Утопия в России

      Самыми многочисленными из экстатических или "мистических" сект были хлысты, появившиеся в начале XVIII века. Один француз, часто посещавший кубанских хлыстов между 1903 и 1905 годами, сообщал, что по всей России их около ста семидесяти пяти тысяч. Основа хлыстовского мистицизма - вера во вселение Христа или Богоматери в мужчину или женщину, достигших морального и духовного совершенства путем умерщвления плоти. Основатель секты хлыстов костромской крестьянин-дезертир Д. Филиппов (ум. в 1700 г.), объявив себя "Господом Саваофом", а своего ученика И. Суслова - "Христом", выбросил все свои книги в Волгу, чтобы заменить их двенадцатью простыми и строгими заповедями, среди которых - заповеди не жениться (если женат, разведись), не пить спиртное, не воровать, не сквернословить2, хранить тайну учения и верить в Святого Духа [Кельсиев, I, 126]. Между небом и землей больше нет непреодолимого расстояния. "Христы" и "богоматери" становились "кормчими" хлыстовских "кораблей" (от восьми до ста членов) и окружали себя двенадцатью "апостолами". "Корабль" собирался в закрытом помещении (комнате, пещере), называемом "сионской комнатой", "домом Давидовым", "Иерусалимом". Участники надевали длинные белые рубахи, читали Писание и пели гимны. По праздникам хлысты предавались экстатическим пляскам (с кружением и прыжками) - радению, сходному с экстатической практикой восточных дервишей или английских трясунов и сопровождающемуся прорицаниями. "Корабль - это небо на земле. Каждый Божий человек обретает во время радения "божественный напиток", который веселит его и делает счастливым; радеющий по-настоящему презирает земные блага и обычные людские радости" [S(verac 133 - 134]
      Эзотерический характер хлыстовства породил слухи о кровавых ритуалах и оргиях. Пругавин развеял эти слухи, разжигавшие любопытство многих писателей [Пругавин 1917]. Так, Мережковский, пророк "святой плоти", использовал при описании секты в Петре Великом (1905) эротические сцены; Андрей Белый в Серебряном голубе (1909) описал эротико-мистическую секту, воплощение "восточного" зла, члены которой убивают интеллигента Дарьяльского; П. Карпов в Пламени (1913) рассказал, как в некоторых гностических сектах через оргию и преступление взыскуется "светлый Град". Близки подлинным хлыстовским гимнам Братские песни (1912) духовного наследника Аввакума - Н. Клюева.
      "Корабли" были независимы друг от друга, некоторые "христы" создавали свои собственные учения. Малеванцы (по имени К. Малеванного, объявившего себя "Христом" в 1891 году) стояли в 1901 году у истоков первых в своем роде "милленаристских" бунтов в районе Харькова.
      Скопцы стремились осуществить ту же духовную утопию, что и хлысты, радикальным, но внешним и потому презираемым хлыстами путем кастрации: "себя скоплю, себе рай куплю". Скопцы были обнаружены в 1772 году в Орловской губернии. Их наставник и пророк К. Селиванов, бывший крестьянский "Христос" и кормчий хлыстовского корабля, использовал для усмирения плоти "огненное крещение": "малая печать" (удаление "ключей ада" - пениса у мужчин и сосков у женщин) и "царская печать" (удаление "ключей преисподней" - пениса, клитора, грудей), за которыми следовали другие увечия [Кельсиев, III, 124 и т. д.; Рапапорт, 100 и т. д.]. Высланный в Сибирь в 1775 году, Селиванов бежал в 1796 году и вернулся, называя себя то Сыном Божьим, то Петром III. Был посажен в сумасшедший дом. Благодаря милости "царя-мистика" Александра I и высокопоставленных сановников, привлеченных его харизмой, в 1802 году Селиванов вышел на свободу и поселился в Санкт-Петербурге, где написал историю своих "страстей" [Материалы... I, 206-216; Розанов 1914, 134 - 166]. Скопцы, или "белые голуби", были разного происхождения: из народа, из аристократии, из купцов и финансистов. Польский дворянин И. Еленский (1756-1813), сблизился с Селивановым, записал учение скопцов и в 1804 году представил Александру I "Проект преобразования России и создания божественной канцелярии" наподобие "saints" времен Английской революции. Он предлагал создать при основных государственных постах должности прорицателей, которые должны были просить Бога о милости и объявлять властям волю Святого Духа. Еленский предназначал Селиванову место депутата Святого Духа при императоре, место, о котором в свое время мечтал Кульман [Милюков II, 136; Мельников VIII, 218 и т. д.]. В следующей главе мы встретимся с другим утопическим проектом Еленского, тоже возникли в результате знакомства "просветителя" с народным утопизмом [Клибанов 1977, 299, 320]. Проект божественной канцелярии стоил Еленскому ареста и заточения в монастырь. Селиванов последовал за ним и умер в 1832 году в возрасте ста лет. Однако ученики считали его бессмертным. Они были "уверены несомненно, что этот Лже-Христ и Лже-Царь скоро возвратится к ним опять с силою и с славою, сядет на принадлежащий ему Императорский престол, ниспровергнет существующий порядок вещей и здесь, на сей земле, утвердит полное торжество и вечное блаженство своих последователей" [Кельсиев, III, 238]. Возвращение Селиванова должно было произойти, когда число скопцов достигнет апокалиптической цифры 144 000 (в 1875 году их было тридцать-сорок тысяч). Преследования не дали этой цифре вырасти. Многие скопцы эмигрировали в Румынию. В 1929 - 1930 годах в СССР еще устраивались процессы над скопцами.
      "Царство Божие", которого хлысты и скопцы хотели достичь экстатическим путем (радения, кастрация, адвентизм), с точки зрения многочисленных "рационалистских" сект XVIII - XIX веков, постижимо одним лишь разумом. Реформаторы (называемые "еретиками") появлялись в России уже в XIV - XVI веках: новгородские стригольники, отрицавшие церковь, но не таинства; жидовствующие конца XV века, отрицавшие божественность Христа, чудеса, поклонение иконам и кресту, не постившиеся и праздновавшие субботу вместо воскресенья; феодосиане, ученики Феодосия Косого, главного ересиарха середины XVI века, реформаторское учение которого радикализовалось под влиянием антитринитаризма анабаптистской секты "польских братьев", основавшей в 1569 году в Ракове подобие Города солнца. "Польские братья" практиковали апостольскую модель (общинная собственность, отрицание светской власти, налогов, армии), стараясь создать островок Царства Божия на земле [Клибанов 1960, 265-302; 1977, 55-81]. Таким же будет утопический идеал общинных сект XVIII-XIX веков.
      Первыми из таких сект в России стали духоборы (официальное презрительное название (1875), означавшее "противников Святого Духа" и принятое самими сектантами с противоположным значением). У основания этой секты стоял, как полагают, квакер, поселившийся в 40 - 50-х годах XVIII века в харьковской губернии. Религиозный философ Г. Сковорода (1722 1794), чья мистика "сердца", "истинного человека" (в котором постепенно разгорается "искра Божья") и аллегорическое прочтение Библии были близки исканиям духоборов, составил для них в 1791 году Записку, обращенную к екатеринославльскому губернатору, и сочинил Исповедь веры духоборов. Главная идея этих текстов - "новый человек", в котором "небо соединяется с землей" [Клибанов 1977, 238 - 239]. Сердце - истинная Церковь Христа, рай внутри человека. "Не в бревнах церковь, а в ребрах", - говорили духоборы.
      Духоборы называли себя "духовными христианами", поскольку искали в Библии только аллегорический смысл: "Они утверждают, что все, сказанное в Евангелии, должно происходить и в нас; так Христос должен быть в нас непорочно зачат, рожден, должен вырасти, страдать, воскреснуть и вознестись на небо, где человек заново рождается" [Tolstoi et les doukhobors, 25]. Рационализм духоборов выражался в отказе от ритуалов, таинств, икон, священников (а также от службы в армии и участия в судах).
      От духоборов отделилось течение, образовавшее секту молокан (в начале XX века она насчитывала около двадцати тысяч членов). Это название, как и в случае духоборов, -прозвище: молокан обвиняли в том, что они пьют молоко в постные дни. Как и духоборы, молокане приняли это прозвище, истолковав его в смысле "млека духовного" (1-е поел. Петра, 2:2). Сами они именовали себя "воистину духовными христианами" или "истинными христианами". Близкая молоканам секта "Новый Израиль" под руководством воронежского крестьянина В. Лубкова (р. в 1869 г.) насчитывала в начале XX века около ста тысяч членов. К этим русским сектам необходимо прибавить несколько десятков тысяч анабаптистов из колонистов, поселившихся в России при Екатерине II: гернгутеры (от названия саксонского городка Гернгут, основанного в 1722 году моравскими братьями); гуттерские братья (по имени основателя Я. Гуттера); меннониты (ученики анабаптиста Менно Симонса (1496 - 1561). Около 1860 года в районе Одессы появились штундисты (от немецкого Stunden, часы), которые устраивали вечерние собрания с чтением Библии для немецких колонистов (пиетистов или баптистов).
      Все эти "духовные христиане" стремились к созданию Царства Божия на земле. Это царство одновременно внутри человека и вне его: построенное в сердце человека, оно проявляется и в повседневной жизни, ее общинной или братской организации. Поэтому цель духоборов - одновременно и "духовная общность", и "материальная выгода" [Материалы... I, 172]. Духоборы верили в "осуществление новой духовной жизни на обновленной земле", в "Царство Божье на земле, царство мира и радости" [Материалы... III, XXXVIII]. Для Лубкова "Царство Божие - это праведная, нравственная, совершенная жизнь людей на земле, пробужденная Христом Спасителем и основанная на Его вечной правде. <...> Торжество Царства Божьяго на земле состоит в полной победе добра над злом в человеческом сердце <...>. Новый Израиль есть общество разумных, трезвых и честных людей, объединенных Господом Христом, вызванных из множественной толпы для созидания Царствия Божьяго и новой жизни" [Материалы... IV, 27, 28, 49]. Моральное совершенство достигается любовью-милосердием, трудом, волей, соблюдением запретов (на алкоголь, табак, ругательства, блуд). Социальная форма Царства Божия - братство или община.
      Духоборы практиковали примитивный коммунизм и вели образцовую жизнь. В 1805 году сенатор-масон И. Лопухин отмечал в официальном рапорте, что духоборы могут служить для государства моделью семейной и социальной жизни [Tolstoi et les doukhobors, 15; Клибанов 1977, 264]. Милюков прозревал в духоборах "социальный тип будущей России" [Милюков 1907, 89]. По инициативе Лопухина духоборы, запрещенные в XVIII веке, были собраны между 1802 и 1820 годами в районе Мелитополя в селении Молочные Воды на реке Молочная, впадающей в Азовское море. Лопухин хотел поселить их среди немецких колонистов и татар, чтобы духоборы не могли обращать в свою веру русских и при этом обживали невозделанные земли. В Молочных Водах на восьмидесяти тысячах гектар духоборы основали Духоборье под управлением С. Капустина (1743 - 1820?), читавшего сочинения квакеров и знаменитый Pilgrim's Progress ("Спутник пилигрима") Дж. Баньяна, переведенный в 1786 году масоном Н. Новиковым. В 1818 году процветающее Духоборье посетил Александр I. В 1843 году прусский барон А. де Хакстгаузен увидел в Духоборье осуществленную "платоновскую утопию", достойную подражания: "Наши сен-симонисты и их подражатели социалисты, коммунисты и т. д. должны были бы обязательно некоторое время поучиться у этих простых крестьян" [Haxthausen I, 332, 387].
      Отсутствие частной собственности (притяжательные местоимения первого лица были запрещены, муж называл свою жену "сестрой"), отказ подчиняться судебной власти, братство и любовь к ближнему, вступление в брак по обоюдному согласию, равенство мужчин и женщин, солидарность бедных и богатых, поразившая Клибанова [Клибанов 1977, 282], "сознание", определяющее "бытие", - все это скорее напоминает браминов или первые апостольские общины, чем анабаптистов Мюнстера, с которыми Хакстгаузен сравнивает духоборов (ко всему прочему, совершенно миролюбивых).
      Переселенные при Николае I в негостеприимную область Грузии и обязанные с 1886 года отбывать воинскую повинность, от которой до этого они были освобождены вместе с меннонитами, некоторые духоборы стали придерживаться более радикальных взглядов. В. Веригин, возглавивший духоборов в 1896 году и переименовавший их в "христиан вселенского братства", под влиянием идей Толстого (Спасение в нас) проповедовал гражданское неподчинение. Начались репрессии. Толстовцы-эмигранты и большевик В. Бонч-Бруевич взбудоражили международное общественное мнение. В 1898 году 7400 духоборов на пяти кораблях отплыли из Батума в Канаду. Деньги на это предприятие дали Толстой и английские квакеры. Вместе с духоборами отправился Бонч-Бруевич, записавший во время путешествия более четырехсот духоборческих псалмов, их символ веры и многое другое из их устной духовной традиции. Все это вошло в Животную книгу, изданную им в 1909 году [Материалы... II]. В Канаде духоборы создали "самую большую в мире коммунистическую организацию" [Туган-Барановский], но их отказ принять земельные наделы в частную собственность, легализовать браки и зарегистрировать свое гражданское состояние вызвал негативную реакцию канадских властей. Часть духоборов отправилась на поиски новой земли обетованной (в британской Колумбии).
      Молокане (и Новый Израиль) не были сторонниками "коммунизма", как и духоборы, но в их общинах, управлявшихся советом старейшин, практиковалась взаимопомощь. Тем не менее в тридцатые годы XIX века мощное милленаристское течение охватило именно молокан. Оно было вдохновлено книгой Юнга-Штиллинга Повесть о победе христианства (Победная повесть), которая в 1816-1832 годах подвигла швабов на поиски "Нового Иерусалима" в Бессарабии и Грузии. Молоканин Ф. Булгаков (1809 - 1876) под влиянием "Победной повести" написал Сионскую книжку, хилиастскую утопию, пророчившую приближение райского "устроения", которое положит конец царству Антихриста [Клибанов 1978; Барсов, 645; Хакстгаузен I, 352]. В 1832-1833 годах тысячи крестьян Центральной России отправлялись, распевая псалмы, к Каспию и на Кавказ навстречу "Новому Иерусалиму". Среди этих крестьян началось движение "Общего упования" во главе с М. Поповым из Самары. Попов проповедовал "Третий Завет, Евангелие Святого Духа": "Устрояйте Сион на земле также, как жизнь духа своего, ибо сии два деяния едины суть" [Клибанов 1978, 170]. Моделью этого движения было апостольское братство (Деян., 2:44 - 45; 3:32 34) с общинной собственностью. Отсюда и прозвище этих крестьян: общие. Попов хотел воплотить на земле единое "тело Христово", каждый член которого выполняет определенную функцию (1 Кор., 12:12 - 27). Община Попова состояла из нескольких групп от тридцати до пятидесяти человек, живших на одном участке под руководством "распорядителей", которые работали вместе с ними. Доходы от труда поступали в общую кассу. После отчисления налогов и сумм на другие расходы остаток поровну разделялся среди членов общины (2 Кор., 8:11 - 15). Посты и молебны были обязательными. В школы (где были запрещены физические наказания) принимались все дети начиная с семи лет. Не было ни безграмотных, ни бедных. Браки устраивались по обоюдному согласию, супруги обязывались хранить друг другу верность. Холостые должны были жить в чистоте. Тот, кто хотел выйти из общины, мог это сделать свободно. Преследования и переселения не пощадили эту общину, в которой после смерти Попова (1873) от прежних особенностей осталась только касса взаимопомощи, пополняемая за счет налога с десятины.
      Братства штундистов вели трудовую, трезвую и упорядоченную жизнь. Для В. Розанова штундизм был "огромным, неуловимым и повсеместным явлением", мечтой ""переработавшись в немца" стать если не "святой" - таковая мечта потеряна - то по крайней мере хорошо выметенной Русью, без вшей, без обмана и без матерщины дома и на улице <...>: это и есть штунда" [Розанов 1990, 431]. К концу XIX века штундизм радикализовался и стал "благодатной почвой для социалистической пропаганды". Согласно штундизму, "люди должны жить отдельными братствами или общинами, при этом должны быть разделения и специализация труда и обмен продуктов натурою. Деньги не должны существовать; конторы и торговцы - точно так же" [Бонч-Бруевич, 181; Клибанов 1978, 323].
      Гернгуттерская колония Сарепта (см. Первую книгу Царств, 17), близ Царицына, насчитывала в 1769 году двести братьев, которые умудрялись совмещать в своем укладе общинность и индивидуализм. Гуттерские братья из Радичева составляли в начале XIX века сорок четыре семьи, живших в состоянии примитивного коммунизма. Дети воспитывались вместе, без родителей [Клаус]. В 1820 году в Молочных Водах, по соседству с молоканами и духоборами, было сорок колоний меннонитов. Каждая состояла из пятнадцати-двадцати дворов, удаленных друг от друга на расстояние от двух до пяти километров. На относительно небольшой пустынной территории Молочных Вод были тутовые рощи и леса, плодородные поля и пастбища, на которых пасся отличный племенной скот [Барсов, 95; Haxthausen, т. 2, 160 и т. д.]. Меннонитская церковь, "чистая и святая", должна была готовить пришествие Царства Божия на землю. Меннониты, умевшие читать и писать, насчитывали в 1917 году сто тысяч землепашцев и ремесленников. В 1923 году их сельское хозяйство считалось образцом для Средней Волги и всего юго-востока [Зюрюкин]. Завистники называли их "маммонитами". Меннонитов, как "кулаков", ликвидировали во время коллективизации (начиная с 1929 года).
      В конце XIX века в России образовался целый архипелаг утопических общин (особенно много их было в южных провинциях и Закавказье, служивших местами переселения со времен Николая I). Их любовь к труду, трезвость, уважительное отношение к женщинам, забота об образовании, отрицательное отношение к государственным и церковным институтам сделали эти общины идеалом либеральной интеллигенции. Эти островки утопии, нередко процветающие, были уничтожены коллективизацией 1929-1930 годов.3
      Толстовство. Революция - против народного утопизма
      Отношения народного утопизма с русской интеллигенцией неоднозначны. Интеллигенция открыла для себя народный утопизм только в середине XIX века с развитием этнографии и "изобретением" крестьянского "мира" (Хакстгаузен), в котором славянофилы и демократы видели то оплот борьбы с капитализмом, то основу "русского социализма" (Герцен). Мотивы и жанры народной утопии использовались многими. Тут и "поэт-гражданин" Н. Некрасов (1821 - 1877): Дедушка, Кому на Руси жить хорошо?; и драматург А. Островский ((1823 1886): Снегурочка, по мотивам которой Н. Римский-Корсаков написал оперу; и писатель Н. Лесков (1831 - 1895) с его "правдоискателями", и народник Н. Златовратский (1845 - 1911), воспевавший "мир" в Сне русского крестьянина [Устой, 1878-1883]. В. Берви-Флеровский (1829-1918) и С. Степняк-Кравчинский (1851 - 1895), эмигрировавший в Лондон после попытки теракта, использовали утопические фольклорные мотивы для пропаганды революционных идей. В Сказке о копейке Степняк-Кравчинского (1870) волшебная птица переносит крестьянина в царство свободы, где нет господ, а труд приносит радость. В Сказке о Мудрице Наумовне (1875) в "царстве будущего" нет ни бедных, ни богатых, ни обжор, ни лентяев, а "предрассудки" (религия) исчезли. Это царство любви ("Любушино царство"), братство рабочих, которые стали самим себе хозяевами [Агитационная литература...].
      Встреча Толстого с двумя крестьянскими утопистами определила круг его нравственных поисков и утвердила в правильности обращения к народу. Тверской крестьянин В. Сютаев (1819 - 1892), с которым Толстой познакомился в 1881 году, проповедовал евангельский идеал любви к ближнему: он считал, что такая любовь может объединить всех людей в семью, где не будет собственности, коммерции, денег, раздоров и насилия [Vogue; Клибанов 1978, 316 - 323, Синявский, 364 - 380]. Крестьянин Т. Бондарев (1820 - 1898), который был "шаббатистом" (так назывались молокане, близкие к иудаизму), изложил "закон труда" в сочинении, о котором Толстой говорил, что оно будет иметь гораздо большее влияние чем вся русская литература вместе взятая. Сочинение называлось Трудолюбие и тунеядство, или Торжество земледельца. В нем говорилось, что разрешение всех бед человечества в принятии "первородного закона", данного Богом Адаму (Бы., 3:19): "В поте лица твоего будешь есть хлеб твой" (Бондарев заменил "есть" на "месить"). Только после завершения "хлебного труда", т. е. обработки земли (тридцать дней в году для каждого), можно заниматься другими делами. Фабрики должны быть построены за городом, чтобы облегчать чередование занятий. Бондарев развивает эту идею в своем трактате в форме вопросов (более 250), адресованных "образованному классу", извратившему этот закон. Главная идея Сютаева и Бондарева одна и та же - большая единая семья, но средства осуществления идеала разные: евангельская любовь - у одного, следование первобытному закону труда - у другого. Толстой синтезировал их идеи (см. письмо Е. Попову от 2 августа 1889 года). Он извлек из "проповеди блаженств" и главы 5-й Евангелия от Матфея пять заповедей, выполнение которых поможет без насилия, одним лишь самосовершенствованием, создать Царство Божие на земле. Этим заповедям следовали общины толстовцев, появившиеся в России и за границей (сам Толстой относился к толстовцам сдержанно).
      Большевики поначалу не препятствовали этим утопиям, стараясь завоевать доверие общинного сектантства. В октябре 1921 года Народный комиссариат сельского хозяйства обратился по просьбе Ленина "к сектантам и староверам России и зарубежья", призывая их (как в свое время - Екатерина II) создавать коллективные хозяйства и обещая им полную свободу совести [Клибанов 1969, 235 и т. д.; Мюллер, 525 и т. д.; Поповский, 83 и т. д.]. Даже если цифра тридцать пять миллионов (общее число сектантов, из которых двадцать пять миллионов - староверы) кажется преувеличенной, многочисленные антирелигиозные социологические опросы подтверждают рост числа баптистов, евангелистов, адвентистов и толстовцев, которые стремились к братской трудовой жизни в начале 20-х годов. Предводитель евангельских христиан, бывший молоканин И. Проханов (1869-1935), вернулся в Россию в 1926 году с проектом создания на Алтае "Солнцеграда" или "Евангелегорода", освещаемого электрическим солнцем [Kahle, 450 и т. д.]. Однако в 1929 - 1931 годах десятки тысяч духоборов, молокан, малеванцев и меннонитов стали проситься в (ре)эмиграцию и были отправлены в ссылку или расстреляны. Немногие, как Б. Мазурин, основатель сельскохозяйственной "толстовской" общины "Жизнь и труд" (вегетарианство, запрет курения, спиртного, ругательств, распущенности, отказ от частной собственности, автономия), выжили в лагерях, чтобы свидетельствовать впоследствии о ненасильственном противостоянии сект и общин большевистской гегемонии. Одной из целей коллективизации было полное уничтожение очагов общинного христианского утопизма.
      Такой же была участь "новокрестьянских" поэтов, появившихся в десятых годах XX века: Н. Клюева, С. Клычкова, С. Есенина (все трое - из староверов). Их мечты о "крестьянском царстве" укладываются в фольклорную традицию и народническую литературу. Однако они мечтали не только о социальной, но и о духовной революции. Эсхатологические видения Клюева, бывшего в 1911 - 1912 годах редактором Новой Земли (печатного органа "крестьян Голгофы", которые проповедовали пришествие Царства Божия на землю, обновленную самопожертвованием), выделяются среди неоязыческой, индивидуалистской, "адамической" ностальгии эпохи (ср. Рай в книге Райня поэтессы Л. Столицы). С началом революции "избяной рай" "белой Индии" Клюева, одно время видевшего в Ленине раскольничьего пророка, разросся до космических масштабов: в нем соединились медведи и коровы, земля и железо, Псалтирь и Коран. "Преображение" - ключевое слово библейско-революционных поэм Есенина. Его знаменитая поэма Инония (1918), в которой богоборческий бунт сменяется райским видением, скорее не патриархальная крестьянская утопия, а стремление объединить земное и небесное, услышать в поэзии Слово. Для Есенина "социализм" и "рай" - одно и то же, "ибо рай в мужицком творчестве так и представлялся, где нет податей за пашни, где "избы новые, кипарисовым тесом крытые" <Клюев>, где дряхлое время, бродя по лугам, сзывает к мировому столу все племена и народы и обносит их, подавая каждому золотой ковш, сыченою брагой" (С. Есенин, Ключи Марии, 1918). Последний образ восходит к Евангелию от Луки, 12:37). Это смешение духовного, поэтического и политического хилиазма, "живого нерва истории", и эсхатологии, "жизненного нерва религиозных учений" [Булгаков, 75, 77], станет для Есенина источником разочарований. С. Клычков, умевший замечательно изобразить в своих сказах мир крестьянских фантазий, избежал этого смешения. В его романах черты крестьянской утопии (труднодоступная богатая страна, отсутствие царя и налогов, долголетие, доброта, мир и равенство) и райского мифа (первобытная гармония с природой, разрешение противоречий между телом и душой в образе андрогина) рассыпаны в снах, сказках, легендах, притчах, видениях. Утопическое время противопоставлено времени реальному: политическому (крепостное право, Первая мировая война) и культурному (середина двадцатых годов с их антикрестьянской, антинациональной и антирелигиозной идеологией). Судьба Клюева и Клычкова, расстрелянных в 1937 году, это судьба всей народной утопии, приманенной, а затем уничтоженной "утопией власти".
      Не являясь примером пассивного подчинения или "фольклорной инфракультурой" [Ropert, 196], народная Россия с миллионами ее диссидентов гораздо дольше Европы оставалась поприщем утопических надежд и экспериментов. Только политика гегемонии и террора смогла уничтожить все утопии, в том числе порожденные большевистской революцией. Однако эта политика сама была утопией tabula rasa, несущей в себе зерно своей гибели.
      1. Петра Великого отождествляли с Антихристом по следующим причинам (кроме его реформ): римский титул императора, написанный кириллицей (числа в XVII веке еще обозначались буквами), дает число 666); изменения календаря с 1 января 1700 года; перепись "душ" (крестьян мужского пола); новые налоги [Гурьянова, 39 и т. д.; Кельсиев,4, 252 и т.д.]
      2. Русские ругательства, связанные с именем Матери-Земли (Божьей Матери), имеют серьезный метафизический и эсхатологический подтекст [Lotman - Ouspenski, 385-463].
      3. Секты, распространившиеся в последнее время в России и на Украине ("Белое братство", управляемое двумя тысячами "посвященных" и двенадцатью "апостолами") относятся к разряду организаций, пользующихся психологическими манипуляциями для разрушения семьи и денежного вымогательства.
      Глава 3
      ПРОСВЕЩЕНИЕ И ТЕНИ: XVIII век
      "Enfin Pierre paro(t"1
      XVIII век начался в России с важных событий: неудачи в войне со Швецией (через семь лет Швеция проиграет войну и потеряет свое господство на севере Европы); новые законы (от запрещающих носить бороду и вести себя не по-европейски при дворе до изменивших структуру государственного управления); основание Санкт-Петербурга (1703). От поражения к победе, от "леса-пустыни" к метрополии, от патриархальной жизни к современности ошеломляющий путь.
      "Кто бы осмелился предположить в 1700 году, что блистательный и образованный двор появится на берегу Финского залива <...>; что империя протяженностью в две тысячи лье, дотоле нам почти неведомая, станет культурной в течение пятидесяти лет; что ее влияние распространится на всю Европу <...>? Тот, кто предположил бы это, прослыл бы самым химерическим из людей"2. Так писал Вольтер в середине XVIII века. Слова "химера" и "утопия" тогда были синонимами [Baczko, 20].
      Почти два века спустя поэт-символист М. Волошин скажет: "Царь Петр был первый большевик" (Россия, 1925). Не подходит ли самая краткая формула большевизма "утопия у власти" к режиму первого "отца отчизны"?
      Петр ставит народ в условия всеобщей, постоянной мобилизации. Он хочет все регламентировать (в год более тысячи указов, одинаково строгих в отношении самых важных и самых эфемерных сторон государственной жизни) [Ключевский, IV, 311]. Он осуществляет свои замыслы любой ценой: так строится Санкт-Петербург, так роются каналы, связывающие все главные реки России. Строительство большинства каналов будет заброшено, а некоторые, к примеру Волго-Донский, фантасмагорически изображенный А. Платоновым в Епифанских шлюзах (1927), будут достроены только при Сталине. Неудивительно, что петровская шокотерапия станет для большевиков источником вдохновения и исторического оправдания.
      Какая же утопия пришла к власти вместе с Петром? У него, в отличие от большевиков, не было готовой теории, которой он мог бы подчинить жизнь. Эти реформы были начаты не для разрушения старого строя, в отличие от реформ революционных, а для достижения целей, продиктованных сиюминутной необходимостью. Петру было достаточно нескольких основополагающих идей, в остальном он оставался прагматиком, но часто забывал подумать о средствах. Ему удалось воплотить свое представление о современном государстве только благодаря безграничной энергии и безграничной власти. На самом деле, это была не утопия, а государственный утопизм, взявший власть в свои руки.
      Этот волюнтаристский активный утопизм стимулирует воображение, привлекает иностранцев, пробуждает таланты. Со всех концов России Петр получает планы улучшения жизни, в которых, как и в его реформаторских затеях, реализм соседствует с бредом.
      Проектоманией захвачены и аристократ Ф. Салтыков (? - 1715), и ремесленник-ювелир И. Посошков (1652 - 1726). Разница между этими двумя главными "выразителями мнений" символична. Первый, автор Изъявлений прибыточных государству (1714), всецело за перемены. Его проекты идут гораздо дальше того, чего хочет Петр: Салтыков мечтает "европеизировать" русский пейзаж статуями и памятниками, запретить крестьянам строить избы и другие сооружения из дерева, сделать обязательной исповедь, по праздникам украшать церкви знаменами, как в Англии [Павлов-Сильванский, II, 16, 36, 42 - 46]. Он настаивает на индустриализации и урбанизации страны, на необходимости образования. Салтыков предлагает фантастический проект девяти "академий", по две тысячи учебных мест в каждой, с семнадцатилетним образованием! Он уверяет, что по завершении одного такого курса "Россия во всех свободных науках" будет вместе "со всеми европейскими государствами" [Уткина..., 77].
      Посошкова можно назвать отцом современной русской экономики. Его Книга о скудости и богатстве (1724), написанная за три года, состоит из трех частей по три главы в каждой и представляет собой символическую схему улучшения российской жизни.