Люди Волка

Мамонтиха взвыла и завертелась из стороны в сторону, качая хоботом. Изо рта ее с шумом вырывался горячий воздух — она напряженно дышала, пытаясь по запаху учуять того, кто ее ранил.

Издающий Клич, низко согнувшись, нырнул в узкую щель, прорезавшую скалу.

Здесь почти негде было спрятаться. Разве что за острым выступом черной сланцевой скалы… Но мамонтихе здесь было не пробраться. Проем, намытый водой в одном из склонов, тоже не годился: если она сунется туда — сразу же свалится вниз с двухметрового обрыва а это похуже копий охотника.

Издающий Клич, часто дыша, выбрался наружу через щель, прислоняясь к каменным выступам скал. Уловив мгновение, он подобрал длинное древко своего копья и вновь отпрыгнул в безопасное место.

Мамонтиха взвыла и рванулась вперед. Она стояла там, где кончалась твердая поверхность и начинались неровные, осыпающиеся под ногами камни, и покачивала в воздухе хоботом. Еще немного — и она бы его настигла.

Сердце так стучало у него в груди, что, казалось, вот-вот сломает ребра. Он ждал. Теперь он в безопасности — до него ей не добраться.

«Надо раззадорить ее, довести ее до сумасшествия», — думал он.

Смеясь и приплясывая, он поднял плоский осколок камня и швырнул его в морду мамонтихе. Та издала яростный вопль. Издающий Клич перескочил через наклонную каменную глыбу и, согнувшись в три погибели, опять забился в узкую щель, а мамонтиха, исходя гневом, рыла землю бивнями. Трава и мох столбом поднимались в воздух.

Мамонтиха опять взвыла, уколов ногу об острый камень. Она отошла на полшага и, вытянув вперед хобот, стала вынюхивать Издающего Клич.

Камень, на котором она стояла, покачнулся. Мамонтиха попятилась назад — и снова пошла на запах охотника.

С дрожащим сердцем он ждал ее приближения, забившись в щель. Хобот мамонтихи тянулся к нему, и он прятался все глубже. Мамонтиха с диким ревом пробиралась среди каменных осколков, пытаясь подойти к нему с тыла. Издающий Клич достал последний припасенный им наконечник и стал прилаживать его к древку, потом осмотрел его еще раз и, убедившись, что он правильно вошел в прорезь, глубоко вздохнул. Последнее оружие!

— Сейчас, сейчас… — шептал он. — Гонись за мной! Преследуй меня, Мать! Потеряй разум от ярости!

Пришло время дать о себе знать. Издающий Клич поднял руки, чтобы привлечь внимание мамонтихи, и завопил во всю глотку. Та замерла на месте, топча йогами мерзлую землю, задирая голову и вертя хоботом.

Издающий Клич послал копье в цель. Атлатл в двести раз усиливал его бросок.

Копье вошло мамонтихе за ухо — здесь кожа была совсем тонкой. Рукоятка, отделившись, с шумом упала на землю. Мамонтиха обезумела. Задрав голову и вытянув хобот, она бросилась вперед.

Издающий Клич вскрикнул от страха и, обронив свой атлатл, опрометью пустился к краю каменной гряды. Мамонтиха яростно ревела, преследуя его, — земля дрожала под ее ногами. Издающий Клич ни разу не обернулся. Бег отнимал все его силы — он мчался по сыпучим камням к пролому, куда надо было наконец заманить мамонтиху.

Хорошо, что он заранее отмерил направление бегства. Наконец он добрался до этой щели; один прыжок — и он на твердой земле.

С дрожащим сердцем он обернулся. Мамонтиха нависла над проломом. В глазах ее вспыхнул страх. Сдвинув ноги, она стала соскальзывать вниз.

А там Издающий Клич и Поющий Волк заранее выкопали в промерзшей земле яму. Тело мамонтихи закачалось; она размахивала хоботом, пытаясь удержать равновесие. Такая махина сначала всегда падает медленно. Перед тем как свалиться в яму, она успела еще раз вскрикнуть.

Когда ее могучее тело коснулось земли, почва под ногами Издающего Клич содрогнулась. Звук ломающихся костей, казалось, отозвался в его ушах. А потом все было кончено. Облако промерзшего пара вырвалось из могучих легких мамонтихи.

Издающий Клич вскарабкался на камни, чтобы не идти снова по опасной тропе, и заглянул в разлом. Поросший красноватыми волосами хобот мамонтихи дрожал, кровь текла у нее изо рта. Испуганные черные глаза глядели на него из ямы.

Ей недолго осталось жить. Она не сможет там долго дышать, слишком тяжелое у нее тело — быстро задохнется. И встать не сможет — она все кости себе переломала. Огромное ухо поднималось и опускалось, кончик хобота дрожал, принюхиваясь. Зверь не хотел верить недоумевал — неужто вправду смерть пришла? Тоненький хвост яростно бил по земле.

— Подумай-ка, — закричал ему Поющий Волк, — ведь еще мгновение, и она бы тебя настигла.

Издающий Клич закрыл глаза и вздохнул. Он поглядел вниз:

— Да, Матушка, ты ведь меня чуть не убила? Никогда этого не забуду!

Поющий Волк стоял на холме, на подветренной стороне, в трех бросках копья отсюда, и махал ему рукой. Рядом с ним были Зеленая Вода, Смеющаяся Заря и все остальные. Сейчас они будут разделывать мамонтиху — надо запастись всем необходимым перед долгой дорогой в долину Цапли.

Издающий Клич, качая головой, посмотрел на огромное животное, ныне успокоившееся вовеки:

— Еще шаг, Матушка, и ты превратила бы меня в лепешку. Благословенные Звезды, мне повезло!

Он опустился на камень, оживляя в памяти прошедшую схватку.

Долго глядел он на мертвую мамонтиху,. и сердце его сжималось от горечи и жалости. Он опустился на колени и погладил огромную голову. Достав из висевшего у него на шее мешочка специальные амулеты, подышав на них, он запел погребальную песню, посвящая душу убитой мамонтихи Блаженному Звездному Народу.

А все — новые копья. Никогда прежде на памяти Издающего Клич наконечники не входили так глубоко в тело зверя. Когда они извлекли из тела все наконечники, Поющий Волк стал, бормоча что-то себе под нос, разглядывать раны.

— И все же есть одна загвоздка — с креплениями. Нельзя ли делать основание наконечника потоньше?

Издающий Клич, нахмурившись, потер пальцем свои угреватый нос:

— Нет, слишком легко они будут ломаться. Я же пробовал, помнишь?

— А если сделать наконечники подлиннее? — не унимался Поющий Волк. — И хоть чуть поуже, чем эти?

— А кто говорил, что Народ не должен менять форму наконечников?

Поющий Волк растерянно пожал плечами. На камни один за другим ложились длинные ломти мяса. Издающий Клич вместе с Зеленой Водой разбивал крупные кости, вытряхивая на засаленную шкуру куски костного мозга. Из него топили жир, который пригодится им в зимнюю стужу. Этим занималась Пляшущая Лиса. Готовый жир она заливала в кишки, как научила ее Зеленая Вода. Это была непростая работа: жир должен был достаточно нагреться на горячих камнях, чтобы его можно было лить, как воду, но при этом не настолько, чтобы расплавить кишку.

— Эй, вы, пошли прочь! — крикнул Поющий Волк, разрезая толстую шкуру обоюдоострым каменным ножом. Шавка, увивавшаяся рядом с ним, подпрыгивала, урча от возбуждения, ловко уклоняясь от его руки. На запах мяса сбегались другие собаки, рыча и огрызаясь друг на друга.

— Пожалуй, без них бы было получше, — разозлился Поющий Волк, отгоняя псов.

Издающий Клич поглядел на него и ухмыльнулся:

— Приходится все время быть начеку, а? Поющий Волк вздохнул и пожал плечами:

— Но с другой стороны, собаки отпугивают медведей… Нам не понравится, коли нас сожрут живьем, так ведь?

Издающий Клич кивнул и, закусив губу, бросил взгляд на тучи, собирающиеся на северо-западе. Снег уже пару раз выпадал, но травы в этом году уродились на славу, и бурые пятнышки, появившиеся на них от мороза, вскоре исчезли без следа. Сало на спине мамонтихи было в локоть шириной, и мясо все в белых прожилках. Капли жира и крови застывали на руках Поющего Волка. Он вновь склонился над мамонтовыми бивнями.

Зеленая Вода, качая головой, глядела на охотника и шептала сидевшим рядом с ней женщинам:

— Знаете, а я верю тому, что рассказывает Черника про Мамонтовый Народ. Что бы там ни говорил Вороний Ловчий.

Эти слова донеслись до Издающего Клич, и он кивнул в знак согласия.

Пляшущая Лиса тем временем выпускала воздух из разбухшей от жара кишки.

— Говорю вам, он безумец!

— Поющий Волк ни в чем не виноват. У него болело сердце за тех парней, которых Вороний Ловчий заставил выделывать невесть что, но его-то вины нет в злодействах, которые Ловчий учинил на землях Других.

— Накличет он на себя беду!

— Он на всех нас беду накличет! — сердито добавил Издающий Клич.

Все замолчали. Он перевел взгляд на Зарю и Куропатку, которые срезали большие полосы мяса с плеч мамонтихи и, смеясь, клали их на изогнутые ветви карликовых ив. За пару недель мясо насухо заморозится и всю воду из него выдует ветром.

Краем глаза Издающий Клич поглядывал на Куропатку, а та, молоденькая, миловидная, не сводила глаз с Прыгающего Зайца, который сдирал толстую шкуру с мамонтовых ребер — вслед за Поющим Волком, разрезавшим одну за другой сероватые жилы, что держали шкуру на теле.

Любовь к ней поддерживала дух юноши. Глаза его вновь заблестели — впервые с тех пор, как он узнал о смерти матери, Серой Глыбы. Вернувшись с войны против Других, он взял ее в жены. Она была родом из лагеря Бизоньей Спины, из рода Чайки. Она стала его первой женой. Потом он женился еще и на Лунной Воде, пленнице, которую привел с войны.

Лунная Вода молча работала, глядя на Прыгающего Зайца, и в глазах ее блестел чуть тлеющий огонь. От нее они еще дождутся бед: Издающий Клич предчувствовал это. И все же ее маленькое тело, ее легкая походка не давали ему покоя. Он никак не мог отделаться от мимолетных фантазий, смущавших его душу, — раздеть ее, заключить в объятия ее нежную грудь, раздвинуть се прямые ноги. Он чувствовал себя…

Внезапно локоть ткнулся ему в ребро, и он, очнувшись от этих мыслей, бросил взгляд на стоящую рядом жену. Зеленая Вода погрозила ему кулаком; судя по глазам, она лучше всех понимала, что у него на уме.

— Так, задумался… — промямлил он.

— Конечно, — со вздохом пробормотала Зеленая Вода но глаза ее выразительно сверкнули.

Издающий Клич растерянно усмехнулся и пошел относить очередную порцию срезанного Поющим Волком

Жира.

Весь лагерь Народа был наполнен новыми женщинами из Других, которых пленили воины Вороньего Ловчего. Старухи день и ночь учили их легендам и сказаниям, чтобы они слились с Народом и стали его частью, хоть им и придется до конца жизни быть наложницами, младшими женами. Пленницы учились. По большей части они были молчаливы, угрюмы, служили своим мужьям через силу, но мало кто пытался убежать.

— Когда пойдем? — спросила Зеленая Вода, поглядев на груду сала, в которую Издающий Клич только что добавил еще один ломоть.

Он распрямился, потирая затекшую спину, пытаясь вытряхнуть из-за пальцев комки сала.

— Еще неделя? Может, две… К тому времени уже порядочно подморозит. А снега еще не наметет. Хорошая будет дорога.

— Чем быстрее, тем лучше. Поющий Волк беспокоится.

— Я и сам беспокоюсь, — согласился Издающий Клич. — Они нанесут ответный удар. Если верить Чернике — не могут не нанести.

Зеленая Вода чуть помягче поглядела на своего мужа:

— Думаю, она знает о Других побольше, чем Вороний Ловчий. Я слышала, что она говорит. К этому стоит прислушаться. Если это хоть вполовину правда…

— То мы в большой беде, — закончил Издающий Клич, посмотрев на Чернику. Она оторвалась от работы, чтобы покормить дитя.

— Ребенок вырастет одним из нас, — с улыбкой сказала Зеленая Вода, ткнув мужа в бок.

— А ты слышала, что Вороний Ловчий хотел его убить? И откуда он такой взялся на нашу голову!

— Он сумасшедший. — Зеленая Вода задрала подбородок, и волосы волнами упали на ее красивую шею. Печальная складка появилась в углу ее рта.

— Надеюсь, не настолько, как говорит Пляшущая Лиса.

Лиса тяжело вздохнула и покачала головой:

— Настолько.

Зеленая Вода задумчиво поглядела на Издающего Клич:

— Между прочим, я заметила, что ты рассказал большей части вождей этого отряда, как добраться в долину Цапли.

В десяти шагах от них Поющий Волк счищал со своего ножа обрывки сухожилий. Ветер доносил до Издающего Клич знакомый запах готовящегося мяса. Почему он сейчас не возбуждает его?

Он вдохнул и выдохнул воздух, видя, как образуется белое облачко у его рта. Вокруг него громоздились изрезанные сланцевые склоны холмов; они становились все выше и на западе переходили в высокие горы. В горле у него стоял запах мамонтового мяса, давленой полыни и осоки. А на севере толпились серые тучи, пришедшие с Соленых Вод, предвещая бурю.

— Если с наступлением зимы придут Другие… и если их впрямь так много, как выходит по словам Черники, то у нас останется только одна дорога…

— А если мы окажемся запертыми в долине Цапли и никуда не сможет уйти оттуда?

Он поймал ее полный вызова взгляд и хмыкнул:

— Может, Цапля сумеет отогнать их своим колдовством?

— Народ! — донесся чей-то отчаянный крик. Поющий Волк, приложив ко лбу окровавленную руку, поглядел на север.

— Судя по виду, Три Осени, — сказал Волк. — Что это он здесь делает? Они с Блеющим Бараном ушли охотиться далеко на север.

— А вот Мышь, — отозвался Прыгающий Заяц. — Я ее по походке узнаю. Она же ногу сломала… Когда копье Удара Молнии ранило того бизона у Соленых Вод. И еще, еще… С ними многие из Народа.

Зеленая Вода сжала губы:

— Не нравится мне это. Сходи-ка посмотри, что случилось.

Издающий Клич взял свои копья и пошел на склон холма, где только что охотился на мамонтиху. Собаки уже начали лаять и рычать, чуя приближение других псов, пришедших с родом Блеющего Барана.

Впереди шел Три Осени, за ним — несколько усталых женщин, согнувшихся под кладью, потом опять охотники, и так до самого горизонта. Люди выглядели изможденными, они шли как бы не слыша рычания и подвывания собак, их серые тюки сливались друг с другом.

И впрямь это выглядело неладно.

— Три Осени! — позвал Издающий Клич. — Добро пожаловать к нам. Мы убили мамонта. Будет настоящий пир!

Шепоток облегчения прошел по рядам прибывших. Мышь — ее волосы были острижены коротко в знак траура по Удару Молнией — подняла голову и зашагала чуть уверенней. Ребенок цеплялся за край ее плаща. Еще одна девочка ковыляла следом за ней. А Народ все поднимался по северному склону холма.

— Они съедят все наши зимние припасы мяса! — прошептал Издающий Клич про себя. Три Осени благодарно поднял руку:

— Спасибо за приглашение на пир, Издающий Клич, и еще спасибо Блаженному Звездному Народу, что мы добрались до ваших чумов.

— Что-то многих я не вижу… И собаки ваши отчего-то не лают. А это кто, никак Большой Рот? — По склону поднимался низенький коренастый человек, заметно хромая. — Что это с ним? Нездоров?

— Ранен копьем. — Три Осени беспокойно огляделся, облизав губы. — Охота была что надо. В одной маленькой долине набрели на стадо диких баранов. Отменная дичь! Большую часть туш мы освежевали и оставили храниться на морозце. Мы бы провели там всю зиму, кабы не Другие…

Сердце Издающего Клич упало. Вот оно! Началось.

— Что случилось?

— Блаженный Звездный Народ спас нас, мой друг. Попросту повезло. Одного юношу послали сообщить Вороньему Ловчему и Кричащему Петухом, что у нас хватит мяса прокормить многих. Он первым увидел Других, вернулся и предупредил нас. Позволь сказать тебе, сейчас они дерутся получше. Убили четырех охотников, которые вышли им навстречу. Их было так много, друг мой. Так много. И такие сильные. Их было не остановить — все равно что Ветряную Женщину. Но мы стояли на холме, наше положение было лучше, только потому нас всех и не перерезали.

— Как вы нашли нас?

— Блеющий Баран сказал нам, по какому пути вы ушли. Мы надеялись, что вы нам поможете. — Три Осени неловко переминался с ноги на ногу, опустив глаза.

Издающий Клич поглядел на фигуры, все еще пробирающиеся среди дальних холмов:

— Блеющий Баран здесь? Помню, он мне рассказывал сказки…

— Он умер, друг мой. Может, попозже, сегодня или завтра, мы посвятим его душу Блаженному Звездному Народу.

Издающий Клич вздрогнул:

— Как это случилось?

— Другие… Копье прошло низко, над самым мужским органом. Плохая рана. Из брюха лился кишечный сок… Он стал вонять и весь раздулся. Мы несли его, сколько могли.

— А ваш лагерь?

Три Осени со значением похлопал по своему копью:

— Он у Других. Нам — тем, кто выжил — надо было в первую очередь позаботиться о женщинах и детях. А уж там мы вернемся и за все отплатим Другим.

Издающий Клич покачал головой:

— Вы уже отплатили один раз. А теперь они отплатили вам. Не пора ли кончать? Слишком многих уже нет в живых. — Он указал на прибывающую толпу:

—Видишь, сколько коротко остриженных женщин? Пора этому положить конец!

Три Осени хмуро улыбнулся:

— Угости нас сегодня, Издающий Клич. Как следует угости. Мы уж отомстим за наших погибших родичей!

— Словно сам Вороний Ловчий говорит твоими устами.

— Он — вождь, — согласился Три Осени.

— Может, и так.

Три Осени сдвинул брови:

— Нам нужны воины. Ты пойдешь? Ты, и Поющий Волк, и Прыгающий Заяц…

— Нет. — Издающий Клич решительно покачал годовой.

— Но мы должны…

— Нет.

— И тебя не беспокоит, что те, кого ты любишь, убиты?

— Наш долг — заботиться о живых. Мы говорили об этом сегодня с Поющим Волком и Прыгающим Зайцем. Здесь начинаются страшные вещи. Мы пойдем на юг, за Волчьим Сном. Если ты и вправду хочешь уберечь своих женщин и детей — идем с нами.

Три Осени, колеблясь, поглядел на него и в конце концов отрицательно покачал головой:

— Мы должны вернуться. Это… вопрос чести.

— Чести?

Три Осени расправил плечи, глаза его сурово сверкнули:

— Воинской чести! — Он для убедительности потряс в воздухе копьем.

Мрачные предчувствия проснулись в душе Издающего Клич. Он опустил голову. Да, это правда. Его Народ с каждым днем все больше походил на Других.

35

Народ шел по нескончаемым холмам, с трудом пробираясь сквозь заросли карликовых берез. На северных склонах уже лежал снег. На ветках дрожали последние темно-рыжие листья. Отец Солнце с каждым днем все ниже склонялся к горизонту; свет его, летом ослепительно-желтый, теперь принял тусклый соломенный оттенок. Овраги были заполнены тлеющей листвой, шуршащей под ногами.

Пляшущая Лиса поправила кожаную полосу на лбу и поглядела в спину Мыши. Эта женщина раздражала ее: когда она смотрела на Лису, ей словно по коже проводили куском шершавого камня. Старуха Кого-ток, ковылявшая чуть впереди, обернулась и хмыкнула, словно прочитав ее мысли, и движением руки подозвала ее к себе. Лиса ускорила шаг.

— Пошла прочь. Иди себе сзади, — отогнала ее Мышь.

— Я иду где хочу, — ответила Лиса, видя, что Кого-ток обернулась и глядит на нее. Глаза старухи мрачно блестели.

— Твой дух проклят. Я не хочу, чтобы ты болталась рядом с моим ребенком. Иди сзади. Оставь нас, добрых людей, в покое.

Пляшущая Лиса быстро, как молния, бросилась к Мыши и вцепилась своими крепкими пальцами в завязки ее капюшона. Та с криком отбивалась от нее. Взглянув Мыши прямо в лицо, Пляшущая Лиса произнесла:

— Человек, который проклял меня, — ложный Сновидец: у него нет Силы. Значит, его проклятия не имеют никакой силы. — Она изо всех сил затянула тесемки, так что Мышь еле могла продохнуть. — Поняла?

Лиса резко оттолкнула свою обидчицу. Та еле удержалась на ногах. Ребенок, которого она держала на руках под плащом, стал подавать голос.

Мышь потерла шею.

— Ты с ума сошла, — хрипло выдавила она. Пляшущая Лиса криво усмехнулась:

— Запомни это! Ты и представить себе не можешь, на что я способна, ежели мне перейдут дорогу.

Повернувшись на пятках, она пошла прочь, заметив, что Поющий Волк идет посмотреть, что это за потасовка происходит в хвосте отряда.

В тот вечер и позже у нее уже не случалось перебранок с Мышью. Но она заметила, что и некоторые другие женщины, приблизившись к ней, опускали глаза. Что это — почтение? Или страх? Только Кого-ток дружелюбно глядела на нее, время от времени ободряюще подмигивая. И, поймав ее взгляд, Лиса расправляла плечи и тверже ступала, крепко сжимая в руках свое охотничье оружие.

Волчий Сновидец плавал в горячей заводи. С берега за спиной у него плыло негромкое пение Цапли. Эти звуки придавали ему сил. Волны ласкали его обнаженное тело.

— Погрузись в песню, — наставляла его Цапля. — Освободи себя. Двигайся в лад звукам. Изгони этот мир из всего Сна. Его больше нет. Ничего нет, кроме Сна.

— Кроме Сна, — повторил он.

Он погрузился в воду, пока она не залила ему уши. Птичье пение потонуло в шуме воды. Но, как ни странно, он расслышал, когда Цапля вновь начала петь. Это было бессмысленное на первый взгляд сочетание слов, но они звучали ритмично и чарующе. И поскольку он не мог уловить смысл песни, он сосредоточился на ее волнообразном ритме, как будто танцуя под ее звуки.

Он растерянно мигал, ничего перед собой не видя. Он сидел в пещере Цапли. Наконец он стал различать знакомые очертания и запахи. Черепа глядели на него, проникая прямо в душу. Закопченные изображения на стенах, казалось, жили своей собственной жизнью. Серный запах, доносившийся от гейзера, щекотал его ноздри.

— Я… я не в заводи? — спросил он, обернувшись. В углу сидела, сгорбившись и что-то бормоча себе под нос, Обрубленная Ветвь. Пламя оставляло блики в ее глазах.

— Нет, не в заводи, — ответила Цапля. — Посмотри на свои руки.

Он посмотрел — и остолбенел. На середине его ладони вспыхнул огромный красный волдырь. В то же мгновение он почувствовал острую боль — такую, что на глазах у него выступили слезы. Он вскрикнул.

Цапля взяла его своей морщинистой рукой за запястье и смазала ладонь гусиным жиром, смешанным с измельченными травами.

— Я вижу в твоих глазах вопрос… Что случилось? Я положила в твою ладонь уголек, Волчий Сновидец. Ты и не обратил внимания, как он обжег тебя. Понимаешь, что это значит?

Он кивнул, превозмогая боль.

— Я обрел Танец.

— Именно так.

— Но уголь обжег меня.

— Да, ты пока что только очистил свое сознание. Ты еще не танцевал с огнем.

— Тогда зачем же ты вложила мне в ладонь уголь? — спросил он не без обиды: уж очень болела рука. Цапля усмехнулась:

— Чтобы ты вспомнил, где находишься.

— Разве ты не могла просто подождать и позвать меня?

— Это совсем другое…

Он недоверчиво поднял бровь:

— Вот как?

— Ты был еще не так далеко.

Он поднял и поднес к лицу свою обожженную руку:

— Вижу…

Она помолчала, беззвучно двигая челюстями, вся в малиновых отблесках костра.

— Понимаешь, настоящий Танец — это Танец с окружающими вещами, а не с самим собой. А уж потом ты приступишь к Танцу, который свяжет тебя с Единым. А потом…

— Но я сделал еще один шаг.

— Да, — согласилась она. — Еще один шаг, Волчий Сновидец. Еще один шаг… Да только я не знаю, есть ли у нас время?

— Что ты имеешь в виду?

Она моргнула и поглядела в пространство, всматриваясь во что-то видное ей одной.

— Все происходит слишком быстро. Нам бы еще пару лет! А у нас, может, и одного года нет, — бросила она ему через плечо. — Следующим летом, может быть, будет уже слишком поздно.

— Поздно для чего?

Она нахмурилась, морщины у нее на лбу углубились.

— Этой ночью я видела страшный Сон. Я не видела ничего определенного, образы были слишком расплывчатыми, но я чувствую в них страшную правду.

— Какую правду?

— Они идут, — хрипло произнесла она, пронзительно поглядев ему прямо в глаза. — Мы и обернуться не успеем, как они будут здесь.

— Другие? — спросил он, тяжело вздохнув. Он встретит своего отца!

— Что-то еще похуже… еще большая тьма. Я плохо разглядела…

— Как та тьма, что я видел? — Он пожал плечами. — Ну и сколько же у нас осталось времени?

— Не знаю.

— Как же нам быть? Если я недостаточно продвинусь…

— Я… — Она глубоко вздохнула. В глазах ее стоял страх. — Надеюсь, что я еще достаточно сильна…

Она с усилием встала на ноги, дотянулась до ниши в каменной стене — и отдернула дрожащие руки. Прижав к груди потные от страха ладони, она стояла, не сводя напряженного взгляда с трещины в камне.

— Что ты ищешь? — спросил он. — Могу ли я тебе помочь?

— Нет, — сурово прошептала она. — Только я могу их касаться. — Она вновь потянулась к трещине и достала оттуда какой-то тщательно завязанный узелок.

У Волчьего Сновидца пошли по спине мурашки. Он не дыша глядел, как старуха развязывает узелок и достает оттуда какие-то сморщенные черные вещицы.

— Что это такое?

— Грибы. Помнишь? Я говорила тебе прошлым летом: они выросли там, где я облегчалась. Сильные существа: они живут самой смертью, одолевают распад и гниение. В них — воскресение, Волчий Сновидец. Относись к ним почтительно: они полны Силы.

Он удивленно поглядел на нее. Сердце его учащенно стучало.

— Воскресение? Ты говорила, что они убьют меня. Она повернулась. Глаза ее резко блеснули.

— Убьют. Ты к ним еще не готов.

— Почему?

— Потому что ты еще не Танцующий.

Он окинул взглядом пещеру, Обрубленную Ветвь, Цаплю — и задумался. Что же это такое происходит, когда поешь грибов?

— Ты понял? — спросила она. У нее был необычно серьезный вид.

— Нет.

— Может ли гриб убить тебя, если ты сам — гриб? Можешь ли ты убить гриб, если гриб — ты сам? Он затаил дыхание:

— Единый.

— Да. Это маленькое растение может вызвать могущественнейший из Снов. Шуточка Отца Солнца — вот что такое эти грибы. У них нет цвета, потому что растут они из смерти, во тьме, а приносят жизнь и Свет. — Она потрогала черные комочки. — Они помогают твоей душе выходить из Танца…

— Но что если я выпаду и из Сна тоже? Она по-птичьи вскинула голову:

— И окажешься нигде?

— Что-то в этом роде.

Ее сгорбленная спина затряслась от смеха.

— Тогда ты будешь знать, что ты — там.

— Где?

— Нигде.

Не желая показывать свою тупость, он спросил:

— А что будет с моим Сном?

— Если ты окажешься нигде и увидишь пустоту внутри себя — тогда ты сможешь брать руками горящие угли и не обжигаться… и, не страшась, принимать яд. — Она поглядела на него и кивнула головой:

— Вижу по твоим глазам — ты понимаешь.

Он вздохнул:

— В этой пустоте я и грибы станем одним целым? Она улыбнулась, обнажив остатки зубов, и согласно кивнула:

— Так и есть. Это — последний и главный Сон. Сон, покоряющий смерть. И этот Сон возродит твое тело. Будет боль, мука, тяжелая мука, болезнь — пока ты не войдешь в глубину своей души и Сон не свяжет воедино тебя и грибы. И вы станете одним целым — и ничем.

Он непроизвольно сжал кулаки.

— Когда я смогу попробовать?

— Может, и никогда — по всему, что я знаю. Времени куда меньше, чем я думала. Вороний Ловчий бросил вызов Сну. Твой брат обладает по-своему необычайной Силой. Только это другая Сила.

— Но он не Сновидец.

— Не такой, как ты. Но он видит Сны — на свои манер… Его Сила в том, что он умеет внушать свои мысли другим. И он может одним махом, в час озарения, увидеть то, что должно случиться. Он опасен.

— Могу ли я остановить его?

— Не знаю. Вы двое и тот Другой, ваш отец, — это будущее Народа. И если никто не помешает, Вороний Ловчий разрушит Народ изнутри, а ваш отец тем временем разрушает его извне. А ты? — Она напряженно поглядела на него. — Ты должен обрести пустоту в своей душе, найти ход через свое сердце, прежде чем найдешь его в Леднике и спасешь Народ.

— Но что же за тьму видела ты во Сне? Это не…

— Это что-то другое, еще похуже. Это поглотит всех нас: и Народ, и Других.

— Тогда что же… — он развел руками, — мы даже и понять не можем, что это такое, пока не столкнемся с этим лицом к лицу? Тогда как я?.. — Он снова вздохнул и потянулся к грибам.

Быстрым движением Цапля убрала от него узелок с грибами и прижала его к груди.

— Не вздумай даже дотрагиваться до них! Коснешься, потом оближешь пальчики — и умрешь страшной смертью. Пойдешь на пищу Духам Долгой Тьмы. Я не могу рисковать твоей жизнью.

Но узелок невольно притягивал его взгляд — так заяц не может отвести глаз от летящего орла.

36

Вороний Ловчий завел старика в чум, подыскивая место, чтобы присесть. Кричащий Петухом опустился на землю по-стариковски осторожно, оправляя плащ, разглаживая полы своей наружной парки. Зрячим глазом он оглядел помещение: потемневшие от копоти жерди, поддерживающие стены и своды, аккуратно сложенное по углам оружие, связанные в узлы волчьи и оленьи шкуры. В желтоватом свете костра он и его спутник отбрасывали длинные темные тени.

— Отведай, старый учитель, — сказал Вороний Ловчий, предлагая старику бараний рог с травяным отваром.

Кричащий Петухом выпил и указал на баранью похлебку, варившуюся на костре в кожаном бурдючке:

— Я сегодня не ужинал.

— Пожалуйста, угощайся.

Старый шаман улыбнулся, наполнил чашку похлебкой и, чавкая, стал есть. Насытившись, он повернулся к Вороньему Ловчему и спросил:

— Зачем ты хотел меня видеть сегодня?

— Три Осени пришел с вестью. Другие напали на отряд Блеющего Барана. Я хочу, чтобы ты благословил меня собрать молодых парней и нанести удар по их становьям. В середине Долгой Тьмы они нападения не ждут.

Кричащий Петухом провел пальцем по подбородку Его бельмо мрачно блестело.

— Никто не станет рисковать жизнью среди Долгой Тьмы. Что будет с их душами, а? Вороний Ловчий развел руками:

— С душами, Кричащий Петухом? А что их ждет здесь? Что нас всех ждет? Другие перебьют нас — иди мы среди них растворимся. Три Осени послал одного юношу разведать про Других, которые захватили лагерь Блеющего Барана. Они тоже держат в плену наших женщин… И это будущее, Кричащий Петухом? Наши женщины будут вынашивать их ублюдков? Как Черника?

— Слишком ты много на себя берешь, юнец. Тебе не достаточно одного слова Старейшего? — Он попытался встать.