Рожденные в завоеваниях (№1) - Рожденные в завоеваниях

Затар кивнул и последовал за ним в Дом, через вестибюль и в одну из комнат для посетителей. Она была уютно меблирована в смеси карвикийского и браксанского стилей, на этот раз местный стиль бросался в глаза меньше. На полу лежали толстые подушки с вышитыми карвикийскими геометрическими узорами. Там также имелся очаг, с трех сторон который окружали низкие деревянные столики с инкрустацией. На одном стоял золотой графин и двенадцать таких же кубков, причем каждый по ободу украшали гелиотропы с Раска. И, конечно, в эти минуты последние лучи заходящего солнца проникали сквозь ауракамень в золотых узорах, которым были застеклены окна. Лучи испещрили комнату неведомыми письменами. Затару нравилась игра света и тени, а также разнообразных цветов, и он размышлял о редкости подобных украшений в Центральной Системе. Там эта комната считалась бы переговорной, поэтому в ней отсутствовали окна и находилось минимальное количество предметов, способных отвлечь внимание. Здесь декор больше располагал на удовольствие, чем на политику. И Затар признался себе, что ему это очень нравится.

— Лорд Затар. Ваше посещение — честь для меня.

Стоявшая в дверном проеме женщина выглядела привлекательно — как и все браксанские женщины — но тип ее красоты казался необычным для Бракси. Она естественно, приветливо улыбалась и, если собиралась оскорбить гостя, не произнеся его политический титул, по выражению ее лица это сказать было невозможно.

— Могу ли я предложить вам вина? — спросила она. Когда Затар кивнул, женщина подошла к низкому столику, склонилась над ним и наполнила кубки.

Он с удивлением заметил, что вино голубого цвета, но здесь нельзя было быть уверенным в истинном цвете из-за преломления лучей. Затар сел рядом с женщиной, и она предложила ему кубок на выбор. Он с удовольствием отметил, что подушки не только привлекательные, но и удобные. Но, увидев хозяйку, он не мог представить, что могло быть по-иному.

— Добро пожаловать в мой Дом, — церемониально произнесла хозяйка, а затем махнула рукой, приглашая: пей!

Затар слегка поклонился и выпил с искренним удовольствием. А ее присутствие приносило ему даже большее удовольствие, чем он ожидал, от приятной внешности до естественной нежности самых легких движений. К такому образу он не привык.

— Я, конечно, не ожидала увидеть вас здесь, — сказала женщина, слегка улыбнувшись, — но посещению лордов из Центральной Системы и с Бракси всегда рада и ваш визит — не исключение. Позволите ли вы мне предложить вам что-нибудь еще?

— Пожалуйста, — позволил кайм’эра.

Затар наблюдал за Л’реш, за тем, как она подозвала слугу и отдала приказы, которые не выглядели приказами благодаря лингвистической технологии.

— Этот мужчина будет доволен, если ему принесут еду… — произнесла она.

На мгновение кайм’эра задумался: кто служит Символическим Доминантом у нее в Доме, выполняя роль Хозяина, и какие между ними сложились отношения. Дома, принадлежащие женщинам, всегда очень осторожно балансировали на социальной лестнице.

Л’реш вновь повернулась к гостю. Ее лицо светилось, как бы освещенное солнцем.

— Если вы скажете мне, что вас привело сюда, через такое расстояние, не дело, я буду рада. Конечно, я ни за что вам не поверю, — хозяйа повела мягким плечом.

В эту секунду падавший в комнату свет, вероятно, попал на какой-то предварительно установленный механизм, поскольку золотой луч с потолка зажег огонь в центре помещения, из очага выметнулись языки пламени такого же цвета, как луч. Определенно очаг сбрызнули какими-то ароматическими веществами; когда он горел, то по холодному воздуху помещения распространялся нежный запах духов.

— Прелестно! — признал Затар.

Л’реш опустила глаза, принимая комплимент. Какая она странная, насколько небраксанка! Язык тела, который он привык ассоциировать со своим народом, в ней молчал. Вместо него присутствовали раскованность и легкость, абсолютно чуждые традиции. Тем не менее, ведь в Социальных Кодексах нет ничего, что требовало бы излишней серьезности? Даже ее манера одеваться, хотя и технически браксанская, показывала большую независимость, чем обычно вдохновляла центральная традиция. Руки, которые подлили ему вина, скрывали серо-сизые замшевые перчатки, а поверхность туники такого же цвета была с мягким ворсом. Отсутствовали обычные высокие браксанские сапоги с резко очерченными линиями, вместо плотно прилегающих брюк и черной кожи женщина надела мягкие леггинсы такого же серого цвета, а чуть-чуть заостренные носки обуви соответствовали по цвету и слегка выглядывали из-под широкой штанины. Черный цвет присутствовал только на поясе — он притягивал внимание к тонкой талии — и воротнике, который благодаря контрасту подчеркивал белый цвет кожи хозяйки. Густые черные волосы рассыпались по плечам, вились и казались бархатными в свете огня. Затару, привычному к более грубому центральному стилю, женщина эта показалась поразительной, экстравагантной и необыкновенно хрупкой.

— Все словно чужое немного, — заметил он.

— Но милое? — осторожно спросила Л’реш.

— О, да, — он отпил вина и нашел привлекательной его удивительную легкость. — Очень даже!

— Карвики преуспели во многих областях, в частности еде и украшении дома. Я думаю, что одно из преимуществ проживания далеко от Центра Холдинга, — это возможность попробовать что-то на самом деле неизведанное. Вы так не думаете?

— Одно из преимуществ, — сказал Затар и осмелился спросить: — Именно это и побудило вас покинуть Бракси?

Он перешел на более сексуальный речевой режим и возможно именно это заставило женщину отвернуться от него, словно что-то, что она увидела в его глазах, ее обеспокоило. Л’реш выдавила из себя смешок. Но в нем отсутствовала спонтанная легкость прошлого смеха и речи.

— Я не была в достаточной мере браксанкой для того, чтобы жить в Центре, — она начала произносить предложение в основном режиме, а завершила в режиме отрицания, словно говоря: то, что стоит за этими словами, не обсуждается, это нежелательная тема. — Я находила существование там лишь продлением неинтересных мне политических маневров, а центральных браксанов — не более, чем рабами своей политики, — женщина встретилась с гостем взглядом и ее выражение определенно говорило: то есть мужчин типа тебя. — Я оставалась столько, сколько потребовалось, а затем стала искать лучшее место, — Л’реш наклонилась над столом, приблизившись к Затару, расслабленно и уютно. — Здесь я — богиня. Местные жители меня обожают. Я даю им повод гордиться только лишь тем, что живу здесь. Стал бы чистокровный браксан селиться на Карвики, если бы эта планета не была чем-то лучше других? И я думаю, что в том и заключается наш имидж — справедливая награда за всю социальную чушь, с которой приходится мириться. Но здесь все отлично. Мне не нужно каждую минуту доказывать, что я в большей мере браксанка, чем кто-либо. Эти люди воспринимают мое расовое превосходство как должное. И они сделают все, чтобы удовлетворить меня — все, что угодно, — она торжествующе улыбнулась. — Мне это нравится.

Вошел слуга, поклонился и поднес Затару яство на золотом подносе.

— Хвост сиха, сваренный в кипящем масле секвы, — объявил он. По поведению слуги было ясно, что он служит хозяйке больше из привязанности и благоговейного трепета, чем просто за деньги. — Карвикийский деликатес, лорд.

Затар взял длинную тонкую вилку и подцепил кусочек морской твари, хорошо сдобренной специями. Он попробовал его, смакуя, затем кивнул. Словно это сигнализировало принятие угощения, Л’реш кивнула слуге и он поставил поднос на стол.

— Очень необычно, — не без удовольствия молвил Затар.

— Большинство вещей на Карвики кажется таким человеку из Центра, — женщина наклонилась вперед и остановилась, словно подбирая нужные слова для того, чтобы выразить свою мысль.

— Пожалуйста, говори свободно, — попросил кайм’эра.

— Хорошо, лорд Затар. Почему вы приехали сюда? Я уже сказала вам… — она зачастила. — Я ненавижу социальные игры вашей планеты. И я не умею в них играть. Поэтому, пожалуйста, ближе к делу, объяснитесь наконец…

Он опустил вилку и внимательно посмотрел на Л’реш. Если раньше у Затара и оставались сомнения относительно этого шага, теперь, после личной встречи, они исчезли.

— Если я должен… — начал он, но прервался и продолжил более мягким тоном. — Я приехал просить тебя об Уединении.

Было трудно сказать, чего больше в ней тогда — удивления, злости или страха, однако миг спустя исчезло все, кроме удивления. Осторожно подбирая выражения и держа себя в руках, Л’реш ответила:

— Я родила четырех ныне живущих детей.

— Я знаю.

— А ты знаешь, что это такое? Ты хотя бы представление имеешь о том, какая это боль? — в ее голос прозвучали нотки страдания и злости. — Ты знаешь, что такое терпеть эти женты, ждать, жить с упрямой надеждой, не зная наперед, получится ли? Мужчина о таких вещах не знает н и ч е г о, Затар! Я — Старейшина. Я родила четырех детей ради Холдинга. Что заставляет тебя думать, что я снова добровольно пойду на это?

Он знал, что это не в его интересах, но тем не менее возразил:

— Возможно, я забыл, что ты заработала титул также легко, как забыла мой.

— Очень хорошо, каймэра , — рявкнула Л’реш и, выпустив пар, вновь обрела над собой контроль. — Ты прав, прости меня! Тот факт, что мужчины, занимающие такое же положение, как ты, постоянно раздражали меня во время моих лет на Бракси, — не повод отрицать твое право числиться в их рядах. Тем не менее еще об одном Уединении не может быть и речи, и ты не в силах переменить это. Определенно ты должен был знать, что получишь такой ответ. Зачем тогда проделал такой путь?

— Моя семья не подвержена чуме, — тихо сказал он, используя основной речевой режим, однако добавил сексуальный подтекст, обозначая, что она привлекает его, независимо от предложения, сама по себе. — Вероятно, ситуация ухудшилась из-за кровного родства моих родителей. Я думаю, ты понимаешь, что если меня вытягивают с войны, чтобы зачать ребенка, то я хочу, чтобы он был таким, у кого есть шанс выжить.

— Это единственная причина?

— Разве ее недостаточно?

Ее глаза словно говорили: «Давай выкладывай все. Никаких игр».

Очень хорошо.

— Мне нужно Уединение рядом с Военной Границей, — пояснил кайм’эра.

— И поэтому ты приехал сюда? Неправильное направление ты выбрал, кайм’эра.

— Женщины из Центральной Системы не могут себе позволить уехать на большое расстояние от своих Домов так надолго. Я искал женщину, Дом которой сможет функционировать в ее отсутствие — как может функционировать твой — и способную родить крепкое дитя за разумно короткий период времени. Я работаю среди простолюдинов, Л’реш. Если я брошу работу на Границе и увлекусь женщиной, они не поймут. Сила браксаны не должна подвергаться осмеянию. Как произнесенному вслух, так и непроизнесенному. Если я позволю женщине мешать моей деятельности на Границе, то вполне могу вернуться на Бракси и полностью забыть о войне.

— Я не пожелаю этого никому, — сухо сказала Л’реш. — Но ты молод. Почему ты сейчас занимаешься этим вопросом?

— Старейшины «предложили», — злоба, мелькнувшая в его голосе, подтвердила одну из догадок Затара: хотя Л’реш и Старейшина, с ней не посоветовались. — Большинство из них, вероятно, хотят видеть меня в безопасности на Бракси, где могут за мной следить.

— И другие браксаны отправлялись на войну, — заметила женщина.

— Но никогда не находились в гуще сражений. Представляли собой этакие обособленные острова. Но лишь само появление на войне добавляло браксанам славы, они участвовали в разворовывании одной или двух планет, а потом триумфально возвращались на Бракси. Никогда не вступали в контакт с людьми, что им служат, или с планетами, что от них зависят. Центральные Старейшины бояться за свой имидж, Л’реш, боятся того, что может случиться, если один из них день и ночь станет жить среди простлюдинов. Отправлявшиеся на войну браксаны также были молодыми людьми, желавшими сделать себе имя. Но никогда в войне не участвовал тот, кто уже обладал значительной властью. Кайм’эра — никогда. До настоящего времени. Они чувствуют, что это для них угроза. Они пытаются давить на меня и заставить вернуться к гражданской жизни, которая, как они думают, должна меня удовлетворять.

— Значит, снова политика. Как они смеют! Неужели у нас недостаточно проблем в выполнении наших обязанностей? Зачем делать продолжение рода орудием политиканов? Даже их оружием? — Л’реш изумленно покачала головой. — Твои слова, как никакие другие, уверяют меня в правильности моего решения, когда я покинула Бракси, и я этому рада.

Затар улыбнулся, определенно его позабавила мелькнувшая в сознании мысль, и достал узкую бутылочку из-за пояса.

— В гневе ты кое о чем напомнила мне, — приободрился кайм’эра. — Я принес тебе подарок.

— Взятку? — игриво переспросила женщина.

— Браксана берут взятки, как справедливую дань; только дурак платит перед тем, как торгуется, — Затар открыл пробку и вылил содержимое — густое, золотистое, светящееся — в один из кубков. — Я подумал, что стоит привезти тебе попробовать кое-что из того, что может предложить Центральная Система. Я буду рад, если ты примешь мой подарок!

Л’реш подняла глаза; длинные темные ресницы ее напоминали крылья птицы. Затару пришло в голову, что он никогда не видел женщины, столь привлекательной для него.

— Что это? — тихо спросила она.

— Ликер из Центральной Системы, — Затар бросил пузырек в огонь, и он, потрескивая, расплавился. — Редкий и дорогой. Подходящее приношение?

Л’реш сделала маленький глоток из кубка, смакуя тонкий букет.

— Сладко, — одобрительно сказала она.

— Центральные вкусы.

Затар хранил молчание, пока Хозяйка не закончит дегустацию. Л’реш радовалась, что ей не нужно ничего говорить, а можно просто получать удовольствие. Один раз она удивленно посмотрела на Затара, словно ей пришло в голову, что он может подмешать в ликер наркотик и усыпить ее, но мысль была просто смехотворной. Чего кайм’эра может добиться за одну ночь, за которую еще и придется платить после того, как Л’реш выдвинет против него обвинения? Наконец, она допила ликер, поставила кубок на стол и медленно отодвинула.

— Затар, я… я… не могу, — вымолвила она. — Мне жаль, что тебе пришлось проехать огромный путь только, чтобы это услышать. Но то, что ты просишь, просто невозможно.

Затар провел по ее щеке пальцем в черной перчатке и почувствовал, как она дрожит.

— Твои черты будут унаследованы сыном, Л’реш, и он родится красивым.

— Я не могу, кайм’эра, пожалуйста… — женщина оттолкнула его руку, но слишком медленно, с явной неохотой. — Я выполнила свой долг давным-давно, чтобы уехать подальше и наслаждаться свободой.

— И ты даже не понимаешь значимости того, что говоришь! Л’реш, есть женщины, которые проводят всю жизнь, пытаясь выполнить норму. Тебе еще нет пятидесяти и ты уже все сделала! Четыре оставшихся в живых ребенка из восьми зачатых! Я хочу сделать это нормой для нашей расы.

— Это не мое дело, — слабо возразила Л’реш. Затар довольно отметил, что в ответ на использование им сексуальных речевых режимов она в конце концов применила такой режим сама. Желание…

Он придвинулся ближе и, когда женщина не отодвинулась, притронулся к ней, затем обнял и притянул к себе. Она была теплой и хрупкой и дрожала, когда он поцеловал ее.

— Нет, — прошептала Л’реш.

Затар снова потянулся к ней и она внезапно отпрянула.

— Нет. Я отказываюсь. Это мое право чистокровной браксанки. Прости. Я отказываюсь. — но глаза у нее были на мокром месте и голос дрожал. — Пожалуйста, отпусти меня!

Затар не заходил дальше, но также и не отпускал ее. Он понял, что его первая догадка оказалась правильной.

— Л’реш, — мягко сказал он с таким сочувствием, на какое только был способен его родной язык. — Сколько времени прошло с тех пор, как ты была с мужчиной?

Женщина задрожала сильнее, но не предприняла новых попыток вырваться.

— Есть и другие удовольствия, — сказала она, помедлив.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Ты не понимаешь, — она опустила глаза. — Я чуть не умерла во время родов, Затар. Какое удовольствие стоит смерти?

— А что за жизнь без удовольствий? — кайм’эра начал снимать перчатки и, хотя Л’реш знала, что это подразумевает, но ничего не сказала. — Иногда, в Центре Холдинга удается достать ликер, вкус которого так сладок для женщин, что они получают удовольствие, о котором раньше не смели и мечтать.

Она обеспокоенно посмотрела на него.

— Именно его ты и дал мне?

Затар прикоснулся ладонью к ее гладкой щеке, очень нежно, наслаждаясь касаньем открытой кожи.

— Контрацепция, — тихо произнес он.

Ее глаза округлились.

— Ты собираешься сказать мне, что это незаконно, а я собираюсь ответить, что знаю это, — медленно произнес кайм’эра. — Ты хочешь напомнить мне про смертную казнь? Я уничтожил единственное доказательство.

— Как… — Л’реш все еще пребывала в шоке от его откровений.

— Нет ничего нелегального, для поставки чего не нашлось бы поставщика, и нет ничего, что не мог бы достать браксан. Неужели ты думаешь, что мы на Бракси можем себе позволить терять наших любовниц во время бессмысленных родов, и тем более — терять наших детей? Мы не такие варвары, хотя и играем подобные роли.

— Это рискованно?! — выдохнула Л’реш.

— Риск есть, — Затар поцеловал ее долгим и сладким поцелуем, наслаждаясь ее ответом. Если он догадался правильно, в женщине годами копилась жажда. — Скажи мне «нет», и я уйду, — предложил Затар.

Она только крепче прижала его к себе. Все потонуло в молчании, слова были не нужны, за них говорила страсть.

* * *

Его разбудило восходящее солнце.

Затар медленно встал, крайне осторожно, чтоб не задрожала кровать, на которой они очень быстро оказались, — или, точнее плетеное приспособление, которое у карвики сходило за кровать. Кожа на лице была стянута и будто высохла, и лорду пришло в голову, что он не смыл вчерашнюю косметику. Затар тихо поискал в комнате очищающее косметическое средство, намочил им тряпочку, лежавшую рядом с инкрустированной драгоценными камнями бутылочкой, и стер остатки белил с лица.

Л’реш пошевелилась, проснулась и посмотрела на него большими темными глазами.

— Ты уезжаешь? — мягко спросила она.

— Я должен, — Затар снова намочил тряпочку и подал женщине. — Мне нужно возвращаться на войну.

Л’реш закрыла глаза и позволила Затару стереть краску со своей кожи. Навряд ли белила вообще ей были необходимы, лицо было также бледно.

— Мне хотелось бы, чтоб ты не уезжал, — прошептала женщина.

Затар поцеловал ее.

— Мне тоже, — сказал он. Сожаление было искренним.

Затем Л’реш притянула его к себе и на короткое сладкое время война перестала иметь значение.

Красное солнце поднялось выше и его свет вначале приблизился, потом омыл их обоих. Довольный Затар какое-то время лежал на спине, откладывая разговор о том, с какой целью приехал к Л’реш. Затем он встретился с ней взглядом. Женщина подперла голову рукой и наблюдала за лордом, и выражение ее лица говорило, что Хозяйка знает, о чем он думает.

— Однажды мне пришло в голову, как поразительно глупо мы поступали, — тихо сказал Затар. — Природа гарантирует плодовитость. Способные к деторождению существа производят потомство. Бесплодные существа не производят. А мы, самодельные боги, осквернили этот закон.

Л’реш взяла его руки в свои; разве есть прикосновение более чувственное, чем это?

— Четверо детей, — задумчиво произнес он. — Ни меньше. И ни при каких обстоятельствах ни больше. После того, как чувство долга удовлетворено, женщины нашей расы находят альтернативы рождению детей. Точно четыре отпрыска на человека, двое и, надо надеяться, ни больше, умирают от чумы, может, еще один — на войне. Если бы мы просто дали природе идти своим заведенным порядком… — он сжал ее руку. — Но тогда наш вид бы закончился.

Л’реш кивнула и опустила глаза. Затар был прав и было больно признавать это.

— Если не заставлять тех, у кого возникают проблемы с выполнением обязанностей… — тихо произнесла она.

— То мы определенно вымерли бы. Теперь мы сильнее и многочисленнее, нет необходимости поддерживать такую политику. Нужно подходить к этому по-другому, — Затар погладил лицо женщины, провел рукой по ее волосам. — Здесь на кон поставлено большее, чем мое собственное удовлетворение. Я не хотел этого говорить, но это так.

— Тогда почему ты не хотел говорить?

— Потому что мы — эгоистичные люди и польза для всего нашего класса, предположительно, не должна перевешивать удовольствия отдельного человека.

— А-а, — тихо произнесла Л’реш. — Еще одна центральная традиция.

— Боюсь, что это браксанская традиция, — Затар взял ее за подбородок и повернул лицом к себе, чтобы женщина взглянула на него. В уголках глаз прятались слезы. — Роди мне ребенка, Л’реш. У меня есть планета рядом с Военной Границей, более чем подходящая для человеческого обитания. Я построю тебе Дом, равный этому, и пришлю тебе мастеров со всего Холдинга. Я дам тебе в тысячу раз больше красоты и удовольствия на Границе, чем может предложить любое другое место. Роди мне живого ребенка, и я обеспечу тебя контрацептивными средствами до конца жизни.

Это был подкуп. Как долго Л’реш страдала, как отчаянно мечтала найти решение? Готова ли она еще раз рискнуть собственной жизнью, чтоб более полно жить всю оставшуюся?

Хозяйка отвернулась, ее мысли витали где-то далеко и через минуту нерешительно кивнула.

— Если останешься на вторую половину дня, — прошептала Л’реш. В ее голосе послышался намек на плач.

Кайм’эра подумал, что это было лучшее предложение, чем можно передать любым речевым режимом.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

«Если человек понимает приоритеты окружающих, то может их вести. Если ему это не удается, то самые лучшие в мире намерения не купят ему людскую преданность».

Харкур

Ветер бросал пыль ей в глаза. Анжа лиу Митете ждала.

Ее лицо не было лицом молодой женщины, хотя она все еще оставалась молодой. Глаза Анжи горели силой и целеустремленностью, но никогда не лучились теплом. Морщины на лице говорили о горечи и злости, и если бы она улыбнулась, то появившиеся легкие морщинки вокруг глаз не легли бы на уже имевшийся рисунок.

Она не была симпатичной. И несимпатичной — тоже. Женщину окружал ореол властности, как человека, привыкшего командовать, причем такой мощный, что у наблюдателя возникали трудности с оценкой ее физических данных. Анжу нельзя было не заметить.

Она также прекрасно владела собой и теперь использовала это умение. Как и все браксаны, она научилась скрывать эмоции. Если она волновалась, то только в душе, никто не мог сказать сейчас, что она боится.

Так и должно быть.

Когда трап опустили, Анжа глубоко вдохнула местный воздух перед тем, как подняться в транспорт. Ей было неприятно находиться на поверхности планеты, она чувствовала себя неуютно от все новых и новых воздействий природы. Ее фобия усиливалась с каждым годом, несмотря на все попытки с ней справиться. Поэтому Анжа с большим удовольствием поменяет пыльный угрожающий воздух планеты на контролируемую людьми атмосферу боевого корабля.

Боевого корабля? Того самого боевого корабля!

Внутри транспорта люди обращались к ней вежливо и она удержалась от замечаний, что ей не нужно объяснять, какие меры предосторожности необходимы. Женщина вежливо улыбалась, когда ей объясняли, как работает стабилизатор, прикрепленный к ее койке, они посчитали ее настолько глупой, что она даже позволила пилоту лично проверить установку стабилизатора. Анжа поменяла положение стабилизатора только после того, как пилот ушел.

Больше не нужно ждать. Стоило ей лечь на койку, и крошечный транспорт поднялся с поверхности планеты. Анжа закрыла глаза и наслаждалась ощущениями, когда они взлетали с планеты и удалялись от нее. Положение койки, установленное ею, ослабляло ощущения, но не сводило их к нулю, как было бы при установке стабилизатора пилотом. Это давало Анже почувствовать, что она на самом деле оставила планету. И ощутить, как страх смолкает внутри нее, ожидая следующего повода выйти на поверхность.

Теперь у нее наконец-то есть время подумать. Возможно, впервые за два стандартных года. Возможно, Анжа просто не смела думать. Нахлынули воспоминания, а с ними и злость. Образы: первый помощник командира корабля ти Ваша требует перевести его на другое место работы. «Я не стану подчиняться чужестранке!» — кричал он. Были и другие стычки, не такие драматические, но не менее раздражающие. Анжа два года командовала «Истребителем» и так и не завоевала расположение экипажа. Это имело значение? Она пыталась убедить себя, что только реальные сражения имеют какую-то ценность, но ей это не удалось. Сражений было мало и между ними проходило долгое время. Тот факт, что Анжа привыкла быть одна, не ослаблял боль от услышанных ею разговоров, что велись шепотом, или знания, что они предназначались для ее ушей. Она — чужая. И это факт.

Она могла бы забыть все в радости битвы, но обстоятельства складывались не в ее пользу. Анжа не являлась старшей по званию, а потому не обладала властью принимать тактические решения. Она была вынуждена подчиняться приказам мужчин и женщин, и, хотя они и служили гораздо дольше Анжи и имели больше наград, определенно уступали ей во всем. Они были столь консервативны в выборе стратегии, что Великая Война, в коей Анжа мечтала сражаться, практически проходила мимо нее.

До сего дня.

Когда транспорт покинул окружающий планету атмосферный слой, подключились генераторы и в целях безопасности добавили искусственной силы тяжести. Анжа поднялась с койки и взяла папки, что ей послала Торжа. В них содержалась детальная информация о ее новом назначении, начиная от технических характеристик корабля до экипажа. Анжа отложила технические характеристики в сторону. «Завоеватель» нельзя было точно описать на бумаге, и Анжа уже слышала легенды о нем. Этому кораблю не было равных в азеанском космическом флоте и среди браксинских кораблей до того, как «Сентира» вернется в строй. Со дня постройки он был способен на большую маневренность, больший сенсорный охват и более точную стрельбу, чем считалось возможным для боевого корабля. А с тех пор его еще и усовершенствовали. Командовать таким судном мечтали многие.

«Но почему я?» — в тысячный раз спрашивала себя Анжа.

Она размышляла не только о том, насколько правильно назначить на командный пост человека со столь чужеродной внешностью, да еще и на такой корабль. В тридцать Анжа оставалась лишь ребенком; офицеры «Завоевателя» служили на корабле со времени ее рождения, если не дольше. И командиры сменялись на нем с тревожной скоростью и регулярностью.

Анжа достала бумаги и заново прочла. Ли Даште подал в отставку после одного года службы. Вер Буелл выдвинул обвинения против первого помощника за неподчинение, а затем ушел с поста командира, когда помощника оправдали. Эр Пирджаре находится в сумасшедшем доме на Икне. Еще пять командиров теперь служат на других кораблях, один и вовсе ушел из флота.

Проблема заключалась в экипаже. Неподчинение или эксцентричность, или и то, и другое — по коротким отчетам не представлялось возможным определить точно. Звездный Контроль во многих случаях делал выговоры, но не обладал реальной властью исправить проблему. Офицеры «Завоевателя» очевидно проявляли осторожность, в точности подчиняясь приказам. Послужной список корабля был выдающимся, что поражало, в особенности учитывая разногласия в командном центре. Но у экипажа «Завоевателя» не доставало одной важной детали: не было командира, который мог бы с ними справиться. Именно поэтому Торжа и назначила Анжу?

Одно за другим она заново просматривала личные дела. Мужчины и женщины, что поступали в ее подчинение на «Истребителе», являлись профессиональными солдатами: офицеры, сделавшие войну своей профессией потому, что это у них хорошо получалось, летчики, избравшие военную службу потому, что она давала самую лучшую летную подготовку, какую можно получить, техники хотели заработать идеальные рекомендации. Офицеры «Завоевателя» относились к совсем другой породе. Вначале это не было очевидно. Требовалось долго и напряженно искать, чтобы найти причину, но когда до Анжи дошло, что именно она нашла, она понимающе кивнула.

Те, кто отдавал приказы, являлись детьми войны, как и она сама. Их воспитывали офицеры, им с детства рассказывали об оружии и тактике, фактически они впитали это с молоком матери и во время бесед за домашним столом — также, как и Анжа за первые шесть лет своей жизни. Эти люди жили войной и дышали войной, как не мог ни один из гражданских. Война смешалась с их кровью, иногда и полностью заменяя кровь. В дополнение к этому большинство понесло потери в результате Великого Противостояния — отцы, матери, любимые, друзья, коллеги… Бракси украла у них того или тех, кого они ценили больше всего, и эти люди жаждали отмщения. В таком случае их поведение становилось понятным.

Анжа снова перечитала характеристики и начала понимать, что произошло. Командиры корабля сталкивались с проблемами каждый раз, когда попадали между экипажем и их общим врагом. Командиры сталкивались с препятствиями, если отдавали преимущество протоколу… А это люди с «Завоевателя» начисто отрицали. И они знали, как избавиться от таких командиров. Все было продумано, соблюдалась тщательная осторожность. Если надо, они могли довести командира до сумасшествия, при этом не отказываясь в открытую выполнять приказы и соблюдать устав. В одном случае командир уже попал таки в сумасшедшей дом.

Улыбка, первая за много лет, сделала ее лицо менее суровым, менее непреклонным.

«Я понимаю», — подумала Анжа.

В кителе хранилось письмо от Торжи. Женщина не открывала его, не было необходимости. Анжа знала короткий текст наизусть и могла повторить по памяти, в особенности последнюю строку: «Преуспей, и я не буду задавать вопросов».

Это было обещание, которое требовалось Анже, если она завоюет этих людей на свою сторону.