Этот путь для савана

Сейгель знал, что если он когда-нибудь оступится, то именно Феррари будет послан синдикатом, чтобы убить его. Попросить прислать сюда Феррари — это все равно, что просить Смерть нанести визит.

Сейгель с ужасом смотрел на Головича.

— Ты, должно быть, сошел с ума! — сказал он.

— Либо он, либо организация. Я не хотел приглашать его. Если бы я знал, что смогу сам со всем этим справиться, неужели ты воображаешь, я бы послал за ним?

Сейгель хотел что-то сказать, но в этот момент раздался стук в дверь. Он повернулся к ней. Глаза у него стали напряженными и испуганными.

— Войдите, — сказал Голович.

Показался Датч. У него было белое оцепенелое лицо человека, редко бывающего на солнце.

— Тут вас спрашивает какой-то тип, — сказал он Головичу. — Он говорит, что вы его ждете.

Голович побледнел и медленно кивнул головой.

— Хорошо. Впусти его.

Датч вопросительно посмотрел на Сейгеля, но тот отвернулся. Датч проковылял через комнату и открыл дверь, ведущую в соседний кабинет.

— Входите, — услышал Сейгель, как он пригласил кого-то.

Сейгель стоя ожидал его появления с бьющимся сердцем. Хотя он много раз слышал имя Феррари за время своей преступной жизни, но ни разу не видел ни его самого, ни его фотографии. Однако в его голове сложился его образ. Он представлял его огромным, неотесанным, мощным, грубым и свирепым. С такой репутацией, которую имел Феррари, можно было выглядеть, по мнению Сейгеля, лишь так. И когда Вито Феррари спокойно вошел в комнату, Сейгель был потрясен.

Феррари оказался на дюйм, или около того, ниже пяти футов, почти карлик, и, казалось, состоял только из кожи и костей. Черная визитка висела на нем так, будто ее повесили на проволочный манекен. Сейгеля сразу же поразила совершенно необычная манера передвигаться, присущая Феррари. Казалось, он скользит по паркету бесшумно и плавно, как призрак, а когда Сейгель взглянул в его лицо, оно снова напомнило ему призрак.

Лицо Феррари было клинообразным. У него был широкий лоб и узкий квадратный подбородок. Нос, крючковатый и слишком большой, почти доставал до рта, лишенного губ. Желтая кожа обтягивала скулы так плотно, что делала видимой структуру черепа и в целом голова напоминала голову мертвого человека. Его глазки были так глубоко спрятаны в глазницах, что были почти невидимы, но когда Сейгель внимательно присмотрелся, то ему показалось, что он глядит в неподвижные глаза воскового портрета.

Голович и Сейгель были так поражены неожиданной внешностью Феррари, что молча смотрели на него, неспособные произнести ни слова.

Феррари снял свою черную шляпу. Его темные густые волосы лишь слегка поседели на висках. Он положил шляпу на стул, а сам сел в кресло, где до этого сидел Сейгель.

— Мужчина и женщина, так я понял, — сказал он. У него был странный низкий голос, от которого у Сейгеля мурашки забегали по спине. Такой голос можно было услышать на спиритическом сеансе у медиума.

Голович поспешно взял себя в руки.

— Я очень рад, что вы здесь, — сказал он и тут же понял, что изливается напрасно. — Очень хорошо, что Большой Джо…

— Где они? — прервал его Феррари, сверля глазами. Голович поперхнулся и стал заикаться. Он беспомощно взглянул на Сейгеля.

— Вы имеете в виду тех двоих, о которых вы приехали позаботиться? — спросил Сейгель дрожащим голосом.

— А кого же еще? — нетерпеливо сказал Феррари. — Где они? Или вы не знаете?

— Они в охотничьем домике в Батчер-вуде, — поспешно ответил Голович, получивший только сегодня утром подробную информацию от Мак Кена. — У меня есть карта. — Он выбрал из ящика стола нужную папку, достал аккуратно составленный план и протянул его через стол Феррари.

Тот взял план, свернул его вчетверо и положил в карман, даже мельком не взглянув.

— Как бы вы хотели, чтобы я убил их?

— Это я оставляю полностью на ваше усмотрение, — поспешно сказал Голович, — но важно, чтобы казалось, что они умерли случайно.

— Когда они должны умереть? — спросил Феррари, продолжая сидеть.

— Не лучше ли сначала обсудить, как добраться до них? — предложил Голович, задетый наглым тоном убийцы. — Если бы все это было так просто, я бы за вами не посылал. Их охраняют днем и ночью. Никто не может подойти близко к домику незамеченным. Целое подразделение полиции с собаками и прожекторами охраняет все подступы. Шесть специально отобранных детективов и все прекрасные стрелки — по очереди охраняют этих двоих. Две женщины-детектива ни на минуту не расстаются с Фрэнси Колеман, даже когда она спит. Таким же образом два детектива охраняют Вайнера. Неважно, когда они умрут, гораздо важнее, как мы доберемся до них.

Феррари пробежал по носу костлявыми пальцами по всей его длине, рассматривая Головича, как ученый, который рассматривает неизвестный микроб.

— Я вас спросил, когда им нужно умереть? — повторил он вопрос.

Голович посмотрел на Сейгеля и пожал жирными плечами.

— Как можно быстрее, — резко ответил он.

— Очень хорошо. Когда я изучу карту и осмотрю местность, сообщу вам дату, — сказал Феррари, говоря по-английски медленно и старательно с заметным итальянским акцентом. — Вероятно, это будет через два дня.

— Это значит, что вы убьете их через два дня? — воскликнул Сейгель. — Это невозможно!

— Возможно, они оба не умрут через два дня, — сказал Феррари, — но один из них непременно умрет к этому времени. Они могли бы оба умереть через два дня, если бы вы не настаивали, чтобы их смерть выглядела случайной. Если два человека так быстро и одновременно умирают, получается невероятное совпадение. Вы совершенно уверены, что их смерть должна выглядеть случайной?

— Это весьма существенно, — сказал Голович, втайне радуясь, что сделал задачу Феррари более трудной. — Если газеты заподозрят, что они были убиты, то поднимется такой вой, что начнется расследование, а мы не можем этого позволить.

— Хорошо, — Феррари провел своей клещевидной рукой по волосам. — Очень хорошо, один из них исчезнет через два-три дня. Когда мы выполним первую работу, нам придется подумать, что делать с другим.

— Вы простите мне мой скептицизм, — сухо сказал Голович, — но мы здесь обсудили все пути и средства, как добраться до них, но решения найти не удалось. Вы же говорите так, будто работа эта уже сделана, а вы еще даже не изучили место действия.

Феррари снова пробежался пальцем по носу. Похоже, это было его привычкой.

— Но я специалист, — спокойно сказал он. — Вы — любители. Вы неверно подошли к этой работе. Вы смотрели на трудности. Вы сами себе говорили, что это невозможно. Вы сами нанесли себе поражение, а не ситуация заставила вас признать поражение. — Феррари откинулся назад, сцепив костлявые пальцы на колене. «Он смотрит, как никто другой в мире», — думал Сейгель, наблюдая за ним в каком-то состоянии болезненного восхищения.

— Я приступаю к работе уверенно. У меня не было неудач и я не собираюсь их терпеть. Мне приходилось выполнять более сложную работу, чем эта.

— Это очень серьезная работа, — сказал Сейгель, пытаясь поймать взгляд этих глубоко запавших глаз, которые казались дырами в мозг. — Вам сильно повезет, если вы доберетесь до одного из них, не говоря уже об обоих.

Феррари подался вперед и улыбнулся. Зубы у него были большие, желтые и испорченные. Он напоминал Сейгелю злобную лошадь, протягивающую морду, чтобы укусить.

— Удача не при чем, — сказал Феррари. — Если бы я рассчитывал на нее, я бы никогда и ничего не добился. Я говорю вам: они оба умрут. Я гарантирую это. Я не надеюсь, что вы поверите мне на слово. Ждите и смотрите. Не забывайте, что я уже вам сказал: когда я берусь за работу, я ее делаю! У меня не было провалов и никогда не будет!

Слушая его, Голович почувствовал, как стало уменьшаться то тошнотворное напряжение, которое он испытывал с того момента, как узнал, что девушка и Вайнер в руках Конрада.

У него вдруг появилось предчувствие, что этот маленький ужасный человек спасет его королевство.

Глава 7

— Входи, Пол, — сказал Форест, отодвигая бумаги, которые лежали перед ним. — Садись. Какие новости?

Конрад сел и, вытаскивая из пачки сигарету, сказал:

— Тактика, наконец, сработала. Вайнер заговорил. Форест кивнул.

— Я так и думал, что он заговорит. Это была рискованная игра, и мы выглядели бы довольно глупо, если бы он согласился выйти на свободу под залог. Мне почему-то верилось, что у него не хватит самообладания выйти в этот холодный жестокий мир. А как девушка?

Конрад нахмурился.

— Она по-прежнему клянется, что никого не видела в Тупике, но, по крайней мере, не просится больше домой. Я думаю, она понимает, что ей надо прятаться, пока все это немного не остынет.

— Мы вернемся к ней попозже, — сказал Форест, беря сигару. Сорвав кольцо, он продолжал:

— Что же рассказал Вайнер?

— Он признался, что преследовал мисс Колеман. Он сказал, что убить ее приказал Сейгель. Но больше я ничего не могу из него выжать.

— Другими словами, он рассказал тебе достаточно, чтобы ты его держал здесь и охранял от опасности, но не больше.

— Примерно так. Он говорит, что ничего не знает о Маурере, что он человек Сейгеля, и даже не знает, что тот работает на Маурера. Он лжет, конечно, и я надеюсь убедить его рассказать всю правду. Я думаю, нам сейчас нет смысла брать Сейгеля. Нам нужен Маурер, и если мы арестуем Сейгеля, то сами свернем с главного пути.

Форес кивнул.

— Надо будет связать Сейгеля с Маурером, если мы хотим хоть как-нибудь использовать показания Вайнера.

Конрад нахмурился и стряхнул пепел в стеклянную пепельницу, стоящую на столе Фореста.

— Мне никак не удается заставить Вайнера поверить, что он у нас в безопасности, — раздраженно сказал он. — Он абсолютно убежден, что рано или поздно организация доберется до него.

Если бы я смог убедить его, что они не смогут до него добраться, я думаю, он раскололся бы.

— А он в безопасности. Пол? — спокойно спросил Форест. Конрад кивнул.

— Да. Я принял все меры предосторожности. К охотничьему домику, где я их обоих поместил, невозможно даже приблизиться. Вот почему я выбрал это место. К нему ведет только одна дорога. Она проходит по такой местности, на которой негде укрыться. Единственным другим путем является подъем над пропастью по высокой отвесной скале, там и муха не смогла бы взобраться. Но я и там поставил людей на тот случай, если кто-нибудь все же попытается подняться при помощи веревок и другого альпинистского снаряжения. Мисс Колеман и Вайнер не остаются одни ни на мгновение. Пока они в этом домике, они — в достаточной безопасности.

— И все же Вайнер считает, что банда его уничтожит?

— Он ведь думает, что никто из когда-либо приговоренных членов банды не оставался в живых и рука Маурера настигает повсюду. Как только мне удастся разубедить его в этом, он даст нам всю необходимую информацию.

— Честно говоря, я его не осуждаю за страх, — серьезно сказал Форест. — У Маурера есть неприятная привычка убивать людей, которые слишком много разговаривают. Ты принял во внимание чисто человеческие слабости своих людей, Пол?

— Конечно, — ответил тот. — Я позаботился о том, чтобы отобрать самых проверенных. Никто не дежурит в одиночку. С каждым все время находится напарник. Все они подчиняются сержанту О'Брайену — вы его хорошо знаете. Ему я могу доверять, как самому себе.

— Конечно, — согласился Форест, — я знаю О'Брайена много лет. Он — первоклассный полицейский. А как насчет отпусков? Нет ли опасности, что эти люди смогут проникнуть туда, когда у охраны будет выходной день?

— У них нет выходных дней, — возразил Конрад. — Я их предупредил, что пока не закончится работа, выходных не будет. Лишь трое могут покидать домик: Ван Рош, О'Брайен и я. Этим двоим я доверяю как себе.

— Ну что же, похоже, ты держишь ситуацию под контролем. В субботу или в воскресенье я подъеду туда.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы туда приехали. Если бы мне только удалось убедить Вайнера, что он в безопасности!

— Может быть, он образумится. У нас есть немного времени. Следите за ним в оба. — Форест пододвинул стул так, чтобы можно было положить ногу на ногу. — А теперь расскажи мне о девушке.

— Она остается для меня загадкой, — ответил Конрад. — Черт меня побери, если я знаю, что с ней делать.

Форест, который не упускал ничего, был удивлен унылым тоном Конрада. Он быстро взглянул в его лицо и поразился его выражению. Встревоженный, он отвел взгляд. Почему вдруг изменился тон голоса Конрада, едва он заговорил о девушке? Большой судейский опыт научил его подозревать в любом случае связь между мужчиной и женщиной. Возможно и здесь что-то есть?

— Что ты имеешь в виду, Пол? — мягко спросил он. Конрад пожал плечами.

— Я абсолютно убежден, что она видела Маурера в Тупике. Почему она не признает этого? В конце концов своим молчанием она превращает себя в соучастницу преступления.

— Ты ей об этом напоминал?

Конрад поднял глаза и отвел взгляд от вопрошающего взгляда прокурора.

— Пока нет. Я думал, что это прозвучит так, будто я ей угрожаю. А она не из тех, кому можно пригрозить.

— Но все-таки ей нужно об этом сказать. Если у нас появится другое свидетельство того, что она видела Маурера и не признается в этом, ее молчание будет наказуемым.

— Я знаю, но я еще немного подожду, если вы не возражаете, — сказал Конрад. — Я все еще надеюсь, что смогу убедить ее заговорить. С момента встречи с Головичем она стала более контактной.

— Правда? В чем это выражается?

— Ну, она стала более дружелюбно относиться к нам, утратила свою заносчивость. Я думаю, что она постепенно приходит в себя.

Форест бесцельно передвинул стеклянное пресс-папье. Лицо его было бесстрастно. Унылый вид Конрада начинал его всерьез беспокоить.

— Мы же не можем держать ее вечно, — сказал он. — Ты понимаешь это?

— Да. В этом-то и кроется все дело. Единственная возможность для нее быть в действительности в безопасности, это признаться в том, что она видела Маурера. Тогда мы сможем взять его. А пока Маурер на свободе, она будет в безопасности только под нашей защитой.

— А она понимает это? Конрад пожал плечами.

— Думаю, да. Я ей довольно часто об этом говорил. — Он наклонился вперед и погасил сигарету. Довольно долго он смотрел на ковер. Форест украдкой наблюдал за ним. Наконец Конрад сказал:

— Но есть еще один вопрос, к которому я не знаю как подступиться. Может быть вы мне что-нибудь посоветуете?

— Ну, выкладывай, что там еще?

— Мне кажется, эти двое понравились друг другу. Скажу больше, я думаю, они влюблены.

— Какие двое? — резко спросил Форест.

Конрад беспомощно заерзал, выражение его лица стало еще мрачнее.

— Мисс Колеман и Вайнер.

— Влюблены друг в друга? — повторил пораженный Форест. — Да когда они успели? Конрад поднял глаза.

— Как люди вообще влюбляются? — спросил он спокойно. — Это одна из вещей, которая не может быть объяснима. Двое встречаются и затем что-то происходит.

— Ты уверен в этом?

— Почти уверен. Мисс Колеман вчера просила у меня разрешения поговорить с Вайнером. Пока мы не разрешали им встречаться, но мисс Филдинг, которая присматривает за девушкой, сказала, что мисс Колеман всегда наблюдает в окно за Вайнером, когда он выходит на прогулку во дворике, а от его охраны я слышал, что он тоже с нее глаз не сводит, когда она гуляет.

— Но это совсем не означает, что они влюблены друг в друга, — немного нетерпеливо сказал Форест. Конрад опять пожал плечами.

— Достаточно услышать, как они говорят друг о друге, чтобы понять, что они чувствуют. — Он вдруг вскочил и заходил по комнате. — Невероятно, как такая хорошенькая девушка могла влюбиться в такого крысенка, как Вайнер. В нем, ничего нет, и еще это жуткое родимое пятно. Оно изуродовало всю его жизнь. Я совершенно не понимаю, как она может испытывать какое-то чувство к такому человеку. Невероятно!

Форест поднял брови. «Неужели Конрад влюбился в эту девушку? — спросил он себя. — Он ведет себя как отвергнутый поклонник. Нет, не может быть». Форест был знаком с Дженни и был поражен ее красотой. Он подумал, что Конраду чертовски повезло, что он женился на такой веселой и обаятельной девушке.

— Может быть как раз из-за его прошлого и родимого пятна, — спокойно сказал он вслух. — Девушки — странные существа.

— Я тоже так подумал.

— Но какая во всем этом проблема. Пол? Какое нам дело до того, влюблены они или нет?

— Да, но позволять им встречаться или нет? Мисс Колеман спросила меня, нельзя ли ей совершить прогулку вместе с Вайнером.

— Я бы не разрешал. А ты как считаешь? Конрад продолжал мерить комнату шагами, — Все это не так просто, — сказал он медленно. — Мы не должны терять из виду главную цель. Мы хотим убедить девушку дать против Маурера показания. Если мы позволим ей разговаривать с Вайнером, есть шанс, что он заговорит о себе. Вполне возможно, что он даже может заговорить с ней о Маурере. Она обязательно захочет узнать, почему именно ему поручили ее убить.

Чтобы оправдать себя в ее глазах, он может рискнуть доверить ей какой-нибудь секрет организации. А это может привести к неожиданному результату. До сих пор она не верит ни одному моему слову. Она воображает, что я заинтересован лишь в том, чтобы заставить ее дать показания, и что я намеренно расписываю разные ужасы, чтобы повлиять на нее. Если же что-то дойдет до нее от Вайнера, может быть, тогда она поймет, в чем заключается ее дело. Я не знаю. Это весьма спорно, но я склоняюсь к тому, чтобы позволить им встречаться и разговаривать.

— Да, в этом что-то есть. Но, предположим, она станет еще упрямее? Он может ее убедить и дальше хранить молчание. Ты подумал об этом?

— Тогда она не выполнит своей задачи. Но, по крайней мере, она услышит от него самого то, что знает. Я ей уже рассказывал, что он согласился выполнить приказ убить ее.

— Ну, хорошо. Нам все равно нужно что-нибудь предпринимать. Мы не можем ее больше задерживать. Позволь им встречаться, но чтобы они были под постоянным наблюдением. Ни в коем случае нельзя им позволить удаляться вместе. Охрана должна быть на таком расстоянии, которое не позволяло бы слышать, о чем они говорят, но видеть их они должны постоянно.

— Хорошо, — сказал Конрад. — Ну, я думаю, это все. Я лучше вернусь назад.

— Есть еще один вопрос, который нам следует решить, — сказал Форест. — Почему эта девушка, если она действительно видела Маурера, не признается в этом. Вот это нужно выяснить, Пол.

— Причина очевидна: она боится Маурера. Форест покачал головой.

— Сомневаюсь. Девушка такого типа может знать о Маурере только то, что прочла в газетах. Конечно, его репутация чертовски плоха, но люди, которые узнают о репутации из газет, обычно не бывают по-настоящему убеждены, что он действительно так опасен, как их пытаются уверить газеты. Есть что-то более важное, чем страх, что заставляет ее молчать. Тебе не приходило в голову, что у нее могли быть собственные грешки и что она боится, как бы адвокаты Маурера не напомнили о них на суде?

— Не слишком ли это искусственный аргумент? — резко спросил Конрад.

Форест осторожно стряхнул пепел с сигары.

— Может быть и так, но мы ничего не знаем о ней. Что-то может быть. Может быть, она убежала из дома или, может быть, у нее есть муж, который ее разыскивает. Если она даст показания против Маурера, ее фотография появится по первых полосах всех газет страны. Возможно, она хочет избежать такой рекламы по личным мотивам и потому только молчит. Я думаю, что стоит покопаться в ее биографии.

— Да, возможно, это следует сделать, — вяло согласился Конрад.

Форест был теперь почти уверен, что девушка произвела большое впечатление на Конрада, и это открытие сильно удивило его. Как Конрад мог влюбиться в нее? — спрашивал он себя.

— Хорошо, значит копнем немного, — констатировал он. — Займешься этим сам, или предпочитаешь оставаться в домике? Конрад не колебался.

— Останусь в домике. Самое важное — обеспечить ее безопасность. Ответственность лежит на мне, и я должен быть там. Я пришлю Ван Роша. Он сможет сделать это здесь.

Теперь у Фореста уже не осталось никаких сомнений в том, что Конрад влюбился в Фрэнсис Колеман.

Он положил руки на стол и строго посмотрел в лицо Конрада.

— Что ты думаешь об этой девушке, Пол? Я имею в виду, как мужчина?

Конрад посмотрел на Фореста.

— При чем тут это? Какое имеет значение, что я думаю о ней? Смущенный прямым взглядом Конрада, Форест пожал своими мощными плечами.

— Да, ты совершенно прав. — Он погасил сигарету. — Мне не следовало спрашивать об этом. Ладно, вернемся к работе. Дашь мне знать, как будут развиваться события.

— Слушаюсь, — ответил Конрад и направился к двери. Когда он вышел, Форест мрачно уставился на бумаги на своем столе. Некоторое время он думал. Затем вдруг хмыкнул и решительно потянулся к пачке бумаг, ждущих его внимания.

Сержант О'Брайен сидел у кроватки и смотрел на сына. Его обычно гранитоподобное лицо было более мягким, что делало его моложе, в глазах был огонек, которого никогда не видели его коллеги, или его клиенты.

— Пора спать, малыш, — сказал он, — не то нам нагорит, когда твоя мать вернется домой.

Его сынишка, конопатый мальчишка лет семи, широко и открыто улыбнулся отцу.

— А ты мне расскажешь, как ты схватил Маленького Цезаря? — с надеждой поинтересовался он. — Это недолго, а маме мы не скажем.

О'Брайен сделал вид, что шокирован. Сын был самым дорогим для него в жизни. Мгновение он колебался между желанием рассказать старую историю еще раз, но было уже девять часов, а он пообещал жене, что ребенок будет спать в постели в восемь часов.

— Нельзя, сын, — сказал он серьезно. Не будем торговаться. Ты сказал, что будешь удовлетворен, если я расскажу тебе о Мингле. Уже поздно. Я расскажу о Маленьком Цезаре в следующий раз, когда будет время.

— Точно? — серьезно спросил сын.

— Да, а теперь спать. Если что-нибудь захочешь, позвонишь.

Но напрасно не звони.

— О'кей, папа, — сказал сын, смиряясь с неизбежным. Он уже научился, что спорить с отцом бесполезно. — До утра.

— Благослови Бог, сын.

— Благослови Бог, папа.

О'Брайен выключил свет и спустился вниз по лестнице в холл. В маленьком домике было тихо. Жена с матерью ушли в кино и вернутся только через час. Вымыть посуду, оставшуюся после ужина, или посмотреть матч по боксу? — подумал он. После непродолжительной борьбы с совестью победил бокс.

Он открыл дверь в гостиную и остановился, нахмурившись. Не забыл ли он, уходя, погасить свет? Он всегда заботился об этом. Но все-таки он вошел в комнату и закрыл дверь. Едва сделал три шага по направлению к телевизору и вдруг замер, почувствовав тревогу.

Он считался человеком со стальными нервами, но, несмотря на всю его смелость, сердце его учащенно забилось, когда он увидел маленькую фигурку в черном, сидящую в кресле.

Фигурка была в тени, и сначала О'Брайену показалось, что это ребенок, но затем он заметил ноги в черных замшевых башмаках, которые несколько дюймов не доставали до пола, и тощие голени с костлявыми щиколотками. В них было что-то взрослое и они не могли принадлежать ребенку.

Он вздрогнул, будто встретил привидение. Волосы на затылке зашевелились. Ему удалось взять себя в руки, и он сделал пару шагов вперед.

— Какого черта?… — зарычал было он, но резко прервался, когда блестящее дуло 38 калибра нацелилось на него.

— Хэлло, сержант, — сказал хриплый голос. — Сожалею, что пришлось напугать вас. Не совершайте необдуманных поступков. На таком расстоянии я вряд ли промахнусь.

О'Брайен почувствовал, как по лицу потек пот. Этот хриплый угрожающий голос мог принадлежать только одному человеку на свете. Много лет назад, когда О'Брайен служил полицейским патрульным в Нью-Йорке, он столкнулся однажды с Вито Феррари, и эту встречу запомнил навсегда. Иногда он даже видел Феррари во сне.

Он всмотрелся в кресло. Феррари поднял голову так, чтобы свет торшера осветил его лицо. Двое мужчин напряженно смотрели друг на друга.

— Я вижу, вы помните меня, сержант, — сказал Феррари.

— Что вы здесь делаете? — спросил О'Брайен, не трогаясь с места. Он знал, как смертельно опасен Феррари, и его первой мыслью было, что тот пришел убить его. Он не знал почему, но исполнитель синдиката никогда не наносил пустых визитов. Он наносил только деловые визиты.

— Садитесь, сержант, — сказал Феррари, указывая на кресло напротив, — я хочу с вами поговорить.

Тот сел. Он был рад приглашению, так как чувствовал, что ноги начинают сдавать. Он подумал о сынишке, спящем наверху, о жене, которая должна через час вернуться. Впервые за всю свою карьеру он понял, что работа полицейского может таить опасность не только для него самого, но и для семьи.

— Что вы делаете в Пасифик-Сити? — спросил он, стараясь, чтобы Феррари не заметил его страха. — Это же вне вашей сферы деятельности?

Феррари спрятал пистолет в плечевую кобуру под пиджаком. Но это не давало О'Брайену никакой надежды. Он знал, что Феррари успеет достать пистолет и убить его, прежде чем он сдвинется из кресла на несколько дюймов.

— Да, это вне сферы моей обычной деятельности, но я здесь по делу. Я приехал за Вайнером, — мягко сказал Феррари. Положив ногу на ногу, он покачивал крошечным ботинком.

О'Брайен встряхнулся и на какой-то момент опешил. Ему следовало сразу же подумать о Вайнере, когда он увидел Феррари.

— Тогда вам не повезло, — сказал он. — Вайнер недостижим.

— Недостижимых людей не бывает, — возразил Феррари. — Только наивные люди так думают. Лучше подскажите мне, как добраться до него.

О'Брайену была хорошо известна репутация Феррари. Он знал, что тот никогда не делал заявления, если не в состоянии был выполнить его.

— Какие основания у вас думать, что я собираюсь вам об этом рассказывать?

— А какие основания у вас думать, что вы мне этого не расскажете?

О'Брайен уставился на него, чувствуя, как меняется в лице. Его большие руки сжались в кулаки.

— Как поживает ваш сынишка, сержант? — продолжал Феррари. — Я видел его сегодня утром. Хороший мальчик.

О'Брайен не ответил. Он чувствовал, что попал в западню. Он хорошо понимал, к чему клонит Феррари.

— Так будем говорить о Вайнере или нет? — спросил Феррари после затянувшейся паузы. — Не хотите ли вы нарисовать мне план, сержант?

— На этот раз вам не справиться, — хрипло ответил он. — И вы будете сумасшедшим, если попытаетесь. Феррари пожал тощими плечами.

— Бросьте эту чепуху, — резко бросил он. — Когда Вайнер принимает вечернюю ванну?

— В десять часов, — машинально ответил О'Брайен и тут же спохватился:

— От кого вам известно, что он принимает вечером ванну?

— Я всегда изучаю прошлые привычки своих клиентов. Именно знание таких мелочей, как ежевечерняя ванна, облегчает мою работу. В ванной комнате он один или вместе с охраной?

О'Брайен колебался, но недолго. Ему пригрозили худшим, чем его собственная смерть.

— Один.

— Опишите ванную комнату, пожалуйста..

— Такая же, как и любая другая. Она на втором этаже. В ней есть маленькое окошко с решеткой. Душ, шкафчик, ванна и туалет.

— Душ за занавеской?

— Вы попусту теряете время, Феррари. Не обманывайте сами себя. Вам не удастся попасть туда. Мышь и та не проскользнет туда незамеченной.

Феррари скривил губы в насмешливой улыбке.

— Я смогу проникнуть. Я уже осмотрел эти места. Ничего там страшного нет. Сегодня утром я уже все обошел.

— Вы лжете! — воскликнул потрясенный О'Брайен.

— Вы так думаете? О'кей, пусть я вру, — Феррари провел костлявым пальцем по всей длине носа. — Перед тем, как Вайнер принимает ванну, комната обыскивается?

— Конечно.

— Кто ее обыскивает?

— Тот, кто дежурит в ту ночь.

— Когда вы дежурите, сержант?

О'Брайен глубоко вздохнул:

— Завтра вечером.

— Я надеялся на это. Теперь слушайте внимательно: вот что вы сделаете. Когда Вайнер приготовится принять ванну, проведите обычный осмотр, но поосторожнее заглядывайте в душ. Именно там я и буду. Понятно?

О'Брайен вытер вспотевшее лицо платком.

— Вы сами не понимаете, что говорите. Вы не сможете проникнуть туда. Я не верю, что вы там были! Дорогу охраняют так тщательно, что кошка не пройдет незамеченной.

— А я и не ходил по дороге, — возразил Феррари. — Я поднялся по скале.

— Вы лжете! Никто не сможет подняться по этой скале без веревок и снаряжения.

Феррари улыбнулся.

— Вы забываете о моем таланте альпиниста. И тут О'Брайен вспомнил, что ему говорили, будто родители Феррари были акробатами и готовили его для выступлений в цирке. Много лет назад он зарабатывал кучу денег аттракционом «человек-муха», публично демонстрируя трудные и опасные восхождения. Он однажды остановил движение по Бродвею, когда поднялся по стене небоскреба в целях рекламы.

— Я буду там, сержант, — продолжал Феррари. — Не сомневайтесь в этом. Так я могу на вас положиться?

О'Брайен собрался было что-то сказать, но так и не сказал.

— Колеблетесь? — мягко спросил Феррари. — Я удивлен. В конце концов, кто такой Вайнер? Дешевый, ненадежный негодяй. Вы же не станете рисковать жизнью вашего прелестного сынишки ради такого подлеца, как он?

— Оставьте моего сына в покое, — хрипло сказал О'Брайен.

— С удовольствием, но я должен быть уверен, что могу положиться на вас. Вы знаете, сержант, что я никогда не блефую? Или его жизнь, или Вайнера. Выбирайте сами.

О'Брайен беспомощно смотрел на этого ужасного человечка. Если он сказал: либо его сына, либо жизнь Вайнера — так и будет.

Он так же знал, что ничего не сможет сделать, чтобы помешать Феррари убить его сына или убить Вайнера. Он знал, что Феррари не даст ему шанса убить себя: он был искуснее и быстрее сержанта. Феррари никогда попусту никому не грозил. Не было оснований предполагать, что на этот раз это пустая угроза.