Пол Бреннер - Собор

— В Мехико… Улечу-ка я в Мехико… — Маллинс попытался рассмеяться. — Правда, далековато от Типперери.

— Зато там тепло… Будь начеку. — Хики нажал на рычаг и набрал следующий номер. — Южная башня?

Ответил Рори Дивайн:

— Все без изменений.

— Следи за прожекторами.

— Да знаю я.

— Снайперы до сих пор играют на твоих нервах, парень?

— Уже нет, — рассмеялся Дивайн. — Они составляют мне компанию. Мне без них даже скучно станет.

— Куда ты собираешься направиться завтра?

— На юг Франции. Мне говорили, что там уже весна.

— Ну что ж, поезжай. Но помни, через год в этот день встречаемся в пивной Каванахса в прекрасном Дублине.

— Я буду обязательно.

Хики улыбнулся, смутно припоминая каванахскую пивную, фронтальная стена которой упиралась в ограждение Гласневинского кладбища. В стене была лазейка, и могильщики через нее нередко опохмелялись свежим холодным пивком — и от этого, надо заметить, многих покойников захоронили не в те могилы. Хики вспомнил об этом, рассмеялся и сказал:

— Да, Рори, ты там успокоишься.

Он повесил трубку и, все так же улыбаясь, набрал еще один номер.

На церковных хорах трубку поднял Лири.

— Скажи Брайену, пусть он даст колоколам немного передохнуть, — проговорил Хики.

Лири медленно повернулся к Флинну и что-то сказал ему. Хики видел их. Затем Лири вернулся назад к телефону.

— Он сказал, что ему нравится играть.

— Ну и черт с ним! — себе под нос выругался Хики и опять уткнулся в телевизор.

Виды Нью-Йорка сменялись кадрами с изображением в разных ракурсах Белого дома, где из окон Овального кабинета лился неестественно желтый свет. Репортеры сообщали всему свету, что президент совещается там со своими ближайшими помощниками. После этого репортаж переместился к резиденции премьер-министра Великобритании на Даунинг-стрит, 10. В Лондоне было 5 часов утра. Журналистка со слезящимися глазами уверяла с экрана американцев, что премьер-министр так и не ложился спать. Кадр сменился — на экране предстал величественный дворец в Ватикане. Хики придвинулся поближе и внимательно прислушивался к сообщению репортера, который выдвигал собственные предположения о том, что сейчас обсуждают за закрытыми дверями католические иерархи.

Хики откинулся назад и тихо пробормотал:

— Ну а теперь покажут собор святого Петра. — Он снова набрал номер Лири на хорах. — Скажи там мистеру Флинну, что теперь нужно ожидать штурма в любой момент, так что пусть он прекратит игру, а то под ее звуки мы не услышим начало атаки.

Он положил трубку и вслушался в перезвон колоколов — они все еще играли. Брайен Флинн здорово изменился, подумал он, и не похож теперь на прежнего Флинна, который всего каких-то шесть часов назад так самоуверенно расхаживал по собору. За это время он многое понял, но прозрение пришло слишком поздно, и за оставшиеся шесть часов он так и не поймет, какие последствия наступят в дальнейшем.

* * *

Капитана Берта Шрёдера вывел из полудремы резкий звонок телефона. Он моментально схватил трубку. В тишину кабинета ворвался голос Хики и зарокотал во всех динамиках, установленных в соседних комнатах и кабинетах, разбудив заодно и других дремавших.

— Шрёдер! Шрёдер! — неслось из репродукторов. В груди у него тяжко застучало сердце, он уселся поудобнее и ответил:

— Да, слушаю! Что стряслось?

Хики, захлебываясь, торопливо проговорил:

— Кто-то успел захватить собор! — Он замолк на секунду-другую, а затем добавил: — Или мне это во сне приснилось? — И ехидно захохотал.

Шрёдер подождал немного, пока не пришел в себя и голос не обрел спокойствие. Он огляделся вокруг: в кабинете находился один Бурк, да и тот громко храпел на диване. Спокойно и ровно Шрёдер спросил:

— Чем могу помочь?

— Доложи обстановку, Шрёдер, — нагло потребовал Хики.

— Обстановку? Какую обстановку?.. — Шрёдер даже поперхнулся от неожиданности.

— Доложи, что там делается в Глосса-Морра, Лондоне, Вашингтоне, Ватикане, Дублине? Кто-нибудь все еще пыхтит там над нашими требованиями?

— Да, разумеется. Как же иначе? Да вы сами можете все видеть по телевизору.

— Ну я-то не общественность, Шрёдер. Мне репортерских домыслов не надо. Лучше расскажи мне, что там действительно происходит.

— Что ж, расскажу… — Шрёдер заглянул в свои записи. — Представители Красного Креста и Амнистии уже приехали во все лагеря… ожидают…

— Это все показывали по ящику.

— Разве? А я не видел. Так, что там дальше?.. Дублин… так вот, Дублин пока не согласен с требованием выпустить интернированных…

— Скажи им от моего имени, что они сопливые трусы. Передай, что Хики обещает захватить Дублин в течение года и всех их перестрелять.

— Во всяком случае, — нервно сказал Шрёдер, — мы еще не пришли к согласию насчет ваших условий. Вопрос о сохранении святыни — дело второстепенное…

— Мне надо переговорить со всеми правительствами напрямую, установите селекторную связь, — перебил его Хики.

Шрёдер жестко ответил:

— Но вам же известно, что они не желают разговаривать с вами напрямую.

— А через шесть часов эти напыщенные ублюдки приползут на коленях умолять лично переговорить с нами.

Шрёдер решил сменить тему и бодрым голосом проговорил:

— Ваше выступление вызвало очень благоприятный отклик. Ватикан говорит…

— Отклики на мое выступление, потрясная реакция зрителей и все такое прочее — это все ерунда, гораздо важнее теперь подумать над технической проблемой. Как по-твоему, когда стеклянный фасад Олимпийской башни грохнется на улицу?

— Мистер Флинн там? — перебил его Шрёдер.

— У тебя есть очень плохая привычка перебивать, Шрёдер!

— Мистер Флинн там?

— Конечно, здесь, тупой осел. Где же еще он может быть?

— Могу я поговорить с ним? Пожалуйста.

— Бога ради, не дергай его, он же играет на колоколах!

— А вы не можете попросить его взять трубку параллельного телефона около органа?

— Но я же уже втемяшивал в твою башку: не стоит мешать человеку, когда он играет на колоколах. До тебя так ничего и не дошло за ночь? Держу пари, парень, что раньше ты был шкурным копом, беспардонно вламывался в номера гостиниц, беспокоя постояльцев. Такое в твоем духе.

Лицо Шрёдера побагровело от злости. Он слышал, как голос Хики гремит в динамиках по всему дому, до него донесся чей-то смешок. Он схватил карандаш и сжал его в кулаке.

— Мы хотели бы переговорить с мистером Флинном лично — у входа в ризницу. — Шрёдер взглянул на спящего на диване Бурка. — Лейтенант Бурк придет на переговоры…

— Ты же сам однажды сказал, парень, что лучше вести переговоры с одним и тем же человеком — будет меньше недоразумений. Если я не могу поговорить с королевой, значит, и ты не можешь вести разговор с Финном Мак-Камейлом. Что-то не так? Да, вот что еще я хотел спросить. На великий пост что ты пожертвовал? Свои куриные мозги или яйца? Я давно отказался тратить попусту время на болтовню с дурьем по телефону, но ради тебя пошел на исключение.

Шрёдер внезапно ощутил, как внутри у него что-то оборвалось. Он с трудом удержался, чтобы не вспылить, и продолжил ровным тоном:

— Мистер Хики… Брайен Флинн проникся ко мне доверием — усилия, прилагаемые мною, проявленная честность…

В кабинете раздался скрипучий старческий смех:

— Ах, ну да, он же разговаривает с тобой, как хороший воспитанный мальчик, не так ли? Но только он приготовил для тебя про запас неплохой сюрприз, Шрёдер, и он вряд ли тебе придется по душе.

— Но нам не нужно никаких сюрпризов… — запротестовал Шрёдер.

— Хватит! Перестань постоянно повторять свое великодержавное «мы». В данном случае я говорю о тебе, понял? Сюрприз приготовлен специально для тебя.

Шрёдер быстро вскочил со стула, в его глазах промелькнула настороженность.

— Что вы имеете в виду? Что все это значит? Послушайте, лучше откройте все сразу, мы договорились вести переговоры доброжелательно и честно…

— А что, Беллини также действует доброжелательно и честно?

Шрёдер колебался. Такая осведомленность экстремистов выбивала его из колеи. А персональное упоминание о нем не предусматривалось в его планах ведения переговоров.

— А где сейчас этот Беллини? — продолжал Хики. — Опять упражняется у классной доски со своими гестаповцами? Или выискивает пути, чтобы незаметно подкрасться и поубивать нас всех? А я плевал на Беллини, а заодно и на тебя.

Шрёдер сокрушенно покачал головой, а затем спросил:

— Как там с заложниками?

Хики игнорировал его вопрос.

— Вы что, все еще не нашли Стиллвея?

— Нужен ли вам врач?

— А вы уже разрыли мою могилу?

— Может, прислать вам пищу, лекарства?

— Где сейчас майор Мартин?

Бурк лежал на диване с закрытыми глазами и слушал этот диалог, вылившийся в два независимых друг от друга монолога. От диалога толку не было, а вот монологи много о чем говорили. Теперь он без всякого сомнения понимал: переговоры ничего не дадут.

Шрёдер снова прервал его мысли:

— Какой сюрприз приготовил для меня Флинн?

Хики вновь рассмеялся:

— Если я скажу тебе, это уже не будет сюрпризом. Держу пари, что в детстве ты был несносным, Шрёдер. Неверное, всегда старался разнюхать, что тебе припасли на Рождество, лазил по всем шкафчикам и углам.

Шрёдер ничего не ответил, и снова из соседней комнаты послышался смешок. Хики между тем продолжал:

— Не звони нам без надобности. Если только чтобы сказать, что мы победим. Я сам буду связываться с тобой каждый час до шести часов утра. В шесть ноль три все закончится.

Шрёдер услышал короткие гудки. Хики положил трубку. Потом Шрёдер взглянул на лежащего неподвижно на диване Бурка, выключил динамики в соседних комнатах, набрал снова номер собора:

— Хики!

— Что еще?

Вздохнув полной грудью, Шрёдер процедил сквозь зубы:

— Ты дохлый ублюдок! — Со стуком бросив трубку на рычаг, он откинулся на спинку стула. Ощутив во рту привкус крови, понял, с какой силой прикусил нижнюю губу.

Бурк, повернув голову, посмотрел на Шрёдера. На мгновение их взгляды встретились, и Шрёдер быстро отвел глаза.

— Ничего, ничего. Все нормально, — произнес Бурк.

Шрёдер ничего не ответил, но Бурк заметил, что его плечи сотрясаются.

Глава 48

Полковник Дэннис Лоуган сидел на заднем сиденье штабной машины, едущей по Пятой авеню по направлению к собору. Повернувшись к своему заместителю майору Коулу, он задумчиво произнес:

— Вот уж не думал, что придется сегодня еще раз проходить этот путь.

— Да, сэр. Но теперь уже восемнадцатое марта.

Полковник Лоуган, не обратив внимания на поправку в дате, прислушивался к колоколам, вызванивающим песню «Пошли ко мне домой, Кэтлин».

— Ты веришь в чудеса? — неожиданно спросил он.

— Никак нет, сэр.

— Видишь вот эту зеленую линию?

— Так точно, сэр. Эта длинная линия проходит по середине той улицы, по которой мы едем. — Майор еле-еле справился с зевком.

— Правильно. Так вот, однажды, несколько лет назад, мэр города Бим решил промаршировать на параде в составе Шестьдесят девятого полка национальной гвардии. С ним были комиссар полиции Кодд и комиссар по связям с общественностью Нейл Уэлш. Это было еще до того, как ты начал служить.

В голове у Коула мелькнула мысль, что лучше бы и этот нынешний парад тоже проходил без него, но он послушно поддакнул:

— Да, сэр.

— Тем утром шел дождь и смыл всю зеленую краску с авеню. Ну а после дождя Уэлш купил свежей краски, и его люди провели новые линии только перед собором.

— Понимаю, сэр.

— А когда мы проходили мимо собора вместе с мэром и его свитой, Уэлш повернулся к Кодду и воскликнул: «Посмотрите! Комиссар, вот чудо так чудо! Линии перед собором целы!» — Полковник Лоуган рассмеялся, вспоминая подробности этого забавного случая, и продолжал: — Кодд ответил: «Ты прав, Уэлш!» и подмигнул Нейлу, а затем перевел взгляд на Бима. «О мой Бог! — воскликнул маленький мэр. — Я всегда хотел узреть настоящее чудо. Никогда прежде его не видел». — Лоуган заливисто расхохотался, с трудом удерживаясь от того, чтобы не хлопнуть Коула по колену. Шофер тоже рассмеялся.

Майор Коул улыбнулся и заметил:

— Сэр, по моим подсчетам, мы собрали большую часть офицеров и, по крайней мере, половину солдат.

Лоуган, раскурив сигару, ответил:

— Хорошо… Как они тебе показались? Не пьяны?

— Трудно сказать, сэр.

Лоуган кивнул и опять спросил:

— По-моему, мы здесь не особо нужны, не так ли?

— Это сложно определить, полковник.

— Сдается мне, что губернатор добивается похвалы за руководство и личную храбрость.

— Ну, наш-то полк хорошо подготовлен к действиям в случае волнений и бунта, — заметил майор Коул.

— Там же собрались двадцать пять тысяч нью-йоркских полицейских.

— Так точно, сэр.

— Надеюсь, Бог не допустит, чтобы нас бросили на штурм собора.

Майор ответил ничего не значащим согласием:

— Да, сэр.

Полковник Лоуган взглянул в окно в то время, когда машина проехала сквозь полицейские ограждения и медленно двинулась вдоль поющей толпы.

— Невероятно!

Коул послушно кивнул:

— Да, сэр.

Штабная машина подкатила к дому настоятеля собора и остановилась.

* * *

Капитан Джо Беллини объяснял журналистам, что конференц-зал будет погребен под обломками, если собор взорвется, и посоветовал им переместиться вместе со всей аппаратурой в какое-нибудь более безопасное место за пределами соборного двора, когда он поведет спецназ на штурм.

Он стоял посреди комнаты около грифельной доски. За столами и вдоль стен расположилось человек шестьдесят из батальона спецназа, все вооруженные ручными пулеметами, винтовками М-16 и пистолетами с глушителями. Сзади сидели полковник Лоуган, майор Коул и десяток офицеров Шестьдесят девятого полка. Клубы сизого табачного дыма затмили яркий свет электрических ламп. Беллини обратил внимание присутствующих на изображенный на доске схематичный план собора и начал объяснять:

— Так. Пятый взвод ворвется в собор через ворота ризницы. Вам выдадут ножовки по металлу и электродрели со специальными фрезами для распиловки засовов и цепочек.

Полковник Лоуган поднялся с места.

— Позвольте мне внести предложение… Ранее вы говорили, что ваши люди должны контролировать, как ведет огонь противник… Так что за операцию в ответе вы, а наше дело второстепенное. Но главные принципы любых боевых действий… в любом случае, когда вы натолкнетесь на скрытые позиции противника, откуда он будет легко поражать ваших людей, например с трифориев или с церковных хоров, вам лучше будет подавить его более эффективным огнем, нежели залечь и отстреливаться. — Лоуган заметил, что кое-кто согласен с его мнением. — Другими словами, нужно перевести на винтовках М-16 рычаг ведения огня с одиночных выстрелов на автоматические очереди, тогда откроется такой шквал огня, что противник поневоле пригнет голову, а вы сможете спокойно вывести заложников из собора по ризничной лестнице.

Никто ничего не ответил, но несколько человек одобрительно закивали.

Голос у Лоугана стал более самоуверенным, и он принялся с воодушевлением поднимать у присутствующих боевое настроение, выдавая ценные указания:

— Ведите интенсивный огонь по трифориям, церковным хорам, успевайте только побыстрее менять рожки в винтовках, ведите беспрерывный огонь, подавляйте их снайперские огневые точки наверху, поднимите жуткую стрельбу, устройте им новый армагеддон и апокалипсис одновременно, чтобы никто — слышите, никто из снайперов наверху — не мог бы поднять голову и укрыться от пуль и осколков камней. — Лоуган окинул взглядом притихшую комнату и услышал биение собственного сердца.

Спецназовцы и офицеры полка разразились бурными аплодисментами. Беллини подождал, пока хлопки утихнут, а затем сказал:

— Хорошо, полковник, ваше предложение действительно здравое, но есть строжайший приказ — не допускать взрывов в соборе — и вы об этом знаете. В нем столько художественных ценностей… Он же… да что там… вы и сами знаете.

— Да, я понимаю, — согласился Лоуган. Он достал носовой платок и вытер лицо. — Я не настаиваю на нанесении воздушных ударов авиацией. Я предлагаю лишь усилить огонь из стрелкового оружия и…

— Но даже подобным оружием можно нанести сильный ущерб собору, полковник. — Беллини вспомнил слова губернатора: «Непоправимый ущерб собору… свод… кладка… статуи…»

Один из взводных спецназа встал и сказал:

— Послушайте, капитан, неужели художественные ценности важнее, чем жизнь людей? Моя мать меня тоже считает художественной ценностью…

Кое-кто нервно рассмеялся. Беллини почувствовал, как пот ручьями стекает ему за воротник. Он взглянул на Лоугана.

— Полковник, ваша задача… — Беллини не договорил, увидев, что Лоуган встрепенулся и принял чопорный вид.

— Моя задача, — начал полковник, — обеспечить плотное оцепление вокруг собора во время штурма. Я знаю, что должен делать.

— Нет, теперь все изменилось. — По лицу Беллини пробежала самодовольная улыбка. — Губернатор настаивает, чтобы вы приняли более активное участие в штурме. — Беллини с удовольствием смаковал каждое свое слово. — Полиция предоставит в ваше распоряжение бронетранспортеры. Это армейские бронетранспортеры, так что они вам знакомы. — Беллини заметил, как побледнел майор Коул. Поближе подойдя к Лоугану, Беллини добавил: — На каждую машину нужно посадить по пятнадцать солдат, и они подъедут к ступеням парадного входа…

Лоуган перебил его, с трудом сдерживаясь:

— Но это же безумие! В такой тесноте бронетехнику применять нельзя. У них же там могут оказаться бронебойные реактивные снаряды. Господи, да мы просто будем лишены свободы маневра, а укрыть машины там негде… Эти фении — старые опытные партизаны, капитан. Они отлично знают, как нужно бороться с бронетехникой. Они за свою жизнь насмотрелись английских броневиков больше, чем вы узрели…

— Таксомоторов, — перебил его Бурк, входя в конференц-зал. — Так Флинн говорил Шрёдеру. Ничего, если мы с инспектором Лэнгли присоединимся к вам?

У Беллини был очень усталый и раздраженный вид. Он повернулся к Лоугану:

— Согласуйте все это с губернатором. — Потом посмотрел на настенные часы и объявил: — Перерыв на десять минут. Проветрить помещение! — Опустившись на стул, Беллини закурил. Люди быстро освободили зал и собрались в группки по всему коридору.

Лэнгли и Бурк сели напротив Беллини. Тот тихо сказал:

— Этот хренов военный герой только пугает моих людей.

Бурк подумал: «Да их и нужно напугать. А то они настроились на легкую прогулку», а вслух заметил:

— Он дело говорит.

Беллини затянулся сигаретой.

— Зачем только сюда притащили этих парадных шаркунов?

Лэнгли огляделся вокруг и спокойно ответил:

— Губернатор ищет популярности.

Беллини глотнул из чашки немного холодного кофе.

— Знаете… я обсудил множество разных вариантов штурма с мэром и губернатором. Никогда не доводилось видеть, как люди, ни бельмеса не смыслящие в военном искусстве, вдруг становятся стратегами? — Он закурил другую сигарету и продолжил, еще больше возбуждаясь: — Клайн вдруг взял и пожал мне руку. Господи, как же мне хотелось сломать его гребаные пальцы! Но он еще не преминул сказать: «Джо, вы в курсе, чего мы ждем от вас». Боже Всемогущий! К тому времени я даже не понимал, имею ли право применить здесь оружие. В тот момент я действительно был на взводе и ответил ему: «Ваша честь, мы должны начать штурм сейчас же, пока звонят колокола!» А он мне и говорит — можете проверить, это точно — так вот, он говорит: «Капитан, мы взяли обязательства, — моральные или что-то в этом роде, я так и не понял, — использовать все возможные средства для переговоров…» И дальше в том же духе… Ну я и сказал, то есть не сказал, а хотел было сказать: «Клайн, тупица ты этакая, ты хочешь вызволить заложников и сохранить собор или же намерен потянуть еще время вместе с Белым домом и Ватиканом?» — Беллини остановился и тяжело вздохнул, а затем добавил: — Но, возможно, мои слова прозвучали бы как-то по-дурацки, потому что я, по правде говоря, не очень-то пекусь о груде камней или о четверых заложниках, которых даже не знаю. Я отвечаю за другое — за сотни своих людей, за их семьи, которые я хорошо знаю, само собой — за себя самого, за свою жену и детей. Разве я не дело говорю?

Какое-то время все молчали, потом зазвонил телефон. Беллини схватил трубку, послушал и передал ее Бурку:

— Какой-то парень, он назвался Прокаженным. Ты видать, общаешься с крутыми ребятами.

Бурк взял трубку и услышал голос Фергюсона:

— Бурк, это Прокаженный.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Бурк.

— Холодно, напуган до смерти, ужасно голоден, безумно устал и разбит. А в остальном все хорошо. Этот телефон надежен? Не прослушивается?

— Боюсь, ненадежен.

— Ну что ж, тогда нужно встретиться.

Бурк на мгновение задумался.

— А сюда ко мне не хочешь прийти?

Фергюсон, подумав, ответил:

— Нет… Вокруг контрольно-пропускных пунктов болтается много народу, которому не хотел бы показываться на глаза. Я нахожусь очень близко от места нашей обычной встречи. Увидимся там.

Бурк положил трубку и обратился к Лэнгли:

— Фергюсон что-то откопал.

Беллини быстро взглянул на него:

— Что-то такое, что может помочь мне?

Бурку хотелось сказать что-нибудь вроде: «Честно говоря, тебе уже ничто не сможет помочь». Но вместо этого произнес:

— Думаю, что может.

Беллини, похоже, почувствовал фальшь и вжался в кресло.

— Господи, мы никогда не воевали с обученными партизанами!.. — Он посмотрел на Бурка. — Я похож на труса? У меня испуганный вид?

— Ты выглядишь как человек, который понимает всю сложность проблемы, — ответил Бурк.

Беллини с облегчением рассмеялся и заметил:

— А я-то думал, что ад в эту проблему не входит.

Внезапно обозлился Лэнгли:

— Послушай, пошарь-ка в своей памяти, может, и найдешь день, подобный этому. Ты же готовился к таким передрягам…

— Готовился? — Беллини повернулся к Лэнгли. — Готовился к долбаным делам? В армии учился, как прятаться при ядерном взрыве. А наш инструктор — у него у одного были толковые мозги — говорил нам, что в этом случае надо покрепче прижимать каску, просунуть голову между ног и целовать собственную задницу. — Он грустно улыбнулся. — Долбаная подготовка! — Затянувшись сигаретой, шумно выдохнул дым. — Ну ладно, может, Шрёдер все же развяжет узел. — И опять чуть улыбнулся. — У него теперь на это есть более веская причина. — Беллини показал на пуленепробиваемый жилет и черный вязаный свитер, лежащие на другом конце стола. — Это его вещи.

— Ну что ты прицепился к нему? — спросил Лэнгли. Беллини ничего не ответил, мотнул головой и обратился к Бурку:

— А как ты? Что намерен делать позже?

— Буду с тобой, — ответил Бурк.

Беллини широко раскрыл глаза. Лэнгли быстро стрельнул взглядом на Бурка.

— Черт побери! Ведь здесь начнется сущий ад.

Бурк ничего не ответил.

— Пусть уж человек делает то, что ему хочется, — заметил Беллини.

Лэнгли сменил тему и сказал, обращаясь к Беллини:

— У меня есть для тебя кой-какие советы психолога.

Беллини прикурил очередную сигарету.

— Намажь их погуще маслом и запихни себе в задницу.

Лэнгли оцепенел. Беллини нахраписто наседал, получая удовольствие от того, что никто не смеет придраться к нему:

— Где архитектор, Лэнгли? Где чертежи?

— Над этим работают, — защищался Лэнгли.

— Потрясающе! Все над чем-то работают — ты, Шрёдер, мэр, президент. Все работают. А знаешь ли ты, что до того, как вся эта передряга началась, никто и не вспоминал о Джо Беллини. А теперь мэр звонит мне каждые четверть часа и спрашивает, как идут дела. Запросто зовет меня по имени. Ну, прямо такой милый малый.

В комнату опять начали заглядывать люди. Беллини подался вперед и продолжал:

— Они меня просто загнали в угол. Когда тебя начинают называть фамильярно по имени, это значит, что они ухватили тебя за яйца и не отстанут до тех пор, пока я не захвачу эти проклятые ступени на портале и не упаду на них дохлым, держа в одной руке собственный член, а в другой — крест. — Он встал. — Поверь мне Бурк, все это не что иное, как гребаный спектакль. Каждому предписано играть свою роль. Тебе, мне, политикам, церкви, этим подонкам в соборе. Мы знаем, что по самую макушку набиты дерьмом, но только поэтому и можем исполнять свои предписанные роли.

Бурк встал и, посмотрев сперва на спецназовцев, а потом на Беллини, сказал:

— Ну, так знай же, что ты сам — хороший парень.

Беллини потер ладонями виски и кивнул головой:

— В таком случае к чему это мы затянули похоронную песню?

Глава 49

Патрик Бурк вышел из дома настоятеля на холодный, влажный воздух. Он взглянул на часы. Было около часа 18 марта. Отныне этот день, видимо, станут называть бойней на день святого Патрика или еще как-то в том же роде. Бурк поднял воротник пальто и пошел на восток по Пятьдесят первой улице.

На Парк-авеню путь преграждал городской автобус, установленный в качестве заграждения. Бурк обошел его, пробрался сквозь жиденькую толпу и пересек авеню. На ступенях и террасах епископальной церкви святого Бартоломео собралась небольшая группа людей, они передавали друг другу бутылки и пели песни под мелодии колоколов собора святого Патрика. Люди находились и внутри церкви, и Бурк вспомнил, что многие храмы и синагоги объявили сегодня всенощное молитвенное бдение. Рядом стоял вагончик какой-то телекомпании с камерами и прожекторами.

Бурк прислушался к звону колоколов. У Флинна — если это играет действительно он — неплохая манера исполнения. Он вспомнил, что говорил Лэнгли по поводу футболок с надписями «Джон Хики», и представил себе майку с другим изображением: собор святого Патрика, зеленые звезды и надпись: «Брайен Флинн играет на колоколах».

Обойдя церковь, Бурк направился дальше по Пятьдесят первой улице. Между двумя зданиями, за оградой с воротами, пролегал небольшой парк. Заглянув через ограду, он увидел под платанами на террасах столики с поставленными на них перевернутыми стульями. Никакого движения в неосвещенном парке. Бурк схватился за холодные железные прутья ограды, подтянулся вверх и спрыгнул вниз в парк. Ударившись об обледенелый камень на дорожке, почувствовал резкую боль в пальцах ноги и тихо выругался. Потом вынул пистолет и пригнулся к земле. Ветер раскачивал деревья, и оледеневшие ветки трещали и падали на землю со звуком разбивающегося стекла.

Бурк медленно выпрямился и пошел, обходя разбросанные там и сям столики и держа наготове пистолет. Под ботинками потрескивал тонкий ледок, и он знал, что если Фергюсон здесь, то должен слышать его шаги.

Его внимание привлек перевернутый столик, и он направился к нему. Стул лежал на спинке на некотором отдалении. Лед вокруг был разбит и раскидан, и Бурк встал на колени, чтобы поближе взглянуть на большое темное пятно, похожее на итальянское клубничное мороженое, но при внимательном рассмотрении оказавшееся совсем другим.

Он поднялся и почувствовал, как у него вдруг ослабли ноги. Поднявшись по низеньким ступенькам к следующему уровню террасы, он снова увидел перевернутую мебель. В задней части парка находилась довольно высокая каменная стена, с которой обычно стекал небольшой водопадик. У основания стены был устроен длинный узкий желоб. Бурк подошел к желобу и увидел внизу Джека Фергюсона, лежащего в ледяной воде, его лицо приобрело бело-голубой оттенок и, как подумал Бурк, стало похоже на цвет фасада собора святого Патрика. Глаза были открыты, рот широко разинут, словно Фергюсон хотел схватить хоть глоток воздуха, вынырнув из холодной воды.

Бурк опустился на колени на низкий каменный торец желоба, протянул руки и схватился за старую шинель Фергюсона. Он подтянул тело поближе, полы пальто распахнулись в разные стороны, и он увидел раздробленные пулями колени, выглядывающие из порванных брюк, — кости, хрящи и связки были белыми-белыми на фоне темно-голубоватого цвета тела.

Бурк сунул пистолет в карман и легко вытащил труп маленького человека на каменные плиты торца. В самом центре лба Фергюсона виднелось небольшое пулевое отверстие, будто кто-то прижал к этому месту зажженную сигарету. В его карманах уже пошарили, но Бурк все же на всякий случай обыскал его и нашел только чистый, аккуратно сложенный носовой платок, напомнивший ему о том, что теперь он должен позвонить жене Фергюсона.

Закрыв Фергюсону глаза, Бурк встал, вытер руки о свое пальто, подул на них и отошел. Снял с металлического стола покрытый ледяной коркой стул и сел. Сделал глубокий вздох, стараясь унять дрожь, сотрясавшую тело. Вытащив пачку сигарет, достал из другого кармана флягу, открыл и поставил на стол, не отпив ни глотка. Вдруг он услышал шум у ограды и вгляделся в темноту парка. Нащупав пистолет, крепко сжал его в руке.

— Бурк! Это я — Мартин.

Бурк не ответил.

— Можно мне подойти к тебе?

Бурк взвел курок.

— Подходи!

Мартин подошел к Бурку, остановился и посмотрел на каменный желоб за его спиной, обрамляющий водопадик.

— Кто это там?

Бурк не ответил. Мартин подошел к телу и всмотрелся в застывшее лицо.

— Я знаю этого человека… Джек Фергюсон.

— Вот как?

— Да, он. Собственно говоря, я разговаривал с ним только вчера. Он из официальной ИРА. Марксист. Весьма симпатичный парень тем не менее.

Бурк ответил с полным равнодушием:

— Хороший красный — мертвый красный. Убей коммуниста во имя Христа. Пройди туда, чтобы я мог тебя разглядеть.

— Как? — Мартин прошел мимо Бурка. — Что ты сказал?.. Что разглядеть?

— Пройди вперед, чтобы я мог видеть тебя, — повторил Бурк.

Мартин обошел вокруг стола.

— Почему ты оказался здесь? — спросил Бурк. Мартин прикурил сигарету.

— Шел за тобой из дома епископа.

Бурк был абсолютно уверен, что за ним никто не шел.