Черные Мантии (№5) - Королева-Малютка

— Думаю, — сказал Принц, — у вас должны быть приличные сбережения. Но какого черта вы выбрали этого мерзавца, этого Аннибала Джоджа?

Самюэль пожал плечами.

— Если бы мужчина… — начал он, но остановился и проворчал сквозь зубы: — Хотя какие нынче мужчины?

Принцу явно хотелось поговорить.

— Но у вас есть Жафрэ, — сказал он. — Этот парень стоит по меньшей мере полтора миллиона!

— Жафрэ богат, — лаконично подтвердил доктор.

— У вас есть господин Комейроль с хорошо подвешенным языком.

Самюэль сделал презрительный жест.

— Мы старики, — сказал он, — к сожалению, нельзя вечно оставаться молодыми.

— Ба! — отозвался сын Людовика XVII. — Вашему знаменитому Отцу-Благодетелю было сто семь лет.

В этот момент в коридоре послышался чей-то громкий голос.

— Пуншик из вишневой водки для нас с Добряком Жафрэ, — приказал голос. — А что, наши друзья уже собрались? Только двое?.. Ах, лентяи! Если сюда явится некий человек и спросит господина Жафрэ, коммерсанта, и если он явится от имени некоего Амедся Симилора, то пусть войдет, понятно?

Дверь открылась, и господин Комейроль, бывший первый письмоводитель нотариальной конторы Дебана, весело сверкнул своими золотыми очками.

В другом романе[19] мы уже смогли оценить отличную выправку и таланты Комейроля. Возможно, он не сошел бы за премьер-министра, но уж точно выглядел выдающимся начальником конторы. Его уже более чем зрелый возраст позволил осуществить все, что лишь намечалось, когда ему было около тридцати: он был заметно лыс, толст и, вопреки южной поговорке, утверждающей: «Кто жиреет — рано помирает», прекрасно себя чувствовал.

К тому же он всегда был превосходно одет: ослепительное белье, кольца на пальцах и великолепные часы со сверкающей цепочкой, струившейся по бархатному жилету.

С течением времени разница между ним и Добряком Жафрэ становилась все заметнее. Тот, кроткое создание, двигался робко и дрожа, и хотя тоже бьш лысым, пытался стыдливо прикрыть свою лысину несколькими прядями, украшавшими его остроконечный череп.

— Представляю вам лучший денежный мешок братства, — втащив за руку Жафрэ, сказал Комейроль. — Когда нам нечего будет на зуб положить, я предложу совету дело: пойти посмотреть, не настал ли день для несгораемого шкафа нашего Добряка Жафрэ!

Принц, поднявшись, от души расхохотался, и даже сам доктор Самюэль слегка повеселел.

Но Жафрэ отступил на шаг и произнес со свойственной старикам раздражительностью:

— Господин Комейроль, вы переходите все границы! Мой возраст и мое положение в обществе должны защитить меня от ваших шуточек.

Комейроль обернулся, с прежним добродушным видом схватил Жафрэ в охапку и отнес его на диван, приговаривая:

— Не тяжелее маленькой вязаночки хвороста!

Дверь снова отворилась, чтобы пропустить еще одного старичка — жеманного и разряженного.

Душистая вода, слоновая кость и розы — вот из чего был сделан этот состарившийся красавец, виконт Аннибал Джоджа, маркиз Паллант.

— Отлакирован с ног до головы! — прокомментировал его появление жизнерадостный Комейроль, протягивая руку новоприбывшему. — Аннибал, когда же ты дашь мне адрес своего бальзамировщика?

Элегантный неаполитанец не удостоил его ответом, а Жафрэ сказал, натягивая поглубже свой черный шелковый колпак на длинные вечно мерзнущие уши:

— Плохая погода! Весь этот год погода плохая!

Комейроль уселся рядом с доктором Самюэлем.

— Мой принц, — издали обратился он к сыну Людовика XVII, — а что, с тех пор как вы унаследовали ваши божественные права на корону несчастного Людовика XVI, не приходилось ли вам воровски перелезать через стену или вламываться в чужие дома?

Принц придал своему лицу еще более идиотское выражение, чем обычно, и спросил с довольной улыбкой:

— Кажется, будто жарко, господин Комейроль?

— Поговорим серьезно, мои овечки, — ответил тот. — Виконт Аннибал — пряничный человечек лишь формально считается нашим главой. Истинный же глава ассоциации, за неимением более достойных, — Добряк Жафрэ, правда, несколько потрепанный возрастом и вечный, но вполне способный держаться прямо, когда я его поддерживаю. Дело нашего бразильца начинает созревать. Мы с Жафрэ наводнили дворянское предместье его акциями и намереваемся спровадить в Пара едва ли не всех обитателей Франции и Наварры, превратившихся нынче в начинающих предпринимателей. По мнению Жафрэ, господин де Шав должен был набрать как минимум два миллиона.

— Вот-вот, он говорил мне именно о двух миллионах, — подтвердил виконт Аннибал.

Жафрэ искоса взглянул на него и пробормотал:

— Вы же знаете, что не имеете права прикасаться к этому пирогу, вы, красавчик!

— Думаю, я вне подозрений, — надменно ответил Аннибал. — Что же до господина герцога, то он отличается старомодной честностью в делах. Вчера, например, он предпочел занять две тысячи луидоров, лишь бы не дотрагиваться до кассы компании. Я полагаю, дорогие мои, что мои доверительные отношения с его светлостью вызывают у вас зависть и даже внушают некоторую тревогу. Мы с герцогом — как два пальца на одной руке, и не надо забывать: именно мне вы обязаны этим делом, и без меня бразильские пиастры уплыли бы у вас из-под носа!

— Ты просто ангел, Аннибал! — сказал Комейроль. — Господа, теперь о другом. Кто-нибудь из вас припоминает чудака по имени Симилор, который несколько раз помогал нам в делах — в частности, в деле Ж.-Б. Шварца и в истории с особняком де Клар?

Единственным, кто хранил смутное воспоминание о нашем друге, оказался Добряк Жафрэ.

— В двух словах — что представляет собой этот Симилор? — спросил доктор Самюэль.

— Да так, голытьба, — ответил Комейроль.

— А почему вы говорите нам о нем?

— Потому что ничем нельзя пренебрегать, — ответил бывший письмоводитель нотариальной конторы. — Сегодня Симилор пришел ко мне и напомнил о своем послужном списке. Сначала я подумал, что он просит помощи, но нет, он просто хотел познакомить нас со своим сыном, которому прочит большое будущее. Я сказал, что он может привести паренька, но перед встречей навел справки — и не слишком много узнал. В бюро нашего прежнего агентства, где все люди пронумерованы и занесены в каталог, не знают никакого другого сына вышеупомянутого Симилора, кроме некоего Саладена, в прошлом ярмарочного артиста и шпагоглотателя.

— Славный новобранец! — признали присутствующие. Официант кафе «Массене» принес заказанный пунш с вишневой водкой. Поставив поднос на стол, он вытащил из кармана большую карточку и подал ее Комейролю.

— Маркиз де Розенталь, — прочел бывший письмоводитель. — Не знаю такого… Этот господин здесь?

— Да, — ответил официант, — он пришел по поручению своего отца.

Члены «Клуба Черных Шелковых Колпаков» обменялись взглядами, не зная, на что решиться.

— Может быть, это сын Симилора? — прошептал Жафрэ.

— Пусть войдет, — приказал Комейроль. — Разберемся.

Через минуту молодой человек, одетый по последней моде, с моноклем в глазу, с разделенными на пробор волосами медленно вошел в гостиную и остановился посреди комнаты, с любопытством оглядывая присутствующих. Уголки воротника рубашки у него были загнуты, как на визитной карточке, которую оставляют у швейцара; на нем была короткая визитка, узкие штаны и красные перчатки, а в руке он держал стек с петлей на конце.

Официант удалился. Добряк Жафрэ лично удостоверился в том, что двери хорошо закрыты.

— Господа, — заговорил новоприбывший, — рад познакомиться. Я много слышал о вас. Поскольку я нуждаюсь в нескольких компаньонах для проведения небольшой операции, способной принести большую выгоду, я решил обратиться к вам. Мой слуга знает вас, в частности, он называл мне некоего господина Комейроля. Скажите, пожалуйста, кто кз вас господин Комейроль?

— Это я, — ответил тот. — Господин маркиз, вы, кажется ошиблись: я знаком только с вашим отцом.

Саладен так высокомерно протянул ему два пальца, что члены клуба не удержались от одобрительных улыбок.

— Мой отец, — процедил он сквозь зубы, — мой слуга — все едино, разницы никакой, дорогой господин Комейроль. Субъект, о котором вы изволили заговорить, совмещает обе эти ипостаси.

IX

ПЕСНЯ ШПАГОГЛОТАТЕЛЯ

Произнося эти примечательные слова, господин маркиз де Розенталь взял стул и уселся напротив дивана, на котором расположились Комейроль и Добряк Жафрэ. — Господа, — скромно и благопристойно продолжал маркиз, — вы — знаменитые люди, а я — ничтожество, поэтому, прежде чем иметь честь предстать перед вами, я — что вполне естественно — занялся своим туалетом. Я не каждый день одеваюсь так, как сейчас: я готовился, готовился, как человек, идущий на экзамен, и я выбрал для нашей встречи самое красивое из моих имен. Надеюсь, вы будете снисходительны к новичку, который желает вам всяческих благ, но не может зайти в своей любезности так далеко, чтобы лицемерно утверждать, будто его молодость не стоит вашей дряхлости.

— Проклятье! — воскликнул Комейроль. — Мы ценим шутки, господин Саладен, но у нас здесь есть занятия поважнее, чем любоваться тем, как вы глотаете шпаги.

Принц и доктор Самюэль подошли поближе, виконт Джоджа с гордым видом держался в сторонке.

— Я польщен тем, — ответил Саладен, покусывая кончик стека, — что вы взяли на себя труд навести обо мне кое-какие справки. Без ложной скромности скажу, что стою этого труда и надеюсь вскорости в полной мере доказать вам это. Вы прозябаете здесь уже много лет, господа, и у вас нет начальника. Я думаю, что нашел для вас того, кто вам нужен.

— Он не лишен таланта оратора, — вполголоса заметил сын Людовика XVII.

— Куда он клонит, этот парень? — осведомился Джоджа с другого конца комнаты.

— Я полагаю, — вежливо повернулся к нему Саладен, — что имею счастье говорить с доверенным лакеем господина герцога де Шав?

— Ну-ну, — насторожившись, прошептал Комейроль.

— Любезнейший… — высокомерно начал Аннибал.

— Помолчите, — ласково посоветовал ему Саладен. — Мы чуть позже вернемся к той славной роли, которую вы играете при герцоге, к роли, которая в известном случае может помешать делам организации. Аналав у вас?

Джоджа умолк. Другие члены клуба, весьма удивленные, переглянулись.

— Я бывал в канцелярии полицейской префектуры, — сказал как бы между прочим маркиз де Розенталь. — Я любопытен и желал усовершенствовать свое образование. Так вот: я являюсь знатоком во многих областях и, в частности, отлично осведомлен о ваших делишках.

— Но вы же не затем сюда явились, чтобы угрожать нам, а? — произнес Комейроль, и без того красные щеки которого теперь побагровели.

Жафрэ дотронулся до его руки и прошептал:

— Я заинтересовался им.

— Дорогой мой господин Комейроль, — ответил Саладен, — у меня независимый характер, и я желаю идти своей дорогой, держась подальше от властей. Вот только я хочу, чтобыi вы хорошенько поняли: я принял меры предосторожности. Вы видите, что я один. Поскольку вас пятеро, неплохо бы нам договориться полюбовно.

— Ладно, — угрожающе сказал Комейроль. — Давайте договариваться — да побыстрее.

— Давайте-давайте! — воскликнул Саладен. — Но вы еще не ответили на мой вопрос: является ли виконт Аннибал Джоджа обладателем Аналава?

— Вот в этом-то и состоит секрет нашего братства, — заметил доктор Самюэль, до сих пор молчавший.

Саладен поклонился ему.

— Господа! — заговорил он. — Аналав — ваш символ власти, я знаю и это, и многое другое. Хотя я не вижу здесь тех великих людей, что прославили историю вашего братства, мне все же было бы неловко предлагать свою кандидатуру таким знаменитостям, как господа Жафрэ, Комейроль и Самюэль. Ведь они так опытны и так умны…

— Вы очень добры, — проворчал бывший клерк нотариуса.

— Говорю, как думаю… Но сейчас речь идет лишь о том, чтобы развенчать вот этого подлеца; обстоятельства меняются, и я обязан сказать вам, что такое сообщество, как ваше, не должно иметь главой подставное лицо.

Аннибал Джоджа отбросил в сторону газету, которая была у него в руке, и сделал шаг по направлению к Саладену. Добряк Жафрэ удержал его, сказав:

— Милое дитя, дайте договорить оратору.

— Тем более, — добавил Саладен, поворачиваясь к виконту, — что оратор готов побеседовать с вами наедине в любое удобное для вас время.

Добряк Жафрэ снова вступил в разговор.

— Дорогой мой господин, — сказал он, — я хотел бы заметить, что до сих пор наши встречи здесь всегда носили мирный характер.

— Видите ли, — ответствовал Саладен, — надо, чтобы ваши встречи стали еще и такими же плодотворными, как прежде. Я намерен не пожалеть ради этого той свежей молодой крови, что течет в моих жилах. Зачем мне скрывать от вас свои намерения? Я собираюсь возродить великую семью Черных Мантий.

Его речь вызвала в гостиной некоторое волнение, как написали бы в парламентском отчете, и сын Людовика XVII невольно воскликнул:

— Слушайте, черт побери! Слушайте!

— Зачем? — проворчал Комейроль. — Сын этого жулика Симилора так же болтлив, как его папаша. Он много говорит, но, насколько я понимаю, еще ничего не сказал.

— Все это и впрямь как-то расплывчато, — прошептал Добряк Жафрэ, — очень, очень расплывчато…

— Сейчас я объяснюсь, не беспокойтесь, — сказал Саладен. — Но прежде чем перейти к делу, нам надо очистить территорию. Дорог ли вам Джоджа — да или нет?

— Нет! — ответили хором все присутствующие за исключением самого Джоджа.

— Передадите ли вы Аналав, — продолжал Саладен, — отважному и решительному молодому человеку, который принесет вам как награду за свое победное восшествие к власти дело, способное дать полтора миллиона франков наличными?

Присутствующие задумались, а потом Комейроль произнес:

— Это — смотря по обстоятельствам.

— Да, по обстоятельствам, — отеческим тоном повторил Добряк Жафрэ, — по обстоятельствам, да-да.

Принц и доктор присоединились к высказанному мнению.

— Понимаете, — сказал Комейроль, — мы хотели бы некоторые гарантии…

— И здесь недостаточно, — ехидно добавил Аннибал, — умения глотать шпаги.

Саладен ринулся на эту реплику, как на добычу.

— Господа! — вскричал он, вскакивая и засовывая руку за пройму жилета. — Стоит нам посмотреть вокруг, как мы поймем, что нас со всех сторон теснят одни лишь шпагоглотатели, которые есть на любой ступени социальной лестницы. Прусский монарх, втягивающий Австрию в войну против Дании…

— Слушайте! — воскликнул Принц, живо заинтересовавшись.

Комейроль, напротив, возразил:

— Старина, мы здесь не занимаемся политикой, понятно?

А Жафрэ добавил жалобным тоном:

— Милый молодой человек приготовил речь… Берегитесь!

— Кандидат, излагающий свое кредо избирателям, — попытался продолжить Саладен, — министр, уравновешивающий бюджет, стесненные в средствах короли, нанизывающие тиражи, словно жемчужины, на нитку своих займов…

— И филантропы, которые заставляют вас застраховывать свою жизнь, — подхватил Комейроль, подражая его выговору, — да? Какая жалость! И проповедники, вышибающие неверным зубы рукояткой пистолета…

— И добросердечные господа, владеющие капиталами, но выступающие против ростовщичества, — намекнул Добряк Жафрэ.

— И противники долговой тюрьмы, — вставил доктор Самюэль.

— Шпагоглотатели! — воскликнул в восхищении Принц. — Сплошные шпагоглотатели!

И все победоносно повторили, глядя на Саладена:

— Шпагоглотатели!

Господин маркиз де Розенталь поначалу слегка растерялся, но вскоре вновь собрался с духом, и на губах его появилась торжествующая улыбка. Он зааплодировал и сказал:

— Браво, дорогие сеньоры! Не такие уж вы дряхлые старцы, как мне казалось, и, должен отдать вам справедливость, вы сумели-таки нарушить мои планы. Браво! Что ж, тем лучше! Умным людям легче понять друг друга. Итак, перейдем прямо к делу. Завтра уже упоминавшийся герцог де Шав будет иметь в своем особняке в предместье Сент-Оноре кругленькую сумму в полтора миллиона франков.

— Ошибаетесь, господинчик, — поспешил уточнить Аннибал. — Кругленькая сумма будет в два миллиона.

Саладен лениво повернулся в его сторону.

— А-а, — только и протянул он.

Потом его взгляд снова обратился к стоявшей перед ним группе «Этих Господ», которые смотрели на него, как бы спрашивая: правда ли это?

Комейроль насмешливо улыбнулся, а Добряк Жафрэ счел необходимым перевести эту улыбку:

— Милый молодой человек, я вам весьма симпатизирую, но вы несколько опоздали.

Саладен на мгновение задумался, затем спросил вслух у себя самого:

— Значит, в особняке де Шав будет три миллиона пятьсот тысяч франков?

— Вы говорите о сотне тысяч пиастров, которые хотели бы положить в свой карман, — сказал Аннибал, пропустив мимо ушей последнее замечание.

— Как! — воскликнул Комейроль, напротив, прислушавшийся к нему. — Три с половиной миллиона! С чего вы это взяли?

— Я уверен в сумме в полтора миллиона франков, — отвечал Саладен, — вы, кажется, уверены в двух миллионах. Совершенно ясно, что это две различные суммы.

Жафрэ навострил уши, подобно доброму боевому коню, заслышавшему звук трубы.

— Он даровит! — оценил Жафрэ. — Но надо все прояснить. Откуда взялись ваши полтора миллиона, молодой человек?

— Из Бразилии, — не задумываясь, ответил Саладен. — А ваши два, полагаю, должны прибыть из Парижа.

— Мне никто ничего не говорил, я попросту догадался! — добавил он, чтобы развеять могущие возникнуть сомнения. — Есть у вас средство завладеть этими двумя миллионами?

Комейроль, казалось, обиделся.

— Мы не совсем уж безрукие, господин маркиз, — сказал он.

— Уточняю, — настаивал Саладен. — Мы больше не шутим, господа. Можете ли вы рассматривать эти два миллиона франков как принадлежащие вам уже сейчас?

Ах, вы колеблетесь… Вы все еще не уверены… Хватит колебаться! Я предлагаю вам верное дело.

Последнее слово он произнес с нажимом, и его круглые глаза холодно оглядели собравшихся.

Жафрэ, доктор и Комейроль казались удивленными. Джоджа потупился, и только Принц воскликнул, потирая руки:

— Отлично! Мне это подходит!

— Будь там полтора миллиона, как я предполагал ранее, или три с половиной, как выяснилось только что, — продолжал Саладен, — я все равно говорю, что дело сделано, потому что начиная с завтрашнего дня я смогу провести в особняк де Шав столько людей, сколько мне заблагорассудится, и в тот час, какой вы сами назовете.

— Черт побери! — воскликнул Добряк Жафрэ. — Это очень мило с вашей стороны, дорогое дитя.

— Что вы предлагаете? — спросил Комейроль.

— Я прошу разрешения, — ответил Саладен, — держать свои планы при себе, пока мы не заключим соглашение.

— Чтобы заключить соглашение, надо знать все подробности.

— Давайте не попадать в порочный круг, — сказал Саладен, чей голос вновь обрел властные нотки. — Впрочем, мы еще не закончили предварительные переговоры. Как Хозяин и Отец, — это ваше словечко, — я претендую на львиную долу — а работать я стану только в этом качестве.

— Какая прямота! — восхитился Комейроль.

— Душа нараспашку! — поддержал его Добряк Жафрэ.

— Что вы подразумеваете под львиной долей? — спросил доктор Самюэль.

— Если бы речь шла только о моих полутора миллионах франков, — ответил Саладен, — я потребовал бы половину.

— В добрый час! — хором воскликнули остальные. — Вот как? Половину? Ну-ну, юноша, у вас отличный аппетит!

— Но, — продолжал Саладен, — поскольку помимо них есть еще два миллиона, каждый из нас сохранит свою часть: два миллиона — вы, полтора — я.

Добряк Жафрэ надул щеки.

— Дьявол! — выругался Принц.

— Вы сошли с ума, — подытожил Комейроль.

А Джоджа лишь посмеивался в свою крашеную бороду.

— Только так, — спокойно сказал Саладен. — Решайте: два или нет. Здесь не торгуются.

— С полутора миллионами франков, — заметил Самюэль, — можно скупить все шпаги Парижа.

— Вы не поняли! — смеясь, заявил Комейроль. — Наш новый Хозяин хочет заставить нас заплатить за свежую горячую кровь, которую он собирается влить в наши старые жилы.

— Точно! — согласился Саладен. — Я не отрицаю, что это дорого, но такова моя цена.

— А если она нам не подойдет? — спросил Комейроль, сверля его взглядом и покраснев до ушей.

Саладен выдержал его взгляд и холодно ответил:

— Это было бы весьма досадно, господин Комейроль: я вбил себе в голову, что либо сегодня вечером вы согласитесь исполнить мою прихоть, либо я покину вас.

Члены клуба попробовали захихикать, но Саладен повторил, отчетливо выговаривая слова:

— Да, мне придется вас покинуть… для начала, а потом я сделаю карьеру, рассказав о ваших тайных планах.

Он сидел, как мы уже сказали, напротив доктора, Жафрэ, Комейроля и Принца. Прямо перед ним, над диваном, где сидели эти господа, висело большое зеркало.

За спиной Саладена помещался стол, на котором возвышался подсвечник.

Возле этого стола находился Аннибал — он то стоял неподвижно, то начинал прохаживаться взад-вперед.

Произнеся последние слова, Саладен увидел, как глаза четырех его собеседников одновременно остановились на виконте.

Саладен знал, где Джоджа. Закопченное и запятнанное зеркало являло ему смутное отражение итальянца, так что он ни на минуту не терял его из виду.

Что-то сверкнуло в правой руке виконта, сделавшего шаг по направлению к столу. Глаза четырех членов «Клуба Черных Шелковых Колпаков» тотчас же опустились, а Добряк Жафрэ даже слегка вздрогнул.

— Ну и ну! — сказал Саладен. — Виконт Аннибал не отвык еще от неаполитанского кинжала!

Он небрежно повернул голову.

Но когда Саладен снова обернулся к своим четырем собеседникам, мизансцена полностью изменилась: теперь каждый из них, даже Добряк Жафрэ, сжимал в руке нож.

— А что скажет господин Массене? — смеясь, спросил Саладен.

— Массене ничего не скажет, — ответил, поднимаясь на ноги Комейроль. — Ты мертвец, малыш!

Не оборачиваясь, Саладен протянул руку к столу, взял подсвечник и поднял его над головой.

В ту же секунду в окно, выходившее на улицу, трижды постучали.

Ножи исчезли, словно по волшебству.

И стало так тихо, что даже дыхания не было слышно.

— Ставни сегодня не закрыли! — спустя несколько мгновений пробормотал Комейроль, сопроводив свои слова южным ругательством.

— Как это получилось, что их не закрыли? — поинтересовался Добряк Жафрэ.

— Они были закрыты, — ответил Саладен, — очень хорошо закрыты, но я, перед тем как войти сюда, прогулялся кое-куда с моим папой. Тут, рядышком, ждут верные друзья…

— Эй, старички! — крикнул голос с улицы. — Все идет, как надо?

Комейроль кинулся к окну и открыл его.

— Кто здесь? — спросил он. Никто не ответил.

Его взгляд обшарил темную и казавшуюся безлюдной улицу.

В это время Жафрэ той же самой рукой, которая только что держала нож, пылко сжал пальцы Саладена и шепнул:

— Вся эта маленькая махинация была организована замечательно умно, и я от всего сердца голосую за вас.

Принц, обойдя вокруг стола, дотронулся до плеча доктора Самюэля и сказал:

— Вы искали мужчину. Вот он.

— Пока неизвестно, — ответил доктор, — посмотрим.

Саладен тем временем ответил Добряку Жафрэ:

— Это было не так уж трудно проделать, ибо вам уже много лет и вы вполне созрели для того, чтобы отойти от дел. Будь вы помоложе, я бы взялся за это по-другому.

Кончайте смотреть в окно, папаша Комейроль, — добавил он. — Вы — самый крепкий из всей этой компании, да и характерец у вас кое-какой имеется, однако же, честное слово, вы тоже нуждаетесь во мне, ибо вы и ваши вооруженные ножами приятели так насмешили меня, как если бы я заглянул в музей восковых фигур!

Комейроль тем не менее оставался у окна и не скрывал дурного расположения духа.

— Ты говоришь правду, малыш! — процедил он сквозь зубы. — Пятнадцать лет назад ты не успел бы поднять свой подсвечник!

Саладен послал ему воздушный поцелуй.

— Милейший! — сказал он. — Мы будем друзьями, добрыми друзьями, когда ты поклянешься повиноваться мне. Ну! Не засыпайте! Сделайте вид, что решили немного посовещаться, глубокоуважаемые, пока я сделаю вид, что не слушаю, а потом вы дадите мне официальный ответ.

Он отошел от дивана и остановился в другом углу комнаты, взяв в руки «Газету городов и сел».

Члены «Клуба Черных Шелковых Колпаков» собрались в кружок, и Добряк Жафрэ сказал самым ласковым тоном, на какой был способен:

— Аннибал Джоджа, я прошу у вас слова. Вы мне его даете, спасибо. Вы смещены с должности, мой мальчик, и в этом нет большой беды.

Джоджа тихо ответил что-то, чего Саладен не смог расслышать.

Совещание длилось ровно две минуты, по истечении которых красноречивый Комейроль, к коему вернулось отличное настроение, двинулся к Саладену во главе группы членов клуба и сказал:

— Милостивый государь, Аналав — ваш!

Джоджа хотел было расстегнуть свой редингот.

— Да ладно, оставьте, — остановил его Саладен. — Это все отжившие формальности. Мы, конечно, не уничтожаем старых обычаев, предназначенных для того, чтобы поразить грубое воображение черни, но мы-то сами выше их. Хорошоли я расслышал, что вы признали меня Отцом-Благодетелем и главой Черных Мантий единодушно? Поднимите руки!

Все руки вскинулись вверх — даже рука виконта.

— Прекрасно! — сказал Саладен, выпрямившись и строго оглядывая членов клуба. — Вы не любите долгих бесед, поэтому я отменяю речь, которую рассчитывал произнести в честь моего приема в организацию. Хватит смеяться. Садитесь, поговорим.

X

ОТЕЦ-БЛАГОДЕТЕЛЬ

Позвонили официанту, чтобы он принес прохладительные напитки. За исключением Аннибала Джоджа, все были если не веселы, то по меньшей мере приятно возбуждены. Добряк Жафрэ хотел предложить господину маркизу стаканчик шампанского Помпадур, но суровый Саладен предпочел кружку пива. Короче говоря, каждый заказал себе напиток по вкусу. Принц, например, потребовал графинчик сладкого красного вина.

— Настал день, — сказал Саладен резким тоном, когда двери закрылись. — Внимание! Я не зря расхваливал свой товар, потому что тот дом принадлежит мне весь — от подвалов до мансард. Не удивляйтесь, но выслушайте мое объяснение: я — счастливый любовник мадемуазель де Шав.

— Ничего себе! — воскликнул Джоджа. — Это уж слишком! У герцога и герцогини нет детей!

— Это точно, — прошептал Добряк Жафрэ. — Я тоже никогда не слышал о мадемуазель де Шав.

Комейроль сказал:

— Отец-Благодетель не может начинать с обмана; у него наверняка есть какая-то идея.

— У меня есть куда больше, чем идея, — возразил Саладен. — И поймите вот что: мне незачем лгать вам, поскольку я ничего от вас не жду.

— Это верно, — решили члены клуба. А Принц добавил:

— Что за молодец! Слушайте же!

— Следовательно, — продолжал Саладен, — если я вам что-то говорю, то это правда, — разве что, я сам введен в заблуждение, а это может произойти с каждым. Но в данном случае, поскольку речь идет об очаровательном существе, доверившем мне заботу о своем счастье, поскольку я пришел к соглашению с госпожой герцогиней и поскольку госпожа герцогиня договорилась с господином герцогом, я думаю, что могу утверждать, господа и дорогие мои соратники, что не стал игрушкой чужой фантазии. Завтра вам будет представлена мадемуазель де Шав.

— Значит, она живет не в особняке? — спросил Джоджа.

— Любезный, — ответил Саладен, — откройте ваши уши: сейчас мы поговорим о вас. Я придерживаюсь мнения, что вы — человек старательный, однако ваши взаимоотношения с этим цивилизованным дикарем по имени господин де Шав мешают нам в настоящем и помешают еще более в будущем.

— Слушайте! — воскликнул Принц, должно быть, прежде проживавший в Англии и присутствовавший на заседаниях парламента.

— Вы, — начал Джоджа, — видимо, не знаете, что те взаимоотношения, о которых идет речь, скрепили союз между нами и господином герцогом.

— Я ничего не упускаю из виду, любезный, и уже довольно давно слежу за всеми вами, невидимый и неслышимый. Особые услуги, которые вы оказываете господину де Шав, могли бы приоткрыть дверь для наших уважаемых друзей, Жафрэ и Комейроля. Это прекрасно, и я благодарю вас от имени организации. Но дверь широко открыта, и я повторяю: теперь вы нам мешаете, стесняете нас. Вы вслепую идете по дороге, на которой наша курочка имеет обыкновение нести золотые яйца.

— Ну-ну, — вмешался Комейроль, — мы вас не понимаем.

— Молодой человек любит метафоры, — добавил Добряк Жафрэ.

Но доктор Самюэль прошептал:

— А я, кажется, понял.

Сын Людовика XVII вытаращил глаза.

— Я вовсе не намерен, — продолжал Саладен, — расставлять все точки над «i». Я скажу виконту Аннибалу Джоджа лишь одно — и пускай он воспримет мои слова как отеческий совет: вся эта история с мадемуазель Сапфир опасна для нас.

— Мадемуазель Сапфир! — повторили удивленные голоса.

— А это еще кто такая? — спросил Комейроль. Добряк Жафрэ ласково взглянул на Саладена.

— Отлично управляется со своими делишками! — вздохнул он. — Какой замечательный юноша!

Джоджа содрогнулся.

— Не знаю, кто мог вам сказать… — начал он.

— Может быть, король Людовик XVIII, — ответил Саладен и, смеясь, протянул руку Принцу, пришедшему в восторг от подобной чести. — В любом случае, от имени членов совета, тут присутствующих и согласных со мной, я приказываю вам остановиться.

— Но каждый из нас, — попытался возразить итальянец, — пользуется свободой действий в своих частных делах.

— Вовсе нет! — сказал Комейроль.

— Такая доктрина, — добавил Жафрэ — совершенно пагубна для основных принципов нашего союза.

— Я тоже так полагаю, — ввернул доктор Самюэль.

— А Аннибалу, — с жаром добавил Принц, — неплохо бы на какое-то время притвориться мертвым.

— Он и впрямь умрет, — сказал, понизив голос, Саладен, — если ему случайно взбредет в голову фантазия ослушаться своего начальника… Потрудитесь посмотреть на меня, Аннибал Джоджа! — приказал он. — Любое слово из сказанных здесь сегодня вечером, если оно дойдет до ушей герцога де Шав, способно не только повредить делу, но к тому же поставить под угрозу существование нашего братства. Следовательно, сейчас мы могли бы связать вас и поместить для большей уверенности в надежное место. Возможно, так было бы разумнее всего.