Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Закон волка

ModernLib.Net / Детективы / Дышев Андрей / Закон волка - Чтение (стр. 27)
Автор: Дышев Андрей
Жанр: Детективы

 

 


      Я почувствовал, как Анна прижалась ко мне.
      — Давай уйдем отсюда, — поднимая головы, прошептала она.
      В это трудно было поверить. Моргун не мог знать Васильеву в лицо! Если, конечно, не был ее убийцей.

56

      Я взял Анну под руку и повел к двери. Парень, стоявший за нами, спросил вдогон:
      — Вы совсем уходите?
      — Совсем, — не оборачиваясь, ответил я.
      Я взялся за ручку, но выход на улицу был занят. Невысокий, мне по плечо, молодой мужчина в спортивной куртке сделал какое-то движение рукой перед лицом охранника, будто хотел схватить его за нос, да в последний момент передумал, сильно распахнул первую дверь и маленьким танком попер на нас. Он был плохо воспитан и не пропустил Анну, вынуждая ее попятиться назад.
      — Секундочку! — коротко сказал он, напряженно улыбаясь. — Вернитесь на свое место!
      Он стоял спиной к двери, широко расставив свои короткие ножки, и быстро двигал зрачками влево-вправо.
      Я, насколько это можно было сделать вежливо, попытался оттолкнуть его от двери, но мужчина, как и охраннику, молниеносным движением сунул мне под нос красную «корочку».
      — Федеральная служба безопасности, — сквозь зубы произнес он. — Вернитесь на свое место.
      «Дождались», — подумал я. Люди, стоящие в очереди, еще ничего не успели понять, и все, кроме женщины, которая стояла у кассового окна и пересчитывала доллары, испуганно посмотрели на нас. Необычное поведение людей в непосредственной близости от денежных сейфов всегда пугает, как курение на бензоколонке.
      Я отвел Анну к ближайшей пальме и на всякий случай закрыл ее собой.
      — Не волнуйся, — шепнул я ей. — Сейчас сюда вломится Нефедов, и нас выпустят на улицу.
      Анна кивнула. Ей хотелось этому веригь. Девушка-кассирша перестала отсчитывать Деньги, привстала со стула, глядя на человека в спортивной куртке, и, кажется, незаметно нажала кнопку вызова. Через щель между лепестками жалюзи я увидел, как напротив входа в банк остановился автобус. Окна его были завешены, в салоне — темно. Распахнулись обе двери. На одном окне шторка колыхнулась, и мне показалось, что за ней мелькнула голова в каске и черной маске, закрывающей все, кроме глаз.
      Из красной двери вышел Моргун. Он был уже без куртки, в пиджаке, в одной руке нес кожаную папку, а другой что-то доставал из нагрудного кармана.
      — В чем дело? Я администратор банка! Кто вы такой? — громко говорил он, приближаясь к маленькому мужчине.
      — Ничего страшного! — ответил ему человек из службы безопасности. — Маленькая формальность…
      То, что произошло потом, трудно было расставить в последовательности. Кажется, сначала в зале погас свет, затем раздался пистолетный выстрел, а следом за этим — оглушительный визг женщин, стоящих в очереди.
      Я схватил Анну в охапку и вместе с ней упал на кожаный диван.
      — Стоять! — раздался чей-то крик, кажется, это был голос Моргуна. — Всем оставаться на своих местах.
      Топот ног, короткие выкрики:
      — Дверь на засов!
      — Они пошли! Готовь первую голову!..
      — Не подниматься на ноги!
      — Заткнись!
      Где-то рядом с жутким звоном разбилось большое витринное стекло.
      — Пожалуйста! Пожалуйста!.. — нечеловеческим голосом визжала какая-то женщина. Левее главного входа прозвучала короткая автоматная очередь, визг оборвался, и на мгновение стало тихо.
      Я приподнял голову. По сумрачному залу, пробиваясь сквозь жалюзи, бегали полосатые световые пятна. По углам, на полу, за пальмами замерли фигуры людей. Те, кто минуту назад стоял в очереди у кассового окна, сейчас сидели на корточках, сбившись в кучу, словно стадо овец. С улицы доносился душераздирающий вой сирены. Несколько легковых машин с зажженными фарами стояли напротив окон банка, разбрызгивая «мигалками> красные и синие снопы света. Присев на одно колено, по всей длине тротуара выстроилась цепочка омоновцев в бронежилетах, касках и масках на лицах. Омоновцы смотрели в окна банка через автоматные прицелы.
      Кто-то, низко пригибаясь, пробежал мимо дивана, на котором мы лежали, схватил за волосы парня, что стоял за нами в очереди, и рывком поднял его на ноги.
      — Иди-ка сюда, тинэйджер! На всех окнах опусти шторы! Быстро, все делать быстро! И чтоб не было щелей!
      Парня ударили прикладом в спину. Оцепенев, он медленно брел по залу, не зная, с какого окна начать и с какой стороны его прошьет автоматная очередь. Один наушник у него вывалился и болтался на груди, как амулет. Едва слышно пищала ритмичная музыка. Парень подошел на слабых ногах к центральному окну, внешнее стекло которого было выбито омоновцами, потянул за веревку, опуская объемные французские шторы.
      — Быстрей! — орал из темноты его палач. Медленно, чтобы не привлечь внимания, я сел на диван. Анна стала поправлять волосы. Этого лучше было не делать. Мы еще не до конца поняли, что произошло.
      — Руки! — закричал ей из-за кассовой стойки человек с квадратной фигурой. — Не двигаться!
      С треском распахнулась короткая дверца стойки, и к нам подлетело что-то темное, тяжело дьшащее, пахнущее потом. Я попытался вскочить на ноги, но сильный удар прикладом в лицо свалил меня опять на диван. Перед глазами словно разорвалась световая бомба. Ослепленный болью, я yичего не видел. В голове шумело, будто я опустился под воду.
      Когдй я отнял ладони от лица, они были липкие от крови. За моей спиной возился со шторами парень, закрывая последнее окно.
      — Врубай! — крикнул кто-то из глубины зала.
      Вспыхнул свет. Мне стало больно, будто меня удалили снова. Щурясь и вытирая с разбитой брови кровь, я стал искать глазами Анну.
      У выхода лицом вниз в темно-вишневой луже лежал маленький мужчина, который представился сотрудником службы безопасности. В нескольких шагах от него, у самого окна — женщину в синем плаще. Глаза ее были открыты, правая рука с сумочкой прикрывала рот, будто женщина боялась закричать. В левой руке, откинутой в сторону, она все еще сжимала несколько долларовых купюр, которые так и не успела пересчитать.
      Все окна в зале уже были закрыты белыми волнистыми шторами. На противоположной стороне кассовой стойки, рассредоточившись на всю длину зала, стояли боевики с автоматами. Анна была в группе заложников. Крупнотелый парень, ударивший меня прикладом, стоял перед ними, широко расставив ноги, и водил из стороны в сторону стволом автомата.
      — Руки всем опустить! — визгливо кричал он. — Не двигаться! А то, бля, всех сейчас на пол положу! Кому жизнь, к ебеням собачьим, надоела, спрашиваю?!
      Анна стояла, опершись о стойку, и спокойно смотрела на меня. Опустила голову, раскрыла сумочку, вынула из нее платок и, отстранив стоящего впереди себя мужчину, пошла ко мне. Крупнотелый и я отреагировали на это одновременно и почти одинаково — оба кинулись к Акке.
      — Стоять, сука! — завизжал он Анне, замахиваясь на нее прикладом.
      Я прыгнул на крупнотелого, обрушился на него, отталкивая в сторону, замахнулся кулаком, но ударить не успел — тот въехал коленкой мне в живот. Я согнулся пополам, сдерживая стон и ожидая выстрела в голову, но кто-то властно остановил крупнотелого:
      — Отставить, Секач! Не распускай руки!
      Я почувствовал близость Анны. Она пыталась поднять меня.
      — Ты можешь встать? — спросила она. — Обопрись о мое плечо.
      Я тяжело выдохнул, с трудом распрямился и схватился руками о стойку.
      — А-а, иуда! — произнесла Анна.
      Я поднял голову. Перед нами стоял Леша. Он смотрел на нас из-под тяжелых надбровных дуг. Глаза были глубоко спрятаны, я их не видел.
      — Вы сами виноваты, — сказал он.
      — Жаль, что я не пристрелил тебя в Судаке, — сказал я, прижимая платок к глазу.
      — Чем тише вы себя будете вести, тем лучше, — негромко произнес Леша.
      — Пошел в зад, советчик, — вздохнула Анна и отвернулась.
      Леша перевел взгляд на Секача.
      — Этих двоих — в дальний угол, — приказал он. — Остальных поставь вдоль окна лицом к стеклу… Господа! — обратился он ко всем заложникам. — Мы не причиним вам вреда, если вы будете выполнять наши требования. А с ОМОНом мы договоримся.
      — Хлопцы, родненькие! — неожиданно громко завыла молодая дебелая женщина в спортивных брюках с лампасами, в босоножках и кожаной куртке. — Договоритесь с ними, пожалуйста! Не губите нас, Бога ради! У меня в Жмеринке трое детей!
      — Молчать! — огрызнулся Секач и повел стволом. — Щас будем проводить занятие по строевой подготовке. У окна в одну шеренгу ста-а-ановись!.. Вот бараны!..
      Дебелая, расталкивая остальных, первой кинулась к окну, встала лицом к нему и вдруг начала проявлять активность.
      — Да побыстрее, господа! Сказано, в одну шеренгу — значит, в одну. Растягивайтесь, — махала она руками, — растягивайтесь! По одному, по одному!
      Мы с Анной продолжали стоять у кассового окошка. Секач взглянул на нас и скривился:
      — А вам что, особое приглашение требуется? В угол, бегом!
      — Пойдем, — сказала Анна и взяла меня под руку. — А то этот невротик выстрелит — обидно молодой умереть.
      Секач услышал, приоткрыл рот, полный стальных зубов, подвалил к нам.
      — Чиво мне послышалось? Это кого ты назвала невротиком, курица облезлая? Тебя что, никогда не насиловали? Или, наоборот, — слишком много раз и потому такая храбрая? А? Не слышу ответа!
      Я потащил Анну за собой. Она упиралась, ей хотелось достойно ответить Секачу, она действительно не боялась его, но отсутствие страха было сейчас опаснее всего.
      Мы встали в углу лицом в зал. Шеренга из заложников уже выстроилась перед шторами, растянувшись от нашего угла до красной двери. Секач, прохаживаясь за их спинами, кривлялся, как дебил.
      — Кто будет шевелиться, чесаться, ковырять в носу, тот будет немножко расстрелян и чуть-чуть умрет…
      Из красной двери вышел Моргун, на мгновение остановился у портрета Васильевой, усмехнулся, взял его и, с улыбкой рассматривая, подошел к нам. Глаза его превратились в тонкие щелочки, усики, похожие на мохнатую гусеницу, растянулись в стороны.
      — Ну, здравствуй, дружочек. Значит, вычислил меня? — спросил он, глядя кошачьими глазами то на меня, то на портрет. — Напрасно. А ведь я предупреждал тебя, чтобы не совал нос в чужие дела. А ты не внял умному совету.
      Он сел на диван.
      — Надо же, — произнес он, глядя на портрет, лежащий у него на коленях. — И кто-то же такую дрянь рисовал, холст, краски переводил.
      Моргун поднял голову.
      — А ведь ты все время думал, что это Лешка ее замочил, так ведь? Правильно делал, что так думал. Лешка у нас козлом отпущения работает. Мы на него всех собак вешаем, и он за это деньги получает… Э-эх! — вздохнул Моргун. — И чего, спрашивается, тебе не хватало в жизни? И бабу себе хорошую завел, и хата на побережье есть, и деньги имел. Острых впечатлений захотелось?.. Что ж, получишь.
      Моргун перевернул картину и надавил пальцем на холст. Ткань с хрустом прорвалась. Он показал нам изуродованный портрет. Изо рта Васильевой торчал палец Моргуна, словно длинный язык.
      — Смешно, правда? — спросил он, ударил рамку о колено и кинул обломки нам под ноги.
      К Моргуну подошел Леша, что-то шепнул ему на ухо.
      — Все они там полковники! — ответил Моргун. — Надо еще разобраться, кто его уполномочил. А как он связался с Германом?
      — Позвонил ему в кабинет.
      — Герман передал ему условия?
      — Нет, шеф хочет поговорить с ним с глазу на глаз.
      — Что ж, запускай этого парламентера, посмотрим, что за птица. Два ствола направить ему в лоб, остальные — в затылок заложникам… Включая и этих молодоженов, — добавил он, кивнув на нас с Анной. — Обыскать его, поставить вровень с остальными у шторы. А потом будем разговаривать.
      Леша кинул на нас с Анной быстрый взгляд и отошел.
      — Дима, — сказал я, — ты казался мне умным человеком.
      — Уже не кажусь? А что так?
      — Неужели ты еще надеешься, что вам удастся уйти?
      — Надеюсь? Я? — переспросил он и задумался. — Я не люблю это слово. Надежда — это тупая вера в чудо. А я знаю, что чудес не бывает. Есть законы, есть расчет, есть умные ходы. И мы будем эти ходы делать. Все остальное будет зависеть от того, насколько наше любимое государство ценит ваши жалкие жизни. К сожалению, на этот товар цена нынче стремительно падает. Так что даже не знаю, не знаю…
      Он задумался, достал платок, высморкался.
      — Да, — продолжал он. — Брать в заложники надо людей влиятельных. Желательно членов правительства. А еще лучше — президента. — Моргун рассмеялся. — А вы кто? Мелочевка, расходный материал. В Чечне такие, как вы, сотнями под артобстрелом гибнут. И ничего. А горстка этих жалких людишек, — он кивнул на заложников, стоящих перед окном, — кому нужна? Мамам да нам. Больше никому. Потому-то, дружочек, нет никакой надежды.
      — Пойдете ва-банк? — спросил я.
      — А что нам, злодеям, остается делать? Воровская разборка, от нее не уйдешь. Кодекс чести! — И он развел руками.
      — О чем ты говоришь? — не понял я. — При чем тут воровская разборка?
      Моргун снова растянул губы в улыбке и прищурил глазки.
      — Эх, Кирюша! Взгляд твой чист, как у младенца или кретина. Ты думаешь, что те бравые ребята с закрытыми лицами, —он кивнул на окно, — готовятся восстановить справедливость и наказать зло? Нет. Они всего лишь устраняют конкурентов. Герман, если бы пришел к власти, раздавил бы нынешних правителей, как клубок дождевых червей. А народ бы при этом кричал «браво» и рукоплескал. Они, —он снова кивнул на окно, — такие же честные, благородные, как и мы. Эта мафия ухватила самую лакомую сферу влияния — сферу власти— и не хочет передела. Это ее право —держать власть. А наше— отбирать ее. Все в порядке вещей.
      — Ты говоришь: «Если бы Герман пришел к власти». Неужели ты считаешь, что вы столь могущественны? Да вся ваша афера едва не треснула по швам еще три недели назад, когда ты плыл с Дикого острова на берег и под водой чуть не наткнулся на меня. Всего на метр ближе— и я узнал бы тебя.
      Моргун усмехнулся.
      — Я, между прочим, так и решил, что ты меня узнал. И потому быстренько придумал фокус с белой накидкой и запиской в кармане.
      — Постой! — не понял я. — Ты придумал этот фокус до того, как мы едва не столкнулись под водой, или после?
       После, дружок, после!
       Но ты ведь привез на остров накидку заранее и заранее подкинул ее в мою лодку!
      Моргун отрицательно покачал головой. рюша. Накидки в ней никогда не было. Этот белый кожаный плащик хранился в моей мастерской. Там же я и сочинил записку.
       Как же тебе удалось подделать мой почерк?
       Любопытствуешь? А правда занимательная штука — узнавать правду из первых уст? К слову: а тебе не страшно узнать все?
       Разве в моем положении можно еще чего-нибудь бояться?
      — Это ты верно заметил, — ответил Моргун. — Так вот, по поводу записки. Каждый день, дружок, перед тем, как отчалить к острову, ты собственной рукой писал в моем учетном журнале: «Трехместную лодку с парой весел и спасательным кругом, все в исправном состоянии, взял напрокат до восемнадцати часов». И расписывался. Было это?.. Было! С этого образца мне не стоило больших усилий скопировать твой почерк.
      — Но такой шикарный компромат логичнее было бы отправить в милицию, а не мне в руки, — пожал я плечами.
      — Нет! — Моргун покрутил головой, чиркнул зажигалкой и прикурил. — Не логичнее. Профессиональные эксперты могли бы быстро раскусить, что почерк подделан. К тому же они обязательно бы связались с пограничниками и выяснили, что те никаких вещей в лодке не находили. А ты, получив накидку с запиской, становился, во-первых, моим должником и сразу исключал меня из числа подозреваемых, коль я сам тебя выручил, а во-вторых, переключал свой острый ум на поиск собственного алиби, а не преступника. Словом, я тебе рот закрыл и поубавил твою сыскную энергию. Ты мог откровенно говорить только с Лешкой, который ко всему прочему был нашим человеком. Отпала необходимость тебя убивать — ты был совершенно безопасен для нас, и мы знали о каждом твоем шаге.
      — Чем тебе Караев помешал? — спросил я, глядя на короткие сильные пальцы Моргуна, в которых была зажата сигарета. — Зачем старика убил?
      — Караева? — переспросил Моргун, глубоко затягиваясь. — А в этом, дружок, ты был косвенно виноват. В один прекрасный вечер мне из Симферополя позвонил Илья Городецкий, клерк, контролирующий частное строительство в Крыму, и сказал, что отец Малыгина — бывший анестезиолог, когда-то лечивший его, почему-то заинтересовался дачей Пикова, и дал мне номер телефона, по которому Малыгин просил перезвонить. Я сразу узнал твой номер. И тогда мне стало ясно, что это ты звонил Городецкому от имени Малыгина-старшего и, видимо, намеревался найти капитана на даче Пикова в Морском. Караев вряд ли видел, что я поднимался на борт яхты с мыса Ай-Фока, но он разговаривал с наркоманкой, мог заметить что-то подозрительное и проболтаться тебе. Короче, этого свидетеля пришлось убрать…
      Моргун замолчал, раздавил окурок и поднялся с дивана. В зал в сопровождении двух охранников вошел невысокий толстеющий пухлогубый мужчина в костюме. Когда Моргун почти вприпрыжку пошел к нему, Анна сказала мне:
      — Это Герман Милосердое.
      — Господи, а плюгавый-то какой! — вырвалось у меня. — Плюнуть не на что, а возглавил партию.
      Милосердов не стал подходить к двери, где все еще лежал труп мужчины в спортивной куртке, а дождался, когда Моргун подойдет к нему, что-то сказал ему, показал рукой на автоматчиков за кассовой стойкой и на дверь, повернулся и семенящей походкой покатился обратно к красной двери. Моргун отдал какое-то распоряжение Леше и Секачу и вернулся к нам.
      — Что касается бомжа с пляжа хиппарей, — сказал он так, словно никуда не отлучался, опять опускаясь на диван и закуривая, — то и здесь ты подставил старика. Он видел меня пару раз, когда я таскался по пляжу с Танькой-наркоманкой, и, хотя у алкашей память никудышная, мог запомнить кое-какие приметы. Я не трогал бы его, если бы ты не надумал плыть на «Ямахе» на тот пляж. Так совпало, что в это время, когда ты пришел ко мне за «Ямахой», где-то за пляжем железнодорожников гонял на водном мотоцикле Леша. Я понадеялся, что он тормознет тебя на полпути под каким-нибудь предлогом, но Леша скоро вернулся и сказал, что не смог тебя задержать и ты благополучно причалил к пляжу хиппарей… Собственно, грех мой невелик: алкоголики и так пьют всякую дрянь — то денатурат, то тормозную жидкость. А я напоил его отборным метиловым спиртом с небольшим добавлением бензина.
      — Меня от него тошнит, — сказала мне Анна.
      — А это оттого, девушка, — спокойно ответил Моргун, — что вы чувствуете мою правоту. Baшегo друга предупреждали не раз: не суйся в это дело. Не полез бы — не было бы такого количества невинно убиенных.
      — Если ты говоришь, что я не представлял для вас опасности, то зачем вы приказали Лепетихе убить меня? — спросил я.
      — Лепетиха — это тот зеленый, начинающий мокрушник с вечно глупым выражением на лице? — уточнил Моргун. — Я не имел к нему никакого отношения. Это уже инициатива Витька Гурули. Ты попытался припереть его к стене со своим счетом в двадцать пять тысяч баксов, а Витек настолько жаден, что убьет человека за один доллар. Из-за своей жадности он и самого дешевого киллера где-то откопал. К тому же он трус — побоялся звонить киллеру из своего ялтинского дома и попросил сделать это Татьяну Сысоеву. Татьяна, дура, согласилась и чуть было не засыпала наш филиал. К счастью, ты ошибся, когда принял Сысоеву за Милосердову и выдал себя за ее брата. Сысоева, мне рассказывали, ловко подыграла, а потом сдала тебя ментам… Если говорить о Гурули, то он вечная гиена, потому что всегда питался объедками. Я, как и ты, его на дух не переношу. Но у него мощный козырь — он знает фамилии шишек из числа крымского руководства, которые прокручивали в «Милосердии» бюджетные бабки и имели с них бешеный навар. Менты потому не могут упрятать его за решетку. И тебя, собственно, тоже потому выпустили, что дело прикрыли.
      — Ты говоришь, что Гурули жадный. Но он, между прочим, выплатил мне все баксы по фиктивному счету.
      Моргун рассмеялся.
      — Эх, дружок, наивный ты человек! Все тридцать тысяч — фальшивые. Но Гурули понадеялся, что поздно вечером и в пьяном виде ты этого не заметишь. Так оно и вышло. Кроме того, эта гиена без согласования с Пиковым взорвала «Ассоль», чтобы убрать тебя и сделать себе имидж мученика и борца за права вкладчиков. Но возмещать ущерб Пикову пока не собирается. Все надеется снять с новых вкладчиков богатый урожай… Ни хрена у него не выйдет. Жаль яхту!
      — Эта гиена, между прочим, в одной компании с тобой, — напомнил я.
      — Увы увы! — развел Моргун руками.
      Он встал, улыбнулся своей улыбкой, когда глаза превращаются в щелочки, а усы растягиваются во всю ширину лица, и уже другим, грустным и усталым, голосом добавил:
      — Договорить нам, наверное, уже не удастся. Хотя скорее всего договорим на том свете.
      Он повернулся и пошел к выходу. Два боевика, стоящие рядом с дверью, взяли автоматы. на изготовку. Дверь открылась, и в зал вошел Нефедов.

57

      — Стоять! — сказал ему Моргун. — Руки за голову!
      Он подошел к Нефедову вплотную и стал ощупывать его с ног до головы. Нефедов поворачивался по его команде то спиной, то боком, пока наконец не увидел нас. Он ничего не сказал, но в его взгляде было достаточно крепких выражений в мой адрес.
      — Можете опустить руки, —сказал Моргун, закончив обыск и просматривая удостоверение личности, которое он нашел в кармане плаща Нефедова.
      В зал выкатился Милосердов. Он, должно быть, очень хотел казаться целенаправленной и решительной личностью. Быстро подошел к Нефедову, остановился в трех шагах от него.
      — Значит, так, — сказал Милосердов. —Разговор наш будет коротким и, надеюсь, плодотворным. Два миллиона долларов наличными, автобус с пятью полными канистрами бензина и средствами связи и готовый к вылету самолет с экипажем в аэропорту Внуково.
      — Доллары мы сумеем доставить вам уже к утру, а автобус… — начал Нефедов.
      Но Милосердое не дал ему договорить:
      — Не к утру, а немедленно, в течение часа! И не надо говорить мне, что в Москве все банки ночью закрыты.
      — Хорошо, — ответил Нефедов. — С долларами я постараюсь решить вопрос как можно быстрее. Сложнее будет с самолетом. Проблема в том, что сейчас нелетная погода.
      — Меня это не останавливает. Я разрешаю экипажу взять с собой парашюты. Если самолет из-за дождя начнет падать, я позволю летчикам покинуть борт.
      — Но вы должны понимать, что подготовка самолета к вылету потребует некоторого времени.
      — Я это понимаю. Экипаж будет готовиться к вылету, сидя в своих креслах, а техники должны все подготовить до нашего прибытия. Снимайте с рейса любой готовый к вылету самолет… Господин Нефедов! Давайте заканчивать излишне затянувшийся разговор. Жизнь этих людей, — он кивнул на строй, — зависит только от того, насколько точно вы выполните наши требования. Не советую вам идти напролом и проливать кровь невинных людей. История не простит вам грубости. Будьте умнее, отпустите нас вместе с самолетом восвояси!.. Все! — подытожил Милосердое. — Мы с вами прощаемся. Все остальные разговоры — только по телефону, а потом — по рации.
      — Секундочку! — поднял руку Нефедов. — Чтобы сдвинуть с мертвой точки ситуацию, я предлагаю вам сделать первый шаг.
      — Я должен сделать первый шаг? Я ставлю условия и должен делать первый шаг?
      — Но я не могу прямо сейчас, сию же минуту выложить перед вами деньги! Чтобы банк выдал нам такую сумму, банкиры должны видеть, что имеют дело не с сумасшедшими фанатиками. Отпустите хотя бы половину заложников, и я обещаю вам, что через час вы получите два миллиона долларов.
      — Что?! Половину? Вы наивный человек, Нефедов! С вами невозможно вести переговоры. Я требую, чтобы к нам пришел более влиятельный и деловой человек, чем вы.
      Он повернулся и пошел к красной двери, боевики наставили в грудь Нефедову стволы автоматов. Нефедов вдруг крикнул:
      — Милосердое! Я согласен сделать первый шаг.
      Тот обернулся, но не подошел.
      — Конкретнее.
      — Я немедленно передаю вам один миллион долларов взамен двух заложников.
      Я понял, кого имел в виду Нефедов. Анна взглянула на меня, я — на нее.
      Милосердое сделал шаг к Нефедову,
      — Сначала деньги, потом заложники.
      — Но…
      — Никаких «но»! Или вы принимаете мои условия, или нет.
      — Я принимаю ваши условия.
      — Мы никогда с ним не расплатимся за эту милость, — шепнул я Анне.
      — Пригласим его на нашу свадьбу, — ответила Анна, — и он простит нам этот долг.
      — Нам еще за утопленную «Ямаху» как-то рассчитаться надо, — некстати вспомнил я.
      — Несите деньги, — сказал Милосердое таким тоном, словно речь шла о какой-нибудь сотне рублей. — Перед входом в банк остановитесь, вытряхнете содержимое мешка или чемодана — не знаю, какая у вас будет тара, — на асфальт. Потом я скажу, что делать.
      — Хорошо, — ответил Нефедов.
      Как он сейчас был непохож на того сильного и уверенного в себе Валеру Нефедова, с которым мы вчера пили водку за одним столом!
      Нефедов вышел и вернулся к дверям банка спустя всего минут пять или семь. Боевики снова встали по обе стороны от дверей, взяв автоматы на изготовку.
      — Свет! — крикнул Милосердое.
      В зале стало темно. Моргун взял за ворот куртки парня-заложника и подтолкнул к окну:
      — Сдвигай штору!
      Парень взялся за ткань. Милосердое, стараясь не попадать в луч света, из-под его руки стал всматриваться через щель жалюзи.
      — Скажи, пусть вываливает деньги на асфальт. Да только на сухое место!
      — Высыпай! — крикнул Моргун, подойдя к двери, но не выглядывая из-за нее.
      Милосердое приседал, наклонял голову вправо, влево, чтобы было лучше видно.
      — Скажи, пусть все соберет, возьмет мешок в зубы и зайдет с поднятыми руками.
      — Эй! Полковник! — позвал Моргун. — Мешок в зубы, руки вверх и дуй сюда!
      Вспыхнул свет. Секач раскрыл перед Нефедовым дверь. Тот вошел, разжал зубы. Мешок упал у его ног. Моргун поднял его, улыбаясь и не сводя глаз с Нефедова, раскрыл, заглянул внутрь и подошел к Милосердову.
      — Порядок, шеф!
      — Пересчитай! — приказал Милосердое и пробежал взглядом по строю заложников. — Эй, кучерявый! — позвал он парня, который все еще стоял у окна и держал штору. — Иди ко мне, сынок! Твой будущий президент дарит тебе свободу.
      Он снова повел глазами и остановился на толстушке в спортивных брюках.
      — Нет, — сказал Нефедов. — Так не пойдет. Я сам выберу людей, которые выйдут отсюда первыми.
      — Ну как же так! — вдруг громко заголосил парень, в глазах которого только что полыхало пламя неописуемого счастья. Прижимая руки к груди, он пошел на Нефедова: — Как же так, дяденька! Меня же первого выбрали! Заберите меня, пожалуйста! Очень вас прошу! Меня друзья заждались уже! Мне очень надо!
      — Возьмите меня! — подключилась толстушка, каким-то чутьем уловившая взгляд Милосердова. — Ой, заберите, Христом Богом молю! Трое детей в Жмеринке остались! И на что я, дура такая, сунулась сюда эти доллары проклятые менять! Заберите всех святых ради!..
      — Молчать! — закричал Секач на толстушку и толкнул парня прикладом в грудь. — На место, я сказал! Морды повернуть к окну! Не шевелиться!
      Толстушка, отличающаяся повышенной исполнительностью, мигом вернулась на свое место. Парень, приседая, словно ноги перестали его держать, начал всхлипывать, сжал кулаки и вдруг сильно ударил себя по лицу.
      — Меня же первым выбрали! — плача, кричал он. — Меня первым должны отпустить… Сволочи! И здесь кто-то без очереди лезет! Везде номенклатура поганая!
      Он сидел на корточках, плечи его вздрагивали. Все смотрели на него.
      — Ну, что будем делать? — растягивая пухлые губки в улыбке, спросил Милосердое у Нефедова. — Юноша требует справедливости.
      — Я выполнил ваше требование и принес деньги? — спросил Нефедов.
      — Безусловно!
      — Значит, теперь моя очередь ставить условия.
      — Молодой человек! — обратился Милосердов к парню. — Бог свидетель — моя совесть чиста. Господин полковник не желает брать вас с собой на волю.
      — Сволочи! — рыдал парень. — Все сволочи продажные!
      — Я беру тех двоих, — сказал Нефедов и кивнул на нас с Анной.
      Милосердое поднял глаза, оценивающе посмотрел на меня, потом — снизу вверх — на Анну и скомандовал:
      — Эй вы! На улицу — шагом марш!
      Вдруг Моргун, стоявший все это время за спиной шефа, шагнул вперед и отрицательно покачал головой.
      — Только бабу! Милосердое вскинул брови.
      — Почему так? Есть причины?
      Моргун склонился над ухом шефа и что-то ему шепнул.
      — А-а-а! — протянул Милосердов. — Так это и есть тот самый частный детектив? Нет, детектива в последнюю очередь!.. Выпускаем бабу и кучерявого.
      Парень, услышав про помилование, отнял руки от лица, выпрямился и кинулся к двери, распахнул ее, но на пороге споткнулся и растянулся на мраморном полу во всю длину. Секач и еще двое боевиков заржали.
      — Не ушибся, спринтер?
      Парень вскочил, открыл головой вторую дверь и пулей вылетел на улицу, падая на руки омоновцев.
      — Эй, мадам! — позвал Секач. — Поторопитесь, а то мы передумаем.
      Я опустил ей на спину руку.
      — Иди, Анна!
      — Без него я не пойду, — неожиданно спокойно и твердо ответила Анна.
      — Только без капризов, — сквозь зубы произнес я. — Прошу тебя, не устраивай здесь сцен.
      Уходи немедленно!
      — Вы нарушили мое условие, — сказал Нефедов Милосердову. — Я требовал отпустить этих двоих!
      — Какое условие? — заморгал глазками Милосердов. — Вы просили освободить двух человек. Одного я уже освободил, а вторая сопротивляется. Ей здесь больше нравится, наверное. А конкретные личности, полковник, мы с вами не оговаривали.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28