Дневники 1932-1947 гг

      Инженер-майор докладывал при мне генералу о ремонте самолетов. Дело шло медленно. Лакеев поморщился:
      - До Берлина еще долго идти. Давай быстрее!
      Вечером он насел на меня:
      - Огнев! Достань мне учебник немецкого языка. Самый простой, школьный. И словарь. Сяду учить, понадобится. Не могу же я, генерал, идти по Германии, не зная языка.
      27 ноября в Киеве состоялся митинг, посвященный освобождению города. Была отвратнейшая погода, но собрались все же до 30-40 тысяч. Выступали Жуков, Ватутин, Хрущев и другие. Жуков сказал:
      - Удар под Киевом был полной неожиданностью для немцев и был непоправим. Немцы решили взять реванш, отбить Киев. Собрали 16 отборных дивизий, из них 10 танковых, их план горит - подбито уже 800 танков. Мы били немцев весной, летом, осенью и будем беспощадно бить зимой.
      Ватутин заявил, что т.Сталин приказал взять Киев 6 ноября - и этот приказ точно выполнен.
      За последние дни немцы никаких успехов особых не достигли., если не считать того, что отбили Коростень. Сейчас, на 1 декабря, они с запада подошли к Киеву на 65-70 км. и там застряли. В последние два дня никаких почти действий не производится: вчера весь день шел снег, сегодня тоже падал снег, сейчас морозит.
      Вчера, наконец, мы выехали из проклятой Красиловки, где провели почти два месяца.
      Крылов нашелся. А вчера приехал и мой шофер.
      Позавчера вечером в Красиловке долго, до глубокой ночи, разговаривали с Сиволобовым. Он - содержательный человек. Учился в Ленинграде, работал в городской печати, затем в ГлавПУ РККА, потом окончил (как раз перед самой войной, вернее - в июле 1941 г.) высшую партийную школу. Это было очень интересное и своеобразное учебное заведение.
      - Это был своего рода партийный лицей, - рассказывает он. - Были созданы блестящие условия для учебы: великолепные кабинеты, лучшие профессора, к чтению лекций привлекались крупнейшие деятели партии. Жили в превосходном общежитии, у каждого - по комнате, отличная столовая. стипендия - 900 руб. в месяц. Лектора получали от 400 до 600 р. за двухчасовую лекцию. Читали они по вопросам. Академик Тарле читал, скажем, только о французской революции, но зато Ярославский - всю историю партии. Правила приема были жесткими. Курс - два года. Принимаются только мужчины, не старше 28 лет. т. Сталин сказал: настоящий партийный работник и сейчас (и до революции) тот, кто хорошо связан с ЦК, кончит школу, поработает несколько лет в аппарате ЦК и потом 10-15 лет будет полноценным партийным работником. Время есть, чтобы его таким сделать.
      У нас часто выступали крупные партийные литераторы, авторы трудов. Ярославский рассказывал, как создавался "Краткий курс истории партии". Писали его, по поручению ЦК, Ярославский и Поспелов. Принесли. Собрались Сталин, Молотов, Жданов, Ворошилов. Сталин взял в руки толстую рукопись и сказал:
      - Какой же это "краткий" курс?! Я предлагаю поручить авторам сократить ровно вдове, и тогда уж рассматривать.
      Так и решили. А потом началась кропотливейшая работа над книгой. Так, четвертую главу, всю -от начала до конца, написал сам т. Сталин. А сколько он делал поправок! (Я сам помню его поправки в листы, которые шли в печать в "Правду". Где-то они у меня в архиве хранятся. - Л.Б.).
      Минц рассказывал, как т. Сталин редактировал первый том "Истории Гражданской войны" (частично он писал об этом в "Большевике"). Он внес туда около 700 поправок, некоторые из которых были больше страницы. Был там, к примеру, заголовок "Весна в деревне".
      - Это неправильно. Впечатления - солнце, тает снег и проч. Надо написать просто: "Буржуазно-демократическая революция в деревне". Или пишете: "Столыпин". Кто такой Столыпин? Это мы знаем, а остальные не обязаны помнить, кто он: ваш двоюродный брат или министр внутренних дел. Исправьте, напишите - кто он такой. Согласны с этим замечанием?
      Леонтьев (нынешний член редколлегии "Правды") рассказывал, как года полтора назад ему и группе экономистов было поручено составить "Краткий курс экономических наук" (по типу "Краткого курса"). Готовилось и постановление ЦК от изучении его коммунистами. Когда принесли "курс" - т. Сталин жестоко и крепко высек экономистов: они мыслили формулами, а не жизненно. Они утверждали, например, что при социализме нет стоимости, ибо нет прибавочной ценности.
      - Как же так, - сказал т. Сталин. - Вот рабочий откладывал год 400 рублей и купил шкаф. Идет он с покупкой и встречает экономиста. Тот говорит: этот шкаф -не стоимость. А что же это?
      Незадолго до войны т. Сталин предложил ввести в ВПШ изучение логики и психологии.
      - Сейчас введем здесь, а через год-два еще в 10-15 заведениях.
      Он вызвал к себе ученых наших философов, весь стол его был завален изданиями по логике.
      - Вот до войны издавали уйму, а сейчас совсем не выпускают. Это неправильно. Мы, а особенно партийные работники, обязательно должны изучать логику и знать психологию.
      Но война помешала изучению и изданию этих книг.
      Кстати, об изданиях. Директор ОГИЗа Павел Федорович Юдин рассказывал, как однажды т. Сталин вызвал его и предложил составить план издания книг библиотечки по экономике (массовым тиражом). Этот засадил своих ученых гавриков и составили список в 200 названий. Пришел Сталин повычеркивал почти всё ("Кто же все это будет читать?!") и оставил 10-12 названий.
      Интересный человек Сиболобов. Работает он у нас с начала (примерно) войны. Послали его на Брянский фронт. И вот раз, сидя в дивизии, он узнал, что пришли партизаны из Брянских лесов, привели пленных.
      - А можно с вами пойти?
      - Пожалуйста.
      - А когда вы уходите обратно?
      - Да сейчас.
      Через полчаса он ушел с ними и пробыл там около двух месяцев. Потом вернулся, отписался, докладывал Щербакову и Жукову о делах. Получил от них два "Дугласа" всяких вещей, поручение созвать и проинструктировать командиров отрядов и отбыл снова. Был там около трех месяцев, скитался с ними, участвовал в операциях ("когда настало трудное время - отступал с ними, но не уезжал, не мог же я, правдист, смотаться в такой момент"), дрался, расстреливал. Вернулся и написал все.
      Вчера мы приехали в Киев с Сиволобовым.
      А. Гуторович. Март 1943 г. Тухунсие леса (под Питером).
      РАННЯЯ ВЕСНА.
      Я б снова взять тебя хотел
      Не лаской, к сердцу проторенной, 
      А грубой, злой, непокоренной
      Весенней силой мужика,
      Чтоб сладострастия река
      На землях гожих для ночлега
      Нас уносила в мир весны 
      У теплых корневищ сосны,
      Едва оттаявших от снега.
      Я знаю: нет такой постели 
      От страсти камни онемели.
      Молчи, молчи. Терпи пока.
      Знакомый след найдет рука.
      Я временно тебе несносен,
      Уже не слышно шума сосен.
      Губа, закушенная в кровь,
      Мольба, и шепот, и любовь 
      Все слилось в жадном поцелуе,
      Не в силах муки побороть
      По корневищам хлещет плоть,
      И теплая - уходит в землю.
      ...Все кончено. Шумит сосна.
      Какая ранняя весна.
      А вот эпиграмма на Кирсанова:
      Его друзья все ищут бури,
      Все ищут славы боевой...
      А он, мятежный, служит в ПУРе,
      Как будто в ПУРе есть покой.
      Вспомнил эпиграмму на Симонова:
      Живет - Арбат.
      Нос - горбат.
      Много зарабат.
      12 декабря.
      4 декабря получил из редакции вызов в Москву. Вообще, начался массовый разъезд. Уезжают и уехали: Полторацкий (Известия), Олендер, Галин и Слесарев (Кр.Зв.), Карельштейн-Карташев (КП), Островский (Радио), Крылов (ТАСС), Архипов ("Фронт. илл."), наш Рюмкин.
      Сиволобов и Крылов уговорили подождать их и выехать вместе 10 декабря. Так и выехали - тремя машинами. По дороге заехал на Белорусский фронт ночевали у Макаренко. Были в Гомеле - город в дым разрушен, многие кварталы и улицы до сих пор заминированы. Из Гомеля выехали в 12 дня 11 декабря и ехали безостановочно до самой Москвы. Приехали сюда сегодня в 14:30. Привезли с собой бензин и поставили его дома - готовность №1.
      1944
      ДНЕВНИК СОБЫТИЙ 1944 г.
      Аннотация: 1-ый Белорусский фронт. Беседа у генерала Телегина с Рокоссовским. Встреча с генералом Орлом, генералом Казаковым. На 1-ый Украинский фронт. Киев, Житомир. Рассказ Николая Стора (радио) о 22 июне 1941 г. - приезд и выступление по радио Молотова. У секретаря ЦК Белоруссии Горбунова, его рассказ о сценарии Довженко "Украина в огне" и реакции Сталина, рассказ о начале войны в Белостоке. Фронтовая жизнь, встречи. Поездка в Мозырь, Овруч. Долгая стоянка в Ельске, опять в дорогу, Овруч. Рассказы полковника Прокофьева (быв.воен. комендант Молотовского р-на Москвы) . Возвращение в Москву, подробности гибели Калашникова. Встреча с врачом Неговским у него дома. У генерала Тарасова. Открытие 2-го фронта. Гибель в Полтаве Лидова, Кузнецова и Струнникова. Полет с генералом Шимановым в Люблин к маршалу Новикову, жизнь у него, разговоры, обратно в Москву. Дома у Яковлева. Освобождение Бухареста и срочный вылет туда. В Бухаресте. Возвращение в Москву.
      Тетрадь № 25 - 01.02.44-18.09.44 г.
      1-й Белорусский фронт.
      1 февраля 1944 г.
      с. Мильча (под Гомелем)
      Вот и снова на войне . Выехал из Москвы вместе с Хватом 26 января. Сколько раз мы в мирное время мечтали поехать вместе на какое-нибудь длительное дело, и вот сейчас, наконец, осуществилось. Ныне Хват, после долгих мытарств (работник ГУСМП, репортер ТАСС, военкор на Юж.фронте, "эмигрант" в Ташкенте, работник оперотдела в воздушной армии Громова) военный корр. "Труда".
      По дороге решили заехать в гостиницу к Рачику Григоряну - редактору Армянского "Коммуниста", вызванного в Москву для переговоров в связи с наметкой преобразовать его в нашего корреспондента. Григоряна я знаю еще по моей поездке в Армению в 1940 г. и очень люблю его. Честный, добрый, прямой товарищ. Заехали. Нашли его у народного артиста СССР Вагарша Богдановича Вагаршяна, которого я тоже знал по Армении. Обрадовались. Выпили. Поговорили. Уехали. На дорогу Рачик дал нам литр виноградной водки, о которой мы с признательностью вспоминаем до сих пор. Выехали в 16:10.
      Дорога была скользкая, как стекло. Тепло. Шпарили при свете фар. За Медынью неожиданно развернулись на 180о и вмазали в канаву. Попробовали вытащить - силенок мало. Ночь, машин почти нет, становится прохладно. Все-таки январь! Ждем встречных и поперечных машин. Одна прошла - нет троса. Другая - не остановилась. Третья - мимо. Когда решили, что придется ночевать, подошла машина с красноармейцами. Подняли на руках. Поехали.
      Ночевали в Юхнове, в санчасти ДКУ, т.к. комната для офицеров была занята. Утром поели в питательном пункте. Очень удобные эти учреждения появились сейчас на дорогах, раньше их не было.
      По этой дороге я ехал, возвращаясь из Киева в Москву, 10-12 декабря прошлого года. Дорога известна под старым именем Варшавского шоссе. Разительная разница! От Рославля и, особенно, от Пропойска до Довска дорога была в ужасном состоянии: полотно еще приличное, но все мосты взорваны и объезд на объезде. Сейчас и полотно отремонтировано и мосты построены заново. На всех дороге только один объезд, да и то мост уже готов. А ведь Пропойск был взят 25 ноября, а Довск лишь в начале декабря.
      Сначала я хотел ночевать в Довске, но мне отсоветовали, т.к. он находится под артиллерийским обстрелом, и ночевали в Рославле. 28 января часиков в 16 прибыли на место. Встречали нас радушно, а меня -так просто, как уезжавшего в командировку. Газетного народа здесь порядочно: от нас Леша Коробов, от "Известий" майор Паша Трояновский, майор Шванков. И сегодня приехал фотограф Кнорринг, от ТАССа - кап. Денисов, кап. Баранников, Шилкин, майор Евг. Ратнер и фотограф Копыт, от "КП" - капитан Карл Непомнящий (который был со мной под Киевом) и фотограф Капустянский, от Информбюро кап. Пономарев и еще кто-то (кажется Попейко), от радио - кап. Николай Стор, от "Иллюстрированной газеты"- ст. лейт. Виктор Кинеловский.
      Ух! Кажется, всё. Есть еще люди, приватно упражняющиеся в газете, скажем, кинооператор Римка Кармен ("Известия"), поэт майор Женя Долматовский ("КП").
      В первый же вечер Долматовский затащил к себе, заставил рассказывать московские новости. Я ему сказало том, что 3 февраля будет пленум Союза Писателей, что ответ.секретарь будет Поликарпов из радиокомитета (а на его месте - Пузин, зав. отделом печати ЦК), а президентом Ник. Тихонов вместо Алексея Толстого. О том, что повесть Зощенко "Перед заходом солнца" признана антихудожественной и пошлой, а невышедший в свет сборник стихов Асеева клеветническим. Он был весьма оживлен этими известиями, ругал писателей и в заключение сообщил две эпиграммы-экспромта. Первый экспромт откликается на мрачную трагедию, происшедшую в Мозыре. Три командира заняли одну комнатку. Ночевали. Двое ночью оказали честь благосклонности двух девиц, а третий писал срочную статью в газету. Экспромт:
      Только честный скрип пера
      Спас его от триппера.
      Второе произведение посвящено Непомнящему, который без устали рассказывает всем о своей московской невесте. Женя написал:
      Как о далеком, погибающем
      Торпедированном корабле,
      Вспомните о Непомнящем,
      Тонущем на земле.
      И тут же продал это четверостишье за 10 литров бензина Непомнящему. Совсем, как "наемник капитала" в "Золотом теленке" продал рассказ Остапа Бендера о смерти вечного жида представителю европейской свободомыслящей газеты. Как известно, тот передал рассказ в свою редакцию. Так поступил и Непомнящий. Он послал свою покупку своей девушке с там же Долматовским, уехавшим в эту ночь в Москву.
      По дороге из Москвы я, шутя, говорил Левке, что где-нибудь около искомого села мы обязательно встретим на дороге машину секретаря Военного Совета фронта майора Владимира Алешина. Сейчас он уже не секретарь, а нач. отдела информации ПУ. Произошло это формально потому, что он женил я на подавальщице столовой Военного Совета. И впрямь - уезжая и приезжая сюда, я всегда встречал его машину. В день приезда я не встретил его, но на следующий день действительно встретил на дороге в машине, и он, как обычно, за рулем.
      Сегодня, к слову говоря, у нас с ним (Хватом) был длинный разговор (в который уже раз!!) о литературе. Как и многие, он крайне неудовлетворен оной и ругает наших писателей на все корки. Ругает зло, справедливо и остроумно.
      - Многие из них, - говорит он, - написав первую сносную вещь заболевают неизлечимой болезнью - гонорареей и всю последующую жизнь лечат ее переизданиями.
      Забавно видеть и наблюдать человека, долго оторванного от войны, хотя и обладающего очень высокой, профессионально-мгновенной хваткой. Левка задает самые наивные вопросы, особенно касающиеся общевойсковых, а не воздушных тем. На здешних корр-ов он произвел впечатление матерого тыловика, т.к. не знал, что такое коничка, планетарка, первичный валик и т.д.
      Гигантское впечатление на всех произвел прорыв наших войск под Ленинградом. Об этом говорят все - и военные, и крестьяне. Здесь пока тихо. Но сегодня приехал из Речицы Виктор Кинеловский и сказал, что сегодня с 10 до 2 там была слышна яростная артподготовка, примерно на северо-западе, западнее Жлобина к Бобруйску.
      - Чья - наша или немца - там не знают.
      Хочу записать. Перед отъездом из Москвы у меня была жена командира стратостата "Осоавиахим" - Лидия Борисовна Федосеенко. Он погиб 30 января 1934 года, поднявшись на 22 000 м. Я ожидал, что с поминальной статьей придет пожилая мадам, а пришла очаровательная молодая женщина, в каракулевом манто, раньше она была авиатехником, а сейчас работает бухгалтером в ВВС.
      Официальная версия причин гибели гласила: стратостат был рассчитан на 19000 м., они поднялись выше, перерасходовали балласт и грохнулись при спуске. Федосеенко утверждает категорически, что экипаж имел две серии чертежей: на 19000 и на 22000. Строили на 22000, а приемочной комиссии (под председательством Прокофьева) показывали на 19000, дабы не запретили.
      Очень любопытно!
      2 февраля.
      Сегодня вечером пронесся слух, что у нас где-то началось. Где и что неизвестно. Завтра будем знать. Вечером смотались в штаб, но и там ничего не узнали.
      Погода окончательно испортилась. Когда мы приехали сюда - везде были ледяные лужи. По выходе на улица сразу сапоги размокали. Потом немного подморозило, а сегодня с утра опять дождь, снеговая слякоть и ледяная каша.
      У всех разговоры - о сессии Верховного Совета. Еще в Москве шла тьма разговоров о повестке, все гадали. Тут все обсуждают и гадают - что могло быть в докладе Молотова.
      В офицерских кругах ходят две международных анекдота, вызванных, видимо, "слухами из Каира" (Черчилли, Рузвельты, вилками на воде и "что тебе одного мало"). К слову, два неплохих анекдота рассказал Денисов:
      1. Девушка просит негра подвести ее на велосипеде в соседний пункт. Садится на перекладину, едет. На полдороге: "Мисс, не могу вести дальше, велосипед дамский."
      2. Два приятеля умирают. Один попадает в рай, другой в ад. Первый просыпается, хочет выпить - опохмелиться: одни кисельные берега и реки молочные. Идет к аду. Видит, сидит на троне приятель, на коленях восхитительная обнаженная дева, в руках кружка и черт льет водку. Зависть!
      - Милый, она без дырки, а кружка с дыркой.
      3 февраля.
      Бомба: окружено 10 немецких дивизий в районе Канева и смыкание войск 1 и 2 украинских фронтов. Почему я не там!!
      Хвату в городе в семье одного сапожника рассказали, как у жены одного командира умерла одна дочь и родилась вторая - от немца. Он приехал в освобожденный Гомель и застрелил жену.
      - Будут его судить? - спросили Хвата.  - Немецких детей всех будут убивать, это ясно. А вот тех женщин, которые жили с немцами, наверное, посадят?
      Мокреть, дождь, продолжаются. Сыграли в пульку: Хват, Киселев, Стор и я.
      4 февраля.
      Новостей нет. Мокреть. Летал вечером немец, стреляли, прожектора, шел низко, ушел.
      Два анекдота - отзвук военного положения в Москве.
      1. Почему все женщины в Москве носят черное трико? - Есть приказ затемнять все места общественного пользования.
      2. По карнизу Моссовета ходит человек.  - Петров, что вы там ходите? Я лунатик! - Сумасшедший, почему же вы ходите днем?! - У меня нет ночного пропуска...
      И загадка: что такое верх шума? Совокупляться со скелетом на железной крыше.
      Экая чушь!! А все смеются и довольны..
      6 февраля.
      Вчера и сегодня - дни больших визитов.
      Вчера:
      Будучи в штабе, я позвонил адъютанту Члена Военного Совета генерал-майора Телегина (подполковник Майстренко) и спросил -как бы повидаться с Телегиным.
      - Приезжайте сейчас. К нему приедет Кнорринг, фотокорр. "Красной Звезды". Будете вместе. Он Вам не помешает?
      Приехал. Следом подъехал Кнорринг и фотограф "Фронтовой иллюстрации" Виктор Кинеловский. Вошли. Телегин принял очень радушно. Ребята сказали, что хотели бы снять его вместе с Рокоссовским. Он созвонился с ним, уговорил его и тут же предложил следовать за ним.
      перешли дорогу. Небольшой домки. Крошечная передняя с закутком для адъютанта, и сразу кабинет командующего. Светлая комната - два окна на улицу, два во двор. Маленький письменный стол, к нему примыкает длинный стол заседаний. Между уличных окон - откидная доска, на ней оперативные карты. Около -столик с телефонами. На стене - обзорная карта Европы. У печки большой серый дог "Джульбарс". У стены - жесткий маленький диван. Вот и вся обстановка. Очень просто.
      Командующий сидел на диване, ожидая нас. Встал, любезно поздоровался. Высокий, очень стройный, в превосходно сшитом, но простом кителе, с погонами генерала армии. Девять орденов. Ровный пробор недлинных темноватых волос. Идеально брит. Моложавое, очень спокойное, чуть скучающее лицо. Держится, как человек, которому абсолютно нечего делать.
      За столом сидел начальник штаба - генерал-полковник Малинин, среднего роста, коренастый, седеющий, с крупными чертами крупного лица. У карты стоял мой старый знакомый - нач. оперативного отдела генерал-майор Бойков невысокий, полный, с очень живыми глазами, но небритый.
      Телегин представил нам всех. Бойков улыбнулся:
      - Мы знакомы. Вы давно с Украины?
      - Вы с Украины? -оживился Рокоссовский.  - Какая сейчас там погода?
      - Я оттуда уже полтора месяца.
      - Наверное, такая же, как здесь, - сказал командующий. - Эх, и погода. Смотрите, - указал он на прикрепленный к окну термометр. - 17 градусов тепла на солнце.
      Видно было, что погода сидит в печенках у генерала. Позже, в разговоре со мной, он несколько раз возвращался к этой теме.
      - Знаете, когда мы подошли сюда, противника перед нами не было почти до Минска. Мы могли бы идти и идти, но болота не пускали. Решили подождать, пока они замерзнут. А они не замерзают до сих пор! Разве это зима! И сейчас всё на руках - и пушки, и танки, и автомашины, и снаряды.
      - Вы сейчас вернулись из поездки, - сказал я. - Дороги развезло?
      - Страшно раскисло. Но до штабов доберетесь. У вас какая машина?
      - Эмка.
      - Доедете, пожалуй. Поезжайте к Батову и Романенко и покажите ( статьях - С.Р.), что такое болота, война в болотах.
      - Она, очевидно, родила новую тактику?
      - Конечно. Раньше, скажем, мы перед наступлением вели очень интенсивную артиллерийскую подготовку. Сейчас здесь трудно сосредоточить на узком участке такое количество орудий. И решает живая сила - с пулеметами, автоматами, винтовками.
      В разговор вступил Телегин:
      - Вот наш народ привык сейчас мерить успех наступления километрами. В вы поезжайте и покажите, что значит идти вперед по болотам!
      - Цену метра? - спросил я.
      - Да, да. Именно цену метра.
      - Это довольно трудно. У нас принято писать только с тех участков, которые именуются в сводке.
      Рокоссовский нахмурился. Видимо, его очень задевало то обстоятельство, что в сводке давно не было его фронта. В это время зазвонил телефон. Кто-то докладывал, судя по всему, о том, что его бомбят.
      - Маловато истребителей? - переспросил он и очень спокойно добавил:
      - А вы их зенитками. У вас их достаточно. Вот и бейте!
      Пока мы сидели, адъютанты непрерывно докладывали по телефону из ВНОС, что к нашему пункту приближается два, три, два, четыре немецких самолета. День был ясный, солнечный, удобный. Низко над нами прошел немецкий разведчик.
      - Переправы высматривает, - сказал Рокоссовский.  - Ночью бомбить будет. О, они отлично знают, что для них переправы.
      Фотографы снимали без устали: у карты, у телефона, за столом, в группе, портрет. Я говорил с ним в паузах, и разговор был очень непринужденным.
      - Стоит показать саперов? - спросил я.
      - Вполне, они хорошо работают. Да сами понимаете - болота! Это не тот театр, где мы двигались раньше. Там - раздолье. Там можно было развернуться.
      - Много немцев против вас?
      - Очень. 37 дивизий - различных. Мы - на втором месте по всему фронту. Против 1 Украинского, кажется, 40, затем мы. Иногда, когда им очень туго, они снимают пару дивизий, но затем быстро затыкают новые.
      - Есть ли среди них венгерские?
      - Нет, чистые немцы.
      - Говоря военным языком - "первый сорт".
      Телегин засмеялся:
      - Да. Они же знают, против кого стоят.
      - А каков характер немецкой обороны?
      Очень своеобразный, - ответил Рокоссовский. - Во болотах есть островки. Немцы укрепляют их дзотами, траншеями, иногда - минируют подступы. Сидят там с пулеметами, минометами, артиллерией. Получается - форт. Вот и возьми его!
      - И эшелонировано?
      - И эшелонировано, и насыщено - все рода войск. Им же легче - они в обороне, а не в наступлении.
      Пробыли мы у него около часа. В заключение я попросил Телегина дать мне машину.
      - Подсчитаем, посмотрим, напомним.
      Сегодня я поехал по управлениям. Заехал сначала к командующему бронетанковыми силами генерал-лейтенанту Орлу. Высокий, красивый, молодой, лет 35-40. Ленточки пяти или шести орденов. Очень простая и грязноватая комната в хате, маленькая.
      - Да, болота. Массированный удар здесь исключен. Мы вынуждены действовать мелкими группами. Придаем танки пехоте. Идут они вперед, потом болото, пехота занимает его, затем строит гати до сухого места, танки идут, снова возглавляют пехоту и так до нового болота. Скачками!
      - Хотел бы найти экипажи, воюющие с первого дня.
      - Есть такие.
      - А танки?
      - Вряд ли. У нас же сейчас и материальная часть совершенно иная. Я начинал войну в 16-ой армии. У нас тогда были БТ (Т-26). Их сейчас и в помине нет. Но вот сталинградские танки можете найти. Есть, скажем, танк "Папанин". Напишите о нем (5-ый гвардейский полк у Батова).
      От него пошли к командующему артиллерией генерал-полковнику Казакову. Как я и ожидал, и обстановка и генерал были совершенно иными. Маленькая комната. На полу - мягкий ковер. Изящный письменный стол, настольная лампа, картины. Великолепный чернильный прибор - пушка со снарядами. Пушка сделала по всем правилам - не только рожки, но и прицельное приспособление, и откатывается даже.
      - На этой пушке можно обучать журналистов артиллерийской грамотности, пошутил я.
      Невысокого роста. Шесть или семь орденов. Лет 40-45. Седеющие светлые волосы. Очень интеллигентное, живое лицо, умные глаза, гладкая, культурная речь, очень простое, но с достоинством обращение. Артиллерист!
      Я сказал, что хотел бы написать о действиях артиллерии в болотах.
      - Очень хорошо, - ответил Казаков.  - Они этого стоят. А условия совершенно необычные, всё на руках, молодцы! тут же никто никогда не воевал. В мировую войну здесь просто стояли (в Пинских болотах) наши и немецкие заставы. В гражданскую и польскую боев тут не было. В 1941 г., когда немцы наступали, они обошли эти болота с севера и от Могилева спустились вниз.
      (В разговоре с Орлом я спросил, является ли новинкой действия танков в болотах?
      - Нет, ответил он. - Мы изучали это в академии. Но там это преподавалось, как исключительный случай, а тут это - правило.
      - Но мы сейчас рассматриваем танки, как проломное орудие, действующее на противника именно своей массой, - сказал я.  - Следовательно, здесь, в болотах, танки больше напоминают танки первой мировой войны, когда они являлись в основном передвижными бронированными огневыми точками.
      - Да, до известной степени это верно, - неохотно согласился Орел. Ему было обидно, что его танки так "пали", хотя и по объективным причинам).
      Казаков много и хорошо говорил об артиллеристах. По всему чувствовалось, что он ярый патриот своих войск. Он вспоминал бои у Понырей (под Орлом во время июльского наступления немцев в 1943г).
      - Тогда на некоторых участках выручали только артиллеристы. В третьей гвардейской истребительной бригаде был полк, где за три дня сменилось три командира, а командиры батарей выбыли абсолютно все. Но не пропустили! А ведь пехоты за ними почти не было. Вообще потери артиллерии - большие и, что характерно, количество убитых равно числу раненых, а иногда и превышает его. Дело в том, что поражается либо снарядом, либо - если снаряд попадает в пушку - ее кусками. Но народ не колеблется, стоит. Это - результат и более высокого культурного уровня по сравнению с пехотой. В мирное время мы принимали в артиллерийские училища только окончивших среднюю школу. Даже сейчас, во время войны, мы принимаем туда с образованием не ниже семилетки и учим еще год. Да что там: на курсах, где готовим из командиров взводов командиров батарей, учим полгода. Вообще, должен сказать, культура большое дело. Возьмите нашу интеллигенцию Очень хорошо воюет. Мне никогда не приходилось слышать, чтобы бывший, скажем, служащий, дрался плохо. Прямой результат культурности общей, общего развития.
      Я спросил о меткости артиллерийской стрельбы, ч частности - можно ли из ПТО попасть в люк танка.
      - Это разговоры, - засмеялся он. - На войне никто не стреляет в цель. Представьте себе: вот стоят пять орудий и идет 25-30 танков. Наводчик человек, ему к тому же и жить хочется. Он не выцеливает определенную точку (это некогда, да и не реально), а старается вообще попасть в танк, остановить его - хорошо бы попасть в гусеницу, подбить другой, третий, а затем - лупить в уже подбитые, пока они не загорятся. Ведь подбить - это полдела, ибо восстановить легко и нам и немцам, а вот сожженный танк надо уже бросать.
      Он продолжал:
      - Вот под Сталинградом мы поработали. 10 000 орудий лупили! А пехоты было совсем мало. Мы считали, что возьмем в городе 15 000 пленных. А взяли 60 000. Идет колонна тысяч в пять - впереди 5-10 красноармейцев, и сзади человек десять. Вот и ведут. А в каких условиях сами красноармейцы жили. Помню, в одном месте захватили 400 самолетов, бойцы в них расквартировались, печки поставили, вывески повесили: "такой-то взвод".
      Вспомнил он газетчиков. Очень хорошо отозвался. И погоревал об Евгении Петрове, о Ставском ("Жаль, какой смелый человек погиб, он часто бывал у нас, в 16-ой армии"), о Брагине ("Маша Брагин - заядлый танкист"), резко отозвался о Кармене ("Приезжает сливки снимать, а черновой работы не любит").
      В заключении я спросил его:
      - Что за канонада вчера была слышна?
      - Это немцы бомбили рядом.
      И пригласил меня завтра заехать к нему: будут командиры из частей, дадут все материалы.
      Я остался очень доволен этим визитом. Бывший со мной Кнорринг заявил о своем желании поснимать артиллеристов. Казаков обещал дать ему машину и провожатого командира ("только дайте план тем съемки")
      Погода начала, как будто, устанавливаться. Всю ночь со вчера на сегодня валил снег, подморозило. Метет и сейчас (вечером).
      Получил письмо от Абрама - от 30 января. Пишет, что прислали двух профессоров. Сделали первое впрыскивание - достали из позвоночника 8 кубиков спинномозговой жидкости и ввели вместо нее его кровь. Письмо довольно бодрое, но, видимо, мучения очень сильные. Бедный Абрам!
      Был у Наташи Боде. Бедняжка, лежит больная, никто не заходит. Вспоминали, как ездили вместе в 1942 г. под Харьковом на ЮЗФ. Рассказала, как первой снимала "тигры" у Понырей. Их был несколько подбито, но нельзя было подобраться. И она поползла снимать под огнем на нейтральную землю.