лиса забралась в нору, которую она вырыла на склоне холма. Восторг охватил ее. Жажда движения томила ее, ей не терпелось размять затекшие ноги…

Движение.

Она замерла и тяжело вздохнула. Склон холма, сколько она видела, порос густой осокой, но она различила среди травы какое-то серовато-бурое пятно. Сердце ее сжалось от ужаса. Только бы не Дедушка Бурый Медведь! Утро выдалось на редкость теплое, и он наверняка выбрался из берлоги, изголодавшийся после зимней спячки, и высматривает добычу.