Пол Бреннер (№1) - Дочь генерала

Кэл Сивер принес мне «Мидленд диспетч» — местную ежедневную газету. Во всю полосу протянулся заголовок: «В Форт-Хадли найдена мертвой дочь генерала».

Мы с Синтией прочитали репортаж о том, что капитана Энн Кемпбелл нашли раздетой, распростертой на земле, связанной и, очевидно, изнасилованной на учебном стрельбище. Статейка была достоверна наполовину, зато содержала единственное официальное заявление, сделанное капитаном Хиллари Барнс из службы информации и связи с печатью. Она сообщила, что совершено убийство, которое расследуется сотрудниками общеармейского Управления по расследованию преступлений.

Автор материала привел также высказывание шефа мидлендской полиции, который заявил: «Я предложил помощь полковнику Кенту, начальнику военной полиции Форт-Хадли. Мы поддерживаем с ним постоянную связь».

Берт Ярдли не упомянул ни об опустошенном доме потерпевшей, ни о своем желании получить на серебряном подносе мою бедную голову. Еще одна встреча с ним, и он начнет клевать меня в прессе.

— Это те самые кроссовки, в которых вы осматривали место преступления? — спросил Кэл у Синтии.

— Да. Вам нужны одни кроссовки или вместе с ногой?

— Одни кроссовки, будьте добры.

Синтия села на раскладной стул, стянула кроссовки и отдала их Кэлу.

— Где ботинки, в которых ты был там?

— Дома, на свободной территории. Забыл привезти.

— Могу осмотреть их на днях?

— Обязательно. Я сейчас вроде как ограничен в передвижении.

— Опять? Господи, Бреннер, что ты за человек? Каждый раз на ножах с местной полицией.

— Не каждый, а через раз, — уточнил я. — Кэл, пожалуйста, пошли своих на стрельбище номер пять снять отпечатки с полос от покрышек. — Я объяснил, где их найти, и он уже повернулся, чтобы уйти, но я задержал его. — И еще, Кэл: когда они там закончат, пусть проедут по Виктори-Гарденс, на Виктори-драйв, и тоже снимут следы с колес «форда-ферлейна» серого цвета восемьдесят пятого или восемьдесят шестого года выпуска с офицерской наклейкой на бампере. Лицензионного номера у меня нет, пусть поищут у тридцать девятого коттеджа.

Кэл посмотрел на меня, потом сказал:

— Если этот «форд-ферлейн» принадлежит военнослужащему, почему не подождать, пока машина не окажется на территории базы?

— Отпечатки мне нужны сегодня же ночью.

— Брось, Пол. Я не имею права собирать улики на неправительственной территории без разрешения местных властей. Ты и так уже нарушил правила.

— Все верно. Пусть не берут служебную машину. Коттедж сорок пять наверняка охраняется полицией, но легавый вряд ли торчит на улице. Он в доме. Скажи своим, чтобы действовали по-быстрому и осторожно.

— Нет, подождем, пока «форд» не окажется на базе.

— Ну, смотри. — Я положил ему руку на плечо, — я тебя понимаю. Будем надеяться, что к утру с «форда» не снимут резину. Будем надеяться, что и сама машина к утру не исчезнет.

— Ладно. Значит, Виктори-Гарденс. Испытываешь судьбу, горячая ты голова.

Кэл отошел к группе людей, которые метили слепки следов. Он отдал им кроссовки Синтии и, вероятно, стал разъяснять задачу предстоящей ночной вылазки, указывая большим пальцем в мою сторону. Люди удивленно глазели на меня.

У импровизированной стойки я взял две кружки кофе — одну для себя, другую принес Синтии, которая листала предварительные отчеты о результатах анализов.

— Спасибо. Посмотри вот это. — Она подала мне листки о снимках следов обуви. — Нашли отпечаток гладкой подошвы, седьмого размера, вероятно, женская туфля. Что делать даме на стрельбище?

Я перелистал отчет. В нем утверждалось, что след недавний.

— Интересно. Но может быть, он оставлен несколько дней назад? Дождей уж неделю не было.

— Верно, не было, — согласилась Синтия. — Все равно это надо иметь в виду.

Минут пятнадцать мы листали отчеты различных специалистов, потом Кэл подозвал нас к секции, где сидела женщина за микроскопом.

— С той расческой вы в точку попали, — сказал Кэл. — Откуда столько волос?

Я похлопал его по лысине:

— Не отсюда.

Женщина за микроскопом прыснула и снова прильнула к объективу. Кэл надулся и обратился к Синтии:

— Вы одна с мозгами в вашей паре — хотите взглянуть?

Синтия села перед микроскопом. Эксперт, специалист Лаббик, пояснила:

— Волос справа обнаружен в раковине умывальника в мужском туалете на стрельбище номер шесть. Волос слева снят со щетки.

Синтия, собственно, осмотрела двадцать волосков, снятых со щетки, чтобы убедиться, что все они принадлежат одному человеку. Статистика и логика говорят, что чужих волос на щетке быть не должно, но я для заключения проверю все до единого.

Меня подмывало сказать: «Ближе к делу, милая», — но рядовые эксперты обижаются, когда им не дают высказаться.

— Все прошедшие наблюдение волосы, — чеканила специалист Лаббик, — имеют, как мы говорим, классификационные признаки, то есть абсолютно совпадают с данным образцом. В суде они могут служить доказательством невиновности подозреваемого, но не доказательством виновности, поскольку оба образца не имеют корня и мы не можем определить доминирующий ген и пол подозреваемого.

— Я думаю, это им известно.

— Совершенно верно. Итак, образец, обнаруженный в рукомойнике, не имеет корня, но по стержню я установила, что у человека, которому он принадлежит, первая группа крови. Человек, чьи волосы сняты со щетки, также имеет первую группу крови. Кроме того, оба волоса принадлежат индивидууму белой расы, они совпадают по текстуре, цвету, отсутствию признаков искусственной обработки и общему состоянию здоровья.

Синтия подняла голову от микроскопа.

— Да, выглядят они одинаково.

— Я придерживаюсь мнения, — заканчивала доклад специалист Лаббик, — что волосы принадлежат одному и тому же лицу, хотя образец, найденный в рукомойнике, слишком мал и не может быть подвергнут спектральному анализу, который показал бы иные признаки идентичности. Кроме того, дальнейшие наблюдения могут повредить этот образец... Что касается волос, снятых со щетки, у некоторых имеются корни. Через час я доложу вам подробнее — ген и пол человека, которому они принадлежат.

— Понятно, — отозвался я.

Синтия встала и сказала специалисту Лаббик:

— Будьте добры, запечатайте образцы и приложите к заключению.

— Хорошо, мэм.

— Благодарю вас.

— Этого достаточно для ареста? — спросил у меня Кэл.

— Нет, достаточно для того, чтобы присмотреться поближе к этому субъекту.

— Кто он, этот субъект?

Я отвел Кэла в сторону.

— Этого субъекта зовут полковник Чарлз Мур. Ты сличишь следы его колес. Он ведает Учебным центром, непосредственный начальник потерпевшей. Хочу опечатать его кабинет, а потом перевезти его сюда.

— Тем временем, Кэл, — сказала подошедшая Синтия, — распорядитесь, чтобы сличили пальчики на щетке для волос с пальчиками на джипе, на мешке для мусора и на всем его содержимом.

— Понятно. Но даже если пальчики совпадают, то это еще не доказывает его присутствия на месте преступления. Мур и Кемпбелл были хорошо знакомы друг с другом. Он сумеет правдоподобно объяснить, почему его отпечатки есть и на джипе, и, допустим, на кобуре.

— Догадываюсь. Но ему труднее объяснить, почему он лапал мусорный мешок и разъезжал возле пятого стрельбища, — возразил я.

— Да, однако надо еще доказать, что он был там в момент убийства.

— Понимаю, поэтому я хочу, чтобы ты сравнил пальцы на щетке с пальцами на палаточных кольях. Если у нас будут снимки его колес и отпечатки пальцев совпадут, тогда петля на его поганой шее стянется туже.

— Ладно, ты сыщик, тебе и карты в руки. Я бы тоже голосовал за «виновен», но в наши дни все так перепуталось.

Кэл ушел.

— Если допросить Мура и предъявить доказательства, — сказала Синтия, — есть большая вероятность, что он признается в содеянном.

— Такая вероятность есть, но есть и другая: он утверждает, что ничего подобного не совершал. И тогда нас в два счета упекают под трибунал и там — тоже в два счета — определяют, что полковник вооруженных сил США не душил дочь генерала Кемпбелла и что уорент-офицеры Бреннер и Санхилл опорочили честного офицера, упустили время для поимки настоящего преступника, опозорили себя и армию.

Синтия задумалась.

— Хотя все улики против Мура, у тебя еще есть сомнения?

— А у тебя?

— Кое-какие есть. Я просто не представляю, чтобы Энн Кемпбелл проделывала свои штуки с этим типом. Не представляю, чтобы у него хватило духу задушить ее. Он, конечно, психопат, по всему видно, может подсыпать отраву в кофе, но чтобы голыми руками...

— Меня это тоже тревожит, хотя, с другой стороны... Может быть, она сама попросила его, умоляла убить ее. У меня был такой случай. Подозреваю, что он прибегал и к галлюциногенам, этой дряни у них в Учебном центре полно.

— Вполне вероятно.

У входа показалась фигура полковника Кента.

— А вот и наш страж закона, — сказал я.

Мы пошли ему навстречу.

— Есть что-нибудь новенькое? — спросил он.

— Подбираемся к одному человеку, Билл. Жду отпечатков с пальчиков и резины.

Он вытаращил глаза:

— Правда? Кто же это?

— Полковник Мур.

Мне показалось, что он задумался, потом кивнул:

— Возможно.

— Почему «возможно», Билл?

— Как вам сказать... Они были близко знакомы, и он мог воспользоваться случаем. Нет, я бы не отказывался от этой версии. Вот только какие у него были мотивы.

— Этого я не знаю... Билл, расскажите мне о капитане и генерале Кемпбелле.

— Что вы хотите знать?

— У них были хорошие отношения?

Он посмотрел мне прямо в глаза:

— Нет.

— Поподробнее, прошу вас.

— М-м...

— Может, поговорим об этом в Фоллз-Черч?

— Не надо мне угрожать, слышите?

— Полковник, я руковожу расследованием дела об убийстве. Понимаю, вас удерживают обстоятельства служебного и общественного порядка, и тем не менее вы обязаны отвечать на мои вопросы.

Кент явно был растерян и одновременно рад, что в недвусмысленных выражениях ему сказано выложить все начистоту и тем облегчить свою душу.

— Хорошо. Генерал Кемпбелл не одобрял выбор дочерью военной специальности, круг ее знакомых мужчин, решимость жить не на территории военного городка, общение с людьми типа Чарлза Мура и множество других вещей, в которые я не посвящен.

— Разве он не гордился ею? — спросила Синтия.

— Не думаю.

— Но в армии ею гордились, — заметила она.

— У армии тоже не было выбора, как и у генерала. Если говорить напрямик, в одном кулаке она держала отца, в другом — армию.

— Что значит «держала в кулаке»?

— Это значит, что ей как женщине, генеральской дочери, офицеру — питомцу Уэст-Пойнта и общественной фигуре почти все сходило с рук. Она ввязалась в вербовочные дела прежде, чем отец понял, что происходит. Стала выступать в колледжах и женских организациях, потом на радио, замелькала на телевидении. Агитируя женщин за поступление на военную службу, Кемпбелл получила известность, а с ней и влияние. Ее все любили, считали рьяной патриоткой. На самом же деле она плевать хотела на армию. Она обеспечивала себе своего рода неприкосновенность.

— Зачем? — спросила Синтия.

— Если генерал не одобрял ее поведение, то она его просто ненавидела. Чего только не делала, чтобы насолить ему, поставить в неловкое положение. А у него руки были связаны, боялся повредить своей карьере.

— Вот это да, — сказал я, — интересная информация. Вы еще забыли сказать нам о своих терзаниях: как преподнести генералу дурную весть.

Кент оглянулся и тихо произнес:

— Все это между нами. На людях, официально, они любили друг друга. — Поколебавшись, полковник продолжил: — По правде говоря, генерал многое в Энн не одобрял, но ненависти в нем не было... Учтите, почти все, что я говорю, основано на слухах. Но я передаю их конфиденциально, чтобы вы поняли, что здесь происходит. От меня вы ничего не слышали, договорились?

— Спасибо, Билл. Есть что-нибудь еще?

— Нет, пожалуй, все.

Полковник, разумеется, сказал далеко не все.

— Кто те мужчины, которых не одобрял генерал, — помимо полковника Мура?

— Точно не могу сказать.

— Уэс Ярдли — не один из них?

— Может быть.

— Почему она ставила отца в неловкое положение?

— Этого я не знаю.

— Почему она ненавидела его?

— Если узнаете, поделитесь со мной. Но причина была очень серьезная.

— Какие отношения у нее были с матерью?

— Напряженные. Миссис Кемпбелл разрывалась между двумя ролями: супруга генерала и мать независимой женщины.

— Другими словами, миссис Кемпбелл была подстилкой, о которую вытирают ноги. И Энн Кемпбелл пыталась втолковать ей это.

— Можно сказать и так. Но все гораздо сложнее...

— А именно?

— Поговорите с миссис Кемпбелл.

— Так я и сделаю... Скажите еще раз, что вы ни разу не были в доме у Энн Кемпбелл, и я объясню в своем отчете, почему отпечатки ваших пальцев обнаружены на ее бутылке виски.

— Я же говорил вам, Бреннер, я притрагивался к каким-то вещам при разгрузке.

— Бутылка была в ящике, запечатанном вашими же людьми. Ее открыли час назад.

— Не дурите мне голову, Пол. Я сам полицейский. Если у вас имеются против меня улики, пойдемте к Сиверу, пусть он их мне покажет.

— Послушайте, Билл, давайте внесем ясность, чтобы поскорее перейти к более важным вещам вроде полковника Мура. Я хочу задать вам один вопрос. Напоминаю, что вы должны дать правдивый ответ. Если на вас это не подействует, добавлю, что я и сам докопаюсь до истины. Договорились? Вот он, этот серьезный вопрос: вы с ней трахались?

— Да, — твердо произнес Кент.

Несколько долгих секунд протянулось в молчании. Я заметил, что Кент был даже рад признаться в связи с потерпевшей. Я не стал напоминать ему наш прежний разговор, когда он заявил, что сказал бы об этом в первую же минуту. Лучше нам всем сделать вид, что вот она и настала, эта первая минута.

Первой заговорила Синтия:

— Это один из тех способов, которыми Энн Кемпбелл ставила отца в неловкое положение?

— Угу... Я только так и смотрел на наши отношения. Генерал знал обо мне, она сама постаралась. Но жена, кажется, не догадывалась. Поэтому я и скрыл.

Господи, думал я, чего только не наговорят люди ночью, под нажимом, пытаясь упорядочить свою жизнь, нарушенную другим человеком, который только что покончил счеты с жизнью, пытаясь сохранить семью и службу. Да, полковник нуждался в нашей помощи. Я сказал:

— Мы постараемся не включать это в наш отчет.

— Спасибо. Но теперь, когда Энн нет, у генерала развязаны руки и он начнет сводить счеты. Мне предоставят возможность в интересах дела подать в отставку. Может быть, мне удастся сохранить свой брак.

— Мы сделаем что сможем, — заверила его Синтия.

— Буду признателен.

— С кем еще будет сводить счеты генерал? — спросил я.

Кент мрачно усмехнулся:

— Господи Иисусе, да она со всем штабом перетрахалась.

— Что-о?!

— Со всеми мужиками из ближайшего окружения генерала. Во всяком случае, с большинством из них. Начиная с того молокососа лейтенанта Элби и вверх по цепочке, включая военного прокурора и людей на ключевых постах вроде меня.

— О Боже... — едва вымолвила Синтия. — Вы это серьезно?

— Боюсь, что да.

— Зачем ей это было нужно?

— Я же сказал, досадить отцу. Она его терпеть не могла.

— Как же можно до такой степени не уважать себя?

— Она и не уважала. И мужчины, которые спали с ней, тоже теряли самоуважение. Я наглядный пример... Но и порвать с ней не мог. Вообще порвать с женщиной трудно. — Он посмотрел на меня, вымучив улыбку. — Вы согласны со мной, мистер Бреннер?

Мне было не по себе, но я ответил с полной искренностью:

— Да, я понимаю. Но я не женат и не служу под началом генерала Кемпбелла.

Он сказал, не переставая улыбаться:

— Ах, вы не попали бы в число ее хахалей, и вам не пришлось бы держать экзамен.

— М-м...

— Нету власти — нету сласти, — добавил он.

— И она рассказывала вам — и всем другим, — с кем спит? — спросила Синтия.

— Полагаю, да. Думаю, это входило в ее программу — сеять недоверие, страх, разврат. Но она и врала про тех, кого обслуживала.

— Следовательно, вы не можете с уверенностью отрицать, что Кемпбелл спала, допустим, с главным капелланом майором Имзом или с адъютантом начальника базы полковником Фаулером?

— Не могу. Она утверждала, что соблазнила обоих, но за Фаулера могу поручиться. Однажды Фаулер сказал мне, что ему известно о ее любовниках и я тоже представляю проблему. Дал понять, что он вне проблемы. Вероятно, по этой причине Фаулер — единственный человек, которому генерал полностью доверяет.

Мне представилась сценка: Фаулер говорит Энн Кемпбелл: «Не трать силы, милочка. Со мной это не пройдет».

— Чудовищно, — сказала Синтия. — В этом есть какая-то патология.

— Да, Энн однажды обмолвилась, что проводит полевой эксперимент по психологической войне и ее противник — папочка. — Он снова горестно усмехнулся. — Она его жгучей ненавистью ненавидела. Погубить отца Энн не могла, но навредить — сколько угодно.

Мы помолчали, потом Синтия спросила:

— Но почему? Почему она его ненавидела?

— Этого она мне не объясняла, — ответил Кент. — Думаю, никому не говорила. Но Энн отдавала себе в этом отчет, и генерал знал, может быть, и миссис Кемпбелл знала. Несчастливая, словом, семья.

— Может быть, Чарлз Мур тоже знал, — сказал я.

— Никакого сомнения. Но нам этого никогда не узнать. Я вам вот что скажу: за всей этой историей стоит Мур. Именно он научил, как ей расплатиться с отцом за все, что он причинил ей, — не важно, что это было.

Наверное, Кент прав насчет Мура. Но это не могло быть его мотивом совершить убийство. Скорее, наоборот. Кемпбелл была его протеже, защитой от генеральского гнева, самым удачным экспериментом. Этот мерзавец заслуживает смерти, но приговор должен быть вынесен справедливо.

— Где происходили ваши свидания? — спросил я Кента.

— Где придется. Чаще всего в каком-нибудь мотеле на автостраде. Но Энн была не против того, чтобы перепихнуться в своем кабинете или в моем...

— И у нее дома?

— Не часто. Кажется, я сказал вам неправду. Но она любила держать свой дом в неприкосновенности.

Либо Кент ничего не знал о комнате в цокольном этаже, либо не подозревал, что я знаю о ней. Если его изображение было на одной из тех непристойных фотографий, он не спешил поделиться этой информацией.

— Если убийцей окажется Мур, — говорил Кент, — вы завершите дело без особого ущерба для людей в Хадли и вообще для армии. Если же убил не Мур и вы станете искать новых подозреваемых, вам придется допросить множество людей на базе. С меня подозрения сняты, надо снять подозрения и с других, Пол. Как вы говорите, совершено убийство и вам наплевать на карьеры, репутации, порядок и дисциплину. Но подумайте о прессе: во что может вылиться вся эта история. Весь штаб воинской части и большинство старших офицеров развращены и скомпрометированы одной женщиной-офицером. Это отбрасывает армию на несколько десятилетий назад... Будем надеяться, что виноват все-таки Мур, и делу конец.

— Если вы намекаете, что Мур — наилучшая кандидатура на электрический стул, хотя он и не виновен, то я вынужден напомнить вам о вашей клятве, — промолвил я.

— Я просто хочу сказать, что не нужно копать там, где вы не обязаны копать. Если преступник Мур, не давайте ему тащить за собой других. Совершено убийство, а все остальное: измены, легкомысленные связи и другие неподобающие офицеру поступки — не имеет никакого значения. Так будет по закону. Не надо вести под трибунал всех.

Кент оказался не таким туповатым служакой, каким я знал его раньше. Удивительно, сколь находчивым и красноречивым становится человек, когда ему грозит развод, бесчестье, персональное дело. В армии по-прежнему строго смотрят на тех, кто неразборчив в связях и вязнет в них, а полковник Кент увяз глубоко. Иногда я останавливаюсь в священном трепете перед силой полового влечения. Сколько мужчин рискует служебным положением, состоянием, даже жизнью ради того, чтобы провести час между женскими коленями. Но если это колени Энн Кемпбелл... впрочем, вопрос этот спорный, очень спорный.

— Полковник, — обратился я к Кенту, — я действительно признателен вам за откровенность. Когда один человек говорит правду, другие следуют его примеру.

— Может быть, — ответил Кент. — Я буду признателен, если вы обойдетесь без упоминания моего имени.

— Постараюсь обойтись, но в конечном счете это не играет никакой роли.

— Да, не играет. Я человек конченый. — Кент пожал плечами. — Я понял это два года назад, когда спутался с ней, — сказал он и добавил почти весело: — У нее, очевидно, был составлен какой-то график обслуживания. Каждый раз, когда я говорил себе: хватит, сыт по горло, — она останавливалась у управления, предлагала выпить вместе и расслабиться.

— И вам ни разу не пришло в голову сказать «нет»? — спросила Синтия.

Кент в ответ улыбнулся:

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы мужчина сказал «нет», если вы попросили его переспать с вами?

Синтия была сбита с толку таким нахальством.

— Я ни о чем не прошу мужчин.

— А вы попробуйте, — напирал Кент. — Выберите любого женатого мужчину и попросите переспать с вами.

— Речь не обо мне, полковник! — холодно парировала Синтия.

— Хорошо, приношу свои извинения. Отвечаю на ваш вопрос: Энн не терпела отказа, кода дело касалось ее капризов. Не скажу, чтобы она прибегала к шантажу, но элемент принуждения в ее поведении присутствовал. Кроме того, она любила, когда ей делали дорогие подарки — хорошие духи, модную одежду, покупали авиабилеты. Сами по себе подарки ее не интересовали, но ей нравилось ставить своих ухажеров в затруднительное положение в смысле денег и времени. Я испытал это на себе, и другие наверняка подтвердят. Один из ее способов держать всех в узде... Энн попросила купить ей флакон каких-то особо изысканных духов, не помню, как они называются, и наколола меня на четыре сотни. Пришлось взять деньги в долг в кредитной кассе и целый месяц обедать в нашей столовке. — Он рассмеялся. — Боже, как я рад, что все кончилось.

— Ну, еще не совсем, — возразил я.

— Для меня кончилось.

— Будем надеяться, Билл... Приходилось ли вам из-за Кемпбелл использовать служебное положение?

— Приходилось, но так, по мелочам. Пропуска для ее знакомых, отмена штрафов, наложенных на нее за превышение скорости.

— Не согласен, полковник, это не мелочи.

— Я не оправдываю свое поведение.

Именно это ему предстояло сказать на заседании комиссии по его персональному делу, и это — лучшее и единственное, что он мог ответить: «Мне нет оправданий». Я гадал, как еще Энн компрометировала своих поклонников помимо связи: небольшая услуга здесь, особое разрешение там — кто узнает теперь, чего она хотела и получала. За двадцать лет службы, включая пятнадцать в Управлении по расследованию преступлений, я не сталкивался с моральным разложением такого масштаба на территории военной базы и не слышал о таком случае.

Синтия спросила Кента:

— Значит, генерал не мог положить конец ее выходкам и дистанцироваться от нее самой?

— Нет, иначе он выставил бы себя неумелым и безответственным начальником. Когда генерал понял, что его образцовая дочь с рекламного плаката переспала со всем его окружением, было уже поздно. Он мог исправить положение единственным способом: доложить в Пентагон обо всем случившемся, просить об отставке всего штабного состава, потом уйти в отставку самому... Кемпбелл не совершил бы крупной ошибки, если бы пустил себе пулю в лоб.

— Или убил бы ее, — добавила Синтия.

Кент пожал плечами:

— Может быть. Только не таким зверским способом.

— Хорошо, — сказал я. — У нас много подозреваемых, и вы будете одним из них.

— Готов. Да, я обжегся, но не так сильно, как некоторые другие. Кое-кто был по уши влюблен в Энн, одержим этой страстью и, естественно, безумно ревновал ее к другим. Так ревновал, что мог пойти на убийство. Взять того же молокососа Элби. Неделями ходил как в воду опущенный, когда она не замечала его. Допросите Мура, у него должен быть свой список подозреваемых — разумеется, если убийца не он сам.

Этот подлец все о ней знает, и если он скажет, что его информация не для всех, я суну ему в пасть пистолет и посоветую унести ее с собой в могилу.

— Я действую не так грубо, — сообщил я. — Пытаюсь всего лишь опечатать его кабинет, а потом добиться разрешения перетащить его сюда.

— Нечего с ним церемониться. Для чего у вас наручники? Ну ладно, теперь вы видите, почему я был против того, чтобы задействовать здешнюю группу УРП.

— Вижу. Кто-нибудь из них тоже повязан?

Кент ответил, немного подумав:

— Начальник группы, майор Боуз.

— Вы в этом уверены?

— Спросите у него сами. Он ведь один из ваших.

— Вы с ним ладите?

— Пытаемся.

— В чем проблема?

— В юрисдикции. Почему вы спрашиваете?

— Юрисдикция связана с уголовной деятельностью. Или вы имеете в виду что-то другое?

Кент поднял на меня глаза:

— М-м... У майора Боуза появились собственные замашки.

— Другими словами, он не хотел делиться.

Кент кивнул.

— Это наблюдалось и у других ее дружков, когда Кемпбелл их бросала... Что ни говори, женатые мужчины — свиньи, настоящие свиньи. Никому не доверяйте здесь, Пол.

— В том числе вам?

— В том числе мне. — Кент посмотрел на часы. — Все? Вы хотели что-то узнать у меня?

— Сейчас это уже не имеет значения.

— В таком случае еду домой. До семи утра я буду там, а потом на работе. Звоните, если что... А где я могу разыскать вас?

— Мы оба остановились в гостинице.

— Поеду, жена, наверное, не может дозвониться из Огайо. Еще подумает, что я у какой-нибудь женщины. Доброй ночи.

Когда Кент шел к выходу, мне подумалось, что походка у него стала не такой уверенной, чем когда он входил сюда.

— Просто не верится, — вздохнула Синтия. — Он на самом деле говорил, что Кемпбелл переспала почти со всеми старшими офицерами на этой базе?

— Говорил. Теперь мы знаем, кто эти люди на фотографиях.

— И знаем, почему в той комнате такая странная начинка.

— Список подозреваемых растет.

Вот оно как, думал я, полковник Кент, мистер Закон и Порядок, нарушил все правила, какие только можно нарушить. Зов пола завлек этого щепетильного чистюлю на оборотную сторону луны.

— Как ты думаешь, — спросил я Синтию, — Билл Кент мог пойти на убийство ради сохранения лица?

— Допускаю. Но, по-моему, он ясно дал понять, что его связь с Энн Кемпбелл не составляла ни для кого секрета и генерал только ждет удобного момента, чтобы разделаться с ним.

— Ну а если это из-за ревности?

— Он ведь намекнул, что связался с Энн Кемпбелл из спортивного интереса. Спать с женщиной, не питая к ней особых чувств, — дело обычное... — Я ждал, что Синтия скажет еще. — Однако не исключаю, что в нем заговорил собственник, следовательно, возникла ревность — одним словом, то, что он приписал Боузу. Как-никак Кент тоже полицейский, он читал те же руководства, что и мы, и понимает ход наших рассуждений.

— Да, и все-таки трудно поверить, что такой человек может испытывать страсть и ревность.

— Как сказать. Именно у холодных с виду людей горячее сердце. Мне знаком такой тип. Властность, консерватизм, неуклонное следование правилам — это защитные механизмы против собственных страстей. У них нет естественных ограничителей. И когда не срабатывают искусственные, они способны на что угодно.

— Кажется, мы слишком углубились в психологию.

— И все-таки не будем спускать глаз с полковника Кента, у него своя программа действий. Отличная от нашей.

Глава 19

Кэл Сивер сказал, что закончена обработка кабинета Энн Кемпбелл, точнее, того, что было ее кабинетом, поэтому я устроился на ее диване и, вставив кассету с видеозаписью одной из ее лекций по психологическим операциям, включил плейер. Вокруг меня тут и там трудились люди, изучающие микроскопические частицы, оставшиеся после смерти человека, то, что обычно называют сором, — волоски, волоконца, пыль, сальные и иные пятна на предметах.

Сами по себе волоски, волоконца и прочее — вещи безобидные, но если, к примеру, в буфете Энн Кемпбелл найдена бутылка виски с отпечатками пальцев, допустим, полковника Фаулера, то существуют два объяснения: либо Фаулер дал ей эту бутылку и она принесла ее домой, либо он был у нее в доме. Но если пальчики полковника обнаружены на водопроводном кране в ее ванной комнате, то это свидетельствует о том, что он действительно был в ее доме. Эксперты сличили новые отпечатки с теми, что у них были, но, кроме моих следов, Синтии, Энн Кемпбелл и полковника Кента, что тоже имеет двоякое объяснение, других совпадений пока не обнаружили. Потом они найдут отпечатки пальцев шефа полиции Ярдли, но опять-таки, поскольку он прикасался к вещам, у него есть объяснение. Они установят, что некоторые отпечатки принадлежат Муру, но это ничего не даст, поскольку он был ее начальником и соседом. Теперь у нас нет доступа в дом Энн Кемпбелл, и красноречивые свидетельства вроде следов на водопроводном кране найдет Ярдли, а не мы. Его люди обработают весь дом, и нежелательные следы, оставленные, например, его сыном, будут стерты.

Зная, кто бывал у нее дома, можно, конечно, дойти и до убийцы, но только путем длительного, изобилующего пробами и ошибками расследования. Выяснив, кто побывал в ее полуподземном будуаре, легко составить список фигурантов, которые вдруг поняли, что они потеряют, если не подчинятся ей. Но сейчас этот будуар для нас недоступен. Вдобавок и этот путь при всей своей живописности мог привести в тупик.