Изобретение зла

      - Ой, поищи сам! - возмутились девочки и снова навалились на Пестрого.
      - Бой без правил! - кричал Пестрый, - можно целовать в любую часть тела и сколько угодно раз!
      Все визжали, вопили, орали и хохотали.
      Тебя в следующий раз, - подумал Черный. Он нашел линейку и вышел из девчачьей палаты.
      68
      Черный опять вернулся. Теперь он привязал к ручке сачка длинную деревянную линейку, чтобы так ловить рыбок, которые плавали у дна. Проходя, он зацепился за перевернутый стул и выругался.
      - За линейкой ходил, - нервно объяснил он, хотя никто и не спрашивал.
      - Черный, чего тебе в жизни не хватает?
      - Мне всего хватает. Он опустил сачок в воду и стал гоняться им за красной рыбкой, поднимая муть со дна. Рыбка долго не продержалась.
      - Делай всегда вот так, и тебе всего в жизни будет хватать.
      Он ударил кулаком, расплескивая рыбку. Рыбка брызнула во все стороны, как будто она была жидкая. Синяя поднялась, с вызывающим видом стряхнула каплю с рукава и ушла.
      Черный подошел и вытер ладонь о мою рубашку.
      - Вот так, - сказал он зачем-то. - Не бойсь, она к тебе вернется.
      Черный относился ко мне иначе, чем к другим. Во-первых, он меня не бил.
      Во-вторых, он меня воспитывал и рассказывал разные вещи о себе, даже очень секретные. Казалось, он хотел сделать из меня ученика. Поэтому я относился к нему без надлежащей робости.
      - Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал? - спросил он.
      - Тараканов.
      - Ну и как?
      - Противно, - сказал я.
      - Не жалко?
      - Жалко.
      - А вот я убивал. И даже несколько раз. В первый раз - человека, которого всегда уважал. Еще за день до того мы ехали в поезде и он рассказывал всякие интересные вещи. О древних людях, о рыцарях. Рыцари когда-то жили на самом деле.
      Он говорил так, как будто сам их видел. У него был сломан нос и это его не уродовало. Еще он говорил о красоте жизни - тут я его понимал. Я ведь не дурак, ты знаешь. Только умный чувствует красоту жизни, для глупоко красота слишком сложна, а ума хватает только на гадости... А на следующее утро я его убил и ни капельки не жалел в первые дни.
      - А сейчас?
      - Сейчас жалею. Жалею, что не узнал больше. Он много мог рассказать.
      - А эачем ты мне это рассказываешь?
      - Учу. Тебя ещё многому придется учить. Сколько сейчас времени?
      - Примерно без пятнадцати шесть. А что?
      - Я все время был здесь и ловил рыбок, правильно? Все время, с самого обеда. Ловил, пока не переловил всех.
      - Вроде так.
      - Не вроде, а так. Если спросят, так и скажешь. А тебя обязательно спросят, потому что ты все запоминаешь. Ты меня не подведешь.
      - Черный, - спросил я, - а что у тебя с линиями на руке? Мои исчезли, осталось только чуточку.
      - Я знаю, - сказал он, - не обращай вниммания.
      Но смотреть на ладонь он не стал.
      69
      Анжела не могла проснуться до четырех часов вечера. Ей снился жуткий кошмар
      - будто попадает она в черный дом со многими лестницами и в какую комнату ни войдет, везде черная дверь на улицу. За дверью кто-то царапается и стучится.
      Она не хочет подходить к двери, но подходит, поворачивает ручку и открывает. За дверью никого. Красивейший многоцветный закат лежит на холмах. К горизонту уходят столбы. На уровне верхушек столбов неподвижно парит половина человека, верхняя. Видна линия среза и все то, что внутри. Летающая фигура покачивется на ветру. Анжела вскрикивает и фигура поворачивается. Поворачиваясь, она наклоняется, как вертолет. Несколько секунд глядит на Анжелу, а потом бросатся на нее, как коршун на добычу. Анжела заскакивает в дом и захлопывает дверь за собой. Что-то тяжелое ударяет в дверь снаружи - так, что сыплется штукатурка с потолка и гвозди в дверной коробке высовывают шляпки, скрипя. Она подходит к двери и осторожно заглядывает в замочную скважину. Оттуда на неё глядит красный светящийся глаз.
      Она пробует переключиться на другой сон и видит котенка у себя на руках.
      Гладит котенка. Котенок начинает играть и хватает зубами её палец. Анжела пробует вырвать палец, но не может. Разжимает челюсти котенка обеими руками и тут верхняя часть головы животного мягко отламывается, обнажая розовый мозг. По мозгу пробегают зеленые и красные огоньки мыслей. На этом живописном месте
      Анжела проснулась. Глубоко вздохнула - отчего-то болела грудь.
      Она посмотрела на часы. Четыре пятнадцать вечера. Кошмар - проспала двенадцать часов. Подошла к окну, отклонила штору и посмотрела на небо. В небе плыл зеленый водяной змей и кружились серебрянные кресты. Анжелу это не удивило. Она подняла жеваные цветки с пола и положила их в ведро. Потом принюхалась. В комнате пахло как в конюшне. Она вышла, сходила за фонариком и посветила на пол. В пыли у батареи четко отпечатались следы лошадиных копыт.
      Здесь же Анжела нашла волос - длинный и прочный, будто из лошадиного хвоста.
      - Чем они тут занимаются? - спросила она вполголоса и потерла грудь. Грудь болела так, как будто кто-то на ней сидел.
      Она порылась в сумочке и нашла ежедневник. Анжела вела ежедневник добросовестно, потому что любила выпить и нередко теряла нить событий. В ежедневник она вносила дела, намеченные к исполнению. Номера тех дел, которые она уже исполнила, Анжела обводила двойным сердечком. Женщина всегда остается женщиной.
      Первым невыполненным делом было "обследование старого крыла на предмет тараканоподобных". Анжела проглотила витаминчик из баночки и пошла к старому крылу. Проходя через вестибюль, она увидела испуганного человека, колотящего кулаком в дверь.
      - Не положено, - кротко сказала она человеку и развела руками, ничего не поделаешь.
      Человек кричал о тигре. Видно, випил лишнего. Отходя от дверей,
      Анжела увидела, как большой грязно-желтый лев уже тащит человека за ноги. Так я и знала, что не тигр, - подумала Анжела и ничуть не удивилиась. Из окна второго этажа она увидела, как толпа кричащих людей тащит по снегу двух женщин. Люди орали о том, что поймали ведьм. За толпой гордо шел странно одетый человек с большим топором. На человеке с топором была красная маска и красный капюшон, похожий на колпак Буратино. Люди выкрикивали ругательства, упоенно, с подвыванием, поднимая лица к небу. Анжела заметила, что у всех мужчин торчат клыки - такие большие, что некоторые рты вообще не закрываются. Лица женщин были странно искажены. Интересно, что со мной, - подумала Анжела, - а ведьм надо изничтожать, обязательно, - подумала и подошла к зеркалу.
      Она хорошо помнила, что раньше на зеркало была приклеена картинка, изображавшая меланхоличную сестрицу Аленушку на мшистом камне. У сестрицы болел живот, судя по выражению её лица. Сейчас с картинки скалился мужчина с мечом.
      Судя по выражению лица, мужчина имел прекрасный аппетит и всегда был доволен своим желудком. Подпись гласила: "Малатеста. Знаменитый итальянский герой, первым сумевший заполнить глубокий колодец отрубленными головами своих жертв.
      Сей подвиг ещё никому не удалось повторить".
      Анжела рассмотрела гордого воителя и отметила, что клыки у него нормального, человеческого размера. Потом обратилась к изучению собственного лица. Лицо несколько раздвинулось в ширину, особенно в нижней части. Зубы слегка торчали вперед. Анжела заглянула себе в рот и удовлетворенно отметила, что семь гнилых зубов справа совершенно выздоровели, а два выпавших слева теперь снова на своих местах. Она вынула из кармана монетку в пятьдесят миллионов и перекусила её пополам. Удовлетворенно хмыкнула. Подбросила две стальные половинки на ладони. Ладонь была гладкой, как лист бумаги. Еще вчера Анжела училась гадать по своей руке и по дешевому учебнику хиромантии. Она почувствовала, что во всех этих странных происшестивиях есть некоторая система, но её слабый ум не сумел эту систему постичь. Она постояла, подумала, склонив голову набок, вздохнула и открыла дверь, ведущую в старое крыло.
      Тараканоподобные здесь прямо кишели. Анжела шла, пригнувшись, подсвечивая фонариком и собирала металлических жучков в пакетик. Говорят, что когда-то жучки занимались постоянной уборкой помещений, но после войны совсем выродились и кое-где даже стали нападать на людей. Здесь, к счастью, смирные. Никогда не поверю, чтобы такая гадость могла сама заботиться о чистоте...
      Ей показалось, что она в коридоре не одна. Длинный коридор почему-то становился темнее с каждым шагом и уходил вниз. Анжела обернулась, но той двери, в которую она вошла, уже не было видно. Увлеклась я, увлеклась, подумала Анжела и поспешила за очередным жучком, - врешь, от меня не уйдешь! Ей послышался шум дыхания у самого своего уха. Она обернулась, но ничего не увидела. А ведь правда, - подумала она, - ведь здесь столько пустых комнат, тут столько народу может спрятаться! Но эта мысль её не остановила - Анжела продолжала двигаться за жучками. Погоня за жучками напоминала ей далекие дни деревенского детства, когда она, босая и в коротком платьице ходила за грибами, и тогда точно так же не могла остановиться и заходила так далеко, что не успевала вернуться к вечеру. Леса тогда были не чета нынешним...
      Она подняла голову и увидела нечто большое и волосатое, стоящее на пути.
      Фигура напоминала мужскую, но была слишком тяжелой для человека. Существо вытянало руку вперед и взяло Анжелу за плечо.
      - Потише! - возмутилась Анжела, - плечо сломаешь.
      Существо потянулось к Анжеле второй рукой и провело пальцами по волосам.
      Слеп как крот, подумала Анжела. Недаром в темноте живет.
      Пальцы вырвали клок волос на её голове, вторая рука отпустила её плечо.
      Раздиратель стал разрывать волоски пополам. Анжела потерла место, из которого вырвали волосы и начала медленно отступать. Раздиратель протянул руку и снова схватил её. На этот раз за волосы.
      - Пусти, я буду кричать! - возмутилась Анжела.
      Раздиратель прислушался к звукам человеческого голоса.
      - Пусти, я буду кричать! - произнес он точным голосом Анжелы и отодрал рукав её халата.
      Анжела закричала и попробовала вырваться. Напрасно.
      - Напрасно, - сказал Раздиратель её собственным голосом, взял её левую руку за пальцы и потянул пальцы в разные стороны.
      70
      В первые же минуты второго уровня Пупсик позвонил в госпиталь и отменил все свои прежние распоряжения. Однако два дебелых санитара Гришка Первый и Гришка
      Второй отказались подчиниться и ответили Пупсику веселым матом.
      - Неча нам указывать! - сказали они, - мы свою работу знаем.
      Последние двое суток санитары Гришки выдавали детям предписанное лекарство в малых дозах, потому что обменяли двухдневный запас на спирт. Дети уже вышли из прострации и стали проявлять признаки жизни. Некоторые вовсе проснулись и даже проявляли повышенную агрессивность. Арнольд Августович не настаивал, потому что уже считал себя победителем.
      - Иш, чо захотел! - возмутился Гришка Первый, - да я им недельную дозу за раз скормлю!
      Он бросил карты, покопался в шкафчике и вытащил несколько упаковок. Он был очень зол.
      - Пошли!
      Однако исполнить свою угрозу Гришке не удалось - детей не оказалось в палате. Разозлившись ещё сильнее, он перевернул две кровати и ударил в грудь
      Гришку Второго.
      - Чего ты? - удивился Гришка Второй, могучий краснолицый пузан, с виду напоминающий флегматика. Однако, разъяряться Второй умел не хуже Первого.
      Второй вышел, бросив упаковки на кровать. Через минуту принес брыкающегося
      Серого.
      - Кусается, гад!
      - Дай ему по голове.
      Гришка Первый хлопнул Серого по затылку и тот сразу обмяк.
      - Не надо было так сильно. Как ты его теперь кормить будешь?
      - А вот так! - он открыл Серому рот и высыпал туда одну бумажечку порошка.
      - Подай воды, сейчас он у меня запьет.
      - Смотри, чтоб не захлебнулся.
      - Туда ему и дорога.
      - Смотри, кто приехал, - сказал Гришка Второй, - начальнички на машине!
      Из автомобиля выходили Пупсик и Велла.
      Гришка Первый бросил Серого и подошел к окну.
      - А девочка у него ничего себе!
      - Почему у него?
      - Да, почему не у меня? - осознал идею Гришка Первый. - Станешь у двери и сразу закроешь. Я уберу старика.
      Еще вчера Гришки Первый и Второй были вполне смирными и исполнительными созданиями. Они платили вовремя профсоюзные взносы, регестрировались добровольными участниками общества охраны рыбных запасов, никогда зазря не били пациентов - разве что под горячую руку, позволяли женам связывать себя в те вечера, когда напивались вдрызг, и если после таких вечеров обмачивали постель, то слезно каялись, из всех искусств считали важнейшим кино и игру на магнитофонах, а все указания свыше слушали с видом всеобъемлющего смирения. А сегодня их бес по путал. Но сегодня бес путал всех и каждого.
      Пупсик вошел первым и был схвачен за грудки. Велла осталась у дверей, прикрытых Гришкой Вторым. Серый уже очнулся и уполз под кровать.
      - Пупсик, - сказала Велла, - дай ему в морду.
      Еще минуту она стояла и смотрела на избиение преданного ей существа, потом начала снимать перчатку.
      - А вас, дамочка, попрошу пройти сюда, - галантно предложил Гришка Второй.
      - Ша! - сказала Велла и бросила перчатку на пол.
      - Это что? - невинно удивился Гришка Первый.
      - Ножи. Новая модель для самообороны.
      Она схватила Первого за горло, из под пальцев потекли струйки. Большое тело обмякло и упало рядом с перевернутой кроватьсю.
      - Не бойся, Пупсик мой, - сказала она, поднимая преданное существо, не бойся, на втором уровне можно убивать кого хочешь. Если соблюдать осторожность и не оставлять свидетелей. Теперь ещё одного.
      Она начала стягивать вторую перчатку.
      71
      В этот же богатый событиями день Пупсик поговорил с Кощеевым. Кощеев докладывал о проделанной работе.
      - Больше всего необычных вещей произошло сегодня, - говорил он.
      Поменялись все изображения. Вместо картин на стенах теперь висят портреты исторических вождей, мне совершенно неизвестных. Вот например... (он прочитал по бумажке). Висит некоторый Циньшихуанди. Вы его знаете?
      - Лично не знаком, - ответил Пупсик, - но знаю, что этот правитель казнил всех до единого китайских ученых, не оставил никого. Вы знаете, какой величины
      Китай?
      - Не знаю, - ответил Кощеев, - но думаю, что маленький, если всех ученых удалось казнить. Или вот...
      - Прекратите.
      - Хорошо. Еще изменились лица всех людей в сторону ширины и прочности, по этому поводу стоматология объявила голодовку. На меня хотя бы посмотрите.
      Пупсик поднял голову и вяло посмотрел.
      - Я знаю. Ну и что?
      - По небу летают посторонние предметы больших размеров. Слышен сильный гул и вибрация - такая, что в боках щекотно. Что вы бо этом думаете?
      - Ничего. Я вообще не думаю об этом. Мне кажется, вы преувеличиваете.
      Кощеев помолчал.
      - Да, вот еще, - вспомнил он, - если это имеет отношение к делу. У меня слабость нервной системы, поэтому я иногда вспоминаю то, чего не было. Бывает вообще что-нибудь неописуемое. В последнее время моя слабость усилилась, но некоторые картинки стали сбываться. Но не все. Позавчера я вспоминал тех змеев, которые сегодня стали летать по небу. Понимаете, позавчера, то есть заранее. Тогда же я вспомнил, что по улицам бегал лев. И точно так же и получилось. Но, конечно, вспоминается и чепуха. Например, я вспомнил, что вас зовут Пупсик. Смешно, да? Но вы не обижайтесь. А еще, когда я впервые вошел в госпиталь, то вспомнил, что уже здесь был. Это должно быть важно.
      - Это совершенно неважно.
      - Что?
      - Все. Забудьте все то, о чем вы мне рассказали.
      - Это она? - наконец спросил Кощеев.
      - Не смейте думать о ней плохо.
      - Я все равно не откажусь, - сопротивлялся Кощеев.
      - От чего вы не откажетесь? От этих ваших выдумок? Нет ничего. Вы, что, поверили в Машину? Почитайте предисловие к любой книжке сказок, там вам сразу объяснят существует Машина или нет. Вы знаете, где сидят верящие в Машину? В моей лечбнице. И в паспорте каждого указано, что он неизличимый псих. Но паспорта им уже не понадобятся. Вы хотите присоединиться к этой компании?
      - Вы мне грозите?
      - Да. Сегодня вы уволены, так так должности воспитателя не существует.
      Найметесь где-нибудь фельдшером или санитаром. Где-нибудь, только подальше отсюда. Если вы не уберетесь отсюда в техдневный срок, я назначу комиссию и вас упеку пожизненно.
      - Куда?
      - В палату для неизлечимых.
      - Дайте мне пять дней. Четыре с половиной!
      - Торг здесь неуместен. Вы опасны для общества. Вы вообще маньяк ведь это была ваша идея давать детям анастадин.
      - Нет, ваша.
      - Может быть, и моя. Но вы меня подтолкнули к этому.
      - Что она сделала с вами?
      Пупсик помолчал, обдумывая ответ.
      - Она - высщее существо. Не нам её судить. Мы с вами уже зажились на свете.
      Люди, я имею в виду. Мы подлы, грязны, мы не можем не воевать. Мы только и можем, что выдумывать бомбы и снаряды, заканчивать великие войны и начинать величайшие. Однажды мы почти погубили её. Но, к счастью, она бессмертна. Мы можем говорить о ней все что угодно и ругать её последними словами, но она вне морали. Точнее, она выше морали. Морально ведь в конце концов именно то, что работает на совершенствование мира. А она и есть это совершенствование. Даже если она станет резать всех нас по кусочкам, я не смогу её осудить. Она делает это по причинам, которые я не понимаю. Но все, что делает она - есть благо. Вы не способны понять что она такое. Я тоже не понимаю, но я хотя бы чувствую. Она дает мне особенную силу, как психалог, я точно чувствую природу этой силы - я бы назвал её неодиночество. Только теперь я понял, как одинок каждый человек - обреченный, страдающий, непонимающий и непонятый. И только она может все понять, всему поверить и каждого простить. Когда я думаю о ней, я чувствую себя младенцем, которого мать прижимает к груди - примерно так, на самом деле мои чувства неизмеримо сильнее. А вы слишком привыкли к одиночеству и научились страдать. Может быть со временем вы меня поймете.
      - Она позволила вам приобщиться?
      - Нет. Но я и не сумел бы. Конечно, можно пустить кошку на стол, но нельзя научить её пониманию изящества сервировки, не так ли? Поэтому пусть грызет объедки на полу и будет тем счастлива. Я и не мечтаю о том, чтобы меня приобщили.
      - А если кошку пинают ногой?
      - Что ж, я счастлив, когда она пинает меня ногой. Мы должны молиться на нее, уже потому, что она позволяет нам жить. Пока позволяет. Ведь знаете, мы всегда считали себя свободными и верили в собственную судьбу, но ей ведь ничего не стоит стереть линии судьбы с наших ладоней и нарисовать новые. У нас нет ничего своего. Вы всего лишь выдуманные - выдуманы ею, вместе со всей нашей историей, которую мы считаем великой, с нашими богами и законами, с политическими распрями, научными прозрениями, поэтами и фанатиками. Всего этого нет. Никогда не творил Микеланджело и никогда не проповедовал Савонарола.
      Никто никогда не переходил Рубикон. Не было битвы царя Леонида в Фермопильском ущелье. Никто не изобретал вакцину от оспы и полиомиэлита. Нет ни нас с вами, ни этого стола, на который я опираюсь локтем. Это все лишь комбинации символов, воспринимаемые моим мозгом. Мне кажется, что есть вы, но вы есть лишь моя оптическая иллюзия. Мне кажется, что есть я, но я есть лишь иллюзия самосознания. Мне кажется, что у меня есть самосознание но как я могу проверить, что оно действительно есть? Чем и как вы можете доказать, что все вокруг нас реально, а не иллюзорно представленно нашим ощущениям? Вы понимаете, о чем я говорю? Мы - лишь картинка на экране. Она - единственно реальна.
      72
      Восемь летающих кулаков, каждый размером почти с детскую голову, появились над городом. Они сделали большой и быстрый круг над окраинами, выстроившись в боевом порядке, подобно истребительной ескадрилье; они появились чуть раньше, чем предполагалось и потому развлекались, используя свободное время. Город лежал плоский, как на блюдечке и дымил как вулкан перед извержением. Из полуразрушенного здания на окраине дали лучевой залп, но не попали. Кулаки перестроились и пошли в пике. Пробив стену дома, они стали разрушать внутренние перегородки, но никого не нашли. Здание было высоким, этажей на сорок и помпезным, с остаткаи лепной скульптуры. Не найдя обидчика, кулаки разбили водопровод и систему отопления, поиграли в прятки во многих пустых замусоренных комнатах и полетели к центру.
      В центральном парке они заметили большую желтую кошку, которая, судя по всему, тоже имела свободное время и развлекалась, играя с людьми. Леопольд второй как раз играл со старушкой, отпуская её и принимаясь догонять. Старушка бегала молча и резво, с угрюмой сосредоточенностью. Увидев летающие кулаки, он прыгнул и замахал лапами в воздухе. Как бы не так! Кулаки загнали Леопольда в глубокий снег, почти по загривок, и стали бить его по очереди. Лев огрызался, но ничего не мог сделать. Наскучив игрушкой, кулаки полетели дальше в поисках развлечений.
      Они вмешались в несколько скандалов и устроили несколько хороших драк, принимая то одну, то другую сторону - с тем, чтобы разогреть чувства соперников.
      Один из кулаков явился Прозерпине Великолепной и раскрылся в ладонь, предлагая погадать. Прозерпина оказалась женщиной неробкой и потому плеснула на кулак кислотой. Кулак перевернул все мелкие вещи в квартире волшебницы и вылетел в дымоход. Еще один кулак явился к ростовщику Григору Кибулли, взал авторучку и принялся писать на листке. Тескт, написанный кулаком, остался неизвестен, но
      Гиригор Кибулли, сразу же по прочтении, отравился газом. Скорее всего, текст обещал скорую расплату - от имени обманутых и загубленных. А третьему кулаку просто не повезло: гоняясь за воронами, он спустился слишком низко и пролетел между трубами летнего бассейна, сразу же снизил скорость и упал. Дело в том, что щели между гранитными плитами, обрамляющими бассейн, забивали свинцом, из неведомых строительных соображений. Попав в свинцовую клетку, кулак распрямился, встал на пальцы и поковылял к бортику. Но он был слишком слаб, чтобы взобраться на гладкий бортик. Неизвестно, что произошло дальше, но больше этот кулак в игре не участвовал.
      Оставшиеся кулаки летали стайкой и встретили ещё одну большую кошку на этот раз саблезубого кота. Играть с саблезубым было небезопасно и даже безмозглые кулаки это понимали. Они просто полетали над зверем на высоте четвертого этажа и заставили за собой гоняться, по кругу. Кот умел ходить молча только по прямой. Когда же он заворачивал, то либо начинал петь песню, либо рассказывать сказку. Песню он пел одну и ту же, скучную, зато сказки звучали самые разные. Слушая его, кулаки получили большое удовольствие. Попутно они выяснили, что кот явно путал право и лево. После чего они направились к госпиталю. Уже наступала пора заняться делом.
      73
      Кощеев четыре раза прошел по коридору вперед и назад. Он размышлял. Слова
      Пупсика не внесли ненужных сомнений, они лишь подтолкнули к решению. Хватит просто наблюдать. Пускай никто не переходил Рубикон, это не делает меня менее настоящим. Пускай моя судьба стерта с моей ладони - я создам себе новую судьбу. В конце концов, какая разница, создан ты Богом или Машиной? Ведь все равно создан. Но это не мешает тебе быть хозяином самого себя. Эффект маятника
      - любое создание выходит из подчинения создателю. И само решает стоит ли подчиняться.
      Он круто развернулся и вошел в Синюю Комнату.
      Комната смотрела на него со всех сторон.
      Камната смотрела на него как смотрят на амебу, в микроскоп.
      Он кашлянул и поздоровался. Комната не ответила.
      - Я хочу говорить с тобой! - сказал он.
      Комната продолжала молчать. Ее не интересовало желание маленького человека, стоящего в ней и накрытого ею, как синим куполом. Существование этого человека было слишком незначительной деталью мироздания. Сверху человек виделся совсем маленьким и одиноким. Он отбрасывал две прозрачные тени - по одной от каждого окна. Когда человек поднимал голову, было видно его лицо - лицо жалкое и испуганное. Какая разница, что он говорит? Она могла видеть кожу этого человека, мягкую и беззащитную, и все, что под кожей - алые пузырчатые легкие, раздувающиеся в такт словам, ритмично стучащий комочек в груди слева, комочек, клапаны которого уже тронуты стенозом, кровь, с давлением под двести - волнуется, бедняга, кишки, которые сокращаются как длинные черви, сосуды, полные скользящей тьмой, розовый мозг с перебегающими зелеными и красными огоньками мыслей. Он хочет говорить со мной!
      - Ну пожалуйста! - попросил Кощеев.
      Комната молчала.
      - Сделай так, чтобы я остался здесь. Меня хотят прогнать через три дня.
      Я просил четыре с половиной, но мне не дали.
      Она могла бы запросто исполнить эту просьбу - убить просящего и замуровать его в одной из стен, тогда бы он уж точно остался здесь, но просящий не входил в игру и не мешал игре, а бесцельная активность была ей чужда.
      - Я хочу остаться с ними, я не могу бросить их сейчас. Ты обязана позволить мне, это право любого воспитателя остаться до конца. Меня пять лет учили быть воспитателем. Тебе это совсем неинтересно?
      Конечно.
      - Тогда пусти меня в игру, сделай меня одним из них!
      - Тогда тебе придется их убивать, - ответила Комната.
      - Я буду их защищать.
      - Значит, они убьют тебя.
      - Я согласен.
      - Ты согласен умереть в один из ближайших дней? Во имя чего?
      - Я хочу понять истину.
      - Истины нет, есть только бесконечная лестница, ведущая к ней. Я на сто ступеней впереди тебя, кто-то на сто ступеней впереди меня, кто-то ещё на сто ступеней впереди но все мы, взбирающиеся по этой лестнице, одинаково удалены от цели - на математическую бесконечность. Стремление к истине есть погоня за линией горизонта.
      - Пусти меня в игру.
      - Я уже пустила, тогда, когда ответила тебе. Теперь ты мой - обернись и посмотри.
      Кощеев огляделся и ничего не заметил вначале. Потом ему показалось, что окна покрылись желтоватой копотью, снег на улице стал желт, а небо позеленело, и стены комнаты тоже начали зеленеть. Ногти его руки стали совсем желтыми, как ногти курильщика, халат сдалался лимонно-желтым, туфли - цвета листвы на поздних осенних каштанах, брюки - цвета меда, пуговицы приобрели цвет паров йода, шнурки - цвет спелой пшеницы, остальные детали одежды - цвет морского песка, цвет спелой дыни, цвет звериных зрачков, цвет рассветного сонца, цвет ночного электрофонаря, цвет одуванчика, который ещё не до конца раскрылся, цвет искристого отблеска на волосах его первой любви, почти утонувшей в памяти. Все эти оттенки он различал так же легко сейчас, как раньше различал красный, синий и черный.
      - Я не стал одноцветным! - сказал он.
      - Ты стал Желтым.
      - Но не одноцветным!
      - Тем тяжелее будет тебе умирать.
      - Спасибо.
      Он попрощался с Комнатой и вышел. Он теперь видел, что внутренние пространства госпиталя необычно искажены, будто кто-то завязал сложным узлом несколько городских кварталов, а госпиталь находится в одной из петель этого узла. Это было похоже на картинки компьютерной графики в исторических стравочниках - Машина легко искажала любую картинку. Коридор, который Кощеев помнил прямым, сейчас поворачивал, изгибался и даже отклонялся от вертикали. По изогнутому полу было страшно ступать - он казался иллюзией, казалось, что в любой момент пол может провалиться.
      Кощеев пересилил себя и пошел, не глядя под ноги. Из-за его спины вылетели три летающих кулака в натуральную величину. Один из кулаков задержался, чтобы толкнуть Кощеева в плечо. Сделал один оборот вокруг человека и полетел за товарищами.
      74
      Летающие кулаки были видны только участникам игры. Кулаки появились сегодня, вскоре после полудня и запугали Зеленого до такой степени, что он накрылся одеялом и забился в угол туалетной кабинки. Он вообще многого боялся в жизни, а такого ужаса даже не мог себе представить. Кулаков было шесть или семь, и все большие, побольше, чем у Красного. Кулаки постучали в двери кабинки, но входить не стали.
      Кулаки появились и в отдельной палате Белого. Белый, выздроравливая, читал затрепанную книжку сказок о Машине. Большое окно во всю стену впускало тихий вечерний свет. Вдруг буквы на странице смешались и образовали незнакомый текст.
      "И тогда появился летающий кулак, - прочел Белый, - но летающий кулак разделился на несколько летающих кулаков и они появились в отдельной палате Белого. Белый, выздроравливая, читал затрепанную книжку сказок о Машине. Большое окно во всю стену впускало тихий вечерний свет. Вдруг буквы на странице смешались и образовали незнакомый текст. "И тогда появился летающий кулак, - прочел Белый,
      - но летающий кулак разделился на несколько летающих кулаков и они появились в отдельной палате Белого. Белый, выздроравливая, читал затрепанную книжку сказок о Машине. Большое окно во всю стену впускало тихий вечерний свет. Вдруг буквы на странице смешались и образовали незнакомый текст. "И тогда появился летающий кулак, - прочел Белый, - но летающий кулак разделился на несколько летающих кулаков и они появились в отдельной палате Белого."
      От такого чтения у него закружилась голова. Он перевернул страницу, но вся книга была заполнена одним и тем же. Он снова попытался разобраться в логике написанного и поднес книгу к самым глазам. Кто-то постучал по его плечу и он вздрогнул и выронил книгу.
      Пять или шесть кулаков бесшумно летали по комнате. Один забился за штору и пытался оттуда выбраться - точно как муха, которая бьется о стекло лбом.
      Кулак ударил в лицо и комната перевернулась.
      - Простите, но меня нельзя бить, - попросил Белый, - я недавно после операции, у меня может случиться осножнение или разойдутся швы. У меня было ранение стрелой.
      Кулаки выстроились в цепочку и бросились не него. Ударявший быстро отскакивал в строну и опять пристраивался сзади цепочки. Только один, самый глупый, все стучал по стеклу, выбираясь из-за шторы. Белый потерял сознание.
      Расправившись с Белым, кулаки нашли Фиолетового и стукнули его по макушке, при этом разбудив. Фиолетовый, ещё не вполне пришедший в себя после лекарств, спал сидя на стуле. Потом они полетели на первый этаж и покружились возле охранника. Охранник не участвовал в игре, поэтому не видел кулаков и был неинтересен. Охранник читал газету "Тусовка", качал головой и чесал затылок.