Дневники 1932-1947 гг

      Какой уж раз поскальзываюсь на чужом материале! Сейчас все гадаем останемся ли здесь ("укрепить отдел"), переведут ли в другой отдел или пошлют на фронт спецкором. Последнее - самое лучшее.
      Прилетел Григоренко, мы его вызвали. Летел в полной уверенности, что за орденом (операция закончилась, фронт ликвидировали, печатали много). Тем более, что на месте - представили. И вот... Ходит потерянный. Видимо, оба будут работать в выездных редакциях на заводах.
      Начались реэвакуационные настроения. Гершберг еще в начале зимы перевез семью в Москву. (Наркомы и другие ответственные работники сделали это давно). Когда здесь была Зина (она прожила с 23 ноября до 20 января), мы договорились на весну. Сейчас многие хотят забрать: Калашников, Азизян, Гольденберг, Шатунов, Коссов и др. Подали заявку в Совнарком на выписку 50 семей. Молотов разрешил. Завтра в Главмилицию идет первый список на 14 семей. Я решил во вторую очередь - в апреле-мае. Холодно больно везти, да и в Москве и холодно и голодно.
      25 февраля.
      С огромным нетерпением все ждали 25-тилетия Красной Армии. Выступит Сталин или нет? Что скажет? Как оценит наступление? Действия союзников.
      Под утро с 21 на 22-ое мы получили билеты на заседание. И сразу стало ясно: торжество не в Кремле, а в Колонном доме Союзов. Значит, доклада Сталина не будет. А по окончании номера Поспелов сказал, что докладчик Ярославский.
      Значит, во-первых - положение не такое ясное, чтобы требовалось выступление, во-вторых - видимо, рано раскрывать карты. ("Сталину, если выступить, надо сказать что-то о международной обстановке, а - видимо - он этого не хочет сейчас, и о своих планах молчит" - говорит Гольденберг-Викторов).
      Представляю, как разочаровались в мире дипломаты, в том числе - и наши союзники. Недаром, даже сегодня, 25 февраля, напечатана заметка сообщающая, что Рузвельт заявил, что еще не читал приказа Наркома от 23. Экая плохая связь! Вообще, в широких кругах отношения к союзникам за последнее время весьма ироническое.
      Вечером 22.02 получили приказ Верховного Главнокомандующего . В нем три особенности: 1. Не переоценивать успехов и не недооценивать врага, 2. Никаких конкретных сроков и задач войны, 3. Ни слова о союзниках.
      Наше наступление продолжается. Заняли Харьков, Павлоград, Красноград, Сумы. Все черкают карты, рисуют дальнейший ход ударов, каждый стал стратегом, прикидывают: "а куда отсюда ударят?" Это - всюду.
      Но за последние дни отпор немцев усилился. На юге (в Краснодарском крае, в Ростовской области) началась оттепель, дожди, все раскисло, наступать трудно. На юго-западном и у нас - плохая погода. Таким образом, почти всюду авиация действует мало и помогает мало. А самое бы время!
      Да и немцы собрались, видимо, с силами и темп наступления замедлился. Как сообщает сводка, в районе Красноармейское наши части непрерывно отбивают контратаки, иной раз немцы даже "вклиниваются".
      Все ждут Орла. Сегодня говорил по телефону с Мих. Сиволобовым, посланным туда. Он сказал:
      - Тот город, о котором мы с тобой говорили перед отъездом, пока очень тяжел. С большим трудом мы прошли одни ворота (линию), но за ними - много дворов. Сейчас пасемся (прогрызаем).
      Давно бьемся и с Новороссийском и за Мгинский узел (под Ленинградом) и окружаем 16-ую армию. Пока туго!
      В сводке второй день нет занятых пунктов. Народ недоумевает, тревожится. Разбаловались, решили, что война уже кончилась.
      ЦК вынес постановление о сокращении тиражей и периодичности газет. "Правда" не будет выходить по вторникам (таким образом, впервые с 1929 года у нас появится выходной - понедельник - с 1-го марта). Тираж наш сокращен с 1200 тыс. до 1 млн. Тираж "Известий" - с 500 до 400 тыс. Все областные газеты (за исключением "Лнгр. правды", "Моск. большевик" и "Вечорки") будут выходить 5 раз в неделю, все районные - 1 раз на двух полосках. Ряд газет и журналов закрывается. Аргументируется - острым недостатком бумаги. Подписано - Сталин.
      Полевой рассказывал, как во время уличных боев в Великих Луках он пробирался на машине к городу. Навстречу идет парень в форме танкиста и несет сверток. Показалось - пьяный. Подошел:
      - Товарищ командир, возьмите. Я, должно быть, помираю.
      И упал. Подозвали санитаров, унесли. Потом узнавали - выжил. А в свертке - девочка лет 3-4. Оказывается, раненый танкист, пробираясь по городу, увидел на набережной труп мальчика и плачущую девочку. Видимо, брат бежал с ней от немцев к нашим и был убит миной или снарядом. Танкист подобрал, вынес из боя, из города и вот - упал. Полевой доставил ее с санитаркой в Москву. Сразу пришлось ее положить в госпиталь - истощение, простуда. Месяц висела на волоске, выходили, особенно мать Полевого (врач). Об этом где-то у меня есть записка Полевого (в пачке переписки с корреспондентами).
      Утром 23-го прилетел из Харькова Устинов. Летел три дня на "У-2", непогода. Рассказывает - горит. Разрушен так, что с трудом узнаешь. Населения много. Много переодетых офицеров. До сих пор (20-го улетел) вылавливают автоматчиков. Голод страшный.
      Из Сталинграда приехали Куприн и Акульшин. Долго сидели у меня, рассказывали. Досталось им крепко. Акульшин обижался, что вычеркивали из его репортажей красоты.
      - Война имеет и свою красоту. Вот когда, например, бомба упадает в воду. Такой великолепный столб - прямо загляденье. И потом - атолл, подымает песок, внутри и снаружи - вода. А как то при нас из 6-ти ствольного миномета залепили в 5-ти этажный дом. Недалеко. Он разом поднялся в воздух, как в кино. Красота! Мы смотрели зачарованные.
      Зуев рассказывает забавную историю. Московские трамваи ходят совершенно отвратно. Их даже не ждут. Автобусов нет, троллейбусы редки. Зато в метро битком. И вот, Зуев как-то встретил на трамвайной остановке писателя Павла Нилина.
      - Чего ждете?
      - Трамвая.
      - Куда?
      - Еду в трамвайный парк делать доклад о текущем моменте и задачах производства. Вот и тема: жду час, опаздываю по их вине.
      Получен негласный приказ: в кратчайший срок привести в порядок все химубежища в Москве. Толки. Гершберг, Мержанов считают, что немцы не пустят газы: Америка и Англия удушат их тогда. А по-моему: и пальцем не шевельнут, только писать будут без конца. Я попросил ребят привезти с фронта противогаз ("или противогазов?" - пошутил Сиволобов). Причем, лучше - фрицовский, он на их газы предусмотрен (хотя наши не хуже).
      Сегодня запломбировал зуб.
      26 февраля.
      Сегодня было заседание редколлегии. Куприн и Акульшин рассказывали о своей работе в Сталинграде. Излагали часа 2 с половиной. Наиболее интересным был рассказ Акульшина о том, как взяли в плен фельдмаршала Паулюса. Сей рассказ существенно отличается от напечатанного у нас 4 февраля репортажа Вирты, причем -ребята клянутся, что Вирта наврал всё.
      Вот рассказ Акульшина:
      - К концу месяца января бои в Сталинграде приняли такой широкий и жаркий характер, что командующий 64-ой армией генерал Шумилов жаловался, что у него в кармане (в резерве) осталась только 38-ая мотострелковая бригада. Но вскоре пришлось и ее вынуть из кармана.
      Сломив несколько крупных узлов сопротивления, автоматчики бригады подошли к зданию универмага (недалеко от обкома, на площади). Этот дом за его форму называют "утюгом". О том, что там помещается штаб Паулюса никто не подозревал. Паулюса искали на вокзале - не нашли, в здании обкома - нету. И универмаг приняли за обычный дом и решили захватить его обычной штурмовой группой.
      Утром 31 января к дому подобралось 32 наших автоматчика. С ними был какой-то прибалтийский немец, частенько выполнявший обязанности переводчика. Подобравшись поближе, командир группы - капитан - приказал немцу: "Кричи: сдавайтесь! Вы окружены!"
      Тот закричал. На шум вышел немецкий офицер и спросил: нет ли тут русских офицеров, с которыми он мог бы поговорить. Пошли трое: капитан и два старших лейтенанта. Офицер попросил их следовать за собой. Они вошли во двор и крякнули: там находилось несколько тысяч солдат, с минометами, пулеметами и прочим. Зашли в подвал. Затем офицер вышел и сказал, что генерал их принять не может, а хочет поговорить только с представителем генерала Рокоссовского.
      - Есть такой представитель?
      - Есть, сейчас вызовем.
      Командиры вышли, снеслись со штабом бригады. Штаб Паулюса здесь! Но нельзя же было тянуть время. К ним примчался зам командира бригады по политчасти подполковник Леонид Абович Винокур, бывший до войны инструктором Куйбышевского райкома Москвы. Подбросили еще немного автоматчиков, а у здания обкома поставили единственную пушку, имевшуюся на лицо. Винокур был в куртке и знаков различия не видно. Винокур вошел в подвал. В первой комнате полно генералов и полковников. Они крикнули "Хайль", он ответил "Хайль". К нему подошел адъютант Паулюса и заявил, что с ним будет беседовать по поручению фельдмаршала генерал-майор Раске. Вышел Раске и представился:
      - Командир 71-ой пехотной дивизии, ныне командующий группой войск (окруженной западнее центральной части Сталинграда) генерал-майор Раске. Уполномочены ли Вы вести переговоры? Кого Вы представляете?
      - Подполковник Винокур. Да, уполномочен. Политическое управление Донского фронта.
      - Прошу иметь в виду, что то, что я буду говорить - представляет мое личное мнение, т.к. фельдмаршал Паулюс передал командование войсками мне.
      - Фельдмаршал? Позвольте, но господин Паулюс, насколько мне известно, генерал-полковник!
      - Сегодня мы получили радиограмму о том, что фюрер присвоил ему звание фельдмаршала, а мне - полковнику - генерал-майора. (за точность последней фразы о Раске не ручаюсь - Л.Б.)
      - Ах, вот как! Разрешите поздравить господина Паулюса с новым званием.
      Беседа стала менее официальной.
      - Гарантируете ли вы жизнь и неприкосновенность фельдмаршала?
      - О, да, безусловно!
      - Если нет - то мы можем сопротивляться. У нас есть силы, дом заминирован и, в крайнем случае, мы все готовы погибнуть, как солдаты.
      - Дело ваше. Вы окружены. На дом направлено 50 пушек, 34 миномета, вокруг 5000 отборных автоматчиков. Если вы не сложите оружия - я сейчас выйду, отдам приказание и вы будете немедленно уничтожены. Зачем же напрасное кровопролитие?
      - А есть ли у Вас письменные полномочия?
      Винокур на мгновение опешил. Конечно, у него не было ничего. Но, не подавая виду, он ответил:
      - Удивлен Вашим вопросом. Когда вы мне сказали, что вы Раске, что стали генерал-майором, а не полковником, что командуете группой - я не спрашивал у Вас документов. Я верил слову солдата.
      - О, верю, господин подполковник. А на каких условиях мы должны сложить оружие? (он ни разу не сказал "сдаться" или "сдаться в плен").
      Винокур опять призадумался, а потом нашелся.
      - Ведь вы читали наш ультиматум?
      - Да
      - Условия, следовательно, известны.
      - Гут! Гут!
      - Тогда приступим к делу.
      - Разрешите написать прощальный приказ войскам.
      В это время вошел начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт и сказал, что фельдмаршал хотел бы повидаться с представителем генерала Рокоссовского.
      Винокур отправился в соседнюю секцию подвала. Паулюс поднялся навстречу из-за стола. Он был высок, мрачен и небрит.
      - Хайль!
      - Хайль!
      - Гарантируете ли вы судьбу и жизнь нашим солдатам и офицерам, в том числе и раненым?
      - Да.
      - Я прошу не задавать мне никаких вопросов, связанных с этой процедурой, т.к. командование группой я уже несколько дней назад передал Раске (хитер, бестия!)
      Винокур вышел. Приказ уже был готов. По просьбе Винокура, его написали в двух экземплярах: один он положил в карман. Состоял приказ из 4-х пунктов:
      1.Голод и холод изнурили германскую армию под Сталинградом. Измена некоторых частей усугубила тяжелое положение. Поэтому командование решило и предлагает войскам сложить оружие.
      2.Офицерам сохраняются личные вещи, ордена и холодное оружие. Гарантируется жизнь и возвращение по окончании войны на родину или в другую страну.
      3.То же о солдатах, кроме оружия
      4.Немецкие солдаты и офицеры под Сталинградом выполнили свой долг и приказ фюрера. Всему личному составу объявляется за это благодарность.
      Приказ заканчивается словами "с нами Бог, с нами Господь!"
      В это время прибыл из штаба 64-ой армии генерал-майор. Винокур доложил ему о ходе переговоров. Он прочел приказ и заявил:
      - С пунктом вторым я не согласен. Холодное оружие - вычеркните. Это вам предлагали три недели назад до боев, не захотели - пеняйте на себя!
      Раске покривился, но вычеркнул. Началась процедура сдачи оружия. затем вызвали грузовики и начали грузить личные вещи генералитета. Приказ передали войскам по телефону. Солдаты и офицеры во дворе построились. Вышел Паулюс и генералы. Зачли приказ, Паулюс обнял и расцеловал некоторых генералов и в том числе одного автоматчика. Наши поинтересовались - а чем вызвана такая нежность? Оказывается, он убил 79 русских. Наши заприметили этого убийцу.
      Генералов увезли на машинах в штаб дивизии, потом в штаб армии. Начали выводить солдат со двора. Их там было более 3000 человек, в том числе около 700 офицеров. А наших автоматчиков к концу едва набралось до сотни!
      Как быстро мы начинаем восстанавливать отбитые районы. Еще неделю назад в Донбасс выехала правительственная комиссия по восстановлению шахт, а до этого было отправлено два или три эшелона с рабочими и подмосковного бассейна.
      Сегодня Гершберг сказал, что принято решение восстановить Сталинградский тракторный завод. Обследование показало, что там сохранились около 4000 станков и прилично сохранился силовой цех. "Через пару месяцев, уверен, завод уже будет ремонтировать танки".
      Все наркоматы и заводы усиленно вызывают в Москву жен. На днях СНК принял постановление об улучшении снабжения ответработников наркоматов. Им будет даваться кроме литерного обеда еще сухой паек (в размере рабочей карточки) и ужин (в таком же объеме). Хотим приравняться!
      5 марта.
      Трудно аккуратно вести дневник. Сижу один в отделе: Коссов еще в ноябре уехал в выездную редакцию в Свердловск на стройку электростанции (этих выездных у нас за время войны развилось видимо-невидимо: на авиазавод в Куйбышеве, на завод ?24 в Москве, на шахтах Кузбасса и в Подмоск. бассейне, в Горьком и т.д.) Мержанов начал кровохаркать и лег в санаторий. Золин поехал на прорыв блокады в Ленинград, участвовал в танковой атаке, заменил артиллериста, разорвался снаряд в башне, два осколка в руку, перебита лучевая кость, пролежит два месяца в госпитале (об этом см. в "Правдисте"). Вот и остался один, даже писать никуда некогда, хотя каждый день звонят из Информбюро и радио.
      За последнее время газетчиков вообще начали пулять. Позавчера "Красная Звезда" дала некролог о Сашке Анохине - 27 февраля погиб на фронте: прямое попадание бомбы в машину, 28.02 похоронен с воинскими почестями на фронте. Вчера "Красный Флот" дал некролог о Мацевиче - погиб на Северном флоте. На днях прибыл в Москву Илья Бачелис - эстет и балетоман. Поехал от "Известий" на ЮЗФ, пошел с танковым корпусом в Красноармейское, немцы ударили, еле выполз на животе с группой, ранен осколком снаряда в правую руку (в ладонь).
      Позавчера, после значительного перерыва был снова "последний час": взятие Ржева. Судя по последним сводкам, наступление там развивается успешно. А вот на левом фланге Западного фронта (район Сухиничи) 10-ая и 16-ая армии тыркаются уже несколько дней, а результатов пока нет. В Донбассе немцы перешли в контрнаступление. По их сообщениям (сводки Ставки) они отбили за последние дни Красноармейск, Павлоград, Краматорскую, Лобовую, Барвенково, Изюм, сегодня они сообщили о Лисичанске и об "окружении советской армии южнее Харькова". Судя по тому, что из наших сводок исчезли Краматорская и Красноармейское - доля истины в этом есть. Но война - есть война, и она не кончена.
      28 февраля мы получили сообщение о новых гвардейских кораблях. Позвонил мне вечером Ильичев:
      - Ты единственный сейчас моряк. Пиши передовую.
      Позвонил я адмиралу Кузнецову.
      - Что хотите видеть в передовой?
      - Да так трудно тебе сразу сказать. Дай подумать.
      Я позвонил начальнику ПУ генерал-лейтенанту Рогову. Кое-что выжал из него о задачах. "Основная - корабли, а не авиация и пехота".
      Сел, написал. По просьбе Кузнецова послал ему на просмотр. Но документы не пришли и передовую мы отложили (идет только сегодня, на 6 марта). Позовнил ему "В целом хорошо, но есть небольшие замечания. Приезжайте ко мне. Можете?" Договорились на полночь с 2.03 на 3.03. Приехал. Встретил у ворот его адъютант. Вошли в дом. А Кузнецова нет - вызвали в ставку. Зашел к Рогову. Показал, одобрил, стали вообще разговаривать. Сидели часа два.
      - Верно ли, что за время войны вы потопили много?
      - Да, больше 500 - это боевых и вспомогательных судов. Одних боевых же около 130.
      - Выкладывайте задачи для передовой.
      - Воспитание стойкости. Мы передали армии (в морскую пехоту) сотни тысяч моряков. Пришли на их место молодые. Что такое стойкость - они не знают. Не знают и многие командиры. А ведь на море характер борьбы, что в обороне, что в наступлении - почти неизменен.
      - Так, еще!
      Не находит. Я подсказываю: овладение техникой, плавать в любую погоду, передавать опыт.
      - Совершенно верно. Вот хорошо бы показать трудности одних и других. Балтийцы, скажем, подлинные молодцы. Были в Таллинне, перебазировались в Кронштадт, затем в Неву, устье реки простреливается, приходится даже лодкам идти под обстрелом, а действуют. Черноморцы - сколько баз сменили: Одесса, Севастополь, Новороссийск, Сочи, Поти. А Северный - все на одном месте. И действовать легче: попробуй-ка заминировать просторы и глубины Севера.
      - Надо бы показать наш большой флот. Линкоры, крейсера...
      - Н-да. Не время. Да и на чем покажете? Вот "Марат". Стоит полу-затоплен, а стреляет. Моряки смотрят, рыдают. Ничего, после войны поднимем. Вообще, много можно будет после войны писать...
      И он рассказывает мне три замечательных случая:
      1). В Финском заливе крейсер "Киров" был атакован немецкими лодками. Одна торпеда попала, но не в жизненное место. Шла вторая, деваться некуда. Еще несколько секунд и хана. Тогда выскочил вперед эсминец "Карл Маркс" и подставил под торпеду свой борт. Взрыв, затонул. Но "Киров" спас. На эсминце 250 человек, на крейсере - больше 1000. Государственное самопожертвование!
      2). Лодка под командованием Героя Советского Союза Колышкина была повреждена у вражеских берегов. Ни погрузиться, ни плыть. Экипаж решил взорваться с лодкой. Дали об этом шифровку в штаб. Рядом была, оказывается, (они не знали) другая лодка. Штаб предложил ей снять людей с аварийного корабля. Подошла. Не тут-то было. Отказались наотрез. Потребовалось три категорических приказа штаба, чтобы покинули лодку. Вот привязанность к кораблю!
      3). Небольшой корабль (кажется, тральщик) на севере был поврежден не то бомбежкой, не то миной. Отвалилась корма. Командир с частью экипажа покинул судно. 12 человек отказались сойти. Долго плавали и потонули с пением "Варяга". Командир - расстрелян.
      Я напомнил ему о торговом корабле, который в начале войны при бомбежке и пожаре (на Балтике) также был покинут командованием, а несколько мальчиков остались, погасили пожар и привели корабль в Ленинград; об этом был приказ Сталина. Потом рассказал ему (рассказывала мне еще в Валуйках В.Василевская) о моряках Днепровской флотилии, которых немцы голых вели зимой по Киеву на расстрел, а они пели "Раскинулось море широко).
      - А пока пишите о тральщиках. Вот герои - настоящие труженики моря. Сами не воюют, а все делают для других. После войны они еще лет 20 воевать будут - расчищать моря.
      Много говорили о газетчиках и газете. Жаловался на "Красный Флот", скучен. Сказал, что посадит туда зам. редактора Плеско. Спросил мое мнение о нем. Вообще, видно, интересуется газетами.
      - Много вашего народа в Севастополе погибло. Не у партизан ли? Нет. С ними связь хорошая, воздухом. Мы специально посылали туда трех инструкторов Политуправления - выяснить, кто остался. Там только краснофлотцы, средние командиры. А Хамадан ваш, Галышев из "Известий" и другие погибли бесспорно. Хорошие были ребята!
      Спросил моего мнения о морских писателях. Я сказал, что большинство халтурщики, причалившие к флоту от воинской повинности. Он вполне согласился.
      Погиб дважды герой Григорий Кравченко. Был командиром дивизии истребителей. Кокки рассказал, как было:
      - Полетел сам на операцию. На "Ла-5". Подбили, загорелся. Выпрыгнул, парашют не раскрылся. Всё. Потом выяснилось, что пуля перебила стропы.
      Хоронили на Красной площади.
      Вчера слушал любопытный разговор по телефону. Девушка (имя ее Мила) говорила парню о своей любви, пеняла на его темперамент и заявила:
      - А у меня, знаешь, какое чувство! Вот если бы было так, ну, одним словом, как у Хемингуэя в его книге "Прощай оружие" - помнишь? - вот если бы так случилось с тобой, так я все равно, ну словом, мое чувство все равно осталось бы прежним. А у тебя?
      Да! В свое время Информбюро сообщило, что наша подлодка на севере торпедировала германский линкор "Тирпиц". Потом среди подводников было много разговоров о том, что это липа. Немцы опровергали. Я спросил Рогова: "Где же истина?"
      - Торпедировали, бесспорно. Это подтвердила потом агентурная разведка и известно, что он полтора месяца ремонтировался в доках (сейчас, конечно, уже давно починен) Но вот, что интересно. Командир лодки и команда утверждают, что выпустили две торпеды и слышали два взрыва. А заплата и все сведения говорят об одном попадании. И сейчас выясняется, что вторую торпеду принял на себя линкор их охраны, подставивший свой борт. Сейчас проверяем.
      7 марта.
      Вчера, выходя из Кремлевки, встретил Костикова. В генеральской форме, я его сразу даже не узнал. Я искал машину. Он предложил подвезти. Я сказал, что будет шофер ждать.
      - А машин у Вас много?
      - Нет.
      - (смеется) Я бы Вам дал. Но могу только вместе с "Катюшей". Других нет.
      Я напомнил ему об обещании показать нам полигон в действии.
      - Обязательно. Позвоните мне числа 15-го. Поедем. Там увидите новое хозяйство и старое. Полный фейерверк. Собирался я все заехать к вам с летчиком-испытателем стратоплана. Да он еще не приехал. Летал опять несколько раз. Молодец! А его помощник разбился - на "Кобре".
      - Это даже обидная смерть.
      Сегодня был у меня любопытнейший старче. 53 года, высок, здоров, крепок. Бывший партизан, гренадер, с 1920 г. в партии. Директор живсовхоза в Моршанске. Вырастил 4 своих, 4 приемных сына, 7 дочерей. Все сыны - воюют, живы. Сам едет восстанавливать птицесовоз в Ейске. Недавно внес 11 000 рублей на танк. Ввели в семью трехлетнего сироту. "Напишите обо всем, чтобы сыны еще лучше дрались".
      12 марта.
      Один день. Хочу подробно записать все, что случилось за этот день и как он прошел.
      Номер кончили сравнительно рано, около 6:30. Пришел домой, поговорил с Дмитрием. Лег, почитал "Прощай оружие" Хемингуэя. Любопытно читать его во время войны - как все острее и ближе. Очень много общего, не в событиях, а в звучании что ли. На днях прочел его "Фиесту" и "Возвращение" Ремарка - те же ощущения.
      Уснул в 8:30 утра. Встал в 5 часов вечера. Позавтракал дома, чайная колбаса, хлеб, чай. (Колбасу купил в паек с кремлевской базы. Съел сантиметра три). Зашел в парикмахерскую, побрился. Мыло какое-то новое жидкое, с эссенцией для запаха, быстро сохнет и стягивает кожу. Одеколон. Все вместе - 4р50коп.
      В 7 был у себя в кабинете. Занялся подправкой номера. Позвонил Верховцев: не написал ли я передовую? (о мастерстве командиров). Нет, некогда было.
      Зашел Дунаевский. Он вчера прилетел с Юго-Западного фронта. Его сняли с военкоров. Внешне держится молодцом.
      - Жаль, мы так хорошо сработались с Рудневым.
      Верно, они давали в последнее время хорошие вещи, мы печатали их уже за подписью одного Руднева. Дунаевский отпустил усы. Это теперь мода, усы носит и Полевой. Много их и в армии (особые -у гвардейцев).
      Позже пришел Лидов. Как всегда подтянутый, молодой, стройный. Он прилетел вместе с Дунаевским с ЮЗФ. Те части, которые вырвались вперед (в Красноармейское, Павлоград, Красноград и др.) не вернулись, отрезаны, разбиты.
      Вчера вечером я был в "Известиях", видел там Бачелиса и Когана. Бачелис был с танковым корпусом в Красноармейском. Впервые попал на фронт (ехал в штатском даже) и сразу влип в горячее дело. Но держался, говорит Лидов, молодцом. Ему с немногими удалось вырваться. Ранен осколком в кисть правой руки. Благополучно, писать будет. Носит на перевязи.
      - Бьет по карману.
      - А ты подтяни выше.
      - Не то, писать не могу.
      - Диктуй!
      - Не умею...
      Коган (быв. корреспондент "Советской Украины", ныне военкор "Известий", я с ним был на ЮЗФ и он, когда отступали из Калача, тащил мою "Эмку" на буксире своей полуторки) говорит, что некоторые наши танки вырвались даже за Днепр. И кавалеристы, и еще кое кто.
      - Похоже ли на наш драп в прошлом году?
      - Нет. Организованный выход. И - самое главное - штаб все время знал, что делается. Сейчас все время подходя свежие части. Но в бой не вступают, занимают оборону. Будет очень плохо, если он возьмет Харьков.
      - Да, будет очень плохо.
      Лидов в эту поездку работал очень плохо. Почти ничего не давал, а то, что давал - либо плохо, либо политически неверно. Сейчас этим обескуражен. Меня только выслушивал, не оправдывался.
      Зашел Вадим Кожевников. Собирается ехать под Вязьму. Рассказывает о темах очерков, советуется. Хочет написать о лесном бое (небольшой группы), о минной панике (вот возникло и новое слово, раньше появлялись, по ходу войны, слова "танкобоязнь", "самолетобоязнь"). Рассказал: сидел в госпитале у какого-то врача, лежала собака, хорошая, ласковая. Послышался шум машины. Пес зарычал и к двери. Его схватили за ошейник.
      - В чем дело?
      - Она противотанковая. Вот удерживаем пока силой. Но все равно погибнет. Она - самоубийца.
      Зашел Давид (брат). Поговорили в работе его. Сейчас он в своей спецгруппе занят расчетом перевода орудий на электромотор (повороты, поднятие ствола и т.д.)Кроме того, он расшифровывает немецкий оптический прицел к орудию. Вот только визирной головки у прицела нет. И на всех трофейных орудиях отсутствует. Один из инженеров помнит, что за месяц до войны в фотовитрине на Никольской он видел пушку с таким прицелом и головкой. Нельзя ли достать этот снимок? На Никольской - это, видимо, Союзфото. Я позвонил директору оного Серебренникову.
      - Пусть зайдет. Поищем. Не ручаюсь. Вязьму даешь?
      - Если сообщат - раз, если привезут снимки - два.
      Ага, значит взяли, наконец. И действительно, в 10:30 вечера по радио сообщили "последний час".
      Около 11 вечера приехал на машине Миша Калашников. Оттуда. Был в Вязьме. Город разбит и сожжен в дым. Он встретил там Брагина: тот говорит, что Вязьма разрушена больше, чем Сталинград. Все дороги минированы, мосты взорваны. На пути от Гжатска до Вязьмы Калашников насчитал 14 взорванных мостов. Надо объезжать. На объездах - мины. "Кое-кто подорвался". Бои, по его словам, были перед Вязьмой, а арьергардами. В общем, уходят, гады, быстро. Около станции в Вязьме есть свалка изломанных автомашин. Оставили там плакат на русском языке: "Совинформбюро. Вот ваши трофеи". Вот стервецы!
      - Жители-то есть?
      - Да, но мало.
      Ближе к полуночи приехал оттуда Оскар Курганов. Сначала натрепался, что прилетел, потом начал плести, что был в Вязьме, потом оказалось, что был в дивизии Питерса, бравшей город. Говорит, что бои были жаркие. У немцев было 8 дивизий, оставили на защиту три, пять увели. В общем, сокращают фронт действительно интенсивно. По подсчетам штаба это - по Западному фронту позволит высвободить им 35 дивизий, длина фронта тут сократиться почти вдвое. Где остановятся? Много об этом говорим. Вероятнее всего, на нашем старом Укреп Районе, в районе Ярцево-Смоленск. Действует ли авиация? Нет, ни наша, ни немецкая. Всех это интересует в штабе и частях. Наша, вероятно, на левом крае - в районе Сухиничи, где приходится грызть оборону немцев вот уж сколько времени. А немецкая - совсем непонятно.
      Оскар написал очерк "Возвращение в Вязьму", Михаил делал снимки. Оскар написал плохо - правил его больше часа. Сдал в четвертом часу утра. До этого сдал Цветова "Битва за Харьков". Судя по корреспонденции, а также по сводкам информбюро - дело там плохо. Яша пишет, что город непрерывно бомбят, что на окраинах идет артстрельба. Я эти места выкинул. Немцы рвутся в город с трех сторон. Получили корр-ю Макаренко - бои в горах около Новороссийска. Тесним немцев там. Отложили пока: рано.
      Обедал в 12 ночи. Первое - пустые щи из кислой капусты, второе кусочек мяса с картофельным пюре, третье - два маленьких мандарина, на закуску - с две чайные ложечки красной икры, два ломтика белого и два черного хлеба. Обед и завтрак - 7р.80к.
      Звонил Ефимов из американского сектора Совинформбюро: почему давно не пишу для Америки? Некогда. Но как только будет время? Да-да.
      Звонила Теумин - из нацсектора Информбюро: Почему не пишу? Некогда. Кстати, не можем ли мы дать о действиях литовской дивизии? Она дерется под Орлом, вступила прямо с марша и дерется отлично. Кто напишет? Могу поговорить с президентом - Палецкисом, он, кстати, сам журналист. Хорошо, посоветуюсь с Поспеловым, позвоните завтра ночью.
      Ночью привезли с телефонного узла корреспонденции Полевого ("В мертвом городе" - о Белом, он летал туда) и Ерохина (зверства немцев в Новороссийске).
      Зашел наш курьер Ксения Ефимовна Валялкина с разметочным номером. Я разметил за какую-то корреспонденцию 250 рублей.
      - Три кило картошки, - сказала она. - Или 6 кружек молока.
      В пять утра зашел к Гольденбергу. Что слышно?
      Немцы сообщили о том, что 11-го оставили Вязьму (т.е. вчера). Идут бои на улицах Харькова (Неужели отдадим? Худо..) Два дня назад сообщили о том, что они начали крупное наступление западнее Курска. Подробностей пока нет. Бомбили Лондон (надо проверить противогазы).