Владигор

— Ты не ответил на мой вопрос, Чуча. А он к тебе, между прочим, не единственный. Еще третьего дня Ждан тебя послал ватагу разыскивать. Где плутал столько времени? Для чего теперь о моих планах допытываешься? Если не знал, что в Ладейной роще стоим, почему туда путь держал?

Чуча потупил взор. Нечего возразить, прав князь. Вздохнув, он тихо ответил:

— Не гневайся, Владигор. Виноват, что не сразу кинулся поручение Ждана выполнять. Однако, поверь, у меня на то весомая причина была. Потерпи, все тебе сегодня же поведаю, но чуть позже, когда в лагерь придем. Хочу кое-что уточнить, чтобы ошибку не сделать…

Владигор внимательно посмотрел на коротышку, будто в первый раз его увидел. С чего вдруг подземель-щик темнить начал? Чувствовал князь, что за таким поведением Чучи кроется нечто важное.

— Ладно, — сказал он. — Пусть будет по-твоему. Вскочив в седло, Владигор помог оруженосцу примоститься за своей спиной и направил Лиходея скорым шагом к тайному убежищу мятежной ватаги.

По дороге он неожиданно для себя сообразил, что вообще-то Чуча уже не впервые скрытничает. Никогда не рассказывал, например, о своем семействе. Из каких он подземелыциков? Чем раньше занимался? Где жил? Как в плен угодил к наместнику Мизе? Даже сколько лет ему Владигор не знал точно.

Конечно, в мятежной ватаге многие предпочитали не распинаться о своем прежнем житье-бытье. Не хочет человек душу открывать — его право. Никто лишних вопросов задавать не станет. А какое дело Владигору до того, чем промышлял Чуча до того, как стал княжеским оруженосцем? Верно, никакого.

Но все же один вопрос ему давно уже — с первой встречи на борейской ладье — хотелось задать подзе-мелыцику: как получилось, что князь Светозор на такого вот коротышку свою могучую десницу поднял? За какие прегрешения ему нос поломал?

— Послушай, Чуча, — не поворачивая головы, сказал Владигор. — Я вот все тебя спросить хотел: перебитый нос запахи различает?

— За других, князь, не скажу, а мой хорошую бражку за версту учует, — ответил подземелыцик. Потом, хмыкнув, продолжил: — Мой нос, кстати, и всякие околичности распознавать умеет. У тебя же на уме совсем другое было — про то хотел узнать, за что мне твой отец морду бил, верно?

— Ну, извини, — смутился Владигор. — Если не хочешь…

— Да тут и рассказывать особенно нечего. Я тогда юнцом был, к тому же задиристым и глупым… В предгорьях, как раз там, где нынче беглецы от Климоги скрываются, есть тихое лесное озерцо. Однажды мимо него проезжали по каким-то своим делам князь Светозор и княгиня Василиса. День был жаркий, княгиня с двумя подружками искупаться надумала. Князь, само собой, на всякий случай и от нескромных глаз выставил заслоны в лесу. Да разве от подземелыциков сокроешься? Мы с дружками поблизости проходили, веселые женские голоса услыхали, ну и сунулись поглазеть на их прелести. Заодно одежонку, которая побогаче, для наших девиц прихватить. Вот на платьях-то и попались. Женщины : нас увидали, визг подняли, бежать надо бы, да мы нежданную добычу не захотели бросить. Ну, я и решил стражников отвлечь, пока мои дружки с бабьей одежкой в тайный ход не спрячутся. Твой отец, как назло, резвее стражников оказался.

Чуча вздохнул, будто заново переживал события многолетней давности. Владигор с интересом ждал продолжения, и даже Лиходея чуть попридержал, чтобы успеть выслушать рассказ Чучи до того, как они в лагерь приедут.

— Но самую большую глупость сделал, когда, завидев князя, стал его дразнить, рожи ему разные строить. В нашем семействе не очень-то синегорских князей любили, а почему — уже никто не помнит. Вот мне шлея под хвост и попала… Он сперва ошалел от такой наглости, а потом — я и не заметил, как у него это получилось, — вдруг за моей спиной оказался. Схватил за шкирку, встряхнул хорошенько, чуть из меня дух не вышиб, и пригрозил: если, мол, в один миг женские платья здесь не появятся, то могу прощаться с жизнью. Что поделаешь? Свистнул я погромче — дружки тут же добычу нашу через кустики перебросили. Мне бы, конечно, повиниться и бежать подобру-поздорову, так нет, зло на князя разобрало! Он только меня на землю поставил, как я его — цап зубами за палец, будто волчонок дикий. Вот тогда он и звезданул мне с левой руки промеж глаз! Так звезданул, что я, наверно, десять аршин пролетел, пока в сосну не врезался…

Владигор, представив себе эту картину, невольно улыбнулся.

— Ну да, теперь-то мне и самому смешно, — сказал Чуча, хотя, сидя за спиной Владигора, никак не мог видеть его улыбки. — А тогда не знал прямо, куда деваться от стыда перед своими родичами. Ты, князь, уж будь любезен, не рассказывай больше никому про такое мое знакомство с твоим батюшкой, ладно?

— Не беспокойся, дружище, — заверил его Влади-гор. — Никто ничего не узнает. Ведь и отец про это ни разу словом не обмолвился, зачем же я буду?

— И верно, зачем? — быстро согласился Чуча. И Владигор расслышал в его голосе явное облегчение.

К тому времени, когда они добрались на место, ночь уже полностью вступила в свои права. Желтая краюха луны и рассыпанное по черному полотну небес крупное крошево звезд озаряли Ладейную рощу блеклым, неуверенным светом. Миновав редкий подлесок, они вошли в густую темень дубовых крон и только здесь услышали тихий оклик караульного:

— Ну-ка, стой! Кто такие?

Владигор не успел ответить, за него это сделал кто-то другой:

— Не видишь разве? Князь и его оруженосец.

— Прости, князь, в темноте не признал. Мы уж тут беспокоиться начали…

— Да и я вот обеспокоился было, — хмыкнув, произнес Владигор, — почему это караульные пришлого всадника беспрепятственно подпускают к самой ватаге?

Стоящий сзади невидимый воин негромко рассмеялся:

— Не приметил, значит? А мы, князь, за тобой с четверть версты идем — от высохшего ручья. Там Горбач велел крайний заслон выставить.

— Что ж, за наши тылы я могу не волноваться, никто не проскользнет, — искренне похвалил он караульных. — Теперь покажите, где Ждан и Горбач расположились.

— В шатре дожидаются… Угор, проводи князя. Княжеский шатер был поставлен возле огромного валуна, издавна ладорскими жителями прозванного Великаном. Спешившись, Владигор передал повод Лиходея оруженосцу и подошел к Великану. Он грустно погладил ладонью его седой и чуть влажный от недавней росы мох.

— Извини, старик, — произнес одними губами. — Утром некогда было заглянуть к тебе, поздороваться.

Небось друзья твои, дубы вековые, рассказали уже, какое злодеяние у крепостных ворот сотворили Черный колдун и Климога… Так что сам понимаешь — нет сейчас времени ни для беседы, ни для добрых воспоминаний. В хорошие дни свидимся — поговорим, а пока прости.

Сколько раз они с Любавой забирались по его северному, пологому склону на самое «темечко» Великана, усаживались рядышком, плечо к плечу, и маленький Владий слушал неторопливые рассказы сестры о великом и славном Синегорском княжестве… Небесные боги, как давно это было! И никогда уже не вернется то счастливое, безмятежное время…

К Владигор, спрятав печаль в глубине сердца, направился к своему шатру. Откинув полог, он вошел внутрь. Лицо его вмиг осветилось радостью — рядом с Горбачом и Жданом, потягивая медовуху из большой деревянной кружки, сидел Филимон.

— Филька, вот здорово! Какими судьбами, откуда?. Ты ведь еще позавчера у Фотия был, конец-то не близкий!..

— Позавчера столовался у Фотия, вчера — дома, нынче — здесь. Служба такая, князь. А вот где ты пропадал, почему гостя ждать заставил?

— И у меня, друг, такая служба, — отшутился Владигор. — Хожу-брожу, осматриваю да обдумываю. — Затем спросил всерьез: — С чем прибыл? С вестями или так, проведать?

— У меня вести короткие, князь. Дружина Фотия к Замостью вышла, со дня на день возьмет город. А значит, отрежет путь на Ладор приграничному войску Гурия. Да Гурий, кстати, и не спешит. Пока даже из Селоча не выехал. То ли выжидает, чья сторона верх возьмет, то ли обиду затаил на Климогу и хочет чужими руками с ним расплатиться, то ли просто побаивается большого сражения, поскольку воевода из него никудышный.

— Добрые вести. Однако по тебе вижу, что есть и похуже.

— Их-то мы втроем и обсуждали сейчас. Из Комара к стенам Удока вчера подошли две или три сотни борейцев. Попытались штурмом взять, но Савва крепко держится, не дрогнул. С востока борейцам его не обойти: места болотистые, гиблые, Заморочный лес опять же. А вот на правом берегу Звонки помехи им не будет. Там хоть и густой лес, но чистый. Обойдут крепость и вскоре сюда заявятся.

— Как скоро их ждать?

— Пока трудно сказать что-то определенное. Многое зависит от того, будут ли они дожидаться пяти сотен, которые из Мозыни плывут. Мозыньские не решились идти лесными дорогами, поэтому подзадержались. Но дня через три, думаю, уже выгребут к Звонке.

Владигор склонился над картой, развернутой прямо на шатровом ковре, глубоко задумался. Все молчали, хорошо понимая, что добавить к сказанному нечего. Положение складывалось очень тяжелое. Теперь все зависит от молодого князя: как он решит, так и будет. Крепость ли штурмовать, уходить ли в Синие горы, пробиваться ли в Замостье, к дружине Фотия… Ватага верит ему, любой приказ исполнить готова — и на бой пойдет за ним, и на смерть.

Гнетущая тишина неожиданно была прервана долетевшими снаружи возбужденными голосами. Откинулся полог, и в шатер заглянул Чуча.

— Прости, князь, что тревожу тебя, но дело не терпит отлагательства: тут на караульных один человек вышел, говорит. — что перебежчик из крепости, тебя разыскивал.

— Что еще говорит?

— Он из дружинной сотни, Климоге служил. Теперь, дескать, его сотоварищи готовы поддержать молодого князя. Ждут сигнала, когда ворота для нас открыть…

Все, кто был рядом с Владигором, переглянулись. Морщины на озабоченных лицах расправились, глаза заблестели.

— Ну, князь, воистину Перун тебе покровительствует, — воскликнул Горбач. — Пришла подмога откуда не ждали!

— Ты в этом уверен? — хмуро спросил Владигор. И приказал оруженосцу: — Давай-ка сюда этого перевертыша, покалякаем.

В шатер ввели кряжистого, невысокого мужика, облаченного в добротные полотняные штаны и кожаную подкольчужную рубаху. На плетеном ремне висели пустые ножны, под глазом виднелась свежая ссадина. Похоже, караульные и дружинник не сразу поладили.

Он цепко оглядел присутствующих и быстро распознал среди них Владигора. Поклонился в пояс, учтиво произнес:

— Здоровья и долгих лет тебе, молодой князь.

— И ты здоров будь, незнакомец. Что привело тебя среди ночи в эти края?

— Войско твое искал, — ответил дружинник. Но продолжать не стал, намекая на лишние уши. Владигор кивнул караульным — мол, спасибо за службу, дальше сам разберусь. Двое вышли, а третий — Чуча — сделал вид, что к нему это не относится. Присел у входа, скрестив ноги, на всякий случай вытащил нож из-за пояса…

Дружинник начал рассказывать. Про ночное пиршество, устроенное Климогой для сотни; про то, что Рогня выведал у телохранителя Ареса; про скрытое недовольство дружинников и готовность многих из них перейти на сторону мятежников.

Его рассказ произвел должное впечатление на Горбача и Ждана. Филимон никак не проявил своего отношения, будто все это вообще его не интересовало. А Владигор по-прежнему хмурил брови.

— Лет десять назад я уже слышал про молодого дружинника по имени Рогня, — прервал он рассказчика. — Его отец, кажется, был у Светозора в дружине.

— Верно, князь, — не без удивления подтвердил перебежчик. — Отец его погиб на Щуцком озере, где Светозор айгурские орды в хвост и в гриву разделал.

Ну а сейчас Рогня — помощник дружинного сотника, крепкий вояка, смекалистый. Он и послал меня твою дружину искать.

— А про то, как вместе с Гудимом старейшину Прокла по-зверски жизни лишил, никогда Рогня не хвастался? — с неожиданной злостью спросил Владигор.

— Об этих делах не ведаю, — растерялся дружинник. Понурив голову, добавил негромко, то ли спрашивая, то ли оправдываясь: — Кто из нас без греха…

— Значит, можно кровавые злодеяния назвать грехами, на том успокоиться и забыть? Припекло у одного владыки — перебежать к другому? О том, что нечисти служили верой и правдой, говорить «не ведаю» — и тем совесть свою ублажать?!

Твердая рука Ждана сдавила его плечо, останавливая поток сердитых, обвиняющих фраз. Владигор и сам понимал, что не надо бы сейчас горячиться, однако детские, щемящие воспоминания бередили душу. Видать, не зарубцевались давние раны, тронешь — выступит кровь…

Князь махнул рукой и отошел в сторону, предоставляя возможность Ждану и Горбачу самим досконально расспросить перебежчика. Тут же к нему приблизился Чуча, что-то зашептал на ухо. Владигор внимательно выслушал его, согласно кивнул, а затем оба вышли из шатра. Недоумевающий Ждан хотел было проследовать за ними, но Филимон жестом успокоил его — продолжай беседу, приятель, князь сам во всем разберется.

— Ну, хватит уже в загадки играть, — устало произнес Владигор, когда они с Чучей подошли к темнеющей в ночи громаде Великана. — Говори, что случилось?

Он и в самом деле устал — слишком много всего навалилось, за год не разгребешь, а решать нужно без промедления, иначе будет поздно.

— Помнишь, рассказывал тебе о междоусобице подземелыциков, о том, как семейство железняков, почти под корень изничтоженное, в чужие края подалось покоя искать? Не все тебе открыл, князь, уж прости. Не знал тебя толком, мало ли что…

— Ясно, — вздохнул Владигор. — Но какое отношение к сегодняшним моим заботам имеет давнишняя история твоих родичей?

— Да самое прямое! — вспылил Чуча. — Сначала выслушай, потом суди! Смотрю, все вы здесь раздражительными стали, как бабы на сносях. Слова не скажи — в куски порубят!..

— А ты чем лучше других? — усмехнулся Владигор, выслушав отповедь своего оруженосца. — Тоже злишься по любому поводу… Ладно, давай-ка ближе к делу.

— О чем и толкую. Короче, я давно знал, где железняки обосновались. Не слишком далеко отсюда — в том ущелье, где Звонка путь себе проложила к предгорному лесу. Вот туда и направился, прежде чем ватагу разыскивать. Были на сей счет у меня некоторые соображения… Я оказался прав: железняки знали тайный ход в княжеский дворец. И подсказали мне, где он начинается! !

— Ну-ну. — Владигор озадаченно почесал затылок. — Ты уж не сердись, Чуча, да только я давненько про эту лазейку знаю. Вместе с Любавой через нее от волкодлаков спасались… Хотя и десять лет назад по тому подземному ходу ребенок с трудом пройти мог, а все же, как ты говоришь, мало ли что… Позавчера людей послал на берег — проверить. Увы, нет больше тайного хода. Наглухо завален. Похоже, Климога его отыскал и велел обрушить.

— На берег, значит, посылал? Позавчера? Замечательно. А теперь вот сюда глянь-ка?

Чуча раздвинул ветки дикой смородины, притулившейся у подножия Великана, и показал юноше скрытый под ними камень, своей формой напоминающий кабаний клык.

— Потяни его на себя, будь любезен. Владигор опустился на колени, ухватился за «клык» и дернул. Камень, словно живой, извернулся в его руке, отклоняясь в сторону. Раздался громкий протяжный скрежет и… перед изумленным князем распахнулась железная дверца.

За нею чернел глубокий зев подземного хода, по которому, пожалуй, вполне мог пройти, даже не горбясь, вооруженный мужчина. Владигор осторожно, стараясь не шуметь, закрыл потайную дверцу, поправил мох и веточки смородины, смахнул со лба внезапно выступивший пот. И лишь после всего этого резво вскочил на ноги, подхватил за костлявые бока ошарашенного коротышку, поднял его над собой, крутанулся волчком!..

— Тссс! — громко прошипел Чуча. — Уймись, скаженный!

Вновь почувствовав под собой твердую землю, Чуча укоризненно поглядел на князя, поправил одежку, а затем спросил, не тая гордости:

— Что, зря я тебя позвал? Без толку я два дня пропадал? Гожусь еще для чего-нибудь, кроме как железки твои чистить?

— А сам ты понимаешь, что сделал? — вопросом на вопрос ответил Владигор. — Ведь если…

Он вдруг замолчал и внимательно огляделся — нет ли поблизости чужих глаз и ушей? Сейчас никакие предосторожности не казались ему излишними. Любая мелочь могла определить исход завтрашнего (Владигор уже не сомневался, что именно завтрашнего) решающего сражения.

Перед тем как войти в шатер, Чуча дернул князя за рукав и, когда тот наклонился к нему, с какой-то непонятной торжественностью прошептал на ухо:

— Железняки этот ход называют Великанья Глотка. Запомни, может пригодиться…

План предстоящего штурма Ладорской крепости был разработан еще до того, как ночь переломилась к рассвету.

С дружинником условились, что сигналом для его сотоварищей будут набатные удары в большое медное било, которое люди Ждана вчера днем приволокли из Нижней слободки. Заслышав его, Рогня с двумя дюжинами дружинников (столько, по словам перебежчика, готовы помочь Владигору) нападет на борейцев, приставленных к главным крепостным воротам, и распахнет их перед наступающей ватагой. А уж дальше — как Перун дозволит.

Когда дружинник, услышав все необходимые разъяснения, отправился восвояси. Горбач наполнил кружку медовухой, выпил до дна, утер ладонью седые усы и сказал:

— Может быть, я уже стар и глуп. Так бы прямо и сказал! Но зачем же меня дурачить, князь? Али не вижу, что ты здесь проделываешь? Так я на проделки твои и дружка твоего. Ждана, еще когда насмотрелся!..

Недоумевающий Ждан вытаращил глаза:

— Ты чего? Какие проделки? Владигор же, примиряюще подняв руки, ответил:

— Не сердись, Горбач, я не хотел тебя обидеть. Просто ни к чему было при чужом человеке раскрывать все наши намерения. Ты прав, я схитрил. Основной удар мы нанесем не по главным воротам, хотя начнем именно с них. : Как рассветет, пусть вся ватага берется за топоры и делает большие деревянные щиты: они в какой-то мере помогут укрыться от огненных снарядов Ареса. В полдень Ждан с двумя сотнями двинется под этими щитами к главным воротам. Если Рогня вправду решил скинуть Климогу, если его люди сумеют перебить стражников и распахнуть ворота, что ж, наша задача в таком случае весьма упростится… Однако я не думаю, что все окажется так легко. Поэтому, Горбач, тебе поручаю самое трудное. Твоя сотня должна незаметно пробраться в Поречную слободу, затаиться и ждать, когда откроются Перечные ворота.

— С чего они вдруг открыться должны? — продолжая хмуриться, спросил Горбач. — Или ты считаешь, что Климога, осады убоявшись, через них побежит к ладьям спасаться?

— Нет, конечно. Да и бежать ему некуда, это он понимает… А Перечные ворота для твоей сотни я открою.

— Каким образом, князь? Неужто чародейство поможет? Не слышал я прежде о таких чудесах.

— Верно, магия здесь ни при чем. Чучу благодарить надо — он лазейку в крепость нашел. Через нее с тридцатью бойцами проскользну за стену и постараюсь, покуда борейцы будут Жданом озабочены, перебить стражу Поречных ворот.

— Легко сказать, — возразил Горбач. — А вот как проскользнется? Климога только рад будет, что ты сам голову под меч несешь… Зачем? Кому угодно прикажи — мне ли, Ждану, — разве не справимся?

— Приказал бы, если б не знал, что сам идти должен.

— Да с чего сам-то? — вскочил на ноги Ждан. — Что за причина такая?

Владигор промолчал. У него не было объяснения. Ведь и слова «Найди свою дорогу!» отнюдь не означали, что он обязан пробираться подземным ходом во вражье логово, презрев всяческую опасность. Однако Небесный Покровитель сказал: «Доверься голосу души», а душа как раз и торопила его нынче, звала — иди! Объяснишь ли такое?

— Не будем спорить, — твердо произнес Владигор и жестом велел Ждану сесть на место. — У каждого из вас трудные задачи, от каждого зависит общий успех. Ты, Ждан, если дружинники главные ворота одолеть не смогут, отступай без задержки — зря людей не губи. Но далеко не уходи, дразни борейцев. Пусть они думают, что вот-вот атаковать начнешь. А ты. Горбач, в его битву не вмешивайся, даже если он в крепость ворвется.

— С двумя сотнями? Да и тех уже не будет — побьют половину. На площади перед Княжеским дворцом Климога наверняка свежих бойцов поставит. Как Ждан с ними управится?

— Вот поэтому и не вмешивайся. Твоя сотня для того и должна силы сберечь, чтобы, пройдя через Перечные ворота, ударить по борейцам сзади. Если у дружинников ничего не получится, то именно твоей задачей станет к главным воротам прорубиться и открыть их для войска.

— А войско где? — продолжал сомневаться Горбач. — Кабы мы еще днем гонца послали в предгорья, глядишь, пятьсот человек, которые там дожидаются сигнала, к полудню сюда поспели бы. Но припозднились мы, теперь они раньше завтрашнего вечера к Ладору не поспеют…

— Ну, как понимаю, настал мой черед, — встрепенулся молчавший до этого момента Филимон.

— Правильно, Филька, — подтвердил Владигор. — Сам ведь говорил, что служба такая. Передай мой наказ: коней не жалеть, во весь опор мчаться к стольному городу. Кто безлошадные, пусть легкие плоты сколачивают, а то и просто на бревнах по Звонке спускаются. Очень важно, чтобы успели они Ждана поддержать, когда его храбрецы в крепость ворвутся!

Он окинул взглядом всех четверых, положил руку на крестовину меча и сказал негромко:

— Завтрашний день все решит. Но помните, други не за князя Владигора сражаетесь, а лишь за освобождение земли нашей от проклятой нечисти. О том и бойцам скажите. Многие из них встретят сегодня свой последний рассвет, так пусть знают — вотчина их геройством спасена будет. И да помогут нам Небесные боги!..

8. На земле и под землей

Ладейная роща огибала крепость полумесяцем: северный рог обрывался в полуверсте от околицы Нижней слободы — у дороги, ведущей к главным воротам; южный выходил к берегу Звонки, и оттуда было рукой подать до Порочной слободки. Так что мятежники без особых трудностей могли выполнить первую часть дерзкого плана Владигора — не привлекая чужого внимания, изготовиться к нападению на крепость.

Впрочем, скрытность нужна была лишь сотне Горбача. Ждану таиться особой необходимости не было, поскольку все равно и деревянные щиты втихую не сколотишь, и к воротам незаметно не подберешься. Но Ждан разумно рассудил, что раньше времени мельтешить перед врагом тоже не стоит. Ни к чему борейцам знать, какое войско — большое ли, малое — и с каким оружием против них выступить собирается.

Горбач вывел своих людей из лагеря еще затемно. Владигор, проводив их до лесной опушки, долго смотрел, как воины один за другим входят в предрассветный туман, наплывающий от реки, а потом внимательно вслушивался — не звякнет ли предательски железо, не раздастся ли тревожный оклик борейских стражей… И лишь когда стало ясно, что отряд Горбача без помех проник в слободку, он облегченно вздохнул и вернулся к своему шатру.

Здесь его и Чучу ждали тридцать добровольцев, готовых пойти на верную смерть за молодого князя. Сначала их было вдвое больше, но Владигор, поблагодарив, всех высокорослых отослал назад. Ведь даже Чуча не мог сказать, достаточно ли высоки будут своды Великаньей Глотки. Лучше заранее поостеречься, нежели потом застрять в подземелье из-за какого-нибудь трехаршинного богатыря.

Никто из добровольцев не знал, куда и зачем поведет их князь. Только у подножия каменного исполина, когда поблизости не было уже никого из посторонних, Владигор объяснил своему небольшому отряду цель этого смертельно опасного предприятия. Его выслушали молча — никто и бровью не повел. Будто впрямь каждый день приходилось в клыкастую пасть зверя пихать свои головы!..

Владигор открыл потайную дверь и первым шагнул в темноту подземного хода. Великанья Глотка начиналась просторной пещерой, в которой без труда уместился его отряд. Зажгли припасенные факелы. В их свете с удивлением разглядели на стенах странные письмена, напоминающие детские каракули.

— Это заклинания от злых духов, — пояснил Чуча. — Так мои предки оберегали свои рудники…

— А что здесь добывали? — полюбопытствовал кто-то из воинов.

Но подземелыцик не стал отвечать. Присев на корточки, он сложил на груди руки и тихо забормотал лишь ему понятные слова.

Все терпеливо ждали, когда он сотворит положенный обряд. Наконец, выпрямившись, Чуча кивнул:

— Можем идти. Духи предков пропускают нас через свои владения. Но я пойду первым.

Он забрал факел у Владигора и решительно шагнул вперед. Князь не стал возражать — здесь вотчина подземельщика, ему и командовать.

Из пещеры в мрачную глубину вел узкий наклонный туннель. В полном молчании, готовые к любым неожиданностям, синегорцы один за другим начали спускаться в таинственное подземелье…

Ждан самолично проверял щиты, наспех сколоченные воинами из тонкоствольных дубков и берез. Многие приказал доделывать, укрепляя поперечинами, и все велел покрыть рогожами, шкурами и любой холстиной, которая сыщется в лагере. Конечно, тоже не ахти какая подмога против смертоносных «снарядов» Черного колдуна, но на первую атаку ее должно хватить. О том, как поступать придется, если переметнувшиеся дружинники не откроют ворота и атака будет отбита. Ждан сейчас старался не думать.

Ему казалось, что Владигор напрасно поставил Горбача командовать скрытной сотней. Тот хотя и доказывал постоянно, что служит новому хозяину верой и правдой, ни разу не подвел — ни в Удоке, ни в бою с болотными крысами, — однако полного доверия к нему Ждан не испытывал. А вдруг в последний момент хитрый разбойник переметнется — со страху или за выгоду — на сторону Климоги? Всего-то и нужно для этого: не поддержать малый отряд Владигора у Порочных ворот, дозволить борейцам расправиться с ним за крепостными стенами.

Тревожно было Ждану от этих мыслей. Еще до рассвета хотел он было уговорить князя поменять их с Горбачом местами, но сдержался. А ну как Владигор несправедливо решит, что его давний друг просто струсил? Ведь атака на главные ворота по голому склону холма, да под колдовским обстрелом, ясное дело, гораздо опаснее, нежели то, что поручено скрытной сотне. Так и не стал ничего говорить. Теперь мучился неизвестностью и сомнениями…

Запыхавшись, подбежал юный Тараска:

— Ждан, сходи глянь-ка! Борейцы что-то чудят — перед воротами дыму наделали!

Ждан сорвался с места.

У самой опушки рос высоченный дуб, в густой кроне которого мятежники соорудили крошечный помост для наблюдателя. С этого помоста и сами ворота, и все подходы были видны как на ладони. Однако сейчас клубы черного дыма застилали обзор, не позволяя видеть происходящего на холме. Что же задумал враг?

Слабый ветерок постепенно разгонял дым, и вскоре Ждан понял, что черная завеса была устроена борейцами с помощью нескольких подожженных и сброшенных с Надвратной башни смоляных бочонков. А когда наконец они выгорели и дым улетучился, его взору предстало жуткое зрелище.

На длинных и крепких копьях, врытых в землю перед крепостными воротами, корчились в нечеловеческих муках восемь ладорских дружинников. В одном из несчастных Ждан, приглядевшись, узнал ночного перебежчика.

Медленно спустившись вниз, он подозвал Тараску:

— Найди самых метких лучников, пусть подползут поближе и стрелами прекратят страдания этих бедолаг…

Итак, заговорщики раскрыты и казнены. А сделано. это напоказ — для устрашения мятежников, дабы знали, кто в Ладоре хозяин. Значит, бесполезно ждать дружинной подмоги.

Ждан посмотрел на солнце. Время до полудня еще есть, можно попытаться что-то придумать. Эх, кабы здесь Владигор был или, на худой конец, Горбач!.. Они бы подсказали молодому сотнику, что теперь делать. Сам-то он не слишком горазд на военную выдумку: больше привык махать мечом и ножи метать, чем разумением сражаться. Ну почему князь не послал его к Поречным воротам! Горбач небось живо бы сообразил, как борейцев перехитрить. А ему, Ждану, такое дело не по уму вовсе.

Вернувшийся Тараска сообщил:

— Все сделано как ты велел. Отмучились дружинники.

— Да простит нас Перун…

— Один из наших, представляешь, признал среди них своего родного дядьку и совсем близко к нему сумел подобраться. Вызнать хотел его предсмертную просьбу. И дядька ему крикнул, если наш правильно разобрал, что, мол, в крепости ждут. А чего или кого ждут, кто ждет и когда, про это он уже не смог сказать, помер.

— В крепости ждут? — переспросил Ждан. — Именно это крикнул?

— Да, именно это, — подтвердил Тараска. — Наш говорит, что его дядька хорошим ратником был, никогда простых людей не забижал… И еще двоих он признал: давешнего перебежчика, что к Владигору приходил, и помощника дружинного сотника Рогню. Прочих не знает, но, по одежке судя, все из ладорской дружины.

Ждан задумался. Предсмертные слова дружинника (упокойте, боги, душу его!) скорее всего означали, что заговор хотя и раскрыт Климогой, да не весь. Кое-кому повезло уцелеть. Рогне, зачинавшему тайный бунт в дружинной сотне, не довелось кончить начатое (простите, боги, его былые прегрешения!), но живы другие, они ждут условленного сигнала…

Выходит, зря Владигор ловушку подозревал — ночной перебежчик (и его душу примите с милостью, боги!) говорил чистую правду. И говорил он, кстати, о двух дюжинах ратников, которые вчера к ним примкнули, а к утру, заверял, еще столько же от Климоги переметнутся. Почему борейцы лишь восьмерых казнили? А потому, видать, что других своих сотоварищей пойманные дружинники не выдали! Лютую смерть приняв, все задуманное сохранили в тайне.

Ждан почесал затылок: вроде бы концы с концами сходятся, однако… Владигор всегда твердил, что в серьезном деле семь раз отмерять надобно. Молодой сотник тяжко вздохнул и вновь принялся размышлять над последними словами казненного дружинника.

Чуча шагал уверенно и даже, как показалось Владигору, с изрядной лихостью. Словно хотел носы утереть едва поспевавшим за ним воинам — здесь вам, дескать, не чисто поле, здесь я, коротышка, половчее и посильнее любого из вас буду! А может, просто радовался, что попал наконец-то в родную стихию, где все привычно, где каждый камень — друг и защитник.

Туннель был извилист и местами до того узок, что плечистым воинам лишь бочком удавалось протиснуться меж каменных глыб. Но вот стены его понемногу раздвинулись, а наклон сменился подъемом. Теперь Владигор шел рядом с Чучей, внимательно вглядываясь в черноту подземелья.