Школа обаяния (Без права на пощаду)

      - Я вас не понимаю. Будьте добры, хотя бы подойдите к машине и побеседуйте с мисс Родз, чтобы узнать, что она собирается делать. Пойдемте же, она очень волнуется за вас.
      Холлис услышал в трубке голос оператора:
      - Московская Центральная.
      - Я просил соединить меня по номеру два-пять-два-ноль-ноль-один-семь, сказал Сэм.
      - Я не могу соединить вас по этому номеру. Не проходит звонок.
      Холлис знал, если Московская Центральная сообщает, что не может дозвониться по указанному тобой номеру, значит, на линию вторгся КГБ и прерывает звонок.
      - "Интурист" по телеграфу уже уведомил посольство США о вашем вылете. Пожалуйста, сэр, мисс Родз... - бубнил Марченко.
      В коридоре появился Салерно.
      - Ах вот вы где! Что все это значит?
      - Эти ответ на ваш вопрос о моем дипломатическом статусе, - ответил Холлис. - С ним по-прежнему все в порядке.
      - А вас я попрошу вернуться в зал ожидания, - сказал Марченко журналисту. - Ваш автобус скоро отъезжает в отель.
      - Попридержите коней, - проговорил Салерно и обратился к Холлису. - Они сказали Лизе, что вы разыскиваете ее. Что, черт побери, тут происходит?
      - Нам предложили на вертолете добраться до Шереметьева, чтобы успеть на рейс "Люфтганза" до Франкфурта.
      - Ну... вы счастливчики! Пока я буду поглощать в "Спутнике" свиной жир с грибной подливкой, вы, ребята, приземлитесь во Франкфурте. В своей следующей жизни мне бы хотелось быть дипломатом.
      - А кем вы были в своей прошлой жизни, Майк?
      - Русским, - рассмеялся Салерно и повернулся к Марченко: - Эй, а нельзя и меня захватить в Шереметьево?
      - Это невозможно.
      - Нельзя. Только это и услышишь в этой стране. Все нельзя. Кто-то должен научить их слову "можно".
      - Будьте добры, полковник! Ваша приятельница ждет вас. - Марченко уже начал раздражаться.
      - По-моему, не стоит отказываться от такой чести, Сэм, - заметил Салерно. - Я сейчас позвоню в посольство и сообщу, что работники "Интуриста" расстелили вам красный ковер, извините за каламбур. Если в этой ситуации что-нибудь не чисто, посол примет необходимые меры. Будьте спокойны. Может, я догоню вас во Франкфурте.
      Тут Холлис по-русски сказал Салерно:
      - Сигарета, Майк. Вы постоянно выпрямляли ее пальцами. - Журналист улыбнулся, подмигнул и ответил тоже по-русски:
      - Никому не рассказывайте, и я ваш должник. А вам это может пригодиться. - Он хлопнул Холлиса по плечу, повернулся и ушел.
      Сэм в сопровождении пограничников последовал за Марченко. Они вышли через стеклянные двери, и тот распахнул заднюю дверцу ожидающей их "волги".
      На заднем сиденье сидела Лиза.
      - Лиза, выйди из машины, - приказал ей Холлис.
      Не успела она ответить, как водитель рванул на несколько футов вперед, а Марченко с грохотом захлопнул дверцу.
      - Полковник, вы сами все усложняете, - жестко сказал он. В нескольких шагах от входа в терминал Сэм опять увидел троих мужчин в кожаных пальто и понял, что, чтобы он сейчас ни предпринял, все закончится в конце концов ударом дубинкой по голове, хлороформом и наручниками. Поэтому он подошел к "волге" и сел рядом с Лизой.
      - Сэм! Я так беспокоилась! Что происходит?.. - она бросилась его обнимать.
      - Все в порядке.
      - Они сказали, что ты ждешь меня, и вот потом...
      - Знаю.
      Марченко сел впереди, и машина тронулась.
      - Мы отправляемся обратно в Шереметьево? - спросила Лиза.
      - Хороший вопрос, - произнес Холлис и потянул за ручку двери. Тут же прозвучал сигнал, и на приборной доске автомобиля загорелась лампочка.
      - Вы, наверное, облокотились на дверь, - заметил Марченко.
      Холлис промолчал. Он оглянулся назад и увидел вторую "волгу", в которой сидели трое парней в кожаных пальто.
      - Нас похитили? - прошептала Лиза.
      - Трудно что-либо определенно сказать в этой стране. Иногда приходится только спрашивать. - Сэм наклонился к Марченко. - КОМИТЕТ? - спросил он.
      - Нет, что вы. "ИНТУРИСТ", - ответил тот и улыбнулся. - Мы направляемся на взлетное поле для вертолетов. У нас нет времени разыскивать ваш багаж среди вещей остальных пассажиров, поэтому он прибудет завтра прямо во франкфуртский аэропорт. Можно устроить так, чтобы его переслали в ваш отель во Франкфурте. Ваша ручная кладь лежит в багажнике. Если надо решить какие-либо вопросы, я к вашим услугам.
      - Вы и так достаточно сделали для нас, - заметила Лиза.
      Марченко хмыкнул. "Волга" свернула на широкую бетонированную площадку, на которой была нарисована желтая буква X.
      - Вот мы и приехали, - сказал Марченко. - А вертолета нет. И что мы так спешили?
      - Возможно, его уже угнали, - проговорил Холлис.
      - Да, у нас такое случается. Но, думаю, у нас с вами иной случай. Опаздывает.
      Вторая машина остановилась неподалеку, из нее вышли трое.
      - А вот и вертолет, - сказал Марченко.
      Лиза прошептала Холлису в самое ухо:
      - Уговори меня не бояться, Сэм. Скажи, что все в порядке.
      - У меня дурные предчувствия, Лиза. Ну, ничего, поглядим, что они замышляют. Может, просто хотят побеседовать с нами.
      - Сам я, вообще-то, не люблю вертолеты, - говорил Марченко. - И как раз сегодня, совсем рядом, разбился один. Два пилота и оба пассажира, мужчина и женщина, погибли. Все обгорели до неузнаваемости. И как их узнают близкие?.. Иметь бы хоть какие останки...
      Теперь Холлис понял, как все это делается.
      Вертолет на несколько секунд завис в воздухе и начал снижаться. Сэм узнал Ми-28, шестиместную машину с реактивными турбинами. Он также разглядел опознавательные знаки Советских ВВС.
      - Мистер Марченко, это исключительное проявление любезности с вашей стороны.
      - Да, - отозвался тот. - Вы - очень важные особы. Будьте любезны выйти из машины.
      Холлис и Лиза вышли из "волги". Водитель достал им из багажника сумки и Лизину икону. Один из пассажиров второй "волги" встал у Холлиса за спиной.
      - Джентльмена, что у вас за спиной, зовут Вадим. Он будет сопровождать нас, - объяснил Сэму Марченко.
      Холлис подумал, что мог бы попытать счастья и угнать Ми-28, но Марченко наверняка просчитал этот вариант.
      Вертолет приземлился на желтую X, и Марченко крикнул:
      - Пошли!
      Холлис поднялся в вертолет первым и помог забраться внутрь Лизе. Пилоты - офицеры ВВС - указали им на два задних сиденья. Затем в вертолет поднялись Вадим и Марченко. Они заняли места перед Сэмом и Лизой. Вертолет оторвался от земли и взял курс на восток.
      Холлис внимательно рассматривал Вадима. Это был молодой мужчина лет тридцати. Под кожаным пальто чувствовались крепкие мускулы. Сэм еще никогда не видел людей с такой мощной, толстой шеей. Он сомневался, сможет ли обхватить такую руками, хотя, наверное, можно придушить этого типа его же галстуком и добраться до пистолета.
      Словно прочитав его мысли, Марченко повернулся к Холлису и сказал:
      - Успокойтесь и наслаждайтесь полетом. Мы будем в Шереметьеве примерно через три часа. Вы как раз поспеете на рейс "Люфтганзы".
      - Вы несете совершенный вздор, - проговорила Лиза.
      - Вздор?
      Холлис заметил, что вертолет летит на высоте примерно двух тысяч футов, придерживаясь автострады Минск - Москва.
      Сэм обнял Лизу и погладил по плечу.
      - Ну, как ты, детка?
      - Ужасно. - Она прижала к груди свою икону и все время поглаживала ее.
      Главное, думал Холлис, это вывести из строя Вадима и завладеть его пистолетом, прежде чем Марченко выхватит свой. Пристрелить Марченко и обоих пилотов, а затем долететь на Ми-28 до Москвы и приземлиться на территории посольства.
      Лиза поднесла икону к лицу и прижалась к ней губами. Вадим взглянул на тяжелую деревянную икону и подумал о том же, о чем одновременно с ним подумал Холлис. Когда Лиза опускала икону, Вадим резко выкинул правую руку и вцепился в доску. Холлис поднял колено, чтобы оно оказалось под предплечьем Вадима, и что было силы ударил его ребром ладони по запястью. Дикий вопль от боли, вырвавшийся у него, не заглушил хруст сломанной руки. Холлис вырвал из рук Лизы икону. Еще секунда, и он разбил бы ею череп Вадима. Но Марченко среагировал намного быстрее, чем ожидал Холлис. Он соскользнул с сиденья на пол и уже стоял на одном колене, целясь из револьвера Сэму в грудь.
      - Стоять! - заорал он.
      Второй пилот вскочил со своего места и навел свой пистолет на Лизу.
      - Опустите икону, медленно, - приказал Марченко Холлису.
      Сэм опустил икону, Марченко выхватил ее у него из рук и обратился к Вадиму:
      - Ну, как ты?
      Тот раскачивался от дикой боли, придерживая сломанную правую руку левой рукой.
      - Убью гада! - прохрипел Вадим.
      - Тогда я пристрелю тебя! - рявкнул Марченко.
      - Вижу, полковник, что вы не поверили моим словам о Шереметьеве и о рейсе "Люфтганза", и совершенно правильно, - сказал он Холлису. - Вам повезло, что я не могу вас убить, по крайней мере сейчас. Так как сначала с вами хотят побеседовать.
      У меня есть приказ доставить вас живым. Но я могу убить и убью мисс Родз, и это произойдет, как только вы еще раз попытаетесь сморозить глупость. - Он достал из кармана наручники. - Придется вам надеть их, полковник.
      Холлис взглянул на Лизу. Она побледнела, но владела собой.
      - Я в порядке, Сэм.
      Марченко внимательно осмотрел икону.
      - Она осквернена. Это наша работа?
      - А чья же еще? - огрызнулась Лиза. - Верните мне ее. Она ведь все равно вам не нужна. Обещаю не лупить вас ею по голове.
      Марченко рассмеялся.
      - Вам придется поклясться Богом.
      - Клянусь Богом, что не стукну вас иконой по голове.
      - Хорошо. - Он протянул ей икону и откинулся на сиденье. - Ох, и устал я с вами.
      Холлис ободряюще посмотрел на Лизу. Она положила голову ему на плечо.
      - Ну как, ты не хочешь сказать: "С меня довольно". "Я ухожу"? - спросил Сэм как можно тише.
      - Я размышляю. Вы с Сэзом обещали ставить меня обо всем в известность, - она тоже старалась говорить так, чтобы Марченко не услышал.
      - Я и ставлю тебя в известность. Нас похитили.
      - Не смешно, Сэм. По-моему, вы оба знали, что это может произойти.
      - Мы подозревали, - сказал он, помолчав.
      - Не только подозревали, я думаю. Тебе известно, что Сэз не хотел, чтобы я полетела этим рейсом?
      - Нет, я не знал об этом. Однако никто никогда не обещал держать тебя в курсе дела, Лиза. Но не это главное. Судя по всему, и меня не сочли нужным кое о чем проинформировать.
      Она кивнула.
      - Он... он пытался мне что-то рассказать, но я не выслушала его, Сэм.
      - И не сообщила мне об этом.
      - Извини. Он сказал, что ты - мишень и что мне следует держаться от тебя подальше.
      - Но тем не менее ты отправилась со мной и все время была рядом.
      - Я люблю тебя. Если бы я не любила, давно бы послала к черту. Правда!
      - А я помирился бы с тобой. Приглашаю тебя на ужин в самый дорогой ресторан Лондона.
      - В "Кларидж"? С удовольствием, Сэм.
      Они летели уже три часа. Холлис посмотрел в иллюминатор. Вертолет пролетал как раз над Бородинским полем и держал курс на сосновый бор. Через несколько минут Холлис увидел проволочную ограду, расчищенное пространство вокруг нее и посадочную полосу для вертолетов.
      Лиза прижалась к нему и тоже взглянула в иллюминатор.
      - Мы приземляемся? - спросила она.
      - Да.
      - Куда?
      - В "школу обаяния".
      Часть IV
      Отправляясь в любое путешествие по Советскому Союзу, сверьтесь с нашим Путеводителем, и вы обнаружите адреса лагерей, тюрем и психиатрических больниц, разбросанных на вашем пути: Рабы строят Коммунизм! Посетите их!
      Абрахам Шифрин "Путеводитель по тюрьмам и концентрационным лагерям Советского Союза"
      Глава 31
      - "Школа обаяния", - прошептала Лиза. - "Школа обаяния миссис Ивановой".
      - Да.
      - Об этом месте рассказывал Грегори Фишер, отсюда ушел майор Додсон. И вот теперь мы сами - пленники этой школы...
      - Наберись мужества, Лиза. Они будут допрашивать тебя, поэтому чем меньше ты знаешь, тем лучше.
      - Допрашивать меня?
      - Да. - Он почувствовал, как ее рука сжалась в его кулаке. - Просто будь готова к небольшим неприятностям! И не бойся. Будь посмелее.
      Она глубоко вздохнула и кивнула.
      Марченко повернулся к ним и торжественно объявил:
      - Это не Шереметьево. Но вы об этом догадывались.
      Вертолет начал снижаться на поляну в сосновом бору.
      Расположение и маскировка лагеря были так тщательно продуманы, что с высоты нескольких сот футов его было практически невозможно различить в чаще леса. Холлис вернулся в памяти к фотографиям, сделанным со спутника, которые ему показывал Сэз. Теперь, когда вертолет начал снижаться, Сэм старался запомнить каждую деталь и сопоставить все замеченное со схемой объекта.
      Вертолет приземлился на заснеженную посадочную площадку. Первым вылез Марченко, за ним - Вадим. Второй пилот сделал пистолетом знак Лизе, и она, держа в руках сумку и икону, выпрыгнула из вертолета на землю, затем Холлис. К ним тут же подкатил "ЗИЛ-6", армейский автомобиль, чем-то похожий на американский джип.
      Марченко открыл заднюю дверь "ЗИЛа" и сказал:
      - Полковник Холлис, потом Вадим, потом - мисс Родз.
      Холлис ткнул руки в наручниках прямо под нос Марченко.
      - Снимите их.
      - Будьте добры, садитесь в машину, - отрицательно покачал головой Марченко.
      - Садись сначала ты, - приказал Сэм Лизе.
      Она села в машину, и как только Вадим собрался последовать за ней, Холлис оттолкнул его плечом в сторону, влез в машину сам и сел рядом с Лизой. Вадим устроился рядом с ним и пообещал:
      - Я сделаю из твоей рожи отбивную.
      - Интересно, какой рукой?
      - Ты, дерьмо собачье...
      - Хватит! - прикрикнул на Вадима Марченко. - Довольно! - Он сел впереди и приказал водителю: - В штаб.
      "ЗИЛ" въехал на узкую проселочную дорогу. Лиза взяла Холлиса за руку и шепнула ему на ухо:
      - Я буду держаться храбро.
      - Ты и так храбрая.
      Огромные сосны сплетались ветвями над дорогой зеленым шатром, настолько густым, что свет едва попадал на дорогу. Холлис внимательно следил за дорогой, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей.
      - Сэм! Ты только посмотри! - шепнула Лиза.
      - Я уже видел.
      Они миновали настоящее американское ранчо, а затем - белое бунгало*.
      _______________
      * Бунгало - одноэтажная дача с верандой.
      - Это странно. Что это?..
      - Не задавай лишних вопросов, Лиза.
      - Хорошо, - согласно кивнула она. - Но я не вижу ни одной живой души.
      Холлис кивнул. Он тоже не заметил по пути ни одного человека, но увидел, что в некоторых домах горит свет, а из печных труб вьется дымок.
      "ЗИЛ" свернул с дороги и проехал мимо одноэтажного белого дома с зеленой крышей. У стены дома стоял автомат кока-колы, выкрашенный в красно-белые цвета. Через большое окно Холлис мельком увидел внутри мужчин и женщин, а за ними огромный американский флаг. Это было похоже на клуб ветеранов иностранных легионов небольшого провинциального городка.
      Наконец "ЗИЛ" затормозил у серого двухэтажного здания из железобетона. В дверях, одетый в длинную шинель, стоял полковник Петр Буров.
      Марченко вышел из машины и сказал:
      - Идемте, идемте. Нельзя заставлять ждать полковника.
      Лиза и Холлис последовали за ним.
      - Вот ваше желание и исполнилось, Холлис, - заговорил Буров. - Ведь именно это вам хотелось увидеть, не так ли?
      Сэм промолчал. Буров обратился к Марченко:
      - А зачем наручники?
      - Он попытался угнать вертолет.
      Буров взглянул на бледного от боли Вадима, который прижимал к груди опухшую сломанную руку.
      - А вы, мисс Родз, так набожны, что не расстаетесь с иконой даже в дороге? - съязвил Буров.
      - Катитесь к черту, - сказала она по-русски.
      Буров закатил ей такую пощечину, что Лиза рухнула к его ногам. Холлис нагнулся, чтобы помочь ей подняться, но в этот момент Буров изо всех сил ударил его в челюсть. Поглаживая правую ладонь, Буров наблюдал за тем, как Холлис поднимается.
      - Это за Лефортово. - Когда Сэм наконец встал, Буров посмотрел на Вадима и приказал:
      - В живот.
      Вадим правой ногой врезал Холлису в солнечное сплетение, от чего Сэм согнулся пополам, однако устоял на ногах. Он снова выпрямился и попытался перевести дыхание. И тут перед ним возникла могучая фигура того самого Виктора из Лефортова. Холлис услышал, как Буров сказал:
      - Теперь по яйцам.
      Виктор врезал Сэму между ног, точно в промежность. Холлис с воплем рухнул на промерзшую землю, катаясь от пронизывающей боли. Он услышал, как кричала Лиза, затем ее крик оборвал звук мощного удара. Она упала рядом с ним, держась за живот.
      Виктор шагнул было мимо Холлиса, но Сэм, дотянувшись до его ноги, обвил цепью от наручников его лодыжку и с силой дернул на себя. Виктор повалился на землю рядом с ним.
      Буров тут же со всей силой двинул тяжелым сапогом Лизу в бок. Она пронзительно закричала.
      - Ну, Холлис, будешь по-прежнему изображать из себя героя? - Он поставил сапог Лизе на голову. - Или нет? А ну встать!
      Холлис поднялся на ноги одновременно с Виктором. Тот схватил Лизу за воротник и резко поставил ее на ноги.
      - Снимите с него наручники, - приказал Буров Марченко. - Возьмете машину, на которой приехали, и вместе со своим подчиненным отправитесь в Центр. Напишете подробный рапорт о случившемся. Если хоть словечком обмолвитесь о том, что видели здесь, вас обоих расстреляют. Свободны.
      Марченко и Вадим отдали честь, повернулись кругом и зашагали к "ЗИЛу".
      - Проходите в дом, - приказал своим пленникам Буров.
      Проходя по коридору, Холлис через открытую дверь слева заметил телефонный коммутатор и радиопередатчик.
      Они вошли в комнату, где сидел дежурный офицер. При появлении Бурова он встал.
      - Оставьте ваши сумки и икону этому человеку, - сказал Буров Холлису и Лизе. - Снимите пальто и обувь.
      Дежурный офицер разложил на столе их верхнюю одежду и обувь, внимательно все осмотрел.
      Виктор сорвал с Холлиса галстук и сунул его себе в карман. Затем снял с негр часы и надел на свое запястье.
      - Вот так! - рявкнул Буров и повел их дальше по длинному коридору. За ними последовал охранник с автоматом. Он отворил стальную дверь и толкнул Лизу внутрь.
      - Раздевайтесь и ждите женщину, которая обыщет вас. Если вы намерены покончить с собой, то управьтесь с этим до ее прихода. В вашем распоряжении есть несколько минут, - сказал Буров.
      - Ас тобой я еще не кончил, сука, - прохрипел Виктор и, захлопнув дверь, задвинул засов.
      Распахнув следующую дверь. Буров втолкнул Холлиса в маленькую камеру без окон и вошел следом.
      - К вашему сведению, Холлис, я - комендант этого лагеря. За десять лет моей работы отсюда не было ни одного побега. Теперь же Додсон в бегах, а двое моих людей мертвы. Я знаю, что их убили вы, и думаю, что вы и ваш дружок - еврей Сэз Айлеви - чересчур много знаете об этом месте. Или я не прав?
      Холлис промолчал. Буров ударил его кулаком в живот и продолжил:
      - Скажу тебе еще кое-что, умник. С момента нашей первой встречи с тобой и твоей сопливой подружкой я ждал вас обоих здесь. Я осуществил блестящую операцию по похищению двух американских дипломатов. В посольство доложат о вашей гибели в вертолетной катастрофе. А ваши превратившиеся в пепел останки - подлинные останки двоих заключенных мужского и женского пола будут найдены на месте катастрофы. И ни одна живая душа не узнает, что вы здесь, Холлис. Никто не станет искать вас. С этого момента вы оба мои, и вы - мертвы.
      "Судя по всему, - подумал Сэм, - у Бурова возникли неприятности, и он старается искупить свою вину перед Лубянкой. Пока ему это удается".
      - Разденься и отдай свою одежду Виктору! - приказал Буров. - Если я обнаружу у тебя какие-нибудь шпионские штучки, убью своими собственными руками. Скоро сюда придет кое-кто, чтобы проверить, не засунул ли ты себе что-нибудь в задницу. Добро пожаловать в "школу обаяния", Холлис.
      Буров, Виктор и охранник вышли, оставив Сэма совершенно голым посреди камеры площадью десять квадратных футов. Окон не было, единственным источником света была тусклая лампочка на потолке, закрытая стальной решеткой. Наверняка здесь установлен волоконно-оптический прибор, следящий за каждым его движением, подумал Холлис.
      Камера была абсолютно пустой, если не считать водопроводного крана в углу и под ним дыры для оправления нужды. Холлис повернул кран и прополоскал кровоточащий рот. Он почувствовал, что челюсть сильно раздулась от удара, а один зуб шатался. Мошонка тоже распухла, а на животе образовался лиловый синяк.
      Дверь открылась, и в камеру вошли двое военных. Один из них держал пистолет, а второй обыскал все тело Сэма, затем оба вышли.
      Когда-то Сэм провел десять очень неприятных дней в тюрьме учебной разведшколы, очень похожей на эту. Ее даже называли Западной Лубянкой. Как и там, первое время здесь, очевидно, будут так называемые "шоковые дни": угрозы, психологические пытки и избиение. Такие меры лишают человека воли и самоуважения, готовят почву для того, что должно случиться потом. Затем тебя оставляют в одиночестве, чтобы ты мог поразмыслить кое о чем, однако вскоре одиночество станет невыносимым и ты будешь мечтать о том, чтобы увидеть и услышать другое человеческое существо. Тогда для тебя составят расписание "бесед", будут разговаривать с тобой вежливо и ласково и даже начнут нравиться за то, что позволили тебе жить. Но как только ты расслабишься от такого общения и позволишь вытянуть из себя хоть что-нибудь, тебя отошлют на зону или просто расстреляют.
      Всему этому учили Холлиса в разведшколе. Но этому не учили Лизу. Он подошел к стене, разделявшей их камеры, и постучал по ней. Конечно, стена была довольно массивной, и ответного сигнала не послышалось. Усевшись в углу, Холлис подтянул колени к подбородку и погрузился в беспокойный сон.
      * * *
      На следующий день ему в камеру швырнули сверток с одеждой: синий спортивный костюм и хлопчатобумажные носки. Сэм оделся и с наслаждением выпил немного воды. Он чувствовал, что очень ослаб. Лампочка над головой потухла, и камера погрузилась в темноту. Холлис немного побродил в темноте, затем свернулся калачиком и снова уснул.
      * * *
      На третий день снова открылась дверь, и в камеру влетел спальный мешок, а за ним горячая вареная картофелина. Холлис взглянул на картофелину, но пока охранник стоял у двери, даже не приблизился к ней.
      - Как вы себя чувствуете? - спросил охранник по-русски.
      - Превосходно.
      Тот хмыкнул и произнес традиционные слова, которыми обычно приветствуют новоприбывших заключенных в ГУЛАГе:
      - Жить будешь, но трахать не захочешь.
      Дверь закрылась.
      Сэм забрался в спальный мешок и принялся за картофелину.
      Через несколько часов дверь снова отворилась.
      - Встать! Пошли со мной! - крикнул ему охранник.
      Холлис встал и последовал за ним. Его провели в небольшую комнату, где за длинным столом сидели пять офицеров КГБ. В центре стола сидел Буров.
      Позади них на стене висел портрет Дзержинского, а рядом - фотография теперешнего Председателя КГБ. Над портретами - эмблема Комитета государственной безопасности, щит и меч.
      - Сесть! - приказал охранник.
      Холлис сел на деревянный стул напротив стола.
      Буров заговорил по-русски:
      - Наш особый трибунал Комитета государственной безопасности созван для того, чтобы допросить Сэмюэля Холлиса, полковника ВВС Соединенных Штатов Америки, по поводу убийства рядового Николая Кульнева и рядового Михаила Колотилова, служащих пограничных войск. - Перечислив даты и факты, Буров спросил: - Полковник Холлис, что вы можете сказать в качестве оправдания по обвинению в этом убийстве?
      - Признаю себя виновным, - ответил он.
      - Вы можете привести какие-нибудь смягчающие обстоятельства в оправдание своего поступка?
      - Нет.
      Буров кашлянул и сказал:
      - Прекрасно. Если обвиняемый не выдвигает никаких смягчающих обстоятельств, значит, трибунал может вынести единственный приговор за убийство сотрудника КГБ. И этот приговор - расстрел. - Буров пристально посмотрел на Холлиса, но тот по-прежнему глядел прямо перед собой. - От вас требуется в письменной форме изложить полное признание в совершении преступления. Если это признание удовлетворительно, то вам разрешат подать апелляцию на ваш смертный приговор на имя Председателя Комитета государственной безопасности. Если она будет отклонена, то последующих апелляций не будет и вы будете казнены. Вам ясно?
      - Да.
      - Отведите заключенного в камеру. Приведите следующего.
      Охранник повел Холлиса к выходу, и в дверях они столкнулись с Лизой. Она выглядела бледной, потрясенной и растерянной.
      - Признайся виновной. И не падай духом. Смелее! Я люблю тебя, - шепнул ей Сэм.
      Она посмотрела на него, словно не узнавая, и прошла в комнату.
      Сэма отвели в камеру и дали блокнот и шариковую ручку. Он сел на спальный мешок и положил блокнот на колени. Теперь его кодекс офицера разведки уступил место правилам поведения военнопленных. Он должен признаться во всем и написать все, что от него требовали, если это не подвергало опасности другую личность, не ставило под угрозу государственную безопасность и совершающиеся в это время операции. Короче говоря, пока нужно играть в их игру. Сэм знал, что если будет придерживаться этих правил, то ничто им подписанное, написанное или сказанное никогда не обернется против него. Главное теперь - совершить побег, а для этого надо сохранить жизнь и силы.
      Холлис решил писать признание по-русски: если возникнут какие-либо неувязки с фактами, то можно в оправдание сослаться на недостаточное знание языка. В разведшколе он научился составлять подобные документы. Сэм думал о "западной Лубянке" и о "школе обаяния" и понимал, что победа любой стороны в этом противостоянии обернется в результате ощущением бессмысленности, а значит - проигрышем.
      Холлис перечитал написанное. Получалось неплохое признание, некая смесь фактов и сложнодоказуемой выдумки. Факты уже были известны Бурову: шпионил на территории "школы обаяния", наткнулся на двух солдат и пристрелил их. А вымысел заключался в том, что звонок Грега Фишера в посольство был первой поступившей туда информацией об американских военнопленных в России. Может быть, Буров поверит этому, ведь он очень хочет в это верить.
      Через два часа Холлис закончил писать и забрался в спальный мешок. Он старался не думать о Лизе, но в беспокойном сне снова видел ее.
      * * *
      На пятый или шестой день заключения уже знакомый Холлису лейтенант сообщил ему, что признание принято и теперь он может составить апелляцию на свой смертный приговор на имя Председателя Комитета государственной безопасности.
      - Садитесь.
      - Ваша апелляция будет рассмотрена в течение двадцати четырех часов, сказал он. - Ведь бесчеловечно заставлять вас ожидать дольше решения своей судьбы. - С этими словами лейтенант закрыл дверь камеры и задвинул засов.
      Холлис знал, что Буров испытывает его. И если он не доставит Бурову никакого удовольствия, тот, разозлившись, сочтет Сэма испортившейся игрушкой в своих руках и избавится от него. Поэтому он будет играть в буровскую игру, будет трястись от страха над дыркой-парашей.
      Свет в камере погас. Холлис влез в спальный мешок и закрыл глаза.
      Перед ним возник образ Лизы, как она шла рядом с ним тем солнечным субботним утром по Арбату. Ее лицо совсем вытеснило темноту из глаз. Он помнил все до мельчайших подробностей, каждое выражение - взгляд, улыбку, поворот головы, - словно мысленно фотографировал ее.
      В конце концов Холлис уснул и во сне увидел свой "Ф-4": штурвал застыл в его руках, вокруг - синий дым, кровь, море стремительно несется ему навстречу, а потом - небо, море, море, самолет переворачивается в воздухе и падает вниз, рука его бьет по кнопке катапульты.
      Холлис проснулся в холодном поту, сердце выскакивало из груди.
      - Симмз! Симмз! - заорал он, закрыв лицо ладонями.
      * * *
      Дверь отворилась, и послышался бесстрастный голос охранника:
      - Следуйте за мной.
      Холлис вышел за охранником. За его спиной вырос тут же второй охранник, и они втроем двинулись по коридору. Тот, что шел сзади, прохрипел:
      - Михаил Колотилов был моим другом, ты, ублюдок и убийца!
      Холлис промолчал. Они поднялись на второй этаж. Постучав в дверь, охранник открыл ее. Солдат, стоявший за спиной Сэма, подтолкнул его к одной из дверей.
      За письменным столом кабинета сидел полковник Буров. За окном были сумерки. На бетонном полу лежал красный ковер с восточным орнаментом. На стене висели те же портреты, что и в комнате, где собирался трибунал, и еще портрет Ленина.
      - Садитесь, Холлис.
      Холлис сел на деревянный стул, стоящий напротив стола, и дверь за ним закрылась. Буров держал в руках написанное Сэмом признание.
      - Поразительно, - сказал он. - Я просто восхищаюсь вашей способностью уходить от ареста. Вы знаете, что мы обнаружили ваши "жигули" на железнодорожной станции Гагарина. Но вы не знаете, что нам известно о вашем ночлеге в Яблоне. Я рад, что в этом вы были правдивы. А вот ваша приятельница была неискренна с нами, Холлис. В ее признании меньше подробностей, чем в вашем.
      - Ей очень мало известно.
      - В самом деле? Она не написала, что вы останавливались в Яблоне. Ее тоже приговорили к смертной казни. Но пока признание мисс Родз не удовлетворит нас, у нее не будет возможности подать апелляцию. - Сэм промолчал. - И ее расстреляют. - Буров сделал паузу и несколько секунд пристально изучал Холлиса. - Ваша апелляция в смягчении наказания весьма интересна. Вы пишете, что охотно поработали бы здесь, если вас не расстреляют.
      - Совершенно верно, полковник.
      - И как вы думаете, чем мы тут занимаемся?
      - Обучаете агентов КГБ, как сойти за американцев.
      Буров снова испытующе посмотрел на Холлиса и спросил: