Обесчещенные

      – Джагат! Все в порядке, ложись, пожалуйста, я уверен, что это пустяки.
      Забрав фонарь у слуги, он выждал секунду, чтобы успокоиться, а затем распахнул входную дверь.
      – Индраджит Рай?
      – Да, я Рай. Что вы хотите?
      Свет фонаря слепил Индраджита, и он разглядел только несколько неясных фигур позади старшего офицера.
      – Индраджит Рай, мне приказано арестовать вас с сыном. Вы пойдете со мной в штаб Британской армии для допроса.
      Молодой капитан говорил ровно, глядя неподвижно поверх головы Индраджита. Он сильно нервничал, но старался этого не показать. Если вести себя по-другому, то эти ловкие типы возьмут верх. Он никогда не доверял туземцам и не собирался делать этого сейчас.
      – Сын дома? Пусть слуга передаст ему, что мы его ждем.
      Индраджит Рай отступил на шаг и прислонился к стойке.
      – Но, пожалуйста… Я не понимаю, пожалуйста, это, должно быть, ошибка. – Его верхняя губа покрылась потом. – Что вы намерены…
      – Я арестую вас обоих, – прервал офицер, продолжая глядеть поверх головы. – Вы можете предупредить домашних.
      – Но я…
      Два солдата втолкнули Индраджита в дом. Он не мог поверить в случившееся, это было невозможно! Произошла ошибка. Ноги его подгибались.
      – Папа, папочка!
      Джагат подбежал, подхватил отца и помог ему добраться до кресла.
      – Что это, папа? Что случилось?
      Он взглянул на военных, на веранде. При свете фонаря мрачные солдаты в окровавленной форме выглядели угрожающе. Он тяжело сглотнул и оглянулся на отца:
      – Что эти люди хотят, папа?
      Индраджит Рай глубоко вздохнул:
      – Это Британская армия, они пришли арестовать нас обоих.
      – Нет! – вскрикнул Джагат. – Этого не может быть. За что? Что мы сделали? – Он переводил взгляд с отца на солдат и обратно. – Они не посмеют сделать этого! Папа, они не могут просто так нас арестовать. Позови слуг! Они не посмеют нас увести!
      От страха голос Джагата становился все громче, и капитан почуял неладное. Он не слышал разговора с веранды, но уловил настроение и начал нервничать.
      – Эй, вы там, поспешите! Я не хочу, чтобы мои люди вытаскивали вас! – крикнул офицер.
      Джагат яростно обернулся на его крик.
      – Только попробуйте, черт вас возьми! – отозвался он и стал по-индийски звать слуг с палками.
      – Нет, Джагат! – Индраджит остановил сына. – Это ошибка, и все! – Он встал. – Мы поговорим об этом с полковником, это просто ошибка, вот увидишь. Идем! – И он повернулся к двери.
      Случившееся днем потрясло Индраджита. Он никогда не видел своих соотечественников Вт акой ярости. У него не оставалось надежды, он боялся за безопасность семьи; стыдясь и боясь, он смотрел, как исчезает в мире простодушие. Мир был повержен в хаос.
      – Идем, Джагат! – приказал он. Юноша взглянул на отца, не в силах понять его. – Передай госпоже Рай, что мы вернемся, как только выяснится ошибка. – Индраджит коснулся плеча слуги. – И присмотри за ней. Идем, сын.
      Джагат посмотрел на отца с сожалением. В отличие от любимого и уважаемого им родителя он не верил в британское правосудие.
      Оглянувшись, Джагат увидел стоящую в коридоре мать.
      – Да, папа, – наконец ответил он, и они вместе вышли из дома.

Глава 4

      Полковник Милз в одиночестве сидел в офицерском собрании.
      Несмотря на страшную жару, он был застегнут на все пуговицы. Пот ручьями стекал по лицу, но он не обращал на это внимания. В недолгие минуты уединения он был глух ко всему и его голова полностью отключалась.
      За прошедшие две недели полковник восстановил в Морапуре британское управление. С небольшим отрядом из Мерута он развил бурную деятельность: изолировал всех подозреваемых, заключил под стражу многих влиятельных индийцев. Он не очень заботился о правильности действий, подобно крестоносцам, им двигали горе и гнев.
      Взглянув на часы, он увидел, что приближается время общего сбора. Полковник сел прямо и оправил сюртук. Несмотря на хаос, он всегда выглядел безупречно. После расчистки последствий бойни для него это стало правилом. Он вытер лицо свежим носовым платком, вторым за утро, и сложил бумаги аккуратной стопкой. Секундой позже в дверь постучались три офицера, входивших вместе с полковником в следственную комиссию.
      – Доброе утро, джентльмены. – Он не улыбнулся, он никогда больше не улыбался.
      Офицеры чувствовали себя неуютно. Полковник обратился к бумагам.
      – Рай, – сказал он, не поднимая глаз, – у меня сложилось мнение, что их следует казнить послезавтра, а их собственность и землю реквизировать в казну губернатора ее величества в Индии.
      Один из офицеров нервно кашлянул, и полковник пронзил его взглядом. Наступила давящая тишина. Молодой капитан тщетно пытался найти повод для протеста. Он знал, что свершается ошибка, но ему не хватало мужества высказать это. Через пару дней прибудет подкрепление, и, возможно, сменится командование. До тех пор придется потерпеть. Он сидел тихо, пока полковник разговаривал с двумя другими офицерами.
      – Кто «за», подтвердите.
      Все согласились, предложение прошло. Капитан устало посмотрел на товарищей, а полковник перешел к следующему делу.
      Совещание проходило, как обычно, следствие было пустой формальностью. Полковник был командиром, он отдавал приказы. Их надлежало выполнять не раздумывая, хороши они или плохи.
 
      – Папочка! – Джагат Рай слегка потряс отца за плечо.
      Тот открыл глаза и попытался улыбнуться, но это лишило его сил, и он снова закрыл глаза.
      – Что это, Джагат? – пробормотал отец.
      – Папа, это еда. Попробуй съесть немного. – Джагат подал ему ржавую тарелку. – Папочка, пожалуйста, только попробуй.
      Но Индраджит движением руки отстранил тарелку. Пища была приготовлена не его собственным поваром, а кем-то неизвестной касты. Для него – глубоко религиозного человека – это означало запрет на еду. Уже две недели он ничего не ел и сильно ослабел от голода и жажды; от грязи и экскрементов в камере он заболел. Джагат горько вздохнул, раздумывая, не попытаться ли еще раз, потом встал, сознавая бесполезность своих усилий. Он отнес тарелку в дальний угол камеры, и отдал убогую стряпню тараканам.
      – Джагат?
      Обернувшись к отцу, Джагат понял, что тот хочет что-то сказать, и поспешил к нему:
      – Что, папа?
      Он смочил водой полосу ткани, оторванную от рубашки, и осторожно вытер пот с отцовского лица.
      – Джагат, ты уверен, что мама в порядке? – Открыв глаза, Индраджит смотрел сыну прямо в лицо. – Есть весточка?
      – Да, папа, я получил известие, – спокойно сказал сын, отвернувшись. Сжав кулаки, Джагат молился про себя, чтобы отец отвел взгляд. Джагат никогда не умел лгать, особенно любимому и уважаемому человеку. На самом деле не было никаких известий, но он боялся расстроить отца. Поэтому солгал впервые еще два дня назад, а Индраджит задавал один и тот же вопрос каждые несколько часов, как только сознание возвращалось к нему. Для Джагата было мучением повторять свою ложь.
      – Джагат, я боюсь, что про нас забыли, – выдохнул Индраджит. Горло его так пересохло, что он потерял голос и едва мог шептать. – Проси встречи с полковником Милзом. – Некоторое время Индраджит собирался с силами. – Полковник – человек чести, Джагат. – Он опять замолчал, эти несколько слов отобрали у него остатки сил, он был на грани обморока. – Настаивай на встрече с ним… – пробормотал он, и веки его закрылись. – Полковник поможет нам, я знаю.
      Полковник Милз, прикрыв глаза от солнца, глядел из окна на то, что осталось от лагеря. Чудом уцелел офицерский дом, но большинство других строений сгорело. Раздался стук в дверь, он разрешил войти.
      – Простите, полковник, можно доложить?
      В двери стоял офицер, производивший арест семейства Рай.
      – Да, капитан. – Полковник продолжал стоять, повернувшись к офицеру спиной.
      – Ну… С Раем проблемы, сэр, он устроил шум в камере, говорит, что отец болен, без сознания, и что он… – капитан прочистил горло, – он хочет видеть вас, сэр, требует беседы с…
      – Он требует! – Полковник обернулся с побелевшим от ярости лицом. – Он требует беседы!..
      Милз задохнулся. Внезапная мысль пронзила его – как он состарился за минувшую неделю! Румянец и полнота исчезли, кожа на лице и шее покрылась морщинами.
      – Этого ублюдка давно пора проучить! – закричал полковник. – Проклятый выскочка! Он требует!..
      Капитан отступил на шаг.
      – Сэр, я не думаю…
      – Я хочу, чтобы их имущество было конфисковано! Я хочу, чтобы семью выселили из дома… Я хочу… – Он прыжком пересек комнату и рванул дверь. – Сержант!
      Отброшенный физически ощущаемым гневом Милза, капитан вжался в стенку. Воспоминания о странных приказах полковника вспыхнули в его голове.
      Сержант был головорезом, а его отряд – практически бандитами. Капитан избегал участвовать в событиях после всего, что произошло за неделю.
      – Чертов сержант! Где эта скотина?
      Полковник в ярости схватил со стола трость.
      Не сознавая, что капитан рядом, он разговаривал сам с собой.
      – Пусть это будет последнее, что я сделаю, но я этих туземцев… – бормотал он в неистовстве. Забыв о капитане, он вышел из комнаты.
      – Открывайте! – Сержант с жутким грохотом стучал дубиной в дверь. Увидев, что дверь трещит и поддается под ударами, он с удовлетворением улыбнулся. – Открывай, я говорю! Это Британская армия! – Дубинка пробила дверь насквозь. – Ну, открывай же!
      Он увидел, что дверь пытаются открыть, но нанес еще один удар, чтобы знали, с кем имеют дело.
      Слуга Рая нервно возился с замком, хозяйка стояла за ним. После ареста хозяина он и, несмотря на жару, держали дом запертым, боясь каждого шороха и ожидая возвращения солдат. Но теперь, когда это произошло, миссис Рай была поразительно спокойна. Она предполагала, что худшего не избежать, и собиралась встретить удар судьбы с достоинством.
      Как и ее сын, миссис Рай не верила в английское правосудие. За последние две недели она убедилась, что англичане ничем не отличаются от других народов в отношении алчности и властности. Они арестовали мужа и сына, убили их, а теперь явились за имуществом.
      Она ничего не знала о собственности мужа, поэтому спрятала только те ценности, которые смогла найти.
      – Живее! – Сержант пнул дверь, поторапливая слугу. – Шевелитесь, черти! – крикнул он, еще раз пнув дверь. Он был полон свирепой ненависти к индусам и уже считал дело сделанным, так что с нетерпением ожидал, когда откроют дверь. – Ну же! – прорычал он, когда последний замок был открыт, и, прицелившись в середину двери, распахнул ее ногой.
      Солдаты ворвались в дом.
      Сбив слугу ударом дубинки, сержант схватил миссис Рай, завернул ей руку за спину и потащил в спальню. Она не издала ни звука, хотя ее лицо скривилось от боли. В комнате он швырнул женщину на кровать, надавил коленями на грудь и задрал на ней сари, обнажая ноги и бедра до пояса. Рассмотрев ее покрасневшее и исцарапанное во время борьбы тело, он отступил и с усмешкой смотрел на ее позор и унижение.
      – Я не трону тебя, мразь! – фыркнул он.
      Она начала горестно всхлипывать. Тогда сержант закатил ей увесистую пощечину и пошел прочь.
      Весь дом уже обыскивали. Прямо у выхода из спальни сержант наткнулся на голую задницу солдата, насиловавшего служанку, и рассмеялся. Девушка тихонько всхлипывала, глаза ее были полны страха и боли.
      Сержант подключился к обыску, опустошая ящики шкафов, перерывая книги, бумаги и сваливая все неценное в кучу на пол. То, что его интересовало, он кидал в принесенный с собой мешок, а деньги прятал в карман.
      Менее чем за час дом был полностью опустошен. Сержант погрузил мешок на телегу, когда солдаты добирали уже последнее, и отдал приказ уходить. Была бы его воля, он сжег бы дом, но почему-то полковник велел его оставить. Он оглянулся на результаты работы и улыбнулся. Если бы решения принимал он, ни одного индуса не было бы в этом богом хранимом месте.
      Полковник Милз спешился и привязал повод к дереву. Он проделал путь к дому Рая по маршруту того вечера, с трудом вспоминая его, и поднялся на веранду. Казалось, прошло столетие с того дня, когда они были здесь вместе с Элис. Он стоял, смотрел на разгромленный дом и впервые за семь дней улыбнулся – горькой и насмешливой улыбкой. Именно этого он хотел, в этом была справедливость. Полковник вытащил из кармана и стал рассматривать на ладони маленькую золотую птичку, украшенную драгоценными камнями, которую его люди нашли во время обыска. Рубины и бриллианты сверкали на закатном солнце. Элис бы она понравилась, подумал он, прекрасный образчик работы Рая.
      Полковник сжал пальцы с такой силой, что украшение больно врезалось в ладонь. Элис была мертва, и то, что от нее осталось, было похоронено. Никогда Элис не увидит эту птичку.
      Развернувшись, полковник сошел с веранды и пошел прочь от дома. Мертвая тишина здания радовала его. Он отвязал повод и, перед тем как сесть на лошадь, обернулся. Послезавтра их казнят, до того как прибудет новое командование, и никто не помешает ему сделать это. Именно этого он жаждал, в этом было его возмездие.

Глава 5

      Как Нанда и предполагал, лагерь вымер под полуденным солнцем. Когда они приблизились к его границам, повозка остановилась. Нанда и возница рассматривали птиц в небе, а в это время люди выбрались из повозки и проникли в лагерь. За пару минут первая часть плана была выполнена. Затем повозка подъехала к входу, и Нанда сказал патрульным, что ему нужно видеть полковника.
      Через четверть часа разрешение на визит было получено, и Нанда, отводя взгляд от маленьких деревянных крестов, отмечавших могилы, разбросанные по всему лагерю, двинулся по главному проезду к офицерской столовой. Ему было стыдно за бунтовщиков, но он их понимал, и, кроме того, он знал, что полковник в своем возмездии за бойню зашел слишком далеко.
      Возница доставил Нанду к столовой и получил указание ждать. Нанда знал, что встреча с полковником не займет много времени, так что действовать нужно быстро. Оправляя рукава, он кивнул часовому у двери и вошел внутрь.
      Тюремный блок, на счастье, был рядом. Возница спрыгнул с повозки и подошел к солдату, на которого ему прежде указал Нанда.
      – Эй, солдат, – прошептал он, – у меня есть кое-что для тебя. – Он улыбнулся и достал пакет. Это была пачка открыток, которые привлекли внимание солдата. – Вон там, – кивнул он на задок повозки, – прекрасные снимки… – он опять хитро улыбнулся, – фотографии девушек, белых девушек…
      Солдат встал, в нем затеплился огонек возбуждения, и, покинув пост, направился за возницей к повозке.
      – Покажи. – Солдат потянулся к пачке. Он не желал платить, не убедившись в качестве. Возница, действуя по инструкции, развязал пачку. Он присел на корточки и разложил несколько порнографических снимков на земле, так что солдат был вынужден тоже присесть. Они сидели лицом к лицу, и, когда возница увидел, что внимание солдата приковано к фотографиям, он подал сигнал, а сам начал медленно доставать открытки из пакета.
      За считанные секунды люди Нанды проникли в тюрьму. Они сняли часового, ударив его по шее, взяли у него ключи и добрались до камеры, где сидели отец и сын Рай. Нужно было спешить, так как часовой пробудет без сознания всего несколько минут.
      – Индраджит Рай! – Один человек отпер дверь, а другой остался на страже. – Индраджит Рай… – Он говорил совсем тихо, чтобы не услышали другие узники. Когда он приоткрыл дверь, ему пришлось прикрыть рот и нос рукой от смрада, наполнявшего камеру. Джагат поднял голову. Он стоял на коленях и смачивал лицо остатками воды. Увидев вошедшего, он распрямился, его ноги подгибались от слабости.
      – Малика Шукер! Слава Богу… – Его голос дрожал. – Мой отец… Он слишком болен… Он…
      Вошедший прикрыл его рот своей рукой:
      – Мы вернемся за вами вечером, не сейчас; Нанда в лагере, его могут заподозрить и задержать. – Малика вытащил нож из-за пояса. – Вот! Вечером, когда услышишь клекот орла, позовешь стражника. Используешь это… – Он нервно оглянулся. – Будь готов, когда стемнеет; мы не сможем проникнуть сюда, но будем ждать. Путь до границы лагеря будет свободен, побежишь туда, пригибаясь, а мы тебя прикроем. Слушай орла… – Он двинулся к двери. – Это будет знак, ты явственно услышишь…
      Стражник застонал, и Малика заторопился. Когда Джагат подбежал к двери, она уже защелкнулась. Он бросился на нее с воплем и упал на пол. У него появился шанс, он мог бы его использовать. Но ему не выбраться живым, таща на себе отца, не успеть добраться до границ лагеря. Он закрыл лицо ладонями. Может ли он оставить отца? Он тер глаза кулаками, пытаясь остановить слезы отчаяния. Как поступить?
      – Рай?
      Джагат замер.
      – Рай? Отвечай!
      Глазок в двери был откинут, стражник заглянул в камеру:
      – Рай?
      Джагат хрипло отозвался. Стражник двинулся дальше. Он никогда не делал обхода до заката, но сегодня он отключился, заснул прямо на посту и, очнувшись, обнаружил, что уткнулся головой в стол. Раньше с ним этого никогда не случалось, и он нервничал.
      Успокоенный тем, что все в порядке, стражник удалился на свой пост. Джагат постоял, растирая ноги, и вернулся к отцу.
      «Я не могу оставить его, – подумал он, становясь на колени и обмакивая тряпку в воду, – я не могу!» Отчаяние пронзило его. Но когда он положил руку на лоб отца, то осознал, что сможет. Его отец был мертв.
 
      – Господин Нанда, я не понимаю, какое отношение ко мне имеют эти постановления магараджи! – Полковник сидел во главе длинного обеденного стола и глядел через весь стол на индуса. Была б его воля, он швырнул бы Нанду в тюрьму ко всем остальным, но этот человек имел слишком большие связи по всей стране, и полковник не осмеливался. – Я был бы благодарен, если бы вы перестали отнимать у меня время! – прорычал Милз.
      Нанда поклонился, скосив взгляд в окно.
      – Но, полковник, магараджа хотел бы вашего одобрения. Он не хочет выглядеть… – Нанда оборвал речь. Он разглядел солнечный зайчик в окне и вздохнул с облегчением. – Он хотел бы действовать правильно, сэр. – Сигнал был, и, значит, Малике все удалось. – Возможно, я могу его уверить в вашем одобрении? – Он умудрился долго говорить ни о чем и теперь хотел удалиться.
      – Да, да! Если это все, то да! Ради Бога, дай мне поработать!
      – О, благодарю от всего сердца, господин полковник! – Склонившись, Нанда попятился к двери. – Благодарю за прием.
      Он глянул снизу вверх на полковника и увидел, что тот уже забыл о нем. Нанда не обиделся. Он получил то, за чем пришел, – полковник потерял пятнадцать минут. Улыбаясь про себя, Нанда вышел из комнаты.
      Небо было черным. Низкое, темное облако полностью затянуло его, заслонило луну и звезды, отрезало свет; горячий воздух застыл возле земли, увлажняя ее.
      Джагат Рай сидел, держа холодную руку отца, и глядел через зарешеченное окно на черное небо.
      Он ждал. Он не знал, как долго он вот так сжимал отцовскую руку, он не ощущал ничего, кроме тишины. Тишина обволакивала. Он ждал крика орла с таким напряжением, что все тело окаменело и, казалось, готово ждать вечность.
      Затем дважды раздался крик. Первый раз он был приглушен, смягчен облаком, второй раз ясен и чист, как если бы птица кружила над головой. Это был сигнал – они пришли за ним. Джагат посмотрел на отца, поцеловал его ледяной лоб и погладил по лицу. Затем встал, вытащил нож из-за пояса и подошел к двери. Изо всех сил он забарабанил кулаками в дверь и стал звать стражу. Он кричал, что его отец умер, так как это был единственный способ открыть дверь. Как только охранник вошел в камеру, Джагат бросился на него сзади и мгновенно перерезал ему горло.
      Нанда тоже ждал. Вместе со слугой он сидел на обочине дороги поддеревьями и каждые несколько минут глядел вдаль. Они были в сорока милях к западу от Морапура, на границе с соседним княжеством. Далее дорога шла на Балистан, который не был под британской юрисдикцией.
      И вот вдали показалось облако пыли. Он поскакал навстречу всадникам и, заметив, что их только двое, перешел на шаг.
      – Джагат? – Он узнал сына своего друга. – Что случилось? Отец?..
      Джагат опустил голову. Он не мог взглянуть на Нанду.
      – Умер? – Нанда дотянулся рукой до юноши. – Что?.. – Он увидел боль в его глазах и остановился. – Идем, ты должен передохнуть… – Повернув лошадь, он поехал к слуге, ждавшему со свежими лошадьми.
      Слуга поставил котелок с водой на огонь. Джагат сидел возле костра, и лицо его, озаренное пламенем, казалось намного старше, чем должно быть в восемнадцать лет. Он молча пил чай, с облегчением думая, что может пить его, не чувствуя себя виноватым. В отличие от отца Джагат в тюрьме ел, чтобы выжить, но каждый кусок был для него падалью, так как его готовили не по правилам его веры.
      Нанда глядел, как Джагат пьет, и печаль от потери друга отягощалась глубокой жалостью к юноше. С помощью магараджи он спас ему жизнь, но потерял Рай очень много. Британское правительство конфисковало его наследство, он никогда не сможет жить на родине. Он избежал казни, но Нанда не был уверен, что это лучше, чем постыдная жизнь изгнанника.
      – Джагат?
      Юноша взглянул на Нанду.
      – Время ехать. Ты должен пересечь границу до того, как тебя хватятся.
      Джагат не шевельнулся.
      – А мама, где она?
      – Она в безопасности, скрывается, и будет ждать, когда ты пришлешь за ней. – Нанда встал. – Пожалуйста, Джагат, поезжай!
      Джагат кивнул и медленно поднялся. Они пошли к лошадям, а слуга стал гасить костер и уничтожать его следы. Мужчины поглядели друг на друга, и Нанда обнял юношу:
      – Джагат, ты отомстишь за это убийство, ты найдешь способ.
      Джагат прижался к Нанде, ощутив себя ребенком.
      – Я знаю… – Голос его дрогнул, и он отвернулся.
      – Вот. – Нанда подал ему кожаный кошелек. – Документы, письма магараджи, деньги… – Он подождал, пока Джагат поймет сказанное, а затем вытащил пакет. – Джагат, когда солдаты ушли, твоя мама вернулась в дом… – Он увидел, как юноша вздрогнул, ужаленный мыслью, что дом разграблен. Нанда дал ему прийти в себя. – Это она нашла и хотела, чтобы ты взял с собой. – Он развернул пакет и положил на ладонь маленькую драгоценную птичку, возможно, самую изящную вещицу из сделанных Индраджитом. Джагат взял ее. – Вторая исчезла, а эта…
      – Все, что осталось! – гневно вскрикнул Джагат. – Это! – Он сжал птичку в кулаке и взглянул на Нанду. – Вот оно, британское правосудие, в которое верил отец.
      Нанда услышал холодную ярость в его голосе, и его сердце забилось. Ярость мальчику пригодится.
      – Да, – прошептал он настойчиво, – это британское правосудие, благодаря которому погиб твой отец! – Он сжал руку Джагата. – Помни это, – внушал он, – каждый раз, глядя на птичку, вспоминай об этом! – Нанда хлестнул лошадь, Джагат поскакал.
      – Скачи быстрее ветра! – крикнул Нанда.
      Юноша оглянулся. Его взгляд был так похож на отцовский, что сердце Нанды екнуло.
      – Давай! Вперед! – закричал он.
      Вглядываясь в темноту, он смотрел вслед всаднику, пока тот не превратился в крошечную точку на горизонте, а стук копыт не растворился в шорохах ночи.

Часть II

Глава 6

       Лондон, март 1965 года
      Длинный черный «бентли» Мишеля Харви подъехал к сектору вылетов аэропорта Хитроу. Водитель вышел, позвал носильщика и открыл багажник. Багаж был погружен на тележку, носильщик повез его на регистрацию, а водитель сел обратно. Взглянув в зеркало, он обнаружил, что стеклянная перегородка в машине поднята, и стал ждать дальнейших указаний, глядя прямо перед собой.
      На заднем сиденье Мишель Харви прощался с женой. Он взял ее левую руку и взглянул на кольцо с бриллиантом в три карата. Ее рука свободно лежала на ладони мужа.
      – Сюзанна!
      Она повернулась к нему с бесстрастным и холодным выражением лица.
      – Я буду на вилле через пять дней. У Маргарет есть мой маршрут и расписание полетов, держи связь через нее.
      Сюзи кивнула.
      – Думаю, ты захочешь что-нибудь купить. Сезон приближается.
      Она опять молча кивнула. Мишель достал из нагрудного кармана толстую пачку пятидесятифунтовых банкнот и осторожно положил ей на колени.
      – Сюзанна!
      Она посмотрела на деньги и отвернулась, ее лицо выражало отвращение. Мишель сжал ее пальцы, зная, что алмаз вопьется в кожу.
      – Спасибо, Мишель, – помолчав, сказала Сюзанна.
      Он покачал головой, продолжая сжимать руку, и спокойно спросил:
      – Ты ведь будешь помнить то, что мы обсудили, не так ли, Сюзи?
      Он ждал ответа, медленно сдавливая ее пальцы. Она морщилась от боли, но молчала.
      – Я задал тебе вопрос, Сюзанна! – Он внезапно дернул ее руку, заставив вскрикнуть от боли. Ее длинные, изящные пальцы побелели от этой мертвой хватки. – Больше этого не потерплю, – прорычал он. Другой рукой он повернул ее лицо к себе, при этом его ногти вонзились ей в щеки. – Я долго терпел, в обществе считают, что ты содержишь мужчину, сутенера, надо мной смеются, Сюзанна, а я этого не хочу! – Он отпустил ее, и, сдерживая слезы, она уронила голову на грудь. – Ты поняла меня?
      Подавив желание закричать, она кивнула.
      Мишель резко отпустил ее ладонь, и острая боль пронзила ее запястье, когда кровь прихлынула к пальцам.
      – Больше я этого не потерплю, – спокойно проговорил Мишель, поправляя пиджак, как будто ничего не произошло. – И не пытайся лгать мне, Сюзи, я все про тебя знаю. – Он нажал кнопку звонка. – Всегда все знаю.
      Через секунду водитель распахнул дверь, Сюзанна устало ступила на мостовую, дрожа от холодного утреннего воздуха, и взяла Мишеля под руку, провожая его к стойке регистрации. Сюзанна улыбнулась юному блондину за стойкой, прикидывая, относится ли он к тому же типу, что и Мишель.
      Муж обернулся к ней, поцеловал, взял кейс из рук водителя и зашагал к стойке паспортного контроля.
      – Прощай, Мишель, – пробормотала она и медленно направилась к машине.
      Тем же утром Сюзанна Харви вышла из магазина. Она потратила все деньги Мишеля. Деньги были единственным, что ей нравилось в этом браке. Только по этой причине она вышла за Мишеля замуж.
      Сюзи придержала дверь для юноши, следовавшего за ней с четырьмя громадными сумками. Его взгляд был прикован к ее аппетитному задику, плотно обтянутому мини-юбкой. Такси ожидало, и на счетчике уже набило более четырех фунтов. Увидев Сюзанну, шофер выскочил и открыл заднюю дверь, не отрывая взгляда от ее роскошных бедер, которые были щедро выставлены на обозрение, пока она влезала в салон.
      Закинув ногу за ногу, она расправила мягкую замшу высоких сапог и взглянула на шофера, взгляд которого теперь спустился к ее ногам.
      – Сумки!
      – О, конечно, простите… – Смутившись, он закашлялся и повернулся к юноше из магазина, взял у него сумки и сложил их на переднее сиденье. Высунувшись в окошко, Сюзанна протянула юноше чаевые и нервно оглянулась. Удостоверившись, что за ней никто не следит, она успокоилась и немного расслабилась.
      – Куда, миссис Харви? – Водитель взглянул на нее через плечо. Не каждый день удается увидеть такие ножки.
      – Домой, конечно, – ответила она угрюмо. Несмотря на покупки, ее настроение не улучшилось.
      «Конечно, домой, – пробормотал водитель про себя, встраиваясь в движение. – Какие печальные мысли одолевают тебя, милочка, я ведь прав?..»
      Майор Филипп Милз вошел в квартиру, кинул ключи от «Мерседеса» Сюзи в пепельницу в прихожей и, сняв пальто, позвал Сюзи. Он посмотрел в зеркало и поправил прическу. Загар делал его угловатое лицо выразительным, а волосы выгорели добела. Он улыбнулся и позвал еще раз:
      – Сюзи! Дорогая! – Он с нетерпением ждал ее. Филипп заглянул в столовую, затем в спальню и понял, что Сюзи вышла. Расстроившись, он прилег на диван и, закурив, потянулся за свежим «Вог». Это было Сюзаннино гнездышко, здесь она останавливалась, когда бывала в Лондоне, не желая возиться с устройством дома на Риджент-парк. Это был подарок мужа. Филипп помогал обставлять квартиру, вместе с Сюзи они покупали мебель, выбирали кровать. Естественно, он чувствовал себя здесь как дома.
      Положив подушку под голову, он открыл журнал, достал другую сигарету и пристроил пепельницу на подлокотнике дивана. Проглядел броскую рекламу, пробежал ряд статей, затем загасил сигарету, закрыл глаза и задремал. Было одиннадцать часов утра, он только что прилетел из Дели.
      – Филипп! Дорогой! – Сюзанна застыла в двери с маленькой сумкой в руке, позади нее шофер такси тащил остальной багаж. – Я не ждала тебя ранее полудня! – Она оглянулась на шофера: – Оставьте все здесь.
      Порывшись в кошельке, она протянула таксисту деньги и поблагодарила его. Как только за ним захлопнулась дверь, Филипп скинул туфли. Он сел на диване, выглядывая в коридор.
      – Сюзи?
      В ответ донесся шелест одежды, затем стук каблучков по паркету. Он ждал.
      – Потерял меня? – Она стояла у двери в черных трусиках и сапогах. Округлые груди и длинные ноги были одинакового орехового цвета. Она откинула каштановую прядь с плеча и улыбнулась.
      – Боже мой… Я… – Он протянул руки: – Иди сюда…
      Она подошла и стала перед ним, а он принялся целовать ей грудь, спускаясь от шеи вниз к затвердевшему соску. От нахлынувшего желания у нее захватило дух. Она хотела его. Их секс был для нее, как наркотик.
      – Ну, давай, покажи мне, – пробормотала она, прижимая его руку к холмику между ног. Став перед ним на колени, она расстегнула ему ремень. – Покажи, какой он большой…
      Филипп встал и, не одеваясь, прошел из спальни в кухню заварить чай. В гостиной зазвонил телефон, Филипп хотел подойти.
      – Нет! – Сюзи вскочила с постели.
      Его рука замерла на трубке.
      – Я возьму, дорогой, – сказала она небрежно, пытаясь скрыть напряжение. – И, пожалуйста, надень что-нибудь, неизвестно, кто вдруг завалится сюда.
      Филипп внимательно смотрел на нее, пока она говорила по телефону, не обращая на него внимания. Потом пошел на кухню.